Текст книги "Предел Адаптации (СИ)"

Автор книги: Иван Фрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Глава 4

День начался как обычный. Закончился – нет.

К маю Белоярск окончательно превратился в лужу, на которой люди пытались делать вид, будто всё нормально. Днём солнце грело так, что хотелось снять всё лишнее, вечером включался ветер и напоминал, что лето ещё только думает, заходить или нет.

Университет жил предсессионной истерикой. На доске объявлений появлялись всё новые расписания консультаций, пересдач, страшных слов «ликвидация хвостов». В общажном чате то и дело всплывало:

«Кто знает, от скольки до скольки сегодня принимает Петрович?»

«Он вообще принимает людей? Или только души?»

«Ребята, кто был у него на консультации, это больно?»

Артём возвращался с последней пары, когда телефон в кармане пискнул.

Сообщение от Данилы:

«Вечером выходим в люди. Парк, лавочка, семечки, философия. Ты с нами, а то я обижусь».

Следом второе:

«Серьёзно. Надо проветрить мозги. Сначала ты, потом я, потом всё это завалит нас сессией».

Артём усмехнулся. Он стоял у входа в главный корпус, рюкзак тянул плечо, вокруг сновали люди с папками, ноутами, кофе в одноразовых стаканчиках.

«Окей, – набрал он. – Но максимум до одиннадцати. Мне завтра к родителям, обещал помочь с проводкой».

Ответ прилетел мгновенно:

«До одиннадцати так до одиннадцати, дед. Я за тобой зайду».

К восьми вечера он уже стоял внизу, у входа общаги, засовывая руки в карманы куртки. Воздух был влажный, пахло сырой землёй и чем-то жареным из окна на пятом этаже.

Данила вывалился из подъезда, как обычно, будто его только что выпустили на волю: кроссовки, толстовка, капюшон на полу-головы.

– Ну что, деревня, – сказал он. – Готова к культурному отдыху?

– Если ты называешь культурным отдыхом семечки и мат, – ответил Артём, – то да.

– Ты ещё забыл философию, – Данила поднял палец. – Без неё никуда.

К ним присоединились Ильдар и Ваня. Первый – с вечной бумажной кружкой кофе в руке, второй – с пакетом, в котором явно что-то шуршало.

– Я закупился, – гордо заявил Ваня, тряся пакетом. – Семечки, печенье, шоколадка. Нам хватит на выживание часа на два.

– Главное – не на больше, – заметил Ильдар. – На больше нам нужна будет ипотека.

Они дошли до небольшого парка недалеко от универа – пара аллей, лавочки, детская площадка, парочка фонарей, которые светили то ярче, то тусклее. Вечером здесь было тихо: редкие мамы с колясками, собачники, две-три парочки на дальних скамейках, прячущихся в тени.

– Вот здесь, – Данила хлопнул ладонью по спинке лавки, – и будет наш философский клуб.

Они уселись. Ваня открыл пакет, посыпал семечки в общую ладонь.

– Ну что, – сказал он. – О чём плачем сегодня?

– Я предлагаю не плакать, а планировать, – сказал Ильдар, отхлёбывая кофе. – Нам же скоро распределяться. Теоретически.

– Теоретически – да, – вздохнул Данила. – Практически – нас сначала отчислят, а потом распределят по вахтам и стройкам.

– Тебя, – уточнил Ваня. – Меня распределят в бухгалтерию, я умру там от таблиц.

– А тебя, Лазарев, – Данила повернулся к Артёму, – куда понесёт после универа?

– Для начала – бы его закончить, – ответил тот. – А там… не знаю. Если честно, дальше второго курса жизнь как-то расплывается.

– Ты же железки любишь, – напомнил Ильдар. – Вон, стройки, заводы, ремонт. Сейчас без инженеров всё падает.

– И без нормальных слесарей, – добавил Ваня. – Твои родители это подтвердят.

– Они уже подтверждают, – усмехнулся Артём. – Отец сегодня говорил, что половина мужиков на станции умеют только три вещи: курить, ныть и терять инструмент.

– Высококвалифицированный труд, – заметил Данила. – Ты им покажешь, как надо. В смысле – когда вырастешь.

– А я что, сейчас маленький? – удивился Артём.

– По сравнению со мной – да, – важно сказал Данила.

Они смеялись, перебрасывались репликами. В какой-то момент разговор плавно перетёк на тему «а что вообще в мире творится».

– Вы новости смотрели? – спросил Ваня, вытряхивая очередную горсть семечек. – Опять где-то там у границы стреляли.

– Я новости отключил, – признался Ильдар. – Мне и так Петрович нервную систему добивает. Если ещё телевизор подключить, я повешусь на проводах.

– А ты не думал, – задумчиво сказал Данила, – что к тому моменту, когда мы закончим универ, нас могут уже на другом фронте просить знания применять?

– Оптимист, – скривился Ваня. – Ладно, хватит. Я хочу хотя бы один вечер прожить без разговоров про «фронты».

– Вот именно, – поддержал его Артём. – Давайте вернёмся к обсуждению вечного. Например, почему в общаге всегда ломается тот душ, которым ты собирался пользоваться.

Они сменили тему. Говорили о мелочах: о соседях, о вахтёрше, которая знала по имени всех и ещё их бабушек, о том, как Ваня умудрился спать на лекции и при этом отвечать на автомате, о том, как Данила пытался починить розетку, получил током и выдал такой крик, что весь этаж подумал, будто кого-то режут.

– Это был творческий крик, – оправдывался Данила. – Поставили бы микрофон, продали бы.

Время тянулось незаметно. Фонари стали светить ярче, парк постепенно пустел. Собаки увели хозяев домой, мамы – детей, парочки исчезли в разные стороны.

– Всё, – сказал Ваня, посмотрев на часы. – Я пенсионер, мне утром на пары. Я домой.

– Я тоже, – поднялся Ильдар. – Если завтра не сдам отчёт по лабе, меня сам преподаватель повесит на проводах.

– Давайте, – Артём встал следом. – Я сейчас дойду до остановки и дальше пешком.

– В смысле пешком? – Данила поднял бровь. – До общаги?

– Нет, – покачал головой Артём. – До родителей. Я же завтра рано к ним. У них там розетка искрит, отец попросил глянуть. Если сейчас к ним переберусь, утром не надо будет мотаться.

– Тогда бери автобус, – разумно заметил Ваня. – Ночь на дворе почти.

– Какой автобус, – фыркнул Данила. – Они уже как честные люди, наверное, перестали ходить.

– Там недалеко, – сказал Артём. – Сократим через частный сектор, и я выскочу как раз к той улице, что к дому идёт.

– Через частный сектор, – протянул Ильдар. – Который у леса. Ночью.

– Там фонари стоят, – отмахнулся Артём. – Я же не в чащу полезу. Просто срежу, и всё.

Данила помолчал, посмотрел на друга, на потемневшее небо, на парк.

– Ты точно не ребёнок? – уточнил он.

– Точно, – усмехнулся Лазарев. – Воспитанный деревней, я по лесам ходил ещё до того, как ты впервые в лифте заблудился.

– В лифте я не заблудился, – оскорбился Данила. – Это был сложный инженерный механизм. Я изучал его.

– Конечно, – хором сказали трое.

– Ладно, – Данила вздохнул. – Давай договоримся. Ты мне пишешь, когда дойдёшь. Если через час я от тебя ничего не получу, я поднимаю панику, звоню в МЧС, твоей маме и Петровичу. В таком порядке.

– Петровичу? – удивился Артём.

– Ну да, – пожал плечами Данила. – Если мы тебя найдём, тебе будет настолько стыдно, что ты выполнишь все его таски без вопросов.

– Логика железная, – усмехнулся Артём. – Ладно. Напишу.

Они разошлись. Ваня с Ильдаром ушли к остановке, Данила направился к общаге. Артём свернул в сторону.

Дальше от центра город менялся. Многоэтажки сменялись более низкими домами, где-то попадались старые пятиэтажки с облупившейся краской, дальше начинались двухэтажные, а там – частный сектор: дома с заборами, садики, собаки за воротами.

Улица, по которой он шёл, была не самой освещённой. Фонари стояли далеко друг от друга, между ними тянулись темноватые провалы. Асфальт под ногами был сырой, в лужах отражались тусклые лампы.

Справа, за последними домами, начинался лес. Не прямо дикая тайга, конечно, а полоска посадок, но тёмная, густая, уходящая в глубину. Днём сюда ходили с собаками, грибники, иногда школьники. Ночью… ну, ночью нормальные люди туда не лезли.

Артём достал телефон, проверил время. Было чуть позже десяти. До родительской квартиры – минут двадцать, если не тормозить.

Он подумал о том, чтобы всё-таки пойти по освещённой улице, в обход, но привычка «срезать» оказалась сильнее.

– Чуть-чуть, – сказал он сам себе. – Пройду вдоль леса, там тропинка, и выскочу сразу к нужной улице. Нормально всё.

В кармане завибрировал телефон. Данила:

«Ты ещё жив?»

«Да, – написал Артём. – Иду вдоль леса. Не кипишуй».

Ответ прилетел мгновенно:

«Я уже кипишую. Достань хотя бы ножку от стула и неси с собой».

«У меня есть руки», – написал Артём.

«Руки – это мало. Не лезь в темноту, если услышишь хрень».

Артём хмыкнул, сунул телефон обратно. Шёл, слушая, как под подошвами шлёпает мокрый асфальт.

Ветер усилился. Ветки деревьев справа тихо шуршали. Где-то далеко гавкала собака. Всё было… обычным. Почти.

Он уже собирался подумать, что Данила зря драматизирует, как справа, из темноты, донёсся странный звук.

Не совсем шорох, не треск. Что-то… перекатилось. Сухо, как будто по земле прокатился тяжёлый металлический шар. И – короткое, почти непонятное шипение.

Артём остановился, прислушался.

Тишина. Листья, ветер, далёкая машина.

– Показалось, – пробормотал он.

Сделал ещё несколько шагов. Звук повторился. На этот раз отчётливее. Как будто что-то твёрдое обо что-то ударилось, перекатилось и замерло.

Он снова остановился, посмотрел в сторону леса. Там была только сплошная тьма, из которой время от времени выныривали стволы деревьев, когда их цеплял свет фонаря.

– Может, собаки что-то катают, – попытался он объяснить самому себе. – Или… я не знаю. Строительный хлам? Камень.

Звук в третий раз прозвучал ближе. Перекат, лёгкий металлический оттенок, как если бы катили по асфальту железный подшипник.

По спине пробежали мурашки.

– Ладно, – сказал он вслух, как будто убеждая кого-то ещё. – Просто любопытно.

Он свернул с дороги, ступив на узкую тропу, ведущую вдоль лесополосы. Земля под ногами была влажной, местами – кочки. Фонарь ближайшего столба уже не доставал сюда, в ветвях деревьев тянулась сплошная тьма.

Артём достал телефон, включил фонарик. Жёлтоватый круг света вырвал из темноты стволы, кусты, обломанные ветки. Ничего необычного.

– Ну и где ты? – пробормотал он. – Кто бы ты ни был.

Он прошёл ещё метров двадцать, держась чуть в стороне от кромки леса. Тропа вела вперёд, потом незаметно заворачивала внутрь, вдоль овражка. А он всё шёл и шёл, прислушиваясь.

Звук опять появился. Теперь уже почти рядом. Впереди, чуть левее.

Он остановился. Фонарик выхватил клочок земли, пару кустов, камень. Ничего. Тишина.

– Если ты хоррор-фильм, – сказал Артём, – то ты какой-то с бюджетом.

В ответ – ничего. Только ветер.

Он сделал ещё шаг, потом второй. Телефон в руке слегка подрагивал от напряжения. Мозг уже благодарно выдавал картинки: беспризорные собаки, гопники, странные бродяги, наркоманы, маньяки. Какие угодно, только не пустой лес.

Звук раздался почти у ног.

Перекат. Хруст. Потом что-то коротко стукнуло – будто мячик ударился о камень.

Артём резко опустил луч фонаря вниз.

На краю освещённого круга что-то блеснуло. Маленькое, круглявое, металлическое. Как половинка шара, наполовину вросшего в землю. Гладкая поверхность отражала свет странно – как будто не просто металлическая, а… слишком гладкая.

– Что за… – начал он.

В этот момент шар дернулся.

Резко. Как живой. Съехал с места, словно под ним вовсе не земля, а лёд. Прыгнул вперёд – на него.

Он только успел отшатнуться, поднять руку, но что-то тяжёлое ударило его в грудь, сбивая с ног. Воздух вышибло из лёгких. Телефон вылетел из пальцев, фонарь полетел куда-то в сторону, луч крутанулся, выхватывая кроны деревьев и потом полосу земли.

– Да ты… – выдохнул Артём, пытаясь вдохнуть.

Что-то холодное прижалось к затылку.

Он даже не сразу понял, что лежит лицом вниз. Щеку царапала влажная земля, в нос бил запах сырости и гнили. Попытался пошевелиться – тела будто не было. Ни рук, ни ног. Пустота.

А в затылке разрасталась ледяная боль.

Не как удар. Не как шишка. Что-то острое, но одновременно точное, чужое, словно в голову вкручивали тонкую, безжалостную спицу.

Он хотел крикнуть. Рот открылся, но звук застрял где-то в груди.

Боль усилилась. Холод прорезал кожу, кость. Он почти физически чувствовал, как что-то проходит сквозь череп. Сначала – как будто острый кусок льда продавил кость, потом – как будто весь мозг кто-то окатил жидким азотом.

Перед глазами вспыхнули световые точки. Мир сузился до одной, белой, слепящей.

«Только не…»

Мысль оборвалась.

В глубине, там, где обычно живёт только подсознание и странные сны, что-то открылось. Как дверь, за которой никто никогда не был.

В неё вкатилось чужое.

Чёрное, гладкое, лишённое формы. Оно не спрашивало, не стучалось. Просто вошло, холодным потоком протекло по нервам, по сосудистым руслам, по чему-то ещё, чему у него не было названия.

Где-то далеко, в самой глубине черепа, что-то щёлкнуло. Как включатель.

Потом – тишина.

Он не помнил, как отключился. Не помнил, сколько лежал в этом лесу. Тёмный провал с редкими, странными вспышками.

Ему снились не совсем сны. Скорее – обрывки чего-то чужого.

Мелькание звёзд. Но не так, как он их видел когда-то на карте в комнате. Они были густыми, плотными, синими и зелёными, некоторые – совсем не как звёзды, а как дыры в чём-то тёмном. Он смотрел будто изнутри огромного прозрачного шара, и шар этот летел через пространство, которого он не узнавал.

Какие-то конструкции – не дома, не корабли. Линии, переплетения, формы, которые мозг пытался срочно назвать «антеннами», «станцией», «корпусом», но каждый раз ошибался.

Люди? Нет. Силуэты, в которых он пытался разглядеть знакомые черты – голову, руки, глаза, – но всё было чуть другое, как во сне, где лица друзей внезапно срастаются с масками.

Звуки. Не звуки – импульсы, как если бы кто-то говорил, минуя язык. Плотный поток смыслов, но так быстро, что он не успевал зацепить ни одного.

Потом всё это рассыпалось. Сначала цвета. Потом линии. Потом – сами ощущения.

Тьма.

Он очнулся от того, что ему в лицо светило.

Не свет как из театрального софита, и не лампа в кабинете врача. Мягкий, блеклый дневной свет. Слишком яркий для глаз, привыкших к темноте.

Артём моргнул, зажмурился, потом всё-таки открыл глаза. Над ним – небо. Серое, с редкими белыми пятнами облаков. Ветки деревьев нависали сверху, складываясь в нестройный купол.

– Что… – хрипло выдохнул он.

Голос прозвучал так, будто он неделю курил без остановки. В горле пересохло, язык прилип к нёбу.

Он попробовал пошевелиться. На этот раз получилось. Руки отозвались тяжёлой болью в плечах, ноги – тупой ноющей слабостью. Спина натянулась, как после долгого сна в неудобной позе.

Под ладонями – влажная земля, листья, песок. Пахло сыростью. Где-то недалеко трещала сорока, в кустах шуршал кто-то маленький.

Сев, он облокотился о ближайшее дерево, пытаясь понять, где именно находится. Голова кружилась, в висках стучало.

Он поднял руку, машинально коснулся затылка.

Никакой липкой крови. Никакой распухшей шишки. Кожа – влажная, грязная, но целая. Только лёгкое, почти неуловимое покалывание под пальцами, как будто он долго лежал на неудобной подушке.

– Не может быть, – прошептал он.

Картинка «ледяной гвоздь в череп» была слишком яркой, чтобы оказаться просто ночным кошмаром. Но никаких физических следов.

Он посмотрел на одежду. Куртка измазана грязью, на брюках – земля и что-то зелёное, листья, трава. Кроссовки мокрые, шнурок на одном развязался.

Из кармана выглядывал телефон. Артём торопливо вытащил его.

Экран был цел, только в одном углу – лёгкая царапина. Аккумулятор почти пуст, пара процентов, но всё ещё жил.

На экране вспыхнуло уведомление:

37 пропущенных.

Брат. Мама. Папа. Данила. Марина. Пара одногруппников.

– Чёрт, – выдохнул он.

Он посмотрел на время. Было почти полдень.

– Да ну, – он снова моргнул, но цифры не поменялись. – Я что, всю ночь тут валялся?

Вокруг лес уже не был темным и страшным. Просто обычные деревья, просохшие после ночного дождя. Солнце пробивалось через ветки.

Он поднялся, держась за ствол. Ноги держали, хоть и ватные. Колени ныло, как после хорошей тренировки.

Потащился вперёд, глядя по сторонам. Тропа, по которой он, по идее, заходил, нашлась довольно быстро: примятая трава, следы. Он прошёл десяток метров – и увидел край лесополосы. Дальше – привычный частный сектор. Заборы, крыши, дорога.

То есть он был не в какой-то глухой чаще, а буквально в нескольких сотнях метрах от улицы.

– Отлично, – сказал он. – Просто отлично.

Телефон пискнул, предупреждая, что батарея вот-вот умрёт.

«Ладно, – решил он, – сначала Данила. Он вчера первый начал».

Он набрал его номер. Пару гудков – и сразу бешеный голос:

– Ты где был?!

Артём чуть отодвинул телефон от уха.

– Живой, – сказал он. – Уже хорошо.

– Я тебя убью, – заорал Данила. – Сначала обниму, потом убью. Ты вообще нормальный? Ты пропал с десяти вечера! Тебя не было в общаге! Я думал уже… мать твою, – он запнулся, явно перевёл дыхание. – Ты где?

– В лесу, – ответил Артём. – Точнее, уже почти вышел. У этого… ну, у частного сектора.

– Какого ещё леса? – Данила охрип. – Ты… ты что, серьёзно? Ты всю ночь в посадке лежал?

– Видимо, да, – сказал Артём. – Я… короче, мне хреново стало, я… не помню толком. Думал, сел посидеть и вырубился. Сейчас очнулся.

Часть правды. Та, которую мозг готов был признать. Про «что-то холодное в затылке» говорить совершенно не хотелось.

В трубке повисла пауза. Потом Данила сказал уже тише:

– Слушай. Ты можешь сейчас прийти либо в общагу, либо к родителям? Ты сам-то идёшь нормально?

– Нормально, – ответил Артём. – Немного мутит, но ноги есть.

– Тогда… – Данила шумно выдохнул. – Так. Ты сейчас вываливаешься к людям, садишься в автобус – и к родителям. Они уже в курсе, что тебя нет. Я ночью им звонил. Мать твоя… – он замолчал. – Короче, ты сам увидишь.

– Я сам им сейчас позвоню, – сказал Артём. – И не кипишуй. Я жив, серьёзно.

– Если бы ты был у меня под рукой, – тихо сказал Данила, – я бы тебе сейчас врезал. Из любви.

– Я бы не возражал, – ответил Артём. – Но позже. Я сейчас дойду до остановки, а у меня телефон сейчас умрёт. Я потом напишу.

– Пиши, – Данила снова заорал. – И не пропадай больше, понял? Всё, иди. Я если что готовиться к инфаркту.

Связь оборвалась – телефон умер, не выдержав эмоций.

Артём постоял ещё пару секунд, пытаясь собраться. Потом вышел из лесополосы, перешёл дорогу и двинулся к ближайшей остановке.

Машины проносились мимо, брызгая водой из луж. Люди шли по своим делам, кто-то выгуливал собаку, кто-то тащил сумку, кто-то говорил по телефону. Город жил, как будто ничего не случилось.

«А что, собственно, случилось?» – спросил он у себя.

Вчерашний вечер всплывал в памяти кусками. Парк, лавочка, разговоры, решённая «срезать» дорога, странный звук,…

Дальше – всё как за стеклом. Воспоминание о железном холоде, как о фотографии. Боль – как чужая.

Он снова машинально тронул затылок. Покалывание никуда не делось. Еле заметное, где-то под кожей. Как будто там, в глубине, кто-то медленно разминал что-то крошечными металлическими пальцами.

Он сжал зубы и сунул руки в карманы, ускоряя шаг.

К родительскому дому он добрался около часа дня. У подъезда задержался на секунду, глядя вверх.

– Ну, – сказал сам себе. – Поехали.

Дверь открыла мать почти сразу. Лицо – бледное, глаза покрасневшие, под ними – тёмные круги.

– Артём, – сказала она.

И тут же врезала ему по плечу. Не сильно, но очень эмоционально.

– Ты… – голос у неё дрогнул. – Ты вообще в своём уме?!

Он виновато опустил глаза.

– Привет, мам.

– Какой «привет»?! – она схватила его за рукав, затянула в коридор, захлопнула дверь. – Ты где был?

Из комнаты вышел отец. Не кричал, как всегда. Просто смотрел. Спокойно. Слишком спокойно.

Егор вынырнул из-за стены, в растянутой футболке и домашних штанах.

– О, – сказал он. – Повелитель пропаж вернулся.

– Егор, – сказал отец.

– Молчу, – брат поднял руки.

– Я… – начал Артём, стягивая грязную куртку. – Я шёл к вам, решил срезать через частный сектор. Стало… хреново. Голова закружилась. Я подумал, сяду, посижу. Сел на край леса… и всё. Очнулся сегодня.

– И ты не подумал, – медленно сказала мать, – что можно сначала дойти до людей, а потом падать?

– Я не думал, – честно сказал он. – Я уже падал.

– Ты мог… – она запнулась, ком подступил к горлу. – Ночью. На улице. В лесу. Один. Телефон выключен. Мы тебе звоним – тишина. Данила звонит – тишина. Марина звонит – тишина. Я уже… – она замолчала, отвернулась, утирая глаза.

– Мам, – он шагнул вперёд. – Я жив. Со мной всё нормально.

– Это ты так думаешь, – пробурчал Егор, но тихо.

– Голова болит? – спросил отец.

Артём прислушался. Голова… странно как раз не болела. Больше ныл затёкший затылок от того, что он всю ночь пролежал черт знает как.

– Больше всё остальное, – сказал он. – Ноги, спина. Но думаю, это потому, что я двигаться перестал не там, где надо было.

– Давление почувствовал? – Ольга тут же перешла в профессиональный режим. – Тошнота, потемнение в глазах, шум в ушах?

«Инопланетный шар в затылок» явно не подходил под стандартный список симптомов.

– Темно было, – ответил он, – но это потому, что… ночь. Шум… ну, лес. Я… – он замялся. – Я, честно, не помню момент, когда мне стало плохо. Просто как будто вырубило.

Мать посмотрела на него пристально. Взгляд фельдшера, который попутно ещё и мама.

– Давление измерим, – сказала она. – И, возможно, к врачу сходим. Я не подарю тебе инсульт в девятнадцать.

Ольга вздохнула. – Ладно. Раздевайся. В душ. Потом чай. Потом говорим.

– Приговор вынесли, – тихо сказал Егор.

– Ты ещё получишь, – бросила ему мать. – Это ты с ним по телефону в игры разные там играешь, вместо того чтобы контролировать.

– В смысле? – обиделся брат. – Он взрослый человек!

– Иди, – тихо сказал отец Артёму. – Отмоешься – легче думать будет.

Вода в душе была горячей. Слишком горячей для кожи, привыкшей к ночной сырости. Он стоял под струёй почти без движений, позволяя грязи стечь, шоркая мылом по рукам, по куртке, которую мать решит потом стирать или выбрасывать.

Пальцы снова нашли затылок. Вода стекала по волосам, по шее. Никаких ран. Никаких шрамов. Но под кожей по-прежнему было ощущение чужого присутствия. Не боль, не зуд. Скорее… как если бы кто-то тихо прислушивался к нему изнутри.

Он выдохнул, упёрся лбом в холодную плитку.

«Может, меня вчера просто кто-то приложил? – попытался он придумать рациональное. – Я упал, ударился головой о корень, вырубился. Вот и всё. А эти кошмары – всего лишь мозг, который решил снять мне кино».

Мозг явно не разделял этого оптимизма, потому что в ответ вспыхнуло ещё одно короткое воспоминание: железный шар, скользящий к нему по земле, как живой.

Он резко выключил воду.

За столом было тихо. Не то чтобы все молчали – просто слова как будто проваливались.

Мать поставила перед ним кружку с чаем и тарелку с бутербродами. Сама села напротив, обхватив ладонями свою кружку. Отец устроился сбоку, Егор – по диагонали, забрав себе кусок хлеба и жуя его без особого аппетита.

– Давление нормальное, – сказала Ольга. – Пульс чуть учащённый, но в пределах. Температуры нет. На вид ты… – она поморщилась. – Уставший. Но не при смерти.

– Рад слышать, – тихо сказал Артём.

– Я не шучу, – мать вздохнула. – Я видела людей, которые «просто упали, потому что стало плохо», а потом мы их уже не поднимали.

Он опустил взгляд.

– Прости, что напугал, – сказал он. – Я… правда не думал, что так.

– Ты вообще мало о чём думал вчера, – не выдержал Егор. – Идти ночью вдоль леса… гений.

– Егор, – одёрнул его отец, но без злости. – Скажи прямо, ты бы сам так не сделал?

– Я… – Егор замялся. – Я бы хотя бы фонарик яркий взял. И не один пошёл.

– У меня был фонарик, – вмешался Артём. – В телефоне.

– Очень помог, – проворчал брат.

– Так, – Ольга подняла ладонь. – Давайте не будем превращать это в конкурс «кто умнее». По факту: ты идёшь, тебе становится плохо, ты падаешь. Очнулся – в лесу, днём. Без следов травм. Это значит, что либо ты потерял сознание, либо… – она задумалась. – Либо… ну, либо ты врёшь.

Он поднял глаза.

– Я не вру, – сказал он.

– Я знаю, – она кивнула. – Ты плохой лгун. Поэтому я тебе верю. Но мне это не нравится. Возможно, это нервное истощение. Учёба, работа, постоянный недосып. Организм сказал «хватит» и вырубил тебя.

«Организм… – отзвалось внутри. – Или что-то другое?»

– Я же не падаю каждый день, – попытался он отшутиться.

– Ты ещё молод, – вмешался отец. – Организм многое терпит. Но я твою мать знаю. Она права. Надо провериться.

– В поликлинике? – поморщился Артём.

– А где ещё? – Ольга развела руками. – Я не могу сделать тебе МРТ на кухне. Хотя если бы у меня был аппарат…

– Ты бы уже половину района прогнала через него, – заметил Николай.

– И знала бы, кто когда врёт, – добавил Егор.

– Ты бы первый туда пошёл, – отрезала мать. – Ладно. Завтра я спрошу одну знакомую в больнице. Может, получится записать тебя на обследование. А ты… – она посмотрела на сына, – сегодня остаёшься у нас. Никакой общаги. Никакого склада. Никаких ночных походов.

– Я не против, – честно сказал он. – Честно говоря, только рад, что не надо туда бежать.

– Вот и хорошо, – Ольга кивнула. – Съешь ещё.

Он послушно взял бутерброд, хотя особо голодным себя не чувствовал. Тело испытывало странное сочетание усталости и какой-то… странной лёгкости. Как будто он не ночевал в сырой траве, а просто чуть перебрал со спортом.

«Адреналин, – решил он. – Организм ещё не понял, что нужно валиться».

Телефон, который он поставил заряжаться, тихо завибрировал на подоконнике. Сообщения обрушились сразу, как только аппарат ожил.

От Данилы: «Ты добрался? Если нет, то я ломаю дверь общаги и бегу спасать».

От Марины: «Мне сказали, что ты пропал. Если ты решил устроить перформанс, то это не смешно».

От пары одногруппников: «Где ты? Даня говорит, что ты вчера не пришёл».

Он ответил коротко: «Жив. Объясню потом».

Марине отдельно написал: «Упал в лесу, вырубился, всю ночь там провалялся. Утром очнулся, пришёл к родителям. Не орите.»

Ответ пришёл почти мгновенно:

«Я приеду. И ОРАТЬ БУДУ НА МЕСТЕ.»

Он вздохнул. Ольга, заметив выражение его лица, фыркнула:

– Сестра в курсе?

– Уже едет, – ответил он.

– Вот и хорошо, – мать кивнула. – Хотя бы не мне одной его зажаривать.

Марина приехала часа через два. Ввалилась в квартиру, как шторм.

– Где он? – спросила с порога.

– На кухне, – отозвался Егор. – У нас тут шоу: «сделай вид, что тебе не страшно».

Марина зашла, остановилась в дверях, уставившись на брата.

– Ну? – спросила она.

– Привет, – сказал Артём.

Она подошла, внимательно осмотрела его, как будто проверяла на наличие дыр и трещин. Потом выдохнула – и влепила лёгкую оплеуху.

– Придурок, – сказала она.

– Очередь, – вмешался Егор. – Мама тоже так сказала, только культурнее.

– Она фельдшер, ей положено культурно, – ответила Марина. – Я художник, мне можно.

– Не надо, – вмешалась мать. – Я тоже вчера не особо подбирала выражения.

Они уселись. Марина обхватила кружку с чаем, уставилась в стол.

– Ты понимаешь, – сказала она, – что мы уже всерьёз думали звонить в полицию?

– Я понимаю, – ответил он. – И мне за это стыдно.

– Тебе должно быть страшно, – поправила она. – Ты спокойно можешь умереть где-то под кустом, а мы потом будем думать, что ты просто заснул на паре.

– На паре я хотя бы в тепле, – попытался отшутиться он.

– Не смешно, – сказала Марина.

Отец, до этого молчавший, поднялся.

– Ладно, – сказал он. – Хватит его грызть. Живой – уже хорошо. Остальное будем решать по мере.

– А что решать? – Марина перевела взгляд на него.

– Всё, – ответил Николай. – От обследования до того, куда он будет завтра идти. Я не хочу, чтобы он снова упал где-то между домом и лесом.

– Завтра он никуда не идёт, – твёрдо сказала Ольга. – Я возьму отгул, мы сходим в поликлинику. А вы втроём будете сидеть дома и не спорить.

– Ага, – протянул Егор. – Трое мужчин в заперти. Без интернета. Это будет эксперимент.

– С интернетом, – смилостивилась мать. – Но без леса.

Вечером, когда все немного разошлись по своим маленьким делам, Артём остался в комнате один. Егор ушёл в зал с ноутбуком, Марина помогала матери разбирать какие-то бумаги, отец ковырялся с проводкой на кухне, ругаясь тихо и методично.

Он сел у окна, глядя на двор. Детская площадка, качели, пара машин, припаркованных как попало. Мальчишка гонял мяч, собака бегала кругами.

Там, за домами, был тот самый частный сектор. А за ним – полоска леса, где он вчера вёл себя, как… как.

Он поднёс руку к затылку. Опять.

Покалывание немного усилилось, как будто само прикосновение разбудило что-то под кожей. На секунду перед глазами снова мелькнула та странная, чужая картинка: тёмное пространство, сети линий, чужие огни.

Он резко отдёрнул пальцы.

– Так, – сказал тихо. – Хватит.

Он легонько постучал ладонью по стеклу, возвращая себе ощущение реальности. Холод проходил через пальцы, через кожу.

«Может, и правда, – подумал он, – просто перегруз. Мать права. Работа, учёба, недосып. Мозг решил дать сигнал».

С другой стороны, мозг обычно не посылает сигналы в виде металлического шара, прыгающего на тебя из леса.

Он закрыл глаза на секунду. В темноте под веками ничего не мелькнуло. Только обычные, земные, человеческие мысли. Усталость. Обрывки разговоров. Взгляд матери. Данилино «я тебя убью из любви».

– Ладно, – сказал он сам себе. – Завтра – поликлиника. Там и посмотрим, насколько я «нормальный».

Он не знал, что никакой томограф не покажет того, что уже тихо разворачивалось в глубине его черепа. Мелкие изменения в структуре, крошечные повторяющиеся узоры на уровне, который пока ни один аппарат не ловил. Медленно, осторожно, как человек, вошедший в чужой дом, что-то начинало распаковываться.

Но это будет потом.

Эта ночь уже случилась. И первый шаг был сделан.