Текст книги "Цена власти (СИ)"

Автор книги: Илья Карпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

– Отпустили? – Игнат сжал кулаки до хруста. – Да ты хоть знаешь, через что ей пришлось пройти? Она ехала в повозке с мертвецами!..

– А к-кроме т-того, – перебил Тейнос Таммарен, – п-прошу сеньора Сфорца заметить, что именно взрыв не т-так давно едва не п-послужил п-причиной его гибели. И именно сир Т-таринора, п-приятель Игната, утверждал, что в крепости безопасно.

Всё это время переводчица тихо нашёптывала на ухо кондотьеру, и его лицо было невозмутимым. Однако теперь он нахмурился и перевёл взгляд на наёмника.

– Я рыцарь, посвящённый вашим дедом, – стиснув зубы проговорил Таринор. – Я воевал за ваш дом и принёс клятву верности. И теперь вы обвиняете меня в измене?

– Много ли значат клятвы для т-того, к-кто всю жизнь был наёмником? – вкрадчиво проговорил Тейнос Таммарен. Одарив Таринора высокомерным взглядом, он обратился к принцессе: – К тому же, если мне не изменяет память, сир Т-таринор и ваш отец были дружны в п-прошлом. Более т-того, именно сира Т-таринора к-король отправил в Высокий дом в к-качестве своего доверенного человека. А Игнату даровал т-титул верховного мага. А не т-так давно этот юноша, к-кажется, едва не устроил драку с к-командиром «Т-терновых клинков». И, несомненно, убил бы его, не вмешайся ваше высочество.

– Всё так, – печально проговорила она.

Воцарилось молчание, которое нарушил Эмилио Сфорца.

– В условиях военного времени сеньор Сфорца считает приведённые доводы достаточными, чтобы подвергнуть рыцаря и его друга мага наказанию. Но, поскольку сир рыцарь является подданным принцессы, сеньор Сфорца желает прежде выслушать её.

Все взгляды обратились на принцессу Мерайю. Все они желали разного, но все ждали одного: королевского правосудия. Наконец, девушка сделала глубокий вдох и заговорила:

– Сир Таринор, верховный маг Игнат. Я вынуждена согласиться с сеньором Сфорца и Тейносом Таммареном, поэтому… – она запнулась, будто слова давались ей с трудом, – … вас заключат под стражу до выяснения подробностей случившегося. Если же ваша вина будет доказана… Вас будет ждать справедливое наказание.

– Благодарю, ваше высочество, – мягко проговорил Тейнос Таммарен. – У меня не было ни малейшего сомнения, что моя будущая супруга примет мудрое решение.

Глава 25

Из широких дверей арсенала монастыря Святого Беренгара, ещё недавно вооружавшего воинов инквизиции, в вечерний полумрак вышел молодой светловолосый человек с обезображенным ожогами лицом. Когда-то его знали здесь как Эрниваля, сына священника, белобрысого мальчишку, что часто обдирал колени и локти, лазая по крышам домов.

Он любил летние ярмарки на крестьянском рынке, потому что там можно было умыкнуть пряник у зазевавшегося торговца. Любил соревноваться с приятелями, кто дальше бросит камень через канал, разделявший нижний и верхний город. Но больше всего он любил День дурака на храмовой площади, который отец запрещал ему посещать.

В тот день, последний день осени, он видел, как «королём дураков» выбрали карлика в колпаке, похожем на корону, и даже сам король Эдвальд Одеринг от души посмеялся над этим зрелищем.

Отец Эрниваля в те годы служил священником в церкви Святой Аминеи, что взирала с холма на восток столицы, район бедняков и печально известную Висельную улицу. Узнав о том, что сын посещал праздник, он страшно разозлился, разразился тирадой о глупости, позорящей богов и людей, а напоследок завёл старую песню о том, что сыну следует пойти по его стопам. И чтобы слова надёжнее отпечатались в памяти, он высек Эрниваля хворостиной, приговаривая, что отправит его в монастырь где-нибудь в Хартланде или даже Нагорье, подальше от столичных соблазнов.

В ту самую ночь юный Эрниваль, разозлившись на отца, решился на то, о чём давно мечтал: сбежал из города.

С тех пор прошло немало лет. Сначала он прибился к рыцарскому ордену и стал Эрнивалем из Дорема, потому что не хотел вспоминать столицу. Потом, волею судеб, вернулся в город к отцу, и тот, конечно, не был рад его видеть. Святое воинство, битва при Лейдеране, кровожадные эльфы и несокрушимые древолюды, разрывавшие людей пополам, а потом пламя…

Теперь всё это казалось давно ушедшим ночным кошмаром. Теперь он Эрниваль, магистр ордена Железной руки, а за спиной дюжина братьев, преданных ему до самой смерти. Двое из них несли фонари на длинных шестах, освещая путь, остальные шагали позади.

Их путь лежал через храмовую площадь в восточную часть города. Ещё недавно этот район мало отличался от того, каким его запомнил Эрниваль в детские годы. Шумный и неряшливый, но всё же необходимый столице лабиринт из домов, складов и переулков, откуда каждое утро во все концы города тянулись подённые рабочие, готовые трудиться за жалкий марен в день.

Здесь, в едком смраде красильных мастерских рождались яркие ткани, в которых щеголяли красотки верхнего города, здесь дубильщики без устали выделывали кожу для шнурков, ремней и щитов доблестных рыцарей, и здесь же нагуливали жирок будущие окорока и колбасы на столах благородных господ.

Совсем недавно они с братьями в очередной раз приносили сюда волю Железной руки. Но то было не справедливое возмездие и даже не акт устрашения, а суровая необходимость военного времени.

В восточной части города, разделённой почти пополам Висельной улицей, проживало множество людей, которые в случае осады не принесли бы никакой пользы. Его величество обозначил их коротким и ёмким словом «никчёмные». Именно от таких «никчёмных» жителей и предстояло избавиться братьям Железной руки несколько дней назад.

Надлежало очистить город от всех, кто мог ослабить его в трудный час. В их число, согласно королевскому указу, попадали дряхлые старики, дети, тяжело больные и калеки, а также малоимущие женщины. «Будто бы там водятся другие», – с усмешкой заметил тогда один из братьев. Остальных определяли в ополчение, а до сражения им предстояло заниматься самой разной работой.

Орден начал с бедняцкой лечебницы при церкви Аминеи. Без всякой жалости опрокидывались койки, людей выгоняли на улицу пинками и палицами. Тех же, кто уже не мог подняться без посторонней помощи, ждала ещё более печальная судьба. Глядя на жестокость тех, кого некогда считали братьями по вере, белые сёстры рыдали, но ничего не могли поделать.

Покидая лечебницу, Эрниваль услышал, как старшая из них прошипела вслед проклятие. Он обернулся, она побледнела и прижалась к стене. Но, на её счастье, у магистра Железной руки ещё оставалось слишком много дел.

Три дня они с братьями вычищали притоны, разгоняли ночлежки и врывались в дома простых горожан. Многие из них пытались прятать детей и стариков, пытались противиться воле его величества и владыки Калантара, однако всё было тщетно: ряды ордена Железной руки были широки как никогда, а в самые жаркие моменты им на помощь приходили войска.

По улицам восточного района вновь потекли реки крови. Эрниваль не слышал столько проклятий даже в тот раз, когда его с братьями отправили сюда впервые. Если тогда некоторые даже радовались, что железная рука, наконец, добралась до отребья, заполонившего эти места, то теперь эта же рука пришла уже за ними.

Поначалу Эрниваль даже пытался вразумить их. Надеялся обойтись малой кровью, велел братьям не калечить несогласных, только если они не нападают первыми. Остальных же просто выводить из домов. Магистр пытался приложить всё красноречие, на которое был способен:

– Это ради вашего же блага, – говорил он. – В трудный час слабые умирают первыми. Запасов города не хватит на всех, лишь на тех, кто поможет ему выстоять. На тех, кто защитит ваши дома…

– Кто б от вас сначала защитил! – скалились ему в ответ.

За три долгих дня сердце Эрниваля ожесточилось. Он видел упрямство и глупость, видел, как люди цепляются за бесплодную надежду, вопреки всему. Прекословят воле короля, нападают на братьев и стражников. Оставь их в покое, и спустя время они же, умирая от голода, будут проклинать всё на свете за то, что остались в плену каменных стен.

Последней каплей стало, когда старуха, жившая в разваливающейся лачуге, наотрез отказалась уходить. Говорила, что выросла в этом городе и, если будет нужно, помрёт здесь же.

– Не нужны мне ваши припасы и прочее дерьмо, дайте старой женщине помереть в собственном доме!

– На вашей шее оберег, – сказал Эрниваль. – Владыка не оставит вас, а её святейшество будет день и ночь молиться за ваше благополучие.

– Благополучие, значит? Тогда передай это её святейшеству, – она сорвала с шеи оберег с железным кулаком, плюнула на него и швырнула в лицо Эрнивалю, – Пусть в задницу себе засунет! Этой девке место не во главе церкви, а…

Закончить фразу старуха не успела. Железный кулак магистерской булавы одним ударом превратил её лицо в кровавое месиво, мгновенно прервав как поток богохульных слов, так и её жизнь. Мёртвое тело рухнуло на пол, истекая кровью, но Эрниваль почти ничего не ощутил, глядя на него. Ни жалости, ни сожаления. Одну лишь злость. Он злился на старуху, на упрямых людей и на самого себя за то, что до сих пор верил в силу доброго слова.

С тех пор он прибегал лишь к силе стали, боли и страха. Каждый раз, когда кто-то оказывал сопротивление, проклинал его и братьев, перед Эрнивалем возникала старуха, поносящая Агну. Тогда его глаза застилала кровавая пелена, и уже ничего больше не имело значения.

И вот теперь они с братьями шли по обезлюдевшему району. Часть опустевших зданий отрядили под склады, где-то поселили людей из предместий, что могли принести пользу, а где-то разместили солдат королевской армии. Впервые за много лет бурлящие день и ночь окрестности Висельной улицы окутала мёртвая тишина, и ночной патруль, наконец, имел шансы обойтись без кровопролития.

Эрниваль обернулся на внезапный шорох в стороне от улицы. Рука потянулась к палице, как и у остальных братьев. Но тревога оказалась ложной: фонарь высветил лишь испуганную крысу, которая тут же забралась под дом.

– Много их тут нынче, господин магистр, – тихо проговорил один из братьев. – Слыхал даже, на людей нападают.

– Брешут, – сказал другой.

– Может и так. Да только вреда от них едва ли меньше, чем от бездельников, что тут прежде жили. Пожрут запасы, народ к весне друг друга жрать начнёт.

– Я к тебе не притронусь, – прозвучало с усмешкой, – уж больно в тебе дерьма много…

В темноте между домами бесшумно промелькнула тень. Эрниваль поднял руку, и братья замолчали.

– Туда, – сказал Эрниваль, – двое.

Но эти двое вернулись ни с чем.

– Тоже крысы, наверное, господин магистр. Или пьянчуги домой возвращаются…

– Таверны закрыли, – возразил Эрниваль. – Приказ короля. И выходить на улицу в такой час запрещено. Рассредоточимся. Вы двое со мной. Остальные – разбиться по трое, обойдите закоулки. Встречаемся здесь же.

Братья не смели спорить. Эрниваль взял один из фонарей, сняв его с шеста – на узких улочках с длинной палкой было не развернуться. С ясного неба глядела полная луна, но в этих лабиринтах её света было недостаточно.

Они прошли несколько переулков, осмотрели каждую лачугу на пути, но никого не нашли. Эрниваль уже было решил, что ему померещилось, как вдруг увидел сразу две тени, перемахнувшие с одной крыши на другую. Должно быть, они были ещё и невесомыми, иначе как хлипкие крыши не обваливались и даже не скрипели под ними?

Магистр бросился в погоню, а братьям велел бежать на перехват по соседним переулкам. Все они не раз посещали эти улицы и неплохо ориентировались в лабиринтах домов даже ночью. Лазутчики же, а Эрниваль не сомневался, что это были они, едва ли знают эти места лучше.

Он остановился на перекрёстке нескольких узких улочек, сжатых покосившимися домами. Огляделся – никого. «Проклятье!» – успел подумать Эрниваль, как вдруг краем глаза уловил медленно крадущуюся фигуру.

Как только он бросился к ней, она тут же скользнула в щель между домов. Эрниваль с трудом протиснулся за ней и оказался в тупике, окружённом высокими зданиями. В повисшей тишине магистр слышал только бешеный стук сердца, мешавший прислушаться. Он надеялся уловить звук дыхания, малейший шорох, но… Ничего не слышал.

Раздосадованный, он резко обернулся, чтобы выйти обратно из тупика, но тут же застыл, как вкопанный. Свет фонаря упал на замершую фигуру в чёрном плаще. Её мертвенно-бледное лицо почти полностью скрывала повязка, а вокруг левого глаза виднелось нечто чёрное…

Воспоминание из той, прошлой жизни ворвалось в разум Эрниваля яркой вспышкой. Была битва. Дракон, пламя. Его придавило телами павших соратников, он позвал на помощь. «Эй! Беловолосый! Помоги!» – собственные слова отдавались эхом в коридорах памяти. И беловолосый помог. Тёмный эльф с чёрными знаками на бледном лице. Тот самый, что стоял сейчас перед ним.

– Драм?.. – проговорили губы Эрниваля.

Незнакомец в плаще, мгновение назад готовый к прыжку, опешил. Он сдвинул повязку на лице вниз, обнажив остальные витиеватые символы.

– Эрниваль… – неуверенно сказал он, – … из Дорема.

Последнее слово вернуло в реальность. То имя из прошлой жизни, потерянной навсегда. Имя мальчишки, искавшего своё место в мире. Теперь же он магистр ордена Железной руки, верный слуга церкви и короны. А перед ним лазутчик армии, что желает разрушить и предать огню всё, что ему дорого. Враг.

Эрниваль выхватил палицу и ударил наотмашь. Драм увернулся и железный кулак оцарапал деревянную стену. В следующую секунду магистр получил подножку, потерял равновесие и выронил фонарь. Когда он поднялся на ноги, рядом уже никого не было.

Он покинул тупик, не выпуская оружие из рук, пролез обратно между лачугами. Свеча в фонаре пережила падение, хоть и горела не так ровно, как прежде. Нужно собрать братьев. Сообщить страже и войскам, чтобы не теряли бдительности. Нужно поймать лазутчиков, пока они не…

В ночной тишине раздался оглушительный звон колокола. Эрниваль обернулся: вдалеке голосила звонница церкви Аминеи, а луна в небе сделалась серой от клубов дыма, что поднимались из-за крыш.

* * *

Эдвальд Одеринг видел один из тех снов, которые про себя называл «железными». В них король входил в огромный просторный зал, залитый ярким светом, где уходившие в бесконечную высь стены отделаны сверкающим металлом.

Они переливались серебряными волнами, покрывались рябью, словно водная гладь от лёгкого ветерка. Будто в серебряном зеркале на них отражались сцены великих сражений и грандиозных побед. Явления триумфа воителей и королей, силы и власти.

Эдвальд ступал по тропе, вымощенной стальными пластинами, облачённый в алый с золотом камзол и королевскую мантию. В этом сне обе руки были при нём, целые и невредимые, а голову украшала железная корона. Впереди в отдалении стоял величественный трон в виде двух ладоней с растопыренными пальцами, свитых из железных нитей и прутьев столь искусно, что не под силу ни одному кузнецу.

Одну из этих «ладоней» занимала Агна. Она выглядела живой серебряной статуей, целиком отлитой из переливающегося металла, а её безупречную красоту дополняла пара раскинутых за спиной крыльев из тончайших железных перьев. Его железный ангел.

Второе же место предназначалось Эдвальду. Всякий раз, когда он видел этот сон прежде, он доходил до подножья трона, поднимался по железным ступеням и садился подле Агны. Она улыбалась, брала его за руку холодными серебряными пальцами и дарила ему поцелуй, сладкий, как церковное вино, и горячий, словно раскалённый на солнце металл.

Но в этот раз всё шло иначе. Добравшись до ступеней, Эдвальд вдруг услышал, как торжественную тишину нарушили тихие голоса. Он остановился и обернулся. Сверкающие стены заходили волнами, из них, будто из толщи воды, выходили люди и тут же направлялись к трону. Все они выглядели неуловимо знакомыми, но некоторых Эдвальд узнавал сразу, и их имена всплывали в памяти замогильным могильным шёпотом.

Вот шествовала рыжеволосая королева Мередит в расшитым жемчужинами свадебном платье, скользящим по железному полу. Её вёл под руку Велерен в белом патриаршем облачении, опираясь на скипетр.

Вот шёл сир Гримуальд Гвил, у которого изо рта сочился расплавленный свинец. Капли падали у его ног и тут же застывали серыми лужицами.

Рядом с ним шагала девушка в буром облачении. Почерневшие губы выделялись на бледном лице, а руки и босые ноги покрывали волдыри ожогов. То была послушница Марта, что отвергла обжигающей страсти короля и стала добычей безжалостного пламени костра.

Вот человек, некогда бывший личным брадобреем короля. Он придерживал кожу лица руками, будто маску. А вот послушник по имени Рутвен с пустым безжизненным взглядом, на чьей шее чернел след от висельной верёвки.

Мужчины и женщины, старые и юные, в доспехах и лохмотьях, платьях и камзолах, посиневшие с лиловыми следами от верёвки на шее и бледные с ранами от клинка, они шли один за другим и обступали Эдвальда всё более плотным кольцом. Каждый из них заплатил жизнью за совершённое преступление и теперь являл собой пример королевского правосудия.

Но вот поток людей иссяк. Звук шаркающих шагов прекратился, в зале вновь воцарилась тишина. Эдвальд остался в окружении мертвецов, под прицелом сотен безжизненных взглядов.

– Зачем вы здесь? – спросил король, оглядывая обступивших его. – Что вам нужно?

– Дать вам то, что вы заслужили, ваше величество, – эхом пронеслось по залу.

Голос оказался до боли знакомым, а вскоре Эдвальд увидел и того, кому он принадлежал. Толпа расступилась. В образовавшемся коридоре вышагивал худой и бледный казначей Явос Таммарен. В его груди зияла рана, окрасившая просторное бело-голубое одеяние тёмно-алой кровью. В руках он держал тяжёлую на вид цепь с толстыми стальными звеньями, издававшую тихий звон при каждом шаге.

Казначей остановился перед Эдвальдом, и из-за его спины вынырнул… Тилль в цветастом шутовском камзоле. Лицо карлика искажала зловещая ухмылка, а одна из его рук была сделана из чистого золота, но двигалась так, будто сделана из плоти и крови. В этой руке он держал ошейник, слишком широкий для пса, но достаточный для…

Эдвальд похолодел. Попытался двинуться в сторону, но тут же ощутил хватку множества рук. Мёртвые пальцы держали запястья, шею, больно впивались в плечи и тянули вниз. Он тщетно пытался вырваться, но, наконец, не выдержал натиска и ударился коленями о стальной пол.

Тилль подошёл ближе и надел ошейник на королевскую шею.

– Прошу, ваше величество, как раз ваш размер, – проговорил карлик. – Вот так, в самый раз!

Эдвальд ощутил тянущую вниз тяжесть, кожу обожгло холодным железом. Лязгнул замок, зазвенели тяжелые звенья, мёртвые руки не давали пошевелиться.

Король с трудом поднял голову, устремил взгляд на трон и обомлел: рядом со сверкающей фигурой Агны возникла другая. Мужчина в закрытом шлеме и чёрных латах, скрывающих каждую частицу его тела. Эдвальд не видел его глаз, но ощущал взгляд. Тяжёлый, гнетущий, беспощадный. Взгляд того, чей голос король впервые услышал в горячечном бреду между сном и явью.

– Прими же свою награду! – прогремело в зале, и воздух наполнился смехом. Лица мертвецов исказились от хохота. Они показывали пальцем на жалкого человека, сгорбленного под неподъёмной тяжестью ошейника.

Конец цепи вдруг вылетел из рук казначея и устремился к трону, найдя пристанище в сверкающих руках Агны. В её взгляде больше не было обожания, лишь презрение, а серебряные губы искривились в безжалостной улыбке.

Она дёрнула за цепь, и Эдвальда швырнуло на пол, словно собачонку. Корона слетела с головы, со звоном покатилась по полированной стали. Король потянулся к ней, попытался встать на ноги, но те сделались ватными, и он тут же упал. Попробовал снова – и вновь оказался на полу. Каждое падение сопровождалось звоном цепи и оглушительным смехом мертвецов.

Тогда Эдвальд попытался подползти к короне, но тщетно. Ошейник впился в горло, стало трудно дышать. Мир вокруг начал меркнуть. Король услышал заливистый девичий смех и обернулся. Та, что некогда ловила каждое его слово, теперь презрительно глядела сверху вниз и смеялась над ним, униженным и бессильным. Его супруга. Его королева. Его… Железный… Ангел…

Эдвальд проснулся с шумным вдохом, едва не вскрикнув. Лоб покрывали холодные капли пота. Ими же пропиталась подушка, а грудь вздымалась, как после тяжёлой битвы.

Он сидел на широкой кровати с балдахином, а вокруг были привычные покои с расписанными стенами. Место правой руки по-прежнему занимал железный кулак, починенный после того, как Эдвальд разбил его о стену. Рядом безмятежно спала Агна. Невинная и безмятежная, в лёгком ночном платье. Король вернулся в реальность со всеми её преимуществами и недостатками.

Он сел на край кровати. Налил вина в бокал и немедленно осушил его. Что значит такой сон? Владыка недоволен им? Сделать Агну матриархом было ошибкой? Или взять её в жёны? Или…

Эдвальд обернулся на девушку. Наверняка её сны спокойны и чисты, как горное озеро, а вера крепка, как стены Чёрного замка. Наверняка Владыка послал Агну в качестве примера. Если она, столь юная и хрупкая, остаётся крепче стали, то и король не даст семенам сомнения пустить ростки в душе. Владыка не оставит ни её, ни его. У них хватит сил одолеть врагов!

Раздался стук в дверь. Эдвальд не поверил ушам. «Кто может беспокоить королевскую чету в столь поздний час?» – подумал он и тут же получил ответ на свой вопрос.

Эрниваль из Дорема стоял на пороге. Молодой рыцарь гвардии, стоявший на страже, не посмел перечить магистру Железной руки.

– Ваше величество, – сказал он обеспокоенно, – прошу простить за поздний визит, но… Случился пожар. Склады. Склады с продовольствием…

Душу Эдвальда затянуло мраком. Он вздохнул и помассировал висок здоровой рукой.

– Что уцелело? – хрипло спросил он.

– Немногое. Мы потеряли по меньшей мере половины запасов зерна. Третью часть круп… Остальное пытаются спасти прямо сейчас. Я отрядил в помощь страже всех братьев…

– Поджигателей поймали?

– Нет, ваше величество, – ответил Эрниваль с такой неохотой, что покривился, словно от боли. – Но я обнаружил лазутчиков вражеских сил. Тёмные эльфы. Я видел их в восточном районе нижнего города, близ Висельной улицы.

– Пусть орден продолжит патрулировать, – сказал король. – И пусть к нему присоединятся войска.

От этого разговора проснулась Агна. Она окинула комнату сонным взглядом и спросила, что случилось. Эдвальд отправил Эрниваля прочь и сказал, что ждёт хранителя клинка в кабинете через четверть часа. Когда магистр покинул комнату, король обратился к жене:

– Спи, любовь моя. Тебе нужно набираться сил, – он положил руку на её живот и добавил: – Вам обоим.

* * *

Вскоре, как и было условлено, король принимал лорда Арана Кавигера в кабинете. Хранитель клинка сдерживал зевоту и держался как подобает настоящему воину, никоим образом не давая понять, что недоволен таким поздним и внезапным вызовом.

Узнав о ночном происшествии, лорд помрачнел.

– Учитывая численность наших войск… Если осада затянется, остаток запасов не удастся растянуть до весны. Даже если сократить паёк до предела. Голод начнётся… – он нахмурился, считая в уме, – … уже к концу зимы.

– В таком случае… – Эдвальд задумался. – Нам нужно меньше людей.

– Простите, ваше величество? – недоумённо спросил лорд Кавигер. – Что вы имеете в виду?

– Устроим вылазку. Ты возглавишь атаку на осадный лагерь.

– Простите, но не лучше ли дождаться подкрепления?

– Лорд Майвен пока что не удосужился даже прислать ответ. Он обязательно поплатится за нерасторопность. И тем не менее, вылазка необходима.

– Но сейчас мы в меньшинстве и потеряем…

Лорд Кавигер осёкся на полуслове. Судя по взгляду, он понял, о чём говорил король. И, судя по нахмуренным бровям, ему это не нравилось.

– Вы желаете, чтобы я вёл людей на убой? Это… не по-рыцарски.

– А по-рыцарски будет наблюдать, как они умирают от голода? – возразил король. – Если твоей бунтующей совести станет легче, главная цель вылазки будет не в этом. Вы возглавите одну часть наших сил, отвлечёте врага, а тем временем сир Гильям со своими людьми разграбят обоз. Уничтожат всё, что сумеют. Запасы армии южан ограничены, а люди нового лорда Форрина грабят подводы из Нагорья. Таммарены истощены и не могут полноценно на это ответить. Если всё получится, мы развернём игру и сами возьмём их измором, а старая добрая энгатская зима нам в этом поможет.

Аран Кавигер слушал без удовольствия, но перечить не смел. Когда король закончил, он лишь спросил, сухо и коротко:

– Когда вы желаете это устроить?

– Послезавтра, с первыми лучами солнца. А завтра устроим переговоры. Пусть враг считает, что уязвил нас и заставил молить о пощаде. К тому же… Я так давно не видел дочь, а ты наверняка будешь рад вновь увидеть сына.