Текст книги "Советник юстиции"

Автор книги: Иван Кацай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

ПОЖАР

Стояла тихая летняя ночь. На таежный поселок Большая Речка с лесистых гор опустилась прохлада. Звезды ярко мерцали в чистом безоблачном небе. Поселок мирно спал. Лишь изредка раздавался отрывистый лай собак, да слышался приглушенный шум горной порожистой реки, огибающей село.

Сторож Фатей неторопливым шагом еще раз обошел магазины со складскими помещениями и вернулся в свою будку. Кругом стояла тишина. Искурив цигарку едкого самосада, Фатей прикорнул на топчане и сам не заметил, как погрузился в крепкий предутренний сон.

А через час сторож быстро вскочил на ноги, ибо все кругом содрогнулось. Он торопливо вышел из сторожки и замер от чудовищного зрелища: шагах в пятидесяти от него горели продовольственные склады магазина. Огонь уже занимался под крышей, грозя перекинуться на соседние строения. Разбуженные криком люди выскакивали из своих домов и устремлялись к пожару. Вскоре появились ведра, багры, ломы, кто-то прикатил пожарную помпу. Работали дружно, таскали из речки воду, заливали бушевавший огонь. То и дело слышны были разговоры в толпе:

– Это какой-то лиходей сотворил нам беду!

– Надо вызвать следователя, пусть все осмотрит...

Продавец Губарева, присев на корточки и обхватив голову руками, рыдала. Люди ее жалели, успокаивали, уверяли, что злоумышленник обязательно найдется.

Расталкивая багром горячие бревна, один из жителей села, Иван Коротов, увидел, что над флягой, стоявшей внутри склада, вьется пламя. Вместе с другими мужчинами он осторожно вытащил флягу наружу и затушил огонь.

– Олифа, видно, во фляге-то, – промолвил кто-то...

К утру пожар был ликвидирован, жителям села удалось спасти от огня часть товаров, склад и соседние магазины.

На допросе Губарева вела себя беспокойно, часто всхлипывала, просила поскорее найти виновника пожара. На вопрос: была ли у нее недостача, отвечала отрицательно. И действительно, три месяца назад у нее проводилась инвентаризация и недостачи не обнаружено. В порядке были складские ценности и в предыдущие инвентаризации. В Путинцевском отделении продснаба Губарева была на хорошем счету.

– Наша Таня, – говорила бухгалтер Снежко, – всегда справляется с планом, аккуратно отчитывается, недостач никогда не имела, поджечь магазин она не могла и смысла ей в этом не было...

Первые несколько дней работы над делом не дали положительных результатов. Прокурор города Зыряновска Терещенко, за плечами которого были долгие годы работы в органах прокуратуры, хорошо знал, что, если дело сразу не пойдет и не удастся собрать доказательств, преступники останутся ненаказанными.

Старший следователь прокуратуры Анатолий Федотович Николенко, которого вызвали из области, вот уже в который раз внимательно перечитывал материалы уголовного дела, мысленно восстанавливал события в поселке Большая Речка. Сколько раз приходилось распутывать ему сложные клубки мошеннических проделок! Какова же подоплека этого пожара? Или это случайность?

Вызванная на допрос Губарева неслышно подошла к столу, присела на краешек стула. Маленькая, худенькая, с опущенной вниз головой в платочке, она, казалось, перестала дышать, и только сухо поблескивающие глаза выдавали ее внутреннее беспокойство.

– Расскажите, что вам известно о пожаре?

Губарева подняла голову.

– Что я могу сказать? – еле слышно проговорила она. – Спала я. Когда узнала, дурно стало. Обморок был. Все скажут, что я тут ни при чем.

– Как попала в склад фляга с горючим?

– Олифа была, а не горючее...

Анатолий Федотович отпустил Губареву, так и не уяснив для себя своего отношения к ней.

В кабинет следователя вошел, заметно прихрамывая, прокурор Терещенко.

– Что намерены делать дальше?

– Думаю для начала назначить документальную ревизию подотчета Губаревой, может, что прояснится. Ну и провести повторный, более тщательный осмотр сгоревших складов. Ведь всякое бывает, повторные осмотры иногда помогают.

Дав указание о производстве ревизии, Анатолий Федотович с группой рабочих леспромхоза направился к сгоревшим складам. Среди обломков полусгоревших досок, бревен, ящиков и других предметов он обнаружил два алюминиевых бидона, наполненных золой и пеплом. Но что это? Запах керосина или бензина из бидонов! Нужно взять и направить на экспертизу.

– Анатолий Федотович! – взволнованно произнес один из рабочих. – Кажется, зажигалка: вон там, в углу нашел. Лопатой копнул, слышу – звякнуло. Думал – камень. Вот смотрите, буквы на ней какие-то.

Следователь протер зажигалку, и все увидели на шлифованной ее поверхности выгравированные инициалы: Е. А. Т.

Месяц неустанной работы пролетел незаметно. Получено заключение химической экспертизы, проведена документальная ревизия. Идет очередной допрос Губаревой.

– Вам предъявляется акт химической экспертизы: в бидонах, изъятых со склада после пожара, был бензин, а во фляге – солярка. Как попало горючее на склад? Кто его привез? Ваше утверждение насчет олифы несостоятельно. Проверкой установлено, что олифа к вам не поступала.

Губарева низко опустила голову, тяжело вздохнула, кончики пальцев судорожно запрыгали у нее на коленях. Чувствовалось, что она ошеломлена таким сообщением следователя и тщательно обдумывает ответ.

Анатолий Федотович продолжал:

– Документальной ревизией установлено, что вами не оприходована фактура на 80 мешков сахара на сумму 3120 рублей. Стало быть, на день инвентаризации у вас была недостача, а ее не выявили. Каким путем вы ее скрыли?

Красные пятна выступают на лице Губаревой. Она еле заметно шевелит губами:

– Да, скрыла. Бухгалтер Снежко помогла. Выявили излишки, я их, деньги-то, домой забрала, расходовала. Фактуру не приложила к отчету. Думала, выкручусь. Недостача была бы больше, но при инвентаризации склада муж продавца Одинцовой перетащил из магазина ко мне 5 ящиков спирта на 587 рублей, да я оформила ей фактуру на неотпущенный товар на 1500 рублей. Вот и отчиталась.

– Ну, а с пожаром-то как? Кто поджигал?

– Никто. Сама я, – говорит Губарева и тут же поправляется: – Нет, не сама. Привез кто-то, а кто – не помню. Давно было.

– Ваш муж работает на машине?

– На машине. Но он ничего не знал. В отъезде был, – торопливо отвечает Губарева и пытается зачем-то встать.

– О чем, о поджоге не знал?

– Да. То есть, нет. О бензине.

Губарева втягивает голову в плечи. Потом начинает плакать. Через час она признается в поджоге складов и магазина: мол, недостача выявилась, испугалась и решилась...

– Расскажите, как это было?

Губарева несколько минут молчит, потом поясняет:

– Днем все приготовила в складе, расплескала бензин на пол и стены. Веревку в бидон окунула, конец в щель на улицу вывела. Ночью, как погас свет, в одной сорочке прибежала к складам, бросила спичку в щель – раздался взрыв, а потом пожар. Меня ажно отбросило взрывом от складов. Опомнившись, я прибежала домой, а вскорости старик-сторож пришел за мной и сказал о пожаре. Вот и все.

– Кто привез бензин, солярку?

– Сама я. Все сама. Ведрами носила с заправочной леспромхоза. А бензин, 4 ведра, взяла из машины, когда муж спал. Потом отнесла в склад.

– Ну, а солярки сколько было?

– Литров пятьдесят, полная фляга.

– Где находится заправочная?

– Километров шесть-семь от поселка.

Анатолий Федотович мысленно прикинул: пятьдесят ведер, шесть-семь километров носить на себе и чтоб никто не видел? Так не бывает. «Непременно есть соучастник», – подумал следователь.

Еще и еще раз перечитывая листы дела, допрашивая свидетелей, проводя очные ставки, сопоставляя и анализируя имеющиеся в деле доказательства, Николенко все более убеждался, что соучастником Губаревой вполне мог быть ее муж Никита – водитель машины леспромхоза.

Анатолия Федотовича настораживало поведение Губарева: растерянность при допросе, заученность показаний. Настораживало и то, что после ареста жены Губарев стал писать во все инстанции заявления, в которых навязчиво подчеркивал, что во время пожара дома не ночевал, а был в командировке в селе Путинцево. Заявления заканчивались так: «Я хотя и муж, но я противник таких преступных действий жены. Раз она сделала и созналась, то пусть и несет кару по нашим советским законам».

Николенко рассудил так. В ту ночь, когда случился пожар, Губарев действительно был в Путинцеве. Но горючее он мог привезти заранее. Кроме того, муж не мог не знать о недостаче и намерениях жены замести следы содеянного. Трижды допрошенный, Губарев вину свою в соучастии совершенного женой преступления отрицал. На каждый вызов реагировал бурно, угрожал написать «куда следует».

Большой опыт работы подсказывал следователю, что, прежде чем поджечь склады, Губарева, вероятнее всего, совершила хищение денег, а может быть, и товаров. «Не могла же она упустить такую возможность, если решилась на это, – думал Анатолий Федотович. – Тем более в бухгалтерии продснаба подтвердили, что Губарева больше месяца не сдавала в кассу выручку. Пожалуй, нужно провести еще раз обыск и неотложно».

Вечером того же дня в кабинет следователя вихрем влетел инспектор Зыряновского ГОВД Митин и на ходу произнес, протягивая скомканный листок бумаги:

– Вот, записка... У Губаревой изъяли. На волю думала передать.

Записка начиналась словами: «Держись крепко, не сознавайся, как говорил, так и говори. Насчет денег – ни слова и не доставай их оттуда, пока не пройдет суд». И далее: «Они спрашивают, почему я не говорила мужу. Я ответила, что боялась его, хотела сделать, чтобы он не знал».

На следующее утро, предъявив Губареву постановление на обыск, Анатолий Федотович вместе с работниками милиции – лейтенантом Митиным и участковым инспектором Максимовым – приступил к обыску. После долгих поисков удалось, наконец, обнаружить в курятнике закопанные в землю деньги – 2400 рублей. На огороде, в земле, на грядках, в чемодане и мешках укрыты промтовары.

Результаты обыска были большим шагом на пути к окончательному раскрытию преступления. Однако мысль о соучастниках Губаревой ни на минуту не оставляла следователя.

Осматривая газету, в которую были завернуты деньги, следователь обратил внимание на подпись сверху: «Заречная, 16». Быстро наведя справки, он установил, что по этому адресу в селе проживает с семьей Афанасий Тимофеевич Ефремов. Следователь задумчиво обводил карандашом эти три слова, пока невольно не пришли на память знакомые инициалы: Е. А. Т. Зажигалка!

На очередном допросе Губарев уже не стал отрицать свою причастность к поджогу складов, но заявил, что он только привез на своей автомашине четыре ведра бензина и флягу солярки и затащил все на склад. Поджигали другие, а кто, он не знает. Говорил Губарев много и путанно, часто берясь зачем-то руками за голову, тяжело вздыхал и винил во всем свою жену. В рассказе невольно упомянул фамилию Ефремова. Об этом человеке следователь уже слышал от других сельчан.

Причем говорили о Ефремове, как о пьянице, человеке угрюмом и замкнутом. Со слов свидетелей, Ефремов часто бывал в магазине Губаревой, брал в долг водку и другие товары, да и вообще с Ефремовым они дружили и водили компанию.

– Ну, а что вам известно насчет денег, обнаруженных у вас в курятнике и, кстати сказать, завернутых в газету с адресом Ефремовых?

Губарев некоторое время молчит, затем, беспокойно заерзав на стуле, выдавливает:

– Деньги-то жена принесла. Перед пожаром.

И Губарев далее пояснил, что про деньги он раньше не знал, но однажды, когда его жену привозили из Зыряновска в Большую Речку для снятия остатков в магазине, то она ему на ходу шепнула:

– Там, в палисаднике, под тополем, в зеленой кастрюле 6000, смотри,чтоб не сперли.

По словам Губарева, кастрюлю с деньгами он выкопал и перепрятал в огороде у забора.

Про товары он знал, ругал жену, зачем она их натащила столько. Лучше бы денег больше принесла, а с товарами можно легко попасться. Часть товаров жена отдала Ефремову, а часть своим сестрам.

Анатолий Федотович достал из стола обнаруженную на месте происшествия зажигалку и, протянув ее Губареву, спокойным тоном спросил:

– Можете сказать, чья это зажигалка?

Губарев некоторое время крутил зажигалку в руках, деловито рассматривая ее, затем твердо произнес:

– У Ефремова видел ее. И буквы эти на ней были.

Следователь одобрительно кивнул головой, сделав вид, что он верит Губареву...

Произведя обыск в доме Ефремовых и обнаружив чемодан, набитый новыми товарами с этикетками, следователь вызвал на допрос Ефросинью Ефремову.

– Откуда у вас товары в доме? – задал он первый вопрос допрашиваемой.

– Губарева дала, сыночек. Вот те истинный крест, не вру. Думала, доброе она делает. А она сама села и нас за собой тянет. Не знала я...

– Ну, а с деньгами как? – спокойно спросил следователь.

– Деньги-то? Деньги принесли к нам в дом ребятишки: сын мой Вовка да Губарев Борька. Сказали, что нашли, просили спрятать. Я и спрятала. Потом вскорости приходит сам Губарев и заявляет: «Не отдашь деньги, пойду заявлю в милицию. Ну я и отдала ему эти деньги, завернув в газету». Она помолчала.

– Был грех, взяла я половину денег-то, – неожиданно откровенно сказала Ефремова, – думала, что ребятишки нашли их. Не знала, что ворованные...

В тот же день Ефремова принесла спрятанные ею 2900 рублей.

Располагая теперь уже солидными доказательствами, к Анатолий Федотович начал готовиться к допросу Афанасия Ефремова.

Ефремов явился несколько раньше назначенного времени. Высокий, седой, с пышной не по годам шевелюрой спутанных волос, он прошел на середину кабинета и сразу как-то заполнил собой всю комнату. Узнав, зачем его вызывали, он помялся, переступил с ноги на ногу, волнуясь, спросил:

– Про пожар интересуетесь?

– Да, про пожар, – спокойно ответил следователь и добавил: – Чистосердечное признание будет учтено судом, рассказывайте.

Анатолий Федотович смотрит в глаза Ефремова. Тот, в свою очередь, глядит на следователя. Потом проводит руками по лицу. Тяжело, взволнованно дышит.

– Чего тут рассказывать, – махнув рукой, выдавливает, наконец, Ефремов. – Я тут пользовался в народе слухом, что зажигалку нашли. И пацаны разболтали... Купила нас, подлая, а потом вот выдала. – Голос его дрожит, прерывается. Глаза гневно сверкают. – Водку без денег давала. А после – помоги, говорит, концы спрятать. Недостача выявилась. Денег, опять же, барахла разного дала. Говорила, если все удачно обойдется, тыщи две еще даст. Потом намекнула, что сделать надо. Ну и... – он широко разводит руками и с шумом их опускает: – Вы только сына пожалейте, не виноват он, глупый еще, не мог отказаться, супротив отца пойти.

– Кто поджигал склады?

– Оба мы. У меня спички-то, видать, отсырели. Зажигалку достал. Веревку сын отыскал, что в щель просунута была из склада, дернул за веревку, слышно было, как одна фляга опрокинулась, запахло бензином. Помог, стало быть...

Ефремов замолкает, гнется к полу, затем продолжает:

– Не успел я чиркнуть зажигалкой, как раздался взрыв, все вспыхнуло. Потом вернулись домой, легли спать. А вскорости разбудила соседка Короткова и сообщила про пожар. Ну мы с Витькой и пошли. Тушили пожар.

– Горючее в склад когда привезли?

– Дня за два до пожара.

– Где брали фляги?

– Губарев Никита доставал. Я погрузить, в склад занести помог. Остальное он сам. И горючее и веревку придумал.

В тот день Анатолий Федотович вынес постановление об аресте Губарева и Афанасия Ефремова, а спустя несколько дней был взят под стражу и Виктор Ефремов, ранее судимый за кражи.

Когда все стало на свои места, следователь решил еще раз подробно поговорить с основной виновницей происшествия – Губаревой. На допросе она вела себя спокойно, без тени смущения и притворства: догадывалась, что следствию все давно уже известно, и не пыталась увести его в сторону. Рассказывала долго, все по порядку, как было.

С Ефремовым они часто выпивали. Тот с сыном брал у нее в магазине водку и товары без оплаты. Задолжали ей 500 рублей. Кроме того, у нее у самой была недостача, возмещать которую было нечем.

Однажды, когда выпивали у них дома, Губарева, расстроенная предстоящей ревизией, воскликнула: «Сгорел бы этот магазин, что ли? Надоел он мне, и беды через него не оберешься!». Сидевший за столом Афанасий Ефремов бросил ей в ответ: «А что? Может и сгореть... Я знаю: годов пять назад в Зыряновске склады подожгли – и концы в воду. Все сгорело, и виновных не было».

С этого времени Губарев и Ефремов стали строить планы по поджогу магазина. По показаниям Губаревой, ее муж боялся вмешиваться в это дело. После долгих уговоров он привез на автомашине горючее и поставил его в склад, накрыв брезентом. А в день поджога специально уехал из дома в Путинцево, чтобы отвлечь от себя подозрение...

Так завершилась история инсценированного пожара. Анатолий Федотович Николенко решительно захлопнул плотные корочки пухлого дела, как бы подытоживая этим жестом многодневную, кропотливую работу. Даже огонь – эта грозная стихия – не помог преступникам.

Г. Г. ИЛЯШЕНКО,

начальник следственного отдела

прокуратуры

Восточно-Казахстанской области.

ВЫСТРЕЛ НА ОХОТЕ

Прибывшему на место происшествия следователю Энбекши-Казахского района Суиндыкову без труда удалось установить, что юноша Василий Кель убит из охотничьего ружья.

Обгорелые клочки бумаги с типографским шрифтом и обнаруженный след охотничьих сапог пока не могли дать ответа на вопрос: «Кто же убийца?» К тому же при слабом свете заходящего солнца немногое увидишь. Но и этого следователю оказалось достаточно, чтобы не сомкнуть глаз ночью.

Через день длинный список людей из ближайших населенных пунктов, охотников и любителей, которые могли охотиться в тот день, лежал на столе следователя. Поиск и размышления позволили выделить трех наиболее вероятных подозреваемых. У них были произведены обыски, результаты которых усилили подозрения в отношении одного – Николая Сизова. Этот сверстник и товарищ убитого имел такое же ружье 16-го калибра и сапоги с характерным отпечатком резиновых подошв «елочкой». В доме у него были обнаружены гильзы, патроны, заряженные дробью и бездымным порохом «фазан». И пыжи... с почти аналогичным оттиском знакомого типографского шрифта. Все это предстояло проверить более тщательно.

Однако следователь вынужден был поспешить с допросом, ибо узнал, что Сизов собирается ехать к родственникам в Алакульский район и уже приобрел билеты на поезд.

Собственно, это нельзя было назвать допросом. Они просто беседовали. Да, Сизов не отрицал, что в тот день был на охоте. Да, он израсходовал один патрон, но стрелял по воробьям. Василия Келя на охоте не видел. Да, это был его лучший друг... Был... Следователь и верил и не верил. Особенно настораживали молчаливость и почти «равнодушие» к судьбе лучшего друга...

Результаты экспертизы все поставили на свое место. Данные судебно-медицинской, трасологической и баллистической экспертиз убедительно свидетельствовали о причастности Сизова к убийству. Следы сапог на месте убийства были его, идентичность пыжей и патронов с порохом, образцов дроби были научно подтверждены. Сизов рыдал с отчаянием человека, долго сдерживавшего тяжелый душевный груз: он убил товарища... Но остался ли он сам товарищем? Нет! Бросил его в самый отчаянный момент, когда раненого можно было еще спасти...

Однако мы знаем, что признания виновного еще слишком мало для успешного завершения дела. К тому же, по его словам, здесь была роковая случайность. Как это доказать, обосновать? Как объяснить отсутствие причин намеренного убийства?

Перед следователем сидит молодая девушка Лена К. Она волнуется, но на вопросы отвечает искренне и четко. Да, она знала и Василия Келя и Николая Сизова. Это были хорошие .парни, скромные, веселые. Она дружила с ними, она и еще одна девушка... Маша Н. Вместе в кино ходили, проводили свободные вечера в клубе или у знакомых.

– Они никогда не ссорились? – спрашивает следователь.

– Что вы! – удивляется девушка, – никогда. Правда, иногда дулись друг на друга. Но это так, ненадолго. Потом мирились и опять были неразлучными друзьями.

– Парни хорошие, – подтверждает и Маша Н., – только Василий мне нравился больше.

– Почему? – прерывает девушку следователь.

– Он был как-то серьезнее, взрослее, что ли. Мне это трудно объяснить. Проще как-то, никогда не зазнавался...

– Из-за чего Сизов мог убить вашего сына Василия? – спрашивает следователь отца Келя.

– Не могу сказать. Просто не могу. Они были неразлучными друзьями.

Суиндыков спрашивает родителей Сизова. Первым дает показания отец:

– Я человек рабочий. В семье достаток. Сына мы не баловали. В школе был послушным. И друзей у него было немало, а с плохим человеком редко кто дружит, особенно в юности.

– Сын не выпивал?

– Нет, этого порока за ним не замечалось. И друзья его вели себя всегда скромно. Словом, мне не в чем упрекнуть своего сына. По крайней мере, до этого страшного случая...

– Вы сами купили ружье сыну?

– Нет. Ружье давно в доме. Но я к охоте почти равнодушен, а вот сын пристрастился. Частенько бродил с ружьем по полям...

– Чем он кроме охоты интересовался? Чем был увлечен?

Все эти вопросы заставили отца Сизова глубоко задуматься: знал ли он своего сына? Да, Николай не был избалованным ребенком, и это нравилось его родителям. Они любили его за это и многое ему прощали, во многом, оправдывали. Николай бросил школу, учился на моториста, хотел стать рыбаком, приобрести еще какую-то специальность. Однако время шло, а поиски жизненного пути ничем реальным не завершались. Только охота, а вернее, бесцельное хождение с ружьем по полям в какой-то мере и были его «истинным призванием».

– Не знаю, как и ответить вам, – нарушает, наконец, долгое молчание Сизов-старший. – Он ведь был очень молод. О каких серьезных увлечениях можно тут говорить?

Примерно о том же рассказывает следователю и мать.

Суиндыков прекращает допрос. Ему многое становится ясным. Николай рос добрым, но безвольным ребенком. Ему незнакомо было чувство ответственности перед родителями, перед товарищами, перед обществом. Это и определило мотивы его поведения в труднейшей жизненной ситуации.

Суиндыков порой изумлялся тому, как страх перед неминуемой расплатой совершенно лишил Сизова всех человеческих достоинств. Следователю приходилось тратить немало сил, чтобы продолжать разговор.

– Расскажите, Сизов, как вы убили Василия? – спрашивает Суиндыков.

– Я не убивал! – трагическим голосом вскрикивает подследственный и заливается слезами.

– Успокойтесь, – тихо говорит Суиндыков. – Вы были на охоте вдвоем, и ваш товарищ убит. Как это случилось?

Наконец Сизов начинает рассказывать.

Они с Василием шли по степи уже несколько часов, а дичь все не попадалась. В поле грязно и сыро, юноши устали. Немудрено, что они обрадовались, когда увидели двух уток, летевших к маленькому заливчику. Не сговариваясь, друзья бросились к соблазнительной добыче. Чуть впереди и слева – Василий, правее и сзади – Николай. Велик охотничий азарт. Еще и уток не видно, а Николай взводит курок и кладет палец на спусковой крючок. И тут происходит непоправимое: раздается выстрел – Василий падает.

– Я сразу и не сообразил, что случилось, – рассказывает Николай, – кинулся к Василию, наклонился над ним, вижу, он умирает. Весь заряд дроби попал в него. Ведь мы были совсем рядом...

– Ну, а потом?

– Я хотел поднять Василия и отнести домой. Но как представил эту картину, мне стало страшно. Я схватил ружье и бросился бежать, потом вернулся, положил ружье и стал собирать валявшиеся вокруг бумажки. Мне показалось, что это пыжи из моего ружья. А дальше... вы знаете все сами.

– Знаю, но никак не могу понять вашего поведения. Ведь можно выбежать на дорогу, позвать на помощь, сообщить родителям. Так поступил бы не только друг, но и любой посторонний человек. А вы предали друга...

Сизов в ужасе молчит. Он думает о суде, о том, как встретится с огромным шумящим залом, где будут его друзья и родственники. Незримо будет присутствовать на суде его друг Василий. И никто из присутствующих не простит ему минутного малодушия, рожденного всем образом его безответственной жизни.

У. Т. БУРАНБАЕВ,

начальник следственного отдела

прокуратуры

Алма-Атинской области.