Текст книги "Предел Адаптации (СИ)"

Автор книги: Иван Фрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

– Могла бы перейти на чай, – попытался усмехнуться он.

– Не начинай, – ткнула в камеру пальцем Марина. – Ну что, официально?

– Официально, – кивнул он, показывая ей экран с Госуслугами.

– Через десять дней, – прочитала она. – Ну… хоть не завтра. Есть время купить тебе бронежилет из картона.

– Спасибо, успокоила, – сказал он.

– Слушай, – она вдруг посерьёзнела. – Мне Данила сейчас написал.

– Уже? – удивился он. – Быстро.

– Он скинул скрин: у него такая же фигня, – сказала она. – Та же дата, тот же военкомат. Вы что, там пакетный набор?

– Похоже на то, – ответил он. – Мы начали вместе учиться, вместе жить в общаге. Решили, видимо, что и в армейскую шутку тоже должны влететь вместе.

– С одной стороны – хорошо, – задумчиво кивнула она. – Не так стрёмно идти туда, если рядом кто-то свой. С другой – плохо. Вы же там можете начать вместе творить свои героические глупости.

– Мы будем осторожно глупыми, – пообещал он.

– Меня это не успокаивает, – честно сказала она. – Ладно. Я тут подумаю, что можно сделать за десять дней полезного. Возможно, нарисовать тебе ещё один талисман. Или памятку «как не превратиться в дебила в условиях казармы».

– Я думал, ты уже нарисовала, – напомнил он.

– То был постер мотивационный, – отмахнулась она. – А я хочу сделать тебе что-то, что можно положить в карман и вытаскивать, когда захочешь кого-нибудь убить.

– У меня для этого есть кулаки, – сказал он.

– Кулаки – это плохой способ, – отрезала она. – Ты у нас теперь носитель мозга, а не просто мышцы.

Внутри Эйда одобряюще пискнула:

Сестра носителя демонстрирует ценную систему приоритетов.

«Запиши её в любимчики», – подумал он.

Визит к врачихе прошёл примерно так же, как он и ожидал.

– А, это тот самый, – сказала она, когда Ольга завела сына в кабинет. – Которого вы уже раз двадцать виртуально осмотрели. Давайте теперь по-настоящему.

– Не раз двадцать, – буркнула Ольга. – Только два. Но я хочу увидеть всё своими глазами.

– Матери имеют на это право, – кивнула врач. – Ложись, герой.

Она проверила всё, что можно было проверить без разрезания: сердце, лёгкие, давление, рефлексы.

В те моменты, когда она говорила «дышите глубже», Эйда чуть подстраивала дыхание и сердечный ритм, не делая из него идеальный учебник, но сглаживая лишние скачки.

– Давление великолепное, – вынесла вердикт врач. – Пульс, как у человека, которому нечего бояться.

– У него просто пока нет времени бояться, – вставила Ольга.

– Вот когда будет, – сказала врач, – пусть делает вот так, – она показала вдох-выдох, – и вспоминает, что не всё зависит от него. И, – посмотрела на Артёма, – если там увидишь, что творится полный идиотизм, который не спасает никого, а только ломает – сначала подумай, а уже потом ломись грудью вперёд. Ладно?

– Ладно, – кивнул он.

– Медицински ты годен, – подвела итог она. – Психологически… – чуть усмехнулась, – тоже. А остальное – уже как карточная игра: какие карты лягут.

– Я не люблю карты, – пробормотал он.

– Тогда думай об этом как о плохом экзамене, – пожала плечами врач. – Но ты экзамены сдаёшь хорошо, вроде.

– С недавних пор, – сказала Ольга.

– Значит, и этот сдаст, – заключила она. – Всё, свободны. И, – добавила, обращаясь к Ольге, – не устраивайте ему дома палату интенсивной терапии. Ему нужна не кислородная подушка, а ощущение, что он не уходит как на похороны.

– Я постараюсь, – вздохнула Ольга.

Внутри Эйда тихо отметила:

Полезная рекомендация. Я поддерживаю.

Следующие дни действительно были похожи не на траур, а на странную, немного дерганую подготовку к чему-то неизбежному.

Они с Данилой продолжали утренние тренировки.

– Понимаешь, – говорил как-то Данила, бьющийся с гантелями, – есть плюс: мы с тобой будем заходить туда не в формате «две амёбы», а как минимум «две напуганные, но физически подготовленные амёбы».

– Комплимент, как всегда, вдохновляет, – сказал Артём.

– Я реалист, – возразил тот. – Но всё равно лучше, чем ничего.

Иногда, между подходами, они обсуждали, что будет дальше.

– Думаешь, нас в одну часть загонят? – спросил как-то Данила.

– Не знаю, – честно ответил Артём. – На повестках один военкомат – это только старт. Дальше – сборный пункт, распределение.

– Вот там и увидим, кто из нас больше везучий, – вздохнул тот. – Слушай, если тебя запихнут куда-нибудь в ракетчики, а меня – в стройбат, я буду тебя ненавидеть. Но издалека.

– Скорее наоборот, – усмехнулся Артём. – С моими оценками по физре меня быстрее в пехоту кинут.

– Надеюсь, тебя кинут в часть, где хотя бы кормят, – сказал Данила. – Я в это верю как в Бога.

За день до отправки они решили устроить маленькое «прощальное» гуляние компанией.

Собрались семь человек: их общажная компашка, плюс две девчонки с соседнего этажа. Посидели в тихом кафе, без дешёвого алкоголя, с дешёвыми пирожными.

– Короче, – подытожил один из однокурсников, взмахнув вилкой, – у нас есть шанс через год собраться и устроить сходку: «как мы выжили».

– А у нас – шанс через год не собраться, потому что вы будете заняты женами, детьми, ипотеками и кредитами, – заметила одна из девчонок.

– Сначала бы из казармы выйти, – отозвался Данила. – Потом уже про ипотеку говорить.

Говорили много, смеялись нервно. Фоткались. Дразнили будущих «воинов».

Артём ловил на себе взгляды: кто-то смотрел с уважением, кто-то с облегчением – мол, хорошо, что это не я.

– Тебе не кажется, – тихо спросил его Данила, когда они шли обратно к общаге, – что они уже немного относятся к нам как к людям, которых из списка друзей можно выделить в отдельную группу «с риском не вернуться»?

– Немного, – признал он. – Но в этом нет злого умысла. Им страшно думать о том, что это может быть с ними. Проще сделать вид, что мы «особенные».

– Я не хочу быть особенным, – сказал Данила. – Я хочу быть человеком, который просто сидит дома и играет в игры.

– Игры будут, – попытался улыбнуться Артём. – Только правила странные.

Ночь перед отправкой была короткой.

Он снова почти не спал. Паковал сумку, разобирал, паковал снова.

Ольга проверяла всё три раза, а потом заставила его всё вытащить и переложить так, чтобы тяжёлое было внизу, мягкое – сверху.

– Они там тебе всё равно всё перетрясут, – сказал Николай. – Но пока вещи у нас, будем делать вид, что всё под контролем.

Егор сидел за ноутбуком и делал музыку.

– Вот, – сказал он, скидывая флешку, – тут у тебя три папки: «чтоб не сдохнуть», «чтоб не убить никого» и «чтоб поплакать, если что».

– Креативное деление, – отметил Артём.

– Спасибо, я старался, – гордо ответил тот.

Марина отдала ему тубус с рисунком и блокнот, как и обещала.

– Не буду повторяться, – сказала она, обнимая его. – Всё, что надо, я уже сказала. Остальное – допишешь сам.

– Допишу, – кивнул он.

Утро сборов началось с очередного уведомления на телефон.

Госуслуги прислали напоминание: «Вам необходимо сегодня явиться в военный комиссариат…» – словно он мог это забыть.

– Иногда мне кажется, что если бы я не пришёл, они бы сами начали меня скачивать через интернет, – сказал он, глядя на экран.

– Не давай им идей, – отрезала Марина.

У военкомата уже стояло два автобуса. Люди толпились: парни с сумками, родители, девушки, иногда дедушки с теми самыми глазами «я своё уже отвоевал, а теперь вот вы».

В толпе он быстро нашёл Данилу.

Тот стоял с рюкзаком и спортивной сумкой, обнятый сразу двумя женщинами: мама и, судя по внешности, младшая сестра. Мама всхлипывала и что-то быстро говорила, сестра старалась держаться, но тоже выглядела не лучшим образом.

Заметив Артёма, Данила отлепился от родственниц и махнул ему.

– Ну что, – сказал он, когда тот подошёл, – отмены не было ночью?

– Госуслуги молчат, как партизан, – ответил Артём. – Всё по плану.

– Был бы сбой сервера – я бы впервые в жизни порадовался, – мрачно заметил Данила. – Но нет. Всё работает. Когда не надо.

Они переглянулись – оба в форме гражданских, но уже как будто отмеченные невидимой галочкой: «забрать».

К ним подошли родители Артёма. Переплетение семей получилось немного сумбурным: два отца, две матери, Егор, Марина, сестра Данилы.

– Так, – сказала мама Данилы, вытирая глаза, – я очень надеюсь, что вы там будете держаться друг за друга. Но если вы будете вместе вляпываться во все неприятности, я лично напишу письмо министру, чтобы вас рассадили по разным концам страны.

– Вас никто не посмеет не слушать, – серьёзно сказал Данила.

– Твои шутки меня не успокаивают, – вздохнула она, но улыбнулась.

– Мы будем нормальными, – сказал Артём. – Как минимум постараемся.

– Постараемся – это ваше любимое слово, – проворчала Ольга. – Ладно. Пойдём уже отмечаться.

Военный у двери автобуса листал список на планшете, а не на бумаге. Современность добралась и сюда.

– Лазарев, – сказал Артём, когда очередь дошла.

– Панфёров, – добавил Данила.

– Оба есть, – кивнул тот, отмечая на экране. – Первый автобус.

– Романтика, – пробормотал Данила. – Нас даже в один автобус посадят.

– Не ной, – отозвался Артём. – Хуже было бы, если бы нас отправили в разные сборные.

– Есть такое, – признал он.

– Две минуты на прощание, – крикнул военный. – Без истерик. Потом всех загоню силой.

Он говорил так, будто произносил это уже в тысячный раз.

Прощание получилось одновременно коротким и бесконечным.

Ольга обняла его так, будто хотела запечатлеть в себе каждый сантиметр.

– Возвращайся, – сказала она в плечо. – Всё остальное меня интересует потом.

– Вернусь, – ответил он. – Обещаю.

Николай пожал руку, затем неожиданно тоже обнял, крепко, по-мужски.

– Не делай глупостей, которые уже сделали до тебя тысячи, – тихо сказал он. – Делай только свои, уникальные. Но по минимуму.

– Попробую, – усмехнулся Артём.

Егор ударил кулаком в кулак.

– Слушай, – сказал он, – я понимаю, что я младший и должен говорить что-нибудь типа «я буду тебя ждать». Но я скажу так: ты там живи. Не выживай, а именно живи. И если кто-то будет объяснять, что ты «расходный материал», – посылай его мысленно в жопу. Даже если он старше по званию.

– Мысленно – обязательно, – кивнул Артём. – Вслух – по обстоятельствам.

Марина только быстро прижалась, шепнув:

– Помни, что ты не только «рядовой Лазарев». Ты ещё и Артём, которого я рисовала. Не теряй этого.

– Постараюсь, – сказал он.

С мамой и сестрой попрощался Данила. В какой-то момент его мать, всхлипывая, вдруг повернулась к Артёму:

– Смотри за ним там, ладно? Он у меня… – она мотнула головой на сына, – язык впереди мозгов.

– Я знаю, – кивнул он. – Буду бдить.

– Эй, я вообще-то тут стою, – возмутился Данила. – Между прочим, вы сейчас обсуждаете мою судьбу, как будто меня уже не существует.

– Ты существуешь, – сказала его сестра. – Пока. Так что давай, существуй дальше. И не пропадай оттуда.

– Понял, командир, – вздохнул он.

Военный снова рявкнул:

– Закончили обниматься! Все в автобус!

Артём вскинул сумку на плечо. Тело автоматически подстроилось: центр тяжести ушёл чуть ниже, ноги сами чуть шире поставились. Баланс, прокачанный недавно, работал, как тихая страховка.

«Готовность к изменению среды, – отметила Эйда. – Физические параметры в норме. Психологическое напряжение – повышено, но функционально».

«Ну хоть не «критично», – подумал он. – Пошли, напарница».

Он поднялся по ступенькам. Данила, конечно, сел рядом – как будто кто-то мог его оттащить.

– Ну что, – сказал тот, когда автобус дёрнулся, – вот оно. Наше совместное DLC.

– Не самое желанное дополнение, – ответил Артём. – Но зато бесплатное.

– Это как вирусное обновление, – вздохнул Данила. – Скачалось – и всё, живи теперь с этим.

За окном медленно поплыли лица. Родители, сестра, брат, Марина.

Ольга держала себя в руках, но глаза её блестели. Николай стоял рядом, вытянувшись, как на каком-то внутреннем построении. Мама Данилы махала обеими руками, как будто это могло остановить автобус. Сестра Данилы снимала на телефон – и вряд ли потом сможет спокойно пересматривать.

– Не смотри долго, – сказал Данила. – А то захочешь выпрыгнуть.

– Я смотрю не чтобы выпрыгнуть, – ответил он. – А чтобы запомнить.

Внутри было всё разом: страх, грусть, злость, неожиданная твердь.

Где-то там, на уровне, который отслеживала Эйда, пульс, давление, гормоны расходились по схемам.

Но поверх этих схем упрямо стояла простая, человеческая мысль:

«Я вернусь. Назло всем вероятностям. Назло статистике. Назло даже этой умной железяке, если она решит, что проще меня где-нибудь списать».

«Учту, – тихо сказала Эйда. – Я предпочитаю носителя в активном состоянии».

Автобус набирал скорость. Город, такой привычный, медленно уходил назад, превращаясь сначала в отдельные дома, потом в зелёные кляксы, а потом, позже, – в воспоминание.

Два друга сидели рядом, каждый со своей головой, со своим страхом, со своим модулем – явным или скрытым.

И мир, пока ещё не совсем треснувший по швам, делал очередной вдох перед тем, как начать всерьёз сжимать их обоих.

Глава 11

За окнами покатился Белоярск.

Сначала – знакомые кварталы возле универа.

Та самая остановка, на которой он когда-то ждал автобус с Мариной.

Переход, где спорил с Егором о том, нужен ли ему новый видеочип.

Дешёвый супермаркет, возле которого они с Данилой сидели на бордюре и мечтали, как после выпуска всё изменится.

Теперь всё менялось вот так – одним рывком.

Артём сидел у окна, сжимая руками ремень сумки. Плечом упирался в Данилу. Тот, как ни странно, выглядел не подавленным, а раздражённо-настроенным.

– Ну всё, – протянул Данила, глядя в окно. – Прощай, Белоярск. Я буду скучать по твоим пробкам и очередям в общаговский душ.

– Я не, – ответил кто-то сзади. – Я буду скучать по шаурме возле универа.

– Ты будешь скучать по всему, что не подаётся в алюминиевых мисках, – отозвался другой голос.

В салоне прошёл невесёлый смешок. Такой, когда смеёшься не потому, что смешно, а потому что молчать хуже.

– Главное, – сказал Данила, – что повестка пришла через приложение. Цивилизация.

Он повернулся к Артёму.

– Помнишь, как мы ржали с мемов про электронные повестки? Типа, пока не нажал согласен, тебя не заберут? Ну вот. Нажали.

– Ты сам нажал, – напомнил ему Артём. – Я хотя бы тянул до последнего.

– Я думал посмотреть, что там внутри, – вздохнул Данила. – Любопытство, мать её. Теперь посмотрим. В полный рост.

За окном города становилось меньше.

Панельки сменились низкими домами, гаражами, складами.

Потом начались поля и обрывки леса.

Пейзаж был до тошноты знакомый.

Такая же дорога, по которой когда-то из Лесного везли его в Белоярск, только теперь везли дальше – в сторону части.

Где-то внутри, подо всем этим привычным, двигалось что-то чужое и холодное.

Эйда молчала, но её присутствие ощущалось фоном, как тихий гул.

Пульс стабилен. Дыхание учащено. Эмоциональный фон – тревога с элементами предвосхищения. Норма для смены среды.

«Спасибо, доктор», – подумал он.

Автобус подпрыгнул на яме.

Кто-то спереди выругался.

Кто-то перекрестился, думая, что никто не видит.

Артём поймал своё отражение в стекле.

Короткие волосы, которые через пару часов срежут.

Глаза, в которых перемешались страх, злость и какая-то злорадная решимость: если уж попал, то надо выжать из этого максимум.

Мир за стеклом шаг за шагом отваливался назад.

Часть встретила их оградой и тишиной.

Высокий металлический забор с натянутой наверху колючкой.

Ворота с массивными створками.

Две серые будки по краям и несколько фигур в форме, которые стояли так, как будто стояли здесь всегда.

Над воротами – потускневший металлический герб.

Чуть выше – чёрный глаз камеры.

– Красота, – пробурчал Данила. – На открытку не пойдёт, но в память врежется.

– Рты закрыли, – рявкнул сержант у выхода из автобуса. – На плац бегом марш.

В воздухе пахло весной, сырой землёй и чем-то ещё – смесью солярки, металла и старой краски.

Их выгрузили из автобуса и выстроили в две шеренги.

Кто-то пытался пошутить, кому-то было не до шуток.

Из административного здания вышел невысокий, плотный мужчина лет сорока с чуть поседевшими висками. Фуражка сидела ровно, ремень застёгнут туго. Он окинул строй взглядом так, будто давно видел через людей насквозь.

– Рота, смирно, – взревел сержант.

– Вольно, – сказал мужчина, даже не повышая голоса.

Гул голосов стих сам собой.

Он подошёл ближе.

– Так, – произнёс он, будто проверяя, как звучит его голос в этой тишине. – Граждане призывники. Пока ещё граждане. Меня зовут капитан Стрелецкий. В ближайшее время вы будете слышать мою фамилию чаще, чем собственную. Сразу предупреждаю: я не ваш враг, но и не ваш товарищ по кружке чая.

Он прошёлся вдоль строя, не торопясь.

– Кто-то из вас приходил сюда с мыслью, что армия – это про форму на фотки и истории потом в баре, – продолжил он. – Кто-то – что это тупая обязаловка. Кто-то, возможно, уже успел нагуглить, что в армии в двадцать первом веке всё по-другому, всё гуманно, с психологами, мягкими подушками и трёхразовым обниманием. Рад вас разочаровать: здесь всё просто. Есть приказ. Есть вы. Есть вероятность, что вы этот приказ переживёте. Всё остальное вторично.

Кто-то тихо дернул плечом от такой прямоты.

– Сейчас, – сказал капитан, – вас проведут через контроль, оформят, постригут и поселят. Завтра вы начнёте понимать, куда попали. Вопросы по существу есть?

Тишина была ответом.

– По несущему тоже можно, – добавил он. – Если вдруг кто-то хочет спросить, можно ли уже идти домой.

В строю кто-то хихикнул.

– Нет? Тогда работаем, – он кивнул. – Сержант, забирай своих.

Старший сержант, тот самый, что уже успел на них наорать, вышел вперёд:

– Отделение, направо. На КПП шагом марш. Не растягиваться, не отставать, не падать по дороге – с пола не поднимаю.

– Ох ты, – тихо сказал Данила, когда они тронулись. – Какой милый человек. Прямо домашний.

– Это он пока размялся, – ответил Артём. – Подождём, пока его по-настоящему раззадорит.

Контрольно-пропускной пункт больше напоминал небольшое банковское отделение, чем армейский коридор.

Стойки. За каждой – человек в форме перед монитором.

Сбоку – рамка металлодетектора.

Рядом – пластиковые подносы для вещей.

– Следующий, – крикнули с левой стойки. – Лазарев, давай.

Артём подошёл, положил на стойку паспорт. За ним – телефон.

Офицер с усталым лицом повёл глазами по экрану.

– Лазарев, Артём Николаевич, – пробормотал он. – Дата рождения… Белоярск… повестка доставлена через Госуслуги… подтверждение прочтения есть. Всё по закону. Поздравляю, государство тебя заметило.

– Долго шло, – сказал Артём. – Лет восемнадцать.

– Государство терпеливое, – отозвался тот. – Главное, что ты теперь никуда не денешься. Телефон сюда.

Он показал на поднос.

– Прямо сейчас? – уточнил Артём.

– Прямо сейчас, – подтвердил офицер. – Всё равно пользоваться не дадут. Пока что он тебе только мешает понять, что ты уже здесь.

– А потом? – спросил он.

– Потом, если повезёт, увидишь его ещё раз, – пожал плечами мужчина. – Я, конечно, могу сказать, что обязательно увидишь, но мне уже не восемнадцать, врать красиво разучился.

Артём положил телефон.

Ощущение было, как будто он оставляет часть своей прежней жизни в камере хранения.

Через проход Данила разыгрывал свой спектакль.

– Фамилия?

– Панфёров.

– Имя, отчество?

– Данила… Эм… Эдуардович.

– Телефон.

– А если он у меня сломан?

– Тогда сдадим сломанный, – совершенно серьёзно ответил офицер. – Справка об этом не является основанием для освобождения от службы.

– Я проверил, – вздохнул Данила. – Он рабочий. Просто было интересно, вдруг прокатит.

– Не прокатило, – отрезал тот. – Следующий.

Дальше была рамка – знакомая по аэропортам, только без улыбчивых тёток.

– Ключи, мелочь, ремень, – скомандовали. – Всё в ящик.

Металлодетектор коротко пикнул на чьей-то цепочке.

Сержант посмотрел так, будто сейчас расстреляет всех заодно.

– Я же говорил, снять, – прорычал он. – Вы с вниманием вообще знакомы?

Стрижка была как по учебнику.

Большое помещение. Ряд кресел. Лысоватый мужик с машинкой, ещё один молодой, явно срочник, с таким же агрегатом в руках, но менее уверенным движением.

– Садись, – махнул старший парикмахер на свободный стул. – Голову прямо, рот закрыл, не дёргаться.

– А если я люблю свои волосы? – попытался пошутить Данила откуда-то из очереди.

– Значит, будешь любить их в прошлом, – даже не взглянув на него, ответил мужик. – У каждого здесь есть то, что он любил до армии. В этом ты не особенный.

Машинка вгрызлась в волосы с тихим жужжанием.

Волосы падали на синий чехол, как подстрелянные птицы.

Артём смотрел на это в зеркало:

один проход – полоска кожи, второй – третьей меньше, потом – всё.

Лицо стало жёстче, скула – резче.

Взгляд будто сел глубже.

– Вот, – сказал парикмахер, закончив. – Теперь хоть смотреть можно. А то пришёл как студент, уйдёшь как солдат.

– Это угроза или обещание? – тихо спросил Артём.

– Это статистика, – отозвался тот. – Кто-то приходит солдатом и уходит студентом на кладбище. Так что давай не будем.

Рядом, в другом кресле, Данила, оставшись с обритой головой, с трудом удержался от комментария.

– О, – сказал он. – Теперь я официально готов к любому студенческому празднику и к тюрьме одновременно.

– Армия – золотая середина, – усмехнулся парикмахер. – Здесь тебя и постригут, и мучать будут, но хотя бы по документам.

Медосмотр оказался похожим на тот, что он уже проходил в военкомате, только здесь всё было плотнее и без суеты.

Терапевт с кругами под глазами.

Кардиограмма.

Тонометр.

– Дыши… не дыши… вдох… выдох… не умирай, – бормотал врач привычным тоном. – Давление хорошее, сердце не ругается. Молодой, здоровый, злой – армия любит таких.

Невролог:

– Руки вперёд. Глаза закрыть. Стоим. Молодец. Влево, вправо. Ногу на носок. Баланс хороший. Падать будешь только по команде.

Хирург, бросив быстрый взгляд:

– Жалобы есть?

– Армия, – ответил кто-то из парней в очереди.

– Это не ко мне, это к министерству обороны, – сухо сказал хирург. – Там очередь ещё длиннее, чем ко мне.

Артём проходил по кабинету, как по чекпоинтам.

Эйда отмечала что-то своё:

Органы в норме. Ткани держатся крепко. Последствия падения в лесу не выявлены обычными методами. Принято.

Он внимательно следил за тем, как к нему прикасаются, как смотрят снимки.

Никто не морщился, никто не говорил «странно».

Правильно, подумал он. На то ты и есть, чтобы прятаться поглубже.

Казарма встретила их запахом порошка, металла и старого дерева.

Длинное помещение. Ровные ряды двухъярусных коек.

Высокие окна, через которые виден кусок неба и дерево во дворе.

У каждой койки – тумбочка. Над проходом – часовой, уже привыкший к тому, что люди уставляются на него, как на экспонат.

– Так, бойцы, – Старший вошёл, как будто казарма ему лично принадлежала. – Это ваш дом на ближайшее время. Кровати – вот. Матрасы – ровные. Одеяла – тоже. Кто сделает из этой красоты сарай, узнает много новых интересных слов и упражнений.

Он прошёл по проходу.

– Койки делятся на две категории, – продолжал он. – На которых спят, и на которых мучаются за косяки. Сами выбирайте, на какой вы хотите оказаться чаще.

– Можно сразу вопрос, товарищ сержант? – подал голос Данила. – А у вас чувство юмора в комплекте с погонами выдают или это отдельно прокачивается?

– Отдельно прокачивается те, кто пытается шутить не вовремя, Панфёров, – безошибочно узнал его Старший. – Я посмотрю, как ты будешь шуточки отпускать после первого наряда по роте.

В казарме хихикнули.

Данила сдулся, но ненадолго.

– Лазарев, Панфёров, – сержант ткнул пальцем. – Здесь будете. Первый ярус, второй. Удобно – друг друга достанете. Если кто-то из вас начнёт громко храпеть, второй сможет его убить без свидетелей.

– А камеры? – осторожно спросил кто-то с другой стороны.

– Камеры – в коридоре и на входе, – сержант даже не обернулся. – Внутри казармы только глаза дежурного. Но не расслабляйтесь. Дежурный тоже умеет смотреть.

Он махнул рукой.

– Размещайтесь. Через десять минут – построение на вечерний инструктаж. Это было не предложение.

Вечерний инструктаж проходил в просторной комнате с доской и проектором, который давал тусклую, но читаемую картинку.

На доске уже были нарисованы схемы: расположение частей, какие-то квадраты и стрелки.

Стрелецкий стоял у стола, перелистывая планшет.

– Садитесь, – сказал он. – В ногах правды нет, в армии это особенно заметно.

Все расселись по лавкам.

– Сначала сухая часть, – капитан положил планшет. – Вы попали в мотострелковую часть. Задача нашей части – выполнять то, что скажут. Задачи хорошие и плохие бывают только в кино. В реальности они либо выполнены, либо нет. От этого зависят жизни, в том числе ваши.

Он показал на схему.

– Здесь – расположение основных подразделений. Это вам ещё сто раз покажут и сто раз спросят, так что не старайтесь запомнить всё сразу. Важно другое. Запомните три слова: порядок, дисциплина, голова.

Он поднял три пальца.

– Порядок – чтобы вы знали, кто вы, где вы и что вы должны делать. Дисциплина – чтобы вы это делали, даже когда вам страшно, лень или хочется всё бросить. Голова – чтобы, несмотря на всё это, вы думали. Потому что, как показывает практика, самый страшный приказ иногда можно выполнить так, чтобы живых осталось больше.

Он обвёл взглядом ряды.

– Вы пришли сюда из разных мест, – продолжал он. – Из Белоярска, из деревень, из других городков. Везде своя жизнь, свои правила. Здесь правила одни для всех. Если вы хотите выжить и вернуть себе эту вашу различную жизнь, вам придётся эти правила усвоить.

Кто-то поднял руку.

– Товарищ капитан, – неуверенно сказал он, – а правда ли, что сейчас война не такая, как раньше? Там же техника, компьютеры, всё…

– Правда, – сказал Стрелецкий. – Техника и компьютеры есть. И будут. Но в самых грязных местах войны почему-то всё равно оказываются ноги солдат и их головы. Именно туда вас и будут отправлять. Не потому что вы замените технику, а потому что техника не везде справляется. Поэтому ваша голова ценнее, чем кажется.

Он вздохнул.

– Всё это я к чему, – добавил капитан. – Армия не любит тех, кто изображает из себя героя в первый день. И не любит тех, кто пытается от всего отмазаться. Она терпеть не может откровенных идиотов, но и от слишком умных ей тоже бывает не по себе. Ваша задача – стать теми, кто умеет слушать, думать и работать. Тогда есть шанс, что через год вы будете сидеть дома и рассказывать, как всё тут было плохо, но вы справились.

– А если не справимся? – спросил кто-то.

– Тогда за вас расскажут другие, – просто ответил он. – В разделе памяти.

Тишина получилась тяжелой.

– На сегодня всё, – капитан кивнул. – Завтра начнём делать из вас то, за что налогоплательщики уже заплатили. Разойтись.

В казарме было шумно, но шум этот был вязким. Люди ходили туда-сюда, раскладывали вещи, перешёптывались, отжимались по привычке.

Артём сидел на своей койке, раскладывая по тумбочке вещи: полотенце, комплект белья, зубная щётка. Всё простое, армейское, одинаковое.

От его старой жизни здесь осталась только зубная паста с знакомым вкусом. Остальное – выдали.

– Ну что, – Данила плюхнулся на верхнюю койку, свесив голову вниз. – Официально мы теперь часть декора.

– Ты хотел посмотреть, что тут внутри, – напомнил ему Артём. – Смотри.

– Я думал, будет больше экшена, – признался Данила. – А тут всё в целом как в общаге. Только с ранним подъёмом и с тем, что никто не спрашивает, хочешь ли ты.

– Подожди до завтра, – сказал Артём. – Экшен начнётся.

– Думаешь? – Данила прищурился. – Лично я пока вижу гимн, строевую и Старшего с его любовью к нам.

– Этого уже достаточно, чтобы жизнь заиграла новыми красками, – вздохнул он.

Они переглянулись и оба тихо хмыкнули.

Внутри, под этим всем, Эйда занималась своим.

Новая среда. Жёсткий режим. Повышение нагрузки. Возможность для естественной адаптации. Рекомендую пока не вмешиваться радикально. Накапливаем опыт.

«Действуй», – подумал он. – «Главное, не выдай себя».

Не выдаю.

Подъём в пять утра оказался такой же мерзкий, как его рисовали в шутках.

Свет резанул по глазам, голос Старшего врубился, как сирена.

– Рота, подъём! Живо, живо, живо, я сказал!

Кто-то выругался.

Кто-то с первого раза не понял, где находится.

Кто-то сдёрнул одеяло с соседа.

Артём вскочил почти сразу.

Тело действовало быстрее головы: ноги нашли тапки, руки натянули форму, автоматическим движением он проверил, всё ли на месте.

Данила, соскочив с верхней койки, едва не впечатался в шкаф.

– Что за издевательство, – прошипел он. – Солнце ещё не встало, а мы уже должны вставать.

– Добро пожаловать в армию, – отозвался Артём. – Здесь время не твой друг.

На улице было темно и сыро.

Плац блестел от ночной влаги.

Вдох – и холодный воздух ударяет в грудь.

Они построились.

Кто-то стоял, покачиваясь.

Кто-то уже собрался в тугий ком.

Старший прошёлся вдоль шеренги.

– Так, вороньё, – сказал он. – Сейчас будет зарядка. Это не наказание, это помощь вашему хилому организму понять, что он ещё жив. Беги – живёшь. Стоишь – мёртвый.

Тридцать минут бега трусцой вокруг плаца показались вечностью.

У кого-то начало колоть в боку на третьем круге.

У кого-то на четвёртом отказались ноги.

Кто-то попытался сойти с дистанции и получил взгляд Старшего, после которого ноги сами нашли силы продолжить.

Артём чувствовал, как рубит по мышцам, как лёгкие раскачиваются на связках.

Но ещё он чувствовал, что тянет.

Раньше после такого бега он бы валился в ноль. Сейчас – да, тяжело, но не в смерть.

Хорошая нагрузка, отметила Эйда. Сердце работает ровно. Есть смысл увеличить естественный запас выносливости. Позже рекомендую перераспределить ресурс на этот параметр.

«Учтём», – выдохнул он про себя, стараясь не сбиться с дыхания.

Когда они добежали, многие падали на месте.

Старший только фыркнул:

– Упасть вы всегда успеете. Сейчас отжались, потом упадёте.

После зарядки и завтрака, съеденного так быстро, что он не успел почувствовать вкуса, начались строевые занятия.

– Нога не ваша, нога принадлежит строю, – объяснял Старший. – Вы сейчас не индивидуальности, а ровная линия. Хотите выделиться – сначала научитесь в линию попадать.

На первых проходах их строя не было, был художественный беспорядок.

Кто-то всё время путал левую и правую.

Кто-то, поворачиваясь, обязательно задевал соседа локтем.

– Лазарев, ты куда смотришь? – рявкнул Старший в какой-то момент. – На горизонте у тебя там что? Оазис свободы?

– Никак нет, товарищ сержант, – ответил он, поправляя шаг.

– Тогда свой взгляд – туда, куда смотрит взвод. Остальное тебе не надо.

Рядом Данила, запнувшись, чуть не вылетел из строя.

– Панфёров, ты что, решил персональный выход устроить? – сержант даже не остановился. – Назад, в строй. Тебе ещё рано становиться отдельной боевой единицей. Сначала научись идти ровно.

Постепенно шаблон прошёл.