Текст книги "Ловите принца! (Щепки на воде) (СИ)"

Автор книги: Инна Сударева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

– Ты… ты поедешь со мной? – вдруг брякнул он.

– Куда? – девушка изумленно дернула бровями и поднялась со стула, машинально разглаживая складки на своей измятой юбке.

– В столицу. Я еду завтра с отцом… ммм… с королем. Мое место теперь там… А ты? Хочешь ли ехать со мной?

– И что мне там делать? – продолжила удивляться Нина.

Тут Пек запнулся. Но девушка сдержанно поклонилась ему и избавила парня от 'неудобных' мыслей, сказав решительно и чётко:

– Рада была узнать вас, ваше высочество. Теперь, если это позволительно, разрешите мне уйти. Скоро утро, и мне надо поспешать к своему хозяину. Вы же знаете, сколько всегда работы у горничной в доходном доме, – и вновь поклонилась.

– Да, конечно, – огорошено захлопал ресницами Пек. – Работы много… Что ж, иди – тебя не задержат…

Получив такое разрешение, Нина, не мешкая, подхватила свою корзину, которая лежала на боку у камина, кивнула на прощание мастеру Герману и резво выскочила в коридор, а оттуда – на крыльцо.

Вновь начался дождь, густой и косой, и Нина порадовалась: пробегая через двор, мимо королевских воинов, стоявших и беседовавших под навесами, она могла не опасаться, что кто-то из них, бросая заинтересованные взгляды на ее тонкую фигуру, заметит и ее слезы…

Глава пятая

– Привет тебе, столица,

Мне покажи все лица,

Что прячешь от пришельца

В своем из камня сердце…

Эти строки легко и просто сочинил принц Мелин, когда его породистый конь застучал копытами по серой брусчатке, внося юношу на улицы Тильда – самого старого, самого крупного, самого красивого города в Лагаро.

Тильду было более пятисот лет. Из небольшой, сперва деревянной, потом каменной крепости, построенной первым королем Лагаро – Тилем Лысым – он и вырос, развернулся в шумный город. Его центром была Солнечная площадь, где высился королевский замок и где в праздники устраивались военные парады, а в будни разворачивали торговлю лавки на колесах. Улицы, прямые, светлые и достаточно широкие, чтоб две телеги могли спокойно разъехаться, лучами расходились от площади. Кое-где их ровные линии перебивались небольшими парками, садами, кладбищами и площадями. И, наверное, если осмотреть Тильд сверху, можно было бы найти в нем сходство с паутиной.

Король Лавр, Мелин и рыцари, их сопровождавшие, въехали в столицу ранним-ранним утром. Восток только начал розоветь, и лишь караульные Ворот Большого Копья да редкие метельщики Приветной улицы, что начиналась сразу за воротами, стали свидетелями их скромного прибытия.

– Сперва – в мой дворец… э… в наш дворец, – говорил король сыну, который, словно деревенщина какая-то, пялился на красивый каменный дом, украшенный причудливым декором. – Отдохнем, приведем себя в порядок. Потом хочу представить тебя семье, двору, объявить о восстановлении всех твоих прав…

– Королева Корнелия знает что-нибудь обо мне? Обо мне теперешнем? – спросил Мелин, переведя взгляд на с дома на каменный фонтан, похожий на цветок тюльпана: он весело журчал водой на одном из перекрестков, который они сейчас проезжали.

– Нет, нет. Я же говорил: никто ничего не знает. Впрочем, какая разница? Еще пару часов – и все всё узнают, – улыбнулся Лавр.

– Как-то она это воспримет? – пробормотал больше себе под нос, чем для отца, юноша.

– Так, как и дОлжно! Порадуется тому, что число ее сыновей увеличилось! – хохотнул король.

Мелин нахмурился: в его голове были отнюдь не такие радужные мысли касательно реакции королевы на то, что ее сыновьям придется потесниться в очереди к трону. Не понравилось и то, что сказал Лавр: он, Мелин, никак не хотел становиться для Корнелии сыном. Тем более – звать ее матушкой. Поэтому юноша сразу решил расставить точки над 'i'.

– Отец, не жди от меня теплоты к твоей супруге, – мрачно сказал он. – Через себя мне не перешагнуть. Да и надо ли? Я давно уже не нуждаюсь в матери, а королеве вряд ли нужно такое дитё, как я.

– Неволить не стану, – Лавр успокоительно похлопал сына по плечу: он не желал с первых же дней выставлять Мелину кучу условий и оговорок. – Но буду не против, если постараешься вести себя мирно и по-доброму в своей же семье.

Эти, вроде бы великодушные слова нисколько не убаюкали тревогу Мелина. Даже, наоборот, дали повод кое в чем сомневаться. И уже про сомнения он сказал Ларику, который согласился держать путь с ним в столицу и теперь важно ехал рядом:

– Боюсь, братец, впереди проблем больше, чем позади…

– Зря ты волнуешься, – отозвался верный друг, не забывая крутить головой во все стороны, чтоб все увидать: и высокие стены столичных домов, и яркие вывески лавок. – Ну, что за проблемы у принца крови?.. Ух ты, какие большие окна! – это он воскликнул, увидав витрины дамского салона.

Мелин нахмурился еще больше. Он вдруг почувствовал, что остается один. Несмотря на то, что у него появился отец, и товарищ не бросил его в новой жизни.

В последнее время юноша нехорошо себя чувствовал: как не в своей тарелке. Поклоны знатных рыцарей, которые ему доставались, постоянное нахождение рядом с отцом, отказ мастера Германа ехать с ним в Тильд, резкое охлаждение со стороны Нины, – все угнетало. Вообще, последние его дни сильно отличалось от прежних, в которых было много веселья, свободы и беспечности. Может, поэтому и казалось, что сделал он ошибку, большую и, возможно, роковую.

Надо отдать должное королю. Лавр все подмечал: растерянный, полный сомнений, взгляд сына, его ставшие скованными движения, частое хмурое молчание. Потому король старался вести себя, как можно более свойски: хлопал Мелина по плечу, рассказывая что-то, обращался к юноше с вопросами. Ему хотелось, чтоб сын поскорее освоился, слился с тем положением, которое ему приготовили. Поэтому, чтоб лишний раз не смущать юношу резким окунанием в знатную среду, Лавр не стал посылать гонца в Тильд, считая, что с роскошным приемом надо повременить.

– Праздник нужен: я не могу не поделиться радостью с народом, к тому же необходимо объявить о том, что у меня новый наследник. Но не сейчас. Всему свое время, – так сказал государь своему камергеру, который еще в дороге намекнул о том, что надо бы распорядиться насчет торжеств.

Вот почему въезд принца Мелина в Тильд был тих и незаметен. Вот почему гвардейцы, стоявшие на часах у высоких кованых ворот королевского замка, коротко, по-повседневному, отсалютовали государю и его рыцарям, вернувшимся из поездки в дальний город Илидол. Вот почему король, спешившись и бросив поводья коня слугам, кивнул сыну:

– Не обессудь – во дворце для тебя еще не определены апартаменты. Придется временно пожить на моей половине. Что скажешь?

– Апартаменты? – невольно улыбнулся Мелин. – Пеку-Рифмачу – апартаменты…

– Привыкай к тому, что ты больше не Пек-Рифмач, – приказным тоном заметил Лавр. – Про тот кошмар забудь…

– Кошмар? Что есть кошмар: моя жизнь в Кленовой усадьбе или моя жизнь в Илидоле? Вольная, веселая, беззаботная, – юноша покачал головой: что бы там ни было, а пропасть между ним и отцом не убывала. – Никогда она не будет для меня кошмаром, – эти слова он постарался сказать твердо и сурово, чтоб король понял: не стоит пренебрежительно отзываться об илидольском периоде жизни сына.

Лавр понял это, слегка сведя вместе брови, затем опять пригласительно кивнул на вход в замок.

– А мой друг Ларик? Как его устроят? – Мелин не торопился оказаться под сенью отчего дома. – Он не слуга мне, а друг. Желаю, чтоб с этим считались.

– Без вопросов, сынок, – в который раз кивнул король. – Временно он поживет с кем-нибудь из придворных. Хоть бы с бароном Валером. Когда мы определим тебе покои, Ларик может жить где-нибудь поблизости. Слава богу, комнат в нашем дворце предостаточно.

Теперь согласно качнул головою кронпринц и взошел-таки на ступени, ведущие в замок.

Показалось Мелину, что не в доме он, а по-прежнему – на улице. Это вышло из-за того, что сводчатый потолок холла, поддерживаемый тонкими, украшенными изящной лепниной, колоннами, уходил далеко вверх, а анфилада арок – далеко вперед, словно продолжение улицы. Из-за множества стрельчатых окон было светло и холодно. Даже ветер гулял в здешних коридорах, тревожа висевшие на стенах тяжелые, старинные гобелены, длинные и узкие, с геральдическими зверями, деревьями и цветами.

Вошедших встретил толстый, важный мажордом в роскошном наряде и дежурная прислуга. Других обитателей дворца не наблюдалось – по причине слишком раннего часа.

– Государь мой, – почтительно склонился перед Лавром толстяк.

– Доброе утро, Гурий, пусть приготовят ванну. Мне и вот этому молодцу, – король указал на Мелина, который, потрясенный размерами коридоров, рассматривал, задрав голову, насколько высоки здесь колонны, перевитые зеленым плющом, который по специально натянутым шнурам поднимался из больших каменных кадок к потолку.

Через пару минут юноша уже сидел на мягком диване, укрытом серебристыми волчьими шкурами, в королевских покоях и смотрел, как истопник разжигает огонь в красном гранитном камине, а пятеро слуг вкатывают в комнату огромную деревянную бадью, полную горячей воды. В ней плавало большое количество душистых розовых, белых и алых лепестков.

– Это – для тебя, – кивнул на бадью Лавр. – Раздевайся и отмокай. Думаю, будешь рад. Для меня готовят то же самое в опочивальне. Халат возьмешь мой. Судя по всему, он будет в пору. Как и вся та одежда, что тебе здесь понравится, – король с улыбкой распахнул перед сыном резные дверцы гардеробной. – Ростом и плечами ты весь в меня, – сказал эти слова весьма довольным тоном. – Так что пока не обзавелся собственными платьями, можешь пользоваться моими. Согласен?

– Думаю, нет шанса отказаться, – пожал плечами Мелин. – Мои обноски вряд ли годятся для столь блистательного жилища, – развел руками, демонстрируя старую потрепанную куртку, на которую еще доспехи одевал во время заварухи в Илидоле.

– Я рад, я счастлив! После ванны – сидим здесь и балагурим! – король с почти детским восторгом пожал сыну руку и чуть ли не вприпрыжку удалился в соседнюю комнату.

Мелин вздохнул, когда за отцом закрылась дверь, и вопросительно глянул на тех слуг, что не пошли с государем, а остались с ним:

– Чего ждем, господа?

– Мы поможем вашей милости разоблачиться и погрузиться в воду для омовения, – вежливо и красивыми словами ответствовал старший из них, низко кланяясь и подметая при этом пол серебряной бахромой, украшавшей рукава его куртки.

– Ха! – юноша не сдержал улыбки. – Разве я дитё малое? Это я и сам в состоянии проделать. Так что – идите, отдохните, что ли. Не шутка – такую бадью припереть.

Слуги поклонились и вышли.

'Ванна. Когда это я последний раз ванну брал? – подумал Мелин, глядя на бадью. – Что ж, начнем все с самого начала… Ванна – еще не самое страшное, что меня здесь ожидает…

В пару секунд он сбросил с себя грязную и потную одежду и, отогнав в сторону флотилию лепестков, опустился в воду.

Теплые капли душистой воды,

Прочь прогоните волны беды, – улыбнулся Мелин, расслабляясь.

Он ведь всегда любил тепло и уют. Запрокинув голову назад и погрузившись по шею, кронпринц отрешенно уставился в потолок, расписанный причудливыми узорами виноградных лоз. Еще пару минут такого отдыха, и глаза молодого человека сами собой закрылись – к уставшему и разморенному Мелину пришел сон…

Привиделась светлая березовая роща – любимое место прогулок влюбленных горожан и горожанок Илидола. Пек-Рифмач тоже иногда бродил там. Не потому, что был влюблен, а потому, что любил нарядные стволы берез.

Лето, тепло, много солнца и зелени. Он гуляет, расчесывая ногами спутанные космы длинной, не знакомой с косарями, травы. Только зачем на нем доспехи? Они слишком тяжелы, они помяты, покрыты грязью и кровью, словно он только-только из битвы. Он, наверно, очень странно выглядит – темный, страшный воин среди нежных, умиротворяющих красок рощи…

Опасность! Опасность!

Рука сразу привычно выхватывает верный клинок.

Опасность? Где?

А я готов! Повоюем!

Вот он враг – высокий, закованный в сияющие доспехи, вихрем несется на него, топча траву тяжелыми рыцарскими сапогами, срубая огромным, синим мечом молоденькие деревца, что встают у него на пути. Страшный, жестокий разрушитель…

– Лорд Гош? Опять? Мало тебе пробитой ноги? – рычит Мелин и резким хлестким ударом отбивает первую атаку синего клинка. – Хаааа! – его воинственный крик разносится странным долгим эхом.

Одно дело обороняться, другое – атаковать. И Мелин готов. Он рад атаке. Оборона – для зеленых бойцов.

Упредив еще один выпад противника, юноша ударил в ответ. Коготь Орла – так назывался прием. Сверху вниз, хлестко – в плечо. Если правильно рассчитать и приложить силу, никакой наплечник не выдержит.

И доспех не выдержал – треснул, принял в себя кусающее лезвие клинка, как яблоко принимает нож. Вместо сока – кровь, алая, горячая, тягучая – брызнула. Синий наплечник стал красным.

Враг упал на колени, а Мелин почувствовал, с каким злорадством расползаются его губы в жестокую ухмылку.

– Получи, гад! – выкрикнул он, вырвал меч из раны противника и замахнулся, ударяя по опущенному забралу.

Оно отлетело вмиг, сорвавшись с крепления, и вместо лица лорда Гая Гоша Мелин увидал лицо короля Лавра. Белое, бескровное, с огромными серыми глазами, в которых мерцали боль и отчаяние.

Юношу с головы до ног обдало жаром, словно пламя небесное на него обрушилось, и даже дыхания не стало, чтоб вскрикнуть…

– Пррроклятие! – выкрикнул Мелин, выныривая из воды: уснув, он съехал туда с головой.

Вытерев лицо ладонью, пришел в себя, отдышался, повторил уже спокойнее:

– Проклятие. Утонуть недолго…

Сердце в груди билось так, как никогда: колотилось, словно пробежал он всю землю кругом.

Мелин выбрался из бадьи, взял простыню, которую ему оставили на табурете, завернулся в нее, сел на диванчик у камина, протянул босые ноги к огню, и уютное тепло понемногу сгладило неприятные ощущения, рожденные сном.

Потом взгляд юноши кое-что поймал. Как же он сразу не заметил: на стене, меж двух узких и высоких окон, висела картина с маками. Та самая, что он нарисовал отцу семь лет назад в Кленовой усадьбе. Три распустившихся мака, пузатая полупрозрачная ваза из дорогого белого стекла, распахнутое окно с цветущим садом и солнечным днем на заднем плане. Как же старался тот мальчишка, что укладывал краски на холст. И как же потом хотелось разорвать эти маки. В клочки, чтоб и воспоминания не осталось…

– Бог мой. Я ведь любил его, но он не желал меня видеть, – прошептал Мелин, чувствуя, как что-то заворочалось, заболело в его груди. – А он? Он полюбил меня лишь тогда, когда я исчез из его жизни. А теперь, кажется, мы поменялись местами…

Глава шестая

– Ваша милость, извольте налево.

– Ваша милость, теперь – направо.

– Ваша милость, поднимите руки.

Мелин был в полной растерянности и не успевал делать то, что просили сновавшие вокруг него портные.

Они прибыли в его покои утром, представились мастером Заном и мастером Норвиком из знаменитого столичного салона одежды 'Петелька' и сказали, что явились по приказу короля, дабы начать работу над праздничным нарядом для 'его милости, его высочества, его светлости кронпринца Мелина Лагаронского'. При этом они так долго не решались заходить в переднюю, расшаркиваясь и кланяясь, что юноше пришлось даже топнуть ногой, нахмурить брови и рявкнуть: 'Да входите же!

Затем началась работа по снятию мерок. Для этого кронпринца упросили встать на небольшую лавку, и подмастерья принялись опутывать его всякими мерными лентами и приставлять линейки.

– Колет будет голубым! – говорил, перебирая образцы тканей, мастер Норвик – тонкий, изящный, девицеподобный молодой человек в наряде нежного салатового цвета, по-детски кудрявый и румяный. – И рукава тоже голубые, с белыми кружевами в швах!

– Помилуйте – только желтым, бледно-желтым! – спорил с ним толстенький, гладковыбритый мастер Зан – мужчина лет сорока в тяжелом бархатном кафтане. – И никаких кружев – только тесьма и бахрома!

– Голубым!

– Желтым!

– Го-лу-бым!

Мелин прикинул, как же он будет выглядеть в голубом с кружевами, и скривился. Потом представил себя в желтом с бахромой и даже сплюнул.

– Ну, дела! – прогремел, отгоняя шустрых подмастерьев и спрыгивая со скамьи. – А мое мнение вас не интересует?

– Ваша милость, слушаем, – мастера портняжного дела тут же прекратили спорить и поклонились юноше.

– Таак, – почесав затылок, Мелин ступил к тканям, провел пальцами по атласным, шелковым, льняным и шерстяным рулонам всевозможных цветов. – Колет будет таким, – и дернул за край переливчатый бархат серого цвета. – А штаны прошу сделать черными, – потом усмехнулся, вспомнив головной убор друга Ларика. – И берет хочу, серый…

– Берет немодно! – хором сообщили портные.

– Что ж модно? -

– Тюрбаны, украшенные золотыми цепочками, а еще восточные шапочки, вышитые бисером, – один из мастеров развернул перед кронпринцем альбом с рисунками всевозможных головных уборов. – Нынче в моде восточные наряды. Я еще посоветую вам на шаровары взглянуть. Их можно украсить бисером и золотыми шнурами. Это будет изумительно!

Мелин растерянно пролистал альбом. Выражение лица молодого лорда было кислым: не особо нравилось то, что видел. Попадались то бесформенные нахлобучки гигантских размеров, то какие-то шапки-недомерки, напоминавшие перевернутые цветочные горшки, щедро усыпанные блестками и жемчужинами.

– Ваша милость, насчет серого цвета вы правы, правы, – поклонился меж тем ему изящный мастер Норвик. – К вашим глазам – серый просто идеален. Разрешите порекомендовать к форме вашего лица тюрбан. Шапочка или что-то высокое не пойдёт…

– Форма лица? С ума сойти – какие тонкости, – подивился Мелин. – А что с моей формой?

– Форма прекрасна – слегка удлиненный овал…

Сказано это было таким тоном, что кронпринц настороженно посмотрел на портного:

– Еще немного, и я сделаю насчет вас, любезный мастер, кое-какие выводы.

– Ваша милость столь проницательны, – изящный молодой человек, покраснев, поклонился.

– Ну, дела, – пробормотал Мелин. – Что ж… что ж… полагаюсь на вас. Тюрбан так тюрбан. Ну, и украсьте его чем-нибудь…

– Ваша милость, не пожалеете! – восторженно заявил Норвик, преданно, почти влюблено, глядя в глаза кронпринцу; тот даже назад отступил. – А еще – укороченный плащ черной тафты, расшитый серебряными нитями и подбитый серебристым шелком! И закажем для вас прекрасные бархатные сапожки с серебряными пряжками. О, это будет потрясающе! – и тут, то ли в порыве вдохновения, то ли из-за какого-то другого порыва, он ухватил Мелина за локоть.

Кронпринц дернулся от неожиданности, а Норвик, муркнув 'о, простите', потупил глаза и ступил в сторону.

Мастер Зан сокрушенно покачал головой, видя, что его коллега смущает высокопоставленного клиента.

– Ваша светлость, – заговорил он, и Мелин был рад к нему повернуться, – с нарядом для торжества мы, похоже, определились, но вам надо еще выбрать повседневные костюмы. Извольте просмотреть модели…

И кронпринц, тяжело вздыхая, опять взялся за объемные альбомы.

Он все выбирал знакомые цвета – черный, бурый, серый, – и самые простые фасоны, а мастера швейного дела уговаривали не бояться яркого малинового, сиреневого, зеленого, нежных пастельных оттенков и тыкали пальцами в самые модные и вычурные по крою кафтаны, колеты и плащи. Причем тонкий-звонкий Норвик не упускал случая сказать что-то вроде 'ах, это подчеркнёт линию ваших плеч! или 'штаны только в обтяжку – столь стройные ноги нельзя прятать! При этом как бы невзначай и легко-легко касался кончиками пальцев локтя либо плеча принца.

Мелин хмурился, а потом все же хлопнул чересчур внимательного мастера по его холеной тонкой кисти, словнокомара прибил, и предупредил низким голосом уличного хулигана:

– Еще раз – и репу начищу!

– Репу?! Чистить?! – изумился Норвик, тараща на принца голубые очи.

– Проще говоря: морду набью! – пояснил Мелин, метнув стальные молнии из своих глаз.

Это девицеподобный портной понял. Ему ничего не оставалось, как пролепетать 'ах, как чуднО' и отойти подальше, уступив место более спокойному мастеру Зану.

Через пару минут кронпринца 'спасли': в его покои, без доклада, громко распахнув двери, зашел Ларик. Вот уж кто никогда не волновался по поводу своего внешнего вида. Недавний 'бык' из бойцовского дома папаши Влоба был облачен в узкий ярко-синий колет с широкими рукавами в желто-синие шашки. В локтях и запястьях они стягивались алыми шнурами, а в плечах имели разрезы, дабы все могли лицезреть, что под колетом на парне – блуза из розового шелка. Штаны Ларика были не узкими, а довольно просторными, тоже синего цвета и под коленями так же стянуты алыми шнурами. Вместо обычных сапог на ноги илидольский щеголь надел эдакое произведение сапожного искусства, как мягкие остроносые полусапожки из красной кожи с вышивкой синим шелком поверху и с синими же каблуками.

– День добрый, ваша милость! – громко заявил о себе Ларик, скинул долой тот самый, любимый свой берет, что отличал его еще на улицах Илидола, и низко поклонился Мелину. – День добрый и вам, господа, – это сказал портным и их подмастерьям.

Те почтительно склонились в ответ и, оценив колористическую палитру наряда молодого человека, посмотрели на него с нескрываемым уважением. Особенно – мастер Норвик.

– Смотрю на тебя и завидую тебе, братец, – вздохнул Мелин, откладывая в сторону альбомы и с тоской глядя на свое отражение в зеркале (оттуда не него пялился невеселый тип в скушном наряде из коричневого бархата). – Быстро ты здесь освоился…

– Так это не сложно, – во все свои крупные, белые зубы улыбнулся Ларик. – Просто не надо на одном месте сидеть. Ходи всюду, мелькай, осматривайся, улыбайся. Я кстати пришел, чтоб тебя вытащить в парк. Там уйма девчонок – в жмурки играют. Забавная штука!

– Братец, ты, похоже, совсем забыл свою Злату, – строго заметил Мелин. – А всего-то два дня прошло, как мы в Тильде…

– Пройти-то прошло, но толку с этого? И Злата не пропадет… А ты вот сидишь в своих комнатах, выходить не торопишься. Заперся, как испуганная парнем девица, честное слово…

– К чему мне мелькать? – возразил Мелин. – Праздник только через три дня. Вот там со всеми и познакомлюсь, и намелькаюсь. Как бы живым остаться…

Он протянул стопку альбомов мастеру Зану и сказал портным:

– Господа, мы все обсудили, заказ я сделал. Больше вас не задерживаю, – и вежливо поклонился, не зная, что тем самым оказывает мастерам высокую честь.

От такого знака внимания Зан и Норвик расцвели.

– Ваша милость! Будьте покойны: все будет готово к сроку, все в лучшем виде! – раскланиваясь и пятясь, они покинули комнаты кронпринца.

Ларик проводил портных довольно надменным взглядом и повернулся к другу, желая продолжить начатый разговор:

– Мелькать-то оно, может, и не стоит, но осмотреться надо. Да и свежим воздухом подышать. Пошли же в парк…

Мелин вздохнул, но, подумав, согласился. Он, в самом деле, получив в свое распоряжение так называемые апартаменты (три просторных и роскошно обставленных комнаты в юго-восточном солнечном крыле дворца), засел там и носа не казал даже в коридор. То ли стеснялся, то ли боялся, то ли просто не хотел. Ему определили камердинера: шустрого, худощавого, чернявого парня-ровесника. Он носил черно-синюю ливрею – цвета королевского дома, которому служил, и звали его Ник.

– Это не мое имя, – признался он Мелину, когда прислуживал за первым ужином принцу. – Мама с папой меня по-другому нарекали. А это имя, простое, дали, чтоб удобнее кликать меня.

– Каково же твое настоящее имя? – спросил кронпринц. – Думаю, мне не составит труда звать тебя так, как родители звали…

– Нет, ваша милость, не положено, – покачал головой Ник. – Я для всех тут Ник. И для вас тоже буду. Лишняя путаница с именами да прозваньями ни к чему в королевском дворце… Оно, конечно, спасибо, за отзывчивость вашу, – тут слуга поклонился до земли господину. – Только мне, на самом-то деле, неважно, как звать меня. Жилось бы спокойно да сытно – вот и вся важность, – и улыбнулся, очень хорошо, по-доброму.

Мелин кивнул, вспомнив вдруг, что, убегая из Кленовой усадьбы, тоже легкомысленно подошел к выбору нового имени. Но никогда потом не жалел, что назвался именем старого садовника.

– А родители твои кто? – продолжал спрашивать Мелин – ему нравилось так, запросто, беседовать с парнем, а Ник, похоже, быстро просёк, чтО в охотку его новому господину, и рад был побалагурить:

– Мои батюшка с матушкой – мелкие дворяне, в земле Данн живут, одну деревеньку в собственности имеют. У них там хорошо: дом каменный над озером. Сад большой, щедрый, виноградники есть, цветники. Матушка моя в целебных травах разбирается, сборы разные делает, крестьянским девушкам свои знания передает. Отец много в саду работает, каждое дерево, каждый куст любит, как с детьми, с ними няньчится. Ему помогают мои старшие братья – их трое. Наверное, поэтому фруктов и ягод у нас всегда много: очень уж большое внимание саду уделяется… В нашей усадьбе даже в такую пору осеннюю хорошо. Данн – земли южные, там теплее, чем тут. Да ведь матушка ваша покойная, насколько помню, оттуда будет, – сказал Ник и спохватился, увидав, как потемнело лицо кронпринца. – Ох, простите меня и язык мой болтливый, – парень даже на колено одно упал перед Мелином. – Вырвал бы его, вот ей Богу!

– Вот еще глупости, – тут же улыбнулся Мелин и протянул ему руку. – За что ж прощения просить и язык вырывать? Вставай, земляк, садись вместе со мной за стол да рассказывай подробней, как оно живется в земле Данн…

Ник улыбнулся в ответ – словно гора у него с плеч упала. 'Видно, повезло мне с хозяином' – подумал, глядя на старшего принца.

Теперь он выполнял все пожелания и приказы господина, весьма расторопно и точно, и Мелина все устраивало. К тому же запросы у молодого лорда были довольно малы.

Первым делом Мелин познакомился с содержимым нескольких высоких витрин и ухватился за книжки, которых давно в руки не брал. Вытаскивал с полки заинтересовавший томик, садился на широком подоконнике у окна, что выходило на золотистый от осенней листвы парк, и читал. Медленно, по слогам, но с огромным удовольствием. Отрывался от страниц лишь тогда, когда Ник оглашал на все апартаменты 'кушать подано! .

Кормили во дворце хорошо и интересно: Мелин постоянно знакомился с каким-нибудь необычным блюдом или напитком. Правда, юноша путался в столовых приборах и бокалах. Какой бокал для воды, какой – для вина, где нож для рыбы, где ложка для салата, – эти знания были для кронпринца мудреной наукой и давались тяжело. Однако в подобные моменты к нему на помощь приходил камердинер: обстоятельно и вежливо он показывал, что на столе, зачем и почему…

Так и пробежали целых два дня Мелина в столице…

– Да, это глупо, – задумчиво пробормотал он теперь, набрасывая на плечи длинную просторную куртку из темно-зеленого бархата – куртку из гардероба отца-короля, и перепоясался широким кожаным поясом. – Глупо затворничать – надо осваиваться на новом месте. Все равно, когда-нибудь придется вылезти из норы и глянуть на свет божий, – и поворотился к Ларику, который как раз мостил любимый берет на голову. – Ну, пошли осматриваться, братец…

Мелин шел по коридору, и гвардейцы, стоявшие в карауле, бодро отдавали юноше честь. Надо сказать, что почти каждый из них знавал короля Лавра в молодости, воевал под его знаменем, и теперь без труда примечал в лице кронпринца черты своего правителя.

– Здорово, здорово, – все шептал на ухо другу Ларик. – Кем мы были? А кем стали?

– Братец, да тебе роскошная жизнь, как крепкое вино, в голову ударила, – заметил Мелин, снисходительно улыбаясь и слегка завидуя: хотелось бы и ему вот так восхищаться произошедшими переменами, но почему-то не получалось.

В дворцовом парке, куда вышли друзья, было прохладно, ветер-хулиган ворошил опавшую листву и трепал ветки деревьев, лишая их последнего убора. Но дышалось легко, поэтому Мелин втянул в грудь побольше этого свежего осеннего воздуха и улыбнулся от удовольствия: здешний ветер и ветер Илидола пахли, оказывается, одинаково – октябрьским увяданием.

– Вот видишь, – довольно протянул Ларик, отмечая улучшения на лице приятеля. – А ты зашился в своих комнатах, как медведь в берлогу на зиму. Нехорошо.

– Согласен, – кивнул кронпринц. – А там, – он кивнул в глубину парка, в сторону высоких кипарисов, из-за стройности и одинаковости похожих на солдат, – судя по мелодичным голосам и смеху, некие барышни в жмурки и играют?

– Ага! – расхохотался Ларик и сам себя по коленке ударил. – Интересно стало?

– Да-да-да! Хочу посмотреть, насколько хороши девушки, призванные украшать королевский двор, – в тон ему ответил Мелин. – Как думаешь, они лучше илидольских цветочниц и белошвеек?

Ларик вновь засмеялся:

– О белошвейках не скажу, но вот с мясниковыми дочками и королевам тяжко соперничать!

– Что ж, посмотрим, – подмигнул приятелю разрумянившийся кронпринц. – Только торжественного выхода мне не надо. Явимся скромно, без фанфар и барабанов.

– Как пожелаете, ваша милость, – кивнул Ларик, шутливо кланяясь наследнику лагаронского престола.

Глава седьмая

Молодые люди, словно резвые жеребчики, сорвались с места, чтобы быстрее попасть туда, где им желалось оказаться. Мелин, более легкий и быстрый, первым достиг кипарисовой изгороди. Остановился и осторожно выглянул из-за кустов, не желая быть обнаруженным раньше времени.

За душистыми деревьями находилась большая, залитая солнцем поляна. Ее изумрудную траву украшала россыпь красных листьев, облетевших с соседних кленов и ясеней, и на этом великолепном осеннем ковре прекрасно смотрелись белоснежные мраморные скамейки и большая статуя тонконогого, крылатого коня. А еще замечательно вписывалась в пейзаж шумная, веселая, пестрая стайка девушек. У одной, невысокой и пухленькой, в розовом наряде из длинной юбки и просторного жакета с высоким объемным воротником, были завязаны глаза, и она, растопырив руки с короткими и толстыми, как у ребенка, пальчиками, пыталась ловить подруг. Те звенели в мелодичный серебряный колокольчик, украшенный зеленой лентой, перебрасывали его друг дружке, смеялись, бросаясь врассыпную, или тонко визжали, когда водила оказывалась слишком близко. Через пару минут розовая барышня поймала одну из хохотушек и, радостная, повязала ей платок на глаза, раскрутила и толкнула в середину поляны. Опять пошло веселье, опять замелькал, зазвенел серебряный колокольчик.

– Смотри, брат: вон та очень даже красивая, – шепнул Ларикна ухо Мелину. – Та-та, в коричневой курточке и вязаной шапке с кистями. Видишь? Ну, что скажешь?

– Про Злату не забыл? – улыбнулся кронпринц.