Текст книги "Предел Адаптации (СИ)"

Автор книги: Иван Фрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Глава 6

Сессию в этом году никто официально «особыми испытаниями» не называл, но по общажным разговорам было понятно: кому-то она станет ступенькой, кому-то гильотиной.

Расписание выложили в общий чат факультета и дублировали на доске в холле, будто боялись, что студенты коллективно забудут, когда именно их поведут на казнь.

Первый экзамен по расписанию был самый прекрасный – матан. Через два дня. Потом, не давая выдохнуть, физика, сопромат, теория цепей и ещё пара дисциплин, названия которых звучали как диагноз.

Артём стоял у доски с расписанием, прислонившись плечом к стене, и смотрел на аккуратные строки. Даты, фамилии, аудитории.

Рядом, присвистывая, изучал то же самое Данила.

– Смотри, как красиво, – сказал он. – Вот тут наши надежды, а вот тут наши похороны.

– Ты хотя бы даты не путай, – отозвался Артём. – В прошлый раз ты чуть не приперся на экзамен на день раньше.

– Это был разведывательный рейд, – насупился Данила. – Я проверял, существует ли вообще аудитория 412. Её до сих пор никто живой не видел.

– Она существует, – вмешался сзади Ильдар, появившийся с тетрадкой под мышкой. – Я там вчера сидел на консультации. Жив, здоров, немного седой.

– Значит, это не миф, а реальность, – Данила вздохнул. – Ладно. План такой: сегодня весь день по матану, завтра закрепляем, послезавтра сдаём. И если мы выживем, я куплю себе торт и буду есть его на глазах у тех, кто не сдал.

– Ты лучше купи торт тем, кто тебя спасал весь семестр, – сказал Ильдар. – И иногда открывал конспекты вместо тебя.

– Это я, да? – уточнил Артём.

– Ты в списке, – кивнул тот.

Внутри у Артёма было странно тихо. Никакой паники «мы все умрём», только чувство, что перед ним – набор задач, которые нужно переложить на полочки.

И мозг, зараза, радостно потирал руки.

Они устроили в комнате импровизированный штаб.

Стол завалили тетрадями, распечатками, задачниками. Данила вытащил целый пакет дешёвых вафель и поставил в центр как источник вдохновения. Ильдар притащил чайник и чай.

– Ладно, стратегический совет, – сказал Данила, хлопнув ладонями по коленям. – Кто что помнит, кто что не понимает, кто в какой момент готов бежать в армию добровольцем, лишь бы не сдавать матан.

– Я не доброволец, – сказал Ильдар. – Я всё ещё надеюсь сдать.

– Я эту фразу напишу себе на стене, – кивнул Данила. – Лазарев, чего у тебя по темам?

Артём пролистал тетрадь. Страницы с формулами больше не пугали. Напротив, выглядели как знакомый пейзаж: берёзы, ёлки, интегралы.

– Ряды, интегралы, диффуры… – перечислил он. – В принципе, всё есть. Вопрос в том, смогу ли я это всё вытащить из головы, когда передо мной будет сидеть Машкина.

Машкина, преподавательница матана, была женщиной небольшого роста, но с репутацией, которая заставляла даже самых наглых студентов вести себя тише.

– Машкина любит, когда по шагам, – заметил Ильдар. – Не просто ответ, а все переходы.

– Значит, надо тренироваться не просто считать, а объяснять, – решил Артём.

Он и сам удивился тому, как спокойно это прозвучало.

– Ты меня пугаешь, – сказал Данила. – Ещё вчера ты матерился на формулы, а сегодня предлагаешь «объяснять». Кто ты и где наш Артём, который хотел стать слесарем, а не математиком?

– Я хотел стать инженером, – поправил тот. – И хочу. Для этого твой матан нужен.

– Мой? – Данила округлил глаза. – У меня его пока всего два процента.

– Значит, подкачаем, – усмехнулся Артём.

Они сели за задачи. Сначала шло привычно туго: подбирать примеры, вспоминать, как из одной формы перейти к другой. Но через полчаса случилось странное.

Он поймал себя на том, что решает задачу и одновременно как будто наблюдает за собой со стороны. Не в мистическом смысле, а в организационном: какая-то часть его мозга спокойно раскладывала работу на шаги.

«Сначала перепиши условие, – мелькнула мысль, чёткая и структурированная. – Потом найди, чего от тебя хотят. Распиши крайние случаи. Посмотри, нет ли очевидной подстановки. Не ругайся заранее».

Он сделал именно так. И задача, которая в прошлом семестре вызвала бы у него желание стукнуть головой по столу, вдруг пошла. Шаг за шагом. Без рывков.

– Стоп, – сказал Данила, отрываясь от своей писанины. – Ты сейчас за сколько это сделал?

– Минут за десять, – пожал плечами Артём. – А что?

– То, что мы вчера с Ильдаром над похожей сидели сорок минут, – сообщил Данила. – И то я в конце хотел выйти в окно.

– Вчера ты был не выспавшийся, – заметил Ильдар. – И пытался параллельно болтать по телефону.

– Это детали, – отмахнулся Данила. – Лазарев, объясни по шагам, что ты сделал. Может, мой мозг тоже поймёт.

Артём вздохнул, взял чистый лист.

– Ладно. Смотри. Вот исходная функция. Нам нужно…

Он начал объяснять и в ходе объяснения вдруг понял, что это ему нравится. Не просто «я знаю ответ», а именно разложение. Как если бы он с отцом ковырялся в моторе: вот карбюратор, вот проводка, вот то, что сломалось, вот как это починить. Только теперь вместо железа – формулы.

– О, – сказал Данила, когда они дошли до конца. – Так оно сразу по-человечески выглядит. Машкина, конечно, не человек, но вдруг оценит.

– Не называй её так, – поморщился Ильдар. – Она может материализоваться за твоей спиной.

– Она материализуется только в аудитории, – уверенно сказал Данила. – Это её ареал.

Они ещё пару часов гоняли задачи. В какой-то момент к ним присоединился Ваня, притаскивая стул.

– Я слышал, тут можно бесплатно пострадать от матана, – сказал он. – Запишите меня добровольцем.

– С тебя вафли, – Данила тут же заявился. – И чай. Мы тут интеллектуально работаем.

– Мне бы сначала мозг включить, – признался Ваня. – Я сегодня пытался повторить тему рядов и в какой-то момент понял, что от слова «сходится» меня начинает трясти.

– Это ты к жизни привыкнешь, – утешил его Артём. – У неё вообще ничего не сходится.

– С твоим чёрным юмором ты далеко пойдёшь, – заметил Ильдар.

Ваня всерьёз попросил объяснить один из примеров. Артём снова пошёл по шагам, и заметил, что делает это всё легче. Словно в голове уже выстроена дорожка, и нужно только провести по ней другого человека.

Он не считал себя умнее остальных – просто как будто наконец-то попал в режим, когда мозг не занят бессмысленными тревогами, а может работать.

Система в глубине черепа тихо отмечала:

«Нагрузка: интенсивное обучение. Параметр: Нейрообработка – рост. Память – стабилизация краткосрочных блоков, улучшение перекодировки в долгосрочное хранение. Ошибок нет».

Но сам Артём этого пока не слышал – только чувствовал заглушённый, но ощутимый прилив ясности.

Первый экзамен в расписании стоял на девять утра.

Они пришли к восьми. Под дверью аудитории уже толпился народ: кто-то ходил кругами, повторяя формулы вслух, кто-то сидел на подоконнике, глядя в одну точку. Кто-то дописывал шпаргалки прямо на ладонях.

Данила мерил шагами коридор, как тигр в клетке.

– Я считаю, это издевательство, – говорил он всем, кто рядом. – Ставить экзамен по матану на девять утра. В это время нормальные люди должны ещё спать.

– Нормальные люди уже на смене, – заметил Ильдар. – Нам повезло.

– Я чувствую удачу всем телом, – проворчал Данила. – Лазарев, у тебя как?

Артём стоял, прислонившись к стене, держа в руках тетрадь, но уже давно в неё не смотрел. Конспект был в голове, не на бумаге.

– Спокоен, – сказал он. – Панику оставил дома.

– Ты сволочь, – сказал Данила без злости. – Я хочу от тебя заразиться.

– Иди помой руки, – посоветовал Ильдар. – Может, поможет.

Из аудитории тянуло влажным воздухом и мелом. Дверь открылась, показалась Машкина. Маленькая, сухая, с аккуратно собранными волосами и взглядом, который по ощущениям видел студентов насквозь.

– Заходите, – сказала она. – По одному берёте билеты, не толпитесь. Кто будет шуметь – выгоню и поставлю неуд.

Толпа мгновенно стала тише.

Артём вошёл в аудиторию одним из первых. Подошёл к столу, вытянул билет. На чистой бумажке уныло смотрели три задачи и теорема. Внутри всё чуть сжалось, но не от ужаса – от концентрации.

Он сел за парту, положил билет, тетрадь, ручку.

Первое, что сделал – просто прочитал всё до конца. Не хватаясь сразу за первую попавшуюся задачу, как делал раньше. Дал мозгу несколько секунд.

«Так, – отметил внутри кто-то спокойный. – Теорема – знакомая, с доказательством. Первая задача – стандартное интегрирование, есть техника. Вторая – ряды, нужно аккуратно. Третья – самая гнусная, оставить на потом».

Он начал не с первой, а с теоремы. Написал формулировку, потом доказательство. Рука двигалась уверенно, не спотыкаясь. Где-то на середине поймал себя на том, что почти слышит голос отца: «Разбирай по частям, не пытайся сделать всё сразу».

Потом перешёл к интегралу. Выбор подстановки, разложение, трансформация – всё расползалось по листу, но в голове оставалось ясным.

Когда он добрался до рядов, времени оставалось достаточно, чтобы не торопиться. Раньше на этом месте он бы уже потел, глядя на часы. Сейчас – просто проверял себя.

Он поднял глаза только когда услышал:

– Лазарев, вы готовы? – голос Машкиной прозвучал ближе, чем он ожидал.

Она стояла у его парты, глядя на записи.

– Да, – сказал он, отложив ручку. – Думаю, да.

– Тогда идём, – она махнула рукой к доске.

Путь до доски показался короче, чем обычно. Он встал, взял мел.

– Номер билета? – спросила Машкина.

– Пятнадцатый.

– Хорошо. Начнём с теоремы.

Он приступил. Формулировку произнёс, стараясь не тараторить. Доказательство раскладывал по шагам. Машкина пару раз уточнила переходы – он ответил. Ни один вопрос не застал его врасплох.

– Интеграл, – сказала она, кивая на вторую строку билета. – Покажите, как вы его решали.

Он переписал условие на доску, стал проговаривать: какую подстановку взял, почему, где сократил, где использовал известный результат.

– Почему именно такая подстановка? – вдруг спросила она, вцепившись взглядом.

Он замолчал на секунду. В голове вспыхнуло: «Можно сказать «мне так показалось», но это не ответ».

– Потому что она подчёркивает структуру знаменателя, – сказал он. – И даёт возможность привести выражение к стандартной форме, для которой есть готовый интеграл. Если брать другую, будет больше промежуточных вычислений, но результат тот же.

Она смотрела на него ещё пару секунд, будто оценивая не только слова.

– Ряд, – коротко сказала она. – Условия сходимости.

Он разложил ряд, проговорил признаки, показал, как проверял. Посмотрел на неё. Внутри странно гудело – не от страха, от напряжения, как струна.

– Ладно, – сказала Машкина наконец. – Садитесь.

Он повернулся, вернулся к парте, чувствуя, как другие студенты провожают его взглядами.

– За теорему и задачи у вас… – голос Машкиной слегка потянул паузу. – Четыре. За ответ в целом – пять. В зачетку поставлю пять. Не расслабляйтесь на других экзаменах.

– Спасибо, – сказал он.

Сев, взял зачетку, посмотрел на жирную цифру. Рука чуть дрогнула, но не от удивления – от ощущения, что пазл действительно складывается.

Рядом, на соседней парте, Данила шепнул:

– Сколько?

– Пять, – так же шёпотом ответил он.

– Ненавижу, – сказал Данила искренне. – И горжусь. Восемьдесят к одному.

Ильдар позже тоже подсел.

– Ну что, – спросил он, – как ощущения?

– Как будто делал то, что должен, – ответил Артём. – Без истерики.

– Машкина к тебе присматривалась, – заметил Ильдар. – Видел, как она переспросила подстановку. Но ты молодец, вырулил.

Он кивнул, пытаясь не улыбаться слишком широко. Внутри же всё кипело не восторгом даже – облегчением.

После матана они позволили себе вечер почти без учёбы.

В общаге кто-то уже праздновал, кто-то пил «за удачу», кто-то тихо рыдал, уткнувшись в телефон.

В комнате собрались свои: Данила, Ильдар, Ваня, позже подтянулась Лера – одногруппница, маленькая, в очках, с вечной тетрадью.

– Ну что, гении, – сказала она, усаживаясь на край стола, – кто сколько получил?

– Я герой трагедии, – объявил Данила, поднимая руку. – Отчаянно вытянул на тройку. Машкина посмотрела на меня так, будто дала милостыню. Я готов стоять на коленях и благодарить её за это.

– Я получил четыре, – сказал Ильдар. – Доволен, как кот.

– Я тоже четыре, – Лера поправила очки. – Могла бы лучше, но на одном шаге тупанула. А ты? – посмотрела на Артёма.

– Пять, – ответил он.

– Конечно, – вздохнул Данила. – Где справедливость?

– Справедливость в том, что он пахал, – заметила Лера. – Ты бы тоже пахал, не спрашивал бы.

– Я пашу по-своему, – оскорбился Данила. – У меня тонкая душевная организация.

– Твоя душевная организация спит на парах, – сказала Лера. – Лазарев, – она повернулась к Артёму, – объясни мне, пожалуйста, одну штуку с рядами. На экзамене я её кое-как протащила, но сама до конца не уверена.

– Давай, – он взял её тетрадь.

Они склонились над листами. Лера задавала чёткие вопросы, без пустых слов. Артём отвечал, иногда перестраивая её записи, иногда чертя новые строчки.

В какой-то момент поймал себя на том, что объяснять ей ему проще, чем им с Данилой. Наверное, потому что она меньше шутит и больше слушает. И ещё потому, что говорить вслух про матан с девчонкой, которая не боится его, а спорит и уточняет, было для него новым уровнем странности.

– Вот, – сказал он, закончив пример. – Видишь, здесь ты знак неправильно поставила, поэтому дальше всё поехало.

– Точно, – она поморщилась. – Ну тупая.

– Ты не тупая, – сказал он. – Ты торопилась.

– Запишу и повешу на стену, – усмехнулась Лера. – «Лера не тупая, она спешила».

– Я бы повесил, – вставил Данила. – Это универсальная отмазка.

Они посидели ещё, поговорили. Но в какой-то момент разговор плавно перешёл на следующее: физика.

– Завтра консультация, – напомнил Ильдар. – Кто идёт?

– Я, – сказал Артём. – Мне надо кое-что уточнить по задачам.

– И я, – Лера кивнула. – С физикой у меня хуже, чем с матаном.

– Я останусь охранять общагу от скуки, – заявил Данила. – И буду моральной поддержкой для тех, кто после консультации придёт плакать.

– То есть ты просто будешь сидеть и смотреть сериалы, – перевёл Ваня.

– Поддерживать себя тоже кто-то должен, – спокойно сказал Данила.

Консультация по физике оказалась маленькой предвкушаемой катастрофой.

Преподаватель, сухой мужчина лет пятидесяти с небольшими усами, которых хватало, чтобы студентам было страшно, ходил перед доской и на ходу выписывал то уравнения, то комментарии.

– Экзамен у нас письменный, – напомнил он. – Билет включает теорию и одну задачу. Кто не умеет решать – будет вспоминать, что физика не про формулы, а про понимание. Кто не умеет понимать – будет вспоминать армию.

Шутка вызвала нервный смешок по аудитории.

Артём сидел на втором ряду, записывая не только формулы, но и то, какие вопросы профессор выделяет голосом – где делает акцент. Рядом Лера аккуратно переписывала почти каждое слово.

– Вопросы есть? – спросил преподаватель, когда на доске уже не осталось места.

Первой подняла руку Лера, спросила про тонкость в одной задаче. Он объяснил быстро, как будто отмахиваясь, но по сути.

Потом поднял руку Артём.

– Скажите, – сказал он, – а в задаче с блоками и трением… если взять систему координат по-другому, можно же решить проще?

Преподаватель повернулся, прищурился.

– По-другому – это как?

Артём вышел к доске. Взял мел. Быстро набросал схему: блок, груз, силы, направление осей.

– Если взять ось вот так, – сказал он, – мы избавляемся от лишней компоненты, и тогда выражение для ускорения получается короче. Я вот так пробовал, и у меня всё сходится. Но в методичке разбирается вариант через две проекции, и там расчёт длиннее.

Преподаватель подошёл ближе, рассматривая рисунок.

– Вы откуда взяли этот приём? – спросил, не отводя глаз от доски.

– Ну… – Артём пожал плечами. – Отец в детстве учил «разворачивать» задачи так, чтобы было проще. Сначала на мотоциклах, потом на всём остальном. Я просто попробовал применить то же самое к блокам.

В аудитории кто-то тихо хихикнул. Препод хмыкнул.

– В принципе, – сказал он, – подход рабочий. Да, так считать проще. Главное – не забыть расписать, что вы делаете и почему. Потому что если вы на экзамене приведёте просто красивый результат, а я не увижу логики, я его не зачту.

– Я понял, – кивнул Артём. – То есть можно так, но с пояснениями.

– Именно, – преподаватель кивнул. – Ладно… – он на секунду задержал на нём взгляд. – Любопытно. Садитесь.

Лера повернулась к нему, когда он сел.

– Ты это дома придумал? – шепнула.

– Ну, да, – так же тихо ответил он. – Я сидел над этой задачей и понял, что в лоб мне лень. Вот и повернул.

– Конечно, – вздохнула она, явно разрываясь между раздражением и восхищением. – Мне бы твою лень.

После консультации Лера догнала его на лестнице.

– Слушай, – сказала она, – я правда не понимаю, что с тобой. Ты… как будто проснулся. Раньше ты нормально учился, но сейчас…

– Сейчас сессия, – пожал плечами он. – Мозг понял, что если не начнёт работать, будет больно.

– Мой мозг это понял, но всё равно ноет, – заметила она. – Ладно, не буду тебя мучить. Просто… если тебе не трудно, можешь вечером ещё раз объяснить эту задачу с блоками? Я боюсь на экзамене растеряться.

– Объясню, – кивнул он. – За вафли.

– У меня печенье, – сказала Лера. – Пойдёт?

– Сойдёт, – согласился он.

Она улыбнулась и убежала вниз по лестнице. Он смотрел ей вслед, думая, сколько всего случилось за последние недели. Лес, семейный скандал, странные сны, теперь – это.

Где-то на уровне позвонков пробежала холодная волна. Он слегка согнулся, будто от растяжки.

Он встряхнул плечами, словно стряхивая снег, и пошёл в общагу.

Экзамен по физике был более жёстким, чем матан.

Во-первых, потому что писали все сразу. Во-вторых, потому что задачи попадались такие, что на них не хватало механического натаскивания.

Артёму досталась смесь теории волновых процессов и задачи на динамику.

Первые минут двадцать он честно переписывал теоретическую часть. Физика требовала не только формул, но и слов, объяснений, почему так, а не иначе. Слова сами находились.

Когда дошёл до задачи, почувствовал, как в голове что-то щёлкнуло. Он снова не бросился решать, а просто смотрел пару секунд на условие. На схему.

«Так. Сначала пойми, что происходит. Не рисуй сразу, представь».

Движение грузов, натяжение, трение, направление реакции. Он буквально увидел это: блок чуть наклоняется, груз тянет, сила распределяется. Встал, нарисовал аккуратную схему, отмечая силы – не на автомате, а как будто видел их в живую.

Решение пошло. Одна строчка, другая, третья. В какой-то момент он понял, что сделал то самое «повёрнутое» решение, про которое говорил на консультации. Всё сложилось примерно за двадцать минут.

Оставшееся время он потратил на проверку. Числа сошлись. Знаки не убежали.

Когда сдал, преподаватель задержал его на секунду.

– Лазарев, – сказал он. – Задачу вы решили интересно. То самое «по-другому», что вы показывали. На экзамене так делать рискованно. Но вы хорошо расписали. Так что… – он поставил галочку напротив фамилии. – Молодец.

– Спасибо, – сказал Артём, чувствуя, как уши наливаются жаром.

В коридоре его уже ждала Лера.

– Ну? – спросила, глядя, как он выходит.

– Нормально, – сказал он. – Думаю, вытянул.

– Я тоже, – она улыбнулась. – Надеюсь, мы не ошибаемся.

– Ты и так много знаешь, – заметил он.

– Знание не всегда равно возможности не паниковать, – философски сказала Лера. – Ладно, пойду. Надо маме написать, что я не умерла.

Она убежала, а он ещё немного постоял, прислушиваясь к себе. Голова была тяжёлой, но ясной. Как будто внутри горит лампочка, может, перегревается, но всё ещё даёт свет.

Сопромат ждал их через день. Этот предмет тоже любил убивать студенческие надежды, но уже другими методами.

Вечером перед ним они снова собрались в комнате. На этот раз компанию дополнил высокий молчаливый парень по прозвищу Башня – за рост и неспособность незаметно проходить через дверные проёмы.

– Я пришёл сюда, – сказал Башня, аккуратно складывая свои длинные ноги под столом, – потому что у вас ходят слухи, что вы спасаете людей от сопромата.

– Мы не спасаем, – честно сказал Данила. – Мы страдаем коллективно. Но в коллективе страдать легче.

– Меня устраивает, – кивнул Башня.

Они открыли задачи. Сопромат был смесью математики и реального мира: балки, нагрузки, изгибы.

– Мне кажется, – сказал Ваня, – что у этих задач есть цель – научить нас ненавидеть любую конструкцию.

– Не любую, – поправил Ильдар. – Только неправильно рассчитанную.

– Это всё, – вздохнул Ваня. – Любая, которую считаем мы.

Артём слушал их реплики краем внимания, основная часть мозга была в задачнике.

Он снова ловил себя на том, что уже не утыкается лбом в непонятное. Там, где раньше видел хаос, теперь видел структуру: не просто «балка», а объект, на который действуют силы, реакции, моменты. Мозг сам подсказывал: где опора, где сечение, где максимум напряжений.

– Ты, кстати, как к этому пришёл? – спросил Башня, когда Артём в третий раз объяснил ему одну и ту же последовательность действий.

– К чему? – удивился тот.

– К тому, – Башня ткнул пальцем в схему, – что это для тебя не просто рисунки. Ты говоришь так, как будто… видишь всё это.

Артём на секунду замолчал.

– Я просто представляю себе реальный объект, – сказал он. – Мне так проще. Не «балка», а, не знаю… перекладина. Представляю, что будет, если на неё надавят здесь. И дальше подгоняю под это формулы.

– Ты когда-нибудь думал преподавать? – спросила Лера. – Серьёзно.

– Я ещё сам не сдал, – напомнил он. – Подожди до зачётки, потом будем строить планы.

– Если ты так же сдашь, как объясняешь, – сказала она, – у тебя всё будет нормально.

Он отмахнулся. Но внутри от её слов стало тепло.

Экзамен по сопромату прошёл уже без особых чудес – если не считать одним чудом то, что он не завалился.

Задача досталась на изгиб балки под несколькими нагрузками. Теорию он написал уверенно. Решение задачи шло по знакомому алгоритму, который они до ночи гоняли с ребятами. Ничего сверх. Просто чёткая последовательность.

Преподаватель, пожилой мужчина с густыми бровями, просмотрел его работу, поднял глаза.

– Вы раньше путались, – сказал. – На лабораторных.

– Бывает, – признал Артём. – Стараюсь не повторять.

– Прогресс заметен, – кивнул тот. – Это радует.

Слово «радует» от этого человека прозвучало почти как награда.

Когда основные экзамены были позади, Артём вдруг поймал себя на том, что не чувствует привычной выжатости. Да, он был уставшим, да, иногда голова гудела. Но это было не то разбитое состояние, когда хочется просто провалиться в кровать и не существовать пару суток.

Наоборот, внутри была странная лёгкость. И что-то ещё: тихое довольство от того, что он справился не по принципу «на шару», а честно.

Система в его голове тоже была довольна.

В ту ночь, когда он лежал в темноте, уже не думая ни о каких формулах, интерфейс всплыл сам. Ярче, чем раньше.

Полупрозрачная панель, сетка. Столбцы.

Сила – стабильная.

Выносливость – чуть повышена, рядом мигает значок восстановления.

Реакция – плюс небольшой.

Восприятие – нейтрально.

Нейрообработка – подсвечена мягким светом, рядом – маленький, аккуратный «плюс».

Он не слышал голоса, но смысл почему-то считывал: «Есть накопленный ресурс. Можно вложить сюда».

«Сюда» – это туда, где была Нейрообработка. Куда ещё? Всё последнее время он и так гонял мозг, теперь же ему предлагали ещё поднять планку.

«А если я сгорю?» – мелькнул страх.

В ответ тишина. И ощущение: выбор за тобой.

Он лежал, глядя в темноту, долго. Вспоминал, как ещё пару месяцев назад по вечерам сидел перед конспектами, чувствуя себя идиотом. Как по ночам грузился на складе. Как лежал в лесу, не имея сил даже шевельнуться.

«Если уж эта штука ко мне прицепилась, – подумал он, – грех не использовать. Пока мне это хоть как-то на пользу».

Он как будто мысленно дотронулся до маленького «плюса».

Мир дёрнулся.

Не всерьёз, не так, как тогда, в лесу. Скорее, как лифт, который неожиданно поехал. В голове стало горячо. Не больно, но неприятно: как если бы ему залили в череп горячий чай. Мигом выступил пот.

Он сжал зубы, стараясь не застонать. Никаких картинок не было. Только ощущения. Нити внутри стягивались, раздвигались, переплетались. Пульс забился в висках.

Он не знал, сколько это длилось – минуту, пять, десять. Потом жар начал спадать. В голове осталась только тупая тяжесть, как после бессонной ночи.

«Ну всё, – мрачно подумал он, – теперь я точно доломал себе мозги».

Но на утро произошло маленькое чудо.

Он проснулся без будильника, снова. Голова не болела. Наоборот, было ощущение, как у компьютера после перезагрузки: все фоновые процессы умерли, система работает легко.

За завтраком он поймал Данилу, который стоял у зеркала и мучился с воротником рубашки.

– Ты чего так нарядился? – удивился Артём. – Экзамены закончились.

– Консультация по военной кафедре, – простонал Данила. – Я должен выглядеть прилично, чтобы они подумали, что от меня будет толк. Хотя это ложь. Помоги.

– Повернись, – сказал Артём, ловко застёгивая пуговицу.

– Ты стал подозрительно ловким, – пробурчал Данила. – И подозрительно спокойным. Сколько ты вчера спал?

– Часов семь, – ответил тот, задумавшись. – Может, семь с половиной.

– Всё, – Данила скорчил трагическую мину. – Вселенной конец. Ты спишь, учишься и улыбаешься. Это аномалия.

– Ты просто не привык, что я не ною, – сказал Артём.

– Я привык, что ты нормальный, – возразил Данила. – То есть такой же немного раздолбай, как мы все. А сейчас… – он махнул рукой. – Ладно. Рады за тебя. Отправим тебя в светлое будущее инженером, а сами будем клянчить у тебя скидку на ремонт техники.

– Скидку не дам, – сказал Артём. – Но без накрутки возьму.

– Вот это уже звучит как ты, – удовлетворённо кивнул Данила.

Под конец сессии они вылезли на поверхность, как люди, выжившие в завале. На лестнице факультета кто-то отмечал конец мучений, обнимаясь и крича, кто-то обсуждал, с какими баллами сможет претендовать на диплом с отличием.

Артём просто стоял у окна и смотрел, как во дворе факультета люди курят, смеются, ругаются.

Телефон завибрировал в кармане. Сообщение от матери:

«Ну как?»

Он улыбнулся и набрал: «Сдал всё. Без хвостов».

Ответ пришёл почти мгновенно:

«Горжусь. И всё равно потом померяем давление».

Потом – от отца:

«Молодец. Будет что в трудовую писать, когда станешь начальником».

От Егора:

«Поздравляю, умник. Теперь можешь официально презирать нас, смертных. Только не зазнавайся».

От Марины:

«Я знала, что ты не дурак. Но всё равно удивлена. Позвоню вечером, устроим семейный допрос с пристрастием».

Он стоял, читая эти сообщения, и чувствовал, как внутри что-то разжимается. Как если бы все последние месяцы он ходил с затянутым ремнём на груди, и только сейчас его ослабили.