Текст книги "Зайтан-Бродяга (СИ)"
Автор книги: Илья Слобожанский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
– Бродяга, родненький. – Слышу всхлипывание, плачет Кхала. Надо бы успокоить, но не могу. Жарко мне как у Тохи в парилке.
Открыл глаза, лежу под кустом. Ботинки на палках перед самым носом. На голове мокрая тряпка.
– Я больше не буду. – Шепчет Кхала, целует в щёки, лоб, губы. – Прости, мы не знали.
– Что это было? – Спросил и полез к ручью. Пить хочется, во рту пересохло. Голова раскалывается как после пьянки. Сунул голову в воду, хлебаю. Воздуха мало, а я напиться не могу. Вдохнул и снова хлебаю. Утолил жажду и упал в ручей. Вода студёная, хорошо мне. Лёг на спину, раскинул руки. Пар идёт, поднимается к небу. Потёр глаза и вскочил. Смотрю на руки, живот, плечи. Рисунки на них. Завитушки, полоски, точечки, кружочки. Видал я уже такое, в овраге на Кхале.
– Не знали мы. – Стоит по колено в воде, опустила голову.
– Кто мы? – Схватил за плечи, трясу. – Чего вы не знали?
– Отпусти. Больно. – Прошипела сквозь зубы. Резанула по мне взглядом точно плетью ударила. Злой, опасный взгляд. Нет больше улыбающейся беспечной девчонки. Глаза блестят, глядит на меня из-под бровей, да так что мороз по коже.
– Извини. – Разжал пальцы отступил. – Что это? – Показал на рисунки. – Откуда они взялись? Ты нарисовала?
– Не мы выбираем свою судьбу, она нас выбирает. – Ответила чуть слышно, забрала Карлухины вещи и ушла.
– Проваливай! – Крикнул вдогонку. – Не знали они. Тут с одной сплошная головная боль, а тут они. И сколько Вас? Бред какой-то. – Набрал пригоршню мокрого песка и давай тереть по рисункам. Тру, кожа покраснела, а завитушки не отмываются. – Вот дрянь. – Выругался громко, и упал в ручей. Не знаю, сколько я пролежал в холодной воде? Может и лежал бы ещё. Замёрз, зуб на зуб не попадает. Вылез, побрёл на берег. Взялся снимать штаны, гляжу, а рисунков-то и нет. Пропали. Глянул на бок и шрама нет. Потрогал плечо и там кожа гладкая, нет рубцов. Чудеса, да и только.
С большим трудом вылез из штанов, отжал в пол силы. Одежонка на мне не новая, сильней нужного придавишь, порвётся. Развесил штаны на куст, сижу голышом, наблюдаю как в ручье гуляет рыбёшка. Винтовку уложил на колени. Стрелять мне из неё ещё не доводилось. Может, пришло время проверить?
Передёрнул затвор, гляжу, пусто в патроннике. Отстегнул магазин и здесь ничего нет. Чистил были патроны, куда подевались? Кхала, её рук дело.
Надел штаны, ботинки связал шнурками и на плечо, похватал вещи. Поднял винтовку и бегом к шалашу. Злой я на Кхалу, очень злой.
Бегом не вышло, трава колючая. Иду и думаю, как девку поставить на место? Ворожея она, крутит мною как хочет. Картинки и всё остальное её рук дело. Наваждение, обман. Мысли читать умеет, вот и вытащила из меня про Савку. Мог он промахнуться, оступился, дрогнула рука, вот и промазал. И про банку также узнала, в голову залезла. А я и уши развесил, поверил. Вышел к шалашу пританцовывая.
Карлуха в куртке и трусах бегает, палкой рыжух гоняет. Ну думаю всё, пропал Коротун, умом тронулся. Серёга под кустом сидит, рука перемотана, курит. Невидно девки, может и не приходила?
– Что, вернулся? – Спросил Серёга, поглядывает искоса. – Нагулялись, голубки?
– Ты чего? – Положил винтовку присел рядом с приятелем. – Давно Карлуха бегает? Что с рукой?
– Да так. – Отмахнулся Серёга. – Хвостатые достали. Малец приходил. Забрался в шалаш, хотел его покормить, а тут эти. – Взгляд обозначил дерево, шкура там лежит.
– Понятно. – Улыбка тронула мои губы, но суровый взгляд приятеля не дал веселью пролиться дальше.
– Где были? – Прошипел Серёга.
– Стирались. – Показал мокрые вещи.
– В смысле? – Серёга уставился на меня, хлопает глазами. – Ты где её нашёл? Откуда балахон?
– С чего начинать? – Проводил взглядом Коротуна. Размахивает он дрючком во все стороны, подбежал к белокорке и давай по ней стучать. Парочка рыжух скачут по веткам, дразнят мелкого. – Ну, так что? – Толкнул я Серёгу в плечо, хмурый он, не приветливый. – С одежды начинать или где нашёл?
– Да ну тебя. Жива и слава богу. – Серёга раздавил окурок.
– Что с Карлухой? Почему бегает?
– Мстит белкам. – Сообщил Серёга. – Шкуру не может простить. Сказал – пока всех не перебьёт, жизни ему не будет.
– И как успехи? Много перебил?
– Пока ни одной. – Серёга улыбнулся. – Потешный малый Карлуха. Михалыча не моргнувши зарезал. А тут. – Серёга пожал плечами. – В кустах поймал одну хвостатую. Ухватил за шею. Ну думаю всё, башку оторвёт. А он отпустил. Пожалел белку.
– Что рассказывает? Почему голый? Зачем в лужу залез?
– Не помнит он ничего. Ты ушёл, Коротун проснулся.
Пьяный в стельку. Воды попросил, а я возьми и пожалуйся.
Шкуру прогрызли и меня покусали. С тех пор и бегает.
***
Только к вечеру всё встало на свои места. Карлуха успокоился, надел постиранную одежду, обуваться не стал. Ходит босой к дереву, глядит на шкуру. Не может простить рыжухам такое бесчинство, и отомстить не может. От того и мается. То камнем в них бросит, то палкой пригрозит. Про Гуньку часто вспоминает. Говорит, – был бы здесь Гунька, знал бы Гунька, видел бы это Гунька. После таких слов на сердце гадко становится. Начинаю себя винить в его смерти.
Насобирала Кхала в лесу грибов, запекла на углях, пожарила остатки мяса. Серёга ей помогает, по пятам ходит точно привязанный. К ручью дважды уходили, что там делали, о чём говорили? Не знаю и знать не хочу. Подменили девку, точно и не она это. Взгляд холодный, колючий.
Поели и легли спать. Не все улеглись, только я и Карлуха. Мелкий уснул быстро, а вот мне не спится.
Кхала в шалаше осталась, хоть и грозилась уйти. Серёга уговорил. Сидит у огня, ворошит палкой угли. Серёга ей что-то рассказывает, она улыбается, хохочет. Ну, и как тут уснёшь? Ворочаюсь я, мешок поправляю. Болтали-болтали, а потом, как-то разом всё стихло. Посмотрел, а их нет. Ушли на свежий воздух. Вот и хорошо, пусть гуляют.
***
Утро выдалось сырым и холодным. Проснулся я первым. Карлуха похрапывает, лежит на спине, Серёга и Кхала спят в обнимку. Странные существа девицы, что у них в голове и захочешь не поймёшь. Передо мною голышом скакала, разные словца говорила – связаны мы с ней и всё такое. Лежит жмётся к Серёге, носом ему в грудь уткнулась, спит. Обхватил Серёга её своими ручищами, наверное, боится, сбежит если отпустит. А если и убежит, не велика потеря. Пусть убегает, мне всё равно. Да кому я вру? Конечно же не всё равно. Нравится она мне, сильно нравится.
Серёга парень видный, рослый, широкоплечий и не сутулится. А вот я сутулюсь, худой и на пол головы ниже его. Никудышный из меня жених.
У Шваньки Розовощёкой, в её заведении девица была, Тиной звали. Захаживал я к ней пару тройку раз. Она-то мне и рассказала какой я худой и про уши мои поведала. Поначалу обижался, а как увидел её жениха, обиду точно ветром сдуло. Она с Гешкой Вихратым ушла к вольным. Любовь у них. Видели бы вы этого Гешку. Маленький, пузатый, лысый как моя коленка. Одно достоинство – уши у Гешки нормальные, не оттопырены. А в остальном урод редкий и воняет от него гнилушками. Вот и думай-гадай, какой девкам мужик нужен. Высокий и почти стройный, или маленький с пузом?
Бросил взгляд на Кхалу. Красивая она, особенно когда спит. А вот Серёга? Нос у него длинный и морда исцарапана. А ещё. Додумать не успел. Между моим приятелем и девчонкой, высунулся рыжий хвост. Малыш рыжухи упёрся лапками Серёге в подбородок протиснул острую мордочку. Посмотрел на меня и снова зарылся, один только кончик хвоста и выглядывает.
Быть беде, решил я и полез из шалаша. Второпях оправился под куст и пошёл к дереву проверять – не всполошилось ли семейство рыжух? Глядь, а их там нет. Шкуру сгрызли, на траве одни ошмётки валяются. Странно это, чего же рыжухи мальца бросили?
6
Позавтракали грибами и мясом, доели остатки вчерашнего ужина. Запили всё это горячим чаем. Кхала отличный чаёк заварила, вкусный, душистый. Хлебаем его с большим желанием. Пьёшь, а напиться не можешь. Заполнили фляги чаем, собрались и пошли.
Детёныша рыжухи Серёга на куст посадил. Долго он нас провожал, до самого ручья прыгал по веткам. Перебрались через ручей, взобрался малыш на дерево, больше мы его не видели.
Идём по лугу, трава выше колена, одинокие кусты вздуваются шапками. Красиво здесь, каждая травинка, каждый кустик радует. Птицы поют громко, заливисто. Небо хоть и хмурое, но дождик не капает. Шагаю вслед за Карлухой, попиваю чаёк из фляги. Куда идём, зачем ноги сбиваем? На сердце хорошо, спокойно. Дважды прошли овражек, запомнил я его по колючим кустам синеягодника. Карлуха по нужде к нему ходил, вытоптал траву и подломил ветку. Первый раз заходили к кустам от вымоины, а сейчас поверху идём. Хорошо видать затоптыши, сильно Карлуха траву примял.
Мне бы в самую пору остановиться. Приятелям сообщить и расспросить девку. Куда ведёт? По какой нужде кругами ходим? Спокойно мне, не чувствую опасность. Уверен – идём в нужную сторону. Попиваю чаёк из фляги, не оглядываюсь. Да и кого здесь бояться? Крупный зверь в эти края не забредает, а разную мелочь палкой прогнать можно.
Бредём сырыми балками и оврагами. Нам бы поверху идти, там и трава пониже и колючек почти нет. А мы по сырым низинам через кусты продираемся. Идём, не торопясь как на прогулке. Часто останавливаемся, не разговариваем только и делаем что пьём чай. И откуда он только берётся? Как не возьму флягу, а она полная. Чудеса, да и только.
Пока мы чаёк хлебаем, Кхала куда-то уходит. Возвращается и идём дальше. Уж как-то ловко она бегала в своих одеждах. Тут и в штанах не особо-то пролезешь, кусты, колючки за штанины цепляются, а она в балахоне.
Скоро и я потерялся, смотрю по сторонам не узнаю здешних мест. Цветочки, кустики, красиво куда не глянь. Пахнет полевыми цветами, ветерок тёплый.
К полудню вышли к постройке, одинокий домишко стоит на холме. Крыша прогнулась, стены расползлись. Тут меня как бревном по башке шарахнули. Тряхнул головой, потёр глаза.
Нет цветочков и ветерок совсем не тёплый, холодный ветер до костей пробирает. По всей округе бурьян и сухие деревья. Да и не полдень сейчас, вечер, сумерки. Неподалёку, заборчик стоит каменный. Не пощадило его время, рассыпается забор, год другой и не отыщешь следа. Захаживал я в эти края с дядькой Халганом. И хочу заметить, это местечко очень неблизкое, далеко от нашего шалаша, что остался в лесочке. Но вот как, и по какой дорожке мы сюда забрели, для меня загадка. Наверное, чаёк что мы попиваем затуманил голову, от того и бредём за девкой как привязанные.
Сбежать в самую пору, а я стою, ноги точно в землю вросли. Страшно мне, мороз по коже. Чуть ниже от покосившегося домишки, кладбище. С этого места его невидно. Но я-то знаю, там оно. Мрачные склепы, двери в них давно сгнили, зияют чёрные провалы. Жуткое местечко, гадкое. Повсюду торчат и валяются каменные плиты с именами и датами.
– Вот мы и на месте. – Объявила Кхала. – На ночлег здесь остановимся.
– Ага, щас? – Вышел я из ступора, схватил Карлухин мешок и пошёл в обратную сторону. По-другому не сдвинуть мелкого с места, стоит как завороженный, улыбается точно дурачок, глаза пустые, глядит в одну точку. Отошёл я шагов на пять и остановился. Коротун запоздало рванул вслед за мною. Не бросит он лопатины шипаря, не расстанется с добром. Подбежал Карлуха, тряхнул головой. Сползла дурацкая улыбка, потёр глаза и давай озираться.
– Вы куда?! – Позвала Кхала. Догнала, схватила меня за руку. – Не уходи. Здесь хорошее место. Остановимся на ночь.
– Хорошее? – Прошипел и оттолкнул девку. – Там. – Указал пальцем на домик с покосившейся крышей. – Провал, дыра в человеческий рост. И живут в той дыре пухты. Рассказать кто это? А там, – бросил быстрый взгляд на кусты. – Склепы и могильные плиты. Хорошее говоришь? Для кого оно хорошее?
Опустила девка голову. Подошёл Серёга, зырит на меня улыбается. Карлуха стоит рядом, ухватился одной рукой за мешок, во второй нож.
– Вы чего? – Спросил Серёга. Не знает он, даже не догадывается куда мы забрели? Осматривается по сторонам, хлопает глазами. Чаёк сделал свое дело, одурманил Серёгу и нас одурманил. Все пили чаёк и только она не пила. Нас угощала, а сама не притронулась. Только сейчас заметил, нет у неё фляги. Когда уходили была, хорошо помню, на верёвку повесила.
– Зенки протри. – Подошёл Карлуха к Серёге, и как саданёт ботинком его под коленку. Серёга зашипел и опустился на травку, трёт колено гримасничает. – Просыпайся дурень! – Гаркнул Коротун Серёге в самое ухо. – Твоя гадина извести нас хочет. Вставай Сюндель, уходим.
– Поздно. – Поникшим голосом ответила Кхала. – Не отпустят.
– Кто? – Спросил Серёга и поднялся. Прихрамывая подошёл к девке, взял за плечи. – Ты чего испугалась? Не бойся, я рядом.
– Эй ты! Детина!!! – Окликнули от разрушенного дома. Голосок мерзкий, скрипучий. – Брось оружие и отпусти ведьму.
Кто говорит мне не видно. Трава высокая, да и небо тёмное, вечер на дворе.
– Ты кто!? – Проревел Серёга, спрятал девку за спину, вскинул автомат. – Морду покажи!
– А не боишься? – Спросили от руин. – Убери железку, патронов в ней нет.
Что было потом, я не видел. Стукнули по башке, в глазах потемнело.
***
Сколько провалялся в беспамятстве сложно сказать. Очнулся, голова трещит, лежу на боку скрутился калачиком. Плечо ноет, затылок огнём выжигает, здорово меня по башке приложили. Руки за спиной онемели, во рту сухо, на зубах песок. Вокруг черно как ночью и сильно воняет. Кто-то мешочек шипаря раздавил, этот (аромат) ни с каким другим не спутаешь.
Встал на колени упёрся лбом в холодный, гладкий камень. Немного, но стало легче, голова поутихла. Ноги связаны, той же веревкой что и руки. Не распрямить ног, грамотно связали и ботинок на мне нет, пальцы о камни царапаю. Спасибо штаны и рубаха на месте. Свежо здесь и сыро, вода сверху капает. Но вот откуда и куда она капает понять сложно, а пить хочется.
Стою, лбом в камень упираюсь, от зловония желудок выворачивает. Славно я сходил к тайнику Михалыча, хорошо прогулялся. Что делать дальше ума не приложу? Тихо вокруг ни шороха, ни звука, только вода кап да кап.
Ноги замёрзли, в коленку что-то давит. С горем пополам развернулся, нащупал руками камень с острым краем. Откопал чуток, расчистил и давай верёвку тереть. Ничего не вышло, только руки исцарапал. Бросил я это занятие, свалился на бок, лежу и думаю. – По какой нужде девке доверился? Почему ещё на болоте не прогнал?
– Эй. Кто здесь? – Донёсся тихий оклик, позвали непонятно откуда. Эхо гуляет, бьётся о стены.
– Здесь я, здесь! – Ответил, лежу и радуюсь. Спасут, помогут.
– Не ори. – Прошипели сверху и посыпался песок. – Ты кто такой?
– Зайтан из посёлка мусорщиков. Помоги, связали меня. – Мусорщиков? Бомжуешь?
– Не знаю, может и так? А ты где? – Перекатился чуть в сторону, подальше от песка, сыплется он всё больше и больше.
– Где-где. В Караганде. – Ответили не сразу, наверху возня. Кто-то спрыгнул, ухватил меня за ногу и давай ощупывать.
– Ты что делаешь? – Возмутился я. Но это не помогло. Грубо перевалил меня на спину, шарит по карманам. Верёвка впилась в запястья, ноги под задницей, выгнулся я дугой, камень в затылок давит. А этот гад выворачивает мои карманы.
– Заткнись. – Шипит в самое ухо. – Сигареты есть?
– Нет у меня ничего. Развяжи.
– Зачем?
– Как зачем? – Вопрос ошарашил. – Плохо мне.
– Чем воняет? – Спросил злодей и потащил из моих штанов ремень.
– Прекращай. – Дёргаюсь извиваюсь как могу. – Ты что делаешь гадина?
– Лежи тихо. – Пнул он меня в бок и прошипел. – Не кричи.
– Почему?
– Услышат. – Лёгкая поступь, осторожная, зашелестели камушки у моей головы. – Придут, морду разобьют. Понял?
– Тебе?
– Нет, тебе. – Пояснили из темноты. – Обо мне они не знают. Кто они?
– Мне-то откуда знать.
– Имя у тебя есть?
– Тебе-то оно зачем?
– Может, ты последний человек, которого я вижу. – Брякнул, а сам подумал. – Не вижу я его. Но очень хочется посмотреть в глаза, и придушить.
– Рафатом кличут.
– Слышь, Рафат. – Позвал осторожно и попросил, как можно жалостней. – Развязал бы ты меня? Руки онемели, ноги замёрзли.
– Вот ещё. Не стану я этого делать.
– Почему?
– Придут за тобою. – Рафат подобрался вплотную, присел рядом. – Они так всегда делают. День-два подержат, а потом забирают. Тебе ещё повезло, в яму не сбросили.
– Какую яму? Куда забирают. Кто?
– Темно, не разглядеть. Здоровенные они.
– Что за яма?
– Яма как яма. – Ответил Рафат. – Глубокая, грохнешься костей не соберёшь. Был тут один, громко стонал. Потом и его утащили.
– Куда утащили?
– В дом, куда же ещё. Наверх.
– И давно ты здесь?
– Порядочно. Как из трубы с дружками вылезли, с тех пор и прячусь.
– И где твои дружки? – Появилась надежда. А вдруг, его приятели помогут? – Позвал бы ты их.
– Некого звать. – Рафат тяжело вздохнул. – Драпанули сволочи. В яму я провалился. Кричал, звал хоть бы один помог. Бросили они меня.
– Яма не колодец. Чего сам не вылез?
– Умный ты больно. – Пнул меня Рафат под ребро. Может кулаком, а может и ботинком. Несильно пнул, но в моём положении и этого достаточно. Дёрнул я рукой, верёвка натянулась. Болят запястья, ложки точно огнём обожгло.
– Ну и гад же ты. – Простонал сквозь зубы.
– Станешь тут не гадом. – Жалуется Рафат. – Живу как крот, дневного света не вижу.
– Чего не уйдёшь?
– А куда идти?
– Развяжи, покажу дорогу.
– Нет отсюда дороги. Этот тоннель вверх забирает. Другой вниз уводит, а там темень непроглядная. Ходил, знаю.
– И долго ходил?
– А я знаю, наверное, долго.
– Ты пухтов не встречал. – Спросил и сам себе ответил. Повстречай он пухтов, не сидел бы рядом.
– Что за пухты?
– Звери такие. Свирепые, страшные.
– Не встречал. – Рафат заёрзал на месте, наверное, встал. – Людей нужно бояться. Нет страшнее зверя чем человек. Свет увидал, обрадовался. Хорошо, что не побежал, сил не было. Уселся под стеной, и тут как заорут. – Песок проскрипел возле моей головы, отошёл Рафат и снова вернулся. – С той поры и прячусь, объедками питаюсь.
– Кто заорал? Какими объедками?
– Разными. – Как-то горестно выдохнул Рафат. – Когда кости грызу. А когда и мясо перепадает.
– После кого перепадает?
– После тех, что наверху. Днём они уходят. Выбираюсь, поем и снова прячусь.
– А что на верху?
– Дом. – Коротко бросил Рафат.
– И всё?
– Кусты, деревья, трава. – Перечислил новый знакомый. – Далеко от тоннеля не ухожу. Страшно.
– Развязал бы ты меня? Знаю я это место. Вместе и уйдём.
– Даже не проси. Сам развязывайся.
– Приятелей моих не встречал?
– Так ты не один? – Спросил Рафат как-то озадаченно. – А твои дружки курят?
– Карлуха нет. А вот Серёга курил.
– Так-так-так. – Зачастил Рафат. – Это хорошо, схожу, поищу. Главное, чтобы их в яму не сбросили.
– Развяжи. – Потребовал я. – Сбежим вместе.
– А куда бежать-то?
– Покажу дорогу.
– Ага, так я тебе и поверил. – Рафат толкнул меня в бок. – Был тут один. Я его развязал, а он мне по башке. Недолго бегал, поймали. Били, орал.
– Кто поймал?
– А я знаю?
– Что ты вообще знаешь?
– Что нужно, то и знаю. Лежи тихо. Пойду я. Может, твоих дружков отыщу. Курить хочется. Когда за тобою придут, не ори. Кричи не кричи, все одно утащат.
– Куда утащат?
– А я знаю? – Донеслось из темноты.
Рафат ушёл и время остановилось. Лежу сцепив зубы, таращусь в черноту пещеры. Как воняло слизью шипаря, так и воняет, сыро и холодно. Кап да кап, и тишина. Потом снова кап-кап, точно молотом по голове. А вот где и куда капает, не поймёшь. Пить хочется. Рук не чувствую, ноги судорога выкручивает. Одна радость, голова болеть перестала.
Уткнулся носом в камушки, языком нащупал гальку, с третьей попытки отправил в рот. Камешек небольшой, гладкий, чуть солоноватый. Нашёл себе занятие, рассасываю. Не очень, но помогает, пить уже не так сильно хочется.
Лежу, глазею в черноту, а она смотрит на меня, глядит отовсюду. Вот такая у нас жизнь, ещё недавно был её хозяином, а сейчас валяюсь в пещере и ничего от меня не зависит. Наверное, отгулял своё, отбегался. Так и помру в пещере. И как-то мне совсем спокойно стало от таких мыслей. Окутало меня чем-то тёплым, ничего не болит, хорошо и уютно. Совсем не думаю кто меня сюда бросил, когда придут и куда утащат? И придут ли вообще? Чернота стала подругой, доброй, приветливой. Обнимает меня, я не сопротивляюсь, провалился в неё и уснул. Даже сон увидел. Купаюсь в ручье. Глубокий ручей, ноги от холода судорогой сводит. Загребаю воду одеревеневшими пальцами, пью, а напиться не могу. Набрал полные ладони холодной ключевой водицы, поднёс к губам, а тут как шарахнет. Я и не понял где бахнуло, во сне или наяву.
Ещё дважды тряхнуло пещеру, а потом стрелять начали. Постреляли чуток и всё стихло, но ненадолго. На верху три раза к ряду бахнуло. Да так сильно, что камни и песок посыпались. Не знаю радоваться или горевать? Если и прибили тех, кто меня связал, невелика помощь. Как выбираться? Лежу, слушаю. Про камушек что в рот положил, только сейчас и вспомнил. Языком пошарил, нет его, проглотил?
Сколько я так лежал сказать трудно. Наверное, долго, рук и ног совсем не чувствую, да ещё и затылок онемел. Меня то трясёт, то в жар бросает. Хотел перевалиться на другой бок, не получилось. Поплыла чернота перед глазами, полыхнула искорками и погасла.
***
– Живой? – Через гул в ушах и кляксы серых пятен перед глазами слышу растянутый голос. Тащат меня, волокут по камням. Руки болтаются как плети, ноги волочатся, обдираю пятки. Больно, значит не помер.
Стены из дикого камня, отовсюду свисают лохматые корни. Тоннель, пещера, непонятно что. Всё опутано паутиной, пахнет плесенью. А может, мне всё это только кажется?
– Держись Бродяга. – Шепчут в самое ухо.
– Потерпи. Уже близко. – Ещё один голос. Хрупкий, дрожащий. В нём, есть что-то знакомое, но вот что не могу вспомнить?
– Куда дальше? – Рычит тот, кто тащит меня за шиворот.
– Туда.
– Нет. Туда нельзя. Яма там. – Шипят очень близко. Этот голос я узнал, Рафат, гад, сволочь.
Что было дальше, помню немногое. Тусклый свет, что-то мокрое, холодное, громкие, растянутые голоса. Вертит меня, крутит, а потом, как-то разом всё затихло и успокоилось.
***
Тепло и уютно, потрескивает костерок, пахнет дымом. По щеке ползает букашка. Разбудила она меня, царапает колючими лапками. Открыл глаза, смотрю, таращусь в чёрные тучи и наглядеться не могу. Вроде бы и ничего радостного, хмуро, пасмурно, а мне хорошо. Радуюсь, что не в подземелье. Совсем не пугают тучи, да и прохладный ветерок что приносит запах гниющего мяса, тоже не настораживает. А надо бы задуматься, где я и почему лежу под открытым небом? А вдруг, это те что меня в пещеру бросили? Они и выволокли из подземелья.
– Привет. – Глядит на меня Кхала большими глазищами. Трогает мой лоб, гладит по щеке. Ладошка у неё тёплая. – Серёжа помоги. – Просит девка. Усадили меня, в голове всё перевернулось. Крутится мир перед глазами, тошнит. Повертелось и встало всё на свои места.
– Напугал ты нас. – Узнаю Серёгин голос. Говорит он, а лицо чужое. Губы разбиты, бровь рассечена, нос распух. Глядит на меня через узкие прорези глаз, улыбается. Не лицо, а сплошное месиво.
– А что я вам говорил? – Рядышком уселся Карлуха, лыбится мелкий, выставил напоказ кривые зубы, чешет голову. Шевелюра у него ещё та копна сена. Целёхонек Коротун, старые синяки пожелтели, а новых нет. Стало быть, и в этот раз дал дёру, успел сбежать. Глядит на меня с прищуром. – Живучий он. – Сообщил Карлуха. – Бродяга всех нас переживёт.
– Пей. – Кхала протянула деревянную плошку и поспешила объяснить. – Это лекарство. Пей, оно поможет.
– Где я? – Прошептал и осмотрелся. Небольшой костерок, угли трещат, тлеют. На траве помятый котелок, тряпка непонятного цвета. Высокие кусты, бурьян, заросли плюща. Сижу на надгробной плите, рядом ещё одна, за нею дыра в склеп. От увиденного мороз по коже. На кладбище я, на погосте.
– Ты чего. – Разволновался Серёга и вскочил. Стоит, осматривается, вертит головой во все стороны.
– Уходить нужно. – Прохрипел и не узнал свой голос. Содержимое плошки выплеснулось на штаны. Пальцы как чужие, ничего в них не держится.
– Тихо-тихо. – Заспешила Кхала, присела рядом приобняла. – Всё хорошо. Здесь, мы в безопасности. В эти места, ещё долго зверь не сунется, а люди и подавно.
– Ага. Бояться нечего. – Подтвердил Карлуха. – Ты Бродяга не дёргайся. Она за нас. И этот тоже. – Коротун скосил взгляд. – Это страшилище Рафатом кличут. Он указал где тебя искать.
– Гад. Сволочь. – Выругался чужим голосом. В горле першит, грудь болит, воздуха не хватает. Гляжу на бородатого, а он на меня зырит. По виду старый дед. Борода, усы, брови срослись. Лохматый и грязный. Одёжка сильно поизносилась. Чёрная куртка порвана, кусками висят лоскуты. Штаны с дырами, коленки торчат. Ботинки высокие, шнурки в узлах. Морда давно не мытая, глаза красные, воспалённые, глядит на меня и ухмыляется гадёныш.
– Вот. – Бородатый взял котелок. Руки грязные, в ссадинах и царапинах. Сунул мутное варево мне под нос. – Пей. Мозги проясняться. Мне помогло.
– Хлебни целебного зелья. – Присоветовал Серёга. – Не водка конечно, но тоже лечит.
– Не хочу. – Выдохнул и оттолкнул котелок. – Пусть расскажет. – Закашлялся, говорить больно. Запястья огнём горят, ног совсем не чувствую.
– Расскажу. – Согласилась Кхала. – Не захотел ты у ручья меня выслушать. Я пыталась.
– Потом. – Прохрипел, гляжу на бородатого. – Подыхать меня бросил.
– Да пошёл ты. – Выпалил Рафат. – Каждый сам за себя. Понял. – Отдал он Кхале котелок, подошёл к Серёге. Щурится, больно ему смотреть на дневной свет. Потёр глаза и попросил. – Дай сигаретку.
– Держи. – Серёга вынул измятую пачку. Рафат потянулся за сигаретой, и уже через мгновение растянулся на траве. Серёга выкрутил ему руку, придавил коленом в спину, навис и прошипел в самое ухо. – Каждый сам за себя говоришь? А ты покажи, как это?
– Отпусти. – Простонал Рафат. – Больно.
– Говори гнида. Рассказывай. – Требует Серёга. – Кто
такой? Откуда взялся?
– Не местный я. В Оршанку на заработки приехал. – Хрипит Рафат. – Овчарню строить подрядились. Стрельба началась, ушли в лес.
– Откуда? – Серёга отпустил бородатого. Посмотрел на Кхалу, на Карлуху, потом на меня. Глядит и шепчет. – Оршанка, неподалёку от моего посёлка.
– Сила есть ума не надо. – Жалуется Рафат. – Что же ты тех бугаёв не скрутил? – Спросил Рафат, трёт плечо гримасничает. – Репу начистили, решил на мне отыграться? – Пристыдил бородатый. Здорово его ухватил Серёга, да как ловко. Я и моргнуть не успел, как Рафат носом в траву запахал. – Навалился, придавил. – Отползаем Рафат на четвереньках за надгробную плиту.
– Идиот. – Выпалил Серёга. – Ты как сюда попал?
– Ногами пришёл. – Ответил Рафат и давай отряхивать своё рваньё. Пыль поднялась облаком. – Дикие вы. Чокнутые.
– Иди сюда. – Позвал Серёга.
– Ага. Щас. – Рафат отошёл ещё дальше. – Пойду я.
– И куда ты пойдёшь? – Карлуха запустил ладонь в шевелюру и принялся чесать. Одной рукой чешется, другой тычет пальцем. – Разве что вон к тем. – Коротун плюнул в сторону непролазных зарослей.
– А кто это? – С опаской спросил Рафат. – Я такого зверья ещё не встречал. Мордами похожи на ротвейлеров. А вот ноги короткие и кривые как у таксы. Хвосты длинные, облезлые. Радиация, мутанты?
– Иди к нам. – Позвал Серёга. – Вляпался ты землячок, здорово вляпался.
– Куда вляпался? – Не спешит Рафат, присел в сторонке и дальше жалуется. – Счёт дням потерял, а нормальных людей так и не встретил. Одни придурки и отморозки вроде вас. Тихо тут, как на кладбище. – Брякнул Рафат очевидное. Мы и без него знаем куда забрались.
– Это. – Кхала провела пальцем по трещине камня надгробной плиты. – Могилы древних. Пухты охраняют покой мёртвых.
– Что за зверьё? – Рафат набрался смелости и перебрался к нам. Серёга дал ему сигарету.
– Ты чем слушаешь? Пухты это. Живут стаями.
– Почему подохли? Давно валяются, воняют не продохнёшь. – Коротун дал мне котелок, подмигнул. – Пей Бродяга. Хуже уже не будет.
– Угу. – Кивнул и взял котелок. Руки болят, пальцы не разгибаются. Сделал маленький глоток. Горькое, вязкое варево сползло по горлу. Защипало и разошлось тёплой волной.
– Пряхи убили, мешали они им. – Пояснила девка. – Пряхи и меня хотели прибить. А как Вас учуяли, велели привести. Не могла я сопротивляться. Сильные они, в голову залезли. Вели меня, шептали.
– Это как? – Закурил Серёга, присел на могильный камень. – Где поймали?
– У ручья.
– Что за пряхи? – Спросил я.
– Хотела всё рассказать. – Глядит на меня как провинившийся ребёнок. – Не знала, как это сделать. А потом.
– Суп с котом. – Пошутил Серёга выдохнул в небо сизое облако табачного дыма. – Хорошая водичка в ручье, прозрачная. Сейчас бы туда. Напиться, искупаться.
– Ага. – Закивал Карлуха. – Тебе бы харю умыть. Рубаху сними.
– Зачем? – Серёга уставился на мелкого. Глядит через узкие прорези глаз.
– Как зачем? – Удивился Коротун. Подошёл к Серёге, присел напротив рассматривает. – Мутузили тебя умеючи. Как бы потроха не отбили? Пузо не болит?
– Ничего ему не отбили. – Сообщила Кхала. – Выйдем на луг, соберу травы. Подправим твоё лицо, будет лучше прежнего. – Подошла к Серёге, тот потянулся к ней рукой, чуть не сшиб Карлуху. Отступила и улыбнулась. Перевела на меня взгляд, смотрит. Отвернулся я. – Потерпи Серёжа. – Пропела девка. – Умою и залечу раны.
– А мне и не больно. – Соврал Серёга. – Разве что губы. Улыбаться не могу. Больно.
– Вот ты дурак. – Брякнул Карлуха, поскрёб шею и побрёл ко мне. – Ты это слыхал? Улыбаться он не может. Чему улыбаться-то?
– Живы и на том спасибо. – Ответил я и хлебнул из котелка. Растеклось варево по горлу, опустилось ниже и согрело нутро. Посмотрел на босые ноги, пошевелил пальцами. – Поймали говоришь? Когда, где?
– Вы шалаш строили. – Отошла Кхала от Серёги. Присела на плиту не глядит в мою сторону. – Тавро болотников выдало.
– Что за тавро? – Спросил и поставил котелок. Пальцы слушаются, горло больше не болит, голос вернулся мой, прежний.
– Вот. – Поднялась, встала ко мне боком, задрала балахон, показала часть попы и того что впереди. Смуглая кожа, стройные, длинные ноги. Совсем не кривые. Ровные они. Но вот зачем перед всеми оголяться? Хотел остановить, даже приподнялся, но поймал её взгляд и уселся на место. Смотрит не моргает, точно подталкивает. Давай Бродяга, одёрни мне юбку, покажи кто я тебе?
– Красивые ноги. – Заговорил Серёга, таращится на крутое бедро, рот раскрыл. Ещё немного и слюни потекут.
– Нет там ничего. – Карлуха скривился, поглядел с прищуром. – Нога как нога. Как по мне, уж больно тощая.
– Много ты понимаешь. – Серёга запустил в Коротуна камешком и не попал.
– Сейчас увидите. – Сорвала пучок травы, приложила к ноге, потёрла. Ничего особенного не произошло, разве что трава приклеилась, а потом вся и одновременно отвалилась. Кхала провела ладонью точно стряхнула что-то. Тут-то и проявились причудливые завитушки чёрного цвета. Много их, от лодыжки до бедра и, наверное, выше, под балахоном не видно.
