Текст книги "Цена власти (СИ)"

Автор книги: Илья Карпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

Глава 12

Добравшись до палатки, наёмник оставил северянина и отправился к шатру Сфорца в надежде, что сеньор кондотьер всё ещё расположен к нему настолько, чтобы выслушать. Если поблизости прячутся дезертиры, они могут нападать на обозы и передовые отряды, да и местным от них несладко. Таких нужно либо переманивать на свою сторону, либо избавляться раз и навсегда. Висельники на придорожных мильных столбах отлично отвадят негодяев, охочих до грабежей…

«Чёрт, – подумалось Таринору, – так недолго и начать думать совсем как Эдвальд.» Впрочем, какую-то часть мышления прежнего Эдвальда действительно неплохо было бы перенять, ведь в годы войны он поистине блистал в качестве командира. Даже чем-то походил на Эмилио Сфорца. Сражался в первых рядах, смело вёл людей в бой, а в походе и на привале ни словом, ни делом не давал понять, что тоскует по комфорту мирной жизни. Да, когда-то Эдвальд Одеринг был настоящим воином, и, наверное, таким ему и нужно было оставаться.

Если бы он погиб тогда, под Лейдераном, то народная память наверняка запечатлела бы его благородным воителем. Бросил вызов самому королю, отдал жизнь, чтобы отомстить за сестру. Простой люд любит борцов за справедливое, но безнадёжное дело, в этом им видится некая отчаянная романтика. А уже если эти борцы при этом погибают, да так чтобы с мечом в руках и в окружении полчищ врагов, – то вот уже готовый сюжет для песни. Но каким мир запомнит Эдвальда Одеринга теперь? Эйермунда Эркенвальда при жизни прозвали Святым, короля Эдвальда назвала Жестоким родная мать…

Таринор застал Эмилио Сфорца за трапезой, но тем не менее тот согласился его принять. Кондотьер «Золотых львов» черпал из деревянной миски простую чечевичную похлёбку, совсем как его солдаты, а верная переводчица столь же невозмутимо стояла рядом.

Когда Таринор появился в шатре, сеньор Сфорца поднял на него взгляд, не переставая орудовать ложкой. Кажется, прозвучи сейчас сигнал к битве, этот человек, не моргнув глазом, швырнул бы её в сторону, схватил меч и взобрался в седло.

– Парла, – коротко сказал кондотьер, будто бы Таринор ещё вчера не сэкономил его войску уйму времени и сил.

– Сеньор Сфорца готов вас выслушать, – улыбнулась переводчица.

Таринор старался говорить чётко и по существу. Хоть ему и удалось завоевать расположение кондотьера однажды, но мямлей и болтунов такие люди не любят. Девушка-переводчица внимательно слушала и передавала сказанное певучей аккантийской речью, походившей в её исполнении на щебетание птиц. Сфорца же молча слушал и жевал густую похлёбку, ритмично двигая желваками, поросшими чёрной щетиной.

Когда у Таринора закончились слова, а в миске не осталось чечевицы, Сфорца встал и утёр губы. Несколько секунд он молча глядел в стену шатра, а после перевёл взгляд на рыцаря-наёмника и стал что-то быстро говорить переводчице. Девушка ловила каждое слово и, дослушав, учтиво кивнула.

– Сеньор Сфорца не может выделить своих людей для разведки в лесах, поскольку вы не знаете аккантийского языка и не управитесь с ними. Однако он предлагает вам обратиться за помощью к командиру отряда «Терновые клинки», капитану Айдену. Вы достаточно хорошо знаете местность, чтобы разведать всё необходимое и догнать войско до следующего привала.

– А где… – хотел было перебить Таринор, но переводчица перебила его в ответ:

– Капитан Айден находится на личном довольствии принцессы Мерайи. Вы отыщите его неподалёку от её шатра.

Больше задерживать сеньора Сфорца Таринор не смел. Встреча эта оказалась настолько краткой, что он даже забыл ещё раз поблагодарить кондотьера за вчерашнее угощение. Однако, думая об этом теперь, наёмник понял, что подобное было бы лишним.

Он торопливо шагал по стремительно собирающемуся лагерю. Смуглокожие аккантийцы сворачивали спальники, заматывали котелки и укладывали палатки, перебрасываясь незнакомыми словами. Наверное, если достаточно долго побыть среди этих людей, Таринору удастся выучить хотя бы несколько слов, но сейчас ему было некогда вслушиваться в причудливую аккантийскую речь.

Целью наёмника был просторный шатёр, над которым развевалось знамя с изображением белоснежного грифона на синем поле. Такой личный герб избрала себе принцесса Мерайя Одеринг, будущая королева Энгаты.

Таринор слышал, что вместе с людьми Таммаренов принцессу охраняют некие наёмники, но что ими оказались «Терновые клинки» было для него неожиданностью. Об этом отряде слышал, наверное, всякий, кому довелось пожить на Золотом береге или в Атерланде, и Таринор, проведя несколько лет в тех краях, исключением не был.

Командир «Клинков», эльф Айден, слыл отчаянным рубакой и отъявленным сердцеедом с на редкость смазливым лицом, однако Игнат, пересекавшийся с ним при Лейдеране, рассказывал, будто бы с капитаном наёмников произошло нечто такое, что теперь его сложно назвать красавчиком.

«Вон они, должно быть, стоят. Сейчас и проверим», – подумал Таринор, увидев издали зелёные плащи с изображением меча, обвитого шипастой лозой, и узкополые шляпы с павлиньими перьями. Долговязый, в чьей шляпе покачивалось сразу три пера, стоял спиной – сам Айден, без сомнения.

– Эй! – Таринор махнул рукой, подходя ближе. – Это вы «Терновые клинки»? Мне нужен капитан Ааа…

Имя командира наёмников застряло в горле, когда тот повернулся на голос. От увиденного по телу Таринора пробежала дрожь. Смазливое лицо капитана Айдена будто бы угодило под наждачный лист в плотницкой мастерской или проехалось по каменистому склону. Лоб, щёки и скулы покрывало множество безобразных шрамов, сделавших лицо бугристым, как весенний лёд, а кое-где неровные шрамы напоминали глубокие впадины или сжатые беззубые рты, стянувшие кожу вокруг.

Некогда острый эльфийский нос теперь оканчивался тупым обрубком, а правое ухо напоминало неаккуратно оторванный лист бумаги. Губы, один край которых напоминал размытую кляксу, сложились в неприятную улыбку.

– Я Айден, – предсказуемо ответил обладатель изувеченного лица. – И если у тебя какое-то дело к её высочеству, то она сейчас переодевается. Придётся подождать, шатёр и без того набит девицами. Когда принцесса станет королевой, им наверняка воздастся.

– Вижу, вы в неё верите, – усмехнулся Таринор.

– Глупо было бы состоять в этом войске и не верить в неё. Король совсем сбрендил, а вот дочка его девица бойкая. Не боится замарать рук. В такую верить хочется. Особенно учитывая, сколько она нам посулила.

– И сколько же? – неожиданно для самого себя спросил Таринор.

– Ты за этим сюда пришёл, рыцарь? – эльф нахмурил изрезанную бровь, которая теперь росла разрозненными клочками. – Узнать, сколько стоит наша верность? Тебе вряд ли по карману.

– Уж не сомневаюсь. Но на самом деле меня послал Сфорца. Сказал, чтобы ты дал своих людей, и мы отправились на разведку.

Наёмники переглянулись и засмеялись. Сначала беззвучно, а потом уже в голос.

– С чего это сеньор аккантийский кондотьер возомнил, что вправе отдавать нам приказы? – с вызовом спросил капитан Айден. – Мы подчиняемся принцессе Мерайе, и пока…

– И пока её высочество не взошла на трон, она зависит от армии сеньора Сфорца. Так что, как бы вам ни хотелось иного, пока что вам придётся выполнять его… поручения.

– А ты, значит, у него на побегушках? – эльф прищурил глаза. Из-за наросшей грубой кожи они казались немного разными.

– Мне сказали, что неподалёку видели дезертиров. Я решил это проверить и Сфорца предложил обратиться к вам. Но если прославленные «Терновые клинки» предпочитают сторожить шатёр, полный девиц, вместо того чтобы вздёрнуть пару негодяев, то, наверное, они не так уж хороши, как о них говорят.

Капитан Айден сделал шаг вперёд и смерил Таринора изучающим взглядом.

– Ты знаешь, как меня зовут, но сам до сих пор не представился.

– Таринор. Сир Таринор… Пепельный, – нехотя добавил рыцарь-наёмник.

– Ну, стало быть, и я о тебе кое-что слыхал, – вновь улыбнулся эльф. – Ладно, съездим и проверим, что там с дезертирами. Давненько я не разминался. Сколько их там?

– Этого не знаю.

– Значит возьму дюжину ребят. Эббот, остаёшься за старшего. Кевин, за тобой снабжение, проследишь, чтобы всем всего хватило. Если задержимся, догоним на следующем привале. И, ради всего святого, отыщите среди всего этого сброда переводчика. Мне осточертело объясняться с маркитантами на пальцах.

Таринор не смог взять в поездку кобылу Грету, иначе Игнату с Тогмуром пришлось бы тащить поклажу на себе, поэтому «Клинки» выделили ему коня по кличке Вепрь.

– Странное имя для скакуна, – нервно проговорил Таринор, взбираясь в седло.

– Ты, наверное, думаешь, мы сейчас расскажем какую-нибудь забавную историю, из-за которой так его назвали? – усмехнулся один из наёмников.

– Разве нет?

– Нет, – ответил за него капитан Айден, – мы просто однажды напились и решили придумать коню неподходящую кличку. А так он смирный, мы на него поклажу грузим. Ну так… Куда ехать?

Таринор почувствовал себя болваном. За всеми этими разговорами он вдруг вспомнил, что совсем не знает, где Мирана заметила дезертиров. Конечно, можно обыскать близлежащую рощицу, но сказать наверняка может только…

В этот самый момент на плечо рыцаря-наёмника опустился белоснежный ворон со льдисто-голубыми глазами. Таринор было обрадовался, но, заметив изумлённые взгляды наёмников, густо покраснел.

– Вот ты где… Вернулся, наконец… – проговорил он, стараясь не подать виду, что удивлён не меньше остальных. – Чего уставились? Это мой… ручной ворон. Не видели никогда?

– Ишь ты, – присвистнул Айден. – Видал я таких на балаганах, их ещё говорить учат для смеха, в основном ругательства и гадости всякие. Но чтоб ещё и белый… Где ж ты такую диковинку раздобыл?

– А у маркитантов, на первом привале после Высокого дома. Он ещё не совсем ко мне привык, потому и улетает, болван…

– Бол-ваан! Бол-ваан! – повторила птица, и Таринор выругался про себя.

«Нашла время хвастаться новым выученным словом, Мирана», – пронеслось в его голове.

– Так, давай договоримся, – прошептал он, стараясь, чтобы наёмники не услышали. – Один «кар» значит «да», два «кар» – нет, – Ясно?

– Бол-ваан! – каркнул ворон.

– Прекрати, – шикнул Таринор.

– Бол-ваан! Бол-ваан!

– Нашла время ребячиться… Ай, чёрт с тобой, ладно. Один «болван» – «да». Два «болвана» – «нет». Пойдёт?

– Бол-ваан! – крикнула птица и, взмахнула крыльями.

– Какой умный, – засмеялся Айден. – Продашь?

– Нет, – тут же ответил Таринор и добавил вполголоса, приблизившись к тому месту, где у ворона должно быть ухо: – Но, если такие выходки повторятся, начну об этом задумываться.

– Болваан!

– Ладно, помнишь, где видела дезертиров? Ты говорила про лес.

Ворон пронзительно каркнул так, что у Таринора заложило ухо, вспорхнул с плеча и полетел на север. Рыцарь обернулся к остальным и кивнул в сторону:

– Нам туда.

Добравшись до границ густой рощицы, отряд остановился. Ворон вылетел из-за деревьев и вернулся на плечо Таринора.

– Видела, сколько их? – шепнул он.

– Болваан! – ответила Мирана.

– Да уймись уже со своим болваном! Их больше десятка?

Ворон пощёлкал клювом и каркнул один раз.

– Давай так: сколько их десятков, столько раз и каркни. Надеюсь, считать в пернатом обличье не разучилась.

После этих слов Таринору показалось, что он увидел укоризну в аквамариновых глазах птицы. Ворон издал пронзительное «кар», а после небольшой паузы уже не такое уверенное второе.

– Десять? Двадцать? Не уверена? Ладно… – после этого Таринор уже в полный голос обратился к капитану Айдену: – Их там чуть больше десятка. Самое большее – двадцать.

– Это тебе ворон рассказал? – усмехнулся эльф.

– Вроде того, – уклончиво ответил Таринор. – Пойду вперёд. И лучше, если говорить тоже буду я. Мечи в ход пустить всегда успеем.

Таринор спрыгнул с коня. Наёмники переглянулись, тоже спешились и последовали за ним, стараясь не запнуться об узловатые корни, тут и там торчавшие из земли, и не ободрать лицо о колючие ветви. К счастью, долго искать им не пришлось.

Чуть больше дюжины людей, хмурых и небритых, сидели вокруг костра, но едва завидев наёмников, вскочили и похватали оружие.

– Даже дозор не выставили, – Таринор хмыкнул. – Кто ж вас воевать учил?

– Никто не учил, – отозвался обладатель пышной чёрной бороды, нахмуривший густые брови. – Но, если придётся, за себя постоим.

– Это что, цеп? – спросил наёмник, кивнув на оружие в его руках. – Такими зерно обмолачивают, нет?

– Твоя правда. Да только головы такой прошибает не хуже. Мы ведь люди простые, на мечах не обучены. Что в руках держать привыкли, тем и бьёмся. Я прежде мельнику помогал. Вон тот лысый с косой, землепашец, а молодой с топором прежде был пастухом. А вы, наверное, из большого войска, что встало под Одерхолдом?

– Знаешь, как замок называется – стало быть из местных, – заметил Таринор. – Да, мы оттуда. А вы разве не дезертиры?

– Дезе… кто?

– Сбежавшие из королевской армии. Или вы присягнули какому-нибудь мятежному лорду?

– Всякие среди нас люди есть, – уклончиво ответил бородатый. – Но мы теперь не служим ни лордам, ни королям. Да и вы, судя по всему, тоже. А потому цели у нас схожие.

– Так кто же вы такие? – сощурился капитан Айден.

– Простые люди Хартланда. Большей частью. Поднялись против серых сволочей, что казнят и увозят наших детей и братьев. Против братства Железной руки, охотников на колдунов. Всех, кто служит новой церкви и королю-еретику.

– Негусто же вас тут, – покачал головой Таринор.

– Нас куда больше! – вскрикнул молодой. – Тут не все!

– Язык твой без костей, Беррин! – со вздохом проговорил бородатый. – Да, нас с ребятами отправили собирать людей, что согласны с нашим делом. Близ Одерхолда есть деревенька, туда мы и направлялись. А потом увидели ваше войско и затаились.

– Стало быть, крестьянский бунт. Кто ж у вас нынче за главного? Кто всю эту кашу заварил? Сомневаюсь, что люди ни с того, ни с сего в едином порыве похватали дубины и пошли против королевской власти.

– Нас ведёт Дева-ворон, – совершенно серьёзно ответил бородатый и Таринору пришлось поверить, что тот не шутит.

– Это ещё кто такая?

– Если это имя вам ничего не говорит, то большего вам знать пока и не следует. А если есть, что предложить, то выкладывайте. Но учтите: повесите нас – житья войску не будет. Мы в ночных налётах поднаторели, глаз не сомкнёте, обозов не досчитаетесь.

– Судя по всему, враг у нас общий, – ответил Таринор. – Поэтому вам не с руки вставлять нам палки в колёса. А вот если желаете помочь, присоединяйтесь. Вы, я вижу, не робкого десятка, такие лишними не будут.

Бородатый почесал подбородок, скрытый за густыми чёрными волосами, и хмыкнул.

– Такое решать не нам. Но если погодите пару дней, будет вам ответ.

– Э, нет. Ждать нам некогда. Передай этой своей деве, что если она желает самолично задушить серых негодяев в их гнезде, то пусть прибудет со своими людьми к крепости Око короля. Ты сказал, она из благородных, так что должна знать, где это. Если не застанете нас там, то догоните без труда: войско движется небыстро. Как придёте, я договорюсь, чтобы вас впустили в лагерь и снабдили всем необходимым, чтобы не приходилось прятаться по лесам и деревням.

– Складно говоришь. Если придём к крепости, как сможем тебя найти? Кого спросить?

– Таринора. Сира Таринора Пепельного.

– С нами есть колдуны. Те, кто сумел уцелеть после облав, и кого отбили у серых конвоев. В академиях не обучены, но наверняка заходят внести свою лепту. Приводить их?

– Обязательно, – Таринор улыбнулся. – У нас как раз есть, кому ими заняться.

Глава 13

Тяжёлая старая дверь открылась с утробным гулом, и Эдвальд неспешно шагнул вперёд, оказавшись в начале длинного сводчатого коридора, что уходил глубоко в толщу земли. На плече короля висела сумка, а в руке он держал лампу, свет которой разгонял привычный мрак этого места, никогда не знавшего солнечных лучей. В усыпальнице Чёрного замка было как всегда холодно, но мёртвым тепло не нужно.

В начале усыпальницы, у самого входа, находилась гробница Эдельберта Эркенвальда. Единственного обитателя этих стен, что удостоился статуи в полный рост. Эдвальд замедлил шаг и остановился. Каменный король сидел на гранитном троне, похожем на тот, что стоял в тронном зале Чёрного замка, а на его голове покоилась корона, высеченная из мрамора. Попав сюда впервые много лет назад, Эдвальд восхитился, как точно скульптор скопировал мельчайшие детали короны, даже камни для её украшения постарались подобрать такие же. Скоро единственным напоминанием о прежнем имперском владычестве останется эта корона, мраморная, не золотая.

Одна рука статуи Эдельберта сжимала рукоять настоящего меча. Напротив статуи всегда горели свечи и всякий раз, проходя мимо, в их неровном свете Эдвальд замечал, как сильно лезвие проржавело от времени. Другая же рука каменного короля покоилась на краю щита с имперским орлом, что опирался нижним краем на пол у её ног. Это было одно из немногих мест, где Эдвальд решил сохранить имперскую символику. Почти три сотни лет прошло с тех пор, как чья-то умелая рука выгравировала на щите надпись: «Эдельберт Эркенвальд, прозванный Завоевателем. Родился в году 86-м века 11-го, почил в году 43-м века 12-го. Милостью богов, король Энгаты и лорд Чёрного замка в лета с 15-го и по 43-й века 12-го.»

Но Эдвальд пришёл сюда не за тем, чтобы почтить память великого объединителя Энгаты, поэтому продолжил путь вглубь подземелья.

Вспыхивали в свете лампы каменные лица Эркенвальдов, навек застывшие над плитами гробниц, в которых покоились останки их прежних обладателей. Вспыхивали и тут же возвращались в тень, успевая на мгновение одарить серьёзным укоризненным взглядом. Мужчины, женщины, старые и юные – самые разные лица, выточенные разными скульпторами, отчего-то выражали одно и то же: немой укор мертвецов всем, кто ещё жив.

Прежде Эдвальд приходил сюда с женой, теперь же это место было единственным, где он мог побыть в одиночестве. Даже внутренний голос, который прежде приказывал, теперь звучал не более чем шёпотом. Разум принял Железного владыку и стал с ним един. Это добрый знак.

Со временем лица становились всё более знакомыми, и вот, после Гюнтера Четвёртого должен был идти Альберт Третий, последний король Энгаты из династии Эркенвальдов. Однако Эдвальд отослал его останки в Риген сразу после окончания войны, с трудом поборов искушение скормить их псам. Тело королевы Мередит также увезли на острова, поэтому последней гробницей в усыпальнице Чёрного замка оставалась гробница его сестры.

«Мерайя Эркенвальд (Одеринг), родилась в году 70-м, почила в году 99-м века 14-го. Милостью богов, королева Энгаты в лета с 88-го и по 99-й века 14-го.» Сухие цифры, сухие слова. Прочитай их кто-то через сотню лет, ни за что не поймёт той трагедии, что скрывается за ними…

– Ну здравствуй, Мерайя, – со вздохом произнёс король.

Каменное лицо глядело с тем же выражением, что и остальные, но его укор ощущался особенно болезненно. Всякий раз, когда Эдвальд приходил сюда, этот взгляд прожигал душу, заставляя совесть пылать, а сердце заполняться горечью.

Если изваяния, даже величественная статуя Эдельберта, всегда были для него мёртвыми и безжизненными, то это лицо король помнил живым. Мерайя была красива. Теперь же её красота навечно запечатлена умелой рукой скульптора. Идеальная, вечная, мёртвая. Эдвальд помнил улыбку сестры и её весёлый смех, невероятно чистое пение и грациозные движения во всём, чем бы она не занималась: от танца до вышивания. Драгоценный камень Одерхолда, так её прозвали в Хартланде, а Альберт Эркенвальд, да будет проклято его имя, вырвал этот самоцвет из оправы, как некогда сделал его предок с венцами завоёванных лордов.

– Давно я сюда не приходил, – улыбнулся Эдвальд. – Впрочем, только теперь мой разум достаточно ясен, чтобы видеть вещи в истинном свете. Я очистил город от слабых и негодных, а вскоре сделаю таким всё королевство. Без врагов Энгата расцветёт, как сады, где ты так любила гулять. К слову, о садах…

Король извлёк из сумки букет пышных цветов и возложил их на каменную крышку гробницы.

– Твои любимые хризантемы, – проговорил Эдвальд. – Огненно-красные с белой каймой на каждом лепестке. Не знаю, что ты в них находила, но когда ещё их принести, как не сегодня, в девятнадцатый день начала осени. С днём рождения, Мерайя. И, хоть эти слова мне отвратительны из-за того, кто их произносил, но… Прости меня. Прости, что не хватило сил и решимости надавить на твоего мужа. Если бы я знал, к чему всё приведёт… Я бы не стал ждать весны, захватил бы чёртов замок ещё до холодов, убил бы каждого ублюдка, что встал у меня на пути, но спас тебя. Тебя, и твоего сына.

Эдвальд взглянул на маленький, не больше пары футов в длину, саркофаг у подножия гробницы сестры. Короткая надпись на нём гласила: «Безымянный принц из рода Эркенвальдов. Родился и умер в 99-й год века 14-го.»

– Ты хотела назвать его Эдельбертом. В честь великого предка. Эдельберт Пятый, такое имя он бы принял, взойдя на трон. Но будет с Энгаты Эдельбертов, Гюнтеров и… – король поморщился в омерзении, – … Альбертов. Грядёт заря новой эпохи. Первыми падут мятежники и предатели, после железная рука сокрушит вероломных дикарей-эльфов. А после, я, наконец, свершу окончательную месть, уничтожив проклятый род Эркенвальдов. Время их великих свершений прошло, теперь это гнилая ветвь, которую надлежит отсечь…

Каменное лицо Мерайи вдруг сделалось невероятно живым. Эдвальд будто бы мог разглядеть подрагивающие веки, а из дрогнувших губ словно вырвалось горячее дыхание.

– Я назвал дочь в твою честь, однако она стала совсем другой. Когда её войско из грязных иноземцев разобьётся о неприступные стены, когда она падёт передо мной на колени, моля о прощении, я буду непреклонен. Остаток дней Мерайя проведёт в монастыре святого Беренгара. От мятежного семени не будет проку, вместо этого у меня будут новые наследники, сильные и могучие. Я воспитаю их воинами, военачальниками, правителями, верными только мне!

Эдвальд чувствовал небывалый душевный подъём, а лицо сестры всё больше оживало. Мёртвый камень превращался в розовую кожу, а под длинными дрожащими ресницами виднелись пронзительные голубые глаза.

– Ты меня слышишь, я знаю, – с жаром проговорил король, облокотившись на крышку гробницы. – Моя жизнь продлится за пределы людского века! Я увижу своих правнуков и их правнуков тоже! Стану живым символом дома Одерингов, легендой во плоти! Глашатаем воли владыки Калантара, носителем его железной длани! И да будет её хватка вечной!

Вдруг из глаз Мерайи потекла тёмно-алая капля, потом ещё одна, а вскоре они соединились в струйку. Тонкая и неровная поначалу, словно вино из треснувшего бочонка, она становилась всё сильнее, пока не превратилась в кровавый поток. Из приоткрытых, ещё недавно неподвижных губ вырвался душераздирающий крик, а обратный путь преградила каменная стена, медленно наползающая на Эдвальда. Он попытался остановить её, оттолкнуть руками, но попытки оказались тщетны. Глаза сестры глядели с ненавистью и презрением, а сочащаяся из них кровь быстро заполняла усыпальницу. Коридор становился всё уже, а густая алая жидкость доходила до подбородка, а стены сжимались всё сильнее.

Ужасающие вопли заполнили разум короля. Они звучали сотней голосов, будто бы знакомых, но сливавшихся в кошмарный хор. Эдвальд поднял голову так высоко, как мог, но кровь стала заливаться в горло и нос, а стены совсем вплотную прижались к спине и груди. Захлёбываясь, он ощутил невероятную боль и услышал отвратительный глухой треск: безжалостный камень давил плоть и ломал кости. Боль пронзила тело, глаза залила кровь, и…

…Эдвальд обнаружил себя лежащим на полу. Лампа стояла на крышке гробницы рядом с букетом хризантем. Морок прошёл. Каменное лицо сестры оставалось всё таким же неподвижным, безмятежным и мёртвым. Король поднялся на ноги и ощутил знакомый привкус на языке. В висках оглушительно стучал пульс. Утёр нос – на блестящей поверхности железного кулака осталась кровь.

Но не за это зацепился внимательный взгляд, что-то в руке было не так… Проклятье! Металлические костяшки приплюснуты. Должно быть, когда морок заставил Эдвальда потерять равновесие, он упал прямо на протез. Король взглянул на каменное лицо сестры: идеальное, вечное, мёртвое. Всё с тем же немым укором.

– Прости меня, Мерайя, – прохрипел он и направился к выходу.

Двери усыпальницы окрасились янтарными лучами закатного солнца. Сир Гильям Фолтрейн всё так же нёс караул, ожидая короля, а подле него стоял взволнованный слуга, переминаясь с ноги на ногу.

– Всё в порядке, ваше величество, – спросил рыцарь, нахмурившись. – Мне показалось, я слышал…

– Тебе показалось, – отрезал король и выжидающе взглянул на слугу, которого обычно присылал верховный книжник Илберн. Тот поклонился и произнёс, не поднимая взгляда:

– Две новости, ваше величество. Первая – алхимик закончил очередной состав.

– Хорошо. Пусть его доставят в темницу. Я скоро прибуду туда. Вторая новость?

Слуга медлил с ответом. Он едва заметно вжал голову в плечи, но всё же, набрав в грудь воздуха, коротко сказал:

– Одерхолд взят.

Эти слова прозвучали для Эдвальда подобно раскату грома. Он кивнул слуге, и тот поспешил уйти. Король медленно зашагал, не проронив ни слова, а командующий гвардией неотступно последовал за ним. По пути в темницу предстояло многое обдумать.

Всего два дня назад Эдвальду доложили, что войско южан подошло к родовому замку. Король рассчитывал, что крепость продержится хотя бы неделю, но… один день? Всего один? Неужели его племянник и мать встали на сторону захватчиков? Если же аккантийцы столь искусны во взятии укреплений, то чего ожидать от осады Энгатара? А если будет штурм? Так ли неприступен окажется Чёрный замок?

Нет. Когда-то он сам стоял под этими стенами из потемневшего камня и совершенно точно знал, что преодолеть их нельзя. Скала, на которой стоит замок, не позволит сделать подкоп, а устройство стен исключало слепые зоны и позволяло обстреливать врага, где бы тот ни находился.

Самая слабая часть любой крепости – ворота, но врата Чёрного замка были поистине шедевром военной архитектуры. Любой, кто преодолеет внешнюю решётку, окажется в смертельной ловушке, из которой уже не выберется живым. Если бы не предательство командующего гвардии при Эркенвальдах – Вельмора Скайна – Эдвальду пришлось бы брать крепость измором. У южан едва ли будет такая возможность.

– Как считаешь, Гильям, – неожиданно проговорил король, – если враги ворвутся в город и подойдут к стенам замка, не повторится ли та же история, что семь лет назад?

– Когда Вельмор Скайн открыл ворота? – лениво спросил командующий и после паузы добавил: – Вы сомневаетесь в моей верности, ваше величество?

– Если бы сомневался, то не поставил бы во главе гвардии, Гильям. Нет, я думаю, все ли предатели вытравлены из этих стен. Совсем недавно мне казалось, что так оно и есть, однако побег Риенны Эльдштерн показал обратное. Ты мог ожидать подобного от сира Робина Рикера?

– Мы звали его сиром Робином Слащавым, – усмехнулся Фолтрейн. – Но нет, он никогда не давал повода. Наверное, поражение на турнире оказалось слишком сильным ударом по самолюбию. Нужны ли гвардии такие рыцари, которые падают духом, когда им попортят мордашку?

Эдвальд ничего не ответил, лишь кивнул в знак согласия. Действительно, предательство сира Робина оказалось неожиданностью. Не меньшей, чем предательство матушки Анеты, приорессы монастыря Святого Беренгара. Как только об этом узнала Агна, тот же час приказала выявить всех причастных и доставить их в Храм Калантара.

Однако пожилая монахиня клялась, что сама единолично решила помочь имперской девчонке сбежать. Даже когда матриарх лишила её сана, даже когда её отдали под пытки и прогнали без одежды по улицам столицы, от Мучных ворот до Южных, даже тогда Анета клялась, что больше никто, кроме неё, не знал о побеге Риенны. Разгневанный Эдвальд хотел казнить старуху, но Агна упросила его повременить с этим решением и продолжать дознание, поэтому бывшую приорессу заперли в монастырской келье под неусыпной охраной железных братьев.

Опустевшее здание банка «Феннс и Драйберг» перешло в распоряжение ордена Железной руки, а в бывшем кабинете Дунгара Велендгрима поселили магистра Эрниваля, телохранителя её святейшества. Он же руководил обысками в ригенском торговом доме, где особенно недовольных пришлось усмирять силой. Эдвальд счёл, что беглянка могла попытаться найти спасение у соотечественников, однако её не оказалось и там.

Вскоре после этого ригенские купцы покинули город и осели в Перекрёстке. Туда же отправился и Юргент Драйберг, решив дожидаться ответа императора насчёт короны вне стен столицы. Все необходимые бумаги церковь ему передала, а содержимое хранилища вывезли ещё летом. «Пусть бегут, – думал король. – Энгата не нуждается в ригенской погани. Когда алхимик сделает своё дело, он тоже перестанет быть нужен. Но до тех пор…»

Мысль о том, что он зависит от Карла, порой приводила Эдвальда в бешенство. Вот уже три раза эликсир, приготовленный алхимиком, не сработал. Три раза лысый ригенский наёмник корчился в агонии, а священник-чудотворец возвращал его к жизни… Каждый раз Карл клялся, что в точности следовал рецепту, однако снова и снова терпел неудачу, причём эффект от эликсира менялся.

Если в первый раз Вайса рвало кровью, то во второй он изошёл белёсой пеной. Третья попытка поначалу показалась удачной: королю показалось, будто безобразный шрам на лице ригенца затягивается. Но потом всё стало по-прежнему, а лысый стал синеть и задыхаться. «Может ли быть так, что чёртов старик просто издевается? – проносилось в голове Эдвальда. – Нет, он слишком дорожит девчонкой.»

Король вновь спускался в подземелье, но теперь его путь лежал в темницу. Очередная попытка. Очередная неудача? Или же на сей раз его ждёт успех? Азарт поднял в душе Эдвальда горячую волну, заставив прибавить шаг. Последние два испытания король провёл прямо в камере, чтобы отец Дормий наверняка успел исцелить ригенца. Не станет исключением и сегодняшнее.

Мастер Уоллес открыл дверь в темницу и, склонив лысеющую голову в подобострастном поклоне, впустил короля и командующего. Вытерев руки об испачканный в чём-то кожаный фартук, он улыбнулся и проговорил:

– Старик ожидает. И те двое тоже.

Пыточник шёл впереди, держа перед собой лампу. Огонёк на конце промасленного фитиля давал слабый неровный свет, но мастеру Уоллесу это совсем не мешало. Напротив, он всегда щурился, когда приходилось покидать темницу для исполнения обязанностей королевского брадобрея. В такие моменты он напоминал облезлого крота, которого вытащили из земли и зачем-то обрядили в дублет.