Текст книги "Зайтан-Бродяга (СИ)"
Автор книги: Илья Слобожанский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
***
Поели картошки с мясом, попили травяного чая. Картошка, оказалась ничем иным как белушкой или белой, это кто как привык называть. Как-то я гостил у вольных, у них и попробовал клубни впервые. Хорошая еда, вкусная. В Бочке клубни тоже подают, но там они иные, невкусные. Под большим секретом хранят вольные где и как белушку выращивают. Но вот зачем эта таинственность, мне понятно. Еда она и есть еда, зачем скрывать? Как по мне, чем больше её, тем лучше.
На рынке сырые клубни не купишь, разве что варенные или запечённые в золе. Стоят они не дёшево, не у каждого найдётся лишний винтовочный патрон за десяток клубней. За тот же патрон, можно выменять добрую косицу вяленого мяса или тройку хвостов копчёной рыбы. Вот и выбирай что лучше? Лично я, вымениваю мясо.
До сегодняшнего дня, я даже не догадывался что этих клубней бывает так много. В погребке у бабушки их целые горы. Много там всякого разного с грядок, не силён я в огородничестве, но даже мне понятно, огородик не даст умереть с голоду.
Кхала приготовила картошку в большом горшке. Поставила его в печь и прикрыла крышкой. Постоял горшок на огне не долго. Растолкла белушку ложкой и заправила мясом из банки. Размешала, засыпала поверх много зелени, аромат пошёл сногсшибательный. Получилось очень вкусно. Не ел я раньше такой еды. Дважды просил добавки, уплетал за обе щеки. Карлуха тоже кушает с большим аппетитом, нахваливает и еду и хозяйку. А вот Рафат с Серёгой жуют эту вкуснотищу без похвал. Говорят – не хватает в картошке сливочного масла и луковой поджарки. Что оно такое это сливочное и луковая я не знаю. Как по мне, картошка с мясом и зеленью очень вкусно.
Поели, попили, Кхала начала прибираться на столе.
Укладывает в таз грязную посуду, Серёга ей во всё помогает. Совсем пропал парень и тарелки прибирает и веником полы метёт. Рафат тоже не бездельничает, взялся строгать ножом щепу для печи. Зажал поленце между ног и давай его ножичком охаживать.
Люди делом заняты, и только мы с Карлухой лентяев празднуем. Коротун сидит за столом напротив меня, ковыряет пальцем чёрные доски. А я, гляжу на веники, те, что висят повсюду. Рассматриваю картинку ту что в углу на гвоздике. Не то что бы она мне сильно интересна, от нечего делать таращусь. Гляжу на мужика с тонким носом и кругом над головой, а у самого на языке вопросы вертятся. Хочу спросить у Кхалы про лачугу за огородом и о зверюге с рогами. Интересно мне, зачем рвача на цепь посадили? Да и про то, чем они с Серёгой всё утро занимались, тоже хотелось бы узнать. Кого они там лечат? Не уж-то крукля? Но вот как спросить не знаю. Суетится кареглазая, прибирается, не до меня ей сейчас.
– Эй. – Позвал Карлуха. – Бродяга, ты чего такой хмурый, о чём призадумался?
– Бездельник. – Окликнула Кхала. – Не устал задом по лавке ёрзать?
– Чего тебе? – Брякнул Карлуха и повернулся. Держит Кхала в руке большую деревянную тарелку, доверху наполненную объедками.
– Делом займись. – Приказала с напускной строгостью и поставила тарелку на лавку, возле Карлухи. – Накорми Дружка.
– Какого ещё дружка? – Глазеет мелкий в тарелку. Картошка там, кусочки мяса, залито всё бульоном. – Нет у меня здесь друзей кроме Бродяги. Не стану я его этим кормить. – Отодвинул Коротун еду и поблагодарил. – Спасибо. Покушал он.
– Да уж. – Выдохнула Кхала, встала у меня за спиной, обняла и поцеловала в затылок. – Ступай на двор. Под избой твой Дружок. И гляди у меня. – Пригрозила кулаком. – Не отвязывай. Дружок, давно здесь живёт. Идти ему некуда. Понял? – Дружок? – Карлуха призадумался.
– Чего глаза выпучил? Ступай. – Поторопила и строго присоветовала. – Как поест, вымой тарелку и наполни водой.
– С какого перепуга? – Слез Карлуха с лавки, поставил на пол тарелку. – Твой зверь, ты и корми.
– Я пойду. – Не знаю, откуда в моей голове появилась такая смелая идея? Боюсь я рвача, сильно боюсь.
– Тебе нельзя. – Ткнулась носиком в моё ухо, легонько укусила за мочку. Пахнет от неё травой ландышицей, от аромата голова идёт кругом.
– Не слушай её, айда со мною – Позвал Коротун. – Поглядим, как Дружок из тарелки шамкает. – Карлуха хитро улыбнулся и подмигнул. – Беги от неё Бродяга, пропадёшь.
– Топчи к будке. – Проворчал Серёга и присел, подпёр меня боком.
– Я тоже пойду. – Предложил Рафат. Настрогал он щепы целую гору, уложил в плетёную из лозицы корзину. Запасливый мужик, хорошо приготовился к обеду. Щепы много, стало быть печь быстро растопим.
– Вам нельзя. – Остановила Кхала. – Дружок хоть и смирный, но кто его знает? Когда голодный, лучше держаться подальше. Вдруг набросится?
– Ага. – Карлуха кивнул и поставил тарелку у входа. Взялся руками за дверной косяк, полез вниз. – Рвачи они такие, могут и цапнуть. – Подтвердил мелкий, и затоптался на месте, улыбка до ушей. – Видал я, как они за жрачку дерутся. Шерсть летит клочьями. – Коротун осмотрелся, почесал голову. – Погоди. – Взгляд стал колючим, Карлуха глядит на Кхалу с прищуром. – А ты почему меня одного посылаешь? Им значит нельзя, цапнет. А меня?
– Ступай несчастье. – Поцеловала меня в щеку и пошла к двери. – Тебя, Дружок точно не тронет. Иди не бойся.
– Ну, уж нет. – Карлуха вернулся в избу. – Выходит, всех тебе жалко, а меня нет? Я что не такой как они? – Взгляд бегло пробежал по всем нам и вернулся к Кхале. – Чего молчишь? Отвечай, когда спрашивают.
– Спина по ночам болит? – Вернулась Кхала к столу, присела на лавку. Глядит на мелкого, хмурит брови. – Хребет ломит?
– Нет. – Карлуха поскрёб щеку. – С чего вдруг?
– Врёшь. Болит спина от того и ворочаешься. Когда горб растёт, всегда спину ломит.
– Какой ещё горб? – Карлуха захлопал глазами.
– Самый обыкновенный. Тебе сколько лет?
– Не знаю. – Карлуха подошёл ближе. – А тебе какое дело?
– Ступай зверя корми. – Махнула рукой, взяла на столе таз с грязными тарелками и пошла к двери. – Серёжа. – Уж как-то ласково позвала. – Пойдём, поможешь.
– Уже иду. – Тут же согласился Серёга и рванул к выходу.
– Погоди. – Окликнул Коротун. – Какой горб? Ты это о чём?
– Отвяжись. – Рявкнул Серёга.
– Ну, уж нет. – Карлуха ухватил Кхалу за подол и потребовал. – Рассказывай.
– А что рассказывать? – Спросила и склонилась над мелким. – Я говорила, шигжих ты. Дитя любви крукля и печатницы. От того в тебе и сила огромная, потому и зверьё сторонится. Боятся они тебя. Что ещё ты хочешь узнать?
– Ага, боятся. – Карлуха уселся на пол. – Что же это выходит? Нелюдь я?
– Дурак ты. – Брякнул Серёга. – Какой же ты нелюдь? Самый обыкновенный человек. Маленького роста, вот и всё отличие. У нас, такие как ты тоже встречаются. – Серёга посмотрел на Рафата, тот закивал.
– Ага, живут. – Подтвердил Рафат. – Карлики, лилипуты, они в цирке работают, в кино снимаются. Артисты.
– В каком ещё цирке? – Карлуха поскрёб затылок.
– Хватит! – Гаркнул я. – Чего вы его пугаете?
– Придумал тоже. – Кхала бросила на меня колючий взгляд. – Никто его не пугает. Он спросил, я ответила.
– Бред, да и только. – Не поверил я. – Нормальный он. Мал ростом и что? Болел в детстве. У нас в посёлке Шарка Горбатый жил. Ещё мальцом упал с крыши, спину повредил. Покрутило его здорово. Знаешь, какой он был сильный?
– Не знаю и знать не хочу. – Грубо ответила Кхала. – Карлуха не падал и не болел. Шигжих он, сын печатницы и крукля.
– Это что же получается? Мой папашка людей ест. – Скорее подтвердил, чем спросил Карлуха. – Людоед он.
– Не уверена. – Кхалла присела рядом с Коротуном, приобняла его. – Это в наших краях крукли людей едят. Беглые они, не умеют жить по-другому. За перевалом, печатницы их помоями и мертвечиной кормят. Не едят там людей, они их даже не видели. Случается, убегают крукли. Селятся в заброшенных домах, заводят семьи. Охотится на зверей не умеют, не приучены. Вот и выходит, люди самая лёгкая добыча. За перевалом всё иначе. Там печатницы всем заправляют.
– А кто они такие? – Спросил Рафат. – Что оно такое эти печатницы?
– Я не встречала. Айхула рассказывала. Слепые они, живут в глубоких норах. Горбатые и очень злые.
– А почему печатницы? – Пробасил Серёга. – Что они печатают? На чём?
– Всякую дрянь, о которой и говорить страшно. Кого рукой тронут, печать наложат. Разум затуманится, и всё. Скажут умри, умрёшь не задумываясь. Прикажут работай, начнёшь землю рыть голыми руками, деревья корчевать, камни таскать.
– Странно. – Поднялся я с лавки, прошёл к ушату с водой. – А как Карлуха к нам попал? Слыхивал я от торговцев о перевале. Про дорогу к нему, никто не говорил. Там болота, топи, омуты. Как Карлуха у нас оказался? Не мог же он сам прийти? – Сказал, гляжу на мелкого. – Как у нас оказался, помнишь?
– Нет, не помню. Охотники меня нашли у реки, мальцом я был.
– Слыхала? У реки его нашли. Перевал за Хмурыми сопками. В тех лесах не каждый мужик выживет, а тут ребёнок. Как он у реки оказался?
– Этого я не знаю. – Кхала тяжело вздохнула. – В Крякше, у вольных живёт шигжих. В почётных годах он. Хороший дядька, добрый. Климентием кличут. Жена, детишки, внуки, всё как у людей. Дети и внуки нормальные, рослые. И у копачей дядька Ифр, он тоже шигжих. Но этот одиночка. От того и сварливый, ворчит, со всеми ругается. Все ему не такие, всё не так.
– Спину по ночам ломит. – Признался Карлуха. – Давно ломит, кости выкручивает. Это горб растёт? – Коротун поменялся в лице. Губы поджал, в глазах печаль. Смотри на Кхалу, ждёт ответа. Надеется, не о нём это, не про него.
В домишке воцарилась тяжёлая тишина. Все молчат, и Кхала молчит. Серёга взял таз с грязной посудой и полез вниз по ступеням. Следом за ним ушли Кхала и Рафат.
– Ну, ты чего? – Тронул Карлуху за плечо. – Не бери в голову. Ошиблась.
– Ага. Ошиблась. – Карлуха кивнул, посмотрел на тарелку, та как стояла, так и стоит у двери. – Айда на двор, Дружка покормим.
***
Хороший у бабушки домик, да и вообще всё здесь красивое и ухоженное. Сытно в этом месте, а главное тихо и безопасно. Не думал, что буду скучать по Тихому городу. Скажу честно, устал я от отдыха. Не хватает мне руин, тревог и неизвестности. Ходишь по дорожкам не оглядываешься. Лёг под кустом хочешь спи, а хочешь просто лежи, плюй в пасмурное небо. И никто тебя не укусит, не прибьёт. Вспорхнула птица, и что? Пусть себе летит. Треснула ветка ну и ладно, вокруг только свои потому и не вскакиваю.
Всей компанией пошли за огород к лачуге. Устроила нам Кхала прогулку по бабушкиным владениям. Там и познакомились, сначала с коровой, а потом с семейством круклей.
Корова – это та рогатая зверюга с колокольчиком на шее. Обрадовалась она, увидела нас и давай мукать. На это мычание и пришли хозяева. Мы поначалу опешили, назад попятились, но Кхала остановила не дала сбежать. Подошла к круклям и давай с ними обниматься, точно с родичами. А те, тихо порыкивают, гладят её по голове, на нас искоса поглядывают. Кхала им что-то щебечет, весёлая она, радуется. Пришла очередь и нам знакомится. Боязно конечно, здоровенные они и зубастые.
Как оказалось, ни такие они и страшные, ну, разве что морды клыкастые, они-то и пугаю. Представила нас Кхала круклям, а нам их. Толку от такого знакомства мало. Они только и делают что кивают. Слова не вытащишь, слушают и головами качают, точно не в себе. Но в целом хорошая семейка. Мамка, папка, двое детишек. Имена мы услышали, я запомнил одно. В голове вертится, вроде-как и знаю, а вот в слух повторить не могу. Одни рычащие звуки, как такое вымолвишь?
Родители крукли ходят босые и почти голые. Нацепили рваные тряпки, прикрыли срамные места, вот и вся одежда. Как пояснила Кхала, для них это нормальное дело, любят голышом разгуливать. Детишки, лет по пять пацанятам, так эти бегают в чём мать родила.
Угостили нас крукли молоком от коровы. Гадость редкая, мне не понравилась. Белое, тёплое и попахивает скверно. Карлуха тоже не в восторге от угощения. А вот Серёга и Рафат нахваливают. Странные они, картошка с мясом не такая, а молоко вкусное.
Посидели мы немного у большого шалаша на огороде, в нём и живут крукли круглый год. Всё здесь хорошо, только насекомых много. Хозяевам ничего, а нам букашки здорово досаждают, кусаются они, жалят больно.
Кхала ушла, когда мы огород смотрели. Большой огород, расползся он во все стороны. Посредине ручей бежит, очень удобно для полива. Частоколом отгородили хозяева свои угодья, закрылись от дикого зверья и незваных гостей. Для надёжности два рвача бегают без привязи, охраняют. Они как нас увидали, рычать начали. Но куда их рык, против рычания хозяина семейства. Рявкнул на них папашка, зарычал оскалился, драпанули рвачи, поджав хвосты убежали через ручей, спрятались в кустах с красными ягодами. Больше мы их не видели.
Заметил я, как хозяева искоса на Карлуху поглядывают, сторонятся они его. Ходят по огороду ботву да початки показывают, а сами так и зыркают на Коротуна. Не хорошо смотрят, исподлобья.
Грядки ухоженные, землица взрыхлена, нет сорняков. Теперь понятно кто бабушке помогает, кто кусты остриг. С их-то ростом и деревья обрезать можно, а кусты стричь так вообще пустяшное дело. Да и с брёвнами всё прояснилось. Крукли и без телеги всё что захочешь, перетащат. Что мужик, что баба, на две головы выше Серёги. Плечи у них широкие, руки длинные. Мужик весь волосатый, чёрные волосы, густые, а вот голова обрита. Баба его, тоже чуток в шерсти, но не лысая, две рыжие косы до самой поясницы. И детишки рыжие, от пяток до макушек пушком обросли. Не сидят мальцы на одном месте. То в ручей заберутся и давай плескаться, то на поляну убегут. Щебечут что-то, а вот что не разберёшь.
Начали взбираться на холм, и тут появилась Кхала, пришла и не одна. Привела ещё одного крукля. На боку у него тугая повязка, рана под нею кровоточит. Этот, ростом чуть выше меня будет. Голый до пояса, штаны с добрым десятком заплаток и не босой как хозяева огорода. На ногах самодельные ботинки из толстой кожи. Руки крепкие, свисают ниже колен. Спина просто огромная, куда не глянь рубцы старых ран. Досталось круклю, здорово его кто-то подрал. На скуластой роже глубокий шрам, от брови до подбородка. Лысый он, морда большая, челюсть заметно выступает вперёд, нижние клыки к верху торчат. Жуть, да и только. Не такой он как хозяин огорода, совсем на него не похож. Ростом не вышел, а вот меха заметно побольше, на руках и груди вообще дебри, чёрный мех густой с подшерстком.
Зарычал на него папашка, а потом как рявкнет. Не знаю, что он сказал, язык непонятный, чужой. А этот, вжал голову в плечи и заскулил. Кхала ухватила его за руку и потащила наверх. Рычит папашка ему в след, да и мамашка не молчит, подрыкивает.
Недолго думая и, мы поспешили на горку, ушли не попрощавшись. Уж больно зло и громко рычат хозяева, как бы и нам не перепало.
Много я узнал и увидел за последние дни. Столько всего приключилось в голове не укладывается. Но что-то мне подсказывает – это только начало.
9
Таинственную бабульку мы так и не дождались. Поднялись ранним утром взяли две корзины с едой и побрели прочь от домика на сваях. Кхала указала дорогу и вернулась к домишке. Когда догнала, привела скуластого крукля подранка.
Не знаю почему, но я спокойно отнёсся к его появлению. Да и все остальные не удивились, приняли как должное. Наверное, всё потому что остаток вчерашнего дня и предрассветную пору провели в его обществе. Не рычит крукль, не выглядит свирепым и злым. Скорее глупый и дёрганный. Бмхарт его кличут. Глазёнками Бмхарт хлопает, от любого шороха оглядывается. Даже и не знаю, как он мог на людей охотиться? Вчера, просился идти с нами, не хотел оставаться по соседству с сородичами. Боится людоед себе подобных, часто озирается точно ждёт, кто-то подкрадётся и стукнет. Да и разговаривает он совсем плохо, слова путает, ни те и не туда ставит. Пока поймёшь, чего он от тебя хочет, голову поломаешь.
Поутру в избушке при свете лампы Кхала меняла ему повязку, мазала раны чёрной мазью. Я подсмотрел и насчитал три заштопанные дыры. Не знаю, как он умудряется ходить, да ещё и работать? Если бы по мне так шарахнуло, валялся дней десять не меньше. А этот вертится как заводной.
Весь вчерашний день, людоед делал всё то что ему говорили. Таскал воду, когда мы устроили стирку и купание. Прибрался в конуре Дружка, старательно вымыл в избе полы, наколол огромную гору дров. Я, Рафат и Серёга его сторонимся, страшная у него рожа, одни клыки чего стоят. А так вроде бы ничего, спокойный. Всём и каждому в отдельности людоед угодить старается. Но что-то мне подсказывает, играет он с нами, притворяется простачком. Наблюдаю я за ним, присматриваюсь. А вот с Карлухой крукль быстро нашёл общий язык, болтали они и вчера и сегодня. О чём говорили у Коротуна не спрашивал, захочет сам расскажет.
Поздним вечером, Кхала твёрдо решила оставить крукля на хозяйстве в избушке. Написала записку бабушке. А сегодня по неизвестной мне причине резко передумала, потащила его с нами. Скорее всего, побоялась оставлять подранка по соседству с семейством ему подобных. И вообще, странное здесь всё. Домик, огород, рвач на цепи, семейство людоедов, корова. Много вопросов, а спросить у Кхалы не получается. Всё время она занята. Поцелует, обнимет и убегает. Этой ночью ушла куда-то, вернулась только перед рассветом. Спросил где была? Повисла у меня на шее, поцеловала, прижалась крепко-крепко и велела собираться в дорогу. Всё покрыто мраком таинственности.
Не люблю я тайны, да и вообще, надоело слоняться невесть где. Хожу, брожу и когда закончатся эти скитания не знаю. Мне бы в Тихий город, там всё знакомо и привычно. Но мне кажется, после этой прогулки, городские руины не совсем подходящее место для промысла. Тесно там, душно среди камней, нет простора и вольного ветра. Всё чаще и чаще задумываюсь – отыскать-бы тихое местечко и поселиться там. В дали от руин и смрадных болот. Что бы свежий ветер, аромат трав и простор до самого горизонта.
***
Ещё до полудня прошли равнину, перебрались через болото. Брели по сырым оврагам, спустились по крутому склону. Когда спускались, за небольшим перелеском вдали, заприметил я постройки. Но вот что это, город или посёлок не разглядел. Обогнули бурелом и залезли в заросли синеягодника. Не встречал я столько кустов в одном месте. Синеягодник простор любит, растёт обособлено, а тут один к другому жмётся, переплёлся ветками. Вот где пригодилась Карлухина секира. Рубит Коротун налево и направо. Щепки летят во все стороны, ветки так и сыплются. Хорошую просеку прорубил. По ней и вышли на пригорок. Осмотрелись и увидели красный от ржавчины мост. Вывалился он из леса и потерялся в молочной дымке. Река под ним. Не слабый ручеёк, не маленькая речушка, а самая настоящая, полноводная река. Гремит от моста, грохочет, да и дымка неспроста его прячет, вода там, стремительный поток. Меня точно палкой по голове стукнули. Знаком мне этот мост. Вот только вспомнить не могу где и когда его видел?
Остановились на отдых. Кхала ушла, даже мне ничего не сказала. Вернулась довольно скоро, позвала крукля и Серёгу. Тут-то я и взбунтовался. Взял её под локоток и отвёл в сторонку.
– Может объяснишь, что происходит?
– А что происходит? – Хлопает глазищами. – Бродяга, ты чего? – Обняла, поцеловала в губы. Крепко поцеловала, сладкие у неё поцелуи. Как после такого можно злиться? Я и позабыл о чём хотел расспросить?
– Пропал наш Бродяга. – Подначивает Карлуха. – Был
мужик и нет его.
– Много ты понимаешь. – Ворчит Серёга.
– Ты чего злишься? – Улыбается Кхала заглядывает мне в глаза. – Окрепни денёк другой. Камни там, осыпи. Мост впереди, береги силы.
– Видел я это место.
– Когда? – Смотрит, сдвинула к переносице нити бровей. Взгляд внимательный, пропала улыбка.
– Не знаю. Этот мост. – Указал пальцем. – Он красный, плющ его выкрасил. Вагоны там, много их.
– Да. И вагоны, и плющ. – Кивнула Кхала. – Вот уж не и думала. – Взяла за руку, поцеловала в щеку и говорит. – Да ты у меня великий путешественник. В эти места мало кто дорогу знает.
– Не был я здесь.
– Отдыхай. – Погладила ладошкой по щеке. Глядит улыбается. – Вернусь, договорим. Взяла флягу из тыквы, в ней налит отвар для скуластого людоеда. Втроём они и ушли.
Резво бегает Кхала между деревьев, ловко огибает кусты и колючий бурьян, а он в этих местах выше человеческого роста. Скуластый тоже шустрит, но не так как она, отстаёт самую малость. А вот Серёга в хвосте плетётся, рубит тесаком высокую траву, корявые ветки синецвета, ойкает и айкает. Да оно и понятно почему, куда не сунься везде колючки. Мошки и букашки роятся, висят над Серёгой чёрной тучей. Всполошил он их, потревожил.
– Бродяга. – Позвал Карлуха, улыбка до ушей. Сидит мелкий на травке, поглаживает древко секиры. – Отыщем тайник, куда потом? Где будем искать пристанище?
– Кто где. – Присел рядом потрепал мелкого за кудри. – А куда ты хочешь?
– Я? – Спросил Карлуха и призадумался.
– Какие будут предложения? – Полюбопытствовал Рафат. – У вас, есть большие города? Хотелось бы посмотреть, как живут люди в ваших краях.
– Вот ты дурень. – Хохотнул Карлуха. – У нас и маленьких отродясь не было.
– Как это не было. – Толкнул я мелкого в бок. – А Тихий?
– Что Тихий? – Поскрёб Карлуха затылок, покрутил носом. – Люди там не живут. Искатели бродят, а жить в Тихом нельзя.
– Радиация? – Спросил Рафат и уселся, напротив. – Как у нас в Чернобыле?
– Где? – Глядит Карлуха на Рафата с прищуром. – Не знаем мы таких слов. Вы с Серёгой, точно с дерева упали. Знаете, много это хорошо. А вот разговариваете непонятно это плохо.
– Что у Вас происходит? Как живёте? – Пришло и моё время задавать вопросы. У Серёги что не спроси отмалчивается, а если и говорит, всё больше скомкано и непонятно.
– Плохо живём. – Опустил Рафат голову, ковыряет пальцем дырку в штанах. – Война у нас.
– Война-война. – Передразнил Карлуха. – Что оно такое ваша война? Дерётесь?
– Хуже. Убивают нас. Напали и убивают.
– Разбойники? – Хмурит Коротун брови, покусывает губу. – Вот гады. Вам бы к воякам сходить. Они этих. – Карлуха потряс кулаком. – Быстро приструнят. К нам как-то наведывались душегубы. Давненько это было. Мы Маркела к воякам послали. Перебили вояки душегубов, всех постреляли.
– Слабенькие наши вояки. Не справляются.
– Какие же это вояки? – Почёсывает Карлуха шею, гримасничает. – Вам бы наших позвать. Они уж точно справятся.
– Танки, пушки. – Пояснил я. – Серёга мне рассказывал. Одной бомбой, можно высоченный домину свалить. Вояки с вояками воюют.
– И кто побеждает? – Взял Карлуха секиру, потрогал пальцем остроту. – Плохие или хорошие?
– Как по мне, плохие. Для Серёги они хорошие. Предали нас, обманули.
– Гад ворота отворил? – Злится Карлуха. – В Бочке тоже такой был, Хутька-Шепелявый. Мирку-Кривоногого ножичком ткнул и чуть было калитку не отворил. Так мы этого гада, там же на воротах и вздёрнули.
– А как Вы распознаёте, кто хороший, а кто плохой?
– Легко распознаём, по шевронам и флагам. – Пригладил Рафат бороду, сорвал травинку, сунул в рот. – Жили мы не богато, но и не голодали. Между собою собачились, не без этого. Мы погрызлись, мы и помиримся. Соседи у нас ушлые. Сами не живут и другим не дают. Мало им своей большой помойки, хотят, чтобы и соседи в дерьме ковырялись.
– А вы, от них забором отгородитесь. – Предложил Карлуха. – Нарубите деревьев, сделайте колья. Можно ров отрыть, водой заполнить.
– Нет таких заборов что бы от подлости и зависти защитили. Большая у них страна, людишки злые. Оружия много, а дураков ещё больше.
– Теперь всё понятно. – Выдохнул Карлуха. – Дурень с ружьём, что дитя со спичками. Не хату, так сеновал спалит. Слышь, Бродяга? – Позвал мелкий. – Когда я стану горбатым, ты от меня не отвернёшься?
– Что на тебя нашло? – Ответил вопросом на вопрос и принялся снимать ботинки. Не удобная обувь, обмотки сбиваются вот и приходится часто их перематывать.
– Почему молчишь? С горбатым задружишься?
– Да я и с рогами тебя приму. Горб не помеха. Я тут подумал. – Договорить не успел, букашка села на шею и ужалила. Зашипел я и давай тереть, волдырь вздулся.
– И о чём ты подумал? – Карлуха придвинулся ближе. – Про горб?
– Дался тебе этот горб? Ещё не факт, что он у тебя вырастет. – Улыбнулся, потёр шею и потрепал друга за шевелюру. – Меня тут одна идея посетила. Хочу найти хорошее местечко, там и построю новый дом. Ты как, готов к переменам? Поможешь дом строить?
– А разве такое бывает? Какой ещё дом? Чем можно его построить? Где?
– Руками, чем же ещё? Но вот где, пока не знаю. – Сорвал охапку травы и принялся натирать ботинки. Даже не знаю, зачем я это делаю?
– Странная штука жизнь. – Коротун прихлопнул на щеке мошку, раздавил её пальцами, посмотрел и горестно выдохнул. – Вот она судьба-судьбинушка. Летала себе букашка по цветочкам ползала. А тут рас и нет её. Скажи мне Бродяга, зачем я её убил? Мог и не делать этого.
– По дерьму она ползала. – Уточнил я. Не доводилось мне даже слышать о таком – убил, а мог и не убивать. Глупости болтает Коротун.
– По дерьму? – Переспросил Карлуха и выбросил букашку. – А мы почём ползаем? Велика ли разница между нами и мухами?
– Лично я, не вижу разницы. – За моей спиной появился Рафат. Отходил он в сторонку по нужде. – Вот что я тебе скажу приятель. Вся наша жизнь, как полёт навозной мухи. – Рафат потёр ладони и уселся перед Коротуном. – Летим мы от одной кучи навоза к другой. Пока в полёте, думаем, мечтаем – следующая куча будет ароматной и еда куда вкуснее чем на прежнем месте. А как прилетим, сядем, понюхаем и попробуем. – Рафат тяжело вздохнул, пригладил бороду. – По факту тот же навоз. Вот и летаем в поисках счастья. Пока летим, есть надежда.
– Хорошо сказал. – Карлуха оживился, глаза заблестели. – Мухи они и есть мухи. Мы-то не букашки, можем и не лететь в дерьмо. Слышь, а ты почему с бородой ходишь?
– Чего? – Рафат как, впрочем, и я, сильно удивился такому вопросу. Брови бородача поднялись домиком, нижняя губа отвисла. С минуты поразмыслил, почесал за ухом и спросил. – А что тебе до моей бороды?
– Ничего. – Коротун завертел головой. – Если нравится, ходи. А вот я, обрею волосы.
– Зачем? – В один голос спросили мы.
– Не муха я. – Бойко выпалил Карлуха. – Это она пусть летает от кучи к куче. С волос и начну менять свою жизнь.
– Ну, не знаю. – Замялся Рафат, поглаживает бороду. – Обреешь голову, думаешь, что-то изменится?
– Да, изменится. – Карлуха запустил ладонь в шевелюру, прошёлся по ней как гребёнкой и поскрёб затылок. – Сколько себя помню, всегда ходил лохматым. А вдруг, всё дело в волосах? Остригу, и наладится жизнь.
– Тогда. – Рафат поднялся, протянул Карлухе руку. – Решено. Сбрею бороду.
Обменялись рукопожатиями, посмотрел я на них и улыбнулся. Причуды не имеют границ. Хотел было отпустить колкость, но сдержался. Не поймут они, не в бороде и волосах прячутся наши беды. Не мы виновники злоключений, мир в котором живём так устроен. Потому-то и похожи мы на мух, радуемся новой куче с дерьмом. Как можем, так и приспосабливаемся. Размышляю и слежу за коричневой букашкой, ползёт она по большому колючему листу. Бестолковая козявка не знает, лезет она в ловушку. Бойко перебирает лапками, падает, снова взбирается, настойчиво и упорно ползёт к паутине. Паука я не вижу, но уверен, рядом он. Прячется, ждёт добычу. Букашка ползёт, я смотрю. Что-то меня насторожило, тихо как-то. Поднял голову, оглянулся, стоят Карлуха и Рафат, глядят на меня.
– Что нужно? – Спросил и напрягся, не понравились мне их цепкие взгляды.
– Ты тоже обрей голову. – Чуть ли не приказал Карлуха. – Обреешь, и у тебя жизнь изменится.
– Ага, щас. – Выпалил я и предложил. – А давайте, по одному пальцу отрежем? А не наладится, ещё по одному оттяпаем? А потом ещё и ещё. Но лучше, сразу башку отрубить. Тогда уж точно конец всем бедам. – Указал взглядом на Карлухину секиру. Большой топоряка, хороший. – Чем рубить у нас имеется. Ну так что, приступим? С кого начнём?
– Умом тронулся. – Заключил Рафат. В глазах застыл ужас, брови расползлись в разные стороны, глядит, хлопает глазами.
– Согласен. С головами погорячился. – Сказал и показал пятерню. – Начнём с пальцев. Их по пять на каждой руке, от одного не убудет.
– Да ну тебя. – Отмахнулся Карлуха. – Причём здесь пальцы?
– Ну, да. Они в этом деле не самое главное. Всему виной твои волосы, и его борода. Так? – Смотрю на Рафата с Карлухой, а они на меня глазеют. – Это из-за волос у вас такая гадкая жизнь. Ходите не там, где хотелось бы, ни то, что нужно делаете. Верно?
– Верно. – Коротун пнул ногой колючку и проворчал. – А что нужно делать? Если знаешь, подскажи.
– Знал бы, давно сам сделал. – Ответил грубо, проверил шнуровку ботинок и пошёл через заросли. Надоело мне слушать бред. Устал я и от Коротуна и от Рафата. От всех устал.
– Ты куда?! – В спину выкрикнул Карлуха. – Бродяга, ты чего?
Я не ответил. Скверно как-то стало, не хорошо. Не понимают мои друзья самого простого. Не видят опасности, от того и занимаются невесть чем. Забрались мы в глухую дыру. Эти места мне не знакомы, совсем не знаю куда нас занесло. Кхала конечно умница, не даст пропасть выведет куда нужно. Но от этого не легче. Кто знает, что нас ждёт впереди?
Сломал палку, и давай ею охаживать бурьян. Мошки поднялись, чёрной тучей, гудят. Машу палкой, расчищаю себе дорогу. Над головой пасмурное небо, впереди пригорок с проплешиной. Кусты опутаны паутиной, она даже на деревьях. Странное место, птицы поют, стрекочут букашки, а вот следов зверья нет.
– Бродяга! – Зовёт Коротун. – Ты где?! Выходи. Наши вернулись!!!
***
Серёга сообщил – с корзинами, доверху нагруженными едой нам не перебраться на другую сторону реки. Мост хоть и уцелел, не развалился, но пройти по нему будет сложно. Вот и решили рассовать еду по карманам, а всё то что не влезет съедим. Кушать особо не хочется, но нужно. Наскоро перекусили варёной картошкой и мясом. Попили холодной воды, её мордастый крукль принёс во фляге из тыквы. Хорошая вода, чистая, сколько не пей, а напиться не можешь.
С продуктами что не поместились в карманах, расправились довольно быстро, скуластый помог. Аппетит у нелюдя как у дикого зверя, проглотил все что дали. Бмхартом его кличут. Тяжёлое имя, так сразу и не выговоришь.
Перевязали шнурки, поправили одежду и пошли к мосту. Спустились по склону, заросла округа кустами и красным плющом. Куда не глянь трава до пояса, а где и выше, повсюду роятся мошки, много их здесь. Даже на болотах я не встречал столько мошкары. От паутины всё белым бело. Растянули пауки свои сети между кустами и деревьями. Липкая она, а когда на лицо попадает, обжигает. Боюсь даже представить, что может случится если паук укусит? Нужно глядеть в оба, уверен, кусачей и жалящей дряни здесь полным-полно.
