Текст книги "Зайтан-Бродяга (СИ)"
Автор книги: Илья Слобожанский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Зайтан-Бродяга
Тихий-город.
Серые дома с чёрными провалами разбитых окон царапают хмурое небо. Вровень бурьяну застыли фонарные столбы, на захламлённых улицах рыжими пятнами ржавчины разбросаны скелеты машин. Город умер и это случилось так давно, что теперь никто и не вспомнит его название. Искатели прозвали город – Тихий. Боятся люди тихих руин и всего того что там поселилось.
Зайтан-Бродяга искатель, он, как и другие жители крепостей-посёлков ходит на промысел в Тихий город. В обветшалых домах прячутся дикие звери и бандиты. Трава, деревья, насекомые, растрескавшиеся потолки, стены – всё это может убить. Искатели залезают на чердаки, опускаются в подвалы, выгребают из брошенных домов всё то, что может пригодиться для жизни в крепостях-посёлках.
Пролог.
Не знаю с чего и начать? Надо бы с главного и интересного. Кто бы ещё подсказал что в моей жизни главное, а что интересное? Ну да ладно, попробую как смогу, а Вы сами решайте.
Родителей у меня нет, подкидыш я. Гринька – Колченогий нашёл замотанного в тряпки младенца, отыскал в кустах у дороги и притащил в посёлок мусорщиков. Обменял меня на выпивку у торгаша Варга.
Гриньку в посёлке сторонились, обходили десятой дорогой. Любил Колченогий навеселе кулаками помахать, а веселился (пил кислую) и дрался каждый день, без меры выпивал мой спаситель. Кулаки у Гриньки как молоты в кузне, шарахнет по столу, доски трещат, ломаются. Трудно Гриньке отказать, когда он страдает похмельем. Расщедрился торгаш на три кувшина кислой, отмерял Гриньке две косицы вяленого мяса, пять пригоршней солёных орехов и поношенные ботинки. Давно это было, лет двадцать назад.
Сейчас другие времена, суровые. За найдёныша если и дают только не мясо и орехи, а по башке и в холодный погреб запрут под замок. Но это если сильно повезёт, найдутся заступники. А нет, так взашей из посёлка вытолкают. Могут забить насмерть, и ещё неизвестно что хуже? Пришибут быстрая смерть, за забором долгая, мучительная. Вот и обходят подкидышей и найдёнышей стороной, боятся.
Слыхал я разные истории о брошенных детишках. Люди говорят – болотный люд своего выкормыша может подбросить, тот подрастёт сил наберётся и передушит всё поселение. Ворожеи из Заскорузлого леса, эти куда хитрей и опасней болотников – дурным зельем дитя опоят, на тропке положат. Сердобольная баба или мужик подберут, в избу принесут. Малыша не спасёшь, а беда долго ждать не заставит. Мор нападёт, всякая дрянь с омутов да гнилых ям к частоколу полезет. Сам я такого не видел, но людям верю. Не станут они врать и наводить напраслину.
Вот и выходит, спасибо родителям, появился я на свет вовремя. Потому-то и не сгинул на окраине, и мусорщики не прибили вместе с Гринькой-Колченогим. Он хоть и крепок на кулаки, но против пули или ножа не устоит.
Искатель из Гриньки так себе, далеко не ходил, рылся неподалёку от посёлка. Хлам собирал, обменивал находки у Варга, тем и жил. На еду и выпивку хватало. С чего вдруг ему вздумалось сунуться в город я не знаю. Там и трезвому не безопасно, а пьяному, да ещё и хроменькому смерть в спину пальцем тычет. Пропал Гринька в Тихом, лет десять назад как ушёл да, так и не вернулся. Жалко Гриньку, хороший был мужик. Не давал меня в обиду.
1
Третий день идёт дождь, небо как мешок у нерадивого торговца, всё что в него падает тут же вываливается через дыры. Дожди в наших краях не редкость, но самое плохое это ветер. Резкий он, холодный, бьёт плетью сквозняков, толкает на острые камни, воет как голодный зверь в чёрных провалах разбитых окон города. Он здесь хозяин, ему всё можно, гремит кусками железа, гудит в печных трубах, раскачивает ржавые фонари. Никто его не поймает, да и не встречал я охочих за ветром гоняться.
Тихий город умело и быстро убивает чужаков. Побрёл звериной тропой – сожрут даже днём. Тронул не тот камень – стена рухнет. Свалился в яму, а там жёлтый туман за горло ухватит и уже не отпустит. Не успел до темноты в лёжке залечь – верная смерть. Когда пропадают тени зверьё главный враг, унюхают не убежишь. Как не крути, а пришлым в Тихом жить не долго.
Врать не стану, город и завсегдатай не особо-то жалует. Живём по его законам, придерживаемся не писаных правил
– днём, осторожно не поднимая шума в уцелевшие дома забираемся всякие нужности достаём. Ночью, в лёжках да схронах отсиживаемся. В Тихом и наш брат пропадает, уходят люди и не возвращаются.
***
Приятелей у меня не много, по пальцам сосчитать можно. Бродягой кличут, для остальных я Зайтан. Не знаю на каком это языке, может мусорщики специально для меня такое словцо придумали, а может и кто-то другой, ещё до них постарался. Слово интересное, заковыристое со смыслом. Зайтан – уже не чужой, но ещё и не свой. Вот такое мне имя на совете посёлка дали. Так и живу с двумя, Зайтан-Бродяга. Но я не в обиде, так даже лучше, по оклику можно понять кто позвал?
Бродягой меня Гринька нарёк. Частенько я убегал от Варга, ночевал у Гриньки в сарайчике с дырявой крышей. Но ещё чаще бродяжничал, подкармливался на рынке, спал в заброшенных домах. В питейной жилось не сладко, к подзатыльникам и пинкам сызмальства приучили. Варг руки не распускал, боялся Гриньку, а вот его сыновья всем скопом мутузили. Лукерья, жена торгаша мокрой тряпкой охаживала. Невзлюбила она меня с первых дней, криворуким выродком обзывала.
Спозаранку до поздней ночи я на семейство Варга батрачил. Хворост собирал, в питейной посуду мыл, за скотиной в хлеву прибирался, там же и жил, спал, ел на сеновале. А как пропал Гринька торгаш осмелел, за малейшую провинность бил палкой. Спасибо кузнец Акан вступился, дал за меня два десятка патронов и забрал в кузню. Днём работал я в кузне, на ночь уходил в Гринькин сарайчик. Подрос, набрался сил, в кузне быстро крепчаешь. Поначалу уголь таскал, горн раздувал, молоточком тюкал. Вровень с калиткой поднялся, Акан доверил молот. Многому я у дядьки Акана научился. Обменял Акан кузню на воз разного добра, запряг Черноносого и уехал. Куда и по какой нужде не сказал. Он уехал, я и подался в искатели.
В посёлке мусорщиков меня не жалуют, всему виной промысел, не роюсь в мусорных кучах на окраинах, хожу в Тихий. Много там уцелевших домов, всё больше высотки. Встречаются и низенькие, двух и пятиэтажные. Беру только то, что в мешке унести можно, излишки в схоронах прячу.
В родном посёлке обмениваю добытое, за моим товаром очередь выстраивается. Разбирают всё до последней железки. Кастрюли, миски, кружки, ножи и ложки в большом спросе. За ложку хвост сушёной рыбы, или косица вяленого мяса. За кухонный нож три винтовочных патрона, за кастрюлю десять. Цена не велика потому-то и не выгоняют за частокол, нужен я им. Пока что нужен, год-другой и не откроют ворота. Всё чаще и чаще завидев меня причитают, пророчат близкие беды и страдания. И причина грядущих напастей конечно же я. Потому как хожу где заблагорассудится и не живу по законам посёлка. Говорят – беды-невзгоды я за собою на верёвке таскаю. Глупости всё это, но люди верят. Потому и не засиживаюсь в своём сарайчике больше двух дней. Сменял добытое, отоспался и обратно в Тихий. Там, среди серых домов мне спокойней. Кто-то покрутит пальцем у виска, скажет я чокнутый и будет прав. Тихий не место для людей, его хозяева звери зубастые голодные, они там хозяева. Да и людишки по городу шастают разные, встречаются и такие что за чужим добром охотники, грабят, убивают. Вот и приходится носить оружие, пальнёшь, шум поднимешь и беги пока зверьё не вылезло, на грохот оно даже днём из своих нор выбирается.
Что-то я увлёкся, не смотрю под ноги, не слушаю шорохи. Нельзя в Тихом расслабляться. На прошлой неделе стена обвалилась, троих пришибленных похоронила, двоих покалечила.
Странный народец пришибленные, везде они лезут, землю копают, стены разбирают. Вот и до разбирались, хотели дыру в проходе расширить, вытащили из пролома с десяток кирпичей, а оно возьми и пол дома отвались. Искатели вроде меня на этих несчастных в большой обиде. Проход-то они расширили, даже больше чем нужно, но и лёжку что для многих служила укрытием на ночь, тоже обрушили. Засыпало её камнями, нет больше лёжки. Роют, копают, точно им трещин и ям в земле мало. Правильное им дали прозвище – пришибленные, вернее и не назовёшь.
Куда не глянь куски порушенной кладки, поломанные балки, остатки кровли. Впереди, метров на тридцать открытый участок, в этом месте только бегом, а не хочешь бегать ступай в обход. Напрямик конечно заманчиво, но вот беда ветер в спину. Дождик камни намочил, как бы ноги не сломать? Ботинки у меня не новые, но крепкие, шнуровка голень стягивает, в таких можно и побегать. Обувка в моём ремесле важная штука, чем выше голенище, тем больше шансов ноги сберечь. Пойду по прямой, путь хоть и трудный, но недолгий. В обход может и не так опасно, но тоже не сахар. Взбирайся с этажа на этаж, лазай перекошенными, обветшалыми лестничным маршами. Надо бы поспешить, темнеет, а я и пол пути не прошёл. Сумерки, для зверья начало охоты. До ближайшего схрона, почти квартал мрачных домов и сырых провалов. Не нужно мне в схрон, хочу в Бочке на ночлег остановится. Выпью кислой, в баньке попарюсь.
Под ногами битый камень над головой низкое, распухшее небо. Иду быстро, но осторожно. Дождик чуток поутих, да и ветер ослаб, везёт мне сегодня. Время сэкономлю и, если сильно постараюсь ноги сохраню. Хватаюсь руками за балку выбираюсь из ямы. Рюкзак за спиной мешает, да и винтовка не особо удобная штука для таких вот лазаний. Ну да ничего, раз два и уже на верху. У меня перчатки из шагреневой кожи, крепкие они хоть и старенькие, не раз выручали. Руки беречь нужно, оцарапаешь и не ходок в город. Распухнут, как стрелять и по этажам лазать? Ещё немного и я на месте. Вон из-за той горы кирпичей хорошо видно дорогу к казармам. Туда-то мне и нужно.
Не знаю, может, показалось, хотя нет. В чёрном проломе торцевой стены, на той стороне улицы кто-то маячил. Наблюдал, следил как я прыгаю по кирпичным глыбам. Ладно, поглядим кто это там такой любопытный? Пригнусь и уйду по яме. Если свой, искать не станет, сам покажется. А если чужой, дело дрянь. Время не на моей стороне, ночь близка. Я человек мирный, но и пропадать за так не собираюсь, винтовка всегда при мне.
– Тинь-тинь-тинь!!! – Зовут от пролома.
– Крык-крык!!! – Отвечаю я.
– Тинь-тинь!!!
– Крык!!! – Рычу и поднимаясь в полный рост.
– Чего застыл? Шевели копытами. – Торопит давнишний приятель Мишка Вольтанутый. – Вылезай, некогда мне. – Руки и лицо измазаны сажей. На голове вязаная шапочка грязно-зеленого цвета. Ботинки красные от кирпичной пыли, да и кожаная куртка что когда-то была чёрной, теперь серо-красная в мазутных пятнах. – Где тебя носит? Спешить нужно. – Ворчит Мишка, поглядывает на руины за моей спиной. – Принёс?
– Может и принёс. – Отвечаю почти шепотом, снимаю рюкзак. – А чего тебе нужно?
– Шутишь? – Мишка улыбается и глядит с прищуром. – Отдавай карту. Некогда мне.
– Так и я не гуляю. Хочу до темноты к Бочке выйти.
– Ты чего? – Мишка хмурится, моргает точно в глаз что-то попало. Нос у моего приятеля как клубень белой, губы узкие, глаза навыкате. Смешной он, особенно когда злится. Ходят желваки, один глаз дёргается, губы поджимает. Похож Мишка на зверька тумпика. Так и хочется брякнуть – не прячь губу тумпик, дыши ровно. – Чумазого не встречал? – Спросил Мишка и отвернулся. Не любит он, когда я его рассматриваю. Совсем плохо у человека с чувством юмора. – Чего зыришь? – Шипит Мишка, глядит на меня из-под бровей. – Встречался с Чумазым?
– А должен? – Спросил и подмигнул, хотел было брякнуть дежурную шутку про его нос, но решил промолчать. На взводе Мишка, злится.
– Ага, должен. – Ворчит приятель и оглядывается.
– Ну, извини, не знал. Это тебе. – Косица вяленного мяса перекочевала к Мишке.
– Не извиняйся. – Приятель понюхал подарок и сунул его за пазуху. Не умеет Мишка говорить спасибо. – Я пустой. – Как-то виновато выдохнул он. – Если что отыщу, отдам. Ты меня знаешь, в долгу не останусь.
– Не нужно. Это я так, дарю. Чего тебе наобещал прощелыга? Что за карта?
– Не скажу. – Мишка тяжело вздохнул и плюнул на камни. – Сотню патронов за неё отсыпал. Поймаю, убью гада.
– Ты толком объясни, что стряслось? За какие заслуги патроны раздаёшь? Может, и мне отсыплешь?
– Ага, щас. Всё брошу и отсыплю. – Мишка снял с плеча винтовку и полез в разбитое окошко. – Не ходи к реке. Вояки на нашем берегу ловушки на клычей поставили! – Переплетаясь с эхом шагов донеслось от развалин. – Кого из наших встретишь, предупреди! Ловушки возле брода на мелководье! Бывай!
– А чего на нашей-то? Им что, своей мало!? – Спросил, но ответа не дождался. Мишка пропал в черноте руин.
Вообще-то Мишка неплохой парень, но с причудами. Вот как сегодня, я с ним разговариваю, а его и след простыл. Ни тебе здрасте ни тебе до свидания. А всё потому, что он из пришибленных. У них, все чуток не в себе. Мы, полезные вещи собираем, а они не нужные побрякушки откапывают. Колечки, цепочки из жёлтого и белого металла, а ещё за цветными стекляшками большие охотники. Кому оно нужно такое добро? Жизнью рискуют под завалы лезут, на чердаки взбираются, в склепах роются.
Мы с Мишкой давние приятели, можно сказать с малолетства. Мальчишками на окраине города встретились, подрались, после чего и за дружились. Мишка рисковый парень, смелый. Он с Витькой Прожжённым на гнилое озеро ходил. Витёк после того похода умом тронулся. Наверное, смрадом надышался, а может и правда что-то страшное увидал. С тех пор ему разные чудища видятся. Живёт Витёк в лесу от людей прячется, совсем одичал в глуши. А Мишке хоть бы что, как был чудаковатым таким и остался. Как и раньше для меня из дальних мест ножи и ложки приносит. Он мне свои находки, а я ему свои, но чаще покушать приношу. Один раз, я ему горшок с цацками на развалинах отрыл. Мишка тогда, разве что не танцевал от счастья. Стекляшки в серьгах ему очень понравились. На радостях и расщедрился, с десяток кухонных ножей мне сразу отдал, через день полсотни вилок с ложками притащил.
Глупый Мишка, попади он к нам на рынок с таким-то товаром, еды набрал бы два мешка. Но я его понимаю, пришибленных в мой посёлок не пускают. Да если бы и пустили, вряд ли Мишка к нам пошёл. Бояться люди мусорщиков. А всё потому что у нас в каждом доме по идиоту, а где и по несколько. Пришлых на дух не переносят, а сами в другие поселения ходить боятся. Есть и такие кто за забор носа не высовывают, уже и позабыли, когда за частокол выбирались. Именно эти больше всех и голосят, во всём и вся вестников беды видят. Ветер от болот подул – жди напастей, гром шарахнул, молния блеснула – всё, конец света приближается. Соберутся на базарной площади падут ниц, поднимут к небу руки и воют. Да так громко и противно это делают, хоть уши затыкай. Те же пришибленные десятой дорогой наш посёлок обходят. Вот и получается, никто никому не доверяет и все всех боятся. Так и живём.
Вот и городская площадь. Если поглядеть на серо-красный дом, за ним можно увидеть угол высотки. На самом верху деревянный крест. Не нравится мне это место. Всякий раз, когда здесь бываю голова чумная в каждом окне если не зверь, то бандиты чудятся. Почему так, не знаю?
Наши соседи технари, этот угол – дорогой к небу прозвали. Странное название, но верное. Год назад рухнул высоченный домина и всё бы ничего, грохнулся и ладно, не впервой такое случается. Дома старые, обветшали, вот и падают. А этот, как-то особенно обрушился, развалился, но не весь. Если смотреть от реки, ну точно ухабистая дорога в небеса и крест будь он неладен. Вроде ничего такого, две доски одна большая, другая поменьше, с этого места совсем крохотным крест видится. Такие штуки на кладбище можно встретить. Правда, у нас и кладбищ как таковых нет, редко кого хороним. Больных и слабых за забор выгоняем, потому как пользы от них нет. За рвом и частоколом зверьё голодное, сожрут и костей не сыщешь.
Гадкий народец живёт в моём посёлке, трусливый. Толпой они конечно смелые, а вот по одиночке точно тараканы по щелям забиваются. Мне конечно жалко тех несчастных что за забором смерть свою находят. Но если подумать, в том есть и их вина. Совет посёлка решил, вот и выгнали. А кто в совете, они же и были в нём, всем сходом чужие судьбы решали. Вот и до решались, результат на лицо, вон сколько домов с заколоченными окнами и дверями стоят. Того глядишь год другой и вообще никого в посёлке не останется.
Последнее время, народ что по руинам лазать не бросил всё чаще и чаще пропадает. Ушёл человек на промысел, или ещё куда по своим делам вышел за ворота и больше не вернулся. Кто знает, а может он в другое место перебрался, отыскал тёплое, сытное, за реку рванул новые места обживает. Как проверишь? Вот и выходит, хоронить в посёлке некого.
Хотя нет, соврал. Не так давно Терентий помер. От чего и как не знаю. Горка камней, деревянный крест из некрашеных досок, вот и всё что осталось в память о Терентии. Дом его заколотили, добро вынесли, растащили по своим домишкам. Самсон, дружок покойного за могилкой приглядывает. Сорняки прополет, землицу свежим песочком посыплет, цветочки положит. Кружку кислой доверху нальёт усопшему другу, сам же и её выпьет, посидит чуток и уходит.
Когда через погост прохожу стараюсь не глядеть на могилы. Упру взгляд в тропку что под ногами и ходу. Да и чего на них глядеть, грязно-серые кресты да камни, радости в том мало, от могильных холмов на душе нехорошо становится. Вот и сейчас, только вспомнил о погосте, про свою смерть подумал. Где будет моя могила, и будет ли она вообще? Ну да ладно, что-то отвлёкся, вернёмся к дороге в небо и к кресту что тучи царапает.
Не знаю, что технарям в голову взбрело, но они своё творение в чёрный цвет выкрасили. Может и правда кого-то там схоронили? Люди всякое болтают, но как по мне глупости всё это, незачем покойника на такую высоту тащить. Да и ноша не по силам, туда и налегке не каждый взберётся. Не уж-то другого места для могилы не нашлось?
Жуткая картина, серые дома, грязь, сквозняки, а с неба глядит чёрный крест. Всякий раз проходя мимо, даже издалека зарекаюсь не поднимать головы. И каждый раз хоть искоса да поглядываю, останавливаюсь и таращусь на крест точно зачарованный. Время не засекал, но в Тихом много и не нужно чтобы сковырнуться. Есть в этом кресте что-то не от мира сего, и не один я это заметил. Вот к примеру Мишка Вольтанутый, он как-то мне пожаловался. Из-за этого креста будь он неладен, Мишка чуть шею себе не свернул. Поглядел, раззявил варежку и в яму свалился. Если бы не Юрок Долговязый, он рядом железки собирал, пропал бы Мишка. Башкой здорово о камни приложился, неделю ходил чумной.
А ещё мне рассказывали – технари, глядя на угол что-то бормочут и крестятся. Хочу заметить, технари это Вам не пришибленные и не мусорщики, они попросту ничего не делают. Технари народ головастый, машины разные восстанавливают, оружие чинят из жирной грязи что в Сухой пойме смрадным озером растеклась керосин выжимают. А уж если технари крестятся, стало быть есть на то серьёзные причины.
Попал я как-то на светопреставление, на моих глазах пятиэтажка рассыпалась. Зрелище я вам скажу хуже не придумаешь. Землю трясёт, куда не глянь пыль столбом не вдохнуть не выдохнуть. Хочется драпануть, всё одно куда, главное подальше. Но в какую сторону бежать не разберёшь, везде гудит, падает, осыпается. Не знаю, как я тогда уцелел, как выжил, не помню. Очнулся, вокруг горы кирпича, битые плиты, куски арматуры во все стороны торчат, а на мне ни одной царапины. Ну, разве что большая шишка на лбу, глаза пылью запорошило и полон рот песка.
Кто-то скажет повезло, но я не верю в везение. Как по мне, ходит рядом с каждым из нас неведомая сила, она и не пускает дальше дозволенной черты. За нас решает жить, или умереть, чем заниматься, кем быть? Она же и удерживает, а пожелает столкнёт на камни или на зубастого зверя выведет. В тот день, когда пятиэтажка рассыпалась, это она меня уберегла, не дала пропасть, показала себя, обозначила.
Теперь-то я точно знаю, и у домов есть душа. Болеют они страдают, кричат, плачут. Услыхал я, когда домина падала, в грохоте и неразберихе едва различимый стон, хриплый, утробный, точно последний выдох. И не только услыхал, почувствовал. Из окошка в подвал могильным холодом обдало, да так что едва на ногах устоял. В ушах гул, звон, того глядишь голова расколется, а потом всё стихло, словно и не было ничего. Первое что подумал – помер. До этого случая я не знавал такой тишины. Холодно стало, тихо как в могиле, и вдруг как закричат. Кто и про что кричали, не понятно. Сердце колотится, руки дрожат. Где-то неподалёку заплакал ребёнок, плакал недолго, а потом как засмеётся, громко, заливисто. Я уши руками зажал, не помогло, смех разрывает голову, в лоб молотком стучит, а в затылок точно иглами колют.
Было ещё что-то. Врать не хочу, может и почудилось. Глядели на меня со всех сторон. А еще, шептали десятки, сотни голосов. Слова слышал мудрёные какие-то, непонятные, чужие словца. Сердце защемило, ноги отяжели. А потом всё почернело, и я провалился в беспамятство.
Тайник у меня был в том доме что развалился, на втором этаже за поломанным шкафом добро припрятал. Хорошо, что не дошёл, шнурок развязался. Остановился всего на минуту, тем и спасся. Спешил я очень, торопился. Хотел барахлишко забрать, а вот что припрятал сейчас и не припомню, да это уже и не важно. Я тот день никогда не забуду, детский плач, смех, шепот. И то, как соседние дома отвечали громким воем умирающему брату, тоже не забыть. Всякий раз как вспоминаю, волосы дыбом, к горлу ком подкатывает.
Уверен, технари тоже услыхали что-то похожее. Не зря они этот угол дорогой к небу прозвали. Потому-то и крест на самой верхотуре поставили. Хотя кто знает, может я и ошибаюсь? Эти товарищи иногда чудят не меньше, а когда и больше пришибленных. Шумят в городе, да так громко, словно нет лиходеев и дикого зверья. Забираются в такие места, о которых мне и думать страшно. Технарям не нужны ножи и кастрюли, да и колечками они не интересуются. Трубы, провода и всякие мне непонятные механизмы им подавай. В подвалы опускаются, по чердакам шастают. Лично меня, что в подвал что на чердак и на верёвке не затащишь. Там, хоть одна зверюга да спрячется. А ещё, эти ненормальные куда не придут стены долбят и ямы роют. Наверное, и в тот день под самым домом что-то рыли, копали. Потому-то и обвалился домина. А когда начало всё рушиться, технари только и могли как глядеть на падающие камни, ждать своей смерти. Прошла мимо костлявая, пожалела.
После пережитого, те что из-под завалов выбрались за забор не выходят. Сидят в своём посёлке, в Тихий и носа не суют. О том, что там увидали, впервые дни наперебой трезвонили, а потом как воды в рот набрали. С чего вдруг замолчали, непонятно?
Не все остались в посёлке. Знаю я одного, Тихоном звать. Ушёл он от технарей, перебрался в Бочку, работает в коптильне у Хабибулы. Запомнил Тихон на весь оставшийся век как земля стонет, и пыль глаза застилает. А ещё, слышал стоны и шепот. Видал кого-то, но кого не говорит. Сболтнул разок – привиделось что-то живое, огромное. Тихон в город не ходок, боится. Говорит, ему туда дорога закрыта, ослушается умрёт. Обвались и он, угол дома, братская могила для технарей. Тихон мне раз десять об этом повторил, точно я глухой или с памятью не в ладах.
Но как не крути, даже в плохом всегда найдётся хорошее. Высотка, разваливаясь тряхнула землю, да так сильно что на соседей улице тоннель обрушился.
Из той дыры, что когда-то давно служила переходом, даже днём разная гадость выползала. Лохматые рогоносы, чёрные тараканы. Но самые гадкие и мерзкие это кракули, молодняк серых пиявок. Эти кровососы даже маленькие грозят большими неприятностями. Прозеваешь и привет родному посёлку, кракулёнышы большие мастера на потолках прятаться. Свалится на голову маленькая дрянь и всё, поминай, как звали. Это одна из многих причин почему я не любитель по подвалам, да подземельям шастать.
Там, где нет солнечного света взрослые кракули, они же серые пиявки всем заправляют. Эти мерзкие твари, бросаются на всё что шевелится. Своей молодью тоже не брезгуют. Потому-то и жмутся кракулёныши ближе к выходу, лезут на потолки и стены. В большие кучи на ночь собираются, что бы папашки да мамашки не сожрали. А ближе к утру разбредаются, им тоже чего-то есть нужно, охотятся. Нападать ещё не умеют, да и куда им, зубы только на пятом году прорезаются, да и размерами не вышли. Самый большой которого я встречал с полметра длинны, толщиной с кулак. Мелочь пузатая. Но у этих гадов своё возрастное оружие имеется. Клейкой, ядовитой слизью округу пачкают. Человек или зверь в эту гадость залезет и приклеится. Зверюге быстрая смерть, яд что в слизи, убивает не мгновенно, но и ждать не долго. А вот наш брат может и выживет, если из ботинок удачно выберется и босыми ногами в слизь не угодит. Раньше, это место все обходили, но теперь здесь почти безопасно. Если кто и несёт угрозу так это слизни, синяя плесень, а ещё ползучие грибы что живут в выбоинах и трещинах, они и есть главные виновники всех разрушений и основная еда крылатых, ползающих и мелких обитателей города. Куда не глянь, каждая колючка, листочек или букашка, все норовят уколоть или ужалить. Ну да ладно, нужно поспешить, ночь близится, а мне к Бочке через сквер пробираться.
Да что же это такое? Как не стараюсь думать о другом, а в голове Мишка с его картой. Что на ней? Не назову Мишку жлобом, но и не припомню, когда мой приятель добром разбрасывался? За сотню патронов можно неделю в заведении Шваньки Розовощёкой кислую пить с девицами хороводить. С чего вдруг Мишка расщедрился? И с какого перепуга Чумазому доверился? Да уж, странно всё это.
Вот и дождался, дождик заморосил. Вокруг всё серое, мрачное, чёрные тучи цепляются за крыши домов и тянут их в сторону реки. Плохи мои дела, всё говорит в пользу грозы, только её мне и не хватало. За раздумьями время пролетает незаметно и дорога вдвое короче. Впереди, между рыжих домов замаячили стены казармы, за ними сквер. Это одно из самых нехороших мест в Тихом городе. Бывало и такое, даже днём зверьё охотится. Беда тому, кто именно здесь с зубастыми повстречается. Место открытое, спрятаться негде.
Дядька Яков мне как-то рассказывал, когда-то очень давно здесь было красиво. Не знаю откуда Якову это известно, но рассказывать он умеет, приврёт чуток, отсебятины добавит, заслушаешься.
По вымощенным булыжником аллеям гуляли люди, в фонтанах плескались дети, громко играла музыка. По вечерам включали фонари, и от этих фонарей было светло как в ясный, солнечный день. Даже представить сложно, ночью и вдруг светло. Но вот беда, от былого великолепия уцелел разве что булыжник на дорожках, да и то не везде. Заросла округа жесткой травой, непролазными кустами, корявыми деревцами на которых не растут листья, а вот колючек больше чем предостаточно. Зловоние бурой гнили из фонтанов разносится далеко за пределы сквера. Пойдёшь на запах, не промахнёшься выйдешь к фонтанам. И вокруг этой помойки вздуваются корни уродливых растений. А ещё, повсюду торчат фонарные столбы. Опутаны они вьющейся травой и липкой паутиной, под всем этим непотребством, остатки железа доедает ржавчина. Не долго осталось ждать, упадут столбы, рассыплются они, как и дома, те что когда-то стояли вокруг сквера. В земле дыры и трещины заглядывать в которые врагу не посоветую. Зверьё там прячется. Вот такой у нас сквер, с фонтанами и фонарями.
Под ногами осыпается крошево из камня и древесной трухи, желудок выворачивает от стойкого запаха гнили. Дальше, только бегом, и желательно без оглядки. Глубокий вдох и что есть сил до лежачего исполина.
Исполин – это дерево такое, огромное оно, метров сто в длину, три в толщину. Об этом мне Яков поведал. Заверил дядька – сам измерял. Но я думаю и тут чуток приврал. Хотя, мне-то какая разница? Пусть и приврал, недосуг проверять, да и кому придёт в голову этим заниматься?
Вот и добрался, теперь по скобам наверх. Эти скобы Яков в исполина заколотил. Он за ними и присматривает, если нужно чинит и заменяет. Работа у него такая, оружие починять и за исполином приглядывать.
Наверху и воздух свежей и обзор лучше. Огляделся, проверил подошвы ботинок, вроде чистые, грязи не вижу. Подтянул лямки рюкзака, умастил на плече винтовку и ходу. В хороший день можно и дух перевести, посидеть, отдохнуть на свежем воздухе. Небо заметно потемнело, скоро дождь грянет не до отдыха.
Внизу провал, огромная, глубокая яма. Что на дне никто не знает, жёлтый туман не даёт. В тёплую погоду туман лезет наверх, без маски не пройти, горло дерёт и глаза слезятся.
Вниз, лучше не смотреть, разве что только под ноги. Главное не поскользнуться, кора давно стёрлась, древесина гладкая, от влаги скользкая. Дождик накрапывает, всё за то чтобы свалился, но в мои планы это не входит. Главное дышать ровно и спешить медленно.
Осторожно, крадучись, шаг за шагом, иду на ту сторону. Это вояки исполина на землю опрокинули. В те времена их много было, я о вояках. Позади остались их казармы, одни только стены и уцелели, перекрытия и крыша давно рухнули. Ходят слухи, сильны были когда-то вояки. На танках ездили из пушек стреляли. Наверное, из пушки в дерево бабахнули. Топором его не срубить, да и где взять такой топор что опрокинет этакую громадину? По большому счёту, мне всё одно из чего или чем дерево повалили? Главное мост получился хороший, может и не совсем безопасный, но по нему самая короткая дорога к Бочке. В обход далеко, там низины и глубокие ямы с жёлтым туманом.
В этом месте нужно быть особенно осторожным. Нарост, горб или огромная шишка, как не назови всё подходит. Винтовку поправил чтобы не сползала и ползком. Странно выходит, кора вытерлась, древесина растрескалось, а шишка как была пупырчатой, такой и осталась. Ну, хоть бы чуток усохла. Так нет, скорее наоборот, подросла. Сколько дядька Яков её не рубил, как не строгал, растёт она всё больше и больше. От того и бросил он это занятие. Вон и на боку появился ещё одна загогулина. И там, с другой стороны тоже пузырь вылез. Торчит, даже отсюда видно.
Фу-у-ух, вот и перебрался, минуту отдышусь и двинусь дальше. С этого места можно Бочку увидеть. Не всю конечно, из-за деревьев торчит кусок плоской крыши. Поговаривают, в таких бочках когда-то давно керосин хранили. Лично я не верю, откуда столько? Один раз ещё в детстве, видал целое ведро. Посёлок гудел от счастья. Кто притащил и где взяли не помню. Давно это было. В наши дни, за полбутылки пришибут, даже не задумаются, а тут целая бочка. Если кому интересно моё мнение, Бочка не совсем верное название, может цистерна или ещё как-то? Бочки такими не бывают.
