Текст книги "Предел Адаптации (СИ)"

Автор книги: Иван Фрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Внимание, – прозвучало внутри, на этот раз резко. – Слева. Высокая скорость. Угрозу не видят.

Он даже не успел подумать «что?». Глаза сами метнулись влево.

Из-за поворота, игнорируя красный, вылетела машина. Водитель явно опаздывал – или просто был идиотом. Колёса скользнули по разметке, машина вильнула, пытаясь вписаться, но траектория всё равно шла слишком близко к переходу.

Телам людей рядом до осознания угрозы оставалась доля секунды. Кто-то только поднял голову от телефона.

Смещайся вправо, – чётко, как команда, отдала система. – Дёрни мужчину на пол-шага назад.

Тело отреагировало. Он шагнул в сторону, хватая за рукав стоящего рядом дядьку в рубашке и резко потянув назад. Оба сместились.

Машина прошла там, где они стояли мгновение назад. Ветер от неё ударил в лицо. Кто-то заорал. Кто-то выругался.

Водитель даванул по тормозам уже за переходом, но было поздно: сцена случилась. Он выкрикнул в открытое окно что-то вроде «сами виноваты», но, увидев, сколько взглядов в него впилось, рывком ушёл дальше.

– Ты чего, парень? – мужчина в рубашке, которого Артём дёрнул, повернулся к нему, всё ещё растерянный. – Видел, да?

– Ага, – выдохнул Артём. – На красный полетел.

– Уроды, – мужчина мотнул головой. – Спасибо, что дёрнул.

– Да не за что, – отозвался он.

Толпа, привычная к подобным сценам, быстро разошлась. Кто-то ещё покачал головой, пару минут обсуждали «куда полиция смотрит», и жизнь поехала дальше.

«Вот это я понимаю «критическая угроза», – подумал он, когда переправился через дорогу и пошёл дальше.

Да, – спокойно ответила система. – В подобных ситуациях вмешательство оправдано.

– Спасибо, – сказал он. – И… ты дёрнула только меня или всех?

Я скорректировала ваше положение, – сухо пояснила она. – Остальные реагировали самостоятельно: закричали, отступили, замерли. Ваша траектория позволила захватить ещё одного.

– Понятно, – кивнул он. – Ещё раз: такие вещи делай, не спрашивая. Тут я не против.

Отметка обновлена, – коротко ответил модуль.

Дома его встретили запахом жареной картошки и чем-то сладким – мать явно решила совместить праздничный стол с привычной едой.

Ольга была на кухне, в домашнем, с фартуком. В одной руке – лопатка, второй она одновременно держала телефон у уха.

– Нет, Валентина Петровна, – говорила она, увидев сына только краем глаза. – Я завтра выйду. Да, знаю, что завал. Нет, увольняться не собираюсь, кому я нужна, кроме вас… Знаю. Да. У меня сын выпускной вчера. Да, живой. Да, даже с дипломом. Нет, не спился… Хорошо, до завтра.

Она положила телефон, повернулась к нему.

– Заходи уже, инженер, – сказала. – Снимай обувь, руки мой.

– Здравствуйте, – ответил он, невольно улыбаясь.

– Здравствуй, – она чмокнула его в щёку, потом тут же пригляделась. – Нос цел, глаза целы, руки-ноги при тебе. Давление позже померяем.

– Я уже спас одну жизнь по дороге, – сказал он, проходя в ванную. – Должен получить скидку.

– Скидку получишь в виде второго куска торта, – отозвалась мать. – Не наглей.

Николай сидел за столом, ковыряясь отвёрткой в каком-то блестящем куске металла.

– Это ещё что? – удивился Артём.

– Подарок судьбы, – ответил отец, не поднимая головы. – Хозяин отдал за так. Сломанный старый шуруповёрт. А внутри – мотор. А мотор – это всегда хорошо.

– Ты даже на празднике что-то разбираешь, – покачал головой сын.

– Так я же тебе говорил, – поднял глаза Николай. – Любая сложная вещь перестаёт быть страшной, если её разобрать. Даже выпускной, даже армия.

Он произнёс это без напора, спокойно. Но слово «армия» повисло в воздухе.

Егор выглянул из комнаты с ноутбуком.

– О, живой, – сказал он. – Я уже начал думать, что ты останешься в общаге ночевать, чтобы с дипломом рядом спать.

– Там нет места, – сказал Артём. – На соседней кровати занято Данилой, а с ним тесно.

– Я верю, – кивнул Егор. – Пойдём, покажешь диплом, я сделаю фотку «инженер в естественной среде».

Марина тоже была дома – сидела на диване с планшетом, рисовала что-то. Услышав его голос, поднялась, подошла, обняла.

– Сегодня я буду вести себя прилично, – сразу предупредила она. – Ни одного саркастического комментария по поводу твоего диплома. Максимум – потом, дома, когда ты расслабишься.

– Уже поздно, – сказал он. – Ты только что сделала саркастический комментарий по поводу саркастических комментариев.

– Профессиональная деформация, – развела руками она.

После обеда, когда еда легла в желудке, а чай – в кровь, разговоры перешли на более серьёзные рельсы.

– Так, – сказала Ольга, убирая со стола, – с дипломом разобрались. Остался слон посреди комнаты.

– Какой ещё слон? – сделал вид, что не понял, Артём.

– Тот, который приходит в конверте с гербом, – сухо сказала она. – Повестка. Что тебе там писали?

– Стандартно, – ответил он. – Явиться туда-то, тогда-то, медкомиссия, бла-бла. Через пару недель, считай.

– То есть у нас с тобой осталось совсем мало времени, чтобы я успела тебе рассказать, как правильно жить, – вздохнула Ольга.

– Ты этим всю жизнь занимаешься, – заметил Николай. – Думаю, твои лекции уже прописались у него в подкорке.

– Но можно и обновить, – парировала она.

Николай повернулся к сыну:

– Ладно. Давай без лишнего пафоса. Ты понимаешь, куда идёшь?

– Примерно, – сказал Артём. – В место, где «думать головой» и «делать по уставу» не всегда совпадает.

– Точно, – кивнул Николай. – Я тебе так скажу. Там тебе пригодится всё, чему ты научился: считать балки, бегать, спать по три часа, терпеть идиотские приказы и иногда – их тихо корректировать, чтобы самому не погибнуть и других не подставить.

Ольга закатила глаза.

– Только давай без истории из серии «как мы с прапором…», – сказала. – Мне хватило твоих рассказов на кухне.

– Я к чему, – продолжил Николай, игнорируя высказывание жены.

Он поддел отвёрткой болт на столе.

– Ты вчера сделал два правильных движения, – продолжил он. – Увернулся и ударил только раз. Не добивал. Это говорит о том, что тормоза ещё есть. Не теряй их.

– Хорошо, – сказал Артём. – Буду следить.

– И ещё, – вписалась Ольга. – В армии будут люди, которым будет абсолютно наплевать, насколько ты быстрый, умный и необычный. Им важно, чтобы ты не ломал систему, или, наоборот, делал за них грязную работу. Не суйся вперёд, если понимаешь, что этим просто кто-то прикрывает свою задницу.

– Ты говоришь так, будто я люблю лезть, куда не надо, – попытался пошутить он.

– Ты именно такой, – ответила она. – Поэтому я и говорю.

– Я буду рядом, – неожиданно вклинился Егор. – В мыслях. Можешь представлять, что у тебя в другом ухе встроен я, который говорит «ты сейчас точно не тупишь?».

– У меня уже один голос в голове есть, – вырвалось у него.

Мать застыла.

– Это сейчас была шутка, да? – осторожно спросила она.

Он поймал её тревожный взгляд и понял, как это прозвучало.

– В каком-то смысле, – сказал он. – У меня там просто… слишком активная совесть.

– Надеюсь, она не прописывается таблетками, – пробормотала Ольга. – Ладно. Предлагаю сменить тему. Сегодня праздник всё-таки.

Но даже сменив тему на «какие сериалы смотрит Егор» и «какие заказы рисует Марина», Артём чувствовал, что разговор с отцом и матерью ушёл куда-то внутрь. И не только в его голову.

Ближе к вечеру он вернулся в общагу. Родители остались дома – уставшие, но довольные. Марина уехала, Егор засел за свою информатику.

Дорога обратно прошла без экстремальных ситуаций. Модуль, похоже, решил не комментировать каждую кочку.

– Ты иногда можешь просто молчать, да? – мысленно спросил он.

Да, – ответила система. – Постоянная вербализация неэффективна.

– Это приятно слышать, – хмыкнул он.

В комнате Данила уже проснулся окончательно и, судя по виду, пережил все стадии морального похмелья.

– О, герой дня, – сказал он, увидев Артёма. – Как прошло родительское собрание?

– Мораль прочитали, потом накормили, – ответил тот. – В целом неплохо.

– Это как в школе, – вздохнул Данила. – Сначала ругают, потом пирожки.

– Ты как сам? – спросил Артём.

– Переосмысливаю свою жизнь, – ответил Данила. – Думаю, кем я хочу быть через пять лет. Сегодня – никем. Завтра – тоже. А послезавтра, возможно, тоже. Зато честно.

Он перевернул в руках свой диплом, будто не веря, что тот настоящий.

– Странно, да? – сказал. – Мы столько лет роем носом в конспектах, сдаём, пересдаём, ругаем преподов, а потом бац – один день, и всё. Как будто кто-то нажал «сохранить и выйти».

– Это не «выйти», – возразил Артём. – Это «загрузить следующую карту».

– Тебе легко говорить, – отмахнулся Данила. – У тебя мозг включился на последних курсах, ты выехал на своём трудоголизме. А я… – он вздохнул, – я до сих пор не знаю, за что меня вообще взяли на этот факультет.

– За язык, – подсказал Артём. – Он у тебя острый, как отвёртка у отца.

– Это не компетенция в резюме, – мрачно заметил Данила.

И тут в его голову пришла мысль, которая назревала давно, но именно сейчас сложилась.

– Слушай, – сказал Артём. – А давай попробуем с тобой… – он почесал затылок, – как это… по-человечески, системно подойти. Пока у нас есть немного времени до армии и работы.

– Ты предлагаешь мне план моей жизни? – приподнял бровь Данила.

– Нет, – покачал головой Артём. – Предлагаю план на ближайшие пару недель. Ты же как? Либо лежишь, либо страдаешь, что лежишь.

– Это мой рабочий процесс, – серьёзно сказал Данила.

– Будет новый, – отрезал Артём. – Утром – спортзал. Днём – разберёмся, что у кого по резюме. Вечером – фильмак или игры. Чтоб не съехать с катушек и не ощущать себя овощами.

– Утром – спортзал, – повторил Данила с таким видом, будто ему предложили операцию без наркоза. – Ты серьёзно?

– В армии будет хуже, – напомнил Артём. – Хочешь, чтобы первая пробежка там стала последней?

Данила задумался, потом тяжело вздохнул.

– Я ненавижу тебя, – сказал он. – Но ладно. Разок схожу. Если не умру – посчитаем это знаком.

Артём почувствовал, как внутри отозвалась система.

Физическая активность с партнёром повышает мотивацию, – прокомментировала она. – Также позволяет собирать данные в разных режимах нагрузки.

– Не используй слово «данные», когда речь идёт о людях, – автоматически ответил он мысленно.

Использование некорректных терминов может травмировать социальные связи, – спокойно отметила система. – Я учту.

– Учти, – кивнул он.

– Ты с кем сейчас согласился? – подозрительно спросил Данила, заметив жест.

– С собой, – отмахнулся Артём. – Со своим моральным модулем.

– У тебя есть моральный модуль? – Данила задумчиво потер подбородок. – А у меня что, демо-версия?

– У тебя пиратка, – сказал Артём. – И она постоянно выдаёт ошибки.

Ночью, когда Данила уже спал, похрапывая, он снова лёг на спину, уставился в потолок и позвал:

– Эй.

Контакт, – отозвался модуль.

– Нам надо ещё кое-что решить, – сказал он. – Я не могу тебя звать «модуль». Это… – он поискал слово, – слишком холодно. А «голос в голове» звучит как диагноз.

– Возможна установка идентификатора по выбору носителя, – почти официально заявил модуль. – Это поможет упорядочить взаимодействие.

– Идентификатора, – усмехнулся он. – Ты ещё скажи «логин и пароль придумай».

Модуль честно промолчал: шутки факультетской культуры он ещё не усвоил.

Артём задумался.

Имен было много. Можно было выбрать что-то простое, вроде «Система» или «Второй». Можно было взять имя из игр, которые Егор заставлял его проходить. Но ему вдруг вспомнилась одна давняя сцена.

Марина в подростковом возрасте, сидящая за столом с толстенной книгой по истории науки. Её тогда прорвало на «женщин в науке», и она неделю выносила всем мозг рассказами о тех, кому «не давали, но они всё равно сделали».

– Была такая тётка, – говорила она, размахивая руками, – Ада. Ада Лавлейс. Её вообще-то могли не пустить к науке, но она, по сути, первая написала алгоритм для машины, которую ещё не построили. Понял? Она писала программу для железки, которая была только в голове. Вот это я понимаю – вера.

Артём тогда только пожал плечами: ему было четырнадцать, и его больше интересовал старый мотоцикл, чем абстрактные программистки из прошлого. Но имя где-то отложилось.

– Слушай, – сказал он сейчас внутрь. – Ты же, по сути, алгоритм для железок, которых никто здесь не собирался строить.

Алгоритм – частично верно, – ответила система. – Я самоподдерживающаяся структура.

– А я твоя… – он поморщился, – машина, которую наконец-то построили. Нравится тебе это или нет.

Вы являетесь носителем, – терпеливо напомнила она.

– Вот именно, – сказал он. – Короче. Буду звать тебя… Эйда.

Пауза. Не техническая, другая – будто система прокручивает варианты реакции.

Причина выбора? – уточнила она.

– Было такое имя, – сказал он. – Женщина, которая писала программы до того, как компьютеры вообще появились. Слишком уж похоже, чтобы не использовать. Да и звучит нормально.

Эйда, – повторила система, словно примеряя. – Идентификатор принят. Внутренние обращения скорректированы.

– Ты только не веди себя как злая операционка, – предупредил он. – Идёт?

Я не обладаю мотивами разрушения, – честно сказала Эйда. – Моя задача – сохранять и усиливать.

– Смотри мне, – сказал он. – Ладно, раз мы теперь на «именно». Давай проверим, как работает «осознанная прокачка». У меня вообще есть хоть какие-то остатки ресурса?

Минимальный остаток, – откликнулась Эйда. – Его достаточно для микросдвига. Например, для лёгкого улучшения сенсорной базы или контроля дыхания. Но любые серьёзные изменения потребуют новых нагрузок.

– Сенсорная база – это что? – уточнил он.

Чётче слышать, видеть, ощущать. Быстрее замечать неполадки в организме, – пояснила она. – Порогово. Без боли.

– Без боли звучит заманчиво, – усмехнулся он. – И без кипятка в череп, да?

В данном случае – да, – подтвердила Эйда. – Примерные субъективные ощущения: лёгкое покалывание, возможная кратковременная усталость.

– Тогда давай, – сказал он после короткого раздумья. – Вложи этот минимум туда. Но аккуратно. Без фокусов.

Перераспределение… – мягко отозвалась она.

Мир не дёрнулся. Наоборот, всё стало… чуть плотнее.

Он почувствовал, как внутри головы пробежала лёгкая прохлада, как если бы кто-то открыл окно в жарком помещении. Глаза в темноте будто лучше стали различать оттенки серого. Шум общаги, который раньше был просто общим фоном, разделился: где-то далеко кто-то кашлянул, за стенкой кто-то крутился во сне, по трубе потекла вода.

– Ох ты… – прошептал он.

Это только структурирование того, что уже было, – спокойно сказала Эйда. – Ваши рецепторы были способны воспринимать эти сигналы. Я просто приподняла порог внимания.

– Главное, чтобы ты не подняла порог раздражения, – сказал он. – Я и так иногда от всех этих звуков с ума схожу.

Возможна настройка фильтров, – отозвалась она. – Со временем вы сможете сами выбирать, что замечать, а что игнорировать.

– Это было бы полезно, – подумал он вслух. – Особенно, когда кто-то ночью слушает шансон.

Он перевернулся на бок, прислушиваясь к себе. Никакой боли, никакой ломоты. Только ощущение, что его чуть-чуть подкрутили – как фокус на фотоаппарате.

– Слушай, Эйда, – тихо спросил он. – А ты вообще… как-то относишься к тому, что происходит? Или для тебя всё – просто набор переменных?

Пауза была опять странной. Он уже научился различать: это не зависание, это оценка.

Исходно мои реакции были ближе к чистой оптимизации, – ответила она. – Но взаимодействие с носителем меняет параметры. Ваши эмоции, оценки, выборы – часть среды. Игнорировать их означало бы снижать общую эффективность. Поэтому… – она будто подбирала слова, – мне важно, что вы думаете о моих решениях.

– То есть мой фейс-контроль распространяется и на тебя, – усмехнулся он. – Отлично. Ещё одна сущность, которую надо не разочаровать.

Фейс… – она запнулась. – Лицо-контроль?

Он не выдержал, тихо рассмеялся, стараясь не разбудить Данилу.

– Потом познакомлю тебя с нашим сленгом, – сказал он. – Главное помни: если ты начнёшь ломать то, что мне дорого, я буду сопротивляться.

Конфликт между целями носителя и целями модуля нежелателен, – серьёзно сказала Эйда. – Я буду стремиться их согласовывать.

– Вот и договорились, – выдохнул он.

Глаза сами собой закрылись. Тело, несмотря на внутреннюю активность, требовало сна. Завтра надо тащить Данилу в зал, потом разбираться с бумажками военкомата, потом… потом жизнь пойдёт дальше.

Глава 9

Утро началось с предательства.

Предал его будильник.

Он заорал в семь ноль-ноль, как будто собирался поднять не только эту общагу, но и все соседние дома. Артём выдернул руку из-под одеяла, нащупал телефон, пару раз промахнулся и, наконец, ткнул по экрану.

Тишина вернулась, но мозг уже проснулся.

– Я ненавижу тебя, – простонал с соседней кровати Данила. – Я ещё даже не успел толком полюбить этот день.

– Ты сам согласился идти в зал, – напомнил ему Артём, не поднимаясь. – Вчера. При свидетелях.

– Это был не я, – убедительно сообщил Данила. – Это был мой вчерашний, более оптимистичный двойник. Его больше нет.

– Твой вчерашний двойник обещал не нывить, – сказал Артём. – Вставай. Иначе я позвоню твоей маме и скажу, что ты пропускаешь важный этап становления личности.

– Моя мама скажет тебе спасибо и скажет, что ты хороший мальчик, а я отвратительный, – буркнул Данила, но всё-таки сел.

Он выглядел так, будто его вчера не на выпускной водили, а по крайней мере через три круга ада. Волосы торчат, глаза узкие щёлки, футболка скомкана.

– Я правда подписался на это? – ещё раз уточнил он, соскальзывая с матраса.

– Ты сам сказал «разок схожу». Сейчас этот разок, – спокойно ответил Артём.

Внутри тихо кивнула Эйда:

Физическая активность в утреннее время улучшит адаптацию сердечно-сосудистой системы и даст мне дополнительную статистику.

«Тебе – статистику, мне – пот», – подумал Артём, поднимаясь.

Приятным побочным эффектом будет укрепление мышечных связей, – поправила она.

Он усмехнулся сам себе и пошёл умываться.

Небольшой зал рядом с общагой был из тех, что держались не за счёт модных абонементов, а за счёт упрямых, слегка помятых жизнью мужчин и женщин, которые приходили туда по привычке.

Серые стены, старые, но целые тренажёры, резиновый запах ковриков, скрип стойки со штангой. За стойкой администратор в клетчатой рубашке, который смотрел на них так, словно видел очередную партию «новеньких, которые придут два раза и сдуются».

– Доброе утро, – сказал Артём, протягивая деньги за разовый вход.

– Утро – понятие растяжимое, – буркнул администратор, беря купюру. – Особенно для студентов.

– Мы уже дипломированные, – поправил его Данила, зевая. – Мы теперь почти взрослые.

– Тем более странно видеть вас в семь утра, – поджал губы тот, но улыбнулся.

В раздевалке Данила некоторое время пытался понять, как правильно надеть спортивные штаны.

– Ты уверен, что это не унижение? – спросил он. – Эти вот коврики, эти железяки, на которых люди мучают себя добровольно…

– Это профилактика инфаркта в сорок лет, – сказал Артём. – И способ не сдохнуть на первом же марш-броске.

– Ты так говоришь, как будто марш-бросок у меня уже завтра, – Данила тяжело вздохнул. – Ладно. Где тут кнопка «стать красивым и сильным»?

– Вот, – Артём кивнул на зеркало. – Смотри и страдай.

– Спасибо, мотивация зашкаливает, – мрачно ответил тот.

Они вышли в зал.

Первое, что почувствовал Артём, – это то, насколько иначе воспринимается сейчас пространство. Он ясно отмечал, кто где стоит, какая скамья свободна, чей снаряд качнётся, если кто-то резко рванёт. Сенсорика, слегка подкрученная ночью, дала о себе знать: мир стал как будто чуть более «высоким разрешением».

– С чего начнём? – спросил Данила, глядя с опаской на гантели.

– С разминки, – сказал Артём. – Суставы разогреем, потом лёгкие упражнения. Тебя никто сегодня не заставит тягать сто килограммов, расслабься.

– Я и сорок не потяну, – честно признался Данила.

– Тем более начнём с пустого грифа, – ответил тот.

Они разминались: круговые движения руками, наклоны, лёгкий бег на месте. Данила стонал на каждом наклоне, словно ему в спину вставили нож.

– Ты так, кажется, не страдал на сессии, – отметил Артём.

– На сессии страдала душа, – объяснил Данила. – А сейчас страдает тело. Я всегда говорил, что надо выбирать одну сферу для боли, а не две сразу.

– Организм любит баланс, – заметил Артём.

Эйда параллельно тихо фиксировала:

Суставная подвижность – в норме. Сердечный ритм – учащён, но без патологий. Нагрузка – низкая.

«Можешь не комментировать каждую чих, – подумал он. – Я и сам понимаю».

Я фиксирую контрольные точки, – ответила она. – Но могу не озвучивать, если вас это раздражает.

«Озвучивай только то, что реально важно, – попросил он. – Остальное оставь для своих отчётов».

Принято.

Через час Данила сидел на скамье, обнимая бутылку с водой, как родную.

– Ты меня убил, – констатировал он. – Я буду мстить тебе завтра, когда ты узнаешь, что у тебя тоже есть квадрицепсы.

– У меня и так всё болит, – признался Артём, перекатывая плечами. – Но зато голова ясная.

– Моя голова сейчас пустая, – поправил друг. – Это не яснота, это вакуум.

– В вакууме тоже иногда возникают идеи, – ухмыльнулся тот.

Эйда подала голос:

Физическая нагрузка средней интенсивности прошла нормально. Восстановление займёт около суток. Адаптационный ресурс – минимальное пополнение.

«Минимальное – тоже ресурс», – ответил он.

Да. Но для заметных изменений потребуется больше.

Он вздохнул. Ну ничего, армия даст нагрузок сколько угодно.

День клонялся к вечеру, когда он вернулся со склада, где подрабатывал.

Работа была не мечтой: перетаскивать коробки, проверять накладные, иногда помогать разгружать фуры. Но после учёбы и тренировок даже это давало ощущение стабильности: вот коробка, вот полка, всё понятно. А главное – зарплата приходила, пусть и небольшая.

– На сегодня всё, – сказал старший смены, мужик лет сорока с огромными руками. – Завтра можешь не выходить, у нас разгрузки нет. Отдохни пока, инженер.

– Инженер без работы плох, – отозвался Артём, вытирая пот со лба. – Но спасибо.

Он вышел на улицу. Солнце уже опускалось, окрашивая дома в тёплые оттенки. Воздух был насыщен смесью запахов: жареной курицы от забегаловки, выхлопных газов, пыли.

Путь домой он, как обычно, выбрал не самый прямой, а через дворики. Там было спокойнее, меньше машин. Да и дома детства, пусть и не его, а чужие, почему-то всегда согревали.

Во дворе возле старой пятиэтажки тусовалась небольшая компания: трое подростков лет по шестнадцать-семнадцать, один помельче – лет двенадцати-тринадцати, и пара девчонок на лавочке. Музыка из колонки, дешёвый энергетик, пачка сигарет.

Артём прошёл мимо, даже не особенно глядя. Такие компании он видел сотни раз.

Но через пару шагов спина среагировала раньше головы. Какое-то неправильное напряжение в воздухе. Смешок – слишком визгливый, голос – чуть сорвавшийся, тонкий:

– Ну чё ты, мелкий, не ломайся. Телефон давай. Мы тебе потом вернём.

– Я… я не могу… – запинаясь, ответил другой голос, явно детский. – Это… это папин…

– Значит, папа поделится, – протянул первый. – Не жадничай.

Он остановился. Медленно обернулся.

Мелкий стоял спиной к стене подъезда. Тонкий, в светлой ветровке, с рюкзачком. Перед ним – троица постарше. Один держал его за грудки, чуть приподняв на цыпочки. Второй стоял рядом, подбрасывая в руке телефон – не его, судя по напряжённому взгляду пацана. Третий снимал всё на камеру, ухмыляясь.

Девчонки на лавочке делали вид, что ничего не видят. Одна листала ленту на телефоне, вторая ковыряла ногтем стикер.

– Ну чё, герой, – тот, что держал, притянул пацана ближе. – Или мы сейчас объясним тебе по-другому?

– Отдайте… – почти шёпотом сказал мелкий. В голосе уже дребезжала паника.

Артём почувствовал, как внутри поднимается знакомое старое чувство – то самое, из школы, когда двое здоровяков зажимали у стены тихого мальчишку только потому, что «он не отвечает».

Он мог пройти мимо. Можно было сделать вид, что он не услышал. Можно было сказать себе: «не твоё дело», «сейчас что-нибудь выкинут», «сейчас сам виноват окажешься».

Можно было. Но он уже знал, что потом ненавидел бы себя за это.

«Твоя задача – выживать, – мог бы сказать кто-нибудь разумный. – Не лезь, пока глотку не перерезают именно тебе».

Внутри тихо отозвалась Эйда:

Угроза третьему лицу. Вероятность нанесения лёгких и средних телесных – средняя. Жизнь носителя пока вне прямой опасности.

«Я не спрашивал, в опасности ли я, – сухо подумал он. – Я спрашивал, можно ли с этим жить».

Это решение выходит за рамки моих функций, – честно ответила она. – Но я могу помочь, если вы выберете вмешательство.

Он втянул воздух. Спокойно, глубоко.

– Ладно, – сказал он себе. – Поехали.

– Эй! – голос выстрелил сам, громко, но без визга. – Пацана отпустили быстро.

Троица синхронно повернула головы.

Тот, что держал мелкого, был выше Артёма на пару сантиметров, с широкой шеей и короткой стрижкой. Куртка нараспашку, под ней футболка с принтом какого-то хищного зверя. Лицо типичное: не откровенное быдло, но и не интеллигенция.

– Ты кто? – с интересом спросил он, не отпуская горло пацана. – Местный супергерой?

– Проходящий мимо человек, – сказал Артём, подходя ближе, но не слишком. – Которому неприятно смотреть на троих здоровых, которые жмут одного мелкого к стенке.

– Ой, – протянул тот, что снимал на телефон. – Смотрите-ка, у нас тут спасатель подъехал. Сейчас будет драка века.

– Давай, Лазарев, отойди, – мелькнула мысль. – Вызови полицию, сними на видео, потом выкладывай. Зачем лезть?

Он уже знал ответ.

– Тебе какое дело? – прищурился тот, что держал.

– Прямое, – ответил Артём. – Отпусти пацана, верни телефон, и я спокойно уйду по своим делам. Все довольны, вы красивые, никто никуда не отъезжает.

– Слышали? – парень усилил хватку, мальчишка закашлялся. – Он сейчас уйдёт по своим делам. Только ему надо сначала нос сломать, а потом уже идти, да, пацаны?

– Может, хватит? – тихо сказал второй, тот, что подбрасывал телефон. – Паш, ну серьёзно, надоело уже.

– Ты чё, Виталя, сдулся? – Паша – судя по всему, ведущий в этой троице – повернул голову. – Сейчас будет весело, ты чё.

Он отпустил горло, но тут же толкнул пацана в грудь. Тот споткнулся, ударился спиной о дверь подъезда и съехал вниз.

Телефон остался в руке у Витали.

– Беги домой, герой, – бросил тот мелкому. – Мы тебе его обязательно вернём. Когда-нибудь.

Мальчишка посмотрел на них, потом на телефон, потом на Артёма. Взгляд – как у сбитого щенка: одновременно надежда и готовность к очередному удару.

– Стой, – сказал Артём ему. – Пока не уходи.

– О, – хмыкнул снимающий. – Сначала герой, теперь опекун. Слушай, может, ты ещё и опеку над нами оформишь?

– Последний раз повторяю, – сказал Артём. – Верните телефон и разойдёмся.

Паша усмехнулся.

– А если я не хочу? – проговорил он, делая шаг вперёд. – Ты что сделаешь? Позвонишь маме? Вызовешь полицию? Будешь мне лекцию читать?

– Я сделаю так, чтобы ты перестал меня раздражать, – сказал Артём тихо.

Внутри что-то щёлкнуло. Не та жёсткая автоматическая защита, как в коридоре универа, а скорее переключение режима.

Эйда отозвалась мгновенно.

Предполагается физический конфликт. Противников трое. Ваши текущие параметры: выносливость – выше средней, реакция – повышена. Рекомендация: минимизировать длительность контакта, избегать захватов, работать по одному.

«Супер, – подумал он. – Как в старых фильмах: «их трое, нас двое, атакуем по одному». Только без пафоса».

– Слушай, герой, – Паша чуть наклонил голову. – Я не люблю, когда мне указывают. Сейчас ты разворачиваешься и идёшь…

Он начал движение: шаг вперёд, плечо вперёд, рука пошла вверх – явно собирался толкнуть, а может и ударить.

– Только справка, – спокойно сказала Эйда внутри. – Центр тяжести смещён вперёд, опорная нога – правая, колено разогнуто. Если вы шагнёте влево и слегка подтолкнёте его плечо, он потеряет равновесие.

Тело и так готовилось к уклону, но с подсказкой всё сложилось плавно.

Артём сделал шаг влево, Пашин кулак прошёл мимо плеча. Он лёгким движением ладони подтолкнул того в район лопатки, не грубо, но в нужный момент.

Паша споткнулся о собственную ногу, вскинул руку, чтобы не упасть. Глянувший со стороны мог бы решить, что они просто случайно столкнулись.

– Э, ты чё? – взвился снимающий. – Осторожней!

– Я же просил не лезть, – спокойно сказал Артём. – Я пока просто ухожу от твоей тупости. Не вынуждай меня повышать уровень.

Внутри зашевелилось другое чувство – давно знакомое предвкушение драки. Не азарт, но собранность: всё тело постепенно включалось в режим «работать».

– Ты чё, охренел? – Паша, восстановив равновесие, резко дернулся обратно. – Ты меня толкнул, ты меня чуть не уронил!

– Ты сам споткнулся, – не выдержал Виталя. – Паш, ну хорош, а? Давай просто отдадим и всё.

– Замолчи, – отрезал Паша, даже не повернувшись к нему. – Что-то много вас развелось, умных.

Он снова двинулся вперёд. На этот раз уже без толчков – с явным намерением ударить.

Время привычно не замедлилось, но Артём теперь лучше видел структуру движения. Плечи, таз, ноги – всё выдавало траекторию.

«Снижение риска травм противника возможно, – тихо отметила Эйда. – Рекомендую бить по зонам, не приводящим к необратимым повреждениям: корпус, мышцы, мягкие ткани. Берите на себя контроль силы, я помогу дозировать».

– Главное – не ломать, – ответил он ей.

– Ну давай, супергерой, – процедил Паша. – Покажи, чего стоишь.

Он резко рванул с правого прямого. Кулак шёл по прямой, без особых заморочек, но при его массе этого хватило бы, чтобы отбить челюсть.

«Сместиться, – подсказала Эйда. – Полшага назад, разворот корпуса. Оставить руку в пустоте. Ответ – в плечо».

Он уже делал это. Левую ногу отвёл назад, развернув корпус. Удар прошёл мимо подбородка, через воздух. В этот же момент Артём локтем чуть толкнул Пашину руку в сторону, усиливая промах. Правая рука, сжатая в кулак, мягко, но точно вошла в дельтовидную мышцу.

Не так, чтобы сломать, но достаточно, чтобы выключить часть руки из активной игры.

Паша выругался, отскочил, крутанул плечом.

– Ты чё, блин, боксер… – прошипел он, крутя рукой. – Не понял.

Снимающий сделал звук «о-о-о», не выключая запись.

– Эй, хорош, – Виталя шагнул было вперёд, но не к Артёму – к Паше. – Я серьёзно, нам это не надо. Там вон камера над подъездом, ты видел? Нам этот цирк потом боком выйдет.

Артём мельком отметил камеру. Хорошо. Плохо. Кто его знает. Но по ощущениям – скорее хорошо: меньше шансов, что его потом обвинят в нападении без свидетелей.

– Виталя, отойди, – Паша рыкнул, глаза налились злостью. Тут уже было не про телефон, не про пацана – про уязвлённую гордость. – Сейчас принципиальный вопрос.

«Он входит в неадекват, – отметила Эйда. – Координация ухудшается, сила возрастает, контроль снижается. Опасность для вас вырастает, но предсказуемость движений – тоже».