Текст книги "Возвращайся, сделав круг 2 (СИ)"
Автор книги: Ирина Тигиева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Кэцеро расплылся в улыбке.
– Если так, согласен на всё.
Мысль "перевезти" Кэцеро в Лондон я озвучила на следующий же день, когда наша ставшая неразлучной троица расположилась в вагоне Хокурику-синкансэн[1] для двухчасового с небольшим переезда в Канадзаву. Кэцеро тут же влип в окно, но пейзаж очень быстро слился в сплошное размазанное пятно, и он с разочарованием отвернулся. Цумуги смерила его задумчивым вглядом.
– Идея неплохая, но...
– ...ему нужны документы,– подхватила я.– Если твои родители с этим помогут, постараюсь убедить моих помочь с оплатой за обучение. Сначала, конечно, курсы английского – за год он выучит язык до нужного уровня. А заявки на учёбу в университете принимают до середины января! Время есть, мы можем успеть!
– Должны успеть, иначе деваться ему некуда,– подтвердила подруга и кивнула наблюдавшему за нами Кэцеро.– Надеюсь, ты в своём мире заботился о ней не меньше!
– Больше,– помрачнев, поправила я.– Несколько раз он чуть не умер из-за меня... пока это всё-таки не произошло...
– Что ты говоришь, Аими?– Кэцеро тут же меня обнял.– Я умер не из-за тебя, а с тобой... потому что не представляю без тебя моей жизни...
Кашлянув, Цумуги откинулась на спинку своего кресла.
– Временами начинаю сомневаться в правдивости этой безумной истории, потом смотрю на вас и... сомнения рассеиваются. Но иногда ваша близость пугает.
– Пугает?– удивилась я.– Почему?
Подруга покосилась на моё запястье. За прошедшие дни полоса на нём нисколько не посветлела.
– Этот... след так и останется?
– Да,– подтвердил Кэцеро.– Соединённые в смерти делят жизнь. Полосы не исчезнут – по крайней мере, в этой жизни.
– Жуткий ритуал...– поёжилась Цумуги.
– Мы так и не наметили план действий,– поспешила я сменить тему.
– Наметили. Для начала приедем к родителям, а потом решим всё остальное. Может, и найдётся выход – более простой, чем мы думаем.
Что подруга имела в виду, выяснилось недели через три после нашего приезда в Канадзаву – удивительно живописный город с интересной историей. Началась она около пятисот лет назад, когда монахи одной буддийской секты построили здесь храм, назвав его "Канадзава Гобо". Потом к монастырю добавился одноимённый замок, и новорожденный город начал расти и развиваться. Цумуги показала нам все достопримечательности – и замок, и таинственный "храм Ниндзя", и музей современного искусства, и район самураев Нагамати... Но больше всего меня заворожил Кэнроку-эн – "Сад шести достоинств". А пруд Касуми с отражавшимися в нём деревьями и небом напомнил озеро возле замка Кэцеро, где мы провели столько счастливых безмятежных дней...
– Что с тобой, Аими?– от Кэцеро не укрылось выражение моего лица.
– Вспомнила твой дом и озеро, и... Камикадзе...– я попыталась улыбнуться.– Там было так необыкновенно!
– Да,– обняв, он скользнул губами по моим волосам.– Там было хорошо. Но и здесь неплохо! Хотя Токио – гораздо интереснее. Только Хидеки-сан не говори! Он недавно спрашивал, как мне нравится Канадзава, и я сказал "больше Токио".
– Когда ты научился врать?– я шлёпнула его по плечу.
Кэцеро смущённо кашлянул.
– Не хотел его расстраивать. Мне кажется, он и Тэмико-сан очень стараются сделать наше пребывание здесь приятным.
Родители Цумуги действительно превзошли себя в заботе о нашем комфорте и интересном досуге. Хидеки-сан исполнил "угрозу" отвести нас на постановку Но. Для этого выхода в свет все члены семейства, включая и нас с Кэцеро, нарядились в традиционные костюмы. Увидев меня, растроганный Кэцеро тут же полез целоваться.
– Чуть не забыл, какая ты миленькая в кимоно...
– "Миленькая"?– удивлённо переспросила я – ещё не слышала от него этого слова.
– Так говорили в... как его... плазме,– самодовольно ухмыльнулся Кэцеро и нахмурился.– Тебе не нравится?
– Очень нравится,– улыбнулась я.– Но ещё больше нравится, как выглядишь ты.
Никогда бы не подумала, что буду так скучать по облику Кэцеро в традиционных хакама и кимоно. Густая шевелюра по-прежнему спускалась ему почти до пояса, и сейчас мой избранник снова напоминал полудемона, некогда выводившего меня из терпения своей "дикостью". Теперь и в голову не приходило назвать его диким. Цумуги и я увлечённо знакомили Кэцеро с обычаями нашей цивилизации, и он впитывал информацию с жадным любопытством, получая видимое удовольствие от этих "занятий". Кэцеро тоже "знакомил" со своим миром – устраивал "трапезы " из блюд, готовить которые научила его мать, и этим совершенно очаровал Хидеки и Тэмико-сан. Одну такую "трапезу" мы затеяли на следующий день после посещения Но – чтобы отблагодарить родителей подруги за приятный культурный вечер. Обычно во время приготовления мы с Цумуги выполняли роль поварят, нарезая, поджаривая и помешивая в соответствии с указаниями "шеф-повара" – Кэцеро. Проходило всё очень весело. Открывалась бутылка вина, за ней другая, а иногда и третья – и шутки вперемежку с хохотом не прекращались до самой трапезы. В этот раз Цумуги была в особенно хорошем настроении. Без устали подтрунивала над нами, как будет баловать наших детей, а они – обожать свою "оба-сан"[2]. Я рассмеялась.
– Не рано ли собралась становиться "тётей"?
– Почему рано?– тут же подал голос Кэцеро.
– Потому что детей не пускают на лекции,– подмигнула я.– Или уже раздумал учиться? Лично я – нет.
Кэцеро, смутившись, опустил глаза на рыбу с труднопроизносимым названием, из которой вытаскивал хребет. Цумуги, уже успевшая осушить бокала три, захихикала:
– Не расстраивайся, нии-тян[3]. Всё равно она никуда не денется! А детишки у вас будут тааакие хорошенькие...
– Нии-тян?– постаралась я сменить тему.– Интересно, когда вы успели породниться?
Цумуги снова захихикала и подлила всем вина.
– Не должна была ничего говорить до ужина, но просто не могу удержаться! Мои родители усыновляют Кэцеро! В самом скором времени он станет моим старшим братиком!– она подняла бокал.– Добро пожаловать в семью Асато, нии-тян! Кампай!
И залпом опрокинула в себя бокал, пока мы с Кэцеро оторопело смотрели на неё, забыв о вине.
– Они.. что?– я вышла из ступора первой.– Когда... Как?..
– Думала, обрадуешься!– Цумуги обиженно отставила свой бокал.
– Я и рада... наверное... Просто... это такой шок...
– Почему? Здесь усыновлять взрослых парней – не редкость. Родители просто влюбились в него! Всегда хотели, чтобы у меня был брат, ну... для продолжения рода и вообще... Они бы и тебя усыновили – просто плавятся, когда наблюдают за вами, но у тебя есть родители, так что...
– Это ты имела в виду, когда сказала, ситуация может разрешиться проще, чем мы думаем?
Подруга кивнула.
– Но я им ничего не говорила – хотела, чтобы они сначала к нему присмотрелись, узнали получше. Тити[4] сам начал этот разговор. Документы уже почти готовы,– она неуверенно покосилась на Кэцеро.– Ты ведь не против?
Кэцеро не менее неуверенно посмотрел на меня... Но мой шок уже отступил, и я наконец поняла, что это означало. Благодаря невероятно добросердечному поступку Хидеки и Тэмико-сан, Кэцеро из бесправного пришельца из дикой реальности превращался в полноправного члена общества моего мира. У него будут имя, семья, средства к существованию... Насчёт последнего я не переживала, собираясь обратиться за помощью к моим родителям – они бы точно не отказали. Но теперь жизнь моего возлюбленного приобретала официальный статус. И поступление в Голдсмитс больше не казалось чем-то невыполнимым. Пусть для этого понадобятся определённые усилия, но соответствующие документы можно подготовить. Кэцеро начнёт с курсов английского – с моей помощью он быстро освоит нужный для лекций уровень. И потом я буду рядом, чтобы помочь ему во всём...
– Цумуги...– от запоздало нахлынувшей благодарности голос пресёкся и, всхлипнув, я бросилась ей на шею.
– Наконец-то...– проворчала она, обнимая меня.– А я уже расстроилась, честное слово...
Оторвавшись от шеи подруги, я метнулась к окончательно растерявшемуся Кэцеро, и горячо его поцеловала.
– Мне тоже радоваться?– нерешительно улыбнулся он.
– Не просто радоваться – ликовать! Прежде всего, потому что у тебя появится такая сестра!– я полуобернулась к Цумуги.– И действительно нужно выпить! За Асато Кэцеро!
Ужин получился очень трогательным. Хидеки-сан говорил, как он и его жена привязались к Кэцеро, несмотря на столь короткое знакомство, и как они рады принять его в свою семью. Цумуги тут же напомнила о нашем намерении "забрать" моего кареши в Лондон, и Хидеки-сан пообещал помочь с документами и всем остальным.
[1] Синкансэн (яп. «новая магистраль») – высокоскоростная сеть железных дорог в Японии для перевозки пассажиров между крупными городами страны. Новая линия скоростных поездов Хокурику-сикансэн, соединяющая Токио с Канадзавой, открылась 14 марта 2015 г.
[2] Оба-сан (яп.) – тётя.
[3] Нии-тян (яп.) – обращение к старшему брату.
[4] Тити (яп.) – папа.
***
После ужина, когда Кэцеро и я остались вдвоём в отведённой нам комнате, он привлёк меня к себе и с невероятной нежностью скользнул губами по моим.
– Неужели это происходит на самом деле, Аими? Я – с тобой в твоём мире, и всё так...– он запнулся.– В первые ночи меня мучали кошмары... Будто прихожу в себя на дне ущелья – без руки, отмеченной ритуалом... и без тебя... Прошло столько времени, а я всё ещё боюсь, что засну рядом с тобой, а проснусь там...
– Тебя смутило предложение Хидеки-сан?– забеспокоилась я.– Что они усыновят тебя? Но это – хорошо...
– Знаю... и ещё никогда не был так счастлив. Поэтому не могу поверить, что всё это – реальность.... твоя реальность... Спасибо, Аими...
– За что? Не я ведь тебя усыновила...
– Нет,– он любовно погладил меня по щеке.– Но это всё – благодаря тебе. Они приняли меня благодаря тебе.
– Они познакомились с тобой благодаря мне,– с улыбкой поправила я.– Но у меня не было и мысли об усыновлении, а Цумуги ещё не успела озвучить свою. Это – решение её родителей, их желание, потому что они полюбили тебя. И это – целиком твоя заслуга.
Тихо вздохнув, Кэцеро прижал меня к груди.
– Всё так необычно…
– В моём мире ты – не полудемон и не изгой. Конечно, здесь – свои условности, и люди не менее злы, чем там. Но тут больше шансов быть принятым таким, какой ты есть...– я подняла на него глаза и улыбнулась.– На худой конец, всегда можешь обвинить обидчиков в расовой дискриминации и отстутствии толерантности – и они отступят!
Кэцеро рассмеялся и, приникая к моим губам, прошептал:
– Не всё понял из того, что ты сказала, но мне нет дела до людей... Только бы ты была рядом…
Это было правдой лишь отчасти. Кэцеро буквально расцветал, когда мы встречались с друзьями Цумуги, и они, сразу приняв его в свой круг, щебетали с ним, как со "своим". И его очень трогали забота и внимание подруги и её родителей. А у меня теплело на душе, когда думала, что после стольких мытарств некогда презираемый полудемон наконец обрёл дом, семью и друзей. Со мной он по-прежнему не расставался ни на минуту. Но, погостив в доме Асато полтора месяца, я собралась наконец навестить и мою семью, уже не опасаясь оставить кареши на попечение его новых родственников. Однако для Кэцеро весть о расставании оказалась ударом. Мы гуляли по парку Кэнроку-эн. Цумуги, у которой были какие-то дела, нас не сопровождала. Услышав о моём отъезде, Кэцеро изменился в лице и остановился прямо посреди аллейки.
– Ты оставишь меня, Аими? Нет! Я отправлюсь с тобой!
– Ты не можешь – пока,– постаралась его успокоить.– Твои документы, для путешествий в другие страны ещё не оформлены. Сейчас придётся остаться здесь. Но ненадолго, всего на две недели. За это время твой паспорт будет готов, и вы с Цумуги прилетите в Лондон. А я уже буду вас ждать.
– Думал, мы полетим туда все вместе! Две недели! Это же целая вечность, Аими!
– Две недели – не вечность, а всего четырнадцать дней,– улыбнулась я.– И у вас с Цумуги будет столько забот, что и оглянуться не успеешь.
Кэцеро порывисто прижал меня к груди.
– Не волнуйся,– мурлыкнула я.– Это только сейчас, а потом всегда будем путешествовать вместе.
– Последний раз, когда слышал подобное, нашёл тебя в крови посреди луга. Никогда не смогу это забыть...
– Подожди, пока начнутся твои курсы!– шутливо возразила я.– Тогда не то что это, своё имя будешь вспоминать с трудом!
– Скорее действительно забуду своё имя, чем вид твоей крови и лицо, бледное, почти неживое... Ты выглядела такой хрупкой... даже больше, чем обычно. Словно нежная стрекоза, сбитая на траву жестокой рукой...
– Не надо, пожалуйста...– стон вырвался у меня прежде, чем я успела этому помешать.
Кэцеро попытался поймать мой взгляд, на лице отразилась тревога.
– Прости меня, Аими... Я не хотел...
– Не нужно об этом вспоминать...– пробормотала я.
– Хорошо...– он погладил меня по щеке.– Прости...
Слабо улыбнувшись, я спятала лицо на его груди. «Человеческое создание, хрупкое, словно стрекоза» – разве не похожее сравнение привёл Иошинори-сама, прежде чем «сбил» меня на траву? Если Кэцеро снились кошмары о чуть не поглотившей нас бездне, я иногда всё ещё ощущала боль от когтей, пронзивших мне сердце… Морок заявлял о себе редко, и мне успешно удавалось подавить воспоминания о последних минутах в мире, незабываемом во всех остальных отношениях – пока Кэцеро нечаянно их не всколыхнул…
За последовавшими сборами, слёзными прощаниями и сопутствующей отъезду суматохой воспоминания отступили. Но, как только оказалась в салоне самолёта, наедине с собой, вернулись вновь. Я боролась с ними, как могла – думала о Кэцеро, о нашей последней ночи вместе и его ласках, исполненных такой трепетной, всепоглощающей нежности, что щемило в груди. Потом думала о Цумуги и её родителях, обо всех днях, что мы провели в Канадзаве, и это подействовало. Но ненадолго... Моё пребывание у родителей обернулось пыткой.
Ещё ни разу не была так рада их видеть. И они, будто чувствуя, что нашей встречи могло и не быть, окружали меня заботой как никогда. Мы ходили в гости, съездили на несколько дней за город. Я ежедневно общалась с Кэцеро и Цумуги по Skype и whatsapp... но, стоило остаться в одиночестве, воспоминания о моей смерти набрасывались, как оголодавшие кайдзю. До сих пор постоянное присутствие рядом Кэцеро служило своебразным оберегом. Но теперь, когда мой кареши был далеко, они беспрепятственно терзали меня, и в конце концов я не выдержала. Может, тому, что никак не могу это отпустить, есть причина? Тогда нужно найти её, чего бы это ни стоило. "Поиски" оказались болезненными, но я не сдавалась. До самого отлёта в Лондон снова и снова мысленно возвращалась к событиям того дня. Кэцеро, отправившийся в монастырь, Камикадзе, никак не дававший закончить рисунок, изумрудная трава и синее небо, на фоне которых, подобно призраку, возникла фигура беловолосого ёкая. А потом его слова, ранившие не менее глубоко, чем когти, вонзившиеся в сердце секундами позже... и боль, оглушавшая всякий раз настолько, что я торопилась закончить "сеанс", так ничего и не добившись. Но потом упорно продолжала истязать себя вновь, и постепенно интенсивность восприятия произошедшего притупилась. Вернувшись в Лондон, я уже вспоминала ставшую для меня роковой встречу с Иошинори-сама почти спокойно. С трезвой отрешённостью заново переживала жуткие моменты, когда, признавшись в том, что ко мне испытывает, ёкай, не моргнув глазом, вспорол мне грудь. И наконец меня осенило, что именно не давало покоя всё это время...
– Аими!
Вздрогнув, я мгновенно перенеслась со ставшего мне могилой луга в аэропорт Хитроу. Попыталась различить в толпе прилетевших из Токио пассажиров Кэцеро и Цумуги. А секундой позже, когда сильные руки подскочившего парня стиснули в объятиях и приподняли над полом, поняла, почему это не удалось.
– Кэцеро?..
Губы, жадно припавшие к моим, не дали озвучить удивлённую реплику до конца.
– Как же я скучал, Аими!
– Я тоже...– провела рукой по его волосам и растерянно улыбнулась.– Что они с тобой сделали?
Вместо длинной шевелюры голову моего возлюбленного венчала причёска, сделавшая бы честь любому анимешному красавцу – волосы чуть прикрывают уши и встрёпаны с художественной нарочитостью.
– Тебе не нравится?– помрачнев, Кэцеро угрюмо глянул на Цумуги.– Она уверила, это "снесёт тебя с каблуков"!
– Нравится, очень!– я бережно пригладила торчащие пряди.– Выглядишь сногсшибательно! Просто не была готова к такой перемене. И когда вы только успели? Теперь точно придётся отгонять от тебя поклонниц!
Кэцеро просветлел лицом и снова полез целоваться. Я нисколько не лукавила, стрижка невероятно ему шла, но... теперь он совсем не походил на полудемона, с которым я проводила дни в безмятежной глуши магического мира. Впрочем, это к лучшему – и так в последнее время слишком уж глубоко погрузилась в воспоминания...
– Вы на самом деле невыносимы! Может, обнимешь и меня?
Обиженный голос подруги вызвал у Кэцеро недовольный вздох. Он нехотя выпустил меня из рук, и я с улыбкой бросилась ей на шею.
– И ты выглядишь потрясающе!
Имидж Цумуги тоже изменился – волосы по-прежнему доходили до плеч, но из рыжих стали цвета воронова крыла и завитыми в крупные локоны. Хихикнув, она чмокнула меня в щёку и насмешливо прищурилась.
– Чего не скажешь о тебе! Вид измождённый. Совсем по возлюбленному истосковалась?
– Да,– с готовностью подтвердила я и тут же оказалась в объятиях Кэцеро.
Докопавшись до истины о том, что меня тревожило, я только всё усложнила, поэтому хорошо, что мой "оберег" снова рядом! И скоро начнутся лекции, семинары и курсы, многочисленные мероприятия и увеселения. Напутствия профессоров, болтовня однокурсников и шум вечеринок наверняка заглушат слова, некогда произнесённые тихим спокойным голосом. Все последние дни они звучали в моей голове, не переставая:
– Тебе нравится здесь?
– Больше не хочешь вернуться в твой мир?
– Считаю разумным всё же отпустить тебя...
– Не могу смириться с твоим существованием в этой реальности, но не рядом со мной...
– Моё сердце уйдёт с тобой, Аими...
А вместе со словами исчезнет и мысль, начисто лишившая покоя: неужели, пронзая мне сердце, надменный ёкай знал, что не убивает, а всего лишь возвращает меня в мой мир?..
Глава 26
Как страшно в лесу с наступлением сумерек... Недаром Изэнэми и Сэнго отговаривали её заходить далеко. Но Киоко была смелее подруг и не послушалась. Всем известно, что в чаще больше грибов и сансай[1], чем возле опушки, а ей непременно нужно и то, и другое. Завтра из города вернётся Кицке – её возлюбленный и будущий госюдзин[2]. Он, конечно, придёт на ужин, и Киоко очень хотелось угостить его вкусной едой. Вот только бы донести добытое до родной деревни и самой не быть съеденной по дороге... С наступлением темноты в лесной чаще начинают рыскать вечно голодные кайдзю. Человеческая плоть для них – излюбленное лакомство. Поэтому более робкие подруги не захотели составить компанию Киоко и остались ждать на опушке. А сейчас, наверное, и вовсе ушли, решив, что девушка стала добычей чудовищ. Как же жутко... Каждый куст кажется жадно распахнутой пастью, каждый шорох – угрозой. Киоко прислушалась. Нет, ей точно не почудилось. Едва различимый звук треснувшей под ногой ветки и голос в отдалении.
– Зачем мы идём сюда, господин? Так близко к деревне...
Киоко, не раздумывая, бросилась в кусты. Голос вроде бы человеческий, но люди в это время суток не менее опасны, чем чудовища. Хотя... если это – самурай, путешествующий со слугой, можно попросить их проводить её в деревню в обмен на ужин и приют на ночь.
– Почему мы так резко сменили направление, Иошинори-сама?
"Иошинори-сама" – точно самурай! Киоко уже собралась выглянуть из своего укрытия, но что-то её остановило. Путешественники совсем близко – лучше сначала посмотреть на них, а уж потом показываться самой. Припав к траве, она осторожно раздвинула ветки и окаменела от ужаса. Никакие это не самураи! Они – даже не люди, а... ёкаи! Но что делают так близко к человеческому жилью? Один, тот, который говорил, вне всякого сомнения – дзинко. Лисья морда, мерцающие в сгустившейся тьме глаза. А другой... у Киоко перехватило дух. Никогда в жизни она не видела более пугающего существа. Величественная осанка, длинные белоснежные волосы, а лицо... нечеловечески прекрасное... но, конечно, не такое приятное, как у Кицке. При воспоминании о возлюбленном у Киоко потеплело на душе, но ненадолго. Что-то пронеслось над головой, и она вздрогнула от пронзительного визга.
– Эй, маленькое чудовище! Возвращайся! Гоняться за тобой не буду, так и знай!– дзинко махнул лапой.
Пронёсшееся над девушкой существо метнулось к нему и, упав на плечо, злобно зафыркало. Киоко была близка к обмороку. Существо оказалось ничем иным, как камаитати – яростным ночным кровопийцей. Кромсая тела, эти безжалостные создания до капли выпивают кровь своих жертв. И, подумать только, оно было к ней так близко!
– Уймись уже,– проворчал дзинко, поглаживая кровопийцу по шёрстке.– Знаю, что здесь человеческая девушка...
Киоко похолодела. Неужели говорят о ней?..
– ...но это – не Аими. Хотя запах, который так и вьётся в воздухе...– и замолчал, когда беловолосый повернул голову. Киоко показалось, глаза ёкая полыхнули синим, но наверняка это – игра проникавшего сквозь листву лунного света.
– Прости, господин...– пробормотал дзинко.– Теперь и я чувствую этот запах – никогда его не забуду. Он очень слабый, едва уловимый...
– Какой умный слуга!
Больше Киоко не сомневалась – эту ночь ей не пережить. Прощай, Кицке! Желание угодить любимому довело её до беды... В нескольких шагах от беловолосого из ниоткуда возникла старуха в тёмной хаори. Но Киоко прекрасно понимала, обычная женщина не будет вот так просто беседовать с ёкаями. Наверняка это – ведьма или злой дух.
– Господин!– предостерегающе выпалил дзинко.
Кровожадный камаитати зашипел, собираясь броситься на ведьму, но дзинко его удержал. Киоко зажала ладонями рот, чтобы не закричать от страха. А старуха вежливо поклонилась.
– Говорят, вещи навсегда сохраняют запах хозяев, какое бы короткое время им ни принадлежали. До сих пор не знала, правда ли это – моё обоняние не может сравниться с твоим, Иошинори-сама. Но, судя по тому, что ты – здесь, так и есть,– рука старухи вынырнула из рукава, и Киоко рассмотрела в ладони длинную заколку – такие украшают причёски благородных дам.– Мой глупый слуга сохранил это на память о той, кто спасла ему жизнь. Подозреваю, он всё-таки влюбился в неё, несмотря на мои предостережения. Хочешь оставить себе, Иошинори-сама?
– Для этого ты здесь, Чиио?
Киоко поёжилась от звука его голоса. Низкий, совершенно бесстрастный, но от него веяло невероятной силой и властностью. Будь у Кицке такой, она бы боялась его, как лесного пожара.
– Важно не почему здесь я, Иошинори-сама, а для чего пришёл ты.
– Твоим языком говорит жалкий червь, скрывавший свой облик за лицом другого,– в голосе ёкая прозвучало презрение.– Мне неинтересен этот разговор.
Он двинулся, собираясь уйти, но старуха быстро заговорила:
– Неинтересен, Иошинори-сама? Ты сворачиваешь с пути, уловив едва различимый, но так хорошо знакомый тебе запах, приходишь сюда, не смутившись близостью человеческого жилья, и всё – чтобы увидеть его источник. И теперь тебе неинтересно, что я могу рассказать о девушке, покинувшей этот мир?
– Она не покинула этот мир,– ледяным тоном отрезал ёкай.– Я убил её собственной рукой.
– Иошинори-сама, Иошинори-сама. Эта девушка без труда миновала границы миров, мимоходом освободила тебя от сильнейшего заклятия, проходила через мощнейшиее магические барьеры, их не замечая. Так неужели, думаешь, создание с духом подобной силы так легко уничтожить? Тем более создание, прикоснувшееся к Чаше Будды. Дух – явление сущности мироздания, а сердце – его средоточие. Именно в сердце заключено духовное начало любого существа. Дух этой девушки вобрал в себя часть заключённой в Чаше благодати, и если пронзить её сердце, смерть будет... не совсем обычной. Скажи, Иошинори-сама, случайно не этот способ ты выбрал, чтобы «убить» её?
Прислушиваясь к непонятному разговору, Киоко на время забыла о страхе. Существа говорили об ужасных вещах, но выражения их лиц были странными: злорадное – у старухи и словно окаменевшее – у ёкая.
– Так и думала,– скрипуче рассмеялась ведьма.– Это дитя с необычными глазами ранило тебя задолго до того, как ты отплатил ей той же монетой. Исходившее от неё тепло согрело твою душу и воспламенило сердце. Настолько, что ты не вынес этого жара. Но ты бы не забрал её жизнь, не будучи уверенным, что тем самым даруешь ей другую. И всё же есть одна... подробность, о которой ты не знаешь. Твой брат-полудемон...
– Мне нет до него дела,– холодно перебил ёкай.
– Ты был достаточно великодушен, чтобы оставить ему жизнь. Хотя, вероятно, догадывался: он переживёт возлюбленную ненадолго. Что от него ждать? Он – всего лишь полукровка.
– Разговор мне наскучил,– ёкай повернулся к старухе спиной, но она ядовито добавила:
– Кто же мог предположить, что он последует за ней?
Ёкай обернулся, как от удара молнии.
– Полукровка прибег к дзёси,– продолжала старуха,– умер вместе с девушкой, соединив таким образом свою жизнь с её. Если он нашёл Аими-сан в её мире, а это наверняка произошло...
– Откуда тебе это известно?
Киоко снова показалось, в глазах ёкая тлеет синий огонь.
– От Кутабе[3], которому открыто всё.
– Зачем говоришь это мне?
– Хочу предложить помощь, если задумаешь вмешаться.
– Вмешаться? Для чего это твоему господину?
Старуха снова рассмеялась.
– Ты прав, Иошинори-сама, я здесь – от его имени. Но он совсем не претендует на девушку, хотя в своё время и пленился её красотой. Всё, что желает господин – быть в дружбе с великим сыном Озэму-сама, властителем восточных и западных земель. Ты обладаешь силой Чаши. Благодаря ей, дух твой может пройти сквозь границы, разделяющие миры. Ты сможешь увидеть Аими-сан, сможешь даже...
– Меня это не интересует. Как и дружба с твоим господином.
– Понимаю, дружбу нужно заслужить. Господин готов довольствоваться и отсутствием вражды. Я могу провести твой дух сквозь...
– Меня это не интересует,– повторил ёкай, и в ледяном голосе послышались угрожающие нотки.– Убирайся обратно в дыру, из которой появилась.
Он снова повернулся к ведьме спиной, но та ничуть не испугалась его ярости. Зато Киоко ужаснулась: неужели старухе так хочется умереть?
– Можешь повторять это, как мантру, Иошинори-сама. Можешь убеждать в этом себя, можешь верить в это. Но мой взгляд способен проникнуть сквозь толщу равнодушия, за которым ты скрываешь своё сердце, и увидеть, что с тобой происходит на самом деле. Твой дух изнывает от тоски по ней – даже спустя столько времени. И это не изменится, пока ты жив, а умереть ты не можешь. Она даровала тебе неуязвимость. Ты превратил дар в проклятие, вышвырнув из этого мира единственное...
Ярко-синяя вспышка полыхнула так неожиданно, что Киоко вздрогнула всем телом и в страхе закрыла глаза. Но развернувшаяся перед ней сцена была слишком невероятной, и она поспешила их открыть, не желая ничего пропустить. Старуха исчезла, а в воздухе кружились обрывки бумаги, будто говорившие её голосом:
– Неутолённая страсть сделала тебя несдержанным, Иошинори-сама. Помнится, раньше заставить тебя потерять самообладание было не так легко!
Голос старухи развеялся вместе с бумажными клочками. Один зацепился за ветку над головой Киоко, продолжавшей следить за происходящим с замиранием сердца. Глаза ёкая действительно полыхали синим, в руке он сжимал заколку, принесённую ведьмой. Но вот синее свечение погасло, и дзинко, на время разговора словно обратившийся в камень, нарушил молчание:
– Господин... это... правда? Твой дух действительно может проникнуть в мир Аими-сан?
– Я запретил тебе произносить это имя.
– Как будто это поможет её забыть! Если сказанное ведьмой – правда, и полукровка действительно нашёл её в том мире, то и она помнит нас. Ты говорил, она забудет обо всём, но, благодаря дзёси, память...
– Замолчи,– уже двинувшийся в глубь чащи ёкай остановился.– Или я вырву тебе язык.
– Прости, господин, ты не хотел слушать, но теперь я скажу всё равно! Она осталась с полукровкой только потому, что ты бросил её одну возле развалин храма! Как и тогда в лесу...
Сдавленный стон, яростное верещание заявившего о себе камаитати. Что-то полетело в сторону Киоко, шлёпнулось возле её плеча, и она, дико взвигнув, подскочила, уверенная, это – вырванный язык дзинко. И тут же в ужасе зажмурилась, понимая, что выдала своё местонахождение, и теперь – точно обречена. Но секунда шла за секундой – ничего не происходило, и она опасливо приоткрыла глаза. Чудовищ уже не было. Она покосилась на упавший рядом предмет... То была заколка неведомой возлюбленной беловолосого ёкая. Киоко неуверенно подняла её. Очень красивая, кажется, из нефрита и отделана золотом. Интересно, что будет, если она заберёт заколку с собой? Ёкаю она, по всей видимости, не нужна – иначе бы не оставил здесь. Киоко представила, как чудесно украшение подойдёт к новому кимоно, которое она приготовила для завтрашнего вечера. Кицке будет очарован! Её пальчики решительно стиснули заколку, мысли о восхищённом взгляде возлюбленного придали сил. Легко вскочив на ноги, девушка понеслась через кусты, уже ничего не боясь. Если удалось избежать смерти от рук таких чудовищ, как дзинко и его страшный господин, что уж опасаться каких-то кайдзю! Вот и дорога. Ещё совсем немного и она – дома. Остаток пути Киоко тоже миновала без происшествий, но, только оказавшись на родной улице, перевела дух. Сэнго и Изэнэми её действительно не дождались, зато уже успели рассказать всем, как далеко она зашла и как маловероятно, что вернётся. Увидев Киоко живой, девушки были вне себя от радости. А когда она с гордостью показала заколку, чуть не умерли от зависти и тут же начали умолять подругу одалживать им заколку – для особенных случаев. Но Киоко не собиралась подобным образом разбрасываться реликвией – именно так она относилась теперь к чудесному украшению. Ведь заколка принадлежала девушке, снискавшей любовь ёкая – безжалостного чудовища, в принципе, не способного на чувства. Киоко повезло – у неё уже есть Кицке, но заколка наверняка укрепит их союз. А потом она передаст украшение своей дочери, а та – своей, чтобы все их потомки были удачливы в любви, как обладательница заколки.
– Удачливы?– неуверенно перебила подругу Сэнго.– Но он убил её...
– Конечно, убил,– вмешалась Изэнэми.– Он же – ёкай, они не могут по-другому.
– Почему тогда не убил Киоко?– не унималась Сэнго.
– Не захотел,– резонно объяснила девушка.– Но у него так полыхали глаза, когда он слышал её имя!
