Текст книги "Черные лебеди"

Автор книги: Иван Лазутин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 36 страниц)

V

Дмитрий стоял у окна и, наблюдая, как под нахлестами ветра гнется антенна над соседним домиком, думал: «Антенны, как и люди, под ветром гнутся…»

На зарплату Ольги и пенсию тещи жить приходилось туго. Все реже и реже на обед подавалось мясное. Мария Семеновна вздыхала, но старалась не подавать вида, что зять-нахлебник становился в тягость семье. И все-таки вчера вечером, когда зашел разговор о скитаниях молодого Горького, она сочувственно сказала, что никакая работа для человека не может быть зазорной: сегодня ты читаешь лекции, а завтра грузишь на пристани баржу. «Всякий труд красит человека, тем более, когда заставляет нужда».

Дмитрий сделал вид, что не понял намека тещи, но про себя решил: если еще недельки три он будет каждое утро просить на дорогу и на папиросы, не принося ни копейки в дом, то теща может сказать ему прямо в глаза: «Вот что, дорогой зятек, не за тем я за тебя дочь выдала, чтоб видеть, как она каждый вечер тайком обливается слезами».

– Если б не ранения и не операция – пошел бы грузить вагоны. Да боюсь, что снова угожу под нож хирурга. Еще раз вряд ли выкарабкаюсь, – сказал он как-то Ольге.

Ольга ничего не ответила Дмитрию – мать уже гремела ведром в сенцах, но вечером, когда Дмитрий засыпал, шепнула ему на ухо:

– Больше не говори так никогда. Не сердись на маму, она нам только добра желает, а про Горького она сказала, совсем не подумав.

Сегодня утром Шадрин, выходя из дома, в дверях столкнулся с худенькой пожилой женщиной с кожаной сумкой на плече. Это была почтальонша.

– Вы к кому? – спросил Дмитрий.

– Я к товарищу Шадрину. Телеграмма.

Дмитрий распечатал телеграмму. Зонов просил немедленно зайти к нему с документами.

Телеграмма заканчивалась словами: «Завтра будет уже поздно».

Увидев Шадрина в дверях своего кабинета, Зонов поспешно встал из-за стола:

– Не будем терять время! Пойдем к Марине Андреевне.

Отдел, руководимый Мариной Андреевной, помещался в просторной комнате с высоким потолком и широкими окнами, в которые свободно могла бы въехать трехтонка. За небольшими канцелярскими столами сидели инспектора. Все столики были одинаковые. Над одним из них склонился Пьер. Для его могучей комплекции стол был до смешного мал.

Увидев Шадрина и Зонова, Пьер хотел встать, но Зонов жестом дал ему понять: «Обойдемся пока без тебя».

Пьер нахмурился и опустил глаза в бумаги. Привыкшие к посетителям, инспектора, не обращая внимания на Зонова и Шадрина, занимались своими делами.

Стол Марины Андреевны стоял обособленно, у окна. Он был массивный, с точеными ножками и обит новым темно-красным сукном, на котором лежало толстое зеркальное стекло.

Марина Андреевна кивком головы поприветствовала вошедших, показав глазами на стул и кресло, стоявшие рядом с ее столом.

Зонов, как всегда, торопился. Он посмотрел на часы:

– Товарищ Шадрин в вашем распоряжении. Если буду нужен – позвоните. Через десять минут у меня встреча с делегацией.

Кивнув на ходу Пьеру, Зонов вышел из отдела.

Марина Андреевна сразу начала с главного:

– В одном из московских вузов освободилась должность заведующего кабинетом при кафедре политэкономии. Оклад тысяча сто. По штату это место должен занимать человек с высшим социально-политическим образованием. Вы – юрист. Кандидатура вполне подходящая. Вас устраивает?

Марина Андреевна придвинула Шадрину лист бумаги и подала ручку:

– Пишите! Ректору Московского института…

Рука Шадрина дрожала. Буквы вставали в неровные цепи строк. Марина Андреевна диктовала текст заявления. Когда Дмитрий закончил писать и поставил число и подпись, она взяла заявление и, пробежав его глазами, написала в левом верхнем углу резолюцию: «Прошу провести приказом». И не по-женски размашисто расписалась. Перелистав несколько страниц телефонной книжки и найдя нужный номер, кому-то позвонила.

Дмитрий повернул голову вправо и встретился взглядом с Пьером. Тот, прикусив нижнюю губу, следил за разговором Марины Андреевны с Шадриным. Подмигнув Дмитрию (мол, не тушуйся, с нами не пропадешь), Пьер сделал вид, что занят каким-то важным документом. Из телефонного разговора Марины Андреевны Шадрин понял, что ректор института, на имя которого было написано заявление, находился в отпуске и его обязанности временно исполнял заместитель по научной части.

Марина Андреевна возвратила Дмитрию документы и посоветовала сначала зайти к заведующему кафедрой профессору Кострову.

– Это чудесный человек! Крупнейший ученый. Скажите, что вас послала к нему Комарова. Если будут какие-нибудь осложнения, звоните. Телефон мой у вас есть. Желаю удачи.

Шадрин встал, поблагодарил и еще раз пристально посмотрел в глаза Марины Андреевны:

– Спасибо…

Попрощавшись, он вышел.

VI

Профессора Кострова Шадрин нашел на четвертом этаже института. Он сидел в своем рабочем кабинете и делал какие-то заметки на маленьких листках лощеной бумаги. Очевидно, набрасывал конспект лекции или составлял план статьи. Его крупная голова, обрамленная черными редеющими волосами, крепко сидела на широких плечах. Он скорее походил на спортсмена-борца, чем на ученого. В крупных толстых пальцах огрызок карандаша казался крохотным и смешным. Углубившись в работу, профессор не заметил, как в дверях его кабинета появился посетитель. Поднял голову лишь тогда, когда Шадрин, переминаясь с ноги на ногу, откашлялся.

– Вы ко мне? – голос Кострова был приглушенно-мягким, тихим. Так говорят, когда боятся разбудить только что заснувшего больного ребенка.

– Я к вам из министерства. От Комаровой.

Движения Кострова, несмотря на его грузность, были легки и пластичны. Пружинисто привстав, он придвинул к столу стул, стоявший у стены:

– Садитесь.

Профессор бегло ознакомился с документами Шадрина и виноватым голосом, словно оправдываясь, сказал:

– Теперь не знаю, что и делать. Вчера вечером я дал согласие назначить на эту должность Терешкина, лаборанта кафедры, – профессор мягко улыбнулся, развел руками: – Уж как не хотел, как упирался, а профессор Неверов уговорил. У него – власть. На время отпуска ректора института он исполняет его обязанности.

Точно боясь, что Шадрин может не поверить его словам, Костров достал из ящика письменного стола вдвое сложенный листок и протянул его Шадрину:

– Своей рукой написал. Теперь попробуй – отступи.

Дмитрий прочитал написанный от руки проект приказа о назначении Терешкина заведующим кабинетом при кафедре политэкономии.

– Даже не придумаю, как можно дать обратный ход. Признаться, очень не хочу, чтоб кабинетом заведовал Терешкин. Вся заслуга его состоит в том, что он может с утра до вечера крутиться у кабинета ректора и на избирательном участке, где он вот уже много лет состоит бессменным начальником. Образованием тоже не блещет. После ликбеза поступил на рабфак, да и тот не закончил. – Профессор посмотрел диплом Шадрина, покачал головой: – Что же это вас, молодой человек, заставило с таким дипломом идти на такую должность? Вы же научный работник?

– У меня, профессор… – Дмитрий замялся.

– Что у вас?

– Читали характеристику?

– Чепуха!.. – Костров махнул рукой. – Не характеристика меня смутила. Я сейчас думаю над тем, как бы нам найти общий язык с Неверовым. Старик упрямый. А потом… – Костров, посматривая на дверь, снизил голос почти до шепота: – Жена Терешкина работает в райжилотделе. А дочь Неверова вот уже лет пять стоит на очереди. Получать квартиру где-нибудь у черта на куличках не хочется. Вот и жмет дочка на папу. Анкета у Терешкина без сучка и задоринки. А уж насчет услужить – талант.

Дмитрий внимательно слушал профессора и недоумевал: почему этот крупный ученый, доктор наук, заведующий кафедрой, впервые видя человека, открывает ему такие житейские подробности, о которых можно поведать не всякому близкому?

Профессор хотел сказать Шадрину что-то еще, но в это время дверь в кабинет открылась, и на пороге выросла приземистая фигура лаборанта Терешкина. Окинув изучающим взглядом Шадрина, он сказал, глядя на Кострова:

– Утром звонили из академии. Просили сообщить, что занятия в эту неделю пройдут по старому расписанию.

Профессор посмотрел на часы и заторопился. Через час у него в Академии наук должна начаться лекция для аспирантов.

– В моем распоряжении двадцать минут. Пойдемте к заместителю ректора и решим ваш вопрос!

С трудом пробираясь по тесным лестничным пролетам, на ступенях которых стояли и сидели студенты, Шадрин и Костров спустились на второй этаж и вошли в кабинет профессора Неверова, временно исполнявшего обязанности ректора института.

В просторном кабинете было прохладно. За длинным большим столом, покрытым зеленым сукном, сидел профессор Неверов. Седой, румяный и ясноглазый, он выглядел гораздо моложе своих семидесяти лет. Даже яркий галстук, повязанный по последней моде, и тот говорил, что профессор Неверов, специалист по сооружению тоннелей, не так уж стар.

Заявление Шадрина и министерскую резолюцию Неверов читал долго, что-то прикидывая в уме, потом поднял свои, редкие с рыжинкой брови, недоуменно развел руками:

– Как же так? Только вчера мы вместе с вами решили назначить на эту должность лаборанта Терешкина. Ничего не понимаю! – Неверов растерянно смотрел на Кострова. – На приказе стоит и ваша резолюция…

Костров знал, что Неверов как последний и решающий аргумент в разговоре пустит в ход его резолюцию на приказе. А поэтому ответ у него созрел раньше, когда он спускался по лестнице в кабинет ректора.

– Вчера мы с вами не знали, что для этой работы есть кандидатура более подходящая. Сейчас Терешкин на своем месте. Лаборант – это его потолок. Учиться дальше не думает.

– Зачем же так зло шутить над Терешкиным? Он коммунист, фронтовик, человек надежный, проверенный, – Неверов бросил взгляд на секретаря партбюро Ларцева, который минуту назад вошел в кабинет: – Вы, Борис Николаевич, ведь тоже дали свое согласие назначить Терешкина заведующим кабинетом?

Ларцев был аспирантом кафедры двигателей. Он всегда ходил в кожаной куртке и чем-то напоминал революционных комиссаров двадцатых годов. Суть дела Ларцев понял сразу же, как только вошел в кабинет Неверова. Он знал, что вопрос о переводе Терешкина из лаборантов на заведование кабинетом решился два дня назад, что Терешкин ждал этого дня много лет. И вдруг… министерство присылает на эту вакансию нового человека.

– Да, я и сейчас поддерживаю кандидатуру Терешкина. Хотя бы потому, что он не биллиардный шар, который можно гонять от двух бортов в лузу. К тому же этот перевод рекомендован райкомом.

– Да, но неделю назад в райкоме не знали, что министерство пришлет нам на эту вакансию человека более подходящего, – горячился Костров. – Не знали об этом и мы. Поторопились. Терешкину можно объяснить, он поймет. В конце концов перед ним можно извиниться.

Разговор принимал резкий оборот. Костров настаивал, чтобы на заведование кабинетом назначить Шадрина. Ларцев твердил одно и то же: рекомендация райкома для него авторитетней других ведомственных рекомендаций.

Профессор Неверов, который теперь уже в душе был на стороне Кострова, все-таки не решался пойти против доводов Ларцева. Неожиданно ему пришло на ум – позвонить ректору Трофимову, который всего дня два как приехал из санатория и сегодня утром звонил: просил ежедневно ставить его в известность о делах института.

Прежде чем набрать номер телефона квартиры ректора, Неверов, извинившись, попросил Шадрина выйти на несколько минут в приемную.

Дмитрий этого ждал. Ему было неприятно присутствовать при споре, вспыхнувшем из-за него. Внутренне он был на стороне Кострова не потому, что решалась его судьба, а потому, что видел: уж слишком неравноценными были кандидатуры на вакантную должность, если даже подходить с чисто формальной стороны. А поэтому, ожидая вызова, он был почти уверен, что ректор института непременно распорядится провести приказом на заведование кабинетом его, Шадрина.

Ждать пришлось недолго. Рядом со столом секретарши сидела седая и юркая старушонка, которая то и дело поправляла выбивавшуюся из-под платка прядку жидких волос и что-то бойко рассказывала модно разодетой секретарше.

Дмитрия пригласили в кабинет. Костров, насупившись, грузно утопал в мягком кресле. Шадрин подошел к столу. Сесть ему не предложили. Ларцев, поджав губы, рассеянно смотрел в окно.

– Вот что, товарищ Шадрин, – после некоторого молчания заговорил Неверов. – Мы только что советовались с ректором института и решили, что отказать Терешкину у нас нет никаких оснований. В институте он работает давно, зарекомендовал себя хорошим общественником. Прекрасные организаторские способности. Последние два месяца он успешно справляется с должностью заведующего кабинетом, на хорошем счету в райкоме… – профессор поднял глаза на Шадрина: – А поэтому у нас нет других соображений. Рекомендация министерства несколько запоздала.

– Я вас понял, профессор, – Шадрин протянул руку за документами, но Неверов положил на них ладонь:

– Подождите, не горячитесь. У нас есть для вас предложение.

– Какое?

– Поработать лаборантом на этой же кафедре. Правда, должность мелковата для вас, но что поделаешь – не все начинали свою научную практику с профессора. Тем более, что институт через год будет укрупнен, с будущего года вводится новая дисциплина – основы советского права, а вы, согласно диплому, научный работник в области юридических наук. Перейдете на преподавательскую работу. Мы вас поддержим.

Шадрин молчал. Предложение было неожиданным. Он даже приблизительно не мог себе представить, в чем состоят обязанности лаборанта кафедры. Слово «лаборант» в его сознании всегда было связано с техникой, с химией, физикой, точными науками… А тут вдруг он, юрист, – и лаборант.

– Вас, очевидно, не устраивает зарплата? – снова заговорил профессор Неверов. – Ничего сказать не могу, восемьсот рублей для семейного человека, конечно, маловато. Но ведь и молодой инженер после вуза получает не больше.

За последние недели своим безденежьем Дмитрий даже в собственных глазах был так унижен, что восемьсот рублей в месяц показались ему целым состоянием.

– Я согласен, – твердо ответил он и тут же заметил, какими удивленными глазами посмотрел на него Ларцев.

Профессор Костров, по-прежнему неподвижно сидевший в кресле, одобрительно кивнул головой, посмотрел на часы и спохватился – он опаздывал на лекцию.

– С завтрашнего дня, товарищ Шадрин, вы – лаборант на моей кафедре, – сказал он и перевел взгляд на Неверова. – Только с приказом прошу не задерживать. Оформите, пожалуйста, сегодняшним числом.

На заявлении Шадрина Неверов вывел продолговатыми буквами: «В отдел кадров. Провести приказом на должность лаборанта кафедры». Поставив число, он расписался и нажал кнопку звонка. Вошла секретарша.

– Пожалуйста, в отдел кадров. Пусть оформят сегодняшним числом.

Из кабинета ректора Шадрин вышел вместе с профессором Костровым. Ларцев остался у Неверова.

На лестнице Костров встретил Терешкина. Он на ходу отдал распоряжение ознакомить Шадрина с обязанностями лаборанта кафедры. И тут же, не слушая Терешкина, который хотел сообщить ему что-то важное, почти сбежал с лестницы и скрылся в подъезде.

Терешкин был небольшого роста, со светлыми редкими волосами и бесцветными бровями. Его легкая, почти мальчишеская походка никак не вязалась с иссеченным мелкими морщинами лицом. Дмитрий еле поспевал за ним. Над нагрудным карманом вытертого синего кителя Терешкина пестрела планка с тремя новенькими наградными колодками. Шадрин искоса вгляделся в цветные поперечные полоски на планке и заметил про себя: «Медали: «За боевые заслуги», «За победу над Германией» и третья… кажется, «За оборону Москвы».

Когда зашли в кабинет, Дмитрий пристально всмотрелся в лицо Терешкина. Ему было гораздо больше лет, чем показалось на лестнице.

«Под сорок наверняка», – отметил про себя Дмитрий и протянул Терешкину руку – тот предложил познакомиться.

– Петр Николаевич, – отрекомендовался новый заведующий кабинетом и, не дожидаясь, пока Шадрин представится, принялся его инструктировать.

– Вот ваше рабочее место, – он указал на стол, стоявший в углу.

Справа, между столом и стеной, прямо на полу возвышалась огромная копна газет и журналов.

– Первое, с чего начнете, – разберете эту груду газет, разложите их по числам, подошьете. Подшивки – на столе. Книги и брошюры сегодня пока никому не выдавайте. Завтра я вас познакомлю с порядком выдачи литературы. Перед каждым семинарским занятием будете развешивать на стенах наглядные пособия. Для каждой темы – своя, особая папка. Они хранятся вон на той полке, – Терешкин показал на стеллажи, заваленные журналами, папками, старыми пожелтевшими подшивками газет и скоросшивателями. – Протоколы заседаний кафедры придется вести также вам. Вся документация агитмассовой работы партийного бюро института находится вот в этом ящике. Тут записаны фамилии агитаторов… Одним словом, скучать не придется. Работы будет по горло. А сегодня начните с газет. Их накопилось столько, что сам черт голову сломит. Работаю два месяца без лаборанта.

С этими словами Терешкин нырнул в комнату заведующего кафедрой. Шадрин остался один в пустом просторном кабинете, посреди которого стоял длинный, почти от стены до стены, стол, составленный из множества обычных канцелярских столов. На суконной зеленой скатерти аккуратными рядками лежали подшивки центральных газет. Стены были увешаны диаграммами, рисунками, плакатами, отражающими рост индустриализации страны. Дмитрий огляделся, сел за стол и положил руку на груду наваленных на полу газет и журналов, прикрытых географической картой.

Шадрин начал свой первый трудовой день в институте. Заходили студенты, просили брошюры, но всем им он отвечал одно и то же: «Сегодня выдачи нет». Более спокойные, повернувшись, молча уходили. Наиболее строптивые начинали возмущаться, что в последнее время в кабинете ничего нельзя взять – ни книг, ни брошюр, ни газет… Если случалось, что настырный студент настоятельно требовал выдачи книги, из комнаты профессора Кострова (а в ней было слышно все, что происходило в кабинете) выскакивал Терешкин и начальственным тоном призывал к порядку, ссылаясь на то, что лаборант только что приступил к работе и на десять частей разорваться не может.

Один невзрачный с виду студент с ехидной смешинкой в прищуре серых глаз выслушал разгневанного Терешкина и спокойно спросил:

– А вы на что? Разве не можете выдать брошюры?

Это еще более подожгло Терешкина:

– Выдачей литературы занимается лаборант, понятно? А он, как видите, сегодня разбирает газеты. Понятно?!

Решив, что убедил назойливого посетителя, Терешкин снова нырнул в комнату заведующего кафедрой. Но студент не успокоился:

– Подумаешь, какая цаца! Когда сам несколько лет сидел за этим столом, так мог выдавать и газеты, и книги, а заимел подчиненного – уж к нему и не подойди.

Терешкин волчком выкатился из комнаты Кострова и впился в студента своими маленькими колючими глазками. Он готов был ударить его. Но, так ничего и не сказав, снова юркнул в комнату Кострова.

Пять часов, до конца рабочего дня, провел Шадрин за разборкой газет. От пыли пощипывало в носу. В глазах мелькали колонки передовиц, мелкие и крупные шрифты, фотографии ударников промышленности и сельского хозяйства…

Уже под вечер в кабинет вошел пожилой низкорослый мужчина с толстым, почти волочившимся по полу вытертым портфелем. Сквозь очки в роговой оправе трудно было рассмотреть цвет и выражение глаз вошедшего. Некоторое время он молчал, потом устало присел за свободный стол:

– Новый лаборант?

– Так точно.

– Будем знакомиться, – человек в роговых очках встал, протянул Шадрину руку: – Балабанов.

– Шадрин, – ответил Дмитрий.

Лицо Балабанова Дмитрию не понравилось: самодовольное, с чуть затаенной усмешкой, скользившей по тонким губам.

– Фу-у… Устал дьявольски.

Продолжая разбирать газеты, Шадрин спросил:

– У вас сегодня экзамены?

– К сожалению.

– У кого? – донесся из-за перегородки голос Терешкина.

– У механиков. Восемь часов подряд слушал детский лепет. Ни одного серьезного ответа.

Терешкин вышел из комнаты Кострова:

– Чья семинарская группа? Не Беркиной?

Балабанов устало вздохнул:

– Ее почерк.

…Вечером, когда институт почти опустел, Терешкин по-хозяйски окинул взглядом проделанную Шадриным работу и похвалил его:

– Ого, какой террикон разобрал! А то я тут один окончательно зашился, – он посмотрел на часы: – На сегодня, пожалуй, хватит. Завтра ваш рабочий день начнется с того, что подготовите наглядное пособие по теме «Коллективизация и ликвидация кулачества как класса». Вон в той розовой папке на верхнем стеллаже. А все это… – размашистым жестом Терешкин показал на диаграммы, висевшие на стене, – все это убрать! Я завтра приду к часу. У меня с утра инструктаж в райкоме.

Лицо Терешкина было озабоченным, как будто завтрашнее совещание в райкоме во многом будет зависеть от его присутствия.

Шадрин достал с верхнего стеллажа запыленную розовую папку, смахнул с нее паутину, раскрыл и, удостоверившись, что именно в ней хранятся пособия для очередной темы, положил папку на стол.

Когда они вышли на улицу, в домах уже зажглись огни. Шадрин чувствовал усталость и голод. Утром он всего лишь выпил чашку кофе.

С Терешкиным расстались у Каретного ряда.

Прощаясь, Терешкин сказал:

– Думаю, сработаемся. Фронтовик?

– Приходилось.

– Я сразу заметил, что войну не в Ташкенте отсидел. Нам такие нужны. В нашем райкоме кадрами занимается сама Боброва. Баба – молоток. Ты ей понравишься.

Домой Дмитрий вернулся поздно. Переступив порог, он сразу же попросил есть.

Ольга бросилась навстречу. Истомившись за день в неведении, она забросала его вопросами:

– Ну, как?

– Все в порядке.

– В институт?

– В институт.

– Кем, Митя?.. Мама, собирай на стол. Ты посмотри, он на ногах еле стоит.

– Лаборантом кафедры! Звучит?

Ольга сдвинула брови, словно что-то припоминая.

– А что это такое?

Дмитрий вымыл руки, устало сел за стол. Лицо его было злое, желчное.

– Буду давать руководящие указания дирекции института и профессуре!

– Митя, не до шуток!

Шадрин, словно не расслышав слов жены, склонился над тарелкой и принялся жадно хлебать горячие щи.

Поужинав, он закурил, сел на диван и положил ногу на ногу. Ольга сгорала от нетерпения. Всем своим видом она как бы говорила: «Какой же ты вредный!..»

Поняв значение ее взгляда, Дмитрий заговорил, когда Мария Семеновна вышла в сенцы:

– Ты хочешь знать, что я буду делать?

– Хотя бы вкратце.

– Буду подшивать газеты, выдавать студентам брошюры и материалы к семинарам, буду развешивать по стенам наглядные пособия для занятий, вести протоколы заседаний кафедры… Недовольна?

– А еще что?

– А еще буду следить за распределением нагрузок среди преподавателей и в случае болезни одного из них, срочно, хоть пешком, хоть на крыльях, лететь к свободному преподавателю, чтоб тот подменил больного.

Ольга отошла к окну и повернулась к Дмитрию спиной. Теперь она отлично представляла, что входит в круг его обязанностей. Она вспомнила пожилую, с астматическим кашлем женщину-лаборантку, которая в ее институте выдает студентам пособия к семинарским занятиям. Старенькая лаборантка всегда очень сердится, когда студенты вырезают из газетных подшивок статьи. Ей стало обидно за Дмитрия. Она открыла форточку и не решалась повернуться к мужу – боялась увидеть его лицо.