Текст книги "Цена власти (СИ)"

Автор книги: Илья Карпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Глава 24

Энгатар, город-крепость, основанный Эдельбертом Завоевателем, неприступная столица королевства – так говорили Эмилио Сфорца об этом городе. Впрочем, кондотьер находил забавным, что эти стены, веками не видевшие врагов, переживают уже вторую осаду за последние семь лет.

Для Сфорца подобный город был сродни строптивому жеребцу или заносчивой девице. «К каждому замку существует ключ, нужно лишь его найти», – думал он, и это убеждение ещё ни разу его не подвело.

Двенадцать лет назад он осадил Кастель-дель-маре, островной замок, где укрывался мятежный племянник одного из провентов. Говорили, что всякая армия, что высадится на острове, разобьётся о её стены, словно волны о прибрежные скалы.

Но Сфорца высаживаться не стал. Он велел установить метательные орудия прямо на корабли и забросал замок сгнившими овечьими тушами. Эпидемия гнилой горячки открыла крепостные ворота лучше любого подкупа, и вот уже сам мятежник был готов отдать всё своё золото за единственный глоток чистой воды.

Пять лет назад история повторилась с замком Теста-ди-ферра, Железная голова. Правда тогда осада продлилась дольше, и «Золотым львам» даже пришлось идти на штурм. Сфорца отдал должное стойкости защитников: они умудрялись сражаться даже с лихорадкой и испачканными портками.

Однако провернуть то же самое с Энгатаром не выйдет. Во-первых, судя по картам, через город протекает сразу две реки, берущие начало в горах, притом их течение выносит из города все нечистоты. А во-вторых, принцесса наотрез отказалась от идеи устроить в городе эпидемию.

«Её высочество не желает править зловонной клоакой», – так перевела слова принцессы переводчица Бланка. Сфорца на это лишь хмыкнул, но перечить не стал. Про себя же он подумал, что подобные благородные воззрения совершенно лишены смысла с точки зрения военного дела.

С другой стороны, тем интереснее попробовать что-нибудь новое. Осада Энгатара становилась вызовом, с которым Сфорца прежде не сталкивался. Этот азарт распалял его душу и заставлял аккантийскую кровь закипать.

Остроты добавил и разговор с рыцарем-наёмником Таринором. Этот находчивый малый вновь пришёл с тем бледным с разукрашенным лицом, и заявил, что к армии готовы присоединиться полтысячи гоблинов.

В Акканте эти создания были диковинкой, однако Сфорца слышал о том, какой бедой они прослыли в Энгате. Первой мыслью было использовать их в качестве лазутчиков, однако бледнокожий уверил, что для этого куда лучше подойдут его соплеменники.

– В таком случае у меня есть задание для твоих людей, – произнёс Сфорца.

Ещё кондотьер предложил поселить гоблинов близ лагеря, но бледнокожий эльф возразил, что местные устроят резню, едва завидев их. Сфорца помассировал пальцами виски: чёрт бы побрал эту Энгату с их разношёрстным населением. Впрочем, если никто в лагере не будет знать об их существовании, так даже лучше: о них не узнают враги.

Однако ни гоблины, ни эльфы не занимали мысли Сфорца так, как стены Энгатара. В своём воображении кондотьер противостоял не нынешним защитникам города, а тем, кого уже давно нет в живых – его древним строителям. Задачей Сфорца было одолеть их архитектурный гений, совладать с творением, которое хоть и не сохранило имён своих создателей, но восславило их в веках.

Отпустив Таринора и его бледнокожего друга, Эмилио Сфорца принял главного инженера с важнейшим донесением на сегодняшний день.

– Пусть нам и не удалось подобраться к стенам ближе, чем на полёт стрелы, – говорил он, – но кое-что мои люди выяснить сумели. Стены города высотой в три человеческих роста. О ширине судить сложно, но, полагаю, примерно вдвое меньше. Внутрь ведут четыре входа, каждый укреплён башнями. Также имеется два стока течением наружу, проходящие под стеной…

Кондотьер слушал внимательно. Он ждал, пока инженер перейдёт к главному.

– И, наконец, сегодня к войску присоединились гномы-плотники, некоторое время прожившие в городе. Король нанимал их для возведения того сооружения у ворот. Судя по их словам, это огромная виселица для массовых казней.

Сфорца хмыкнул. Расходовать мастерство плотников на подобное – блажь и прихоть больного разума. Быть может, этот король действительно мыслит не столь здраво, как казалось прежде?

– Кроме того, – продолжал инженер, – они поделились ценными сведениями о расположении улиц и укреплений. А главное, сообща мы выяснили, что основной материал, который использовали для возведения стен и укреплений – это известняк. Это подтверждают донесения разведчиков: они обнаружили старые карьеры неподалёку от города.

Сфорца позволил себе лёгкую улыбку. Этот этап игры остался за ним. Разумеется, выбрать известняк в качестве материала для стен было разумно, особенно если добывали его почти на месте. Однако этим выбором древние строители предвосхитили своё поражение. Они не предусмотрели, что когда-нибудь у стен Энгатара окажутся аккантийские камнемётные машины.

Но прежде следовало подготовиться. Насколько живо работал сейчас разум Эмилио Сфорца, настолько же кипел жизнью лагерь за пределами его шатра.

Как кондотьер и говорил принцессе, работа нашлась всем: и оставшимся жителям предместий, и беженцам, которых прогнали, из города, и тем, кому, напротив, не нашлось места за его стенами. Рылись рвы, возводились укрепления, мешки и бочки покидали свои места в обозе. Этот лагерь собирался накрепко впиться корнями в землю и остаться здесь надолго.

Будь дело ранней весной, Сфорца распорядился бы даже возвести настоящую деревянную крепость, как это было при осаде Теста-ди-ферра, но теперь время не позволяло. Однако выстроить укрепления по границам лагеря для защиты от вылазок всё же было необходимо.

Эту мысль подкрепили донесения разведки, что неподалёку от города остались не покинутые лесопилки и плотницкие мастерские. Их мастерство наверняка пригодится при постройке барьеров и осадных машин. Поэтому, чтобы заручиться их поддержкой, Сфорца решил отправить того, кто лучше всех умеет договариваться с местными…

* * *

– Да он издевается… – пробормотал себе под нос Таринор, когда его разбудили посланием от сеньора Сфорца. – Неужели больше некому носиться по лесопилкам и мастерским?

Наёмник выбрался из палатки навстречу холодному утру и противно моросящему дождю. Обернувшись на безмятежно спящих Тогмура и Игната, он пожалел о том, что уговорил тогда Эдвина Одеринга сдать замок. Весь поход Таринор ждал, пока войско доберётся до столицы и встанет на постоянный лагерь, чтобы он, наконец, мог как следует выспаться.

Не подскакивать, как ужаленный в задницу, с первыми лучами солнца, не проглатывать завтрак, почти не жуя, и не натягивать в спешке не до конца просохшие с вечера вещи, чтобы успеть сняться с места пораньше и не месить грязь восточного тракта, взбитую тысячами пар ног, что уже успели уйти вперёд.

У дома Сфорца ждали ещё двое бедняг, укутанных в шерстяные плащи, и в шапках, натянутых едва ли не до подбородка. Один из них – Тиберий – встретил Таринора немного виноватой улыбкой, будто бы из-за него наёмника разбудили ни свет, ни заря. Вид второго же привёл наёмника в замешательство.

Эбеново-чёрная кожа с глубокими морщинами, седые волосы – он явно был гостем из краёв столь дальних, что даже в Акканте наверняка вызывал бы удивление. Проходившие мимо солдаты задерживали на нём любопытный взгляд, а Таринор думал, как этот человек до сих пор ни разу не попался ему на глаза.

Наёмнику случалось видеть темнокожих матросов в Гирланде. Они прибывали на кораблях, гружёных баснословно дорогими специями, нежнейшими тканями или диковинными зверями. Говорили даже, будто на некоторых из таких судов есть потайные палубы, где держат живой и самый прибыльный груз – рабов, которых потом увозят в дальние неизведанные края. И кто знает, сколько белокурых северных красавиц окончило свои дни, танцуя для чёрного господина в халате, расшитом золотом…

Тиберий представил темнокожего человека как Кандо Волару, главного осадного инженера «Золотых львов». Тот в свою очередь обнажил в улыбке желтоватые зубы, извлёк из-под плаща руку и протянул её Таринору.

– А господин Волару не такая важная птица, как сеньор кондотьер, да? – зевнул Таринор, пожимая темнокожую руку. – Не помню, чтобы Сфорца с кем-нибудь так здоровался.

– Господин Волару уважает местные традиции, – пояснил Тиберий. – У него на родине, в Аммаре, человек меньшего титула при встрече целует пальцы тому, чей титул выше. Чем больше разница в статусе, тем больше пальцев следует поцеловать. Сам же господин, как он пояснил, никаким титулом не наделён, а всего лишь является старинным другом сеньора Сфорца и иногда помогает ему в осадных делах.

– В таком случае хорошо, что он не бросился лобызать мне руки, – усмехнулся наёмник. – Ну да ладно. Куда идём?

– Господин Волару укажет путь. Мы ждём эскорт. Несколько энгатских рыцарей и аккантийских всадников.

– Тогда и мне стоит облачиться во что-то более приличное для такой компании. Ждите здесь, скоро вернусь.

Раз уж предстояло производить впечатление, то и выглядеть следовало соответствующе. Местных наверняка застращали армией иноземных захватчиков, что убивают женщин и насилуют скотину, но вот энгатский рыцарь вызовет у них куда больше симпатии.

Поэтому Таринор, вернувшись к палатке, первым делом достал ножны, где ждал своего часа «Спаситель сыновей». Потом облачился в стёганку, кольчугу с капюшоном, подаренную Кельвином Старлингом, и с неохотой взял с собой щит.

– Рыцарь сушёного гороха, чтоб его, – вздохнул Таринор, взглянув на серое поле с чёрными кружками. Угораздило же его выбрать себе столь несуразный герб…

Вернулся сир Таринор уже верхом на Грете. Тиберия с чернокожим инженером тоже усадили на лошадей и, наконец, процессия могла покинуть лагерь.

Господин Волару держал в руках карту, где жирными точками обозначались все нужные им места. Сам главный инженер оказался человеком разговорчивым и охотно рассказывал о себе, пусть и через перевод Тиберия.

Оказалось, что Сфорца обязан ему своим первым осадным триумфом, поскольку именно в голову Кандо Волару пришла идея разместить метательные орудия на борту кораблей и швырять овечьи туши за стены Кастель-дель-маре.

– Эдвальд в годы восстания думал провернуть нечто подобное, если осада затянется, – припомнил Таринор. – К счастью, всё закончилось быстрее, чем ему довелось претворить эту идею в жизнь.

– Ужасная болезнь, – поморщился Тиберий. – Какой бы гадкий демон не выдумал её, он наверняка безмерно собой гордился. Я читал о гнилой горячке в медицинском трактате, и ох… Одна стадия отвратительнее другой. Страшно представить подобную эпидемию в осаждённом городе.

– А я собственными глазами все эти стадии видел. Только у нас в крысиной роте учёных мужей не водилось, поэтому её называли просто кровавым поносом.

Кандо Волару что-то добродушно проговорил. Тиберий побледнел, а его лицо исказилось от отвращения.

– Что он сказал? – спросил Таринор.

– Господин Волару отметил, что эпидемия гнилой горячке при осаде хороша тем, что заражённые быстро уничтожают оставшиеся запасы чистой воды. И, – Тиберий проглотил ком в горле, – упомянул о том, чем они пытаются утолять жажду после.

Темнокожий инженер что-то добавил погрустневшим голосом, а на лице Тиберия, напротив, читалось облегчение.

– Но принцесса наотрез отказалась от подобной тактики, – перевёл он. – К сожалению для сеньора Сфорца.

– Ну, их обоих можно понять, – проговорил Таринор. – Вот только жителям города и без того придётся несладко. Видишь дорогу?

Наёмник махнул рукой в сторону широкого вытоптанного тракта, что вёл к закрытым воротам города.

– Здесь же обычно шагу негде ступить. Телеги со снедью ползли в ворота вереницей, как гусеница, бесконечная гусеница. Город – ненасытный зверь. Что будет теперь, когда этот поток прерван?

– Голод, – кивнул Тиберий. – Это напомнило мне одну историю. В годы расцвета Аэтийской империи наши войска взяли немало городов, но дольше всех сопротивлялся анмодский Фиирхат. Люди там обезумели от голода: сначала ели домашних животных, потом крыс, потом друг друга. Жители Фиирхата упорствовали до последнего, постепенно превращаясь в чудовищ, вместо того чтобы сдаться Империи, которая несла им свет цивилизации. После философы немало спорили, как бы поступили граждане империи, случись им столкнуться с подобным.

– Да точно так же, – сказал Таринор. – Люди везде одинаковы. Взять хотя бы Энгатар. Продержи Сфорца осаду достаточно долго, и, когда благородные господа только перейдут на рагу из крыс, гончар уже вцепится в ухо цирюльнику. Война одинаково ужасна повсюду. И не важно, какие цели она преследует.

Тиберий ничего на это не ответил, но, судя по его лицу, возразить ему было нечего. Молчание нарушил Кандо Волару. Он ткнул пальцем в карту и указал на здание впереди.

– А вот и первое место, – догадался Таринор. – Ну, пора мне вновь блеснуть красноречием. Только, Тиберий, объясни вкратце, что именно нашему темнокожему другу нужно от этих добрых людей?

До самого полудня группа всадников кочевала от мастерской к лесопилке и от лесопилки к мастерской. Большие и малые, богатые и бедные, многие из них пустовали или были сожжены. Хозяева и работники сбежали за городские стены, ведь обороняющийся город нуждался в мастерах не меньше, чем те, кто его атаковал.

К счастью, хозяева тех, кому не нашлось места за стенами, не выказывали враждебности и соглашались отрядить пару знающих людей в помощь осадному лагерю.

Лишь в одной плотницкой мастерской ворчливый старик отказался даже пускать Таринора на порог.

– Проваливай, предатель! – рявкнул он, едва наёмник спешился. – И этого с угольной рожей с собой забирай!

– Мужик, ты не понимаешь, что под городом стоит шесть с лишним тысяч человек? – как можно мягче попытался сказать Таринор. – А ведёт их принцесса, дочка короля. Ты разве не хочешь помочь законной наследнице занять престол? Подумай, как она тебя отблагодарит…

– Да пусть хоть ноги раздвинет! Раз посмела на его величество идти, значит такая же предательница, как и ты! Не будет вам от меня ни помощи, ни выгоды!

– Так король сам семь лет назад с войском пришёл…

– Так он ради благой цели пришёл, за сестру отомстить! А у этой твоей принцессы какое дело? Престол захватить? Э, нет! Боги помогают тем, кто за правое дело стоит.

– Тебе, дурень старый, своей жизни не жалко, так хоть работников своих пожалей, – стиснув зубы, проговорил Таринор. – Вот этот, с чёрной кожей, главный осадный инженер, а ещё друг хмыря, у которого под началом пять тысяч наёмников. И вот у него ни единый мускул не дрогнет отправить своих молодчиков, чтобы они камня на камне от твоей мастерской не оставили.

– Тебе-то почём знать? – с вызовом сказал старик, но в его голосе промелькнула неуверенность.

– Уж кому, как не мне. Если б не я, он бы Одерхолд по камешкам разнёс.

– Так это ты что ль тот рыцарь, что договорился с нынешним лордом Одерингом? – недоверчиво проговорил хозяин мастерской. – Пепельный или как его там?

– Ага, он самый, – Таринор указал на серый в чёрный горошек щит, висевший на седле.

Старик отвёл взгляд, нахмурил седые брови и вздохнул:

– Пусть мои парни тебе помогают, но от меня подмоги не жди. Знаю я, как оно бывает. Заберут всё «на нужды военные», оплату щедрую посулят, а в итоге шиш. Я так семь лет назад чудом не разорился – сперва приказ пришёл всё бросить и топать в город, а что останется сжечь. Я заартачился, они всё дерево и инструмент забрали. А потом пришёл Однорукий и вдобавок всех работников под копьё поставил. Никто не вернулся.

– Нынче всё будет иначе… – начал было Таринор, но осёкся. Ему было противно пытаться убедить кого-то в то, во что он сам не верил. – Во всяком случае, принцесса постарается.

– Все они так говорят, – махнул рукой старик, – но каждый врёт. Нет на войне ни хороших, ни плохих. А что до нас, простого люда, – тут всё в руках богов.

Закончив с этой мастерской, Таринор вздохнул с облегчением, однако темнокожий инженер вдруг окликнул Тиберия и что-то обеспокоенно ему сказал.

– Господин Волару пропустил одно место. Вот здесь, – Тиберий передал наёмнику карту.

– Чёрт, это ж к северу от Мучных ворот, прямо под стенами. Да нас же подстрелят!

Аэтиец передал слова наёмника, но инженер был непреклонен.

– Господин Волару говорит, – устало добавил Тиберий, – что преступно пренебрегать ресурсами такой крупной лесопилки.

– А раньше господин Волару об этом вспомнить не мог? – проворчал Таринор. – Ладно, чёрт с ним. Надеюсь, тамошний хозяин окажется более сговорчивым. У меня с утра маковой росинки во рту не было…

Нужное место, к счастью, оказалось дальше от городской стены, чем думал наёмник, но он всё равно то и дело вглядывался, не притаился ли кто между зубцами. Вряд ли с такого расстояния долетит стрела, но проверять мастерство гарнизонных арбалетчиков Таринору совсем не хотелось. Было бы до смешного глупо умереть в первый день осады.

Наёмник вгляделся в карту, где над точкой было наскоро нацарапано название.

– Келлер и сыновья? – задумчиво прочитал он. – Ригенцы что ли? Ну, этих убедить будет несложно.

Лесопилка стояла на берегу реки и заброшенной не выглядела. Огромное водяное колесо двигало не менее огромную пилу, вот только работы ей не нашлось: вместо дерева она пилила воздух. Дюжий мужик тащил бревно крюком, но завидев приближающихся незнакомцев, бросил его на землю и гаркнул куда-то назад:

– Фрида!

Вскоре из здания неподалёку появилась низкорослая крепко сложенная женщина с ладонями немногим меньше её собственного лица. Толстые светлые косы, лежавшие на пышной груди петлями, напоминали калачи, и у Таринора заурчало в животе.

– Ну, кто такие? – бесцеремонно прозвучало вместо приветствия. – Зачем пожаловали?

– Ты, стало быть, здесь за главного? – спросил наёмник. – Мне бы хозяина увидеть.

– Так ты с седла спрыгни и увидишь, – женщина упёрла кулаки в бока. – Я здесь хозяйка и лесопилки, и плотницкой.

– Вот значит как. А ты слыхала, что вокруг города осада?

– Как не слыхать? Война дело шумное.

– Нынче в предместьях мастерских немного. Вы, значит, тоже остаться решили?

– А что мне остаётся? Спалить мастерскую и спрятаться в городе? Так у меня за душой больше ничего и нету. Да и известно мне, как люди в осаде к гномам относятся. Едва голодуха прижмёт, первыми за ворота выставят.

Наёмник понял, что ему не показалось. Женщина-гном. Редко их можно встретить за пределами подгорных анклавов.

– Ну да ладно. Вам, стало быть, работники мои понадобились?

– И материалы, – робко добавил укутанный в плащ Тиберий.

– Будет вам и то, и другое, – женщина махнула рукой. – Но сперва надо дело одно прояснить. Меня звать Фрида Бреккенбак, назовись и ты, рыцарь. И скажи, кому служишь.

– Таринор. Сир Таринор Пепельный, если угодно. Служу лорду Таммарену, а здесь с войском, что ведёт принцесса Мерайя Одеринг, законная наследница престола.

– Пепельный значит? – прищурилась она. – А скажи-ка, сир Таринор, не затесался ли среди вашего войска огненный маг? Рыжий, и лицо в конопушках.

– Знаем такого, – недоверчиво ответил Таринор после недолгой паузы. – Игнатом звать.

Фрида Бреккенбак широко улыбнулась и похлопала кобылу по ноге.

– Ну погоди тогда, сир Пепельный. Тебя тут давно дожидаются.

* * *

Этой ночью Игнату снился Маркус. Юноша опасался, что после тех видений в хижине Энневен, где он «отпустил» учителя, тот перестанет являться ему во сне. Боялся, вдруг он вырвал тот кусок души, в котором горел тёплый огонёк любви к Маркусу. К счастью, это оказалось не так.

Во сне учитель встретил его на пороге своей комнаты на вершине башни в западном крыле Академии. Там по-прежнему царил тот самый уютный беспорядок, который запомнился Игнату, а на предложение устроить уборку Маркус ответил улыбкой и лукавым огоньком в зелёных глазах.

Тогда Игнат принялся с жаром говорить о том, что случилось после гибели Маркуса, а тот лишь молча слушал. Игнат рассказывал обо всём на свете, о Миране, Рие, военном походе и планах на будущее, а Маркус добродушно покачал головой, не сказав ни слова.

– А ещё… – сказал юноша, смутившись. – Ещё мне тебя очень не хватает. Меня терзала боль, я отпустил её, но теперь на её месте… будто чего-то ещё не хватает. Вроде спальни, где и окно есть, и тумбочка прикроватная… а самой кровати нет.

Маркус коротко усмехнулся этому неуклюжему сравнению.

– Иногда мне даже хочется, чтобы… – продолжал Игнат, – … чтобы это я погиб тогда, а ты остался жив. Или… Или даже…

Он запнулся и поднял взгляд на учителя.

– Мы ведь с тобой встретимся? Там, в самом конце?

Маркус крепко обнял его и негромко сказал:

– Смерть – вечность, жизнь – краткий миг. Не торопись умирать, торопись жить. Всему своё время, сынок.

Игнат проснулся со слезами на глазах. Он поспешил утереть их рукавом, пока никто не увидел, но оказалось, что это без надобности. Таринора не было, а храп Тогмура походил на рык дикого зверя, что заставлял дрожать тканевые станы палатки.

«Наверняка сир Пепельный снова отправился по важным рыцарским делам. Ну, а моё дело маленькое…» – подумав это, Игнат потянулся и с удовольствием осознал, что ему никуда не нужно торопиться. Маг выполз из палатки, деловито сунул в костёр пучок хвороста и поджёг его струйкой пламени из пальца.

На этот раз он сварганит такую похлёбку, от которой даже Драм бы не отказался. Интересно, как он там сейчас? Безопасно ли вообще ночевать бок о бок с несколькими сотнями гоблинов? Да и днём… От них же воняет, как от стада свиней. Если и того не хуже…

– Игнат! – донёсся со спины голос Таринора.

– А, уже вернулся, – ответил маг, внимательно насыпая чечевицу в котелок. – В прошлый раз, когда я рассыпал крупу, ты ворчал целый день. Так что теперь я собираюсь не уронить мимо ни единого зёрнышка. И будет лучше, если ты не будешь меня отвле…

– Ну если чечевица для тебя важнее…

Стук крупы по донышку котелка тут же прекратился. Игната словно поразило молнией. Он не поверил своим ушам и подскочил на ноги, уронив мешочек на землю.

Перед ним стояла та, кого он несколько месяцев видел только во сне. Та, о ком он волновался до бессонницы. Ради которой он был готов рискнуть жизнью, наплевав на здравый смысл. Риенна Эльдштерн, милая Рия, стояла прямо перед ним. И улыбалась, не отводя взгляда.

Игнат бросился к ней, забыв обо всём на свете. Из глаз брызнули слёзы счастья, а в этих объятьях он был готов провести целую вечность. На мгновение даже показалось, что это сон, наваждение, но нет – вот она во плоти, живая и настоящая.

Маг был не в состоянии вымолвить ни слова. Они целовались и обнимались, всхлипывая от бури нахлынувших чувств. Руки свело от объятий, стало трудно дышать, но для них обоих это уже не имело никакого значения. В этот момент для двух влюблённых не существовало ничего, кроме них самих. Лишь пламя в груди и пара сердец, бешено бьющихся в унисон.

– Если хотите, могу оставить вас наедине, – усмехнулся Таринор. – Только Тогмура растолкать придётся.

– Ты… – восторженно прошептал Игнат. – Как? Где? Где вы встретились?

– Если не задушишь свою ненаглядную, может она и сама тебе расскажет.

За историей Рии Игнат напрочь забыл и о чечевице, и о костре, и даже не обратил внимания, как Тогмур проснулся и внимательно слушал, высунувшись из палатки.

– Но что тебя заставило бежать из замка? – спросил маг. – Карл же там остался, и король может…

– Мне было в тягость находиться там, – уклончиво ответила девушка. – Дядю Карла они тронут не посмеют. Король одержим этим своим эликсиром. Пока впереди маячит перспектива вечной жизни, он с дяди пылинки будет сдувать. А вот дедушка Альбрехт ему был не нужен, потому и…

Рия запнулась и опустила взгляд.

– Эй, послушай, – Игнат положил ладонь ей на щёку. – Мы победим. Обязательно победим. И вызволим старика Карла из заточения. И пусть король хоть обопьётся своими эликсирами, пусть хоть из ушей льются, от острого меча ни одно зелье не спасёт. Да, Таринор?

Наёмник лишь молча и с неохотой кивнул.

– Слушай, а эта гнома… – Игнат вновь обратился к девушке, – … или гномиха… Уж не знаю, как правильно звать гномов-женщин. Тебе нужно ей в чём-то помогать? Или?..

– Если ты думаешь, что я пришла сюда, чтобы пилить доски и забивать гвозди, то ты ещё больший дурачок, чем я тебя запомнила, – засмеялась Рия. – Нет, госпожа Фрида чудесная женщина и прекрасно понимает, зачем я сюда пришла. К тому же за всё то время, что я провела в мастерской, мы обе успели понять, что работа с деревом – не моё. Мне куда лучше удавалось выхаживать больных. К слову, расскажи-ка, что у тебя с лицом и кто накладывал шов. Я бы взяла у него пару уроков…

Весь оставшийся день Игнат и Рия не отходили друг от друга дальше, чем на несколько шагов. Таринор даже раздобыл для них отдельную палатку, отметив, что теперь спать будет намного просторнее, ведь прежде им приходилось ютиться там втроём. Правда, он едва не сказал «вчетвером», но вовремя осёкся. Рие пока не стоит знать о Миране, особенно после всего того, что сделал дом Рейнаров.

Впрочем, его величество, кажется, уже может поспорить с ними в количестве бед, причинённых семейству Эльдштернов. Но этим вечером все несчастья и всё зло мира остались за пределами плотно занавешенной палатки, которую Игнат предусмотрительно поставил подальше от прочих.

А после, совсем обессилившие, они лежали под бесконечным небом, высунув из палатки только головы, и наблюдали, как в темнеющей вышине одна за другой вспыхивали звёзды. Игнат рассказывал о битве с некромантом, о жертве Маркуса, о мудрой матушке Энневен и странной девушке Изре… Даже о кузнеце, которому помог выковать нож в магическом пламени.

И, наконец, о том, как хоронил своего учителя, вернувшись в Высокий дом.

– Видела бы ты то дерево, – вздохнул Игнат. – Огромный красивый клён… Сейчас, наверное, весь в рыжих листьях, будто объятый пламенем. Папаша бы точно оценил. Вот бы вернуться туда и посмотреть…

– Обязательно вернёмся, – шепнула Рия, прижавшись к магу. – Но сейчас мне не нужно никаких других мест, кроме этой палатки.

Игнат улыбнулся и мечтательно проговорил:

– Если и есть миг, в котором я хотел бы остаться навсегда, то это, наверное, он. Здесь, сейчас, с тобой – и больше ничего…

Где-то вдалеке стихала лагерная суета. Засыпали аккантийские солдаты, ёжась от осеннего холода Энгаты. Клевали носом караульные. Кондотьер Эмилио Сфорца незаметно погружался в неспокойный сон, в котором не переставал обдумывать стратегию.

И, словно тихий островок надежды среди океана невзгод, засыпали двое влюблённых. Игнату снилось, будто они с Рией счастливо живут вместе, настоящей семьёй, которой у него никогда не было. Что в их светлом доме всегда вкусно пахнет свежим хлебом и часто звучит радостный смех. Что они принимают гостей: Карла и Дунгара, Таринора, Драма и… Маркуса.

Сон окрасился цветами светлой грусти. «Ты справишься, – звучал голос папаши. – Ты обязательно справишься.»

– Я справлюсь… – шептал Игнат сквозь сон. – Я…

– Эй, Игнат! Игнат, проснись!

Знакомый голос вырвал мага из мира сновидений в непривычно холодную реальность. Таринор откинул занавесь палатки, сунув внутрь невыспавшееся лицо и впуская холодный ночной ветер.

– С ума сошёл? – проговорил маг заплетающимся языком. – Закрой сейчас же! Мы ж тут…

– Игнат, чёрт возьми! Тут тебя требуют! Видать, что-то срочное!

– Чего? Кто требует?

Маг выполз из палатки, стараясь не разбудить Рию. Рядом с наёмником стояли двое аккантийцев с алебардами.

– А это ещё что? – спросил он, наскоро одеваясь. – Почётный эскорт?

– Чёрт бы их знал, – Таринор покосился на солдат. – Пришли, давай нас расталкивать. Надеюсь, приняли Мирану за маркитантскую девицу… А потом один из них сказал слово: «рижий». Я было решил, что Тогмур чего-то натворил, но тут второй вспомнил нужное слово. «Рижий маг», говорит. Тут я и понял, что им за каким-то дьяволом понадобился ты.

Солдаты жестом указали следовать за ними, и Игнату ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Таринор решил идти с ним.

– Это Сфорца, – проворчал наёмник. – Как пить дать. Раньше меня ни свет ни заря из палатки выдёргивал, а в этот раз решил превзойти сам себя…

– Сейчас что, полночь? – спросил Игнат, щурясь в ночное небо, где висела полная луна.

– Думаю, через пару-тройку часов уже рассвет. Сфорца, наверное, что-то увидел во сне и решил срочно вовлечь тебя. Можешь гордиться, что сеньор кондотьер обратил на тебя своё бесценное внимание.

– В гробу я видел его внимание посреди ночи…

Их привели к большому дому, вот только на знамёнах возле него красовались не золотые львы на красно-чёрной полоске, а белые грифоны на синем поле.

– Это не дом Сфорца, – Таринор нахмурился. – Здесь, кажется, поселилась принцесса. Но почему нас привели сюда?

Внутри, как наёмник и подозревал, собрались главные люди лагеря. Заспанные и недовольные. Хмурый кондотьер с переводчицей, обеспокоенный патриарх Хельдерик с огромным Грегорионом, растерянная принцесса с Дэйном Кавигером и рассерженный Тейнос Таммарен с каким-то испуганным парнем едва ли старше Игната.

– Вот он! – тут же заверещал последний, едва завидев Игната. – Точно он!

– Уверен? – нахмурив брови спросил Хельдерик. – В темноте легко перепутать…

– Нет, точно он был! Рыжий и тощий!

– Чего⁈ – удивился Игнат. – Это я-то тощий? Что вообще случилось? На кой разбудили посреди ночи?

Хельдерик вздохнул и сказал обречённо:

– Кто-то поджёг дом, где хранили снаряжение для осадных машин. Верёвки, ремни… Всё теперь испорчено. Вот этот человек нёс караул. Он говорит, что видел тебя поблизости.

– Видел, видел! – не унимался испуганный паренёк, указывая на мага трясущимся пальцем. – Сказал мне, чтоб не дёргался, иначе изжарит до корочки. А потом… ну… выпустил свою магию прямо в окно! Всё заполыхало, ну я и бросился остальных будить, чтоб огонь потушить.

– Что ты, мать твою, несёшь⁈ – вспыхнул Игнат.

– Однако д-других магов огня в лагере нет, – заметил Тейнос Таммарен, изо всех сил пытаясь преодолеть заикание. – К т-тому же, г-говорят, т-тебя не видели весь день

– Ну разумеется, – обрадованно воскликнул маг. – Я в палатке был. Прямо как сейчас, когда меня разбудили.

– П-просидел весь день в п-палатке?

– Я был… не один, – он густо покраснел. – И никого из вас это не касается!

– Но мой человек г-говорит, что видел т-тебя…

– Брешет твой человек, как дышит!

– Игнат прав, – заметил Таринор. – Я могу подтвердить: весь день и весь вечер он был неподалёку.

– Но вы ведь не следите за ним всю ночь, сир Т-т-таринор, – заметил Таммарен с ехидцей.

– Не слежу. Но могу за него поручиться. Зачем бы Игнату осложнять осаду?

– Насколько мне известно, он отправился с нами, чтобы вызволить свою любимую из Ч-чёрного замка. Т-теперь они вместе, т-так? Т-так чего же ради ему п-помогать нам? К т-тому же, как этой девушке удалось сбежать из з-з-замка? Не может ли быть т-так, что её отпустили за небольшую услугу…