Текст книги "Лучшая ученица (СИ)"
Автор книги: Ирис Мэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
Глава 13
Сегодня в лаборатории не было никого, кроме профессора Марконти. При виде Гвен она тут же отодвинула лежащие перед ней чертежи и графики.
– Заходи, заходи. Располагайся где-нибудь… А, пожалуй, садись за чайный столик, вон там, у окна. Обедать так и не ходила?
– Нет. Я собираюсь на ужин, когда освобожусь…
– У меня припрятан мясной пирог, – словно не слыша её, продолжила профессор. – Люблю прерваться на чаепитие, когда задерживаюсь допоздна. Будешь ромашковый чай?
Гвен неуверенно кивнула. Доброта профессора Марконти была необъяснима, незаслуженна, и у неё уже не в первый раз за день на глаза навернулись слёзы – теперь уже от признательности.
– Спасибо. Но, госпожа профессор…
– Хорошо, – по обыкновению резко оборвала Марконти.
Пусть Гвен знала её не так долго, но она уже поняла, что в устах профессора это было чем-то вроде поговорки или междометия, но точно не выражением одобрения.
– Хорошо… Можешь называть меня айла Ленора.
– Айна? – непонимающе повторила Гвен незнакомое ей слово.
– Айла, – поправила профессор. – У меня на родине так обращаются к свободным людям, которые никому не служат и имеют собственный дом, но не имеют земли.
Гвен всегда думала, что профессорами Академии становятся только важные титулованные господа, никому другому никогда не получить настолько почётной должности. Наверное, изумление слишком явно отразилось на её лице. Марконти рассмеялась – по её обыкновению, не обидно и не зло, но совершенно непонятно.
– Я ведь говорила, что не госпожа.
– Вы… родились не в империи?
– И родилась, и жила до семнадцати лет. Я приехала сюда, потому что у нас магия не в почёте. Нет, никакого преследования, но лучшее, что меня могло ожидать – судьба травницы или торговки амулетами, замаскированными под невинные безделушки. В семнадцать лет это всё кажется слишком мелким, верно? Особенно когда знаешь, что годишься на большее, что задатки пропадают зря… Ну, верно говорю?
– Наверное, – с сомнением протянула Гвен. Лично она была бы рада стать травницей или торговкой, если бы при этом была свободна и имела собственное жильё. – Но ведь в империи тоже не все маги получают возможность занять достойное место.
Профессор невесело усмехнулась.
– Это узнаёшь уже потом. Сначала просто мечтаешь.
С этим Гвен могла согласиться! Раньше ей казалось, что она никогда не лелеяла несбыточных надежд. Собираясь в Академию, она думала, что готова и к неприязни, и к насмешкам, однако же в действительности всё оказалось гораздо больнее и серьёзней. То, что прежде виделось освобождением, оборачивалось очередным гнётом, и не больше.
– Ваши посланцы очень красиво говорят, – задумчиво, словно разговаривала сама с собой, продолжила Ленора Марконти. – О божественной природе магии, о том, что маги – важнейшие жители империи, и если кто-то из обладающих даром иноземцев примет подданство, то будет окружён почётом и никогда не узнает нужды… Представляешь, как неожиданно после всех этих цветистых обещаний столкнуться с кознями и ненавистью? Когда оказывается, что местная аристократия считает низшим существом любого, кто не родился в их среде, а другие просто видят врага во всех, кто хоть чем-то на них не похож… Но что-то мы разговорились. Ты пирог-то бери.
За это время, не переставая говорить, профессор Марконти успела накрыть стол и вскипятить воду. Гвен послушно приняла из её рук тарелку с куском пирога. Взгляд айлы Леноры снова упал на её неестественно тёмную ладонь. Она раздосадованно поморщилась.
– Совсем забыла. Руку давай. И смотри внимательно, тебе не помешает. Хотя, конечно, молодец, что сама не взялась. Без опыта тренироваться на себе – опасная затея.
Гвен завороженно смотрела, как от профессора к ней устремляется видимая лишь магическому взгляду цепкая сизо-серая паутина, оплетает её ладонь, врывается в окрашенные травяным соком клетки – совсем безболезненно, почти незаметно. Она ощутила лишь слабое покалывание, но безобразный окрас на глазах исчезал, и скоро кожа обрела привычный вид.
– Поняла, как это делается?
– Не совсем, – ободрённая дружелюбием профессора, призналась Гвен. – Когда у меня получалось чего-то добиться, я для этого представляла нужный результат; тогда всё получается резко…
– И отнимает много сил, – завершила за неё Марконти. – Интуитивная магия. Я помню! Впрочем, другому тебя научат на занятиях, нет нужны сейчас на этом останавливаться… Ты ешь! И помни, что нож принято держать в правой руке, а вилку в левой. И локти не следует отставлять! Ну, не тушуйся, меня-то смущаться нечего. Мне всё равно, хоть руками этот кусок хватай. Так что можешь тренироваться спокойно.
С Гвен ещё никто никогда так не разговаривал. Строго, наставительно, но одновременно по-свойски. Словно они с айлой Ленорой были равными по рождению, и та поучала её лишь на правах старшей.
Неожиданно это оказалось именно тем, что помогло разрушить внутренний барьер, неспособность свободно мыслить и действовать рядом с высшими по положению. Конечно, всё получилось не сразу, но без боязни насмешек старания принесли значительно больше толку.
Даже за чаем профессор Марконти не переставала говорить, задавать вопросы, и скоро Гвен, сама не заметив, между делом выложила ей все свои тревоги и трудности.
Айла не сочувствовала и не старалась ободрить, однако каждое её замечание оказывалось на редкость полезным. Особенно интересно было говорить с ней о магии и занятиях. Правда, иногда профессор тоже посмеивалась над её вопросами и замечаниями, но совсем не так, как другие. К концу вечера Гвен совсем забыла о стеснении и уже сама, не дожидаясь разрешения, расспрашивала обо всём на свете. Она даже забыла обо всех дневных испытаниях, о своём непонятном, зыбком положении, и опомнилась только когда пришло время уходить.
– Если хочешь, завтра можешь тоже прийти, – к её немалой радости произнесла профессор Марконти, прощаясь. – Научу читать таблицы.
– Спасибо, – искренне поблагодарила Гвен. – Я буду очень признательна… и очень рада!
– Ну вот, то-то же! – непонятно чему обрадовалась айла Ленора. – И не думай, что это с моей стороны такое уж великодушие. После десяти лет преподавания скучно остаться без учеников.
– Вы сейчас не преподаёте? – удивилась и немного расстроилась Гвен. Она уже успела понадеяться, что профессор Марконти будет вести у неё хотя бы парочку предметов.
– Не преподаю. И должна благодарить, что вообще осталась работать в Академии, – вопреки смыслу сказанного, без тени благодарности отозвалась профессор. – Но это не тема для праздной болтовни. Всё, иди уже. Завтра буду ждать.
Глава 14
Барон де Триен скучал. Нет, у него хватало забот, и зачастую приходилось покидать дом ещё до завтрака, а возвращаться затемно; поэтому гложущее его тоскливое беспокойство никак нельзя было объяснить бездельем.
Проведя несколько недель с чувством неизбывной хандры, барон понял, что ему не хватает Гвен. Пусть она провела в его доме совсем немного времени, он, оказывается, успел к ней не только привыкнуть, но и привязаться. Ему нравилась её живость, непосредственность и искренний интерес к самым обыденным вещам, что парадоксальным образом сочеталось с застенчивостью и временами просыпающейся робостью. По-доброму забавляли её неумелые старания держаться важно и «правильно». Умиляли, хоть и озадачивали временами, её запутанные представления о жизни.
Без всего этого в доме стало пусто.
Даже ужин с Агатой ничего не изменил. Красивая остроумная маркиза по обыкновению развлекала его обсуждением последних сплетен, с видимым интересом расспрашивала о его делах, отпускала меткие замечания. Конечно, зашла речь и о новых назначениях, однако ему удалось убедить Агату, что должность составителя торжественных речей – не лучшее, чего можно пожелать. Слишком сложно угодить императору, слишком легко впасть в немилость.
Де Триен так и не понял, искренне ли маркиза согласилась с его доводами, однако обижаться или настаивать она не стала. Он всегда ценил её за эту понятливость, за умение отступать от неудачных притязаний.
Вечер определённо прошёл неплохо. Хороший вечер в компании приятной женщины. Однако без всякой причины барон, вместо того чтобы отдохнуть, чувствовал лишь нарастающую усталость. Словно и это общение было одним из надоевших светских обязательств.
– Агата, что бы ты сказала, если бы я попросил тебя стать моей женой? – де Триен сам не понял, почему его подспудная хандра вылилась именно в этот вопрос.
И что он станет делать, если леди Кьерсен вдруг ответит согласием? Он ведь спросил не потому, что внезапно захотел жениться, а… кто его знает, почему.
Но маркиза только удивлённо приподняла брови и ответила мягко, словно извиняясь, но от этого не менее уверенно:
– Рудольф, неужели тебя перестали устраивать наши отношения?
– А тебе никогда не кажется печальным возвращаться в пустой дом, где тебя не ждёт никто, кроме слуг?
Леди Агата слегка поморщилась, недовольная продолжением темы.
– О, Рудольф, мы ведь уже не юны, чтобы строить воздушные замки. Мы оба понимаем, что в браке гораздо больше обязательств, чем радости. И скажу честно, мне эти обязательства не нужны. Если тебе трудно без хозяйки в доме или нужен наследник – я пойму. Можем продолжить встречаться тайно, в моём доме. Но вступать в повторный брак я не намерена.
Барон улыбнулся. В этом была вся Агата. Рассудочная, прямолинейная. Самоуверенная.
– Ты удивительная женщина, моя милая, – искренне заметил он. – Из всех знакомых мне людей единственная, кого совсем не беспокоит одиночество.
Агата пожала плечами, не считая нужным продолжать этот разговор. Неспешно допив вино из своего бокала, встала, потянулась, как кошка, демонстрируя обольстительные изгибы, и, обойдя стол, остановилась за его креслом. Проворные ловкие пальчики скользнули по его плечам, по шее, слегка массируя.
– Не будем терять времени? Пока ты ещё не женат…
Назавтра де Триен решил, что ему необходимо наведаться в Академию. Повод был серьёзным – следовало лично взглянуть на рабочее место пропавшего профессора, не полагаясь на сотрудников Тайной службы. Конечно, те давно, по горячим следам всё изучили, и он сам уже детально изучил все отчёты по этому делу. Однако ведь личный взгляд никогда не помешает.
Принимая ключи от лаборатории профессора Камбера, барон поинтересовался:
– Кто у вас занимается составлением расписания для студентов?
Конечно, стоило навестить Гвен, раз уж он сюда приехал. Пусть у той теперь и был опекун, но де Триен знал графа слишком хорошо, чтобы предположить, что тот станет проявлять к девушке какую-то заботу, кроме заботы об образовании.
– Ленора Марконти, – охотно отозвался ключник и, явно надеясь на награду, даже вызвался его проводить.
Названная особа встретила его не так приветливо, особенно когда услышала просьбу сообщить ему сегодняшнее расписание Гвеннет Герэн.
– Зачем это вам? – подозрительно прищурившись, осведомилась она, не проявляя ни капли почтения. – Посторонним сведения о студентах предоставляются только с разрешения ректора.
– Я могу принести вам разрешение, – не понимая, чем вызвана такая неприязнь, терпеливо ответил барон. – Если это действительно необходимо.
Женщина задумалась, потом, очевидно, поняв, что это станет только напрасной тратой времени, и разрешение он получит, неохотно качнула головой.
– Сейчас посмотрю.
Она отошла к тянущимся вдоль стены стеллажам, приговаривая что-то вполголоса. Барону показалось, что он услышал что-то о том, что господам стоило бы иметь совесть, и что «этим бедным девчонкам» и так нелегко живётся. Однако переспрашивать и уточнять он не стал. Получив нужные сведения, коротко поблагодарил неприветливую даму и отправился в сторону нужной аудитории.
Как раз через четверть часа у студентов должен был наступить длинный перерыв, и он подумал, что это время как нельзя лучше подойдёт для встречи. А уж потом можно будет заняться профессором Камбером – точнее, оставшимися после него вещами.
С расстояния Гвеннет показалась ему осунувшейся, уставшей. Между бровями пролегла тонкая складка, свидетельствующая о постоянных раздумьях, под глазами залегли тени – знак плохого сна или неизбывных тревог. Однако держалась она хоть и обособленно ото всех, но спокойно.
Исчезла потерянность и беззащитность, которую он видел в ней накануне зачисления, при неловком прощании. Теперь в ней снова можно было узнать ту девушку, которая бесстрашно и упрямо бросилась под копыта его лошади, которая не бросила его в беде даже под угрозой собственной гибели…
Правда, в чём-то она всё-таки изменилась. Научилась высоко поднимать подбородок и выравнивать спину. В сочетании с напряжённо застывшими плечами и сжатыми в тонкую линию губами это выглядело скорее упрямством и попыткой напустить на себя важности, чем аристократической осанкой. Однако де Триен не мог не отметить, что за две недели и такой результат оказался намного большим, чем можно было ожидать. Несмотря на все тяготы, она явно не сдавалась. В душе шевельнулось нечто вроде уважения.
– Гвен, – окликнул он, когда девушка, не глядя по сторонам, уже почти прошла мимо.
Она обернулась – и в одно мгновение преобразилась, засияла от неприкрытой, бесхитростной радости. В искреннем порыве подбежала к нему и только в нескольких шагах остановилась, смутившись своего порыва.
– Ваша милость… – она запнулась, наверняка стараясь подыскать подходящие случаю слова, но потом открыто улыбнулась, позволив эмоциям возобладать над заученными правилами этикета: – Я так рада вас видеть! А вы здесь…
– По делу, – быстро обозначил он, отвечая на невысказанный вопрос. – И решил заодно навестить свою спасительницу. Ты не против прогуляться по саду?
Это было наилучшим вариантом времяпровождения. Они останутся у всех на виду, чтобы не вызвать лишних сплетен, и при этом смогут разговаривать, не опасаясь, что кто-то подслушает. Не то чтобы барон намеревался делиться с Гвен какими-то тайнами, но всё же по непонятной ему самому причине не хотелось обзавестись свидетелями их беседы. И так не успевшие далеко отойти студенты оборачивались на них с любопытством.
– Конечно, с удовольствием! – Гвеннет, похоже, условности вовсе не волновали, и она согласилась бы на любое предложение.
Это пробуждало необъяснимую теплоту в душе, и одновременно обескураживало, заставляло вспомнить об ответственности, о которой он даже не задумался, направляясь сюда.
– Как тебе живётся? – поинтересовался де Триен, когда они вышли из здания Академии. – Освоилась?
Гвен неопределённо повела плечами.
– Да, благодарю вас, – однако знакомая живая улыбка сменилась на принуждённо-вежливую, что послужило лучшим ответом.
– Господин де Лаконте тебя навещает?
Она взглянула с удивлением. Похоже, до сих пор и не задумывалась, что со стороны опекуна было бы естественно интересоваться жизнью подопечной. Впрочем, сам барон тоже спросил просто так, не ожидая положительного ответа. Насколько он знал графа, тот должен вспомнить о воспитаннице не раньше чем через несколько месяцев, когда первокурсники сдадут зачёт по магической безопасности, и к теоретическому курсу добавятся практические занятия.
– Нет, но мне очень помогает госпожа… то есть, профессор Марконти, – охотно поделилась Гвен.
Де Триен вспомнил, что так звали неприветливую особу, которая заведовала расписанием. Теперь её недовольство выглядело иначе; не пустым брюзжанием, а заботой.
– Я уже научилась разбираться в картах, таблицах и графиках, – с бесхитростной гордостью продолжила Гвеннет. – А на прошлом занятии по основам магии получила за доклад пять баллов из семи.
Барон одобрительно улыбнулся, одновременно испытывая досаду и на себя, и на ректора. Девушка радовалась простейшим вещам, которые никто на этом факультете и достижениями-то не назовёт! А опекун даже не позаботился перед зачислением приставить к ней кого-нибудь, кто объяснит основы.
– Ты молодчина, малютка Гвен, – вслух произнёс де Триен.
Она снова просияла от этой короткой похвалы. Видя его интерес и одобрение, принялась уже смелее рассказывать о занятиях и своих достижениях. О том, как её приняли однокурсники, Гвен не обмолвилась ни словом, из чего барон заключил, что с этим всё ожидаемо безрадостно. Но девушка не жаловалась, и барон ощутил необъяснимую гордость за неё, словно она являлась ему родственницей, или была его заслуга в том, как она держалась.
– Как проводишь выходные? – поинтересовался он во время возникшей паузы.
Гвен с деланным интересом огляделась вокруг, делая вид, что её внимание привлекли растущие вдоль садовой аллеи цветы. Однако убрать грусть из голоса не получилось.
– Читаю. Иногда прогуливаюсь, – коротко отозвалась она.
– Не откажешься в следующее воскресенье выбраться в городской парк? – неожиданно для самого себя предложил барон. – Ты наверняка ещё не видела ручных хищников?
Разумом де Триен уже сейчас, сразу понял, что лучше бы ему подавить этот порыв. Причём лучше и для него, и для Гвеннет. Стоит только вспомнить ворчание этой суровой дамы-профессора, чтобы понять, какие слухи могут поползти.
Однако слова сорвались, и при виде счастливого лица Гвен отказаться от них было никак не возможно.
Глава 15
Впервые за время учёбы Гвен чувствовала себя счастливой. От переполняющего её ликования хотелось улыбаться или даже пуститься в пляс.
Все трудности и неприятности, с которыми ей последние недели приходилось сталкиваться каждый день, показались вдруг ничего не значащими мелочами. Подумаешь, разве нельзя потерпеть? Ей не привыкать быть отверженной, а учиться всего-то семь лет.
К тому же, всё оказалось не так плохо, как можно было подумать в первый день. Да, однокурсники по-прежнему отпускали в её сторону колкие замечания, и никто не желал с ней разговаривать, однако этим всё ограничивалось. Наверное, помог статус графской воспитанницы, но после случая с измазанной дверью деятельное преследование прекратилось.
Но сейчас всё это казалось неважным. Единственное, что имело значение – неожиданный видит барона, на который она даже не смела надеяться. Гвен раз за разом повторяла про себя его слова, обещание следующей встречи, и парила от восторга.
Когда она, едва не опоздав, вернулась после перерыва, все каким-то образом уже прознали, где и как она провела последние полчаса. Оставалось лишь удивляться, как быстро разносятся в студенческой среде слухи и как много внимания учащиеся готовы посвятить той, кого не принимают и не признают за равную.
– Надо же, как повезло этой выскочке, – услышала Гвен, едва переступив порог аудитории.
Похоже, стайка разряженных одногруппниц специально поджидала её, чтобы Гвеннет не упустила их очередного мнения на её счёт. Так было с первого дня, и она уже научилась не опускать голову, слушая едкие насмешливые замечания. Даже плакать больше не хотелось, хотя и просто пропускать ранящие слова мимо ушей, как советовала айла Ленора, всё же не удавалось.
– Теперь можно не сомневаться, почему её зачислили на наш факультет!
– Можно подумать, от этого она стала умнее!
– Или элегантнее!
– Или менее косноязычной!
– Интересно, она ублажает только советника, или ректора всё-таки тоже?
– А мне интересно, когда эта выскочка им надоест и отправится отсюда восвояси?
– А мне – что они вообще в ней нашли? Я понимаю, что многим любопытна экзотика, но ведь во всём должна быть мера!
– Вот я и говорю – ещё несколько встреч, и этому безобразию точно наступит конец. Тем более, я слышала, советник состоит в отношениях с маркизой Кьерсен.
– Вдовой старого Кьерсена?! Тогда вообще не понимаю, как он при этом может развлекаться с выскочкой?! Маркиза такая очаровательная утончённая женщина…
– Ну-у, говорят, у мужчин иногда бывают очень… хм, своеобразные фантазии. Ни одна достойная леди не согласится… вы понимаете, – многозначительно протянула одна из девушек. – Думаю, этим всё и объясняется.
В душе Гвен разгоралось незнакомое прежде чувство. Не обида, не привычное желание провалиться сквозь землю, лишь бы оказаться подальше от враждебных взглядов и шепотков.
На смену прежнего смирения и внутреннего согласия с тем, что она действительно недостойна находиться рядом с представителями высочайших семейств, приходило сомнение в правильности собственных убеждений. И вместе с ним – ещё слабое, неуверенное возмущение.
Сам советник, человек, вхожий к самому императору, не считает её недостойной. Не только был к ней добр, но даже нашёл время её навестить, и обещал увидеться снова!
И ректор ведь не посчитал для себя зазорным объявить её своей воспитанницей, несмотря на её происхождение. Разве всё это не значит, что она не так уж ничтожна? Что заслуживает того места, которое для неё определили?
Да, ей никогда не стать равной всем этим надменным, самоуверенным и беспечным девушкам и юношам. Но ведь она и не пытается, не набивается в их круг. Почему же они готовы растерзать её за одно только нахождение рядом? Разве это правильно, разве… честно?
В голове крутились обрывки чужих фраз и собственные непривычные и поэтому пугающие размышления. «Голову высоко, спину прямо» – слова маркизы Кьерсен. «Не тушуйся! И не обращай ты внимания на титулованное дурачьё. Не доросли ещё, чтобы фамилиями козырять» – так говорила айла Ленора, почему-то не испытывающая никакого трепета перед аристократией. Если с коллегами и прочими состоявшимися людьми она была вежлива и соблюдала дистанцию, то студенты, из какой бы семьи они не происходили, оставались для неё лишь несмышлёными недорослями, с которыми не обязательно разводить церемонии. Гвен подозревала, что по этой причине и закончилась её профессорская карьера.
Прежде все эти поучения не находили в ней отклика. Точнее, Гвен и рада бы им следовать, но ничего не получалось. Но вот сейчас впервые закравшееся сомнение в непогрешимости господ и в собственной незначительности позволило этим семенам прорасти.
Гвен повернулась к говорившим. Впервые за эти долгие недели взглянула прямо в лица недоброжелателей и легко улыбнулась.
– Я бы не стала так уж доверять слухам, – проговорила она. – Они нередко оказываются ложными. Я вот, к примеру, не раз слышала, что представители высшего общества всегда хорошо воспитаны. Но это ведь неправда…
Сердце колотилось, как сумасшедшее, и в глазах темнело от ужаса перед собственной выходкой, но голос прозвучал на удивление ровно, словно это и не она вовсе произносила смелые слова.
Не дожидаясь, пока застывшие от удивления собеседники снова обретут дар речи, Гвен снова повернулась к ним спиной и направилась к своему месту. Позади кто-то хмыкнул, потом раздались натянутые смешки.
– Посмотрите-ка, у кого тут прорезался голосок, – донёсся до неё насмешливый голос.
– Я и не знала, что мартышки умеют огрызаться, – подхватила другая.
Однако сейчас в этих голосах не было знакомого небрежного превосходства. Скорее, плохо скрытая растерянность.
Гвен обессиленно опустилась на скамью, безуспешно пытаясь разобраться в хаосе бушующих внутри чувств. Она почти не заметила момента, когда пришёл профессор и началась лекция, и потом тщетно старалась сосредоточиться.
С несвойственным ей нетерпением дождавшись окончания занятий, Гвен поспешила в кабинет айлы Леноры. Та всегда охотно говорила с ней, причём не только об учёбе, и Гвен привыкла делиться с айлой значимыми для неё событиями и переживаниями.
Однако сегодня та сама обрушилась с вопросами, не успела Гвен вставить и слово.
– Заходи, заходи, – привычно подбодрила она, завидев Гвен на пороге, хотя та уже и сама не робела. – Расскажи-ка, ты что, знакома с советником де Триеном? Зачем он тебя искал?
Гвен улыбнулась, мигом забыв, что хотела рассказать о произошедшем инциденте.
– Знакома, – с невольной гордостью призналась она. – Он был у нас в провинции с проверкой. И это он меня забрал, при прежних смотрах мой дар не считали достаточным…
Профессор Марконти отчего-то нахмурилась, явно не разделяя её настроения.
– И что же, прямо-таки сам и привёз? Не отправил с общей группой?
Гвен охотно рассказала о знакомстве с бароном, о путешествии, о первых днях в столице. Всё это относилось к счастливым воспоминаниям, которые хотелось перебирать снова и снова.
Айла Ленора слушала с интересом, а иногда и сама что-то спрашивала. Гвен не сразу заметила, что улыбку профессора при этом можно было назвать сочувственной, даже жалостливой. И ответам она кивала с таким видом, словно слышала в них куда больше, чем Гвен говорила.
– Послушай-ка меня, – сокрушённо вздохнула айла, когда девушка замолчала. – Брось это всё, пока не наделала глупостей. При следующей встрече скажи, что нагрузки в учёбе очень высоки, на прогулки нет времени. Если я всё правильно поняла, советник неплохой человек, и не станет… настаивать.
– Но почему?! – изумилась Гвен. – Я ведь справляюсь, вы сами говорили недавно, что у меня неплохие успехи!
– Да это тут при чём? – профессор Марконти устало потёрла переносицу. – Просто уясни, что бы они ни говорили поначалу, а женятся всегда на равных.
– Конечно! Но разве из-за этого… – начала Гвен и осеклась, догадавшись, что имела в виду айла Ленора. – Ну что вы! Я и не думала ни о чём подобном! Я понимаю, что недостойна быть женой такого господина. Но разве это означает, что нам нельзя иногда видеться?
Профессор снова вздохнула, протяжно и безрадостно.
– Сама простота! Тебя и обманывать не придётся… Так, хорошо. Хочешь знать, почему я всю жизнь одна? А мне уже сорок лет, чтобы ты понимала!
До этого Гвен даже не знала, что у айлы Леноры нет семьи. Та охотно давала ей всевозможные наставления, словно Гвеннет была её воспитанницей, а не графа де Лаконте, однако о себе распространяться не любила. Впрочем, наверное, о её одиночестве можно было догадаться хотя бы по тому, что айла едва ли не каждый день допоздна задерживалась в Академии, совсем не торопясь домой.
– Я уже говорила, что приехала сюда в семнадцать, – не дожидаясь от Гвен ответа, продолжила профессор Марконти. – Такая же наивная бестолочь, тоже оказавшаяся чужой для каждого из здешних кругов… Ещё у себя на родине я была очарована одним из посланцев империи, которые выискивали магов и уговаривали сменить подданство. С ним и приехала… О дальнейшем несложно догадаться, я полагаю? Я была счастлива два года. Потом он женился. Как понимаешь, не на мне.
Ленора Марконти замолчала и принялась сосредоточенно перекладывать разложенные по столу бумаги. Гвен подождала, но профессор не спешила продолжать, и после нескольких минут давящего молчания девушка решилась спросить:
– А потом? Вы больше никого не полюбили?
Айла устало хохотнула.
– Почему же? Был человек, которому я очень нравилась, и он мне тоже. Но, видишь ли, прошлое такая интересная вещь – чем больше хочется его вычеркнуть, тем яростнее оно настигает. Двухлетние отношения невозможно сохранить в полной тайне, а люди любят позлословить. Тот, то женился бы на мне, тоже стал бы объектом пересудов. Он был готов, но не скрывал, что считает это почти подвигом и ждёт от меня благодарности. Но вечно чувствовать себя облагодетельствованной, чуть ли не пригретой бродяжкой – это не по мне. Я решила, лучше останусь сама по себе. Благо, с назначением после Академии всё сложилось хорошо… А ты думай, как следует, поняла? У тебя пока ещё есть возможность устроить свою судьбу всем на зависть. Ты хоть и из простых, но одарённая, и как официальный опекун, граф обязан будет обеспечить тебя приданым. Вполне сможешь составить партию какому-нибудь ремесленнику или купцу. Если только сама не сглупишь. Поняла?
Гвен рассеянно кивнула. Слова айлы Леноры всколыхнули множество противоречивых и не во всём понятных эмоций.
Первым порывом Гвен было поспорить, объяснить, что ей вовсе не нужен ни некий абстрактный ремесленник, ни купец. И ещё хотелось сказать, что она тоже поступила бы, как айла Ленора. Не стала бы отказываться от любви, даже если бы наперёд знала, что за ней последует одиночество.
Однако профессор ведь предостерегала именно от этого, заботилась о ней, и Гвен не хотелось выглядеть неблагодарной. К тому же о чём спорить, если с ней всё равно не происходит ничего подобного.
Вопреки собственным здравым убеждениям, в душе шевельнулась мечта. Раньше Гвен не заходила в фантазиях так далеко, а теперь подумалось – вот бы подозрения айлы оказались правдой…
Они говорили о чём-то ещё, но Гвен напрочь забыла о том, что она сама хотела рассказать, и вообще слушала вполуха и отвечала невпопад. Профессор не злилась и только сочувственно вздыхала, наверняка решив, что Гвен обдумывает её совет.
Наконец, распрощавшись с собеседницей, Гвен отправилась к себе. После вмешательства Леноры Марконти её переселили из прежней комнатушки, и теперь Гвеннет обитала в таких же апартаментах, как и высокородные студенты. В её распоряжении была собственная спальня и гостиная, а ещё небольшой закуток с умывальником и лоханью, в которой можно было искупаться целиком.
Хотя час ещё нельзя было назвать поздним, в коридоре пансионата оказалось непривычно тихо и пусто. Слишком погружённая в свои мысли, чтобы удивиться этому, Гвен направилась в сторону своих покоев, и только почувствовав вокруг себя странное колебание воздуха – не то сквозняк, не то движение магической энергии – с недоумением оглянулась по сторонам.
В полутёмной в вечерний час нише у окна виднелось несколько человеческих фигур. Собравшиеся не разговаривали и почти не шевелились, потому на первый взгляд казалось, что коридор пуст.
Мимоходом отметив про себя, что кто-то наверняка упражняется в магии, хотя до зачёта по магической безопасности это запрещено, Гвен собиралась продолжить путь. Однако не успела она отвернуться, как одна из фигур шагнула в её сторону.
В первый миг Гвен показалось, что она теряет сознание. В глазах потемнело, и тело вдруг стало тяжёлым, непослушным, будто чужим. Она попыталась ухватиться за стену, но не получилось даже шевельнуть рукой.
Незримые колебания вокруг усилились, окружили её и, казалось, проникли даже под кожу. Теперь не оставалось никакого сомнения, что это магия. Причём незнакомая ей, пугающая.
Только услышав поблизости довольные смешки, Гвен вдруг поняла, что это не случайность, не чья-то невольная ошибка. Непонятная, враждебная сила была направлена против неё. И Гвен совсем не знала, как с ней справиться, как освободиться.
– Что, выскочка, сейчас ты не очень-то разговорчивая? – услышала она насмешливый голос одной из тех девиц, которые сегодня зубоскалили на её счёт. Видимо, ей не простили попытку дать отпор.
– Эй, выскочка, ты язык проглотила? Не отвечать, когда тебя спрашивают – это же так невоспитанно!
– Да что с ней разговаривать? Пусть лучше спляшет! У меня никогда не было ручной пляшущей мартышки!
