Текст книги "Зайтан-Бродяга (СИ)"

Автор книги: Илья Слобожанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Ни фига себе татуха. – Поперхнувшись дымом, прохрипел Рафат.

– Красиво. – Похвалил Серёга. Глядит на ногу гад, глазеет без стеснения. Может мне и показалось, но глаза у него открылись полностью.

– Хватит. – Прошипел я. – Прикройся.

– Ага. – Поддержал мелкий. – Спрячь кости.

– Арабская вязь. – Поведал Рафат. – Я такое уже видел. Может не совсем такое, но очень похожее.

– Это руны – Пояснила Кхала. – Они указывают кто я. Не спрячусь в тени. Болотники и пряхи распознают, почуют издали.

– Болотники? – Полез в карман, вспомнил про жёлтую железку.

– Утерял что-то? – Внимательно наблюдая, как я неуклюже роюсь в карманах, спросил Карлуха.

– Ага, утерял. Была у меня одна штука жёлтенькая. – Посмотрел на Рафата, тот развёл руками и принялся вытаскивать из своих штанов мой брючный ремень.

– Это те, что жили в доме. – Объявил бородатый и вернул ремень. – Они стырили.

– Кто они? – Спросил грубо, не верю я Рафату. Растираю запястья, следы от верёвок посинели. – Ты стащил, больше некому.

– Не брал. Мамой клянусь. – Встал Рафат поднял руки и говорит. – Не веришь, обыщи.

– Хорошая клятва. – Лыбится Карлуха, достал свой нож, поигрывает им и говорит. – Надо бы запомнить. – Подошёл к Рафату, поглядел на него и спрашивает. – А у тебя мама есть?

– Конечно есть. – Отступил Рафат за могильный камень, руками за него держится. Ногти давно не стрижены, грязные. – И мама, и папа. Четыре брата, две сестры. Бабушка по маме, дедушка по ней же. У нас большая семья.

– Это я уже понял. – Скорчил Карлуха кислую рожицу и убрал нож. – Не клянись больше мамой. Неправильно это.

– Хорошо. – Тут же согласился Рафат. – Не буду.

– Крукли могли стащить. – Поведал Карлуха и прикрикнул. – Не лындайся по могилам. Сядь.

– Как скажешь. – Ответил Рафат и поспешил к костру. – Крукли? – От такой новости меня передёрнуло.

– Ага. – Закивал Карлуха. – Они самые. Это они Сюнделю сюнделей наваляли. – Улыбается Коротун своей шутке, глядит на Серёгу, а тот рожу воротит. – И чего это нелюди сюда забрались? Они если и промышляют, то вблизи поселений. А здесь им что? – Выпучил Карлуха глаза развёл руками, окинул взглядом могильные склепы. – Какой дурень в такую глушь заберётся?

– Мы же забрались. Почему другие не могут? – Брякнул Серёга. – Дураки всегда отыщутся. Ты лучше расскажи, что оно такое, крукли? С чем их едят?

– Вот ты Серёга дурень. – Хохотнул мелкий. – Не их, они едят. Ловят людей и едят.

– Людоеды? – Прохрипел Рафат и рванул за куст.

– Чего это с ним? – Забеспокоился Карлуха. – Блюёт ни с того ни сего. Может хворый? Как бы и нам не захворать. – Втянул Коротун носом воздух, принюхался. Попахивает мертвечиной, но не сильно. Побитые пухты валяются неподалёку, ветерок дует в их сторону.

– Человечину ел вот и стошнило. – Пояснил я. – Доедал за круклями.

– Вон оно что. – Выдохнул мелкий и вытащил нож. – Людоед значит.

– Спрячь! – Прикрикнул и пригрозил кулаком. – Вот я тебе.

– Мне-то за что? – Выпучил Карлуха глаза. – Я людей не ем. – Скосил Коротун взгляд на кусты. Рафат стоит на карачках, только один зад и виден. – Разок попробуешь человечины и всё. Уже не остановишься.

– Не знал он.

– Ну, если не знал. Пусть живёт. – Согласился мелкий, перебросил нож с руки в руку, и сунул за пояс. – Наши вояки круклей за Протухший ров загнали. Лет пять тому, одного в Бочку притащили. Двух прибили, а этого живым поймали. Раненного в лесу отловили. Здоровенный такой, морда как две моих и ручищи огромные, висят ниже колен. Поговаривали, крукли троих вольных сожрали и двух торгашей из Низины. Долго вояки за ними охотились, изловили сволоту. На костре сожгли гада, за воротами живьём спалили.

– С ними коротышки были. Кто они? – Спросил Серёга. – Шибздики в лохмотьях.

– Вонючки. – От себя добавил Карлуха. – Кислым за версту разит. В мешковину вырядились, морды под капюшоны спрятали. Ручонки худые, костлявые.

– Кислым? – Вспомнились слова ластоногого, – почувствуешь запах кислого, беги что есть духу.

– Пряхи это. Они о цханах выпытывали. – Поведала Кхала. – Перед тем как меня в клетку посадили, я чаю выпила. Разум затуманился. Ничего не сказала.

– Чаю? – Переспросил Карлуха. – Того, вкусного? – Коротун вынул из-за пазухи флягу. Встряхнул ею. – Хороший был чаёк. Жаль закончился.

– Туман-трава? – Спросил, гляжу на Кхалу. Опустила взгляд, подошла, присела, положила руки мне на колени. Заглянула в глаза, глядит не моргает.

– Не могла я иначе. Туман-трава мысли путает. Нельзя чтобы пряхи узнали дорогу к болотникам.

– Иди сюда. – Потянул за руку, усадил рядом, приобнял. – Что же ты сразу всё не рассказала? Зачем убежала? – Прижалась она ко мне, уткнулась носиком в грудь.

– Цханы – это болотники? – Спросил Серёга. Подошёл, смотрит на нас. Неприятно ему видеть Кхалу в моих объятиях. Жмётся она ко мне, гладит по рубахе ладошкой.

– Да. Болотники. – Кивнула, подняла взгляд. – Серёжа, не смотри так. – Попросила и поднялась. – Не я тебе нужна. Другую ищешь. Похожи мы.

– Другую? – Открыл Серёга рот, и не закрывает, опешил.

– Да. – Взяла его Кхала за руку. – Нет здесь твоей Наталки. Осталась в другой жизни. Будет у тебя другая. Нежная, верная. В беде не бросит, встанет стеной.

– Откуда узнала? – Прошептал Серёга разбитыми губами. – Я никому не рассказывал.

– Думаешь о ней подолгу и много. – Тронула Кхала пальцем свой лоб, улыбнулась. – Смотришь на меня, а видишь её. Много раз она тебя предавала. Взял ты её порченой, растил чужое дитя. Верил, наделся. Не вышло у вас и не выйдет. Чужая она, перекати-поле, гулящая.

– Да кто ты такая? – Прошипел Серёга и отступил. – Прав был Михалыч. Ведьма ты. Волчица в овечьей шкуре.

– Не мучай себя. Отпусти прошлое. – Без малейшего намёка на обиду посоветовала Кхала. – Всё у тебя наладится. И дом, и жена, дети, всё будет. Не сейчас, позже.

– Да ты-ты. – Запинается Серёга, хватает ртом воздух, побагровел от злости. – Я тебе, я тебя.

– Остынь! – Прикрикнул Карлуха и передразнил. – Я, ты, тебя. – Махнул Коротун рукой, сбил на лету большого жука. – Сказали тебе – всё наладится. Вот и жди, когда это сбудется. Чего шипишь как мясо на сковороде?

– Врёт она всё. – Рычит Серёга. Уселся неподалёку, курит.

– Может и врёт, а как проверишь? – Поднял Карлуха жука, разглядывает. – Видал? – Показал Коротун жука, держит за лапку. – Летел себе и летел. А тут я его хлоп. И такое на каждом шагу.

– Какое такое? – Спросил Рафат. Когда он вернулся, я не заметил. Стоит, на нас таращится. – Что здесь вообще происходит? Где я?

– Всякое разное и происходит. – Подбросил Карлуха жука, расправил тот крылья и улетел. – Где-где? Зенки протри. На погосте мы.

– Тоннели, пещеры. Людоеды. – Не унимается бородатый. – Как такое возможно? В голове не укладывается. Может я сплю?

– Спишь? – Хмурит Карлуха брови, не поймёт, чего от него хочет Рафат?

– Ну, да. – Рафат поспешил к Карлухе, встал, напротив. – Ущипни меня.

– Ты чего ко мне привязался? – Толкнул Карлуха бородатого, тот и свалился. – Не хочу я тебя щипать. – Ворчит Карлуха, хмурит брови. – Ещё раз затронешь, в рожу дам.

– Где пряхи? – Спросил я, нужно отвлечь Карлуху. Злится он, знаком мне этот взгляд. Брякнет Рафат что-то ещё, не избежать драки. – Чем вы их?

– Её спроси. – Ответил Серёга. – Меня на крюк подвесили, она что-то бормотала. – Серёга потрогал скулу и показал свои руки. Запястья куда хуже моих. Опухли, кожа содрана.

– Эй. – Осторожно позвал Рафат и потянул Серёгу за рукав. – Слышь? Что-то я ничего не пойму. Может, расскажешь, куда я попал?

– Лучше ты расскажи. – Карлуха покрутил носом. – Ты, почему Бродягу не вытащил?

– А я знаю? – Рафат напрягся, точно его вот-вот начнут бить. – Я тут разного насмотрелся. Одного развязал, а он мне по башке заехал. Выгреб всё из карманов. Паспорт, часы забрал, последнюю сигарету и спички. Был ещё один, я его из пещеры вывел, а он возьми и драпани. Откуда мне знать, что и этот. – Грязный палец указал в мою сторону. – Выходит, я человечину ел? – Рафат громко сглотнул. – То-то мне кости показались странными. Думал говяжьи.

– Именно так и выходит. Крукли людей едят. – Хлебнул я из котелка и посмотрел на Кхалу. – Как ты с ними справилась?

– Не в моих это силах. Не я.

– Ага. Так я тебе и поверил. – Серёга дал Рафату сигарету и тоже закурил. – Меня отбуцкали и оставили на крюке висеть. Гориллы – крукли ваши, молчаливые, совсем не разговаривают. А вот маленькие, у этих рот не закрывался, про ластоногих расспрашивали. Где я их видел, как найти? Мне-то откуда знать? Я же не местный. Её, в клетку посадили. – Серёга посмотрел на Кхалу. – Маленькие человечки в банде за главных. Они здоровяками командовали. Чирикали между собой на непонятном языке. Голоса скрипучие как колесо у несмазанной телеги. Трое их было, а коновалов двое. Не знаю, по какой нужде ломанулись они всей гурьбой на выход. Здоровяки первыми, маленькие за ними. И тут как шарахнет. Граната прилетела, упала под дверь. Потом ещё две неподалёку бабахнули. Стрельба началась. Домишко с виду квёлый, но выдержал. Двери в хлам, на дворе синим полыхнуло.

– Так всё и было. – Коротун закивал. Вскочил и, сутулясь подбежал к Серёге. – А я сижу под кустом, прячусь, ночь на дворе. А тут как бухнет, потом ещё. Огонь, дым, песком глаза запорошило. Хотел на выручку к вам побежать, а тут куст занялся. Светло стало точно днём. А там, возле домишки кто-то крадётся. Вытащил я ножичек и затаился. Гляжу, выходит на свет что-то непонятное, а его сзади по башке бум. Не знаю кто его бахнул, не разглядел. А тот что в лохмотьях возьми и полыхни синим. Сгорели оба и тот, и этот. Когда дым развеялся я и рванул к хибаре наших вызволять. Девку из клетки вытащил, а потом, Серёгу с крюка сняли.

– Всех победил? – Спросил и тихо рассмеялся. Вид у Карлухи воинственный, в руке нож, волосы взъерошены, глаза огнём горят.

– Нет. Только Носатого дорезал. – Карлуха спрятал нож. – Ты представляешь. Я хотел ему помочь. Гляжу, лежит наш Носатый у входа в хибару. На бочок завалился рукой бок прижимает. Я к нему, а он в меня из винтовки. Ну, я и. – Коротун развёл руками. – Как-то само собою вышло. Он стрельнул, промазал. Я и не стал дожидаться, ткнул.

– Носатый? – Не ожидал я такой новости. – Откуда он здесь взялся?

– Мне-то откуда знать? – Коротун поковырял пальцем в ухе. – Носатый, сколько его помню, из Бочки не выходил. Всё больше по хозяйству на скотном дворе да в лавке у Гундосого. В своей каморке железки починял. А тут, в такую даль забрёл.

– Мы тебе показывали. Люди шли через болото. – Кхала тронула меня за руку. – Шли за нами. Вспоминай.

– Снова мы? Не помню. – Отмахнулся я. – А как Носатый сюда забрёл? Где болото, а где мы?

– Мы. – Запнулась Кхала. Помолчала совсем не долго и продолжила. – Я привела, кругами водила. Наслала блуд. А когда пряхи нас схватили, позвала.

– Это как? – Серёга хлебнул из котелка, скривился. – Я думал, это ты синим огнём бросаешься.

– Не-а. – Брякнул Карлуха и почесал голову. – Это маленькие синим горели. Странный огонь. Мало того, что синий, так ещё и дыма от него нет. Дыма нет, а всё в пепел. Во как.

– Мужики. – Заговорил Рафат. – Куда я попал?

– В задницу мира. – Брякнул Серёга.

– Это я уже понял. Дай закурить.

– Держи. – Серёга достал сигареты, смял пачку и забросил в кусты. – Всё землячок, накурились.

– Ты говорила. – Взял Кхалу за руку, потянул к себе. – По степи тень ходит. Что это значит?

– Уже ничего. – Улыбнулась и поцеловала меня в щеку. – Не бойся. Теперь я всегда буду рядом.

– Знать бы ещё чего, или кого бояться? Что ни день то что-то новое. – Сказал, а у самого мороз по коже. Вроде бы и ветерок не холодный, а как-то свежо стало, даже холодно. Кхала это почувствовала, прижалась крепко-крепко и шепчет.

– Есть ещё что-то большое, огромное. – Посмотрела Кхала на Коротуна и говорит. – Это оно Карлуху в грязи изваляло. А днём раньше Михалычем завладело. Не в себе он был, не ведал что делает.

– Ага. – Карлуха глянул за надгробную плиту, точно увидал там кого-то. Осмотрелся и спросил. – И Гуньку порешил, тоже от неведения? Завираешься ты девка, не верю.

– Верить или не верить твоё дело. – Грубо ответила Кхала. – Говорю то что знаю.

– И то правда. – Карлуха поскрёб шею. – Какая от этого польза? Верю, не верю. Что будем дальше делать? Еды нет, вещей тоже. Утерял я свою торбу, лопатины утащили.

– Угу. – Промычал Серёга. – Без оружия нам торба. Куда эти сволочи всё спрятали?

– Куда-куда? – Заговорил Рафат. – В яму сбросили.

– В какую яму? – Почти в один голос спросили Карлуха с Серёгой.

– Айда покажу. – Рафат поднялся и начал отряхивать своё рваньё. Не знаю, зачем он делает, только пыль поднимает. – Там. – Грязный палец указал в сторону зарослей. – В доме яма. Узкая она, нам не пролезть. А вот он, сможет.

Все как один перевели взгляды на Коротуна. Попятился мелкий, отступил за могильную плиту, спрятался и объявил.

– Не полезу я.

***

В хибаре отыскали верёвки. Много их тут, выбирай любую, хочешь толстую с палец толщиной, а нет, так и тонкая найдётся. Разит от ямы как из отхожего места. Карлуха дважды предупредил – не полезет он туда, и я его понимаю.

Серёга привязал к верёвке крюк, и этого добра здесь больше чем предостаточно. Местечко жуткое. Сразу за порогом провал, земля на метр просела, надгробные плиты вместо ступеней. Полы земляные, по центру хибары зарыт толстый, деревянный столб, подпирает он дырявую крышу. Три бревна уложены на кирпичные стены, и с этих брёвен свисают крюки на цепях и большая клетка. В камень стены забиты скобы и костыли, висят на них пилы, топоры, ножи-тесаки. У заколоченного досками окна кострище, а на нём огромный, чёрный от копоти казан на треноге. В казане ни то суп, ни то каша. От одного только вида желудок выворачивает. Не сложно догадаться что, или кого варили крукли на обед?

– Вон туда. – Подобравшись к большой, глубокой яме-норе заговорил Рафат. – Сюда они всех и бросали. Держали по несколько дней, а потом утаскивали.

– А ты лишенец на это смотрел и ничего не делал? – Прошипел Серёга и подошёл к норе. В руках у Серёги верёвка и большой крюк. Испугался Рафат попятился, и чуть было не свалился в нору. Серёга его схватил за грудки и потащил к казану. – Покушаем? – Прошипел Серёга сквозь зубы.

– Я, мне. – Бормочет Рафат, упирается.

– Отпусти. – Попросил я. Выглядит Рафат несчастным и беспомощным. Как-то сгорбился, глядит в земляной пол, руки висят точно плети. Похож он на старика-бродяжку.

– Что я мог сделать? – Оправдывается Рафат. – Ты же сам видел какие они огромные.

– И давно ты здесь? – Сменив гнев на милость, спросил Серёга.

– Не знаю. Поначалу дни считал. – Уселся Рафат на могильные плиты, те что служат ступеньками, опустил голову и заговорил в полголоса. – Больше месяца палочки на стене рисовал. Из пещеры вылезал, когда на верху никого не было. Иногда, по нескольку дней дом пустовал.

– Чем из норы воняет? – Спросил Карлуха. – Запах знакомый.

– Слизь шипаря. – Поведал я.

– А давайте сделаем факел? – Предложил Рафат. – Возьмём палку, намотаем тряпок. Опустимся и посмотрим. Вон там ступеньки, я по ним выбирался. – Тычет Рафат пальцем в сторону чёрного провала.

– Намотать бы тебе. – Карлуха подошёл к норе. – Для факела масло нужно, на худой конец жир. У тебя есть жир?

– Нет.

– Какой к чёрту жир. Оружие, вот что нам нужно. – Серёга заглянул в яму, в ту из которой разит отхожим местом.

– Ага. – Карлуха кивнул. – Оружие и мой мешок. В торбе лопатины шипаря. Выйдем к поселению, на еду сменяем.

– Задрал ты своими лопатинами. – Разозлился Серёга. – Сам доставай. – Бросил Серёга Карлухе под ноги крюк на верёвке.

– Ничего у нас не выйдет. – После долгого молчания заговорила Кхала. – Пойдёмте отсюда.

– Тебе нужно, ты и уходи. – Брякнул Коротун. – Не оставлю мешок.

– Залезай. – Предложил Серёга. – Нет там вещей, дерьмо и кости. Не веришь?

– Верю. – Тут же согласился Карлуха и заспешил к Кхале. – А куда пойдём?

– К тайнику.

– Ты это серьёзно? – Смотрю на неё, а она улыбается.

– Да. – Кивнула, и давай перебирать узелки на верёвочке. – Там и оружие, и еда.

– Молодец девка. – Просиял Карлуха. – Хорошо придумала. Нагребём патронов полные карманы.

– Как отыщем? – Спросил, а она отвела взгляд, поглядывает на Серёгу. – Где искать? Михалыч сам не знал куда ему нужно. Шли наугад.

– Отыщем. – С лёгкой улыбкой заверила Кхала и позвала. – Серёжа. Ты нам поможешь?

– Не помню я. – Пробурчал Серёга. – Меня ещё до пещеры, рубануло. Попали в переделку. Пришёл в себя, ночь на дворе. Как и где вышли, не знаю.

– Я тебе помогу. Вспомнишь. – Заспешила к Серёге, встала рядом. – Дай мне сою руку.

– Зачем?

– Потом объясню.

– На. – Протянул ладонь и отвернулся.

– Вот так топоряка. – Карлуха отыскал под ворохом хлама двуручную секиру, выволок её. – Гляди Бродяга. Такой штукой можно любое дерево срубить. Ты только погляди, острый. Бриться можно. Эй ты, – позвал Карлуха Рафата. – Иди, бороду обрею.

– Да ну тебя. – Отмахнулся Рафат снял со стены два тесака и заспешил на двор.

– Ступай дурень. Иди-иди людоед. – Ухватил Карлуха секиру и замахнулся.

– Не дури! – Прокричал я, но было поздно. Рубанул мелкий по бревну.

Переломился столб, поползла крыша. Метнулся я к Кхале. Серёга опередил, подхватил её на руки и бегом к двери. Падают брёвна, оседает крыша. Гремят раскачиваются цепи, сыплются крюки, земля прогибается. Балка перед самым носом брякнулась, разлетелась в щепки. Пол дрожит, стены пошли трещинами, сверху посыпалась черепица, пыль глаза застилает. Качнуло меня из стороны в сторону. Выпало окошко, валятся стены, казан перевернулся. Под босыми ногами гудеть начало, этот гул и придал мне ускорения. Прыгнул на казан по камням наверх карабкаюсь, оседает земля, не успеваю. Ухватился руками не знаю за что, повис. Нет сил, пальцы ослабели, не могу выбраться. Разваливается хибара трещит, грохочет, рушится. Ухватили меня за ворот рубахи и потащили. Позади громыхнуло, крыша сложилась. Пыльное облако накрыло округу, не вдохнуть не выдохнуть. Выхватили меня из провала и забросили точно камень. Грохнулся я о землю и покатился к кустам. Ловко меня выволокли, а зашвырнули ещё ловчей.

– Бродяга, миленький. – В самое ухо шепчет Кхала. Гладит по щекам, зацеловывает.

– Это ты? – Прохрипел. Пыли полон рот.

– Я. – Трёт глаза, улыбается. Лицо грязное, руки точно сажу из печи выгребала. – Напугал ты меня. Хотела вернуться, Серёжа не пустил.

– Как ты смогла? – Спросил и закашлялся. Вездесущая пыль царапает горло, забилась в нос, с головы сыплется, лежит на руках толстым слоем.

– Я хотела. Мне не дали, Серёжа держал.

– Кто меня спас? Не ты?

– Что не я? – Глядит, хлопает глазищами, чумазая.

– Где Карлуха?

– Тут я. – Отозвался мелкий. Выглянул из-за куста и начал оправдываться. – Откуда я знал? Только раз и приложил топоришкой. – Вышел Карлуха, встал надомною опирается на древко секиры. – Ты это. Не злись. Все живы, обошлось.

– Дать бы тебе. – Ворчит Серёга. Мне его не видно, узнал по голосу. – Знаешь, что я тебе скажу.

– Нет, не знаю. – Насупился мелкий, глядит в землю.

– Пришибленный ты. – Из-за куста поведал Серёга. – С мухами в голове.

– С мухами это ещё ничего. – Улыбается Коротун. – Вот у Музрика Куцего, в башке червяк жил, в самый лоб забрался. Егорка травник этого паразита через ухо вытащил. Здоровущий был червь.

– Врёшь ты всё. – Из-за веток показался Рафат, с двумя тесаками в руках. – Нельзя через ухо этого сделать. Лоботомия нужна. – Уселся Рафат на травку, воткнул в песок тесаки, потирает руки. – Через нос тоже можно, но для этого.

– Больно ты умный. – Перебил Карлуха.

– Кто меня вытащил? – Гляжу на Карлуху. – Ты?

– Я не тащил. – Вертит головой мелкий. – Как деревяка трещать начала, я в дверь сиганул. Следом Серёга с девкой выскочили. А этот. – Карлуха перевёл взгляд на Рафата. – Он уже тут был.

– Тогда кто?

– Крукль тебе помог. – Сообщила Кхала.

– Дай сюда. – Показался Серёга, забрал у Рафата тесак. – Отыщу сволоту, порублю на куски.

– Не порубишь! – Прикрикнула Кхала. Гляну на Серёгу, да так, что тот отступил. – Не смей. Я запрещаю! Крукли как и люди, все разные.

– Не он так я это сделаю. – Поднял Карлуха секиру, уложил на плечо. – Люди разные, спорить не стану. А вот нелюди все одинаковые. Отыщу людоеда и изрублю.

– И чем же он тебе не угодил? – С лёгкой издёвкой спросила Кхала. – Столб ты подрубил и сбежал. Бросил Бродягу, забыл о приятеле. Ты позабыл, а он нет. Спас, не дал сгинуть.

– Чем докажешь, что это он? – Переминается Карлуха с ноги на ногу. Чувствует свою вину, но признать не хочет. – А может, Бродяга сам выбрался? Не помнит он. Чего же твой людоед сразу нам не помог? Зачем Сюнделя на крюк подвесил, Бродягу в яму скинул тоже не он?

– Не мог он нам помочь. Не пришло время. – Глядит Кхала строго, вцепилась в Карлуху глазищами. – Драпанул ты вчера ловко, а вот спрятался плохо. Видел он тебя. Сам не пошёл и своему приятелю о тебе не рассказал. От прях утаил. Почему он так поступил, не хочешь узнать?

– Хочу.

– Одной крови ты с ним.

– Ври да не завирайся. – Прошипел мелкий, в глазах блеснул недобрый огонёк. – Попридержи язык. Не погляжу что ты девка. Стукну.

– Умерь пыл. – Вступился Серёга. – Где ты был, когда нас повязали? Что же ты тем мордоворотам не навалял? Теперь-то ты герой, разошёлся не остановишь.

– А я хотел. – Хмурит брови Карлуха, глаза бегаю. – Время выжидал. Спать лягут, в дом проберусь и ножичком.

– Проехали. – Отмахнулся Серёга. – Уходить нужно.

– Поддерживаю. – Заговорил Рафат. – Дом провалился, ушёл под землю. Норы там повсюду, тоннели везде что дыры в сыре. Яма глубокая, дна не видно.

– Не тронете вы его. – Строго объявила Кхала. – Ни сейчас, ни потом. Все меня услышали? – Сказала, смотрит на меня. – Тебя это тоже касается.

– Знать бы ещё какой он. – Ответил и улыбнулся. Глядит не моргает, взгляд суровый. – Да понял я, понял. – Сижу потираю ногу. Плохо ходить босиком и как я теперь без ботинок и куртки?

– Не слышу ответа. – Поднялась, подошла к мелкому. Отступил Карлуха, спрятался за Серёгу.

– Я не трону. – Ответил Рафат и чуть слышно добавил. – Главное, чтобы он меня не тронул.

– Это точно. – Согласился Серёга. – А если он. – Не будет если. – Заверила Кхала. – Обещаю.

– Пусть только сунется. – Осмелел мелкий, но тут же прикусил язык и поспешил пояснить. – Нападёт, дам в зубы. Убивать не стану.

– Вот и договорились. – Улыбнулась, взъерошила мелкому волосы. – Я тебе верю. Снимай рубаху.

– Это ещё зачем? – Спросил Карлуха.

– Обмотки Бродяге сделаем. Ты у нас один при одеждах.

– Так и ты не голышом скачешь. – Сопротивляется Коротун. – Подол до самой земли, по траве волочится.

– Твоя правда. – Отошла Кхала взяла у Рафата тесак. Задрала подол.

– Пошутил я. – Заспешил мелкий к Кхале, придержал за руку. – Бери мою рубаху. Мне для Бродяги ничего не жалко. Хочешь и куртасик забирай.

– Рубахи достаточно.

– Ага. – Закивал Карлуха и скинул куртку, выпала фляга. Снял мелкий рубаху, упали нож и увесистый мешочек.

– Что это с тебя высыпается? – Спросил Серёга, и пошутил. – Снимай штаны. Может пистолет где-то там затерялся?

– Нет у меня пистолета. – Ворчит мелкий собирает своё добро.

– Что за мешочек? – Спросил и поднялся. – Михалыча не его искал?

– Ага. – Закивал Карлуха, лыбится, выставил зубы. – Сбрехал я ему. Уж больно дорожил он этим. – Бросил Коротун мне мешочек. – Стекляшки и колечки там. Вот я и подумал, почему бы не стащить?

– Не хорошо у своих воровать? – Гляжу на Карлуху, сползла улыбка, смотрит понуро, хмурит брови.

– Какой же он мне свой? – Одел мелкий куртку глядит с прищуром. – Свои в своих не стреляют.

– А давайте-ка в другом месте поговорим. – Предложил Серёга. – Мотай обмотки и убираемся подобру-поздорову.

***

Небо тяжёлое, тучи низкие, серые. Идти к тайнику Михалыча или нет, даже не обсуждали. Нет у нас другой дороги, одна она. И знает эту стёжку-дорожку только Кхала. На неё вся надежда.

Обошли провал, спустились по крутому склону. Вокруг только камни, даже трава не растёт. Кхала и Рафат идут впереди, за ними Серёга, а мы с Карлухой плетёмся в хвосте. Растираю руки, болят запястья. Коротун взгромоздил на плечо секиру, жалуется на свою трудную жизнь.

– И на кой я за вами увязался? Нужно было как лопатины добыли, уходить в Серую Башню.

– Так ты и сейчас с нами идёшь. – Уточнил я.

– А куда мне деваться? Завёл ты меня Бродяга в такую глушь, что самому и не выбраться.

– Я укажу дорогу. Возвращайся.

– Ага, щас! Погибели моей хочешь? Да я за эти дни, столько всего увидал, до конца дней хватит. Зверьё разное, ластоногие, какие-то пряхи будь они неладны. С этой поры Бродяга, хочешь ты или нет, куда ты туда и я. Всё друг, мы с тобою одной верёвкой связаны.

– Связаны? – Я резко остановился, Карлуха налетел сзади.

– Ты чего встал как пень по среди дороги?

– Да так. – Смерил Коротуна взглядом с ног до головы. – Думаю я.

– И о чём же ты думаешь? – С тревогой в голосе спросил мелкий.

– Да вот, размышляю. Стоит ли с тобою и дальше носиться? Чуть что, ты сразу в кусты прячешься. Убегаешь.

– Это когда такое было? – Карлуха поставил секиру, опёрся на неё.

– Напомнить?

– А напомни. – Чуть ли не приказал мелкий. Хорошо держится, но меня не обманешь. Глядит строго, да вот только глазки бегают. Растерялся Карлуха, чувствует свою вину.

– Да пожалуйста. – Уселся я на камень, взялся перематывать обмотки. Прошёл всего ничего, а они расползлись. – Первый раз, на холме ты драпанул. Только пятки и сверкали. Нас с Гунькой дружки Михалыча отмутузили, а тебе хоть бы хны, целёхонек. Вчера меня по башке шандарахнули. А ты куда подевался? Сбежал.

– Так я это. – Карлуха уселся напротив, помогает. Я мотаю тряпку, а он придерживает. – Ага, драпанул, спрятался и всех освободил. Там, возле дохлых шипарей я за кустами отсиделся. А кто тебе верёвки на руках срезал? Хочешь знать, кто Рафата поймал?

– Догадываюсь. – Кивнул и потрепал Карлуху за шевелюру. А ведь действительно, оба раза Карлуха меня выручал. Не будь его рядом в нужную минуту, боюсь и представить где бы я сейчас был? Тот же Михалыч мог пристрелить, не пырни мелкий его ножом. Да и не убегал Коротун далеко, всегда был где-то поблизости.

– Я тебя понял. – Карлуха расплылся в улыбке. – Это ты так шутишь. Верно?

– Ну, да. Конечно, шучу. – Обнял Карлуху, хлопаю по плечу. Как ни крути, а он мне друг. Не приятель, не просто знакомый, а именно друг. Вот и рубаху свою единственную не пожалел.

– Эй?! Вы чего там тискаетесь? – Окликнул Серёга. – Догоняйте охламоны!

– Охламоны – это хорошо или плохо? – Как-то зло поглядывая на Серёгу, поинтересовался Карлуха. – Обозвал или похвалил?

– Не знаю. – Пожал я плечами, и мы пошли дальше.

7

Идём не торопимся, часто оглядываюсь, запоминаю дорогу. Раньше я здесь никогда не был, даже не слыхал про эти места. Странное здесь всё, столбы, мосты, автострады. Машины большие с прицепами, стоят и лежат на боках, проржавели сильно, но всё ещё целые, не растащили по частям технари. Нет такого в Тихом и на окраинах тоже я не встречал столько машин. По-иному здесь всё. Серёга с Рафатом разговаривают, я слушаю, запоминаю новые слова.

Автострада – это дорога на насыпи. Как по мне, дорогой это непотребство нельзя называть. Кусты, трава, даже деревья растут, какая же это дорога, по ней и ходить нельзя, а ездить и подавно. Железные столбы, высокие, они в самое небо уходят, Рафат электро-опорами назвал. У нас тоже такие встречаются, только погнутые все и не стоят, а валяются. Поросли наши столбы плющом и вьющимися травами, да и проводов на них давно нет, технари стащили. Здесь же, столбы хоть и ржавые, но целёхонькие, царапают небо и провода на них висят. Плющ и сюда добрался, залез на провода, свисает верёвками. Видел я водонапорную башню, здоровенная штука, высокая, наверху пузатая, из кирпича сложена. Вот бы забраться на самый верх и поглядеть оттуда. Интересно здесь, но и страшновато одновременно. Места дикие, нехоженые.

Привал делали дважды, останавливались неподалёку от железнодорожного переезда, там паровоз стоит и вереница вагонов, большие такие, длинные. Серёга эти штуки товарняком обозвал. Мы, неподалёку от товарняка ягоды собрали. Карлуха хотел было пойти, вблизи поглядеть на паровоз и вагоны, я запретил. Уж больно они хороши для зверья, удобное местечко для зубастых, есть где спрятаться.

Второй раз остановились у родника. На пустой желудок и ключевая вода в радость. Отдыхали долго, вылёживались на травке, передохнули и пошли дальше. В моих обмотках тяжело ходить. Трава высокая, сбиваются обмотки, разматываются.

Пусто вокруг и тихо. Что впереди что позади дорога, мосты, развилки. Ближе к вечеру, перешли через огромную дамбу. Раньше, здесь была широкая река, её-то и делила дамба на две части. А теперь нет реки, высохла. По одну сторону дамбы, глубокая яма на дне лужа. По другую сторону пропасть. Вот так дамба, вот так громадина, лежат в луже красные от ржавчины лодки. Серёга их кораблями назвал. Рафат нам поведал, ходил он на таких вот лоханках, матросом был. Странные названия, корабли, лоханка, матрос, электростанция – это Серёга таким словечком дамбу обозвал.

Не захаживал я так далеко, не знаю здешних тропок. Кхала увела нас от дороги, вниз через лесочек. Нет здесь высоких домов и заброшенных поселений мы не встретили. Куда не глянь степь, яры и овраги. А вот зверья разного хватает. Шастают без страха шумшари, они же роганосые падальщики. В наших краях они всё больше дохлятиной питаются, отсюда и прозвище – падальщики. Большие в этих краях роганосы, толстые, и нерасторопные. Здешние самцы выше колена, да и самки побольше наших будут. Упитанные роганосы, жирные, шерсть лоснится. Стало быть, некому на них охотиться, от того и ходят не боятся, гуляют целыми семьями. Одного мы прибили, молоденького. Остановимся на ночлег, съедим. Шумшарей-роганосов в этих местах много, носами из которых рог торчит землю роют, норы чумрак раскапывают. Они и у нас распахивают что землю что глину, везде роют куда не придут. Зверьки чумраки похожи на ящериц, но вдвое больше и слепые они. Вольные сильно от этих воришек страдают. Мастера чумраки норы и ходы рыть. Заведётся один зверёк в огороде, не успеешь и глазом моргнуть, а их уже десяток, и чем дальше, тем больше. Весь урожай соберут не вылезая наверх. Ботва стоит, сохнет, потому как корешки и клубни воришки утащили. Одна радость не живут они долго, отложили яйца в норе, там же и померли. Для шумшарей что яйца, что чумраки главная еда.

Небо темнеть начало, пора бы и о ночлеге подумать. Сказал я об этом Кхале, а она улыбнулась, поцеловала в щеку и шаг ускорила. Откуда в ней столько сил? С виду маленькая, хрупкая.