Текст книги "Предел Адаптации (СИ)"

Автор книги: Иван Фрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Шаги стали попадать в ритм.

Корпуса перестали болтаться, как у случайных прохожих.

Вечером ноги гудели, как будто по ним прошёл каток.

Сушилка.

Само её слово жило у старослужащих отдельной жизнью.

Узкое помещение с натянутыми тросами и тёмным воздухом, пропитанным запахом влажной ткани и обуви, стало местом первой попытки поговорить с ним по-другому.

– Лазарев, – окликнул кто-то после того, как они отнесли мокрую форму. – Зайди на минутку.

Он обернулся.

У двери в сушилку стоял контрактник лет тридцати, сухощавый, с резкими скулами и прищуром, который сразу напоминал всех уличных авторитетов одновременно.

С ним ещё двое помоложе, но с тем же выражением «я здесь давно».

– Чего? – спросил Артём.

– Поговорим, – сказал старший. – Не напрягайся, это пока не страшно.

Он вошёл в сушилку.

Дверь закрылась.

Внутри было душно.

Ряды висящей формы, сапоги, нашивки.

– Как зовут? – спросил контрактник, хотя имена наверняка уже видел в списках.

– Артём, – ответил он. – Лазарев.

– Я – Шепелев, – сказал тот. – Запомни. Не потому что я какой-то великий, а потому что я здесь дольше, чем ты вообще в армии существуешь.

Он чуть наклонил голову.

– Я слышал, ты язык имеешь и за людей заступаться любишь, – продолжил он. – Это, конечно, красиво. На гражданке. Здесь за язык иногда прилетает так, что зубы только в документах остаются.

– Я не лезу, где не надо, – спокойно сказал Артём. – Но когда совсем беспредел – тяжело смотреть.

– Беспредел – это когда людей ломают и выбрасывают, – сказал Шепелев. – Здесь людей ломают, чтобы потом собрать так, как нужно. Разницу чувствуешь?

Он выдержал паузу.

– Я не люблю пафос, – добавил он. – Но скажу просто. Здесь нет старой дедовщины. Тебя никто не будет по ночам бить табуретом ради смеха. Но есть дисциплина. И есть люди, которые следят за тем, чтобы она работала. Я один из них. Если ты начнёшь устраивать из себя героя, я первым буду тебе мешать. Не потому что ты плохой, а потому что от этого часто умирают хорошие.

Артём смотрел прямо.

– Я понял, – сказал он. – А вы поймите, что я не собираюсь сдавать своих, если кто-то решит на них ехать просто так.

– Значит, посмотрим, у кого характер крепче, – усмехнулся Шепелев. – Только не путай характер с глупостью. Иногда промолчать – полезней, чем полезть.

В этот момент дверь приоткрылась.

На пороге возник Старший.

– О, – сказал он. – Молитесь тут, или у вас клуб любителей влажного воздуха?

– Разговариваем, товарищ старший сержант, – произнёс Шепелев.

– Я слышу, – кивнул тот. – У вас там очень насыщенный разговор. Прямо датчики двери им заинтересовались.

Шепелев слегка напрягся.

– Всё в рамках, – сказал он.

– Я очень надеюсь, – ответил Старший. – Потому что если кто-то решит по привычке старых времён делать здесь из молодых мальчиков коврики, ему придётся объяснять это офицерам. А офицеры скучать не любят.

Он посмотрел на Артёма.

– Лазарев, на выход. Твои вещи уже почти высохли, а характер мы тебе ещё успеем выправить на плацу.

Артём вышел, чувствуя на затылке взгляд Шепелева.

Внутри тихо сказала Эйда:

Вероятная фигура влияния. Потенциальный союзник и источник риска одновременно. Рекомендация: сохранять дистанцию, не переходить грань.

«Сам знаю», – ответил он мысленно.

Неделя за неделей учебка начинала напоминать странный, жёсткий, но логичный ритуал.

Подъём.

Зарядка.

Завтрак.

Строевая.

Тактика.

Оружие.

Уборка.

Наряды.

Инструктажи.

Сон.

Где-то в этой повторяемости было даже что-то успокаивающее: ты здесь, у тебя есть задачи, ты их выполняешь, и день заканчивается. Не нужно выбирать, чем заняться, мир выбирает за тебя.

Тело менялось.

Плечи стали чуть шире, мышцы плотнее.

Лёгкие справлялись с бегом лучше, чем раньше.

Сон, короткий, но глубокий, всё-таки давал восстановление.

Эйда не вмешивалась резко. Она аккуратно регистрировала:

Постепенное повышение выносливости. Улучшение координации. Адаптация к жёсткому режиму сна. Рекомендуется спустя время перераспределить часть накопленного ресурса в долгосрочные изменения сердечно-сосудистой системы.

Иногда он перед сном пробовал открыть внутренний интерфейс.

Полупрозрачные цифры вспыхивали где-то в глубине сознания.

Сила – чуть выше базовой.

Выносливость – растёт.

Реакция – стабильно выше среднего.

Адаптация – в процессе.

Он закрывал «панель» и думал, как странно: снаружи он выглядел как обычный новобранец с обритой головой и серой формой.

Внутри же шла своя учебка – намного глубже и опасней.

В тот вечер, когда ему в очередной раз показалось, что день повторяется под копирку, он лежал на койке, глядя в потолок.

Данила сверху шевельнулся.

– Эй, – прошептал он. – Ты ещё не передумал?

– Что? – так же тихо спросил Артём.

– С тем, чтобы идти дальше, – ответил Данила. – Ну, со всем этим. Я вот думаю… Может, надо было заболеть в самый охрененный момент.

– Ты бы заболел, тебя бы подлечили, и ты был бы здесь, – сказал он. – Только позже и в ещё более задрипанном настроении.

– Ты оптимист, – вздохнул Данила.

– Я реалист с плохим опытом, – усмехнулся он. – Мы уже здесь. Можно пытаться выкручиваться. Или попытаться бежать от того, от чего не убежишь.

Наступила пауза.

– Знаешь, – сказал Данила, – если честно… Я рад, что ты рядом.

– Я тоже, – признался Артём. – С одним Данилой в армии веселее. А ещё кто будет говорить за меня глупости и отвлекать сержанта?

– Вот это уже честный ответ, – шепнул тот. – Всё, давай спать. Завтра нас опять будут делать красивыми для парада.

– Нас будут делать не для парада, – сказал он. – Нас будут делать для того, чтобы бросать туда, где ломается всё. Так что учись. Быстрее всех.

– Ты как капитан говоришь, – проворчал Данила. – Ему бы понравилось.

– Не знаю, – ответил он. – Мне пока самому не очень нравится.

На него накатила усталость.

Глаза закрылись сами.

Учебка переваривала их снаружи.

Эйда – изнутри.

И пока ещё никто, кроме него, не понимал, что в этой казарме вместе с обычными «срочниками» живёт носитель чужой, очень далёкой от Земли системы, которая тоже проходила свою учебку – на нём.

Глава 12

К этому утру они уже умели вставать по крику Старшего, ещё до того, как мозг поймёт, кто они, где они и зачем живут.

Тело Артёма вставало первым.

Голова догоняла где-то на этапе застёгивания ремня.

Он проснулся с ощущением, что сон оборвали на середине важной мысли. Секунда дезориентации, взгляд в потолок, шорох одеял по казарме, и голос Старшего рванул по воздуху:

– Рота, подъём! Считаю до десяти, потом добиваю выживших!

Кто-то застонал.

Кто-то ругнулся.

Где-то в углу кто-то умудрился упасть с верхней койки и обещал убить того, кто придумал двухъярусные конструкции.

Эйда отметилась мягким прикосновением где-то в глубине головы:

Пульс. Давление. Сон фрагментарный, но восстановление мышечных тканей удовлетворительное. Рекомендую не падать при вставании.

Благодарю за ценные советы, – мысленно буркнул он, соскальзывая с койки на пол.

Панфёров Данил Сергеевич, известный в узком кругу как главный заводила этой казармы, свесился сверху, растрёпанный и злой:

– Объясни мне, Артём Николаевич, какой идиот решил, что человек должен вставать до рассвета?

– Тот же, который написал устав, – ответил Артём, нащупывая сапоги. – И, кажется, он ещё жив.

– Надо бы уточнить, – пробормотал Данил. – Вдруг уже нет. Тогда мы тут по инерции мучаемся.

– Панфёров, – рявкнул Старший с прохода, будто услышал через стенку. – Встань сначала. Потом будешь мучиться.

– Есть мучиться после вставания, товарищ старший сержант, – отозвался Данил чисто автоматически.

Кто-то фыркнул, стараясь спрятать смех в воротнике.

Сегодня утро было странным уже на построении.

Обычно всё просто:

зарядка, строевая, короткий инструктаж, поехали дальше.

Но сейчас на плацу, помимо привычной роты, выстроили ещё людей из соседней казармы. Командиры суетились чуть больше обычного. Стрелецкий стоял в стороне, с кем-то разговаривал, периодически кивая.

– Мне это не нравится, – тихо сказал Данил, пока они дышали морозным воздухом. – Слишком много начальства. В моём опыте это либо большие неприятности, либо большие работы.

– А третьего не дано? – спросил Артём.

– Третье – это увольнение, – ответил тот. – Но это уже сказки для детей.

Старший прошёлся вдоль строя, оценивая, кто способен стоять ровно, а кто превращается в кучу одежды на двух ногах.

– Так, бойцы, – сказал он, отходя чуть в сторону. – Сейчас для вас выступит капитан Стрелецкий. Можете не хлопать, он не артист. Слушать придётся внимательно. То, что он скажет, повлияет на то, как вы будете тут служить дальше. А может, и на то, будете ли вообще.

Он кивнул капитану и отошёл.

Стрелецкий шагнул вперёд.

– Вольно, – сказал он. – Но не расслабляться.

Рота немного вздохнула, плечи разошлись, но строя никто не рушил.

– Вы прошли первый этап, – сказал капитан. – Не скажу, что блестяще, но живы, стоите, более-менее умеете идти в одну сторону в одно время. Для начала неплохо.

Он обвёл их взглядом.

– Теперь начинается серьёзная часть, – продолжил он. – И у вас, в отличие от некоторых, есть выбор.

Это уже было незнакомо. Выбор и армия обычно в одном предложении не существовали.

– Слушаем внимательно, – сказал капитан. – Государству нужны не только солдаты «от звонка до звонка», как вы любите говорить. Ему нужны люди, которые смогут работать с тяжёлыми задачами: сложные операции, новая техника, там, где обычная часть начинает захлёбываться. Для этого есть программы специальной подготовки.

Он сделал паузу.

– Суть простая, – сказал Стрелецкий. – Каждый из вас может пойти по одной из двух дорожек.

Он поднял один палец.

– Первая. Стандартная срочная служба. Учебка, распределение в обычную часть, год без особых чудес, по возможности подальше от самых горячих точек. Меньше риска. Меньше ответственности. Меньше головной боли. Отслужил, получил военный билет, поехал домой, рассказывать друзьям, как было тяжело вставать в пять утра.

Поднял второй палец.

– Вторая. Специальная подготовка. Усиленный режим, отдельные курсы, участие в отработке новых методик и тактики. Это больше работы, больше нагрузки, жёстче отбор. И да, выше вероятность, что в случае обострения ситуации окажетесь не в тылу, а на передовой. Но и отдача другая.

Кто-то двинулся в строю.

Капитан продолжал, не глядя на отдельные лица.

– Отдача – это не только красивые слова, – сказал он. – Повышенные выплаты контрактникам, если останетесь и дальше. Приоритет на определённые должности. Плюс, по линии государства, социальные льготы: жильё, обучение, медицинские программы. Всё то, о чём вы обычно узнаёте из рекламы и думаете, что это для кого-то другого.

Он посмотрел прямо.

– Но это не бесплатно. И не романтика. Это работа. Часто неприятная. Местами страшная.

Рота молчала. Кто-то из задних сглотнул так, что было слышно.

– Решение принимать вам, – сказал Стрелецкий. – Принуждать никто не будет. Но если выбрали обычную срочку – едете в другую часть, попроще. Если выбрали специальную – остаётесь здесь. Дальше отбор, и уже отсюда по профилям. Пехота, связь, операторы и прочее.

Он перевёл дух.

– Вопросы есть? – спросил он.

Рука поднялась где-то справа.

Высокий худой парень, которого все звали просто Сашей, но у него наверняка имелись фамилия и отчество.

– Товарищ капитан, – сказал он. – А если выбрал спецподготовку, но потом понял, что не тяну?

– Тогда будешь тянуть, – спокойно ответил Стрелецкий. – Это не развлекательный кружок. Но если по медпоказаниям вылетишь – отправят по остаточному принципу. Только там тоже никто обниматься не будет.

Рука поднялась с другой стороны.

– А если выбрал обычную, а потом передумал? – спросил кто-то из задних.

– У нас много желающих туда попасть, где тяжело, – сухо сказал капитан. – За вас в очереди вряд ли кто-то стоять будет. Поэтому думайте головой сразу.

Он перевёл взгляд по строю ещё раз.

– В течение дня с вами поработают офицеры, всё расскажут по полочкам, – заключил он. – После обеда будет приём решений. Каждый из вас лично распишется под тем, что выбрал. Без «я не знал» и «я передумал». На этом всё.

– Рота, равняйсь! – заорал Старший.

Радостное утро закончилось.

Столовая гудела, как улей.

Железные миски, алюминиевые ложки, запах каши и котлет, которые были похожи на котлеты только по названию.

Люди жевали, спорили, тихо лаялись.

Артём сидел с Данилом, по правую руку от него устроился коренастый парень с короткой шеей, по фамилии Пахомов, которого все звали Пахом. Слева – худой темноволосый Илья Полянский, вечный скептик и человек-комментарий.

– Ну всё, – Пахом отодвинул миску. – Выбор века. Туда идти – страшно. Сюда идти – стыдно.

– Стыдно? – переспросил Илья. – А чего стыдно? Человек хочет просто отслужить и свалить. Нормальное желание.

– Нормальное, – согласился Пахом. – Только потом будут сидеть на кухне и рассказывать, как могли бы. Я таких у нас в посёлке видел. «Вот, если бы я тогда пошёл…»

– А что, если пойдёшь, а потом останешься без ног? – спокойно сказал Илья. – На кухне рассказывать будешь уже про другое.

Он ковырял котлету с вниманием хирурга на операции.

– Да вы все, главное, не думайте, – вмешался Данил. – А то голова устанет. Я лично не собираюсь подставляться под все возможные приключения, только потому что какой-то человек наверху решил, что ему нужны «особо мотивированные». Я хочу год отмучиться и домой.

– Ты уже отмучился две недели, – заметил Илья. – И ещё не умер.

– Это потому что Старший меня любит, – сказал Данил. – Но я не хочу испытывать его чувства дальше. Стандартная подготовка, спокойная часть, полгода в нарядах, полгода на автоматизме, и всё. Зато живой, и потом можно спокойно получать свои ипотечные и прочие радости.

Он повернулся к Артёму.

– Ты же со мной, а? – спросил он. – У нас с тобой ещё планы. Дом родителям, нормальная жизнь. Ты не тот человек, который мечтал попасть в мясорубку добровольно.

Вот тут как раз и начиналась проблема.

Артём отложил ложку, посмотрел на свои ладони. Кожа чуть грубее, чем ещё месяц назад. На костяшках – старые следы от драк и новые мозоли от оружия.

Внутри тихо шевельнулось.

Рекомендую обсудить параметры, сказала Эйда.

«Слушаю», – подумал он, прикрывая глаза на секунду так, будто просто моргает от усталости.

Специальная подготовка: повышенный риск боевого применения. Нагрузки, угроза жизни. Но – высочайшая плотность адаптационного опыта. Доступ к расширенным сценариям, к другим типам нагрузки. Возможность улучшить параметры быстрее и дальше.

Обычная срочка?

Минимальный риск прямых боевых столкновений в краткосрочной перспективе. Низкий уровень стимулов для адаптации. Медленный рост. В случае эскалации – низкая подготовка при попадании в зону конфликта.

Он тихо вдохнул.

– Мне нравилось, когда мир был проще, – тихо сказал он про себя. – Если бы не ты, я бы, наверное, даже не думал.

Пауза.

Ты можешь пытаться минимизировать участие. Но события вокруг развиваются по траектории, не зависящей от твоих желаний. Чем больше у тебя ресурсов, тем выше шанс защитить тех, кто останется.

Ну и льготы весьма щедрые обещали вместе с жильём. Но после службы, чтобы получить льготы и жилье, нужно обязательно устроиться работать на государственную службу. Но это будет очень весомая помощь семье. Помощь, конечно, можно оказать и другим способом – просто работая по специальности. Но чтобы купить жилье, на это уйдёт минимум 10 лет.

С семьей он так и не связался с момента отъезда, так как связаться было трудно, но события дома он ещё узнает позже.

– Артём, – повторил Данил, уже настороженно. – Ты чего задумался? Скажи, что не будешь лезть в эту специальную мясорубку. Скажи, и я успокоюсь.

Артём посмотрел на него.

Данил – не герой, не псих, не фанат адреналина. Живой, нормальный человек, который хотел диплом, нормальную зарплату и чтобы проблема войны касалась его как можно меньше.

И вот сидит здесь, с обритой головой, алюминиевой ложкой в руке и бесконечным сарказмом вместо брони.

– Я не хочу умирать, – честно сказал Артём. – Я хочу помочь семье. И не хочу, чтобы кто-то из наших умер. – Артем вздохнул. – Но в мире накаляется обстановка.

Он поискал слова.

– Если всё дальше будет только хуже, – произнёс он, – мне нужна возможность что-то делать. А не просто быть ещё одним «отслужил и ушёл».

– Ты был нормальным пацаном, – мрачно заметил Данил. – А сейчас звучишь как человек, который собирается подписать себе смертный приговор.

– Обычная срочка не даёт иммунитета, – сказал Артём. – Ты же сам слышал. Если начнётся по-крупному, зацепит всех. Просто одни будут готовы чуть лучше, другие – чуть хуже. Мне… хочется быть в первом списке.

Пахом кивнул, молча.

Илья скривился.

– Герой, – сказал Данил. – Спаситель человечества. Нашёлся.

Он стукнул ложкой по миске.

– Я, между прочим, тоже жить хочу. И не хочу, чтобы где-то под дурацким городком лежала моя форма с пустым шевроном. Я за тех, кто переждёт, а потом будет смотреть, как другие страдают.

– Но ты же меня терпеть не можешь, – сказал Артём. – А если мы разделимся, кому ты будешь портить жизнь?

– Точно, – тихо вставил Пахом. – Без него тебе придётся по новой искать человека, которого можно будет доставать с утра до вечера.

– Не помогайте, – поморщился Данил.

– Я не герой, Дань, – сказал Артём, уже без шуток. – Я просто понимаю, что всё равно втянут. Мы уже тут. Обратно нам никто билет не выдаст. Если придёт серьёзное дерьмо, оно не спросит, кого из нас «отправлять посерьёзнее». Оно накроет всех.

Он пожал плечами.

– Я выбираю вариант, где у меня хотя бы будут инструменты.

Данил смотрел на него так, будто впервые видит.

– Ненавижу тебя, – сказал он наконец. – От души.

И тут же добавил:

– Если ты попрёшь в эту спецподготовку, я за тобой пойду. Потому что я ещё больше ненавижу идею, что ты будешь где-то там, а я – в какой-то другой дыре, где от меня ничего не зависит. И если ты умрёшь, я хотя бы тоже буду в списке. Чтобы не мучиться.

– Логика на грани гениальности, – заметил Илья. – Но это уже наша классика.

– А вы что? – спросил Артём, глядя на Пахома и Илью.

– Я? – Пахом почесал затылок. – Я ещё подумаю. У меня дома мать. Я ей обещал вернуться. Но если здесь правда можно чему-то научиться, что потом пригодится… Надо считать.

– А я, – сказал Илья, – хочу пожить. Но и хочу, чтобы если вдруг начнутся совсем плохие времена, я не был тем самым «лишним». Так что, скорее всего, тоже останусь тут. Просто буду ныть громче вас.

Данил тяжело вздохнул, встал и утащил миску к мойке.

– Ненавижу людей, которые усложняют мне жизнь такими разговорами, – бросил он через плечо.

После обеда строй выглядел уже иначе.

Кто-то ходил, сжав губы.

Кто-то, наоборот, смеялся слишком громко.

Кто-то пристально рассматривал плац, словно пытаясь запомнить каждую трещину – на случай, если завтра будет в другом месте.

Их выстроили по отделениям.

Перед каждым столом – папка, списки.

Стрелецкий стоял рядом, лицо у него было по-прежнему спокойное.

– Подходите по одному, – сказал он. – Вписываете данные, расписываетесь в том, что ознакомлены и выбрали. Без театра. Взрослые люди.

Слева уже шли первые.

Кто-то, не дойдя до стола, разворачивался и уходил к группе, которая формировалась справа – туда, где собирали тех, кто выбрал обычную срочку.

Артём шёл в середине очереди.

Когда очередь дошла до него, он наверное за всю жизнь ещё ни разу так ясно не ощущал вес ручки в пальцах.

На листе была стандартная бумажная мантра: ознакомлен с условиями, предупреждён о рисках, претензий не имею, выбираю такой-то вид подготовки.

Он посмотрел на строки.

В голове тихо и отчётливо прозвучало:

Риск – высокий. Потенциал – выше среднего. Принятое решение будет определять маршруты дальнейшего развития.

«Да знаю я», – отозвался он мысленно и поставил подпись напротив пункта «специальная подготовка».

– Определился? – спросил Стрелецкий, мельком глянув.

– Так точно, товарищ капитан, – сказал Артём.

– Ну, – капитан слегка кивнул. – Посмотрим, как ты будешь думать о своём выборе через месяц.

Сзади к столу подошёл Данил.

Пальцы у него дрожали едва заметно.

– Панфёров Данил Сергеевич, – озвучил офицер, проверяя данные. – Выбор?

Данил метнул на Артёма взгляд – убийственный и отчаянный одновременно.

– Специальная, – выдохнул он. – Чёрт бы её побрал.

– Подпись, – спокойно сказал капитан.

Данил расписался так, будто ставит крест на собственной жизни.

– Поздравляю, – заметил Стрелецкий. – Вы только что вступили в кружок любителей осложнять себе судьбу.

– Спасибо, товарищ капитан, – буркнул Данил. – Всегда мечтал.

Половина роты всё-таки выбрала обычную службу.

Их отвели в сторону, позже началась суета с вещами.

Автобус, к которому они привыкли, теперь увозил уже не всех, а только часть.

Кто-то махал рукой.

Кто-то стоял с каменным лицом.

Кто-то пытался шутить, но получалось кисло.

Когда автобус тронулся, казарма стала визуально меньше, но воздух в ней стал плотнее.

Те, кто остались, теперь смотрели друг на друга иначе.

Кто-то – с уважением.

Кто-то – с осторожностью.

Кто-то – с раздражением: мол, «нашлись особенные».

Среди последних был Климов – широкоплечий, с тяжёлой челюстью, тот самый, что уже один раз возмущался жизнью в сушилке.

– Смотрите-ка, – усмехнулся он, проходя мимо, – элита тут нарисовалась. Сами, значит, решили стать особенными. Надеюсь, вам за это медали сразу выдадут.

– Если выдадут, – спокойно ответил Артём, – я тебе покажу, как они смотрятся на челюсти.

Данил фыркнул.

Климов прищурился, но промолчал.

Пока.

Вечером их опять собрали, но теперь в другом помещении – небольшом актовом зале, где на стене висел экран.

На этот раз, кроме Старшего и Стрелецкого, был ещё один офицер. Лет тридцать пять, сухой, жилистый, с цепким взглядом. На груди – нашивки, немного больше, чем просто «понадели для вида».

– Майор Рубцов, – представился он. – Для тех, кто не знает, это значит, что я отвечаю за то, чтобы из вас сделать хоть что-то пригодное для того, что нам предстоит.

Он прошёлся взглядом по рядам.

– Вы выбрали специальную программу, – сказал он. – Это не значит, что вы уже кто-то. Это значит, что вы добровольно подписали бумажку, что готовы работать больше остальных. Нам нужны не супермены, а люди, у которых есть голова и чуть больше стержня, чем у среднестатистического «отслужил и забыл».

Он сжал пальцы в кулак и разжал.

– Суть программы такая. Вас условно делят на несколько профилей. Первые – штурм. Те, кто ногами ходит там, где неприятно, и руками делает то, от чего другим хочется спрятаться под кровать. Вторые – операторы. Те, кто головой и глазами работают не хуже рук и ног. Управление, координация, связь. Со временем – узкие специализации.

Он ткнул пальцем в экран, и на нём появились схемы.

– Мы живём не в сказке, где один герой с автоматом всех побеждает, – сказал Рубцов. – Боец сам по себе – это одна штука. Боец, за которым стоит нормальный оператор, грамотная координация, – это уже другая. Связка «живой боец + оператор» – это то, на чём сейчас строится половина нормальных операций.

Он посмотрел на них.

– Для этого у нас есть тренировки, – продолжил он. – В том числе с экзоскелетами и виртуальными симуляторами. Да, вы не ослышались. Не в кино, а здесь. Но не надо строить из себя детей, которым дали новую игрушку. Всё это – инструмент. Как автомат. Как сапёрная лопатка. Умный человек использует, чтобы выжить. Дурак – чтобы сделать ещё одну глупость.

Он усмехнулся безрадостно.

– Завтра начнём вводные, – сказал майор. – Сегодня можете порадоваться, что вы ещё этого не видели. Завтра будете радоваться меньше.

– Товарищ майор, – поднял руку Илья. – А уже известно, кого куда?

– Примерно, – ответил Рубцов. – Кто-то физически крепче, у кого-то результаты по тестам выше. Но окончательно определим по результатам первых занятий. Иногда те, кто бегают как кони, в штурме ломаются, а те, кто в школе сидел на задней парте, оказываются отличными операторами. Жизнь любит сюрпризы.

Он перевёл взгляд по залу.

– Вопросы? – спросил он.

– А если, к примеру, – осторожно начал Пахом, – я не хочу идти туда, где… э-э… совсем плохо, но хочу научиться чему-то нужному?

– Тогда привет, ты в правильном месте, – отрезал майор. – Здесь ты не выбираешь точку, где окажешься завтра. Здесь ты выбираешь, будешь ли ты там в состоянии хоть что-то сделать или нет. Всё.

Он махнул рукой.

– Всё, свободны. Готовьтесь морально.

Утро следующего дня началось, как обычно, с матов и зарядки. Закончилась эта привычность на двери тренировочного корпуса.

Когда их туда завели, у Артёма возникло чувство, что он случайно зашёл на выставку будущего из рекламы, только без улыбок и приглушённой музыки.

Большой зал был разделён на две части.

В первой – нечто вроде обвешанных ремнями металлокаркасов, стоящих на платформах.

Над ними висели тросы и крепления. Рядом – стойки с шлемами и ремнями.

Во второй – ряд стоек с мониторами, столы с пультами, кресла, похожие на офисные, только с дополнительными креплениями для рук и головы.

– Ох ты ж… – выдохнул Данил. – Вот оно где всё пряталось.

– Добро пожаловать, бойцы, – снова появился майор Рубцов. – Здесь у нас проходят тренировки по программе «экзоскелет + оператор». В народе – экзы и те, кто на них смотрит.

Он прошёлся между каркасами.

– Это – легкие экзоскелеты, – сказал он. – Не те монстры, которые таскают по сто килограммов железа, а облегчённые модели для пехоты. Ноги, спина, немного руки. Усиливают, поддерживают, стабилизируют. Дают шанс, что вы после тяжёлого выхода вернётесь своими ногами, а не чьими-то руками.

Он кивнул в сторону стоек с пультами.

– Там – рабочие места операторов. Люди, которые не лезут в грязь и кровь лично, но держат картину целиком. Оценка обстановки, координация групп, связь, иногда – управление техникой.

Он улыбнулся без тени веселья.

– Идеальная картина мира выглядит так, – сказал он. – В поле работает связка: боец в экзе, который видит перед собой конкретную улицу, и оператор, который видит весь квартал. Если они доверяют друг другу и умеют слушать, отсюда мы отправляем больше людей живыми. Если нет – отправляем больше тел.

Он повернулся к ним.

– Ваша задача – научиться быть одной из частей этой связки, – заключил майор. – Не важно, кем. Хороший оператор ценится так же, как хороший стрелок. Без одного второго не бывает.

Старший устроил их в две шеренги.

– Сейчас проведём первичную оценку, – сказал Рубцов. – Двоих добровольцев – в экзы, двоих – за пульты. Остальные смотрят и молчат.

Ему даже не пришлось долго ждать.

– Лазарев, Панфёров, – неожиданно сказал Старший, словно примеряя их фамилии на каркасы. – Раз вы уже везде успели отличиться, отличайтесь дальше. Лазарев – экзоскелет. Панфёров – оператор.

– Почему я оператор? – возмутился Данил. – Я тоже хочу железо на ногах.

– Потому что ты слишком любишь крутить кнопки, – ответил Старший. – И потому что если я дам тебе экзу, ты расхреначишь её о первую же стену. Дискуссия окончена.

– Я подумаю, – проворчал Данил, но уже шёл за инструктором к рабочему месту.

Артём, наоборот, подошёл к ближайшему каркасу, к которому его подводил сержант-инструктор – бледный, с короткой стрижкой и тонкими пальцами.

– Не бойся, кусаться он не будет, – сказал тот. – Хоть и железный.

– Я уже привык к тому, что всё, что не кусается, всё равно ранит, – заметил Артём.

Инструктор хмыкнул.

– Сначала – пояс, – объяснил он, показывая. – Крепим на таз, затягиваем. Здесь – крепления на бедре, на голени. Нога – сюда. Не дёргайся, пока не скажу.

Он терпеливо застёгивал на нём металлические дуги и ремни.

Эйда проявилась лёгким зудом под кожей:

Новые внешние нагрузки. Механическая поддержка по оси ноги. Не вмешиваюсь, пока не будет угрозы.

«Заметай», – ответил он, чувствуя, как экзоскелет подхватывает вес ног.

Его буквально вплели в каркас.

Спина – подставка, на плечах – лёгкая рама. Металл не давил, но присутствие ощущалось.

– Теперь попробуй шагнуть, – сказал инструктор.

Первый шаг был странным.

Как будто в ноги добавили пружины, которые ещё не подружились с мышцами.

Он сделал второй, третий, прислушиваясь к тому, как ноги отвечают. Экзоскелет слегка подталкивал при сгибании колена, будто помогая разогнать тело вперёд.

– Нормально, – кивнул инструктор. – Не валишься. Значит, мозг не совсем из табуретки.

– А если из табуретки, что тогда? – спросил Артём.

– Тогда мы узнаем об этом раньше, чем тебя куда-то отправим, – пожал плечами тот.

Тем временем Данил усаживался за пульт.

Рабочее место оператора оказалось не таким уж впечатляющим: стол, кресло, монитор, джойстик, пара дополнительных клавиш и гарнитура.

– Всё это, – объяснял офицер связи, высокий, сухой, – простая штука. Монитор – то, что ты видишь глазами систем наблюдения и датчиков, на учениях – камеры, датчики, иногда макеты. Джойстик – чтобы что-то переключать. Голова – чтобы понимать, что ты видишь. Понимать будешь – жить будут. Нет – ну… значит, будем искать другого.

– От ваших педагогических подходов мне так спокойно, – вздохнул Данил, надевая гарнитуру. – Прямо как дома.

– Дома тебя за ошибку максимум отец по шее даст, – сказал офицер. – Здесь за ошибку могут прилететь похоронки. Поэтому учимся без романтики.

Он включил мониторы.

На экране вспыхнуло изображение тренировочного полигона:

макеты домов, коридоры, коридорчики, подвалы, переходы.

– Сейчас попробуем простую штуку, – сказал офицер. – Лазарев идёт по маршруту. Ты следишь за ним по камерам, даёшь команды. Твоя задача – провести его из точки А в точку Б живым, не давая ему вляпаться в условный огонь. Его задача – слушать тебя и не строить из себя героя.

– Он уже подписал бумажку, что он герой, – мрачно заметил Данил. – Хорошо. Попробуем.

Артёма подвели к входу в лабиринт из щитов и перегородок.

– На затылок, – сказал инструктор, протягивая ему гарнитуру, – надеваем. Это – связь с оператором. Если голос в ухе говорит «стоп» – значит стоп. Если голос говорит «левая» – значит левая. И не надо спорить.

– А если голос говорит «прыгай в яму»? – уточнил он.

– Тогда сначала спроси, трезв ли оператор, – усмехнулся инструктор. – Но в целом да – слушай.

Гарнитура шевельнула ухом, отозвалась лёгким шумом.

Связь установлена, отметила Эйда. Новый канал. Внешний голос. Учту.

– Тём, ты меня слышишь? – раздалось в ухе знакомое.

– Слышу, Панфёров, – сказал он. – Всё, теперь тебе официально разрешено мной командовать. Пользуйся моментом.

– Пользоваться буду аккуратно, – отозвался Данил. – Значит так. Вперёд два шага. Там порог, не навернись.

Голос у него был неожиданно собранный. Без обычной размазанной ленивости.

Артём сделал шаги. Экзоскелет подстраивался. Вес распределялся как-то странно – часть брали на себя дуги на ногах.