Текст книги "Стелла искушает судьбу"

Автор книги: Ирина Львова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Ирина Львова
Стелла искушает судьбу

Часть первая
НАЧАЛО ПУТИ

Утро выдалось морозным и ясным. В который уже раз переночевав в зале ожидания на вокзале, Стелла (по паспорту Светлана Михайловна Богданова) не смогла себе отказать в удовольствии хоть одним глазком взглянуть на советский Голливуд и теперь стояла у стеклянной коробки проходной «Мосфильма», не имея ни малейшей надежды миновать надежный заслон и проскочить на территорию студии.

Ее пребывание в Москве подходило к концу: во-первых, почти не осталось денег, во-вторых, надоело ночевать на вокзалах, а в-третьих, она просто озверела от постоянно пристававших к ней неприятных типов. На ней точно было написано – не проходите мимо! Вот стоит глупенькая девочка, которую можно обмануть и обидеть…

Чавкнули железные врата, примыкавшие к стеклянной коробке проходной, и на выездную дорожку вырулил потрепанный автобус с надписью на боку «Киносъемочная». Из него вышла пожилая невысокая женщина с невзрачным, будто стертым лицом, недовольно осмотрелась и, покачав головой, деловито затрусила к проходной.

Поднявшись по выщербленным ступеням, она приоткрыла дверь и крикнула в глубину помещения:

– Ну что такое? Договорились же у входа!

– Так холодно же, Светлана Ивановна! – широко улыбаясь, пояснил, выходя, пожилой мужчина с чемоданчиком в руке. – Вот мы тут и греемся…

– В автобус, скорее! У нас и так полчаса опоздания, а вы…

Ее перебила выпорхнувшая на ступени женщина в длинной каракулевой шубе:

– Света, милая, опять ты волнуешься? А ведь не хуже нас знаешь, что в кино опоздать нельзя. Вот посмотришь, приедем и полдня сачковать будем…

Стелла, точно только сейчас ощутив, что на улице двадцатиградусный мороз, зябко поежилась и стянула у горла воротник потрепанной черной кроличьей шубки. Какими прекрасными ей казались люди, садившиеся в автобус с завораживающей надписью «Киносъемочная». Ведь это несомненно были актеры!

Вот прошел тот пожилой мужчина с чемоданчиком, бережно поддерживая под руку даму не первой молодости, ярко накрашенную, но державшуюся очень скромно, следом двигался красавец лет сорока с выразительным мужественным лицом, которое украшала седеющая борода, его несколько потрепанная, но еще шикарная шуба была распахнута, точно он вовсе не чувствовал пронизывающего холода, но его глаза… Что-то в них такое было… Стелле показалось, что в них светится непреходящая, затаенная боль… Но подумать об этом она не успела – появился совершенно потрясающий дядька, высоченный, лысый (он почему-то держал свою шапку в руке), его губы кривила неописуемая ухмылка.

– Светлан-Ванна! Не понравится – сбегу! На мой век ролей покойников хватит!

– Новиков, не бузи! – благодушно отозвалась та невысокая невзрачная женщина, что приехала на автобусе. Она явно командовала тут парадом.

Сейчас она стояла на ступенях проходной и что-то тихо говорила женщине в каракулевой шубке, которая жадно, точно в последний раз в жизни, курила.

– Да знаю я твои штучки, Свет! – вдруг громко и недовольно объявила «каракулевая», поправляя съехавший белый платок-паутинку. – Пока сценарий не прочитаю… Думаешь, я забыла, как ты меня в прошлый раз на трубу в оранжерее посадила? А по ней, между прочим, горячая вода текла! И висела я под самым потолком и парилась, как макака африканская, а я высоты боюсь! Не по твоему ли приказу сволочи ассистенты лестницу убрали?!

Светлана Ивановна явно смутилась:

– Но, Ира…

Та только отмахнулась.

Стелла слушала разговор стоявших рядом женщин с нескрываемым интересом. Вдруг она заметила, что «каракулевая» Ира смотрит на нее. Причем как-то странно, оценивающе, что ли?

– Свет, посмотри-ка! – Совершенно не стесняясь, женщина показала на Стеллу пальцем.

– А что?

– Посмотри, какая девуля стоит. В шубе, а шляпка летняя.

Стелла залилась краской. Вовсе ее фетровая шляпка не была летней, вот разве что украшавшая ее пестрая лента…

– Светка, ты посмотри, как она на Загурскую похожа! Тебе ведь за дублершу Михаил памятник золотой поставит… в своем саду.

– Н-да… Пожалуй… Но как я ее оформлю?

– Света! – возмущенно и даже укоризненно воскликнула «каракулевая». – Мне тебя учить?! Кстати, Гордиенко не явилась – вот тебе и замена…

Стелла почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Несмотря на жуткий холод, ее обдала волна жара и бедняжка покрылась потом…

– Девушка! Да-да, именно вы… – Видимо, «каракулевой» удалось убедить Светлану Ивановну. – Вы хотите сниматься в кино?

Онемевшая Стелла, встрепенувшись, шагнула вперед, поскользнулась, нелепо взмахнула руками и рухнула на ледяную тропинку, ведущую от лестницы проходной. «Каракулевая» спустилась и протянула ей руку. Однако Стелла так и осталась сидеть на предательски накатанном льду. С трудом проглотив лохматый и вязкий комок, вдруг зашевелившийся в горле, она, взмахнув длинными черными ресницами, уставилась на всемогущую «богиню» Светлану-Ванну до невозможности яркими зеленовато-голубыми глазами и едва слышно прошептала:

– Конечно хочу!

И ее услышали.

* * *

Стелла любила кататься на лыжах. С этого, пожалуй, все и началось. Однажды, выехав на прогулку, она случайно оказалась на лыжне рядом с Сережей – этот парень учился с ней в одной группе и являл собой ровно пятьдесят процентов лиц мужеского пола, наличествовавших в оной учебной единице. Они болтали о том о сем, пока он не заговорил на тему, которая едва ли не более всех других волновала Стеллу: как пробиться в кино?

На его взгляд, все было очень просто, если, конечно, иметь талант, которого он-то как раз в себе и не ощущал. Достаточно поехать в Москву, прийти к его знакомому студенту, который давно уже подрабатывает, снимаясь в массовках, и попросить его помочь. Ну и, естественно, он не сомневался, что такая красивая и способная Стелла будет замечена сразу и… Что «и», он толком не знал, но был свято уверен: ее ждет успех! Она же такая необыкновенная… А здесь она только время теряет. Ведь ей уже девятнадцать, а годы идут…

Пожалуй, Стелла разделяла его убежденность. Только сама себе боялась признаться в том, что просто чувствует, как гибнет, засыхает ее душа в пермской Тмутаракани.

Она, как всегда, успешно сдала все экзамены. Отыграла премьеру в спектакле, который одновременно являлся курсовой работой, и… покатила в Москву. В ее распоряжении было две недели.

Приятель Сергея, к которому она заявилась неожиданно, как снег на голову, жил не один, а с мамой, причем в ближайшие дни собирался жениться. Его невеста (впрочем, тогда Стелла еще не знала, что это – невеста), устроив безобразный скандал, испарилась, и на сцену выплыла Витина мама. Она очень тактично объяснила пришелице, что ее появление, мягко говоря, всех не устраивает. А Витя добавил, что ему просто некогда сейчас заниматься трудоустройством незнакомых девушек и, вообще, печкой улицу не натопишь…

Стелла оказалась на той самой улице, которую наотрез отказался отапливать Витя. Неделю она скиталась по городу (одно радовало: она таки успела посмотреть столицу), ночевала на вокзалах, причем в первую же ночь ее обокрали, к счастью, в сумке лежала только часть денег, так что вытащили не все; ела в дешевых столовках, грелась в кино и в музеях и… упорно не хотела возвращаться в Пермь, в свою общагу… Надеяться было не на что, но она упрямо надеялась. На что? На чудо?

* * *

Автобус жалобно скрипел, сотрясаясь на ухабах. Увлеченная своими мыслями, Стелла и не заметила, как они выехали на усыпанные снегом просторы Подмосковья.

Господи, она даже не поинтересовалась, куда это ее везут. Но здесь как будто неприятностей ожидать не приходилось: ну, в худшем случае, если она не подойдет, отправят обратно… Интересно, какую роль ей предложат? Если раздеваться придется, она откажется! Очень ей это надо!

Она взглянула на Светлану Ивановну, о чем-то мирно беседовавшую с Ириной, и подумала: вот живут же люди! В кино снимаются и вроде бы даже не понимают своего счастья! Вон у Ирины какое недовольное лицо… Подумаешь, на трубе посидела… Что такого, если по роли надо? Ох, ей бы хоть маленькую роль… Уж она бы себя показала…

И Стелла закачалась на волнах золотых грез, так удачно сочетавшихся с тряской, толчками и бросками, которые, несмотря на все усилия несомненно опытного водителя, изводили всех пассажиров автобуса.

– Эй! Красавица!

Стеллу кто-то мягко потряс за плечо. Она испуганно сжалась – впечатления, оставленные неделей скитаний, четко отпечатались в ее мозгу, и теперь она всегда ожидала самых невероятных неприятностей, где бы ни находилась, к тому же она замечталась и просто забыла… О, она же едет в замечательном автобусе с невероятной надписью на боку «Киносъемочная», полном актеров – прекрасных добрых людей, а замечательная Светлана Ивановна взяла ее с собой сниматься в кино… А это ей не приснилось? Стелла опасливо приоткрыла один глаз. Рядом с ней сидела «каракулевая» Ирина в сбившемся на плечи платке-паутинке и добродушно, но чуть насмешливо улыбалась.

Стелла почему-то опасливо посмотрела ей за плечо и, не увидев там сурового дядьку, готового вывести ее вон, вышвырнуть из замечательного автобуса, ехать в котором она, по здравому размышлению, не имела никакого права, облегченно, с шумом вздохнула.

– Проснулась, подруга?

– Да…

– Как тебя зовут-то хоть?

– Стелла.

Что-то в лице Ирины неуловимо изменилось на мгновение, она будто поперхнулась, и у Стеллы вдруг возникло ничем не подтвержденное – «каракулевая» была по-прежнему доброжелательна – подозрение, что та едва удерживается от смеха. Девушка гордо вскинула голову.

– Н-да, с фантазией у тебя предки, – как ни в чем не бывало продолжала Ирина. – Ну что? Поболтаем, звезда моя?

– А почему звезда? – удивилась Стелла.

– Потому что твое имя, по крайней мере с итальянского, переводится как «звезда»…

– А, – коротко и почему-то обиженно отозвалась девушка.

– Ну-ну, – уловив ее настроение, добродушно произнесла женщина, – так бывает – не знал, не знал и… забыл! Ты еще слишком молода, чтобы огорчаться по такому ничтожному поводу. Где грызешь гранит наук?

– В пермском культпросвете.

Ирина тихо присвистнула сквозь зубы:

– Ну занесло тебя, подруга… Так ты на каникулах?

– Да.

– У нас пять съемочных дней. Есть у тебя время? Впрочем, что я спрашиваю? – Ирина прекрасно понимала, что этой юной, поразительно хорошенькой девчонке мерещится – вот он, вот хвост удачи, его только ухватить надо! А там… И не знает, глупышка, что хвост этот если не лисий, то павлиний, а павлины так мерзко кричат… Задумавшись, Ирина не расслышала вопроса, который задала ей девушка, и переспросила: – Прости, что ты сказала?

– А вы где учитесь?

У Ирины округлились глаза, а затем и рот. Некоторое время она как будто не могла произнести ни слова, а потом вдруг отчаянно, до слез захохотала.

Стелла, не понимавшая причин столь бурного веселья, в растерянности огляделась по сторонам. На Ирину несколько неодобрительно посмотрели задремавшие было пожилые супруги, оглянулся лысый и точно за компанию фыркнул, Светлана Ивановна пожала плечами и отвернулась, и только бородатый красавец как будто ничего не услышал…

– А что я такого сказала? – обиженно поинтересовалась Стелла.

– Ничего особенного, девочка. Просто мне казалось, что для вас – двадцатилетних… Тебе ведь лет девятнадцать?

– Да…

– Ну, так мне казалось, что для вас все, кому тридцатник стукнул, древние старики… и…

– А вам уже тридцать? – В зелено-голубых глазах Стеллы ясно читалось недоверие и даже обида – она не любила, когда ее так нелепо разыгрывали.

– Нет, девочка, мне не тридцать… – Голос Ирины зазвучал почему-то печально и глухо. – Мне тридцать восемь… И я вполне могла бы оказаться твоей мамой… Без особого напряга…

* * *

Высокое величественное здание с белыми колоннами появилось в конце подъездной аллеи, и Стелла от восторга даже зажмурила глаза. Все, происходившее с ней, казалось ей сказкой… Она не верила своим глазам! Как? Она будет сниматься в кино? Работать да еще и жить в этом дворце целых пять дней? Невероятно!

Да ей в «кульке» просто никто не поверит!

– Приехали, – сумрачно буркнула задремавшая было Светлана Ивановна, и все зашевелились, вставая, забирая сумки и чемоданы с заднего сиденья.

Ирина мягко коснулась плеча красавца бородача, и, когда он открыл глаза, улыбнулась ему, показала на два чемодана и махнула рукой, будто приглашала выходить. Все это она проделала в полном молчании, что несколько удивило Стеллу. За время дороги она убедилась, что Ирина любит поболтать. Девушке очень льстило, что такая интересная, несомненно умная дама, да еще и киноактриса, общается с ней запросто, как с подружкой. Мало того, Ира так и не назвала ей своего отчества, объяснив, что это дурацкая формальность и вообще она считает, что подобное обращение ее старит. А ко всему прочему, они еще и на «ты» перешли…

Красавец бородач, нагруженный вещами, прошел вслед за остальными в просторный холл здания – несомненно старинной барской усадьбы. Стелла с Ириной прошли по ступеням шикарной парадной лестницы, миновали массивные двери. Оказавшись в холле, с двух сторон которого поднимались величественные мраморные лестницы с витыми блестящими перилами, ведущие на второй этаж, Стелла замерла. Всюду висели зеркала в пылавших золотом рамах, сверкала облицовка стен, сияли люстры… «Как в метро! – подумала Стелла. – Только там растений нет и ковров…»

– Не зевай! – поторопила ее Ирина. – Еще насмотришься – надоест!

– Михаил Георгиевич! Мы приехали! Мы здесь! – раздавались откуда-то сверху заполошные вопли Светланы Ивановны.

– Ира, – шепотом спросила Стелла. – А где твой муж?

– К-какой? – удивилась женщина.

– Ну, этот, с бородой…

Ирина рассмеялась, правда, смех ее прозвучал не слишком весело.

– Это не муж. Это свой брат актер второй категории. Зовут его Валера Романов… Он… Лучше тебе об этом знать… Он почти совсем глухой. Понимаешь, когда-то пел в опере. Говорят, неплохо пел. Попал в катастрофу. Покалечился. Теперь вот здесь… как мы, копейки сшибает. А что делать? Жить-то надо?

Стелла едва не свалилась с лестницы. Как могла Ира говорить в таком тоне о кино? Ведь он, этот Валера, снимается в кино, а что еще человеку нужно? Копейки сшибает… Нет, все-таки она очень странная, эта Ира…

Они поднялись на второй этаж и, распахнув шубы, присели на стулья, стоявшие в ряд вдоль длинного коридора, который налево, казалось, уходил в бесконечность, поражая огромным количеством довольно близко друг от друга расположенных дверей, а направо… О, справа он заканчивался неописуемо прекрасным, изумительно украшенным залом, как бы отделенным от остального пространства колоннадой, причем дальше снова виднелись двери, двери и двери. Прямо напротив колонн стояли, закрывая одна другую, картины, написанные в весьма современной манере: голые уродливые фигуры корчились на фоне безвкусно-кричащих пейзажей… Все было мрачно, темно и тревожно. Нет, такая живопись не привлекала Стеллу…

– Ах, Ирочка, здравствуйте! – прозвучал вдруг совсем рядом мягкий мужской голос. – И я должен играть художника, который нарисовал всю эту пакость! Как вам это нравится?

– Здравствуйте, Игорь Евгеньевич! Я вам очень сочувствую…

Стелла стояла открыв рот и, онемев, наблюдала за тем, как Ирина очень вежливо беседует с самим Игорем Евгеньевичем Радкевичем, известнейшим и талантливейшим актером «старшего поколения». Когда он, такой интересный, такой обаятельный, такой непривычно интеллигентный, отошел, Стелла сдавленно прошептала:

– У тебя листок бумаги есть?

– Есть в чемодане, а зачем тебе?

– Автограф попрошу…

– Нет, ты просто чудо! Успеешь, тебе с ним еще пять дней работать, а он дядька хороший. Не то что некоторые…

Как раз в это мгновение из темной глубины коридора появился Андрей Огульников – главный герой-любовник советского кино, безраздельно царивший на экране последнее десятилетие. Несколько поблекший, с потускневшими глазами, поредевшими волосами и слегка наметившимся брюшком, он был все еще интересен… «Молния» куртки его фирменного спортивного костюма, расстегнутая почти до самого низа, открывала желающим созерцать слегка впалую и покрытую чахлой рыжеватой растительностью грудь потрепанного жизнью и служением искусству кумира.

Стелла тихо ахнула.

Огульников вальяжно прошел мимо, слегка помахивая зажатой в руке газетой. Он не преминул окинуть смутившуюся Стеллу снисходительным взглядом записного красавца.

Ирина больно сжала руку девушки:

– А вот от этого, дорогуша, держись подальше…

– Ты хорошо его знаешь?

– К счастью, не я.

Стелла уставилась на нее в недоумении. Ирина недобро усмехнулась:

– С ним была оч-чень хорошо знакома одна моя подруга. Нелли… Представляешь, ей потребовался год, чтобы зализать сердечную рану, восстановить душевное равновесие и выпутаться из всех неприятностей, которые по его милости свалились на ее голову. Не считая развода с мужем, мизинца которого этот гад не стоил… Впрочем… По-моему, все, что я говорю, для тебя – глас вопиющего в пустыне… У тебя конечно же есть свое мнение на этот счет. Только помни, актеры – это вовсе не те люди, которых они играют на экране. В жизни человек может быть немыслимой сволочью, но иметь при этом амплуа благородного отца или…

– Ирина! Я тебя везде ищу, а ты… – Взмокшие от пота волосы Светланы Ивановны прилипли к ее исчерченному морщинами лбу. – Идем, Михаил ждет. И девочку возьми…

Ирина пожала плечами:

– Да мы как пионеры, Света! Всегда готовы.

* * *

Светлана Ивановна повела их в самый дальний конец коридора. Стелла отметила, что стены его оклеены дорогими полосатыми обоями под старину и повсюду висят картины – офорты, нежные акварели, небольшие натюрморты, написанные маслом. Иногда встречались зеркала в тяжелых рамах с витыми «подсвечниками», которые вместо свечей венчали матовые лампочки-миньоны. Ковровая дорожка под ногами гасила звук шагов.

Они остановились перед дверью, в которую Светлана Ивановна постучала с некоторой безуспешно скрываемой робостью.

– Д-да, да!

Стелла затаила дыхание и шагнула через порог вслед за Светланой Ивановной и Ириной.

В величественно-пышном, обитом бархатом кресле под неприлично роскошной пальмой, возвышавшейся над грандиозной кадкой, восседал РЕЖИССЕР.

Было ему лет сорок с небольшим, лысина у него намечалась, но только едва-едва, он курил сигарету за сигаретой – окурки уже не умещались в громоздкой стеклянной пепельнице, стоявшей на углу полированного стола. И выглядел он, с точки зрения Стеллы, совершенно несолидно.

– Так-так, – сказал он. – Замечательно. Я, как всегда, в восторге от ваших предложений, Света.

По тому, как он это сказал, Стелла поняла, что ничего замечательного в предложениях Светланы Ивановны, причем как всегда, нет, что режиссера все не устраивает и что ее, Стеллу, сейчас отсюда выгонят с треском. Она приготовилась к самому худшему и решила, что в крайнем случае попросит у Ирины трояк на дорогу, а добравшись до вокзала, всеми правдами и неправдами поменяет билет и уедет в Пермь… Мельком взглянув на Ирину, она вдруг поразилась тому, как изменилось лицо ее новой приятельницы. Такое мягкое, будто излучавшее доброту, скрываемую легкой насмешливостью, оно сейчас было холодным, напряженным и даже… даже надменным.

Светлана Ивановна суетливо затараторила:

– Вот, Ирочку я планировала на Маньячку, а… а девочка… Посмотрите, как она похожа на Полину Загурскую… Ведь просто чудо!

Режиссер фыркнул и, взяв со стола какую-то, по формату похожую на детскую, книжечку, протянул ее Ирине:

– Ознакомьтесь. Не думаю, что вам понравится предложение Светы.

Ирина, мрачно усмехнувшись, взяла книжечку и вышла за дверь со словами:

– Я так и предполагала.

– Света! Когда ты начнешь думать? – устало вздохнул режиссер.

– А что? Она неплохая актриса. Изобразит…

– Да тут что ни изображай! У нее в глазах Северный полюс! Если такая и кинется на мужика, у того первая мысль возникнет: а не зарезать ли эта ведьма его нацелилась? Мне нужна страсть! Страсть престарелой женщины… Бросающейся на всех подряд…

– Ну, гримерша у нас, слава Богу, прекрасная…

– А глаза этой твоей протеже платочком закроем? Если она согласится, объясняться с ней сама будешь. Она меня не устраивает! Что, мадам совсем на мели? Пусть остается в групповке…

Стелла, на которую просто не обращали внимания, стояла переминаясь с ноги на ногу и уже готова была заплакать. Если уж Ирина ему не подошла, то что о ней-то говорить?

Наконец о девушке вспомнили.

– Сколько весишь? – небрежно бросил режиссер.

– Я? Семьдесят два.

– К июню похудеть до шестидесяти двух. Будешь дублершей. А пока – в групповку. Волосы не перекрашивать. Переодеть. Ставить подальше от героини. Все.

– Иди-иди, – подтолкнула ошеломленную Стеллу Светлана Ивановна, – и Ирину пригласи.

Но Ирина уже сама, постучав, входила в номер:

– Это мне не подходит. Вам нужна Алла Извекова. У меня есть ее телефон.

Режиссер посмотрел на нее с интересом:

– Вы предлагаете на эту роль другую актрису? Я вас правильно понял?

– Абсолютно. Светлана Ивановна, тут какой-нибудь автобус поблизости останавливается?

– Подождите! – В лице так и распространявшего вокруг себя ореол начальственности, хорошо осознаваемой гениальности и неприступности режиссера вдруг мелькнуло что-то человеческое. – Это все равно небольшая роль. Есть варианты. Вы можете сыграть и другую пациентку…

– Там нечего играть. Просто стоять перед камерой может кто угодно.

– Вы интереснейший типаж. Я уверен, что вы украсите картину. В июне у нас съемки в Ялте… Подумайте. Если мы со сценаристом, а он, кстати, здесь, допишем рольку какой-нибудь… – он повел в воздухе рукой, будто очерчивая еще не определившийся образ, – ну, скажем, леди… Это очень удачно будет контрастировать с образом Маньячки. Кроме того, у нас неплохо платят.

– Платят у вас плохо. Но меня это устраивает. Знаете ли, сниматься в Голливуде меня еще как-то до сих пор не приглашали…

* * *

– Ну Света! Ну аферистка от кинематографа! Это же надо такое придумать? «Роль просто для тебя написана!» Ну, заяц, погоди! – возмущалась спустя несколько минут Ирина, стоя со Стеллой возле своих чемоданов в коридоре, когда обезумевшая от выпавших на ее долю волнений Светлана Ивановна, страстно помахав на нее руками и жалобно промычав что-то неразборчивое, повлекла на суд к режиссеру пожилую пару, красавца Валеру и Лысого. Ирина яростно ткнула носком сапога в бок шикарного, но изрядно потрепанного чемодана и, доставая сигареты, продолжила: – Красавицу будешь играть, великосветскую. С богатой личной жизнью. Правда, не первой молодости… Роль второго плана… Маньячка! Нет, ты подумай? Роль второго плана… Да там две фразы всего! Впрочем, для актеришек нашего уровня и это – праздник. Знаешь, как за такие «подарки судьбы» люди горло друг другу рвут?.. А-а! Ч-черт! Спичек нет! – Она беспомощно огляделась по сторонам. – И зачем я только такое количество барахла с собой тащила?

– А правда, зачем? Здесь же дают костюмы… – скромно спросила Стелла.

– Не везде и не всегда. И вообще не люблю надевать чужое.

– Слушай, Ир, а почему ты с ним так разговаривала?..

– Как?

– Н-ну…

– А тебе такие индюки нравятся?

Стелла замялась:

– Но ведь он же режиссер, он мог нас выгнать… Что бы тогда было?

Ирина криво усмехнулась:

– Ты бы поехала домой, а я имела бы ежедневно «Завтрак аристократа».

– Как это?

– Картину Федотова под таким названием помнишь?

Стелла кивнула:

– Конечно. Там такой тип сидит в шелковом халате, в колпаке и с пуделем.

– А что перед ним на тарелке, помнишь?

– Не-ет.

– Ну и хорошо. А то бы расстроилась.

Примчалась повеселевшая Светлана Ивановна и засуетилась:

– Так, девочки, собирайте вещички, сейчас я вас поселю. Будете жить в номере с Сиротиными, Вячеслав Григорьевич человек скромный, смущать вас не будет, да и Людмила Васильевна – просто чудо… Ах, Ира, как я рада, что их взяли, ты просто не представляешь себе! – Понизив голос, чтобы ее не услышали приближавшиеся Сиротины, она добавила: – Пенсия-то у них – кошкины слезы… А здесь… Да, да, Людмила Васильевна, вот, с девочками и будете жить. Там как раз две комнаты…

– Вообще-то это двухместные номера, – пробурчала себе под нос Ирина, но никто ее не услышал.

Стеллу, привыкшую к толчее общаги, такие мелочи мало волновали, пожилым супругам, получившим хоть временную возможность подработать, тоже, видимо, было безразлично, где жить, а Светлана Ивановна, просто светившаяся оттого, что все наконец устроилось, не обратила внимания на ворчание Ирины.

– Потом к Лене в костюмерную и к Элечке в гримерную. Элечка у нас с характером… Да посмотрите съемочный лист на неделю. Он на двери в столовую вывешен… Кстати, я договорилась – стоимость завтраков и обедов будет удержана при расчете, а ужинать… Сами как-нибудь устроитесь. Здесь буфет до девятнадцати работает. Итак, сегодня в три снимается сцена гипнотического сеанса. Эля и Лена в курсе…

Стелла с готовностью подхватила один из Ириных чемоданов, и все они двинулись вслед не умолкавшей Светлане Ивановне.

– Ну вот, ты и снимаешься в кино, – грустно и понимающе улыбнулась девушке Ирина. Ей очень хотелось добавить: «Сбылась мечта идиота!» – но, взглянув в сиявшие счастьем и ожиданием чуда зелено-голубые глаза, она воздержалась от подобных комментариев…

* * *

В костюмерной их встретили радушно. Расцеловавшись с Ириной, художница по костюмам Елена Петрова, худенькая, хрупкая женщина лет тридцати с небольшим, тряхнула своими темно-русыми, остриженными каре волосами и повернулась к Стелле:

– А это что за куколка?

– Взяли в групповку – пациенткой. А планируют попробовать в качестве дублерши Загурской, – объяснила Ирина.

Серые выразительные глаза художницы задорно сверкнули.

– Ну, поработаем здесь, все в пациенты угодим… А насчет дублерши… Ей килограмм десять сбрасывать придется, и волосы… А так вообще похожа… По-моему, даже не на Загурскую… Черт! Если разобраться, есть в ней что-то от Мэрилин Монро! Впрочем, я загнула…

Стелла, озадаченно оглядывавшая выстроившиеся, как в магазине готового платья, ряды палок на подставках, сплошь увешанных вешалками с самыми разнообразными костюмами, оглянулась:

– Мне так и режиссер сказал – к июню сбросить десять килограммов…

– Ну-у… – протянула Лена. – Попробуй. Поди поищи себе что-нибудь. – Она повернулась к безмолвно стоявшей у окна Ирине: – А как твои успехи? Сшила что-нибудь новенькое?

– И не только сшила – два чемодана сюда приволокла… Спасибо Свете.

Лена ехидно хмыкнула:

– И что?

– А то! Ты слышала, что за роль она мне предлагала? Да и не роль вовсе, так, сплошное безобразие. Не сделать мне никогда ничего подобного. Не мой жанр…

Художница рассмеялась:

– Светлана Ивановна плохо разбирается в женщинах. Судя по сценарию, от твоей героини мужики должны бегать как от чумы, но я что-то смутно представляю себе идиота, который захочет сбежать от тебя.

– Ты мне льстишь, – махнула рукой Ира, – да и дело не в этом… Напела-то мне наша подруга черт-те чего! И роль – второго плана. И материал богатый. И развернуться есть где… А на деле? Шизофренический бред, который пытаются выдать за сюрреалистическую сатиру. Да и просто оскорбительно, наконец, – ползти, теряя одежды, по мраморной лестнице и издавать страстные стоны… Во класс! И для кого это? Я имею в виду не актеров, а кому интересно будет такую чушь смотреть?

– Работа у Светланы Ивановны такая. Ты же понимаешь, что с ней Михаил сделает, если она ему интересных типажей не найдет? А надурить актера – святая обязанность ассистента. Ты, кстати, знаешь, что Света, до того как во вторые попала, лет двадцать на «Мосфильме» ассистентом по актерам подвизалась? – Не ожидая ответа, Лена продолжала: – Ну так вот, а как только актер согласился – вей из него веревки, хоть в кипяток макай, хоть на ледник укладывай, – деньги-то он свои, уже заработанные, получить хочет? Ему и объясняют: вот, мол, миляга, изменение в сценарии случилось…

– Ты мне все это рассказываешь? Или ее пугаешь? – не утерпела Ирина.

– Тебя просвещать поздно, а ей послушать – полезно…

И правда, заинтересованная Стелла перестала перебирать многочисленные костюмы и, вытянув шею, завороженно слушала излияния художницы.

– Ладно, что за явление – Михаил?

– Хм. – Лена пожала плечами. – Это у него первый фильм. Раньше все вторым режиссером пахал… Гений… Это он так говорит. А остальные поддакивают… Те, кто хочет работу сохранить. Увольняет, кстати, безжалостно.

Ирина усмехнулась.

– А ты не смейся, – торопливо, точно боясь, что ее в любую минуту прервут, продолжала Лена. – Ассистента по актерам уволил, так что Света теперь и за себя, и за того парня отдувается, бригаду осветителей поменял, звукооператора выгнал – у него теперь фонограммы ученица пишет… Костюмершу мою выставил опять же! Да и вообще, как нас отсюда еще не выгнали, одному Богу известно. В смысле, администрации дома отдыха. Каждый день обещают и штрафами грозят. А обходится все просто потому, что директор ежевечерне нажирается и засыпает неизвестно где – вот его поутру никто из здешнего начальства найти и не может. Кстати, девочки, если увидите здоровенного бородатого мужика с красной рожей, бегите от него со всех ног.

Ирина иронически подняла бровь:

– Доставуч или опасен?

– Поймает, выяснит, где живешь, и среди ночи придет страдать о судьбах Родины, народа и несчастного советского искусства, потом свалится на пол, будет всю ночь храпеть и заблюет ковер или то, до чего дотянется.

– Мило. А ты что, имела печальный опыт общения?

Лена покраснела:

– Понимаешь, он поначалу еще прилично выглядел. Я решила, понимаешь, мужик бесхозный подвернулся. Мой-то давно не блещет…

– Ну и?..

– Оказался… директор.

Ирина сдержанно засмеялась:

– Сочувствую.

– Да и вообще здесь… Поживешь – увидишь. Паршиво, одним словом, – завершила свой печальный рассказ Лена.

– Так, ну а ты-то что в таком случае здесь маешься?

– Я? А мой благоверный в простое или… если хочешь, в запое… Так что я – единственный кормилец в семье. Куды денесси? – Говорила женщина ерничая, но даже Стелла, не слишком прислушивавшаяся к ее словам, поняла, как ей больно.

– Ладно, Лен, перемелется, мука будет! – успокаивающим тоном произнесла Ира. – Ну что? Пойдем ко мне костюмы смотреть? Извини, два чемодана таскать с этажа на этаж я поленилась.

– Эй, эй, красавица, вон на тех двух крайних стояках смотри, для пациентов там. А это ты в костюмы медсестер и поварихи залезла… – забеспокоилась художница, время от времени поглядывавшая на Стеллу.

– С каких это пор все так строго? – удивилась Ирина. – Что тут, полк медсестер с поварихами, что ли? Неужели там незадействованных тряпок не осталось?

– А! Ч-черт! – Лена нахмурилась. – Понимаешь, я же говорила, он и костюмершу уволил! А она, со зла, что ли, росписи костюмов по кадрам не оставила, вот теперь и разбирайся как хочешь. Одна надежда – девочки, повариха и медсестры, помнят, в чем работали. А то представляешь, в одной и той же кофточке после поварихи пациентка в кадре появится… Они ж тут богатеньких изображают! Мне Михаил голову открутит…