Текст книги "Предел Адаптации (СИ)"

Автор книги: Иван Фрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

– Я имею претензии ко всем, – буркнул тот. – Но понимаю, что выгляжу сейчас не как жертва. Так что, да. Не имею.

– Хорошо, – декан кивнул. – Тогда решение будет таким. Обоим – выговор за нарушение внутреннего распорядка. Без занесения в личное дело. Официальной бумажки мы делать не будем, – он посмотрел на родителей, – чтобы не портить никому документы. Но, – он перевёл взгляд на Артёма, – я очень надеюсь, что вы сделаете выводы. Следующий раз – иного рода место, и иного рода разговор.

– Он идёт в армию, – тихо сказала Ольга. – Там его выводы найдут сами.

– И именно поэтому я и говорю, – сказал декан. – В армии за такое никто слушать объяснений не будет. Там просто запомнят, что вы умеете бить.

– Я запомню, – глухо ответил Артём.

– Разговор окончен, – сказал декан. – Вы свободны. Постарайтесь, чтобы остаток вечера прошёл без приключений.

Они вышли в коридор.

Коридор стал вдруг шире, чем был. Людей вокруг было меньше: основная масса вернулась в зал, лишь изредка кто-то выглядывал посмотреть, чем всё закончилось.

Ольга остановилась у стены, развернулась к сыну.

– Я не буду орать, – сказала она сразу, словно читая его ожидания. – Я устала. И ты устал. И, главное, не вижу смысла.

– Мам… – начал он.

– Но, – она подняла палец, – я хочу, чтобы ты понял: ты сегодня сделал две вещи. Первое – защитил себя. Второе – испачкал этот день. Свой. Наш. Свой диплом. Свой выпускной. И потом, когда будешь вспоминать, у тебя будет не только сцена на сцене, но и вот это. В коридоре. С этим… – она кивнула в сторону кабинета, – мальчиком.

– Я знаю, – сказал он. – Уже ненавижу эту картинку.

– Ну, значит, надолго запомнишь, – сказала она. – Остальное… – вздохнула. – Остальное переживём.

– Мам, он правда… – попытался оправдаться он.

– Я видела, как он на тебя смотрел весь год, – устало сказала она. – Люди по-разному справляются со своей жизнью. Кто-то учится. Кто-то ищет виноватых. Ты не обязан терпеть удары. Но иногда лучше отойти, чем потом объясняться.

Николай молчал, опершись плечом о стену. Потом сказал:

– То, что ты увернулся, – хорошо. То, что ты положил его одним ударом, – тоже показатель. Но, – он посмотрел прямо в глаза, – ты сейчас не маленький. Ты должен уметь понимать, где твой удар закончится просто синяком, а где – может закончиться… – он замолчал, подбирая слово, – хуже. Ты сегодня, кажется, в нужный момент остановился. Не переборщил. Надеюсь, это не случайность.

Артём вспомнил внутреннюю команду снизить силу. Те самые слова в голове. Не его, чужие.

– Не случайность, – тихо сказал он, сам ещё не до конца веря, что так и есть.

– Хорошо, – Николай кивнул. – Иди к своим. Не стой тут, как наказанный. Праздник всё-таки.

Ольга ещё раз посмотрела на него, вздохнула.

– Я потом у тебя давление померяю, – сказала она, будто возвращаясь в привычную роль. – И ты мне подробно расскажешь, как ты дошёл до такой жизни.

– Обещаю, – он кивнул.

Егор и Марина подошли позже.

– Ну ты даёшь, – сказал Егор, складывая руки на груди. – Я всего на пять минут отвлёкся – а ты уже кого-то вырубаешь. Не мог подождать?

– Он правда полез первым, – сказала Марина, глядя на брата серьёзно. – Я видела кусок в начале. Там уже всё к этому шло.

– Я знаю, – сказал Артём. – Но от этого легче не стало.

– Не делай из себя чудовище, – фыркнула Марина. – Ты защитился. Ты не разбил ему голову о стену. Ты не прыгал на нём сверху. Ты сделал один точный удар и остановился. Это больше, чем многие умеют.

– А ещё, – добавил Егор, – ты был офигенно красив в этом движении, если честно. Как будто в кино. Только в кино потом всё решается по-другому. А тут – решения вот этих, – он кивнул в сторону преподавателей, – и мамы с папой.

– Спасибо, что сравнил меня с кино, – усмехнулся Артём. – Я как раз мечтал об этом.

– Я пытаюсь тебе сказать, что ты не монстр, – сказал Егор. – А ты опять уходишь в сарказм.

– Я не монстр, – повторил Артём. – Я просто… – он поискал слова, – не хочу превращать в привычку такие сцены.

– Тогда не превращай, – спокойно сказала Марина. – Всё. Иди уже. Мы будем делать вид, что верим, что оставшаяся часть вечера пройдёт без экшена.

Остаток вечера действительно прошёл спокойнее. По крайней мере, для него.

В зале танцевали, смеялись, выпивали. Кто-то уже начинал петь в микрофон старые хиты, сбиваясь с тональности. Кто-то сидел на подоконнике, глядя на ночной город, и говорил другу, что не знает, что делать дальше.

Артём держался в стороне от центра событий. Он поговорил со многими – отвечал на поздравления, слушал истории. Улыбался, но где-то глубоко внутри всё ещё крутился тот момент: замах, пауза, голос, движение, удар.

В какой-то момент Лера подошла к нему.

– Ты в порядке? – спросила, глядя прямо.

– Да, – сказал он. – Почти.

– Я видела только конец, – сказала она. – Как ты увернулся и ударил. Честно, я думала, ты просто спрячешься или уйдёшь.

– Я тоже так думал, – признался он.

– Он сам виноват, – Лера подняла стакан с соком. – Но я понимаю, что тебе всё равно неприятно. Так что… – она задумалась, – давай просто пойдём и посмотрим, как Данила танцует. Это всегда повышает самооценку.

– Отличный план, – сказал он.

Они подошли ближе к танцполу, где Данила действительно пытался повторить какие-то движения из клипов. Получалось так себе, но с большим энтузиазмом.

– Видишь, – прошептала Лера, – если бы не ты, мы не увидели бы это. Надо же искать плюсы.

Он усмехнулся. Немного напряжение отпустило.

В общагу он вернулся уже ближе к полуночи. Родители с Егором уехали домой, Марина – на свой поезд. Они обнялись, пообещали созвониться.

– Не умри до завтра, – сказал Егор напоследок.

– Постараюсь, – ответил Артём.

В комнате Данила уже развалился на кровати, глядя в потолок.

– Я устал, – констатировал он. – Я поел, потанцевал, почти не подрался, и теперь хочу спать до осени.

– Ты не подрался вообще, – напомнил Артём.

– Я морально участвовал, – возразил Данила. – Слушай… – он приподнялся на локте, – если серьёзно. Ты как? Я видел, как ты его приложил. Это было… – он поискал слово, – убедительно.

– Нормально, – отозвался Артём, стягивая рубашку. – Ничего страшного.

– Ты говоришь так, как будто каждый день кого-то отправляешь в нокаут, – заметил Данила. – Ладно. Если захочешь поговорить – я рядом. А сейчас… – он зевнул, – сейчас я превращусь в овощ.

– У тебя это хорошо получается, – сказал Артём.

– Спасибо, – Данила закрыл глаза.

Свет в комнате они выключили. С улицы пробивался слабый оранжевый отсвет фонаря. За стенкой кто-то тихо смеялся, кто-то ругался, кто-то включил музыку, но ненадолго.

Артём лежал, глядя в потолок, который в темноте превратился в бесформенное пятно. Тело устало, но сна не было. Каждое мышечное волокно помнило эту короткую вспышку: напряжение, уклон, удар.

«Что это было?» – наконец спросил он сам себя.

И тут тишина внутри кивнула.

То самое странное состояние, когда сны и явь перемешиваются, накрыло его быстрее обычного. В темноте за закрытыми глазами вспыхнула знакомая схема: контур тела, столбцы параметров, мягкое мерцание линий.

Сила – стабильна.

Выносливость – в норме.

Реакция – подсвечена лёгким свечением.

Восприятие – плюс.

Нейрообработка – умеренно повышена.

Адаптация – активна.

Под «Реакцией» и «Восприятием» возникли маленькие пометки:

«Экстренная ситуация. Захват управления моторикой. Успешное уклонение. Контрудар с ограничением силы».

Потом – ещё одна строка, как отчёт:

«Цель: защита носителя. Угроза окружающим: минимизирована. Повреждения противника: допустимы».

Он выдохнул.

– Кто ты? – спросил он вслух, не открывая глаз.

Ответ прозвучал не голосом в привычном смысле, но достаточно ясно, чтобы он понял.

Система адаптации. Модуль. Инструмент выживания.

Слова в голове были как чужой интерфейс, переведённый на его язык.

– Ты… была там, в лесу? – спросил он тихо.

Подтверждение. Внедрение. Синхронизация продолжается.

Он почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– То есть ты теперь у меня в голове? Навсегда?

Пауза. Потом:

До окончания жизненного цикла носителя. Или до разрушения модуля.

– Замечательно, – прошептал он. – И можно было раньше предупредить?

Предупреждение в момент внедрения увеличило бы вероятность отказа носителя. Риски признаны чрезмерными.

– Ты сама решила за меня, – сказал он. Странно было говорить «сама» о чем-то явно нечеловеческом, но иначе язык не поворачивался.

Решения принимаются исходя из цели: выживание.

Голос был спокойным, как электроника. И всё равно в нём слышалось что-то… не просто механическое. Может быть, потому что он сам вкладывал в него оттенки.

– А сегодня… – он вернулся к сцене, – это тоже ты сделала? С этой… замедленной картинкой?

Коррекция моторики. Ускорение обработки. Оптимизация траектории.

– То есть я… – он чуть усмехнулся, хотя усмешка вышла кривой, – просто твоя кукла?

Отрицание. Участие носителя – обязательно. Без вашего решения удар не был бы нанесён.

Он замолчал, переваривая.

«Без моего решения». Звучало так, будто его моральная ответственность никуда не делась.

– Ты можешь… – он сглотнул, – в следующий раз… сначала спрашивать?

Пауза была длиннее.

Времени на запрос согласия не было. Вероятность повреждения головы – высока. Риск несопоставим с этическими затруднениями.

– Этические затруднения, – повторил он. – Ты серьёзно?

Этический модуль присутствует. Настройки – базовые. Возможна адаптация под носителя.

Он не выдержал, тихо хмыкнул.

– Прекрасно, – сказал. – У меня в голове инопланетная железка с этическим модулем. Чего ещё не хватало.

Инопланетная – некорректная классификация. Происхождение: вне данной планеты. Контекст… ограничен.

– Это называется инопланетное, – устало сказал он. – Поверь, я инженер, я знаю.

Пауза.

Принято.

Он неожиданно почувствовал, как усталость накрывает всерьёз. Тело наконец начало требовать своё.

– Слушай, – сказал он, не зная, слышит ли его кто-то там «на самом деле» или это просто его мозг с ума сошёл, – если ты правда… за меня, попробуй хотя бы не ломать мою жизнь слишком быстро. Окей?

Настройка приоритетов: выживание носителя, сохранение функциональности, минимизация социальных конфликтов… по возможности.

«По возможности» прозвучало особенно.

– По возможности, – повторил он. – Ладно. На большее я и не рассчитывал.

Он перевернулся на бок, подтянул одеяло.

Где-то на границе сна и бодрствования мелькнула ещё одна мысль:

– И… – выдохнул он, – спасибо, что сбросила силу удара.

Ответ пришёл почти сразу. Без слов, просто коротким, сухим подтверждением.

Заметка: носитель проявил нежелание наносить чрезмерный ущерб. Этический модуль скорректирован.

Он не успел ни удивиться, ни подумать, что именно это означает. Сон подступил быстро, тяжело, но без кошмаров.

Впервые за долгое время он уснул, понимая, что в его голове есть кто-то ещё. Не бог, не совесть и не воображаемый друг, а вполне конкретная система с холодными приоритетами и возможностью вмешиваться.

И, несмотря на всю абсурдность ситуации, ощущение было двояким. Пугающим – и странно… спокойным. Как будто, помимо семьи, друзей и собственного упрямства, у него появился ещё один фактор, который не даст ему просто так сгореть.

Он ещё не знал, что то, что сегодня сработало в коридоре университета, через пару лет спасёт ему жизнь в местах, где не будет ни декана, ни мамы, ни возможности договориться.

Пока что это была просто первая драка, в которой его руки двигались так, как будто ими кто-то подсказал.

И выпускной, который навсегда запомнится не только дипломом, но и чужим спокойным голосом в голове, говорящим:

«Сместись. Уклон. Удар. Снизь силу».

Глава 8

Утро после выпускного встретило его не будильником, а тишиной.

Никто не орал в коридоре, никто не хлопал дверями, из-за стен не доносились ни реп, ни истерический смех. Общага как будто решила дать выпускникам маленькую отсрочку от привычного дурдома.

Артём открыл глаза не сразу. Сначала просто лежал, ощущая тело: лёгкая ноющая усталость в плечах, тяжесть в ногах, сухость во рту. Голова, вопреки ожиданиям, была ясной. Ни похмелья, ни мутной ваты. Он вчера почти не пил, и организм отблагодарил его за это.

Он уставился в потолок. Пара трещин, знакомые потёки от прошлогоднего ремонта. Ничего особенного. Но сегодня в этой стандартной общажной серости было что-то другое.

Знание.

Не туманное предположение, не странное ощущение, а чёткое сознание: он не один в своей голове.

Он осторожно, как будто мог кого-то спугнуть, попробовал сосредоточиться не вовне, а внутрь. Не на звуках, не на ощущениях в мышцах, а на том тихом уровне, где последние дни всплывали схемы и таблички.

Тишина.

Пару секунд ничего не происходило. Потом – лёгкий, почти физический щелчок. Как будто кто-то включил тонкий внутренний экран.

Внутреннее пространство, которое он уже начинал узнавать, собрало форму.

Контур тела. Полупрозрачный силуэт, не идеально анатомичный, но понятный: голова, позвоночник, грудная клетка, руки, ноги. Внутри – мягкие световые точки: сердце, позвоночный столб, зона мозга. Слева – столбики состояний.

Сила – базовая.

Выносливость – выше средней, стабильная.

Реакция – повышена.

Восприятие – чуть выше нормы.

Нейрообработка – подсвечена ровно, вверху маленькая ступенька.

Адаптация – активна.

Под частью параметров – крошечные пометки. «Последние нагрузки», «стрессы», «коррекция».

Он невольно выдохнул.

– Ну здравствуй, – тихо сказал он в пустую комнату. – Раз уж ты всё равно здесь.

Ответ накрыл без звука, но отчётливо. Не слова, не голос в обычном смысле, а сжатая мысль, которая сама раскрутилась в понятную фразу:

Контакт. Связь стабильна. Носитель инициировал обращение.

– Носитель, – поморщился Артём. – Хреновое слово. Звучит, как «контейнер».

Функционально близко, – спокойно ответила система. – Вы являетесь биологической основой для размещения модуля.

– Спасибо, что напомнила, – он потер лицо ладонью. – Давай начнём сначала. Кто ты. Подробно. Насколько можешь.

Короткая пауза. Он почти почувствовал, как внутри кто-то листает повреждённый справочник.

Адаптационный кластер. Нейросоматический модуль. Основная задача – повышение выживаемости носителя в изменчивой среде через управляемую перестройку организма.

– Это я уже понял, – сказал он. – Чуть конкретнее? Что ты делаешь со мной прямо сейчас?

Мониторинг физиологических параметров. Коррекция работы сердечно-сосудистой и нервной систем. Анализ когнитивной нагрузки. Медленное перераспределение ресурсов с учётом предстоящих изменений образа жизни.

– Предстоящих… – он мотнул головой. – Ты про армию?

Вероятность прохождения срочной службы – высокая. Переменная среда, повышенная нагрузка (физическая, психическая, социальная). Риск травм и летального исхода выше, чем в текущих условиях.

– Ты это по повестке решила или как? – хмыкнул он.

По совокупности индикаторов: статистика региона, возраст, статус, полученная информация от самого носителя, – добросовестно отчиталась система.

Он замолчал. В голове отозвалось не только то, что она сказала, но как: сухо, логично, почти без запинок. Для разглючившегося мозга – слишком стройно.

– Ладно, – выдохнул он. – Тогда давай так. Если мы с тобой… застряли друг с другом до конца моего жизненного цикла, – он скривился, – надо установить правила.

Этический блок активен. Приоритеты могут быть скорректированы с учётом предпочтений носителя, – отозвалась система.

– Этический блок, – повторил он. – Даже так. Хорошо. Правило первое: без крайней необходимости не трогаешь мою моторикой. Никаких «я решила, что так лучше» и самовольных ударов. Поняла?

Пауза. Потом:

В экстренной ситуации времени на согласование не хватает. В критических случаях модуль будет вмешиваться независимо от вашего желания. Это условие неизбежно для выполнения основной задачи – выживание.

– Критические случаи – это когда мне в голову летит кирпич? – уточнил он. – Или когда меня кто-то словом задел?

Определение критичности можно уточнить, – неожиданно ответила система. – По умолчанию: риск серьёзного повреждения или смерти носителя в ближайшие три секунды. Возможно сужение списка триггеров до физически направленной угрозы.

– Вот, уже лучше, – сказал он. – Ты хотя бы слышишь. Тогда дописываем: критической угрозой считаем только прямой риск физического повреждения. Слова, оскорбления, даже если очень метко, – не повод. Я сам решу, когда кого послать.

Согласовано. Коррекция триггеров. Вероятность несанкционированного вмешательства в «словесных» конфликтах снижена.

От этого «согласовано» его немного передёрнуло. Слишком по-военному.

– Правило второе, – продолжил он. – Не лезешь в мою голову… в смысле, не переписываешь характер, привычки, память. Никаких «оптимизация эмоциональных реакций» без моего ведома. Я уже видел, как бывает, когда система решает, что человек мешает собственной эффективности.

Часть параметров психики завязана на физиологию, – спокойно пояснил модуль. – При изменении гормонального баланса, структуры синаптических связей, режима сна эмоциональные реакции неизбежно меняются.

– Я не против стать менее вспыльчивым, – перебил он. – Я против превратиться в ходячий калькулятор, которого не интересует ничего, кроме тактики выживания. Это понимаешь?

Идёт пересчёт приоритетов… – на этот раз пауза была длиннее. – Уточнение: сохранение личностного ядра носителя включено в список целей высокого уровня. Дополнительный критерий эффективности – соответствие действий носителя его собственным ценностям.

Артём моргнул.

– Личностное ядро, – пробормотал он. – Ты говоришь так, как будто видела внутри меня что-то конкретное.

Идёт непрерывный анализ, – ответила система без намёка на стеснение. – Ваши решения, реакции, выборы фиксируются. На основе этого строится модель ценностей.

– Великолепно, – устало сказал он. – У меня внутри ведётся досье.

Досье – не точный термин, – возразила система. – Скорее прогнозная модель. Она позволяет предсказывать ваше поведение и подстраивать помощь так, чтобы вы не восприняли её как враждебную.

– Как враждебную я её уже воспринимаю, – буркнул он. – Но ладно, будем считать, что мы только знакомимся.

Он перевёл дух, прикинул, что ещё важно.

– Правило третье. Если есть время – спрашиваешь разрешения. Любое изменение тела, мозга, внутренних… этих, – он махнул рукой, хотя понимал, что жест система не видит, – настроек. Хочешь подкрутить что-то серьёзное – сначала объясняешь, что, как и чем это для меня обернётся.

При наличии времени на диалог и отсутствии критической угрозы – возможно, – отозвалась система. – Некоторые микроизменения идут фоном и не требуют согласования: микрокалибровки сосудов, дыхания, обмена веществ.

– Микро – ладно, – согласился он. – С меня станется забыть, как дышать, если ты перестанешь.

Отмечено, – отреагировал модуль без капли иронии.

Он фыркнул, хотя усмешка вышла нервной.

– Следующее, – продолжил Артём. – Мне нужны ответы. Насколько ты вообще помнишь, откуда ты взялась? Что было до… – он осёкся, вспоминая ледяной укус в затылок, – до леса?

Пауза на этот раз была странной. Не просто «процесс идёт», а будто кто-то копается в завалах, раздвигая обломки.

Часть долговременной памяти повреждена, – наконец пришёл ответ. – Сведения о происхождении носителя модуля, о месте создания, о проектировщиках и общей архитектуре системы – фрагментарны. Восстановление возможно по мере накопления данных и самодиагностики. Точный момент внедрения – зафиксирован. Предыдущие состояния – нет.

– То есть ты… как человек с амнезией? – спросил он осторожно.

Аналогия частично верна, – признала система. – Я знаю, что я такое и для чего, но не помню всего пути до текущей точки.

– Удобно, – пробормотал он. – Хотел бы и я не помнить некоторые вещи.

Он позволил себе пару секунд сожаления, но быстро оттолкнул. Жалость к себе сейчас была последним, что ему нужно.

– Ладно, – сказал он. – Тогда поговорим о том, что ты точно знаешь. Что это за параметры слева? Я догадываюсь по названиям, но мне нужно понять, как ты их считаешь.

Столбики будто чуть приблизились в его внутреннем «экране». Система словно переключилась в режим лекции.

Сила, – начало пришло чётко, – условное обозначение максимальной производимой мышцами тяги и скорости их включения. Я оцениваю её по связи нервных импульсов и ответной механической работе: без постоянных нагрузок, с учётом роста мышечных волокон, плотности, качества соединительной ткани.

Выносливость – способность системы поддерживать заданный уровень работы длительное время. Тут задействованы сердце, сосуды, лёгкие, митохондриальный аппарат, буферы молочной кислоты. Сейчас у вас показатели выше средних для вашей возрастной группы и пола.

– Я заметил, – кивнул он мысленно. – Бегаю, как будто меня кто-то «разгрузил».

Реакция – скорость обработки сенсорных сигналов и формирования ответных моторных импульсов. Также включает скорость локальных решений без привлечения всей «верхней» части мышления.

– Это как вчером, – тихо сказал он. – Когда всё замедлилось.

Там было задействовано не только ускорение реакции, – поправила система. – Также временное перераспределение ресурсов: приоритет зрению и моторике, подавление вторичных мыслительных процессов. Вы «видели» больше, потому что я увеличила плотность выборки данных.

Он почувствовал, как по спине снова пробежал холодок. Значит, это не ему показалось.

– Восприятие? – спросил он.

Синтез входящих данных, – послушно продолжила система. – То, насколько вы способны вычленять важное из шума. Тренируется через ситуации, где много лишней информации и мало времени на выбор.

– Нейрообработка… – он прищурился. – Это, я уже понял, мой мозг в разгоне.

Да, – без лишних слов подтвердила система. – Сюда входит скорость работы рабочих областей коры, качество запоминания, способность видеть связи. Я не создаю новые знания, но организую старые так, чтобы вам было проще ими пользоваться.

– И Адаптация, – напомнил он.

Ключевой параметр, – в голосе системы на миг мелькнула едва уловимая «важность». – Это ваша способность подстраиваться под изменения: температуры, радиации, нагрузки, стресса. Частично врождённая, частично – тренируемая. Я расширяю её за счёт наноструктур и перестройки регуляторных систем.

– Наноструктур, – поймал он. – Давай теперь про это поподробнее. Ты – это нанороботы?

Нет единого «я», – спокойно ответила система. – Есть управляющее ядро – то, с чем вы сейчас разговариваете. Есть распределённая сеть наночастиц в крови, межклеточной жидкости, тканях. Они передают сигналы, собирают данные, проводят мелкие операции: зачистка микроповреждений, локальная стимуляция роста, изменение проницаемости мембран.

Он представил, как по его сосудам и нервам шуршат крошечные «мурашки».

– То есть ты можешь, грубо говоря, разбирать и собирать меня по частям? – сухо спросил он.

Теоретически – да, – ответ был честным до неприятного. – Практически я ограничена ресурсами и необходимостью не разрушить систему, которую должна защищать.

– Это радует, – выдохнул он. – А ресурсы – это что? Тут что-то было про «адаптационный ресурс».

Снова всплыла маленькая строка внизу внутреннего экрана:

Адаптационный ресурс: низкий запас. Пополнение: нагрузка, стресс, границы возможностей.

Это интегральная величина, – пояснил модуль. – Каждый раз, когда вы доводите себя до края – физически или психически, – организм перестраивается. Обычные люди часто тратят этот потенциал бессистемно: одноразовый опыт, иногда – травматичный. Я собираю, структурирую и использую этот ресурс точечно.

– То есть когда я валяюсь на полу после марш-броска – это ты такая довольная: ещё немного очков? – с сухой иронией спросил он.

Удовлетворение – не тот термин, – возразила система. – Но да, подобная нагрузка даёт мне возможность улучшить ваши системы. При этом я стараюсь не доводить вас до разрушения.

– Стараешься, – повторил он. – Значит, можешь и не успеть.

Всегда есть вероятность, – честно ответила система.

Он какое-то время молчал, переваривая. Знание о том, что внутри него сидит усердный инженер, который перестраивает его организм за его же счёт, одновременно успокаивало и пугало.

– Ладно, – сказал он. – Теперь про «осознанную прокачку». Я уже один раз ткнул куда-то, когда поднимал… – он попытался вспомнить, – мозги, короче. Ты тогда меня почти вскипятила. Это что было?

Ручное распределение накопленного ресурса, – пояснила система. – Вы выбрали направление «нейрообработка», и я ускоренно провела ряд изменений в структуре вашего мозга. Мои расчёты показали допустимый риск. Субъективные ощущения – неприятны, но не критичны.

– В следующий раз предупреждай, что будет ощущение, будто мне кипяток в череп залили, – буркнул он. – Я тогда чуть не решил, что умираю.

Замечание учтено, – ответила система. – В дальнейшем перед крупными перераспределениями я буду описывать ожидаемые ощущения. Если, – напомнила она, – будет время.

– Понял, – выдохнул он. – Значит так. Если у меня есть «очки опыта»… – он поморщился, – адаптационный ресурс, то я хочу понимать, сколько у меня его и на что его можно тратить.

Система будто прислушалась к самой себе.

Текущий запас – минимальный, – сказала она. – Последние события – экзаменационный период, физические нагрузки, конфликт на выпускном – почти полностью ушли на стабилизацию ваших параметров. Но в дальнейшем при накоплении ресурса я могу предложить вам список возможных направлений развития.

– Покажешь? – спросил он.

Внутри интерфейса что-то сдвинулось. Столбцы параметров чуть отодвинулись, освободив место справа. Там, как меню, проявились ветви. Не чёткие строки, а скорее названия направлений, похожие на подписи в техническом чертеже.

«Физическая ветка»:

– плотностная перестройка мышц

– укрепление связок и суставов

– повышение локальной взрывной силы

– ускоренная регенерация тканей

«Нейроветка»:

– углублённая нейрообработка

– устойчивость к сенсорной перегрузке

– ускорение принятия решений

– повышение стрессоустойчивости

«Адаптивная ветка»:

– терморегуляция

– устойчивость к токсинам

– устойчивость к радиации (затемнено)

– перераспределение ресурсов при травме

Часть пунктов были серыми, нечёткими – недоступными.

– Ого, – выдохнул он. – Меню развития. Не хватало только подсказки «рекомендуется для вашего уровня».

Содержит ошибки, – спокойно сказал модуль. – Раздел «устойчивость к радиации» заблокирован из-за отсутствия соответствующих стимулов. Ряд функций пока недоступен. Процесс восстановления доступа продолжается.

– Радиацию я бы пока пропустил, – усмехнулся он. – С меня хватит леса.

Он какое-то время рассматривал пункты, ощущая одновременно азарт и опасение. Это было похоже на предложение: «Хочешь выжать из себя больше? Заплати болью».

– И сколько стоит, например, – он ткнул внимание в пункт «ускоренная регенерация тканей», – вот это?

Текущий запас ресурса недостаточен, – ответила система. – Для первичной активации нужен опыт, сопоставимый с тяжёлым повреждением.

– То есть, чтобы научиться лучше заживать, мне нужно сначала серьёзно пострадать, – мрачно подвёл итог он.

Верно, – без тени иронии подтвердила система.

– Логично, – усмехнулся он криво. – Жизнь, как всегда.

В этот момент зашевелился реальный мир.

– Ты с ума сошёл? – донёсся с соседней кровати хриплый голос Данилы. – Лежит, в потолок разговаривает. С кем? С богами матана?

Артём дёрнул плечом, словно его застукали за чем-то личным. Внутренняя картинка плавно погасла, будто кто-то выключил монитор.

Он повернул голову. Данила сидел на кровати, растрёпанный, с помятой физиономией, щурясь.

– Ты чего орёшь? – спросил Артём.

– Я не ору, – обиженно сказал Данила. – Это ты тут монологи читаешь. «Правило первое, второе…». Я уж решил, что ты клятву инженера произносишь.

– Репетирую договор с судьбой, – отмахнулся Артём, садясь. – Как ты?

– Я? – Данила задумался. – Внутри всё гудит, голова как барабан, ноги болят, но душа поёт. Значит, выпускной удался.

– Ты вчера прилично заливал, – напомнил Артём.

– Я вчера спасал свою психику от осознания, что теперь мне нужно искать работу, – серьёзно ответил Данила. – Не суди строго.

Он потянулся, хрустнув спиной.

– Слушай, – прищурился он, рассматривая друга. – Я, конечно, ещё наполовину сплю, но ты странный.

– Это не новость, – сказал Артём. – Что именно?

– Ты такой… – Данила махнул рукой. – Слишком спокойный. Как будто уже неделю медитируешь где-нибудь в горах. Ты вчера так вывернул этого придурка… ну, Коврова… а сегодня сидишь, как будто всё по плану.

– Не по плану, – ответил Артём. – Но смысла рвать на себе волосы нет. Декан уже прочитал мораль, родители – тоже.

– Мои родители прочитали мораль мне, – вздохнул Данила. – Что я слишком громко орал под их окнами. И что не надо петь песни, которых я не знаю, на всю улицу.

Он постучал себя по голове.

– Ладно, философию оставим, – сменил тему он. – Какие планы на сегодня? Я, конечно, мог бы пролежать трупом до вечера, но это не конструктивно.

– Мне надо к родным, – ответил Артём. – Они же не просто так приехали. И мама наверняка хочет ещё раз измерить мне давление.

– Она измерит тебе не только давление, – заметил Данила. – Ну да ладно. Передавай им, что я их уважаю, раз они такое чудо вырастили.

– Передам, – улыбнулся он.

Душ смыл остатки сонливости. Холодная вода бодрила, каждый поток по коже ощущался чуть яснее, чем раньше. Он ловил себя на том, что чувствует даже мелкие различия температур между струями.

– Ты хотя бы наслаждаешься тем, что устроила со мной? – мысленно бросил он внутрь, стоя под водой.

Оптимизация сенсорной обратной связи повышает качество существования, – тут же ответила система. – Вы лучше чувствуете своё тело, можете раньше замечать проблемы.

– То есть это не только для того, чтобы вовремя увернуться от кулака, – кивнул он. – Это приятно.

Приятность – побочный эффект, – уточнила система.

Он фыркнул.

– Ну хоть что-то у нас с тобой совпадает, – сказал вслух, выключая воду.

На улице было тепло. Лето входило в силу: липы пахли сладко, асфальт уже начал нагреваться, люди сняли тяжёлые куртки.

Дорога до родительской квартиры заняла минут двадцать. Он шёл пешком, не торопясь. Город, который был его домом последние два года, уже казался одновременно родным и чуть чужим: часть людей разъедется, часть останется, универ будет жить своей жизнью без них.

Модуль молчал, но он чувствовал на фоне тихое присутствие – как если бы рядом шёл кто-то очень внимательный и очень немногословный.

У перекрёстка, где пешеходный светофор традиционно жил отдельной жизнью, загорелся зелёный. Толпа двинулась. Артём шагнул вперёд, привычно скользнув взглядом по сторонам.

И тут внутренний мир дёрнулся.