Текст книги "Ловите принца! (Щепки на воде) (СИ)"

Автор книги: Инна Сударева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Нина еле-еле избавилась от общества своего любезного кавалера. Сказала, что у нее голова болит, шмыгнула в свою комнату и захлопнула дверь.

Ник ходил за ней от рассвета до заката, предупреждая все ее желания, мелкие и крупные: даже воды в кружку Нина теперь не могла сама себе налить: камердинер угадывал ее хотение, хватал кувшин, наполнял какой-нибудь бокал и изящным жестом подносил девушке. Тем самым Ник раздражал: и тихим, вкрадчивым голосом, и улыбкой, и обожанием, которое светилось в его взгляде, а еще – как бы нечаянными касаниями ее локтя или талии, и тем, что старался быть постоянно рядом. Девушка сама не могла понять, почему так резко все изменилось. Всего несколько дней назад он казался ей приятным и добрым юношей, с которым можно говорить по душам, рассказать о своих бедах, получить сочувствие и ободряющее пожатие руки. А ведь Ник, в самом деле, поначалу даже нравился Нине. Но теперь он безнадежно раздражал.

– Зачем он пошел с этой просьбой к Мелину? – девушка злилась, смотрела в зеркало и хмурилась своему отражению. – Решили все за меня. Как так можно?

В последнее время она ощущала себя лишней в Двуглавой Крепости. У всех были дела: в основном, хлопоты, связанные с грядущим походом и войной. Мелин, с которым так хотелось о многом поговорить, или обсуждал военные вопросы с Коприем, или хозяйственные – с приказчиком Расмусом, или пропадал среди многочисленных палаток, разбитых у стен замка.

Юноша и девушка теперь редко виделись. Кронпринц даже обедал и ужинал у себя в покоях, в одиночестве или в обществе оруженосца Коприя, который стал его правой рукой. Но, частенько бывало, молодой лорд вообще пропускал трапезы. Нина же была вынуждена делить свое время с Ником.

Только на пару секунд случалось ей встречаться с Мелином: в залах, во дворе. Иногда, когда кронпринц стремительно шел по коридору и серьезным начальственным тоном что-то говорил сопровождавшим его рыцарям, девушка пряталась в тень массивной колонны, по непонятным причинам не желая именно в этот миг попадаться на глаза юноше. Нине думалось: вот он её увидит, и тут же нарушится какой-то хрупкий порядок, смешаются его мысли, а от этого и поступки станут другими, не такими, как требует настоящее. Стоило признать: простая горничная из илидольского доходного дома во многом была права…

'Но поговорить мы должны. Слишком о многом мы молчим, – думала Нина, и от этого тупой болью потягивало у нее где-то в груди, а к глазам подступала соленая влага горьких слез. – Чем дольше мы молчим, тем хуже, тем больнее… Ох, Пек, хотела бы я тебя ненавидеть. Только получается наоборот… В мыслях Мелин был для Нины Пеком – лохматым парнем с пронзительными серыми глазами и привлекательной улыбкой. Таким она увидала его впервые – на Звонкой улице, таким и запомнила.

– Привет, крошка-красавица! – первые слова кулачника Пека для горничной Нины были громкими и задорными. – Сдают ли у вас комнаты?

В то утро девушка бойко выметала березовым веником осколки стекла и черепки цветочного горшка из-под окон дома, где работала, в канаву. За этот труд хозяин обещал ей заплатить отдельно и щедро. Ночью в одной из квартир на втором этаже произошла шумная ссора: жена бранила мужа за вечное пьянство и, как это бывает, в сердцах швырнула в благоверного горшок с геранью. Муж хоть и был пьян, от метательного снаряда увернулся – цветок попал в окно, вышиб стекло и вывалился наружу вместе с осколками. После этого супруги довольно быстро помирились. Наверное, их сплотило то, что из-за сотворенного шума пришлось вместе 'держать оборону' против разозленных соседей и хозяина дома, который прибежал на звон разбитого стекла со своего чердака.

– У нас и сдают, – ответила Нина, улыбаясь парню с пригожим загорелым лицом, что, уперев руки в бока, осматривал окна доходного дома. – На втором этаже есть пару пустых комнат. Они из дешевых: небольшие и простые в обстановке, но там уютно, – ей захотелось видеть его почаще, поэтому – захотелось, чтоб он снял жилье у её хозяина.

– А тут миленько. И чистенько, – тряхнул головой юноша. – За все тебе спасибо сказать?

– За что ж спасибо? – покраснела Нина. – Я пока для вас ничего не сделала – работаю себе и все.

– Крошка-красавица, сделай милость, проведи к своему хозяину. Так уж и быть, поговорю с ним о комнате. А тебе за труды вот, – протянул ей серебряную монетку.

Он переговорил с хозяином, посмотрел комнату и остался доволен. На следующий день явился с другом Лариком и остался жить, чтобы каждый день попадаться Нине на глаза. Исправно платил за комнату, убегал куда-то почти каждое утро, желая ей доброго дня, иногда дарил ей легкомысленную ромашку или ароматный цветок белого шиповника. И это из-за него на поясе девушки появились один за другим коробочки и мешочки с притираниями для красы.

– Зачем тебе, сладкая моя? – удивленно спрашивала торговка в лавке дамских красок, когда девушка заходила к ней за той или иной баночкой с улучшающей цвет лица мазью. – Разве не свежо твое личико? Разве не румяны твои щеки? А губы, глаза – какое все яркое. Юности и свежести не нужны помощники – они сами за себя говорят, громко-громко.

Только Нина считала: не достаточно громко. Пек их не слышал.

Теперь она вновь сидела у зеркала и 'улучшала' внешность: для начала, как следует, расчесала свои короткие волосы. До прежней длины им было еще далеко, но, как посоветовала горничная Никола, если часто-часто орудовать густым гребешком, то волосы будут быстрее расти. И девушка старалась.

'Все равно на воробья ощипанного похожа! – надулась на саму себя Нина, отложив гребешок, и надела белую с кружевом косынку – привычный головной убор – подпихнула под нее непослушные прядки. – Так-то лучше'. Потом взялась за румяна – пару еле заметных точек на скулы, мягко растереть – вот вам и кровь с молоком. Еще чуть охряных теней на верхние веки и розовой помады на губы – и из зеркала посмотрело на девушку что-то, похожее на дорогую фарфоровую куклу. Такими своих капризных дочек балуют богачи.

– Не то, не то, – пробормотала Нина и стала вытирать лицо салфетками. – Он говорил с тобой ласково, он целовал твои руки, когда ты была измученным, заплаканным уродцем там, в 'Маковке'. И сейчас хочешь покорить его нарисованным лицом? Не то! Не то! Слова, слова должны помочь!

Она отбросила салфетки и пошла к окну. Села на мягкую скамеечку, чтоб смотреть, что происходит во дворе. Там как раз подняли ворота, чтоб впустить на широкий двор вернувшегося из разведки Мелина и его рыцарей.

– Поговорим, вот и поговорим, – пробормотала Нина и набросила на плечи полушубок – собралась бежать их встречать. – Я теперь смелая, я все тебе скажу. Ну, быстрее, пока есть смелость…

Глава двенадцатая

– Выбирайте в ученики парней помоложе, – советовал Мелину Коприй, пока они шли по коридору в столовую (после конной разведки им желалось поплотнее отобедать). – Молодые ловчей и гибче, поэтому быстрее освоят ваши премудрые приемы. Мужчинам постарше – сбитым и коренастым – будет достаточно уроков от бойцов менее искусных, чем ваша милость…

– Ваша милость! – возникла перед мужчинами Нина. – Если вам нужны ученики, то прошу принять меня в их число!

Кронпринц на мгновение застыл – появление и речи девушки застали его врасплох. Коприй же, украдкой ухмыльнувшись в бороду, прибавил шагу, чтоб оставить молодых людей одних. Даже предлог придумал: 'Пойду, гляну, как там в кухне кашеварят'.

Мелин заметил улыбку оруженосца и нахмурился, буркнул Нине:

– Война – не для женщин.

– Разве? В оружейной полно дамского оружия, в Латной Зале – дамских доспехов, – возразила девушка. – И Ларик кое-чему уже научил меня. Он говорил, что у меня отлично получается. И еще – я слышала, что говорил мастер Дитер про леди Мальву! Тогда, когда ты выбирал доспехи в Латной Зале.

– Следишь за мной? Зачем? – Мелин 'наградил' ее весьма неодобрительным взглядом.

Нина не смутилась. Наоборот, заговорила еще решительней:

– Потому что хочу быть рядом с тобой, а не с Ником!

Юноша вновь был огорошен – ее неожиданной прямотой. Правда, теплое, мягкое, забытое чувство всколыхнулось у него в груди от таких слов девушки: 'Может, поцеловать прямо сейчас? Эти нежные розовые губы… Захотелось вдруг забыть обо всем, лишиться разума, сделать давно желаемое…

– Ты отказался говорить мне то, что хотел, но я не передумала говорить, – продолжала Нина, быстро, сбивчиво, опасаясь, что надолго ей смелости не хватит. – У меня много слов к тебе, Мелин. И нет ни одного плохого, – пообещала девушка, заглядывая парню в лицо. – Ты выслушаешь меня? – и радостно улыбнулась: нельзя было не заметить, как смягчились его черты, как серые глаза подернулись знакомой теплотой.

Нина протянула руку: несмело дрожали ее пальцы, словно что-то горячее или колючее их ожидало. Но они дотронулись щеки Мелина, и юноша не противился – разве противятся счастью? 'Щепкой, щепкой, плыви, плыви', – твердил своей голове наследник лагаронской короны.

– Пек, – нежно шепнула ему самая милая девушка из всех милых кареглазых девушек, – мне очень плохо без тебя, Пек. Я люблю тебя, Пек. Уже давно-давно…

Он ничего не ответил: слова уже не были нужны. Наверное, они бы даже все испортили: целомудрие чувств и прозрачность ощущений. Юноша поднял руки, чтоб обнять давно желанную, прижать к себе, снял детскую косынку с ее головы и запустил пальцы в теплые мягкие волосы, прижался губами к бархатной щеке, потом – к губам, и они раскрылись, чтобы ответить на поцелуй. 'Счастье, счастье, счастье', – расцвели мысли. Вот девичья шея под его пальцами, тонкая, хрупкая. Очень осторожно надо погладить: впадинку на затылке, полную теплых, шелковых завитков, гладкий бугорок чуть ниже – на линии плеч, мягкость бокового изгиба. И целовать, тянуть, пить из юных губ сладкий, головокружительный сок, заставляющий кровь быть горячим, бурлящим потоком. Все дивное, волшебное, приятное, – все для Пека-Рифмача.

На минуту они оторвались друг от друга. Потому им вдруг стало мало воздуха – таким долгим получился первый поцелуй. Тихо и озорно засмеялись, глядя друг другу в глаза, светлые, лучистые, юные глаза. Ткнулись лбом в лоб, не расцепляя объятий.

– Милая, милая, – шептал Мелин, поглаживая плечи и спину прильнувшей к нему девушки, чувствуя, как под ладонью дрожит, выгибается ее тело. – Я от тебя с ума схожу.

Он таял от ответных объятий, как мартовский сугроб от солнечных лучей.

– Я хочу быть с тобой, – промурлыкала Нина, – и ночью тоже…

– Ночью, ночью, – совершенно не вникая в смысл этого слова, Мелин опять приник к ее губам, словно измученный жаждой – к спасительной воде.

– Пек, Пек, – ласково позвала Нина, видя, что юноша забылся, – я приду к тебе сегодня ночью. Я хочу быть с тобой ночью. Ты понимаешь? Ты хочешь этого?

Ему пришлось вернуться в реальность:

– Ты сегодня слишком решительная.

– Кроме тебя у меня не осталось ничего дорогого на этом свете, – ответила Нина, вновь поглаживая юношу по щеке. – И я не хочу, чтоб мы отдалялись друг от друга. Кто знает, что впереди? Никто. И я хочу любить тебя, всей душой и всем телом сегодня, сейчас. Я хотела этого еще в Илидоле. Потом испугалась титула, что обрушился на твои плечи. Но теперь…

– Что теперь?

– Теперь мне все равно, кто ты и кто я, – девушка прижалась лицом к груди Мелина, крепко-крепко охватив его кольцом из рук. – Для меня ты – любимый, драгоценный и больше ничего. И я хочу быть с тобой, и не хочу терять тебя.

Кронпринц, счастливо улыбаясь, вновь поцеловал Нину и пообещал:

– Сегодня, ночью. Я сам к тебе приду.

– Придешь? Придешь? Я буду ждать, – лепетала она.

Со стороны столовой, разгоняя мечтания молодых людей, послышался звон колокольчика – это Коприй сигналил о том, что обед готов и ждет, когда же люди займутся его поеданием.

– Я буду тебя ждать, – сказала Нина, вздрогнув.

– Поймал на слове, – Мелин еще разок прижался губами к ее губам: так не желалось сейчас выпускать из объятий девушку, так хотелось, чтоб не звонил колокольчик к обеду, чтоб за окном уже наступила ночь, и чтоб они были в спальне Нины.

– И еще – обещай, что возьмешь меня в ученицы, – дернула его за шнур ворота девушка.

– Зачем тебе?

– Затем, что я отправлюсь с тобой в поход. И не возражай, молчи, – она прижала палец к его губам. – Так и мне, и тебе будет спокойнее.

Мелин на минуту задумался и кивнул:

– Все, что пожелаете, милая дама. Разве могу я вам противиться?

– Поймала на слове, мой лорд, – она озорно сверкнула глазами.

Звон колокольчика опять потревожил фиолетовый сумрак и сонную тишь замковых коридоров, и кронпринц с сожалением развел руки, освобождая Нину. Девушка легкой бабочкой упорхнула в антрацитовую тень колонн, а Мелин, проводив ее взглядом, сунул ладони под мышки, обхватив самого себя (так, ему казалось, дольше сохранилось бы тепло Нины, согревавшее ему грудь). Пару раз глубоко вздохнул, чтоб восстановить сбившееся дыхание, и быстрым шагом поспешил в столовую. Что бы там ни было, а пустому животу не нравилось, что о нем забыли.

– Ваша милость, поросенок остывает, – укоризненно заметил Коприй, встречая кронпринца.

– Ну и пусть. Зато я согрелся, – весело ответил Мелин и, сев за стол, бодро пропел, востря нож и вилку на поросячий бок. – Румяная свинина – прекрасная картина.

Оруженосец в который раз улыбнулся в бороду и подставил тарелку под ароматный, истекающий жиром, кусок мяса, который Мелин ловко откроил от поросенка. За столом они всегда трапезничали без слуг: передавали друг другу блюда, наполняли вином бокалы, так, как это делают два старых приятеля, не желающие, чтоб их беседе кто-то или что-то мешали.

Коприй прекрасно понял, что явилось причиной хорошего настроения юноши, и выразил это свое понимание словами мудрого наставника:

– Не бойтесь ловить счастье, ваша милость.

– Ты про Нину? – Мелин невольно покраснел и засмеялся. – Черт, ты все замечаешь!

– Я много пожил – я много видел – я много понимаю. Хотя, считаю, что все равно маловато, – Коприй с громким хрупом ранил зубами глянцевый бок моченой луковицы. – Мне тоже когда-то нравилась одна девушка. И я ей нравился. Только нам обоим не хватило решительности тогда, когда нужно было. И что ж получилось? Она устала ждать моего предложения и вышла замуж за другого парня, который оказался серьезней и решительней меня. А я до сих пор бобылюю. И женщины для меня – так, как потребность пить и есть. В сердце ни одна еще не поселилась. Проворонил я свое счастье, – оруженосец сказал все это, пожал плечами и потянул ко рту бокал с настойкой, глотнул и крякнул. – Ох, крепенькая.

Мелин тоже хлебнул. Настойка, в самом деле, обожгла гортань. Запекло в глазах, ушах и затылке. 'Но ночью будет еще жарче, еще жарче, – с восторгом подумал он, вспоминая сияющие глаза Нины, ее нежные губы. – Нет, не упущу я этой ночи!

И наступившая ночь была достойна того, чтоб ее не упускали…

Мелин на цыпочках, без лампы и свечки, крался по коридору второго этажа на дамскую половину и старался дышать как можно тише (собственные вдохи и выдохи казались ему оглушительными). Каждый посторонний шорох вызывал холодный ветерок меж лопаток, бешено стучало сердце, и в коленях дрожала слабость. Юноша чувствовал себя татем в собственном же замке. Он волновался, а еще ему поневоле было смешно. Смешно, потому что ситуация походила на сцену из романтической сказки, и потому, что сейчас он испытывал страх от того, что кто-нибудь мог его увидеть. 'Что, дружок? – спрашивал сам себя молодой лорд. – Ни в кулачном доме Влоба, ни на стенах Илидола, ни перед мечом Гоша, – нигде ты страху не поддавался. А теперь?

Вот, наконец, и заветная дверь: высокая, массивная, с причудливым резным узором – изящные единороги резвятся на лесной поляне под могучими дубами. Все двери в Двуглавой Крепости были подобны этой, но не находилось двух одинаковых: каждая имела свой особенный сюжет. На одной – напоминающий лебедя корабль бежит-спешит под парусом к горизонту, за который опрокидывается солнце; на другой – охотник скачет, трубя в горн, за оленем с ветвистыми рогами; на третьей – круглолицая девушка в длинном платье и венке из лозы собирает виноград в большую плетеную корзину.

'У Нины – единороги, – улыбнулся Мелин. – В сказках они творят чудеса на благо хороших людей…

Он не сразу взялся за кованое кольцо-ручку, чтоб узнать – открыта ли для него чудесная дверь. Еще секунду помедлил, думая, правильно ли все, что происходит, что произойдет. Но дверь вдруг распахнулась сама, прерывая все мысли и сомнения. Из означившегося пламенного проема выпорхнула белой феей Нина. Без единого слова она схватила Мелина за руку и увлекла за собой, в обволакивающее тепло комнаты. Там уютно горел огонь в камине, наполняя комнату живым янтарным светом, плавились молочные свечи на столе, и пахло луговыми цветами. Было странно, необычно.

– Привет, – шепнула девушка.

– Привет, – хрипло и глухо ответил юноша: в горле у него внезапно все пересохло при виде Нины.

Она была в полупрозрачном белом платье, которое струилось, словно туманная дымка, вдоль тонкого тела, пропуская нежный розовый цвет кожи. В широко распахнутых глазах этой лунной феи (именно такой видел теперь Нину Мелин), в светло-карих радужках мерцали отражения свечных огоньков. Мелину показалось, что, в самом деле, он очутился в жилище самой настоящей ворожеи, и сейчас его очаровывают.

– Я слышала твои шаги, я слышала, как ты вздохнул, остановившись у моей двери, – проговорила Нина, касаясь ладошкой щеки парня. – Я боялась: ты передумаешь и уйдешь. Я так не хочу, чтоб ты уходил, – и, подтверждая слова делом, она обняла Мелина, повлекла вглубь комнаты, по пути развязывая шнурки на рубахе юноши и щедро даря поцелуи его пересохшим губам, его пылающим щекам, ушам, его шее.

Они не дошли до кровати: срывая друг с друга одежду, оплетая друг друга руками, опустились на прогретый жаром камина ковер, чтобы забыть про снег, весну и размытые дороги, про вражьи войска, королевские приказы и даже про смерть близких людей, про горе и боль.

Только юноша, только девушка, только ковер для них двоих да треск дров в камине, тепло, свет и мягкость. Они любили, наслаждались друг другом и могли делать это бесконечно – запасы нежности и любви в их душах были неиссякаемы…

Мартовская ночь – она темная и все еще похожа на зиму. Но пахнет оживающей землей, все бодрее капает влага с карнизов, и слышны вздохи просыпающихся деревьев – их кора источает аромат оттаявшего сока, который разгоняет древнейшее чудо по веткам – чудо жизни, что неизменно воскресает после смерти…

Глава тринадцатая

Элис безжалостно вонзила шпоры в бока своей гнедой Лапушке, направляя ее на вершину холма. Как всегда резко и стремительно. Рыцари свиты юной леди сорвали коней следом, но нагнали госпожу лишь тогда, когда она сама остановилась.

Закованная в золотистые доспехи всадница – леди Элис Гош – сняла шлем, чтоб подставить разгоряченное лицо свежему ветру, гулявшему на вершине холма, и окинула придирчивым взглядом территории, что расстилались перед ней.

– Это Илидол? – спросила она у ближайшего рыцаря, указав рукой на город за высокими стенами, мирно спящий в долине у реки.

– Да, леди.

– Большой, красивый, – пробормотала Элис. – Неудивительно, что отец взбесился, потеряв такой кусок. Думаю, прибыли он давал немалые.

– Да, леди, – опять кивнул рыцарь.

– Я тебя не спрашивала, – резким тоном стегнула его девушка.

– Да, леди, – в третий раз сказал тот и почтительно отъехал назад, понимая, что слышать его ответы госпожа больше не намерена.

– Лайнел! – позвала Элис, но голосом более мирным, и от свиты отделился другой всадник, чтоб приблизиться. – Что моя дружина?

– Пока не знаю, моя леди, – весело отвечал рыцарь – темноволосый и зеленоглазый юноша лет двадцати. – Слетать, узнать?

– Слетай, узнай, – улыбнулась на его ребячливую манеру говорить девушка и подарила Лайнелу искрящийся взгляд.

– Да, моя леди! – еще веселей отозвался юноша, стегнул своего вороного и понесся вниз с холма – выполнять приказ.

– Никей! – опять позвала Элис.

– Да, леди, – подъехал другой рыцарь.

– Где позиции моего отца?

– Лорд Гай – на соседних холмах. Они называются Коровьими, – отвечал Никей, указывая на юго-восток. Я отсюда вижу его флаги над шатрами.

Элис чуть сощурилась, глядя в ту же сторону, и привстала на стременах, пытаясь рассмотреть то, что видел Никей. Напрасно – ее зрение не справлялось.

– Ничего не вижу, – буркнула она. – Меньше надо было вышиванием заниматься… Что ж, разбивайте лагерь, а вечером я хочу съездить в гости к отцу…

Лорд Гай Гош, дождавшись просыхания дорог, ведущих на запад, начал свой поход на Лагаро. И, как бы между прочим, 'пригласил' участвовать в нем свою дочь Элис.

Девушка не любила военные дела: она считала их грязными, грубыми и полными всевозможных неудобств. Но кронпринц Мелин обвел ее вокруг пальца и ускользнул из Бобровой усадьбы, и, тем самым, бросил ей вызов, обманул ее надежды и чаяния. Этого Элис спускать ему не просто не желала – не могла позволить себе спускать. 'Месть' – вот это слово было теперь для девушки самым сладким словом и желаемым действием. Она созвала вассалов с дружинами, приказала почистить свои доспехи, которые когда-то по настоянию отца заказала у одного из лучших оружейников стольного Тильда, и выбрала себе мощную и резвую кобылу. Мечом она владела великолепно, так, как было и положено леди из рода Гош, рода, близкого к королевскому. В свое время занятия фехтованием давались ей тяжело – они были сопряжены с многочисленными слезами от той боли, что доставляли. А боль Элис не любила – боль она ненавидела. Но доставлять другим была очень даже не против, когда считала это нужным.

– Ты мне за все ответишь! – шипела она в тот момент, когда две девушки-оруженосицы закрепляли на ней латы. – За все! Папа прав: ты, Мелин, неблагодарный и глупый щенок! Еще поплачешь под моей сталью! – так сказала, сделав пару финтов тонким, изящным мечом, из-за своей позолоты похожим на солнечный луч…

Лорд Гош, получив от Мелина Лагаронского совершенно неприемлемый ответ на свое предложение о союзничестве, решил первый удар войска, объединенного с войсками Тэйт и Бикео, направить на Илидол – на город, который много значил для кронпринца. Кроме того, это было важным стратегическим ходом – взять под контроль перекрестие несколько важных трактов Лагаро. Закрепившись в Илидоле, Гош и союзники получали отличный плацдарм для нанесения ударов дальше в глубь королевства.

Поэтому в один прекрасный мартовский рассвет, когда дороги, благодаря установившейся ясной и теплой погоде, уже достаточно просохли, чтоб начинать движение торговых караванов, илидольские дозорные из Красной башни разбудили гарнизон города тревожными рожками и криками: 'Враг на холмах! Враг на Коровьих холмах!

– Охо-хо! – так, позевывая, высказал свои опасения капитан Альвар, выбравшись на крепостную стену в полуодетом состоянии (на исподнее он набросил тулуп, а ноги сунул в сапоги – вот и все облачение). – Кажись, Гай Гош решил по второму разу опробовать прочность наших стен.

– Точно так, – отвечал ему воин Майчи Многоежка, почесывая бритый затылок. – Только нынче у него силенок побольше. Смотрите, сэр: там, на холмах, не только его стяги.

– Вижу-вижу, – щурясь и прикладывая ладонь козырьком ко лбу, ответил Альвар. – Вон там, чуть западнее – флаги его дочери – красные с белыми кругами. А вон те – это цвета Бикео и Тэйт.

– Может, они торговать приехали? – несмело предположил Майчи.

– Ага, – кивнул капитан и поежился то ли от порыва холодного ветра, то ли от мыслей о будущем сражении, запах которого уже витал в воздухе. – Торговать. Оружием и лошадьми. Это – к гадалке не ходи… Эй, кто-нибудь! – заревел он в сторону Красной башни. – Труби общую тревогу – пусть бьют в городской набат.

– Да, сэр! – отозвалась башня и принялась старательно и громко выполнять приказ, вырывая благополучный последнее время Илидол из безмятежной спячки.

Набат не замедлил отозваться, втрое увеличивая тревогу, и через некоторое время улицы города наполнились спешащими к Каменной площади жителями. Капитан Альвар и его рыцари, нарядившись в боевые доспехи и оседлав лошадей, уже были там: крутились, сдерживая горячих скакунов, перед ратушей. На ее пороге уже собрались мэр и члены городского совета.

– Илидол! Илидол! – громко начал свою речь капитан, видя, что народу собралось достаточно. – Опять враг у стен! Опять лорд Гош пришел воевать с нами! И не один – с ним чужеземные полки. Тэйт и Бикео вступили в Лагаро. Лорд Гош привел их. Он предал свою землю, он предал нашу землю! Он предал своего короля. Он предал нашего короля! Мы должны дать отпор!

– Отпор! Дадим отпор! – согласно закричали в народе. – Чай не впервой лорда по длинным рукам лупцевать!

– Какие же силы у наших врагов? – спросил мэр, беспокойно сжимая в ладони свой отличительный медальон.

– Большие, ваша милость, – тряхнул головой капитан. – Намного больше, чем в прошлый раз. На холмах, судя по всему, огромная армия. Но Илидол тоже не лобный прыщ. Мы удержим город столько, сколько будет нужно нашим гонцам, чтоб доехать до короля и попросить помощи.

– Удержим! Удержим! – закричал народ, полностью соглашаясь с Альваром.

– Господин капитан, – мэр подождал, когда утихнут люди, вновь обратился к капитану. – Прошу: оставьте седло. Нам надо посовещаться. И не на людях.

Рыцарь послушно спешился и проследовал за градоначальником и членами совета в ратушу, в зал заседаний.

– Ваши речи, уважаемый сэр Альвар, очень напоминают мне пылкие речи одного юного рыцаря, – начал мэр после того, как все расположились за широким столом. – Вы меня понимаете?

– Полностью, – кивнул капитан. – Лорд Мелин, еще не будучи лордом, много сделал для нас. Главное: он личным примером показал, что всегда надо быть готовым бороться за своё…

– Это все правильные и красивые слова. Но то, что помогло нам в прошлый раз, может не сработать теперь. Двух одинаковых ситуаций никогда не бывает, как и двух одинаковых решений, – заметил один из старейшин. – Одно дело – противостоять лишь дружине Гоша, другое – целая армия. Несколько армий… Теперь это не просто конфликт города и лендлорда – теперь к нам стучится война.

– Я ведь сказал: нам нужна помощь, – возразил Альвар. – И мы отправим гонцов к королю. Самое главное – не сдаваться, задержать врагов здесь, в нашей долине, чтоб они не успели вклиниться вглубь Лагаро…

– Чтоб домчать до королевского поместья, нужна неделя, и это – быстрому гонцу, который постоянно меняет лошадей, – мэр размышлял вслух, постукивая ногтем указательного пальца по крышке стола. – Войско же, что выступит нам на подмогу, будет двигаться намного медленнее. И сколько времени нам придется играть роль щита Лагаро?

– Предполагаю месяц, – мрачно посчитал Альвар.

Сидевший рядом с ним старейшина пожал плечами:

– И за месяц мы удержим три армии у своих стен?

– Данн ближе, чем Синие Флаги и Тильд, – отозвался кто-то с другого конца стола. – В Данне – лорд Мелин. У него есть своё войско. Если мы попросим помощи там, Мелин не откажет. Одновременно пошлем гонца и к королю.

– У нас есть еще один выход: сдать город. Так мы избежим многих жертв и растрат, – высказался еще один старейшина.

– Не думаю, – нахмурился мэр. – Если мы сдадим город, лорд Гош вполне может припомнить нам недавнее неповиновение и отдать Илидол на разграбление. Нам нельзя так рисковать.

Многие из членов совета закивали:

– Да-да. Нрав Гая Гоша всем хорошо известен. Вспомните, как он поступил с теми, кто отвозил ему выкуп за город. Так и теперь, даже без боя сдав Илидол, мы не можем рассчитывать на милость лорда и его союзников. Потому что ее не будет.

– В таком случае, правильное решение такое: мы отсылаем гонцов с просьбами о помощи и в Данн, и в Синие Флаги, – этими словами капитан Альвар решительно подвел черту под совещанием.

Старейшины поразмышляли еще минуту. Затем мэр сказал:

– Да. Так и сделаем. Кто-нибудь имеет сказать что-либо против?

Никто больше не возражал. Глава города встал и повернулся к Альвару:

– Господин капитан, вы свободны. Идите, выберите тех, кто повезет наши послания королю и кронпринцу. Чем быстрей они отправятся, тем лучше. И займитесь подготовкой к обороне города. В этом деле мы целиком и полностью полагаемся на ваше искусство воина.

– Не волнуйтесь, – рыцарь тоже встал, поклонился мэру и членам совета. – Я свое дело знаю…

На холмах, в одном из командирских шатров, тоже проходил важный совет: Гай Гош обсуждал дальнейшие действия с князьями Тэйт и Бикео. Лорд ходил туда-сюда вдоль стола, на котором были разложены несколько карт Лагаро, и говорил, рубя ладонью воздух:

– Я знаю эти места получше вашего. И настаиваю на своем варианте атаки. Нельзя медлить – надо штурмовать город завтра же утром! За ночь окружить его, а с восходом лавиной спуститься с холмов и ударить сразу по всем воротам! – при слове 'ударить' Гош хлопнул себя кулаком правой руки в ладонь левой; глаза его сверкали; он был готов хоть сейчас мчаться на верном коне в атаку и жестоко карать огнем и мечом город, доставивший ему столько неприятных и досадных моментов в прошлом. – Илидол не устоит – это я вам обещаю!

– А я считаю: надо дождаться катапульт и начинать битву с них, – отозвался князь Орикора – правитель Бикео. – У нас отличная позиция – холмы. Мы обрушим на Илидол каменный град. А после, не дав горожанам опомниться, пойдем на штурм. Это затем, чтоб избежать больших потерь среди солдат: впереди все Лагаро и серьезные битвы с королем Лавром и его армией. Я не хочу терять воинов на первом же городе. Я осматривал Илидол – он хорошо укреплен. Он может дорого обойтись, – князь пожал плечами и закинул ногу на ногу (в отличие от порывистого Гоша, Орикора расслабленно сидел в походном кресле и говорил голосом спокойным, даже скучающим).

– Нам нельзя ждать! Нельзя медлить! – резко возразил лорд Гай, ударив кулаком в стол. – Я ж толкую: время работает против нас – илидольцы опомнятся, еще больше укрепятся, вышлют гонцов за подмогой, и мы надолго здесь застрянем.

– За подмогой? – переспросил князь Орикора. – Кого они могут просить? Короля? Лавру Свирепому надо более месяца, чтоб сюда добраться. За это время Илидол можно с землей сравнять.

– Вы забыли о лорде Мелине, – Гош предупреждающе поднял вверх указательный палец правой руки.

– Мы о нем не забыли, – низким рокочущим голосом отозвался князь Волот – правитель Тэйт. – Мы просто не думаем, что он – та сила, с которой нужно считаться.

– И напрасно! – вновь повысил голос Гош. – Моя разведка мне сообщила, что он собрал большую армию и намерен выступить в поход, чтоб объединиться с войсками короля. Но если Илидол сообразит просить помощи у него – а Мелин в нескольких днях езды отсюда – то мальчишка не откажет и примчится сюда со всей своей сворой.