Текст книги "Вояж Проходимца"

Автор книги: Илья Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

Глава 3

 
И корь, и дифтерит у них,
И оспа, и бронхит у них,
И голова болит у них,
И горлышко болит.
 

Перечисление симптомов

Берег понемногу заворачивал влево, и мы, следуя узкой полосой пляжа, тоже шли левее. Я заметил это не сразу, но, когда оглянулся, не увидел того утеса, что мы обогнули минут пятнадцать назад. Санёк шел, задрав голову, ища место, где можно было бы вскарабкаться на скалы, но вертикальная серо-белая стена пока не давала нам никаких шансов. Я тоже всматривался в скалы, но не забывал глядеть и на море, где могло показаться судно, и на загибающуюся полоску пляжа, а еще с восхищением поглядывал на мелькающие веревочные подошвы Ками. Чуть более чем за полчаса девушка умудрилась склеить себе пару мокасин, которые выглядели очень даже презентабельно, и я ни за что бы не сказал, если бы не знал, что они сделаны из подкладки скафандра и альпинистской веревки.

– Что-то не так, Лё-ша? – Ками обернулась и заметила, что я смотрю на ее ноги.

– Я поражен твоим мастерством, – признался я. – Для меня это недосягаемо и непостижимо, честно говорю…

Ками рассмеялась, ткнула меня в плечо, но было видно, что ей приятно.

– Мой приемный отец, кроме рыболовли, подрабатывал тем, что шил обувь, – призналась она. – Вот я и наловчилась, помогая ему. На самом деле, без твоего «Кото-хи» я бы не справилась.

– Все равно я восхищен, разрешаешь быть восхищенным?

Ками улыбнулась, хотела что-то ответить, но тут же наморщила нос:

– Ты чувствуешь запах?

Я не чувствовал ничего, но ветер дунул немного с другой стороны, и на меня пахнуло… Нет, это был не запах, это была настоящая вонь, сладковатая вонь разложения.

– Чем-то пахнет вроде? – У Санька притупленный нюх, так что в таких случаях я ему немного завидовал.

– Рыба, наверное, гниет, – попытался найти я ответ. – Выбросило морем, вот и воняет…

– Это не рыба. Уж запах гниющей рыбы мне хорошо известен. – Ками нахмурилась. – Это плоть животного или человека.

Это был человек. Минут через пять мы дошли до того места, где лежал труп, вцепившись в песок скрюченными пальцами.

Санёк, взглянув на тело, тут же отбежал в сторону и нагнулся, ухватившись за выступ скалы. Его вырвало. Меня тоже замутило от вида посиневшего, перекошенного в жутком оскале лица, струек почерневшей, тянущейся изо рта, носа и глаз крови, неестественно раздувшейся шеи…

И главное, запах… Ужасное зловоние разлагающейся плоти, кисло-сладкие, тяжелые, липкие оттенки. Казалось, вонь оседает на коже, остается в носу, поселяется в легких, в гортани…

– Что это за хрень? – простонал от скалы штурман. – Что с ним такое? Он ведь не просто умер?

У меня в голове вертелась мысль, что просто умирают только столетние старички во сне, с улыбкой на покрытых старческим румянцем щеках, но я отогнал ее, не произнеся вслух.

– Может, какое-то химическое оружие? – предположила Ками. – Состояние лица и шеи явно нездоровые, умер, как видимо, в муках, так что…

– Или химия, или болезнь. Думаю, что нам лучше идти в обратном направлении, – поделился я новой мыслью. – Недаром те всадники так увлеченно скакали отсюда.

– И побыстрее, – Санька, по-видимому, до сих пор мучили рвотные спазмы.

Я повернулся к Ками за ответом, но девушка пристально вглядывалась в море. Взглянув в ту же сторону, я увидел небольшое судно, выкрашенное в черный цвет, довольно быстро движущееся к нам и оставляющее за кормой густой шлейф темного дыма.

– Что-то мне это не нравится, – Санёк уже отошел метров тридцать от нас и теперь повышал голос, чтобы перекричать порывы ветра. – Мы будем ждать, пока они подойдут?

Я не знал, как правильно поступить в этой ситуации. Конечно, мудрее было дождаться судна и попытаться выяснить у команды, что здесь происходит, но предчувствие подсказывало: нам стоит побыстрее убраться с этого места.

Тем временем на судне взвился белый дымок, через долю секунды до нас докатился звук выстрела, и одновременно с ним скала, недалеко от Санька, брызнула каменным крошевом.

– «Болванкой» [29]29
  Болванка– не имеющий взрывчатого вещества снаряд или снаряд с неактивированным взрывателем.


[Закрыть]выстрелили, – прошептал я, наблюдая как штурман несется к нам сломя голову.

– Эт-то че за хрень?!

– Спокойно, Саня, нас, похоже, предупреждают о чем-то…

Я не отрывал глаз от судна, что было уже совсем рядом. Небольшой катер, что-то вроде земного прибрежного сторожевика. Привод определенно винтовой – колес не видно, – а вот двигатель паровой, вон труба-то как дымит.

Катер не стал подходить близко. Метрах в ста пятидесяти, может чуть больше, он повернул вдоль линии берега. На палубе, ухватившись за поручни, стояли люди и глядели на нас, но лиц не было видно – их скрывали странные глухие намордники и очки над ними, делавшие людей похожими на длинномордых, лупоглазых собак. Пара человек застыла у небольшого орудия на носу судна, еще несколько суетились у выкрашенной в белую краску шлюпки. Снова грохнуло, потом еще раз, еще… Снаряды впивались в прибрежные скалы, выбивая вихри осколков и белую пыль. На этот раз это были не «болванки», и грохот взрывов заставлял меня морщиться и зажимать уши руками.

– Похоже, знакомиться с нами не собираются, – пробормотал я, глядя уже на корму катера.

Судно прошло немного дальше того места, где в скалу врезался первый снаряд, и от него отвалила шлюпка с гребцами. Когда я сделал в ту сторону несколько шагов, с кормы катера ударила винтовка, и пуля звонко отскочила от скалы в нескольких метрах впереди.

– Лё-ша, не нужно, – проговорила Ками, беря меня за руку.

– Нет, ну нас явно не пускают назад, – поделился я своими соображениями.

– И чего мы вечно в какую-то хрень вляпываемся? – горестно воззвал штурман.

– Подобное притягивается подобным, – я нашел в себе силы пошутить, хотя сердце давно уже билось где-то в районе желудка или еще ниже.

Шлюпка ткнулась в берег, люди в намордниках бодро соскочили в воду, но вытаскивать свою посудину не стали, оставив одного человека в ней. Затем они завозились у низа скалы, в клубах пыли, передавая из шлюпки какие-то довольно крупные ящики. В это время несколько винтовочных стволов смотрели на нас с катера, не давая подойти к работающим на берегу.

– Мне кажется, будет разумным отойти подальше, – произнесла Ками неживым голосом.

Санёк непонимающе взглянул на нее, но девушка уже пошла по берегу, увлекая меня за руку. Штурман пожал плечами и пошел следом, все время оглядываясь.

– Лех, ты, вообще, понимаешь, что здесь творится?

– Не совсем, но, кажется, начинаю догадываться.

Люди на берегу прекратили свою работу, попрыгали в шлюпку и стали усердно грести к катеру. Тонкая струйка дыма потянулась от места их работы.

– Зажмите уши и откройте рот, – посоветовал я, поняв, что это значило. – А еще лучше – давайте укроемся вон за тем выступом.

Земля вздрогнула. Ударная волна пролетела над пляжем, заставляя скалы осыпаться мелкими камнепадами. Крупные осколки камня, настоящие булыжники, посыпались вокруг, словно град-переросток. Обняв Ками, я накрыл свою и ее голову курткой, как будто это могло нам помочь при падении каменной глыбы. Санёк приткнулся рядом, застыл, опустив голову меж тощих коленей. Затем округу заволокла каменная пыль, и мы закашлялись из-за першения в горле. Взрывы прекратились, но грохот и треск от рушащихся скальных пород звучали еще несколько минут. В ушах звенело. Земля продолжала содрогаться от могучих ударов, словно гигантские многотонные кенгуру затеяли скачки на морском берегу.

Когда шум осыпающихся камней наконец стих, я высунул голову из-за скального выступа и увидел сквозь клубы оседающей пыли, что лодку уже начали поднимать на борт катера.

Берег было не узнать. Там, где только что тянулась линия песчаного пляжа, громоздился завал из дико вздыбленных каменных пластов. Скалы обрушились длинным языком, уходящим в море на десятки метров. Все вокруг было покрыто налетом белой пыли, что проникла, похоже, во все щели на одежде и мерзко скрипела на зубах.

Умно сработано. Профессионально. Взрывали именно в том месте, где иссеченные скалы нависали над узкой полоской пляжа. В ином случае такой обширный эффект вряд ли был бы достигнут.

– Перекрыли. Наглухо, – пробормотал я, вспомнив слова дражайшего украинского президента. – Теперь, скорее всего, выставят пост по ту сторону завала.

– Ты это о чем? – Санёк отплевывался от пыли и не понял смысла крылатой фразы. – Какой пост? На хрена им здесь перекрывать?

– Чтобы не выпустить то, что не должно быть выпущено.

И я непроизвольно взглянул на лежащий в паре десятков шагов от нас труп, превращенный каменной пылью в белую куклу.

Бухта открылась неожиданно. Скалы сначала приблизились к линии прибоя, так что нам пришлось шагать по колено в бьющейся пене, обходя довольно большой утес, а затем резко ушли влево, открывая обзор на обширную водную поверхность и панораму города за ней. Полукольцо темных гор, катящиеся через перевалы облака, свинцовая вода бухты… Мрачноватая и неуютная картина, если говорить откровенно. По крайней мере первое впечатление не добавило в мое сердце жизнерадостности. Может быть, потому, что в нем довольно надежно поселилось дурное предчувствие.

Горловина бухты представляла собой плавный широкий зигзаг: тот самый утес, который нам пришлось обходить, закрывал ее с моря, так что издалека можно было и не рассмотреть, что среди береговых скал есть проход во внутреннюю акваторию.

На рябой от ветра поверхности бухты было совсем немного судов, все – мелкие, причем практически все они стояли в центре бухты, словно боясь приблизиться к ее берегам, так что линия причалов была полностью открыта и хорошо просматривалась. Город уступами спускался к причалам, докам и длинной набережной, живо напомнив мне крымские городки, вот только размером он был значительно крупнее. Здесь, судя по размаху, могло жить до трехсот тысяч людей, а то и больше, смотря какая заселенность. А у морских портовых городов заселенность обычно высока: легко найти работу, много приезжих.

Город был невысок – в два-три этажа, и, подобно горам и бухте, тоже мрачен, несмотря на то что многие здания были построены из светлого камня. Возможно, этому виной была пасмурная погода, заливающая округу серым оттенком, возможно – темные многочисленные дымы, поднимающиеся над крышами и упирающиеся в хмурое небо, будто стараясь поддержать его, удержать от падения. И это были совсем не печные дымки.

– У них там пожары, что ли? – Санёк, снова замерзший из-за промокшей одежды, клацал зубами, словно кастаньетами.

– Да нет, Саш, это они от болезни отгораживаются.

– Ты все же думаешь, что там эпидемия? Может, Ками права и это применение химического оружия?

Я вздохнул, пожал плечами, ощущая, как в животе медленно растет холодной и тяжелой ледяной глыбой предчувствие чего-то очень нехорошего. Впрочем, почему предчувствие? Скорее – полнота осознания, что один хитрож… желтый работодатель, наниматель, заказчик – как хотите! – опять провел за нос тупого, наивного, недальновидного Проходимца. Чаушев вручил мне серебряный бокс-«портсигар», сказав, что там лекарство для его хорошего друга, который срочно в нем нуждается. И никак не намекнул, что друг болен не один, а весь его город охвачен какой-то мерзкой болезнью, от которой у людей раздувается горло и синеет лицо, а кровь так вообще хлещет из всех имеющихся отверстий. И – да! – болезнь, скорее всего, смертельная и крайне заразная. Это уж совсем нетрудно понять. Достаточно взглянуть на труп бедолаги рядом с завалом.

– Смотри, – я ткнул пальцем в сторону лежащего на боку небольшого парохода со сбитой трубой и болтающимися за бортом сходнями. Пароход был совсем недалеко от нас, так что невооруженным взглядом были видны все подробности. – Смотри, вот это судно пыталось покинуть гавань, и его попросту расстреляли и пустили бы на дно, но оно село на банку рядом с горловиной бухты. Почему? Не затем ли, чтобы не выпустить на волю изолированную в этой долине заразу? С той же целью и пляж завалили. Между прочим, я считаю, что наши знакомцы-всадники были именно с этого издырявленного корыта. Ну не на лошадях же они переплыли эту бухту, в самом деле!

– Ну да, – поддакнул штурман. – Здесь километра три… или даже больше. Так что делать будем?

Вид у Санька был достаточно растерянный. Я и сам ощущал себя не в своей тарелке, да и было из-за чего: перспектива войти в город, где, скорее всего, разразилась эпидемия какой-то чумы, совсем не радовала. Оставаться же на скалах – тоже не выход.

Пока я вглядывался в усеянный дымами городской пейзаж, Ками решительно направилась к расстрелянному пароходу.

– Сань, посиди здесь, – я пошел вслед за девушкой.

– И чем мне заняться?

– Считай дымы над городом.

– Нет никакой необходимости идти со мной.

– Нет никакой необходимости вообще туда идти.

Ками остановилась, прищурилась, окидывая меня взглядом:

– У меня в крови противовирусный коктейль, ввела перед тем, как перейти на Тераи.

– Мне тоже Шварц что-то такое колол…

Ками нахмурилась:

– Лё-ша, ваши жалкие сыворотки даже сравнивать нельзя со специальным набором для шебекского спецназа.

– Ага, и микробы дохнут на расстоянии десяти шагов от тебя, – я взял девушку за руку. – В таком случае я постараюсь держаться к тебе поближе.

Ками фыркнула, слегка сжала мою ладонь и осторожно высвободила руку.

– Ладно, иди. Только не мешай мне, что бы я ни делала.

– Да боже упаси!

Ками ухватилась за толстый канат, свисающий с палубы парохода, и стала подниматься вверх при помощи одних рук. Я наблюдал за ловкой и сильной шебекчанкой, пока она не исчезла за краем борта, и только после этого стал карабкаться по канату. Если бы я мог, как и девушка, подниматься только при помощи рук, я бы сразу последовал за ней. Карабкаться, впрочем, было легко – борт был сильно наклонен, так что, упираясь в него ногами, я довольно быстро поднялся вверх, но чувство неудовлетворенности собой прочно поселилось где-то в районе затылка. Возможно, что это был взгляд наблюдающего за нами от скал Санька.

Перемахнув через борт, я вынужден был ухватиться за его край – палубу здорово перекосило, так что двигаться по ее влажной поверхности было скользко даже в кроссовках. Ками в это время возилась возле шлюпбалок, на которых криво повисла довольно вместительная шлюпка. Сама палуба, вернее ее поверхность у противоположного, заваленного вниз борта, представляла собой полный хаос из набросанных ящиков, мешков, бочек… Вся эта масса, съехавшая к левому борту из-за крена парохода, была щедро сдобрена намокшим сеном и конскими яблоками.

Несколько отверстий в борту не были единственными повреждениями парохода: палубные надстройки оказались сплошь измочаленными попаданиями снарядов, целых стекол в иллюминаторах практически не сохранилось, а рубки на этом дырявом корыте вообще не осталось – ее снесли начисто.

– Выходит, что всадники действительно были с этого судна!

Ками бросила взгляд в мою сторону, кивнула. И вновь занялась обследованием рубчатого деревянного днища шлюпки.

Я, держась за борт, стал двигаться к ней. По пути мне показалось, что я заметил какое-то шевеление в мешках у противоположного борта, пригляделся, но ничего не заметил.

Запах на пароходе был неприятный. Гарь от котлов – скорее всего, люки в машинное отделение были открыты, – ароматы конского навоза, мокрого сена, еще чего-то резкого и прогорклого. Наверное, это был запах взрывчатки из искореживших пароход снарядов. Слава Богу, мертвечиной не воняло.

– Нам нужна шлюпка, чтобы добраться до берега, – Ками закончила с осмотром днища и протянула ко мне руку, чтобы помочь до нее добраться. – Эта вроде цела, так что есть шанс до прилива спустить ее на воду.

– Мы уплывем?

– Не думаю, что тот катер выпустит нас из гавани. Нам придется плыть в сторону города, если только не найдем подходящего места для высадки в другом месте бухты.

– Кстати, а где команда парохода? – вспомнил я. – Не всадники же управляли кораблем? Я, конечно, не спец в местном колорите, но одежда всадников ничем не напоминала морскую форму.

– Кто-то там, – Ками кивнула на свалку из сена, мешков и ящиков, где раньше я заподозрил какое-то шевеление. – А другие где-то еще на корабле. Так что держи пистолет наготове и дай мне «Кото-хи», пожалуйста.

Слабый стон прервал девушку. То, что я принял за один из мешков, вдруг приподнялось и двинулось по наклонной палубе к нам, оказавшись человеком, вставшим на четвереньки.

– Эй, дядя, с тобой все в порядке? – Я осекся, увидев багровые полосы из глаз ковыляющего к нам человека. Низ лица у него был сплошь залит темным, а красные от крови зубы ощерены в жутком оскале.

– Ыыв-гыыы…

– Эй, не приближайся к нам! – Я стал оглядываться в поисках какого-нибудь шеста, которым можно удержать сопящего сквозь кровавые брызги человека на расстоянии, но ничего подходящего не увидел.

Рука Ками скользнула мне за пазуху и выдернула из кобуры пистолет. Я попытался было возразить, но резкий хлопок выстрела прервал мои слова. Ползущий к нам мужчина дернулся и сполз вниз по палубе с дыркой во лбу, оставляя на лакированных досках кровавый размашистый след.

– Какого…

– Ты согласился не мешать мне, – Ками вернула мне пистолет рукоятью вперед. – Или ты предпочел бы оказаться закашлянным кровью? Дай все же «Кото-хи».

Я потрясенно уставился на девушку. Люди убивают заразных больных обычно из боязни заразиться. Чувства при этом должны перехлестывать через край. Ками же была абсолютно спокойна, деловита. Словно мимоходом муху прихлопнула.

И внутри меня снова зашевелились страх и… – да! – даже легкое отвращение. С таким чувством обычно люди смотрят на ядовитую змею, зная, что она носит смерть в своих зубах.

Ками тем временем перерезала какой-то трос, потянула другой и качнула шлюпку в сторону борта.

– Тяжелая. Не знаю, сможем ли мы перевалить ее за борт.

За бортом послышалась возня, тяжелое сопение, и я автоматически наставил пистолет на появившуюся оттуда голову. В этот момент я как-то забыл про человеколюбие. Но, в отличие от Ками, мною руководил примитивный страх.

К счастью, лицо, выглянувшее из-за борта, не было залито ничем, кроме обильного пота.

– Ты чё это в меня стволом тычешь? Чё у вас тут происходит?

Санёк перевалился через борт и присвистнул, окидывая взглядом всю картину:

– Ни фига се! А это чё, – палец штурмана ткнул в сторону кровавой полосы, заканчивающейся трупом, – к вам лез?

– Старайся не подпускать к себе окровавленных людей, – хмуро пробормотал я.

– Они лезут? Чтобы укусить? Заразить?

Я промолчал, налегая вместе с Ками на борт шлюпки. Нам, даже с помощью присоединившегося к нам Санька, ни за что не удалось бы перевалить ее с палубы, но то, что суденышко было подвешено на шлюпбалках, сыграло свою роль: когда тяжелый корпус миновал фальшборт парохода, Ками полоснула «кинжалом» по тросам, и шлюпка рухнула на мокрый песок.

К счастью, высота бортов парохода не превышала четырех-пяти метров, и шлюпка, проехав по наклоненному, утыканному заклепками металлу, оказалась на песке без каких-либо повреждений. Санёк хотел было пошарить по трюму парохода, но я кивнул ему на окровавленный труп, и штурман живо оказался на песке возле шлюпки.

– И как мы допрем ее до воды? – обеспокоенно поинтересовался он.

– Прилив, – лаконично бросила шебекчанка, забираясь в лодку и поднимая с ее дна весла. – Держи.

Санёк принял весла не возражая, что ясно свидетельствовало: штурман напуган. Да это и так было видно по крупным каплям пота на его висках.

Я взял вторую пару весел и вставил их штыри в уключины. Четыре весла всегда лучше, чем два.

– Попробуем выйти из бухты?

Ками пожала плечами:

– Если получится. Ветер будет противный, да и прилив навстречу…

– Странные здесь приливы, – голос Санька был явно напряжен, хоть штурман и пытался не подавать виду, что взволнован. – На Земле все это происходит утром и вечером, а здесь…

Лапшич замолчал, очевидно поняв, что в его словах как раз и заключается ответ.

Первые пенные волны, обтекая корпус парохода, стали добираться до шлюпки. Пароход качнулся, протяжно заскрипел, словно жалуясь, осознавая, что этот прилив – последний в его пароходной жизни. С такими дырами в бортах не поплывешь, не поплывешь…

Шлюпка приподнялась на длинном пологом валу, снова села на днище, передвинувшись на пару метров. Я уперся веслом в песчаное дно, чтобы волны не толкали ее дальше на мель, и она всплыла. Какое-то время мы с Саньком не могли попасть в ритм, путаясь веслами и мешая друг другу, но затем я начал считать вслух, и дело наладилось. Под протяжное «раз-два!» мы обошли все более раскачивающийся и кренящийся набок корпус парохода и вышли на открытую воду.

Ветер сразу стал толкать шлюпку в сторону от горловины бухты. Сила прилива тоже старалась отнести нас к пустым причалам, но мы с Саньком изо всех сил приналегли на весла, и наше хрупкое суденышко, зарываясь носом в пенные гребни, медленно пошло к краю мыса у выхода из бухты.

– Дав-вай, – хрипел я, откидываясь назад с каждым гребком, – зайдем за мыс – легче будет.

– Почему бы нам не поплыть вдоль пляжа, по которому мы сюда пришли? – выдохнул Санёк.

– Потому что там сторожевое судно. Один выстрел из пушки – и мы на дне!

Санёк что-то прохрипел, стараясь не выбиться из темпа гребли. По-видимому, что-то непечатное.

Ками потянула меня за плечо, привлекая внимание:

– Прекращай грести, Лё-ша! Нужно поворачивать!

Я возмущенно – ведь почти догребли до мыса! – обернулся и тут же подавился готовыми сорваться с языка возражениями. Из-за вожделенного мыса медленно выдвигалась огромная серая масса с правильными и резкими очертаниями.

Мои весла зарылись в воду, гася движение шлюпки:

– Саня! Табань! Разворачиваемся влево!

Санёк тоже возмущенно обернулся, тут же затравленно всхлипнул, так что слышно было даже через шум волн и ветра, и принялся усердно загребать правым веслом.

Масса, все выдвигавшаяся и выдвигавшаяся из-за мыса, все больше обрастала подробностями и деталями, теперь уже не оставляя никаких сомнений в своем назначении: это был военный корабль. Странные обводы корпуса и необычные надстройки на палубе не могли сбить меня с толку: только судно, созданное как оружие, могло иметь такие жесткие, хищные очертания. Показавшаяся орудийная башня напрочь разбила все сомнения.

Скорее всего, это был крейсер. Возможно – оборудованный паровыми турбинами. Из трех скошенных назад приземистых труб валил черный дым пополам с паром. Во всяком случае, это было быстрое и грозное судно, предназначенное топить другие, в том числе военные, суда. О скорлупках, вроде нашей шлюпки, и говорить нечего.

– С чего вы взяли, что они будут в нас стрелять? – сомневался Санёк, тем не менее усиленно гребя к берегу. – Может, им до нас совсем и дела нет?

Словно для того, чтобы развеять все сомнения, с палубы крейсера ударила пушка. Это не был главный калибр орудийных башен – скорее вспомогательное орудие, что-то вроде зенитки. Однако попадания снаряда и такого незначительного калибра для нас было бы достаточно. Если бы в нас, конечно, попали.

– Мазилы хреновы! – выпучив голубые гляделки, завопил Санёк и даже подпрыгнул на своей скамье, когда снаряд пролетел над нашими головами и зарылся в волны в десятке метров впереди по ходу шлюпки.

Я же, непроизвольно втянув голову в плечи, словно это могло мне помочь при попадании снаряда, не прекращал грести к причалам бухты. Ками завозилась за моей спиной, словно что-то сооружая, затем она выдернула весло из моих рук. Я обернулся и увидел, что девушка сняла лопасть с весла и вставляет саму палку в какую-то трубу.

– Что она делает? – крикнул вновь принявшийся грести Санёк.

– Парус будем ставить! – догадался я и кинулся помогать шебекчанке крепить к составной мачте верхний блок и устанавливать ее в гнездо почти на самом носу шлюпки. Парус лежал тут же, рядом с парой бухт тонкого троса, представляя собой моток серого неопрятного брезента.

– Хоть парус, хоть мотор прицепите, – все равно от пушки не убежишь!

Санёк, конечно же, был прав. Вот только по нам больше не стреляли. Словно команда крейсера исполнила свою работу, не выпустив нас из бухты, а стараться попасть в болтающуюся на волнах шлюпку – зачем выстрелы тратить?

Зато, вместо мелкого орудия, что до этого палило по нам, ударили орудия двух башен главного калибра. Огромное облако огня и дыма рванулось от крейсера, грохот ударил по ушам и по всему организму, так что я на какие-то мгновения потерял власть над телом: попросту отнялись конечности.

К счастью, стреляли не по нам.

Хриплый вибрирующий рев летящих снарядов располосовал небо над нами. Мне показалось, что вся шлюпка задрожала в такт этому жуткому протяжному хрипу рвущих воздух стальных, наполненных взрывчаткой остроносых труб.

Единственным судном, стоящим у пустых причалов, была средних размеров парусная яхта с изящными обводами и двумя слегка наклоненными назад мачтами. Скорее всего, это была частная яхта, принадлежащая какому-нибудь местному богатею, и стоила она наверняка кучу денег.

До сегодняшнего дня.

Теперь на месте стройного судна возник вихрь из щепок, обломков и огня, к которому прибавились каменные осколки из разнесенной снарядами причального бона. Когда последние щепки упали в воду, а облако дыма унесло ветром, от яхты не осталось ни следа и только изуродованный попаданиями бон курился беловатыми струйками.

Потеряв дар говорить и двигаться, мы с Саньком пялили глаза на то место, где только что была яхта, и совсем не заметили, когда Ками потянула за трос, поднимая парус.

Парус хлопнул, вырывая меня из состояния ступора, напоминая о том, что нужно что-то делать. Я хотел было помочь девушке закрепить брезентовое полотнище, но Ками отправила меня на корму – работать рулевым. Я установил в уключину на корме свое второе весло и направил шлюпку, которую начало разворачивать боком к волнам, по направлению к одному из причальных бонов. Парус снова хлопнул, шлюпка легла на другой галс и немного накренилась, набирая скорость. Ками подтянула конец паруса, закрепила трос и села рядом со мной.

Снова громыхнули орудия крейсера. Снаряды, подняв высокие фонтаны брызг и обломков, легли в середине группы мелких судов, что скучковались посреди бухты. Несколько посудин разнесло в щепы, другие перевернулись. Уцелевшие стали лихорадочно ставить паруса и отходить под прикрытие небольших скалистых островков слева от нас. Больше крейсер не стрелял: его длинная серая тень миновала горловину бухты и скрылась за скалами.

Санёк, невидимый мне из-за разделяющего нас паруса, что-то проговорил, но я не обратил внимания – переводил дыхание. Ведь каждый следующий выстрел с крейсера мог быть нашим.

Прошла минута, пять минут… Все было тихо, только ветер гудел да волны плескались. Между скалами горловины бухты появилось и встало на якорь небольшое сторожевое судно – может быть, то самое, экипаж которого взрывал берег. По-видимому, преследовать нас никто не будет. Да это и невозможно глубоко сидящему в воде крейсеру – сядет на мель рядом со злополучным пароходиком, как пить дать. К тому же с таким изгибом горловины бухты стволы его орудийных башен могут целить только в одном направлении – в конец линии набережной и причальных бонов, где и стояла яхта. Вряд ли получится даже город нормально обстрелять.

Я вздохнул, зачерпнул холодной соленой воды и, плеснув на лицо, активно потер щеки. Затем повернулся к Ками.

Девушка, вцепившись побелевшими пальцами в мокрое дерево борта, смотрела куда-то вбок, вздрагивая от крупной, накатывающей волнами дрожи. И взгляд ее глаз мне очень не понравился. Нехороший такой, остановившийся взгляд.

Я пододвинулся ближе и обнял шебекчанку, поддавшись заполнившей сердце удивительной нежности. Словно что-то поменялось во мне, когда я увидел, что непробиваемая, отважная, яростная в бою Ками – тоже девушка, которая, как и все женщины мира, нуждается в том, чтобы ее обняла заботливая, крепкая мужская рука.

Ну, по крайней мере, иногда нуждается.

И еще я надеялся, что моя рука для этого достаточно крепка.

– Слушай, – брякнул я первое, что пришло мне на ум, – как ты умудряешься такой маникюр поддерживать? Ногти… словно ты только что из салона вышла! В чем фокус?

Девушка автоматически подняла ладонь и взглянула на идеальной формы ногти, в которые, такое впечатление, можно было смотреться.

– Это не мои ногти, – проворчала она. – Я заменила родные на имплантаты из специального полимера со сложной молекулярной решеткой. На Шебеке хватает специальных клиник.

Ками нарочито поскребла ногтями по дереву борта, снимая тонкую стружку:

– Теперь ими можно веревки резать… Или горло. Еще один инструмент в арсенале. А что, не нравятся?

Шебекчанка специально пыталась быть грубой, но меня радовало уже то, что она зашевелилась, отвлеклась от своего ступора.

– Очень нравятся. И вообще, у тебя очень красивые руки… – И я, сняв ее руку с борта, стал разминать замерзшие пальцы.

Ками робко взглянула мне в глаза из-под прилипшей ко лбу мокрой челки, и я улыбнулся ей, чувствуя как из моего сердца уходит страх, сменяясь желанием защищать, оберегать, хранить эту необыкновенную, доверившуюся мне девушку.

– Хорошо, что ты рядом, – тихо, почти неслышно произнес я, почти желая, чтобы Ками этого не расслышала, но понимая, что говорю сейчас абсолютно искренне.

Однако девушка расслышала. Возможно даже – прочитала по губам. Во всяком случае ее карие глаза вновь наполнились удивительным теплом, как тогда, на пляже. Дрожь практически прошла, и лицо Ками казалось так рядом… ее губы…

– Эй, вы чего, совсем охренели?! – взорвал замерший мир резкий и такой несвоевременный голос Санька.

Надо же, а я и не замечал, какой мерзкий у нашего штурмана голос.

– Вперед смотрите, отмороженные!!! Мы сейчас в пирс врежемся!

Я, спохватившись, переложил импровизированный руль, Ками потянула за трос, и шлюпка, благополучно разминувшись с ниспадающим к воде концом причального бона (по незнанию обозванного Саньком «пирсом»), скользнула вдоль его каменной «щеки».

Мокрой грудой съехал на дно шлюпки парус, Санёк, кряхтя, вскарабкался на край бона, подтянул нос суденышка, привязал канат за каменный столбик, кажется их кнехтами называют. Я подал штурману рюкзак, перелез на бон сам, подал руку Ками. Девушка, конечно же, могла одним движением оказаться наверху, но с благодарностью взглянула на меня, принимая помощь.

Ветер дул все сильнее, нагоняя волны, бросая брызги над боной. Бухта совсем потемнела, только белые барашки мелькали то там, то здесь на ее свинцовой поверхности. Я повернулся спиной к брызгам и застыл, глядя на мрачный город с пологими столбами дыма, на пустынную набережную и захлестываемые волнами пирсы и боны. Впрочем, не совсем пустынную: в самом начале нашего бона стоял одинокий человек и пристально глядел на нас, держа наперевес длинноствольное ружье.