Текст книги "Стелла искушает судьбу"

Автор книги: Ирина Львова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Иди! – подтолкнула словно оглохшую Стеллу Эля. – Пора.

На ватных дрожащих ногах девушка промчалась мимо выстроенных вдоль улицы актеров, едва не столкнувшись с Ириной, которой режиссер велел отдать хлопушку энтузиасту Витьку, чтобы ей не пришлось скакать с места на место. Улыбнувшись в ответ на ободряющую улыбку подруги, Стелла добежала до Огульникова и протянула ему, следуя указаниям режиссера, руку. Сердце ее трепыхалось, как тряпичный паяц на нитке пьяного кукловода…

Огульников принял ее ладонь в свою и вдруг как-то по-доброму, по-товарищески подмигнул:

– Не дрейфь. Все будет хорошо.

Стелла, не ожидавшая такого обращения после выходки на съемках в Сорокине, несколько опешив, неуверенно улыбнулась.

Огульников просвистел какой-то мотивчик и, глядя в сторону, словно бы между прочим произнес:

– А ты ничего… Куколка…

И Стелла еще больше смутилась.

Бегать им пришлось целых четыре раза – два раза «туда» и два раза в обратном направлении: оператор Егор все время оставался чем-то недоволен. Кроме того, не следовало забывать, что Стелла все-таки не Полина, и поэтому там, где без крупного плана не удавалось обойтись, решили снимать ее в основном со спины.

Солнце поднялось довольно высоко и палило нещадно. Актеры маялись от жары и необходимости так долго стоять на одном месте. Ирине едва удавалось удерживать их от дезертирства: все время кто-то порывался удрать, чтобы принести всем мороженое. Особенно много хлопот доставлял неуправляемый Новиков: на него приходилось рычать каждые пять минут.

В конце концов, когда прозвучала команда садиться в автобус, случилась неприятная заминка. Ирина оглянулась и увидела, что Извекова так и осталась стоять у стены, к которой прислонилась.

– Алла Владимировна! – предчувствуя недоброе, позвала Ира.

Словно в ответ на ее зов, Извекова Начала медленно сползать по стене на булыжную мостовую. К ней бросился несколько приотставший от других Сиротин и подхватил лишившуюся чувств женщину на руки.

Когда ее втаскивали в автобус, где уже ожидала Эля с ваткой, намоченной в нашатыре, – чего только не было в бездонном кофре гримерши! – Михаил Георгиевич, проходя к своей машине, раздраженно бросил, обращаясь к Ирине:

– Разберитесь! Нечего мне тут лазарет устраивать.

Она же, зло прищурившись, промолчала.

* * *

Автобус катил по петлявшему среди гор шоссе. Съемочная группа переезжала на другую площадку, и уставшие актеры, съев купленное еще в городе мороженое, дремали или смотрели в окна. Довольно быстро приведенная в чувство Извекова жаловалась добросердечной Сиротиной на головокружение и варварское к ней, Алле Владимировне, отношение со стороны режиссера и администрации. Она почему-то забывала при этом, что Людмила Васильевна точно так же, как она, стояла на жаре и мучилась от жажды.

Ирина подсела к Стелле и поинтересовалась:

– Ну как ощущения? Довольна?

Стелла кивнула. Женщина посмотрела на нее испытующе долгим взглядом, словно пытаясь прочитать мысли, вертевшиеся в хорошенькой головке подруги.

– Н-да, – наконец произнесла Ирина, причем таким тоном, как будто ее что-то обеспокоило. – Мне всегда казалось, что осуществленная мечта теряет свою сладость сахарную… Впрочем, может быть, я слишком спешу? Н-да… Добившись чего-то, человек утрачивает к достигнутому интерес. Это только дети еще какое-то время радуются, получив долгожданную игрушку. Потом… игрушка ломается и о ней забывают… Знаешь, одна моя знакомая в детстве мечтала о мальчишечьих игрушках, а ей дарили кукол, посудку, колясочки, кроватки. Ну так вот. Родился у нее сын, и, чуть он подрос, кинулась она все свои мечты реализовывать – чаду любимому вожделенные игрушки покупать. Для начала приобрела барабан и пожалела об этом ровно через полчаса. А уж как ее соседи-то пожалели! Она, в конце концов, сама виновата, а им за что страдать? Потом подруга моя добыла грузовик-самосвал, просто зеленое чудовище какое-то…

– Пожалела? – усмехнулась Стелла.

– Еще как! Грохот стоял – жуть! Особенно это прочувствовали соседи снизу. Однако приятельница моя не остановилась на достигнутом и купила сыну саблю. Теперь пришлось сожалеть ей самой – погиб, можно сказать, совсем новый шкаф. Причем, как Гришке удалось его покалечить пластмассовой саблей, уму непостижимо. Но парень толковый, справился. Насчет коня я ее предупреждала – знаешь, красный такой, на колесиках. Ну, с ним и вовсе едва беды не вышло! Чтобы отстали возмущенные соседи, Дима с Соней купили палас и завесили стены коврами. Конь по паласу ездил тихо, и мирно попивавшие на кухне чаек родители не услышали, как их чадо выкатилось на балкон. Гришка решил на деле проверить аэродинамические характеристики своего скакуна. Не знаю, может, ему про Пегаса кто рассказал? Только мальчонка он и правда умный, поэтому запустил в пробный полет своего коня с плюшевым медведем на спине.

– И что? – заулыбалась Стелла.

– А то, что шмякнулся этот Пегас в метре от самой вредной в подъезде бабки! Едва не пришиб.

Прислушивавшаяся к их разговору Эля рассмеялась.

– Тебе смешно! – немедленно среагировала Ирина, поворачиваясь к гримерше. – А сколько крови старая ведьма попортила родителям юного естествоиспытателя?.. A-а… То-то же! Ну, в общем, пистолет с пистонами Соня покупать не стала. Научила ее жизнь. Нашла где-то автомат, у которого при стрельбе лампочка зажигается и который стрекочет тихо, как кузнечик…

– Не пойму я, к чему ты клонишь? – спросила Эля.

– А к тому, что не всякая мечта должна осуществляться, особенно если неизвестно, какими последствиями ее исполнение чревато..

– Воспитываешь девочку? – с сочувствием сказала гримерша. – Зря. Не станет она тебя слушать. Человек уж так устроен – на чужих граблях не научится, ему свои под ноги подавай…

– Кажется, приехали? – воскликнула Стелла, желая прекратить неприятный разговор.

Ирина часто касалась этой темы, но доводы, приводимые старшей подругой, впечатления на девушку не производили. Она по-прежнему считала, что сниматься в кино – это самое настоящее счастье.

– Приехали, приехали, – проворчала Ира, не терявшая надежды переубедить упрямую девчонку, заставить ее выбросить из головы бредни о кино и заниматься делом, то есть учиться дальше.

* * *

Нет, не зря выезжали на выбор натуры режиссер с оператором: им удалось найти поистине дивные места. Об одном только сожалела Ира, любуясь восхитительной природой вокруг, – о том, что крикливое стадо людей топчет лицо безответной и беззащитной земли. Следы этого кощунства в виде разбросанного мусора, поврежденных растений и идиотских построек виднелись повсюду. Впрочем, старинные строения в ней почти не вызывали раздражения, видимо когда-то давно человек и правда был куда ближе к природе, чем сейчас.

Машины съемочной группы остановились на площадке неподалеку от удивительно красивой, недлинной пещеры, которая, пройдя сквозь толщу горы, выходила к морю. Причем заканчивалась она обрывом – до воды, из которой торчали острые обломки скал, было ужасно далеко.

Подойдя к самому краю, Ирина присвистнула: героям предстояло пробежать по пещере и остановиться прямо перед обрывом, замерев и раскинув руки, изображая, что в следующий миг они взлетят. Вполне можно было и в самом деле полететь. Только не в небо, поскольку крыльев у людей, как известно, нет, а вниз – на скалы.

– Ты уж поосторожней, Стел! Не надо думать, что ты – птичка небесная. А то с твоим энтузиазмом и до беды недалеко, – попросила она и отправилась к остальным актерам, не занятым в сцене, которых следовало пасти, чтобы они не разбрелись и не задержали отъезд. Ирина чувствовала, как в ней постепенно просыпается Светлана Ивановна, изводившая всех боязнью, что кого-нибудь в нужный момент не окажется на месте… И это ее злило. Впрочем, она утешалась тем, что все-таки еще не превратилась в законченную идиотку и не станет зря никого мучить. Кроме того, ее несказанно радовало, что энтузиаст Витек «узурпировал» хлопушку, причем режиссер явно не возражал против этого, а уж Ирина – тем более.

Шустрый Новиков отыскал где-то поблизости торговую точку и принес на всю команду подтаявшие брикеты мороженого, теплую отвратительную газировку «Крем-сода» и подсохшие булки. Проголодавшиеся актеры с радостью и благодарностью приняли слегка подпорченный временем и условиями хранения подарок судьбы, которая приняла на сей раз обличье лысого баламута Новикова.

Вдруг от входа в пещеру донеслись возмущенные вопли Огульникова. Ирина, задрав юбку и волоча за собой ненавистные крылья, помчалась туда.

– Ты мне оставь эти шуточки, Михаил! Что значит в следующий раз в море брошу? Он же золотой!

– А нечего останавливаться за три метра до края! За ним небось и в воду бы прыгнул? – ухмылялся режиссер. – Рубцов и вовсе на карнизике висит – вот-вот свалится, а ты мне тут истерики закатываешь!

– Отдай крест! – Огульников вцепился в сжатые в кулак волосатые пальцы режиссера, тот, посопротивлявшись, раскрыл ладонь.

– Да на! На! Только на шею не вздумай повесить!

– А куда же мне его?..

Из пещеры, прихрамывая, вышла Стелла. По ее разбитому колену текла струйка крови.

– Черт! – воскликнула Ирина и направилась к ней.

Удивленно, будто только что обратив внимание на то, что Львова оказалась рядом, режиссер приказал:

– Ирина, возьмите у Андрея Маркеловича крест.

Ирина, не сводя глаз со скривившейся от боли Стеллы, протянула руку и машинально подхватила тяжелую золотую цепочку.

– Стелка! Что случилось?

– Упала. Там камни. На каблуках не побегаешь, – объяснила, заставив себя улыбнуться, девушка.

– Партнершу мне покалечили! – снова перешел на повышенные тона Огульников. – Это же кошмар какой-то! Бедная девочка так ушиблась.

– Ирина! Придумайте что-нибудь! – немедленно потребовал режиссер, как будто это именно она, и никто другой, была виновата в том, что Стелла упала.

Ирина, отряхнув «крылом» песок и камушки, налипшие на колено девушки, молча скинула кроссовки. Однако она уже вернула обувь Валере, а ее кроссовки Стелле были заметно малы. Девушка виновато развела руками:

– Да ладно, я уж как-нибудь в туфлях…

– Заминай пятки, – скомандовала Ира.

– Жалко.

– А коленок своих не жалко? Бери, а то еще голову расшибешь, – настояла женщина.

– Ну скоро вы там? – заорал так и продолжавший висеть на скале, всеми забытый оператор Егор Рубцов.

– Идем уже! – откликнулся режиссер.

– Пошли, Стелла! И будь поосторожнее… Ну пожалуйста! – с искренней заботой произнес Огульников, он галантно подхватил девушку под руку и повел в пещеру вслед за режиссером. Стелла оглянулась и как-то растерянно, даже беспомощно посмотрела на подругу.

Ирина осталась у входа, переместившись несколько в сторону, чтобы не попасть в кадр. Стеллины черные туфли на небольших, сантиметров в семь, каблуках были ей здорово велики и хлюпали у нее на ногах, так что отходить далеко она не стала.

Взгляд Ирины упал на массивную цепочку с крестом, лежавшую у нее на ладони.

«Чертов Огульников! Не нравится мне его заботливость, – подумала она. – Ну да Стелла – девочка не глупая. И я ее к тому же предупреждала…»

* * *

К Никитскому ботаническому они приехали около пяти вечера. Их встретила Чекалина с какими-то бумагами в руке. Пошушукавшись с режиссером, она укатила в неизвестном направлении. И началась работа.

Радкевича загнали в заросли каких-то колючих, но весьма живописных растений и велели изображать творческий экстаз, взмахивая воображаемой кистью.

Извекова пометалась по газону с неведомыми цветами, потрясая белым страусовым боа и воздушным подолом, и была вслед за Радкевичем отпущена переодеваться в цивильное.

Новиков с холма повзирал на воображаемое сражение, Романов на фоне каких-то колонн обратился к невидимому Сенату с речью, супруги Сиротины прошли тур вальса на лужайке, окруженной деревьями, кроны которых напоминали шары, будто их подстригли, как это делалось в регулярных парках, а Ирина наконец-то «блеснула» своими «крыльями», вдоволь намахавшись бамбуковыми палками.

Отпуская ее переодеваться, Михаил Георгиевич требовательным тоном отдал распоряжения:

– Побыстрее, пожалуйста! Вы будете мне нужны. И скажите, чтобы никто сюда не совался. Да, и хлопушку у… у этого… как его? В общем, заберите.

Подойдя к автобусу, Ирина заметила, что на некотором отдалении, среди живописной зелени, прогуливаются Стелла и Огульников. Герой-любовник, выразительно жестикулируя, что-то говорил девушке, которая слушала, не сводя с него ярких, сине-зеленых глаз. Это Ире совсем не понравилось. Мало того, она забеспокоилась и, может быть, именно поэтому не обратила внимания на событие, несомненно имевшее для нее определенное значение.

Витек Кваснин, на лице которого была написана самая настоящая тоска, подошел к мужчинам, присевшим возле автобуса покурить, и спросил:

– Мужики, кто знает, где здесь пивом торгуют?

Поскольку бутылки, которые он постоянно менял, словно черпая любимый напиток из неиссякаемого источника, уже не оттопыривали его карманы, а в движениях прослеживалась некоторая вялость, следовало сделать вывод, что либо источник все-таки иссяк, либо перешел в собственность государства.

Романов его попросту не услышал, Радкевич недовольно пожал плечами и отвернулся, а Новиков, хитро прищурившись и сверкнув железным зубом, сказал:

– Во-он гору видишь?

Вдали, затянутая синей дымкой, и правда виднелась вершина горы. Витек проглотил слюну и кивнул.

– Там и ларек.

Карлсон, словно бы вспомнив, что у него имеется пропеллер, взбодрился и рысцой двинулся в указанном направлении, помахивая на бегу хлопушкой.

– Надо же? – удивился простодушный Радкевич. – Я и предположить не мог, что там есть пивной ларек. Как-то, знаете, неестественно. Здесь…

– Может, есть, а может, и нет, – лениво отозвался Новиков, – не знаю. Это я так пошутил.

Радкевич посмотрел вслед удалявшемуся Кваснину и пожал плечами:

– Ну пусть проверит…

– Ирина! Что такое в самом-то деле? Где хлопушка? – возмущенно отчитывал режиссер расстроенную Львову. Впрочем, она пыталась огрызаться:

– Зачем ее было доверять кому попало?

В перебранку вмешался подошедший Радкевич:

– Отправили бы вы меня в гостиницу, Михаил Георгиевич.

– Что?

– В гостиницу…

– Неужели нельзя подождать? У нас работа встала, а вы, Игорь Евгеньевич… Вот приедет Виктория Викторовна, тогда подумаем. Или ждите всех. – Режиссер вновь повернулся к Ирине: – Ищите же! Ищите хлопушку, черт возьми!

– Свет уходит! – долил масла в огонь оператор Егор.

– А хлопушку искать некоторым образом бессмысленно, – произнес Радкевич довольно злорадным тоном. – Молодой человек, которому вы, Михаил Георгиевич, ее столь опрометчиво доверили, удалился на поиски пива. Причем он так спешил, что теперь его не догнать.

– Как? – взвился режиссер. – Кто отпустил?

– А никто, – ухмыльнулся Радкевич, подмигивая Ирине. – Насколько я понял, он ни в чьем разрешении не нуждается.

Михаил Георгиевич бросил на Иру злобный взгляд:

– Егор, снимаем без хлопушки! Ирина, почему посторонние на съемочной площадке?!

– Спасибо, Игорь Евгеньевич, – шепнула Ирина. – Идите к автобусу, пожалуйста, а то меня сейчас съедят. Без соли, горчицы и хрена.

Михаил Георгиевич, снимая актеров на просторах ботанического сада, приметил прелестный уголок – газончик с ярко-голубыми, судя по всему, совсем недавно распустившимися цветами, которые покрывали его нежным ковром, осеняемые кущами неведомых деревьев, названия которых простым смертным ничего не говорили. Там-то он и решил снимать сцену с обнаженными героями.

Увидев, что никакими оранжерейными цветами, как обещала Чекалина, ее забрасывать не будут, Стелла заупрямилась. Впрочем, директриса ее не обманывала, она просто не успевала за полетом буйной фантазии режиссера, которая постоянно выдавала причудливо завитые кренделя.

– Ирина! Черт возьми, почему капризничает актриса?.. – заорал режиссер, оглядываясь в поисках Львовой, которая, как часовой, обходила съемочную площадку дозором, чтобы никто не смущал Огульникова и Стеллу любопытными взглядами.

Крика режиссера она не слышала, поскольку в данный момент курила с Эльвирой Мирзоевой, которая, поправив актерам грим, нанесенный не только на их лица, но и на тела, держалась поблизости. Женщины разговорились со знакомым Эли – оператором с Киевской киностудии. Съемочная группа, в состав которой он входил, работала неподалеку.

– Подожди, Михаил, – обратился к режиссеру Огульников. – Стеллочка, на два слова… Ну что тебя смущает, детка? Это же все понарошку… Ну? Неужели я такой страшный бармалей? Пойми, малышка, работа актера требует жертв! Ты думаешь, я всегда делаю только то, что хочу? Ну вот… К тому же я вовсе не собираюсь тебя насиловать, постарайся это понять.

«Вот ведь корчит из себя недотрогу! – размышлял, убалтывая Стеллу, великий и неподражаемо красноречивый герой-любовник. – А самой небось лет двадцать… По каким только сеновалам не валялась. Ломака!» При этом он продолжал говорить, и голос его сохранял искренность, убедительность и даже некоторую проникновенность.

Если бы Стелла не стояла перед ним, виновато опустив голову, она, возможно, заметила бы хищный огонек, на мгновение мелькнувший в его глазах. Краска стыда заливала ее щеки, все ее существо противилось мысли, что она должна позволить этому чужому, почти незнакомому человеку не только видеть ее обнаженное тело, но и касаться его… Почему-то то, что на нее будут смотреть режиссер с оператором, ее почти не смущало. Стыдилась она и того, что, как ей казалось, выглядела деревенской дурочкой в глазах этих раскрепощенных, современных людей. Ну правда, что такого? Ведь все понарошку…

– Потом ты же знала, – продолжал Огульников, – что тебе предстоит дублировать Полину. Понимаешь, уже снятая с ней сцена в постели, как бы происходящая в реальности, переносится в сказочный мир фантазии. В дивный райский сад… – Голос его стал медово-сладким. – Разве не чудесный замысел? Да, кстати, – куда более прозаическим тоном заметил он, – для зрителей героиней все равно останется Полина, не ты…

Она наконец-то подняла на него глаза и смущенно кивнула, все больше заливаясь краской.

– Вот и ладушки! – воскликнул Огульников и, обращаясь к режиссеру, добавил: – Мы готовы.

Опустившись на ковер голубых цветов, Стелла сомкнула веки.

«Какая все-таки милашка», – подумал Огульников, окинув оценивающим взглядом стройное юное тело.

Прозвучала команда:

– Мотор! – и Стелла еще крепче зажмурилась.

– Взгляни на меня, детка… Взгляни… – шептал Огульников, гладя ее медленными, плавными движениями.

– Стелла! Ты же не труп изображаешь! – раздался резкий голос режиссера, и девушка робко обняла партнера.

Она впервые в жизни ощущала смелые прикосновения мужских уверенных рук, и голова ее кружилась от незнакомого волнения. Нет, Огульников не позволял себе, разумеется, ничего лишнего, однако то, что она испытывала, не шло ни в какое сравнение с прежними детскими играми – поцелуйчиками в подъезде, обнимушечками в последнем ряду кинотеатра…

Впервые со Стеллой рядом был взрослый, опытный мужчина, и она, неосознанно, гордилась, что пробуждала в нем волнение, несмотря на то что все происходило понарошку.

Перебирая пальцами его мягкие волнистые волосы, она ловила себя на том, что ей едва удается сохранять ровное дыхание, и… не стыдилась этого. Неожиданно для себя открыв глаза, она встретила полный страсти взгляд Огульникова, и весь мир вокруг нее истаял, превратился в призрачную, расплывчатую декорацию. Она видела только глаза. Его глаза…

Огульников же, которого несказанно раздражали колючие стебельки сломавшихся под его тяжестью голубых цветов, ерзал и, ощущая, как трепещет под его руками крепкое молодое тело, думал: «Кажется, сегодня ночью скучать не придется!»

– На голубой полянке снимаете? Ну-ну! – хмыкнул оператор из Киева. – У нас там позавчера одного энцефалитный клещ укусил. Пришлось в больницу везти.

– Что?! – Ирина дернулась, как от удара. – Надо же предупредить!

– Ты с ума сошла! – попыталась остановить ее Эля, ухватив за рукав легкого голубого плаща, который Ирина всегда возила с собой и теперь накинула, спасаясь от вечерней прохлады. – Михаил тебя так пошлет…

Ирина не слушала ее. Вырвавшись, она птицей метнулась к газончику с голубыми цветами.

– Михаил Георгиевич! Там энцефалитный клещ! – выпалила она, подбежав к режиссеру.

– Я что сказал? Не подходить! Вон отсюда! – заорал он.

– Вы не поняли. Там энцефалитный клещ. Актеры могут пострадать…

– А ну марш отсюда! – прорычал режиссер и уже несколько спокойнее добавил: – Все я понял. Надеюсь, мы успеем доснять сцену до того, как их покусают.

Бледная Ирина отошла подальше и села прямо на землю, точно ее вдруг перестали держать ноги. Прикурив сигарету, она вдруг вскочила, сообразив, что клещи могут оказаться и здесь, и, ругаясь сквозь зубы, отправилась к Эле, которая встретила ее словами:

– Ну что я тебе говорила?

– А, черт! Вот уж воистину, когда в кино видишь влюбленных среди холмов, цветов и ручейков, никогда не думаешь, что именно в момент съемки в штаны герою-любовнику залетел шмель и он скорее готов укусить свою «возлюбленную», чтобы снять стресс, чем испортить режиссеру дубль, – ни к кому не обращаясь, пробормотала Ирина.

* * *

Режиссер решил, что эротической сцены, снятой на «энцефалитном» газоне, недостаточно. Он потащил всех на то место, которое выбрал прежде. Теперь Стелле с Огульниковым предстояло изображать «безумную страсть» на склоне покрытого нежной травой холма в тени раскидистого дерева. И, хотя оператор психовал, утверждая, что при таком освещении ничего хорошего не получится, режиссер настоял на своем.

Стелла сидела на земле, укутавшись в Ирин плащ, и неотрывно смотрела на зажатый в ее пальцах голубой цветочек, который она сорвала на газоне. Девушка казалась себе утратившей управление лодкой, которую неизвестно куда несли волны бурного океана, и не хотела об этом думать.

«Пусть будет что будет… Пусть будет что будет…» – мысленно повторяла она, время от времени смеживая веки. Закрывая глаза, Стелла видела перед собой дышащее неподдельной страстью лицо Огульникова.

Ирина заметила, что с подругой что-то происходит, но приписала это усталости и тому, что девушка стесняется сниматься обнаженной.

– На исходную!

Вот тут-то и пригодились привезенные Чекалиной оранжерейные цветы – две огромные коробки. Ирину поставили рядом с Огульниковым и Стеллой, и она, стараясь не попасть в кадр, щедрой рукой осыпала их розами.

– Поосторожнее, – буркнул Огульников, которому острый шип расцарапал спину.

Ирина промолчала. Ее напугало странное, отрешенное лицо Стеллы. Казалось, девушка и в самом деле отдается любимому мужчине, с которым ей предстоит распроститься навек…

* * *

Ушедшего на поиски пива Витька ни ждать, ни искать не стали.

Ирине так и не удалось растормошить Стеллу в автобусе.

– Я устала и замерзла… – говорила девушка и отворачивалась к окну, за которым уже сгущался вечерний сумрак. – Ир, я посплю?

И хотя Стелла только делала вид, что уснула, подруга не стала тревожить ее, утешаясь тем, что командировка слишком коротка, чтобы девушка вляпалась, связавшись с Огульниковым, в серьезные неприятности.

К гостинице «Алушта» автобус подкатил около девяти. Как и предполагалось, все магазины и столовые были закрыты, а потому Виктория Викторовна пообещала заказать в ресторане скромный ужин на всех актеров.

Режиссер и оператор уехали в Ялту, но, к своему удивлению, среди садившихся за стол Ирина увидела… Огульникова, которому, как она знала, были заказаны шикарные апартаменты там же, где жили Михаил Георгиевич и Егор.

Андрей Маркелович оживленно беседовал с Чекалиной и Мирзоевой, расположившимися с двух сторон от него. Он даже не смотрел в сторону Стеллы, которая, уставившись прямо перед собой, вяло жевала, задумчиво размазывая еду по тарелке. Это несколько успокоило Ирину.

– Устала девочка, – участливо сказал сидевший напротив Радкевич.

– Ничего, – бодро ответила Ира. – Выспится – придет в себя.

Неожиданно кто-то тронул ее за плечо. Оглянувшись, она увидела Чекалину.

– У меня для вас поручение, Ирина Леонидовна.

– Я могу доесть? – недовольно поинтересовалась та.

– Я сейчас уезжаю… Может быть, поднимемся ко мне? А потом вернетесь.

– Хорошо. – Ира резко отодвинула тарелку и поднялась. – Стелк, последи, чтоб официант не унес. Я голодная как волк.

Стелла кивнула, не поднимая глаз.

– Значит, вы меня поняли? – повторила Чекалина.

– Поняла. Только почему я не могу звонить из своего номера? Зачем все эти перемещения? – с искренним недоумением спросила Ира.

– А! – тонко улыбнулась директриса. – Я не объяснила самого главного. Утром вам придется проследить, чтобы Алик… Не проспал. Не напился. Не забыл про приезд Кострова.

– Мило. – Ирина покачала головой. – А такое возможно?

Виктория Викторовна пожала плечами:

– В противном случае выкручивайтесь как знаете.

– Н-да… Ну что ж. А могу я устроить Стеллу здесь? На диванчике?

– Стеллу? – Чекалина подняла брови и как-то странно посмотрела на Ирину. – Д-да… Конечно… Если…

– Что – если? – поинтересовалась та.

– Если вам так удобнее, – простодушно улыбнулась директриса.

Лифт мгновенно доставил их на первый этаж, и они вошли в зал ресторана.

Сердце Ирины тревожно забилось, когда она увидела, что Стеллы нет на месте. Бросив взгляд на противоположный конец стола, она не обнаружила и Огульникова. Отсутствовала также и Эля.

– Где она? – спросила Ирина у Радкевича.

Тот несколько удивленно взглянул на нее:

– Стелла? Андрей Маркелович пригласил ее поужинать. И Элю. Он обещал, что либо устроит их там, в гостинице, либо они вернутся попозже, на машине,

– Как бабочка на огонь… – пробормотала Ира и, повернувшись к Чекалиной, резко бросила: – Знала?

– Не понимаю вас. По-моему, вы чересчур опекаете свою протеже. Почему бы девочке чуть-чуть не развлечься? – На холеном лице директрисы не дрогнул ни один мускул. Она с насмешкой, прищурив глаза, смотрела на разъяренную Ирину, будто испытывая злобное удовлетворение оттого, что толкнула наивную девчонку в объятия известного всем ловеласа. – В конце концов, вы ей не старшая сестра и не родственница, чтобы запрещать что-либо или разрешать, – продолжала Виктория Викторовна. – Надо предоставлять человеку личную свободу!

– Свобода, – горько усмехнулась Ирина, – это когда человек идет по лезвию бритвы, которое сам себе выбрал…

Она подобрала со стола забытый Стеллой увядший голубой цветочек и зачем-то положила его в папку с документами.

* * *

– А сколько дивных мгновений страсти нас ожидает впереди, – мурлыкал полусонный Огульников и лениво думал: «Черт, она и вправду оказалась девицей. Никогда не знаешь, чего ожидать от этих провинциалок! Не стала бы теперь цепляться…»

Лежавшая на его плече Стелла широко открытыми глазами смотрела в темноту и размышляла: «Теперь я женщина… Так вот что такое любовь! Как он неприятно пыхтел… Наверное, я привыкну? Потом? Я же люблю его… Это случилось как в романе: один взгляд – и любовь поразила нас. Внезапно. В один миг. И навсегда. Он сам так сказал… Какое мне дело до того, что о нем болтают? Никому не верю. Он лучше всех. И я теперь всегда буду с ним рядом…»

– Давай спать, куколка, – зевнув, предложил Огульников, вытаскивая руку из-под головы девушки. Та промолчала.

«Как пить дать привяжется… Да еще подружка ее, эта мымра Львова, знает мой телефон! Надо предупредить Вику, чтобы строго-настрого… А то Ленка мне глаза повыдерет. Она хоть и привыкла, но…» Сон прервал течение мыслей героя-любовника, и он захрапел.

Стелла вздрогнула и отодвинулась.

«Нет, конечно, любимому человеку надо прощать все… – упрекнула она себя и, приподнявшись на локте, стала рассматривать едва различимое в предрассветном сумраке лицо Огульникова. – Как он сказал? «Можешь считать, что ты – первая женщина, которую я полюбил по-настоящему! Я не в силах справиться с собой… Теперь мы всегда будем вместе…» Так не лгут. И я… Я тоже полюбила его навеки. Разве я могу теперь расстаться с ним?.. Теперь я должна заботиться о нем. Оберегать…» – старательно убеждала себя Стелла, хотя какой-то противненький червячок уже зашевелился в ее душе: «Может быть, не следовало все-таки спешить? Получше узнать… Андрюшу. – Она даже в мыслях с трудом называла его так, он оставался для нее Андреем Маркеловичем. – Но я ведь уверена, что люблю его».

Утром, подняв от подушки мятое, заспанное лицо, Огульников посмотрел на так и не сомкнувшую глаз Стеллу, сморщился и простонал:

– Милая, голова болит нестерпимо. Сбегай-ка в буфет за шампанским…

* * *

Рита вытащила из грязной мутной воды покрасневшие руки и уставилась на пальцы с обломанными, изъеденными порошком ногтями. К счастью, она не страдала от аллергий, как, например, Оля Горлова, которая просто плакала каждый вечер, видя, во что превращаются ее когда-то нежные тонкие руки с изящными пальчиками…

Разогнув уставшую спину, Рита огляделась. Лариса Куприянова уже снимала фартук. Перехватив взгляд подруги, Лара улыбнулась и качнула головой в сторону двери: им предстоял примерно двухчасовой отдых до начала вечернего наплыва посетителей. Рита помассировала затекшую поясницу… Дневная работа с одиннадцати до четырех – цветочки перед вечерними ягодками. С шести до часу ночи девушки выматывались так, что сил хватало только доползти до кровати: к счастью, жили они в гостинице напротив, которая тоже принадлежала Манолису Хризопуло – хозяину ресторана, где они работали.

Уже в первый день, едва приехав, Рита раскаялась в том, что позволила вовлечь себя в столь безумную авантюру. У всех трех русских девушек, которых направили в ресторан «У моря», хозяин немедленно отобрал паспорта, объяснив это тем, что не хочет, чтобы они впутались в какие-нибудь неприятности. Прежде у него тоже работали русские, и он сносно, хотя и с безбожным акцентом, изъяснялся по-русски. Вообще казалось, что этот толстый неопрятный грек владеет всеми языками мира – он нанял еще трех работниц-филиппинок и запросто общался с ними, а уж с посетителями он и вовсе говорил на всех европейских языках. Городишко, в котором оказались русские девушки, был маленьким, однако изобиловал туристами.

Потом Рита поняла, что паспорта у них отобрали для того, чтобы они не могли устроиться на более легкую и высокооплачиваемую работу, поскольку это было бы весьма невыгодно выписавшему их из-за границы хозяину. Да и вернуться на родину, просто прервав контракт, им было бы в таком случае весьма затруднительно.

Рита сразу же решила, что ни спорить, ни устраивать скандал не будет, в конце концов, не маленькая, должна была догадаться, что иностранных рабочих берут туда, где свои пахать отказываются…