Текст книги "Советник юстиции"
Автор книги: Иван Кацай
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)
Затем признается Малинин.
Но для полной картины преступления не хватало показаний самого директора комбината.
Следствие длилось уже пятый месяц. Кое у кого из коллег Столяра возник вопрос: «А может, пора закругляться?»
– Рано, – говорил Столяр.
– Ты серьезно убежден, что следствие еще рано заканчивать? – заинтересовался настойчивостью следователя и прокурор области.
– Абсолютно убежден, – заверил его Иван Лукич. – Я не сомневаюсь в связах Горожанкина, например, с начальником кредитного отдела Каратальского районного отделения Госбанка. Не сомневаюсь, что и Пак – ловкач из ловкачей, и очень опасный.
– А сумеешь доказать?
– Сумею, Баиш Хасанович, обязан.
И вот новые документы. Их немыслимо опровергнуть. Пак сдается.
– Ладно, – решился он на полное признание. – Спрашивайте, гражданин следователь.
– Говорите о главном: о ваших преступных связях с Горожанкиным.
Пак, однако, умолк в нерешительности.
– Тогда я скажу, – пошел следователь в наступление. – Лично вы совместно с Горожанкиным и его сообщниками в корыстных целях нарушали порядок кредитования работ на комбинате. Так, из-за отсутствия контроля за строительством здания детсада для комбината вы совершили разные приписки, завысили расценки работ, в результате чего присвоили более 25 тысяч рублей. Далее. Незаконные кредитования и отпуск денежных сумм комбинату. – Столяр показывает документы, изобличающие Пака в получении взяток от старшего бухгалтера комбината и в том, что за счет средств комбината построил себе дом.
– Да, пакостно все... – залепетал Пак самоуниженно. – Я все, все что угодно сделаю для вас... э... для следствия...
– Приведите Горожанкина, – сказал Столяр милиционеру.
Директор комбината вошел с уверенностью, что и на этот раз удастся сохранить свои позиции. Но отчаявшийся Пак не поддержал его. Стала видна тщетность дальнейших запирательств: Горожанкин активно дополнял показания других преступников. Но даже и в этих «признаниях» он еще пытался что-то выиграть для себя:
– Только очень прошу, гражданин следователь, отметить мое чистосердечное признание!
– Не огромный ущерб, нанесенный государству, сокрушал его совесть, а страх за собственную шкуру, – говорил Иван Лукич, передавая прокурору материалы следствия.
С чувством до конца исполненного долга вернулся он в Алма-Ату. Шестимесячная предельная напряженность в следствии, усталость – все было компенсировано победой над опасным злом.
А впереди – новые трудные дела. Они требовали особой воли, оперативности и четкости.
2
Все началось с того, что в Талды-Кургане разоблачили тайно существовавшую организацию, относящуюся к всемирному «Обществу свидетелей Иеговы». Религиозное название организации – ширма. Низовая группировка иеговистов, по признанию ее вожаков, подчинялась округу, который находился в Каскелене, под Алма-Атой.
Дело о каскеленских иеговистах было передано Алма-Атинской областной прокуратуре, и его выделили в особое производство. Тов. Столяр выехал в Каскелен, чтобы подготовиться к выступлению на судебном процессе уже в качестве государственного обвинителя. В его распоряжение поступили объемистые тома с записями свидетельских показаний, протоколами следственных действий, заключениями криминалистов, с перечнем вещественных улик.
Уже первые страницы этих материалов поразили Столяра. Здесь некоторые начальные данные о вожаках Каскеленского округа иеговистов – братьях Михаиле и Николае Андибур и Александре Давыдовиче Венцеле.
Эта тройка организовывала тайные собрания верующих, где изучалась реакционная литература, прослушивались магнитофонные записи, содержащие клеветнические измышления о советском государственном строе.
В следственных делах – тысячи документов. И Столяра, прежде всего, интересуют обстоятельства, побудившие молодых людей стать на путь, враждебный Советской власти.
* * *
На второй день войны в их дом пришел посыльный из военкомата.
– Кто из вас Василий Андибур?
Василий не сразу сообразил, что нужно этому человеку.
– Ну, я Василий, а в чем дело?
Посыльный достал из папки повестку о мобилизации.
– Война... сами понимаете...
– Ни меня, ни брата это не касается, – отрезал Василий. – По нашей вере мы подданные только бога Иеговы. Наша религия не позволяет нам быть в Красной Армии.
Посыльный насторожился.
– С присоединением Западной Украины к СССР все мы живем по законам Советской страны.
– Что?! – крикнул Василий. – У нас свои законы!
Посыльный понял, что продолжать дальнейший разговор бесполезно.
После его ухода Иосиф сказал нервозно:
– Не сегодня-завтра и мне принесут такую же бумажку. Только... черта им лысого!
Часом позже братья, распрощавшись с родными, подались за село. Там они разошлись. Хотя дороги выбрали разные, цель у них была одна – в укромных местах дождаться прихода оккупантов.
В городе, где Иосиф нашел себе приют, вскоре начали властвовать гитлеровцы. Из числа предателей они создали так называемую особую националистическую дивизию СС. Иосиф охотно вступил в дивизию и взял в руки оружие оккупантов, позабыв о своих религиозных убеждениях. Он начал активно участвовать в карательных операциях против своего народа.
Вышел из «подполья» и Василий. И хотя он на службу к гитлеровцам не пошел, продолжал молить бога об уничтожении Советской власти и настраивал на это единоверцев, мешая бороться против оккупантов.
...Советские люди предъявили суровый счет предателям Родины. Оба были осуждены на длительные сроки лишения свободы.
Полного срока заключения они не отбыли: была объявлена амнистия. Но Андибуры не пожелали вдуматься в смысл гуманного помилования.
Вернулся Василий Андибур с братом Иосифом из заключения и вновь с большим усердием приняли участие в подрывной работе местной подпольной организации иеговистов. Органам Советской власти пришлось принять строгие меры для пресечения антисоветской деятельности сектантов. В поисках «лучшей доли» Иосиф переселился в далекий Каскелен. Через несколько лет туда приехал и Василий с женой и сыновьями Михаилом и Николаем. Советская власть помогла одному стать шофером, другому – окончить училище механизации.
В Каскелене вокруг Иосифа сгруппировались многочисленные родственники и земляки, по той же причине расставшиеся с Украиной. Только из одного села Ролив их прибыло около тридцати человек.
Так началось создание каскеленского округа реакционной секты. Михаил и Николай, уверовавшие с помощью родителей в бога Иегову, удостоились в ней руководящих постов. К ним примкнул каменщик Александр Венцель, 1939 года рождения.
Поздравляя тройку с оказанием ей доверия, Иосиф Андибур напутствовал:
– Крепче действуйте. Но и очень, очень осмотрительно.
Но у младших Андибуров и Венцеля было уже предостаточно понятий о конспирации. Они детально вникают в каждое указание, в каждую инструкцию из комитета восточного отдела секты, с которым связались. Эти документы тщательно изучают и их подчиненные – слуги групп и руководители различных кружков.
Михаил проводит специальное совещание и дает брату Николаю особое поручение:
– Будешь вести строжайшую проверку положения дел на участках округа. Не забывай при этом: к нам может пролезть под видом верующего сотрудник из милиции. И при агитации за вступление в секту смотри в оба: достойного ли человека приглашаешь. Предупреди о том и своих подчиненных.
Такие обязанности были возложены и на Венцеля, получившего пост слуги группы.
...Столяр внимательно прослеживает по документам отдельные моменты в деятельности иеговистов. Здесь чрезвычайно важна буквально каждая деталь.
Вот довольно существенные факты того, как впоследствии каскеленский округ начал расширяться. О его существовании узнают через доверенных лиц иеговисты Талды-Кургана. Там создается обвод, подчиненный округу.
Обвод собрал под свое крылышко морально разложившихся людей. Наиболее «выдающихся» Андибуры ставят во главе талды-курганской организации. Чем же заслужили они такую честь?
Столяр вдумчиво изучает следственные данные об этих отщепенцах.
Шипунов А. Т., 1913 года рождения. Образование – 5 классов. Шофер. Дважды судим. В первый раз приговорен к 10 годам лишения свободы за сотрудничество с гитлеровскими оккупантами. Вторично – к 4 годам, также за государственное преступление.
Доможаков Петр, 1925 года рождения. Образование – 7 классов. Торговый работник. Ранее судим.
Тисовский М. В., 1910 года рождения. Образование – 4 класса. Рабочий ремонтно-дорожного участка. За государственное преступление приговаривался к 10 годам лишения свободы.
Кононов М. С., 1923 года рождения. Образование – 5 классов. Печник. Также отбывал 10 лет наказания за опасное преступление перед Родиной.
Столяр изучает обстоятельства дела, консультируется со следователем. Даже дома не дает ему покоя мысль о преступлениях иеговистов. И более всего тревожит Ивана Лукича то, что они стремятся воспитывать своих детей в духе абсолютной враждебности ко всему советскому.
Из памяти Столяра никак не выходила его встреча с ребятами, посещавшими подпольные детские собрания. У них бледные изможденные лица. Когда-то были они жизнерадостными, у каждого были свои интересные увлечения, мечты. «Духовные братья» округа постарались за короткий срок порядком отравить их ядом иеговистской идеологии. И теперь эти мальчики и девочки походили на детей, измученных страшным недугом. Казалось, всю свою жизнь, с рождения провели они в темницах, лишенные всяческих человеческих радостей.
– Скажите, чего бы вы хотели сейчас?
Дети молчали. И не удивительно, так как Андибуры и Венцель прочно внушили им жесткое правило:
«Ни в коем случае не вступать в откровенные разговоры с представителями сатаны, в противном случае вы будете наказаны самим богом Иеговой».
Столяр растерялся: как и о чем говорить с малолетними сектантами?
– Ну, у кого из вас есть самая большая мечта?
Опять угрюмое молчание. Видно, что дети хорошо понимали, о чем их спрашивают, но по-прежнему страшились отвечать. Вдруг одна из девочек всхлипнула. Наполнились слезами глаза и у подружек. И вот всех их охватило рыдание. Они явно оплакивали свою тяжкую участь, на которую были обречены проповедниками.
Столяр задумался: как могло произойти такое?
И в следственных материалах он находит характерные для облика секты документы. Это указание вождей «Общества свидетелей Иеговы», гласящее, что перевоспитание детей должно вестись, прежде всего, путем усиления их религиозной и психологической «обработки» самими родителями.
Художница-оформитель Каскеленского дорожностроительного учреждения Розалия Марунина, вопреки показаниям свидетелей, категорически отказывалась от фактов насильственного вовлечения сына Игоря в секту. Не раз мальчик, избитый до кровоподтеков, пропускал занятия в школе.
– Это ложь! – резко отклоняла Марунина предъявляемые ей обвинения.
И сникла, когда на очной ставке Игорь разоблачил ее.
* * *
Позади долгая кропотливая подготовка к судебному процессу. Зал Каскеленского городского Дома культуры переполнен. Многие из прибывших на процесс впервые в жизни услышали, что существует какая-то секта иеговистов.
– Кто же они такие?..
– Что за бог Иегова?
– Так они против Советской власти? Ну и ну!
Стихло в зале, когда вошел суд.
Председательствующий обстоятельно разъясняет подсудимым их процессуальные права.
Андибуры и Венцель настроены к суду враждебно, держатся вызывающе, как ни в чем не виновные.
Председательствующий, объяснив сущность обвинения, предоставляет им слово.
Михаил Андибур резким взглядом окинул членов суда.
– Сущность обвинения понятна. Вину свою не признаю.
Так же высказались Николай Андибур и Александр Венцель.
Начинается допрос свидетелей. Они дают новые показания. Но и после этого подсудимые не сдаются.
Процесс длится более недели, и все это время подсудимые заявляют о своей невиновности.
Государственный обвинитель Иван Лукич Столяр глубоко продумал всю свою ответственную роль в этом сложном, трудном процессе. В своей речи от имени государства он должен сконцентрировать всю колоссальную массу доказательств вины подсудимых, дать точную, справедливую оценку совершенного ими преступления.
Он начинает свою речь с истории иеговизма – источника многих бедствий на земле:
– На протяжении многих десятилетий главари всемирного «Общества свидетелей Иеговы» уродовали души людей, ввергали их в тайную борьбу против здравого рассудка, против науки и чистой человеческой морали. Из центра общества, находящегося в американском городе Бруклине, липкие щупальцы идеологов секты протянулись и в далекий Каскелен. Здесь главари секты нашли тех, кого искали. Это отщепенцы и их жертвы. Вот они, товарищи, перед вами. Вглядитесь в их лица.
Многие из сидящих в зале, присутствовавшие раньше на судах, привыкли видеть подсудимых поникшими. На лицах же Андибуров и Венцеля выражение дикой злобы. Они с ненавистью озираются по сторонам, пытаясь изобразить всем своим видом, что являются жертвами несправедливости. При этом упорно ссылаются на свободу отправления религиозных культов в СССР.
– Да, – говорит обвинитель, – это так, но это не дает никому права с помощью религии порочить советский строй. В проповедях, записанных Андибурами и Венцелем на магнитофонных лентах, провозглашаются призывы к отказу от службы в армии, от голосования на выборах в Советы, от участия в работе профсоюзов. В изъятой литературе, поступившей из Бруклина, руководители иеговизма требуют обязательного обучения детей религии, стремясь ограничить их жизнь лишь одной верой в бога. Они лишают детей радости дружбы, возможности учиться и быть полезными обществу, внушают, что только у верующих чистые мораль и дела, достойные подражания, а «дела мира сего злы, и их нужно избежать».
В социальном аспекте, говорит далее государственный обвинитель, иеговизм – это одна из наиболее реакционных религий, служащая в конечном счете интересам империалистической буржуазии...
Перед судом к Столяру подошел старик.
– Извините, что отрываю у вас время. Но всего на несколько минут, очень нужно...
Они уединились. Старик, хмуря брови, не знал, с чего начать.
– И говорить даже жутко.
– Это касается процесса?
– То-то и оно!
И старик поведал о том, что не дает ему покоя.
Полгода назад, он, Павел Никифорович Стенин, вечерним часом проходил мимо одного дома на окраине Каскелена. Вдруг услышал неподалеку всхлипывание. Стенин зашел за угол, прислушался. Плакала девочка. Мальчик увещевал ее:
– Это же все от бога, Катька. Божьи слова.
– Враки! – отрезала девочка. – И вовсе не от бога. Сами Андибуры написали.
– Тебе-то какое дело? Трудно, что ли, какие-то тридцать листков разбросать по улице? Никто же не увидит. Не то тебя накажут... Зачем же пошла в нашу секту?
– Меня насильно туда... Мамка заставила.
– Но ты же дала клятву богу...
– Пускай! Я не по своей охоте.
– Все равно ты теперь сектантка. А предашь нас – в огне будешь гореть.
– Не буду! – чуть не во весь голос вырвалось у Кати. – Я отравлюсь, знаю чем.
– Ох и дура!
– Отравлюсь! Все равно это не жизнь.
Стенин не выдержал, вышел из-за угла в намерении задержать ребят. Но те, завидев его, бросились в разные стороны. Старик узнал Катю. Это девочка одной вдовы, набожной женщины, шестиклассница.
На месте спора детей Стенин обнаружил несколько религиозных листовок антисоветского содержания.
– Я эти листовки отнес в милицию, – закончил свой рассказ Павел Никифорович. – Что там предприняли, не знаю. А вскоре услышал, что девочка Катя хотела повеситься. Хорошо что мать заметила, успела обрезать веревку. – Старик, покусав губы, вздохнул. – Вот ведь, товарищ прокурор, какую заразу развели эти Андибуры!
– Нам уже многое известно об этом, – сказал Столяр.
– Это хорошо, – одобрил Стенин, – но я должен передать вам: все люди просят как следует наказать негодяев. Самую жесткую им кару! Как же можно так допустить, чтобы всякая, извините за прямоту, сволота охаивала наше государство, калечила наших ребят?! Так что самую что ни есть суровую им кару! Народ требует по справедливости.
...В зале прежняя тишина. Но тишина относительная. С огромным усилием сдерживали люди бурю негодования. Каждый из них целиком разделял позицию государственного обвинителя. И это еще более укрепляло наступательный дух Столяра.
– Исходя из неопровержимых доказательств и учитывая тяжесть совершенного преступления, прошу суд подвергнуть каждого подсудимого по совокупности статей 170-1 и 200-1 части первой Уголовного кодекса Казахской ССР к 5 годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии усиленного режима.
Громом аплодисментов одобрили все сидящие в зале речь Столяра.
Так был встречен и приговор суда.
* * *
Вернулся Иван Лукич домой перед вечером. Жена и дети знали, что он вот-вот приедет, и ждали его к ужину. Приятно было Ивану Лукичу видеть семью счастливой. А ведь могло... ох как запросто могло стать в его жизни все иначе, если бы позволил себе поддаться хандре в те критические минуты, когда лежал в госпитале совершенно неподвижным и полагал, что судьба навсегда сразила его.
Много друзей у Ивана Лукича. Часто наведываются они к нему домой, в часы досуга. И всякий раз с увлечением разглядывают семейные реликвии. Это и страницы пожелтевших от времени фронтовых газет с очерками о подвигах разведчика Столяра, и фотографии из боевой походной жизни. Здесь немало и сообщений о многочисленных наградах за мужество и героизм.
Его имя неоднократно упоминается в военных мемуарах. На титульном листе одной из книг «В походах и боях», подаренной Столяру бывшим командующим 65-й армией генералом армии дважды Героем Советского Союза П. И. Батовым, написано: «Однополчанину И. Л. Столяру, верному сыну советского народа, бесстрашному разведчику 69-й стрелковой дивизии в знак благодарности и признания его подвигов».
Более четверти века прошло с тех пор, когда был совершен последний поиск разведчика Столяра. Но он и поныне все тот же воин – неуемный, смелый, не знающий поражений. За годы службы в органах прокуратуры он успешно выполнил сотни сложных заданий, не щадил своих сил во имя добра для людей.
М. ИЛЮШНИКОВ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЭКСПЕРТА
В ночной тишине, под проливным дождем, через совхозный поселок на бешеной скорости мчалась автомашина. Миновав поселок и не сбавляя хода, она устремилась к реке. Дорога раскисла, и машину сильно заносило на поворотах. Однако, не обращая на это внимания, шофер гнал и гнал машину навстречу ветру, шквалу дождя и беспрерывному полыханию молний.
Прикрываясь от дождя плотным брезентом, в кузове сидел Никифоров, главный бухгалтер совхоза. Рядом на досках подскакивал мешок, из которого иногда доносился слабый стон. В мешке, связанный по рукам и ногам, находился Джаманкулов, кассир совхоза.
Стоны кассира стихли, и Никифоров перестал обращать на него внимание. Да и куда он денется со связанными руками и ногами...
...Намокшая мешковина почти не пропускала воздуха, и связанному дышать становилось все труднее. Веревка больно впивалась в ноги, но отсыревший ремень, которым были связаны руки, значительно ослаб, и Джаманкулову показалось, что руки можно будет освободить.
Напрягая все силы, он слегка приподнялся и дернул левую руку, но острая боль в правой не позволила растянуть путы. Он попробовал развязать ремень, но быстро убедился, что и это ему не под силу.
По ухабам дороги Джаманкулов чувствовал, что до реки оставалось всего два-три километра. Он начал ритмично поворачивать левую руку, все сильнее оттягивая ее в сторону. От боли в правой руке выступал холодный пот на лице, но близость реки подгоняла кассира.
Резкий поворот машины словно помог Джаманкулову: еще усилие – и ремень упал. Теперь он смог освободить связанные ноги, но вдруг, резко затормозив, машина остановилась.
Джаманкулов притих.
Никифоров быстро выскочил из кузова и подбежал к кабине. Оттуда вылез Маткурманов, заведующий складом. Они начали о чем-то совещаться. Маткурманов подошел к мешку, грубо толкнул его, намереваясь сбросить наземь.
– Немного проедем по берегу, надо же камней подбросить в мешок, – крикнул ему Никифоров.
Маткурманов понял. Через минуту машина уже ехала вниз по течению реки, а Никифоров и Маткурманов стояли на подножках, подыскивая камни.
Мешок, видимо, был новый, и Джаманкулову никак не удавалось его разорвать. Не поддавалась и намокшая веревка, которой были связаны ноги.
– Нет, не удастся вырваться отсюда, – мучительно думал Джаманкулов.
Под лопаткой сильно ныло от недавнего удара Маткурманова.
Случайно коснувшись левой рукой кармана, Джаманкулов вспомнил о ноже, нащупал его и крепко зажал в руке, как будто боясь потерять его. Последнее время он не расставался с подарком младшего брата. А в этот момент, когда нож так мог выручить своего хозяина, совсем позабыл о нем.
Надежда на спасение окрылила его. Теперь только бы не услышали.
Под шум дождя он сначала тихонько распорол мешок, а затем разрезал на ногах веревку. На цыпочках подкрался кассир к заднему борту и после очередной вспышки молнии, под раскат грома, напрягая все силы, как кошка, выскочил из машины.
Песчаный берег смягчил приземление, а удары грома сделали его неслышным.
Выждав несколько секунд и убедившись, что его побег не замечен, Джаманкулов торопливо поднялся и что есть силы побежал прочь. Через полсотни метров, как бы опомнившись, оглянулся и свернул сначала в кусты, а затем, уже по траве, резко повернул опять вслед автомашине, как бы пытаясь догнать ее на дальней излучине реки.
Часто падая, он с трудом пробирался через кустарник, следя за движением автомашины.
Наконец на берегу реки Никифоров заметил несколько камней, и машина остановилась.
Тут только и выяснилось, что кассира в кузове уже нет. Никифоров разразился бранью и побежал назад по берегу в надежде настигнуть его. Машина развернулась и догнала его, он вскочил на подножку и, придерживаясь за дверцу, внимательно всматривался в близлежащий кустарник. Когда на колее появились следы убежавшего кассира, шофер прибавил газу. Но вот след исчез в кустах.
Машина вновь остановилась. Никифоров и Маткурманов поспешно соскочили на землю и по следу бросились вдогонку, но через несколько шагов пошла трава и след опять исчез. В этот момент в кустах мелькнула тень. Преследователи побежали за ней, но тень пропала вместе с молнией.
Сначала в порывистых движениях тени Никифоров и Маткурманов угадывали фигуру человека и каждый раз бросались из стороны в сторону, пытаясь поймать убегающего кассира.
Наконец, они вернулись к машине и при свете фар начали осматривать каждый подозрительный кустик. Они считали, что кассир далеко уйти не мог. Это подгоняло их, но, чем дальше они искали, тем меньше оставалось надежды найти его.
Спустя два часа они повернули назад в поселок.
Дождь уменьшался, раскаленные мечи молний постепенно тускнели и все ниже опускались к горизонту.
Тупое отчаяние овладело бухгалтером. Итак, кассир избежал уготованной ему смерти. Что он будет делать теперь? Подымет ли шум? Но ведь и он запускал руку в кассу. И ему в случае чего не избежать ответственности. Или пережитый страх одолеет, и он выдаст всех? Всех, в том числе и себя. Тогда надо будет все отрицать. Все. Жаль – не послушался Маткурманова. Ведь шофер Ткаченко хотел в конторе придушить кассира. И пусть бы душил. Излишняя осторожность – и вот последствия. Но кто мог подумать, что он может сбежать!
Сделав последний поворот, машина начала приближаться к поселку. В этот момент Никифоров и Маткурманов увидели свет в окнах нового дома Джаманкулова. У обоих вспыхнула ярость.
Не сговариваясь, они остановили машину в полусотне метров и бросились к дому. Дверь была открытой, но хозяев дома не оказалось. В прихожей горела керосиновая лампа. Обшарив весь дом и никого не найдя, они продолжали поиски в сарае, на огороде, но все оказалось напрасным. Не в силах сдержать себя, Маткурманов бросился снова в дом, сбросил с лампы стекло, вбежал в спальню и поджег сначала постель, а затем торопливо отвернул головку лампы и, расплескав остатки керосина по комнате, выбежал из дому, не закрывая за собой дверь.
В это время Никифоров на кухне открыл газ, зажег все горелки и поспешил за Маткурмановым.
Между тем Джаманкулов продолжал бежать, не чуя под собой ног от усталости. Наконец он остановился, перевел дыхание, огляделся по сторонам. Мысли путались в голове. Все казалось неправдоподобным, нереальным.
Домой! Эта мысль овладела Джаманкуловым. Дом был уже совсем рядом, рукой подать. Пробежав еще несколько минут, он остановился и застыл в оцепенении.
Дом, его новый дом, выстроенный недавно, дом, которым он так гордился, горел!
Джаманкулов не помнил, сколько он так простоял в оцепенении. Слишком много переживаний для одного дня!
«Где дети и жена? Что с ними?» Он снова пустился бежать. Вокруг дома толпились люди, слышались взволнованные голоса, чей-то пронзительный плач, причитания. Ему казалось, что он сходит с ума.
И только тут, в это мгновение, Джаманкулов вспомнил о прокуратуре. Другого выхода, понял он, нет.
Наутро Джаманкулов был у районного прокурора. Он рассказал все, начав с зимы 1968 года, когда главный бухгалтер совхоза Никифоров сразу же после отъезда ревизоров, не нашедших никаких финансовых нарушений, взял из кассы сорок тысяч рублей.
Не раз кассир просил Никифорова или вернуть деньги, или представить оправдательные документы. Никифоров сначала обещал отчитаться платежными ведомостями, а затем в конце месяца без каких-либо документов списал эти сорок тысяч как израсходованные на выдачу заработной платы. Не раз Джаманкулов собирался заявить об этом работникам прокуратуры, но его намерения так и остались лишь добрыми намерениями. Побоялся.
Однажды ему самому понадобились наличные. Он строил дом, и тесть пообещал достать материал для кровли. Стройматериал нужен был позарез, а денег у него в это время не было.
Джаманкулов вспомнил, как главный бухгалтер брал деньги из кассы совхоза, и, следуя его примеру, тоже взял из кассы необходимые три сотни. «Потом верну», – решил он.
Деньги появлялись и исчезали. Позднее Джаманкулов стал брать и более крупные суммы. Новый дом требовал уюта, и Джаманкулов приобретал дорогие ковры, телевизор, холодильник.
Иногда он задумывался над тем, что его ожидает. Но хлопоты, связанные со строительством нового дома, а потом с покупкой мебели, новых вещей, отвлекали его от мрачных мыслей. Да и Никифоров казался надежной опорой. С таким не пропадешь, думал вконец запутавшийся кассир.
Недостачу денег скрывали разными путями. Часть кассовых документов попросту уничтожали. Однако, боясь разоблачения, Никифоров требовал от кассира, чтобы тот поджег контору и тем самым уничтожил все следы. Дважды Джаманкулов обещал главному бухгалтеру выполнить его требование, но каждый раз ему что-то мешало. Проще сказать – он боялся.
Джаманкулову везде чудились ревизоры. Страх не уходил и во сне, даже еще более обострялся.
А минувшим вечером главный бухгалтер вызвал его к себе в кабинет. Кроме Никифорова, там уже находился его сообщник, заведующий складом Маткурманов. Они насильно задержали Джаманкулова, связали и засунули в мешок, решив его утопить, потому что он слишком много знал о их преступлениях.
Внимательно выслушав рассказ Джаманкулова, прокурор района и следователь тут же отправились в совхоз. Что-то подсказывало прокурору, что история, которую поведал кассир, очень похожа на правду. Поэтому он никак не предполагал найти в совхозе главного бухгалтера и заведующего складом. Те, однако, оказались на своих местах и встретили прокурора, как ни в чем не бывало. Вид у них, правда, был усталый, осунувшийся, но это имело вполне естественное объяснение: ночью в поселке загорелся дом, и они вместе со всеми помогали тушить пожар.
Поведение главного бухгалтера, заведующего складом и шофера сразу же показало прокурору, что все это крепкие «орешки», и признания от них ждать нельзя. Нужно было найти убедительные доказательства преступления, которые и должны были послужить фундаментом для последующего расследования. Все это определило первые неотложные шаги следствия.
Тщательный осмотр машины, места происшествия с выездом к реке, поиск мешка, установление и изъятие одежды, которая была на подозреваемых в минувшую ночь, обеспечение сохранности бухгалтерских документов и срочный вызов ревизоров – вот далеко не полный круг вопросов, которые необходимо было решить в первый же день следствия. Работники прокуратуры со всем этим успешно справились.
Первоначальной проверкой документов при участии главного бухгалтера и кассира была установлена крупная недостача наличных денег в кассе совхоза. Одновременно подтвердились и показания кассира об отсутствии многих документов.
Допрошенный Никифоров с возмущением отвергал обвинения и утверждал, что о недостаче денег и утрате платежных ведомостей ничего не знал, что все это проделки кассира. Чтобы всю вину переложить на плечи другого, хитрый Джаманкулов сочинил теперь эту историю с мнимой попыткой убийства...
Все это бред, нелепая выдумка, и больше ничего.
Заведующий складом и шофер категорически отрицали ночную поездку на берег реки.
Что касается причин возникновения пожара, то никто толком ничего сказать не мог. Жена кассира показала, что, проснувшись где-то около трех часов ночи и не обнаружив мужа дома, она решила, что он снова играет в карты у Сабира. Она пошла его искать, а вернувшись, увидела, что дом горит. Уходя из дому, оставила зажженную керосиновую лампу на столе, поскольку после грозы света в поселке не было. Категорически утверждала, что газ был выключен. Где был ночью муж и почему все горелки газовой плиты оказались включенными, она не знала.
При тщательном осмотре дома были обнаружены корпус, головка и осколки лампового стекла, которые находились в разных местах.
Экспертиза пришла к заключению, что лампа была в полной исправности, резьба головки и корпуса не нарушена и части лампы оказались в разных местах дома не по причине самовозгорания и взрыва лампы.
Документальная ревизия по кассе установила недостачу более семи тысяч рублей. Одновременно ревизоры зафиксировали в актах, что в декабре из кассы были списаны пятьдесят восемь тысяч рублей без документального обоснования.
По подотчетам заведующего складом Маткурманова, недостачи товаров не было обнаружено, однако при встречной проверке расчетов с совхозрабкоопом выяснилось, что в отчете Маткурманова значится получение на 6,3 тысячи рублей постельных принадлежностей, которые магазин фактически не отпускал.
Никифоров полностью подтвердил выводы ревизоров, но категорически отрицал свою причастность к недостаче по кассе. В отношении бездокументального списания денег из кассы совхоза сказал: