Текст книги "Зайтан-Бродяга (СИ)"
Автор книги: Илья Слобожанский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
Поют птички, стрекочут букашки, пищат комары. Заприметил я возле поваленного дерева семейство мухров. С два десятка малышей в трухе роются. Совсем не боятся, повернули мордочки в мою сторону, пофыркали и дальше гребутся. Мамка с папкой из древесины жуков достают в труху бросают, учат детишек где и как пропитание искать. Ловко они пенёк разворотили.
Мухр – это зверёк такой, невелик он ростом. Мордочка острая, нос подвижный, крутится во все стороны. Передние зубы как лопаты торчат, да и когти ещё та гребёнка. Грызнёт или оцарапает мало не покажется. Мухр совсем не вкусный, мясо дурно пахнет, да и жёсткое оно, не угрызёшь. А вот мех хороший, чёрного цвета что на спине, что на животике, везде одинаковый. Одна шкурка ничего не стоит, а за десяток, сотню патронов дают.
Между кустов звериная тропа, рыжий клок шерсти на коре повис, тупонос его оставил. Стало быть, имеется в этих краях зверьё, на водопой приходит.
Рубим колючие ветки, режем, рвём паутину, тяжело идти через непролазные заросли. Где нельзя обойти, лезем на упавшие деревья, по ним и идём. Большие в этих местах деревья, в десять обхватов не меньше. Но вот кто их повалил, сказать не берусь. Ветру такое не под силу. Вышли на мост, тесаки и топор, на спины приторочили. Спасибо Серёге, парень он запасливый, верёвку взял.
С виду ничего мост, крепкий. Красный плющ расползся по железным опорам, так сразу и не поймёшь от чего они красные? Большей частью от ржавчины, она везде. Как, впрочем, и плюща тоже хватает, опутал всю округу.
Прошли ещё немного по заросшим жёлтым мхом и травой шпалам, впереди товарные вагоны. Перегородили они дорогу, попадали на обе стороны рельс, лежат на боках пропадают. Железо раздулось наростами ржавчины, доски сплошная труха. И здесь хозяйничает плющ, опутал он остатки железа и деревяшки на вагонах, потянулся к опорам моста точно верёвочные лестницы. Свисает отовсюду, красуется плющ большими, красными бутонами. Влажно на мосту, раздольно для плюща. Кружатся вокруг цветов бабочки, жуки, мошки, каких только нет, и чёрные, и белые, но больше всего жёлтых. Порхают насекомые над цветами, садятся и улетаю. А там, где нет плюща, проросла трава. Между вагонами, поднимаются шапки зелёного мха, сквозь него проклюнулись маленькие цветочки. Синенькие они, точно кто-то разбрызгал по зелёному ковру синюю краску, местами залил большими пятнами.
Трудно лазать по трухе. Вагоны совсем обветшали, ставишь ногу прогибаются доски, трещат, ломаются.
Нам тяжело, а Карлухе ещё хуже. Ругается, материт, на чём свет стоит, и мост и всё то что с ним связано. Даже птичек и тех не обошёл вниманием. Не там они летают, ни то поют и вообще не место им здесь.
Хочу отдать должное Бмхарту. Трудно мне выговаривать его имя, пусть будет Скуластым. Не думаю, что он обидится. Так вот, Скуластый всем помогает, сильный он, выносливый. Умудряется и Карлуху из проломов вытаскивать и за Кхалой присматривает. Всегда оказывается рядом, останавливает, придерживает, указывает куда нужно слезать или залезать. Ведёт он нас по мосту. Бывал в этих краях нелюдь, знает, как и где идти. Река под мостом гудит, грохочет.
С горем пополам и Карлухиными проклятьями перешли мост. Руки оцарапаны, ноги гудят, спину ломит. Устали мы сильно, повалились на мокрую траву. От чего она мокрая догадаться не трудно, небо чёрное тучи висят над головой, дождик был. Уверен, и без дождя в этом месте влаги хватает, воздух ею пропитан, мряка поднимается от реки. Куда не посмотри везде свисают капли росы. Одежда у нас промокла, да и ноги сухими не назовёшь. Обмотки в моих ботинках хоть выкручивай.
Повалились на траву лежим отдыхаем, и только Скуластому не сидится на месте. Бегает, злится он, недоволен. Говорит – нельзя лежать, идти нужно. Озирается по сторонам, нюхает воздух. Смотрит на мост, глядит с тревогой на кусты что поднялись впереди. Про каких-то чкнхнов часто вспоминает. Кто они такое эти чкхныхты я не знаю. Тараторит людоед неразборчиво. Да и не слушает его никто кроме меня, Карлуха лёг на живот и закрыл руками уши. Бегает нелюдь, дёргает всех за руки, рычит.
– Может, хватит? – Широко зевая, взмолился Серёга. – Прекращай базлать. Приляг, отдохни. Не рви глотку, девчонку разбудишь.
– Уходить нужно. Кртхаит трухт. – Шипит Скуластый. – Плохо здесь. Очень плохо.
– Отвяжись. – Простонал Рафат. Скуластый ухватил его за руку и потащил. – Тебе нужно, ты и ступай. Отпусти морда зубастая. Дай поспать. – Возмущается бородатый, только крукль его не слушает, волочит по мокрой траве.
Следом за Рафатом унёс крукль Кхалу. Вернулся, взвалил Коротуна себе на спину и ушёл. Лежу на травке, наблюдаю за происходящим. Хотел было остановить бесчинство людоеда, да вот только как это сделать, подняться не могу. Руки и ноги точно не мои. Хорошо мне лежать, по телу перетекает волна тепла, щебечут птички, стрекочут букашки. Гляжу на мир через поволоку полудрёмы, улыбаюсь.
– Помоги! – В самое ухо гаркнул Скуластый. Открыл я глаза, трясёт меня нелюдь точно дерево яблуниху. – Проснись! – Требует людоед. – Помогай. Один не справлюсь!
Пока он меня тормошил, было терпимо, но, когда в ход пошли затрещины, я проснулся. Резкая боль пронзила скулу, ударила острыми иглами в затылок. Тряхнул головой, перевалился на бок и увидел зверьё.
Глядят на меня от кустов огоньки красных глаз. В злом оскале замерли длинные морды. Уши торчат над лобастыми головами, коричневый мех свисает клочьями. Линька у зубастых в самом разгаре. Осторожно, неторопливо наступают зверюги от зарослей колючек. Четверо их, один крупный, трое чуть поменьше. Самый большой встал на задние лапы и как завоет к пасмурному небу. Мощная грудь, сильные задние лапы, а вот передние хоть и длинные, но какие-то худые, по три когтистых пальца на каждой. Напомнил он мне шипаря, заметно родство, наверное, родичи, дальние.
В ответ ему зарычала троица, рыкнули почти одновременно, а вот зашипели в разнобой. Гадко шипят, из пастей течёт слюна, вязкая, тягучая. Большой воет, а эти шипят, на него поглядывают, точно ждут команды.
Длинные хвосты рассекают воздух, режут его, но вот чем сложно понять. Срезают хвосты, секут как ножами ветки. Сыплется плющ, падают листья, ветки, рвётся паутина.
– Держи. – Скуластый толкнул меня в грудь, сунул в руки Карлухину секиру. Отдал и предупредил. – Даже не пытайся делать как я. Кричи, прыгай, главное не стой на месте.
– Ага. – Кивнул и занёс над головой секиру. Страха нет, он приходит позже. Или вообще не приходит, мёртвым не ведомо это чувство. – Встал над спящим Серёгой. Решимость Скуластого передалась и мне, не выглядит он напуганным. Скорее наоборот, готов броситься в драку. В руке людоеда дубина. Где он взял эту штуку не знаю, не видел я что бы он отходил.
– Вон тот. – Палец указал на крупного зверя. – Это вожак, самка. Я её сшибу, а ты, размахивай топором, не подпускай к Серёге других. Рычи, кричи, делай что хочешь. Главное, не отступай, покажи, что ты их не боишься.
– Не отступлю. – Пообещал и сделал всё так, как и велел Скуластый. Встал в нужном месте и принялся орать, размахиваю секирой. Не уверен, что смогу долго махать, тяжёлая она.
Самка-вожак повернула морду в мою сторону и завыла ещё громче. Тут-то стая и пошла вперёд. Похоже, они совсем не бояться моих выпадов и крика. Все трое опустили морды низко к земле, оскалились, глядят на меня, слюна бежит что у бешенных. Хвосты остановились, вытянулись в струны, на кончиках плоский коготь-нож. Вот чем они кусты рубят. Стало быть, не только зубов нужно бояться. Наступают медленно, шажки маленькие.
Скуластый заорал на непонятном мне языке. И я закричал, матерюсь, прыгаю, машу секирой. На зверьё это подействовало, остановились. Ору что есть сил, прыгаю, а вот секирой не машу, устал. Что в это время делал крукль не знаю. Слышу рычание и непонятную речь. Раздался рёв. Наверное, самка-вожак бросилась на людоеда, а может он на неё. Не смотрел я, занят, пугаю как могу зубастую троицу. Да так увлёкся этим занятием что грохнулся, споткнулся о спящего Серёгу. Упал и растянулся на мокрой траве. Вскочил, ухватил секиру, поднял над головой. Гляжу, а моя троится отступает. Скуластый мутузит самку, долбит её дубиной. Пятится людоед, оттесняет зверюга его к кустам, ещё чуть-чуть и цапнет. Крутанулся Скуластый на месте, самка зубами щёлкнула и промахнулась. А он ей кулаком по роже и как шибанёт дубиной. Хорошо стукнул, приложил по башке, да так сильно что дубина разлетелась в щепки. Самка свалилась замертво.
– Уштрак, шитит хптр! – Кричит Скуластый, бьёт кулаком себя в грудь, грозит зверью ошмётками дубины. – Уштрак. – Наступает, шипит людоед. Зверьё пятится. – Всё. – Объявил Скуластый и запустил в троицу тем, что осталось от дубины. Рванули зубастые к кустам, прыгают друг по другу, проход в колючках узкий, визжат протискиваются, бока обдирают. – До вечера не вернутся. – Заверил людоед. Стянутый повязкой бок располосован сразу в нескольких местах. Кровь пропитала то, что осталось от повязки и стекает на штаны. А он стоит как ни в чём не бывало. Но не это мне показалось странным. Скуластый хорошо разговаривает, совсем не путается в словах.
– Кто это были? – Спросил, поглядываю на свежие раны на боку людоеда.
– Мерзкие твари. Мой народ их чкхныхтами называет. – Вытер Скуластый ладонью кровь на боку. Взял у меня секиру и пошёл к дохлой зверюге. – Иди сюда. – Позвал и одним ударом отсёк зверю голову. Зашвырнул её далеко в кусты. Прошипел что-то на родном языке и плюнул вдогонку. – Смотри. – Ухватил крукль обезглавленного зверя за хвост подтащил и рубанул. Отрубил хвост, перехватил за толстую часть, замахнулся как плетью, стегнул по верхушке куста. Посыпались сухие ветки, полетели листья плюща. – Видал?
– Видал.
– Держи. – Скуластый протянул мне хвост-плеть. – Хорошая штука, не потеряй. Научу как пользоваться. А теперь. – Людоед выпрямился и давай нюхать воздух. Вертит головой, сопит громко. Посопел, вынюхал что-то, улыбнулся. А может и оскалился. Не знаю я как крукли улыбаются, но мне показалось что это именно улыбка. Поглядел он на меня и говорит. – А давай, Серёгу унесём на поляну. Не нужно ему здесь спать. Плохое место.
– Почему они спят? – Держу в руке подарок людоеда, смотрю на Серёгу. Лежит на спине, широко раскинул руки и громко храпит. Спит Серёга даже не догадывается, а мог бы и не проснуться.
– Это чкхныхты их усыпили. Иди за мной. – Скуластый пошёл вперёд, размахивает секирой. Рубит кусты, расширяет проход, через который сбежали зубастые.
Прошли совсем немного, за кустами поляна, скорее не поляна, большая яма. Поросла травой, но не настолько что бы укрыть горы костей. Разные кости, всё больше звериные. Но и человечески тоже имеются. Немного, но есть. Ползают по останкам рыжие черви, красные муравьи, слизни и мухи.
– Кто это их? – Рассматриваю почерневший от времени череп. Если не знать Скуластого, можно решить он человеческий. Сыро здесь, почернели кости. Да и всё вокруг чёрное, даже кусты и трава укрыты чёрной плесенью. Черепушка, на первый взгляд людская, но вот нижняя челюсть с большими клыками выдаёт хозяина, лежит рядом.
– Зверьё, кто же ещё. – Ответил Скуластый и тяжело вздохнул. – Когда мы ушли из Чёрного города, тогда я был совсем маленьким. В тот год дождей было много. Вода в реке поднялась, вброд не перейти. Вот решили идти через мост. Знали, опасно, но не было другой дороги. Здесь все и уснули.
– Сон трава?
– Нет. – Скуластый завертел головой. – Чкхныхты это. Они здесь хозяева. Никого не пропускают ни туда, ни обратно. Не знаю, как они это делают, но все, кто приходят, засыпают. И крукли и люди и звери. Пойдём.
– Странно. – Втянул носом воздух, нет посторонних ароматов, пахнет рекой, травой, гниением. – А почему ты не уснул? – В спину Скуластому спросил я.
– Не знаю. – Склонился крукль над Серёгой, взял его за руки. – Помоги взвалить на спину. – Поспешил я к людоеду, помог. Поднялся он с Серёгой и зашагал, уверенно и легко. Идёт точно и нет за спиной тяжёлой ноши. – Ты тоже не спишь. Почему?
– Спал я. – Иду за людоедом, несу плеть, Карлухину секиру и два тесака. – Ты разбудил. – Гремит железо, секира тяжёлая, плеть когтем-ножом за кусты и траву цепляется.
– Уснул, уже не разбудишь. Долго проспишь. – Поведал людоед. Вышли на поляну, положил крукль Серёгу рядом с Кхалой. Бережно уложил, без моей помощи. Нарвал травы и сунул ему под голову. Кхала, Карлуха и Рафат тоже лежат на подушках из травы. – Возьми ножи, тыкхаш нарежем. Укрыть их нужно. От реки ветер холодный. Иди за мной, покажу где тыкхаш растёт.
– Показывай. – Не стал я спорить, хоть и не знаю, что оно такое тыкхаш. Странный людоед нам попался, внимательный и заботливый.
– Первый раз, я сюда попал ребёнком. – Рассказывает Скуластый. – Из города ушли три семьи. Отца я никогда не видел, убили его люди ещё до моего рождения. Маму хорошо помню, она вот здесь спать легла. – Крукль присел, погладил рукой траву плетуху. – Все улеглись спать. Посидел я рядом с мамой и пошёл на мост. Поиграл там, вернулся и никого не нашёл. Утащили звери. Всех утащили и взрослых, и детей. Долго плакал, звал маму. Решил – бросили меня. Кости я куда позже отыскал. – Крукль оглянулся. – Когда-то, я здесь бывал часто. – Скуластый махнул рукой. – Пошли, не хочу ворошить прошлое.
– А что за город такой? Почему Чёрный?
– Назвали так. – Ответил Скуластый и рубанул тесаком по колючим веткам. – Нам сюда. Там тыкхаш плотный и толстый. Здесь он слабенький.
– Тыкхаш – это плетуха? – Догадался я.
– Наверное. – Скуластый пожал плечами. – Пошли. Там, на склоне и нарежем.
– Почему ушли из города? – Интересно рассказывает Скуластый, много нового от него можно узнать.
– Люди закончились.
– Кто закончился? – Спросил и шарахнулся в сторону. Упал на куст и пополз под его защиту. Ползу, гляжу на людоеда, а он, улыбается. Может это и не улыбка вовсе, оскал как у голодного зверя. Зубы к небу торчат, что с улыбкой, что без неё. Спрятался за ветками, сжимаю в обеих руках тесак. Пусть только сунется.
– Вылезай, не бойся. – Скуластый потрогал рану на боку. – Вы меня вылечили. Бмхарту нужны друзья. Вас я не хочу кушать.
– А других? – Задал глупый вопрос и вспомнил старую поговорку. Сколько крукля не корми, а он глядит на тебя и облизывается.
– Других? – Скуластый призадумался, пожал плечами и ответил. – Других я убью и скушаю. Они, таких как я, ловят и убивают. Сжигают живыми. Я видел.
– Мы же тебя не сожгли.
– Поэтому я с вами. – Не раздумывая, ответил крукль. – Всех остальных убью и съем.
– Убить, это одно. Но зачем есть?
– Как зачем? – Скуластый уставился на меня зелёными глазами. А может, мне от страха показалось что они у него зелёные.
– Кушают зверей. Да и то не всех. – Пояснил я. – Людей нельзя есть. Понимаешь?
– Понимаю. – Скуластый кивнул. – А куда мясо девать?
– Закопать.
– Зачем?! – Резко и очень громко спросил Скуластый. Всё же зелёные у него глаза, как прошлогодний мох, зелёные с желтизной. – Зачем же тогда убивать если скушать нельзя?
– Убивать тоже нельзя. – Переборол страх и вылез из кустов. Думаю, кушать он меня не собирается. Сегодня уж точно не станет этого делать, хотел бы, уже съел.
– Ну, не знаю. – Скуластый вытер на боку кровь, понюхал. Издалека донеслись рычание и скулёж. – Слышишь, дерутся? – Людоед подтянул штаны. – Рвут друг дружку. Они так всегда делают. Уходить нужно.
– И куда пойдём?
– В Чёрный город. – Как-то совсем не весело выдохнул Скуластый. Может мне показалось, не горит людоед большим желанием туда идти. Громко вздохнул и пояснил. – Отсюда, две дороги. Одна обратно, вторая в город. Плохое там место.
– В город не пойду. – Выпалил я.
– Почему?
– А сам, не догадываешься?
– Нет. – Крукль уставился на колючие заросли и направился к ним.
– Не хочу, чтобы скушали. – Бросил через плечо и побрёл резать плетуху. Не соврал крукль, действительно на склоне она куда толще и плотней той, что я когда-либо встречал. Хорошая плетуха, тепло под ней.
– Не бойся! В городе таких как я уже нет. – Мне в спину выкрикнул Скуластый.
– И куда они подевались? – Полюбопытствовал, срезаю большой лоскут травы, с ним в руках и поднялся. Посмотрел на крукля да так и замер с открытым ртом. Скуластый, выволок из бурьянов коричневую змею. Я даже не догадывался что ползучие вырастают до таких размеров. Глаза у змеи навыкате, пасть раззявлена, блестит чешуя. Ползучая обвила Скуластого ниже пояса, вот-вот и оплетёт выше, задушит. Не змея, а гигант.
– Свежее мясо. Покушаем, ещё и про запас останется. – Удавил крукль ползучую, задушил одной рукой, раздавил голову. Высвободился из колец удавок, а те всё ещё извиваются, сплетаются в узлы, шевелятся. – Скатх большой, жирный. – Сообщил людоед и смерил меня оценивающим взглядом. – Не такой вкусный как человечина, но тоже ничего, тебе понравится.
Нарезал плетухи целую гору. Скатал в рулоны, получились не одеяла, а матрацы. Как же я всё это дотащу? Взвалил два, несу, с трудом ноги переставляю. Вот так плетуха, чего же она такая тяжёлая?
– Молодец. – Похвалил людоед. – Оставь, я возьму.
– Сам справлюсь. – Ответил грубо. – Ты кушай-кушай.
– Погоди. – Остановил Скуластый. – Давай поговорим. Нельзя так.
– Как так? – Бросил плетуху, стою с тесаком в руке. – Чего ты от меня хочешь?
– Ничего. – Уселся людоед на рулон плетухи, глядит на меня потирает ладони. – Дёрганый ты, нервный. Почему?
– А сам-то ты как думаешь? – Отодвинул ногой плетуху и уселся напротив крукля. Держу тесак обеими руками. Смотрит он внимательно, торчат клыки, ходят желваки. Как понять, что у людоеда на уме? Видал я как он одной рукой змею удавил. Куда мне против Скуластого? Вон какие мышцы, бугры что на ручищах, что на шее, за спину вообще молчу. Не спина, а сплошные узлы, сила в нелюде огромная.
– Не враг я тебе. – Осторожно поведал Скуластый. – Не нужно бояться. Одна у нас дорога.
– С какой радости?
– Кханкая-ведунья сказала. Она всё знает, далеко видит. Рядом будем идти, долгий путь, трудный. Всегда буду рядом, помогу. – Заверил людоед и протянул руку.
– Кханкая? – Переспросил и пожал протянутую ладонь. Не знаю зачем я это сделал, не верю я круклю.
– Да. – Кивнул Скуластый и оскалился. Теперь я знаю, как он улыбается. Погладил людоед лысую голову, осмотрелся и говорит. – Кханкая тебя спасла. Это она меня остановила, не дала в яму сбросить. Вот. – Достал Скуластый из кармана штанов жёлтую пластину. – Пряхи за такими штуками охотятся. По ней и узнали где вы прячетесь. Чувствуют они их. Вот, смотри. – Принялся людоед доставать из карманов пластины. Бросает к моим ногам. – Им, эти штуки очень нужны. Зачем, я не знаю.
– А как понять, что это моя? – Перебираю, смотрю, одинаковые они.
– След от зуба. – Тычет Скуластый пальцем. – Я пометил.
– Зачем дураком прикидывался? – Разложил пластины, насчитал восемь штук, это без моей.
– А когда ты это понял? – Улыбается людоед.
– Как тебя увидел, сразу и понял.
– Кханкая предупредила, ты кхаутан. – Сказал крукль и оскалился, тихо зарычал. Но вот что это означает, не знаю. На улыбку совсем не похоже. – Если ты кхаутан – это плохо.
– Почему плохо? Для кого?
– Не скажу. Узнаешь, когда придёт время.
– Да ну тебя. – Воткнул тесак в землю, поднялся. – Пошли. Ветер от реки, небо тяжёлое, дождь будет. Когда наши проснутся?
– Не скоро. – Выдохнул Скуластый, выпрямился и давай нюхать воздух. Вертит головой во все стороны, побежал на пригорок и вернулся. – Иди впереди, я возьму тыкхаш.
– Ты чего вынюхиваешь? – Смешно мне стало от такого поведения людоеда.
– Показалось. – Тихо ответил крукль, взвалил на спину всю плетуху. Один рулон свалился. Спина у него конечно огромная, но и плетухи не мало. Взял я тесак, поднял упавшую плетуху и пошёл.
***
Уложили спящую компанию на матрацы из травы, ими же и укрыли. Пройдёшь в двух шагах не заметишь. Птички поют, стрекочут букашки. Небо низкое, как бы дождь не начался. Гремит от воды, точно гром. Слыхал я от торговцев о больших реках, самому такое чудо видеть не доводилось. Взял тесак и пошёл к кустам, прорубил лазейку, охота мне поглядеть на большую воду. Разлилась река во все стороны. Ветер гонит барашки волн, срывает пену. Камни торчат далеко в реке, укрылись они сизой дымкой.
– Бродяга! – Зовёт людоед. – Ты где?
Вышел я из кустов да так и грохнулся. Притащил нелюдь змею, рожа в крови, руки тоже. Глядит на меня скалится.
– Ты чего? – Поспешил Скуласты мне на выручку. Сижу в кустах, порвал рубаху, потерял тесак. Колючками спину оцарапал. – Что же ты такой неуклюжий. – Ворчит крукль, тянет за руку. – Трава мокрая, скользко. К камням не ходи, шею свернёшь.
– Ага, мокрая. – Стою трогаю оцарапанное плечо. – Почему рожа в крови?
– Не удержался голову съел. – Глядит точно провинился. – Извини, может и ты хотел?
– Нет, спасибо. Сам кушай. – Ответил и отвернулся. Рожа у него страшная, вся в кровищи, жуть, да и только.
– Вот и я так подумал. – Повеселел нелюдь. Схватил тесак, рубанул по кустам и выволок большую сухую ветку. – Еду приготовим, проснутся. Потянет дымком, запахнет жареным мясом начнут ворочаться. Еда любого разбудит. – С лёгким оскалом сообщил людоед.
– Хорошо бы. – Кивнул в знак согласия и заметил на боку Скуластого повязку. Перевязал крукль сам себя, приложил молодой криволист и стянул рваной тряпкой. Получилось не так хорошо, как это делает Кхала, криво, косо, но раны прикрыты. А вот кровь не смыл, присохла она на шерсти и штанах.
– Проснуться. – Заверил Скуластый. – Когда я здесь был последний раз. Чкхныхты людей спать уложили. Отбил я одного. Других не успел, задрали их. Спал он долго, я искупался, мясо пожарил, а он всё спит и спит.
– И что было потом?
– Тебе это не понравится. – Опустил крукль морду.
– Слышь? – Отошёл я к кустам, достал тесак из колючих веток. – А давай поговорим? Вопросов у меня к тебе много. Не разберусь кто ты? Зачем с нами пошёл?
– Это всё? Если нет, дальше спрашивай. Выслушаю, на все разом и отвечу. – Взял Скуластый ветку и рубанул по ней Карлухиной секирой. Ловко он управляется с секирой, одним ударом отсекает нужный кусок, даже доламывать не нужно. А ветка я вам скажу не маленькая, с руку толщиной. Теперь мне вообще не понятно, почему он взял дубину, а секиру мне отдал? Дубины ненадолго хватило, топорякой мог бы всех зверюг изрубить. Заметил нелюдь моё замешательство, перестал рубить, уселся. Посмотрел на меня с прищуром и заговорил. – Да ты не бойся. Не дрожи как хвост. Не трону я тебя.
– Да кто тебя боится? Придумал такое. – Соврал я. – Холодно, ветер до костей пробирает
– Ты где ветер увидал? Глаза протри, листья не колышутся. На реке волны, здесь тихо. – Людоед задрал голову, почесал шею. – Вижу, боишься. Озираешься, глядишь с опаской. С первой минуты, на меня косишься. Думал я не замечу, как ты следишь за каждым моим шагом. Идёшь всегда позади, присматриваешься, принюхиваешься. Плохого я ничего не сделал. Не бил я тебя и не связывал. За яму прости, да, это я тебя в неё оттащил, спасти хотел. Кханкая сказала – знаешь ты о многом. Вот я и не дал пряхам в твою голову залезть. И Серёгу я на крюк не цеплял, пальцем не тронул. Почему глядишь как на зверя?
– А ты и есть зверь, людоед, нелюдь. – Отпираться нет смысла, решил сказать всё что думаю. – Красиво рассказываешь. Вот только не верю я тебе. Там, в гостях у бабушки, ты в словах путался, за простачка себя выдавал, дурака ломал. И тут вдруг такое.
– Какое?
– А всё это. – Развёл я руками. – Заботой окружил. Воздух нюхаешь, точно боишься кого-то. От кого бежишь? Расскажи. Или ты нам не доверяешь?
– Вам? – Переспросил Скуластый и скривился, точно съел ягоду терновку. – Ты хотел сказать, тебе?
– Хорошо, пусть будет мне.
– Ты кхаутан. Тебе нельзя доверять. – Поглядел на меня, оскалился и принялся рыть яму. Разгрёб руками песок, подготовил место для костра. Вытер о штаны ладони и полез в карман, достал замотанные в тряпицу камни. Собрал добрую охапку подсохшей травы, и давай высекать из камней искры. Трава хоть и жёлтая, только не загорится она. Влажно здесь, сыро.
– Держи. – Бросил ему коробок спичек. Не глядел крукль в мою сторону, поймал, не поднимая головы. Ловко он это сделал.
– Оставь себе. – Совсем не приветливо ответил нелюдь и запустил в меня спичками.
– Вот и поговорили. – Поднял коробок, спрятал в карман. Рубанул тесаком воздух и пошёл.
– Далеко не уходи. – Посоветовал Скуластый. – Чкхныхты перестали драться. В стае новый вожак. Не думаю, что они решаться напасть, но всё же.
– Вот и отлично, свежиной побалуешься. – Не оглядываясь, на одном дыхании выпалил я. – Сам же сказал, человечина вкусная.
– Да, вкусная. Живу я по законам своего рода племени. Познаешь себя, тогда и поговорим. – Стоит скуластый у меня за спиной, дышит в затылок. Сердце у меня колотится, вот-вот выскочит из груди, стою, боюсь пошевелиться. – Помоги. – Уже издалека попросил Скуластый. – Хватай за хвост. Вдвоём сподручней. Наши проснуться, поедят мяса. Путь не близкий, покушать нужно. До темна нужно укрыться в городе. Есть у меня одно местечко, надёжное, все поместимся.
– Что? – Прохрипел я и медленно повернулся. Скуластый возится с ползучей. Не знаю, что он увидел на моём лице, но работу свою бросил и подошёл.
– Не моя вина что я таким родился. И ты не виноват, что рождён далеко за горами. Научись доверять.
– Кому, доверять?
– Мне. – Скуластый ударил себя кулаком в грудь и указал пальцем на холмы плетухи, спят под ними Кхала, Серёга, Карлуха и Рафат. Спят и не о чём не догадываются. – Они все разные и даже тебе не по силам это изменить. Кханкая, шигжих, чужеземцы, думаешь просто так все они рядом с тобою? Запомни Бродяга, доверие – это главное. Один не выживешь, даже если ты кхаутан. Нужна семья. – Скуластый поманил рукой и вернулся к ползучей. – Держи здесь, я шкуру сниму.
Сдирает нелюдь чулком змеиную шкуру, я помогаю. На этом моя помощь с разделкой свежины и закончилась. Приставил меня Скуластый к костру. Велел разжечь огонь и завалить палками. Этим я и занялся. Натаскал веток, распалил костёр.
Сижу, побрасываю в огонь сучья, в голове неразбериха. Хочу упорядочить мысли, но что-то не получается. Не должен я доверять людоеду, нелюдь он. А если посмотреть с другой стороны? Правильные слова говорит Скуластый, доверие – это главное. В Тихом одиночки живут дольше, здесь же одному не выжить. Разные мы, и это тоже верно. Кхала совсем не такая как я. Мысли умеет читать. А я вообще кто? Запутал меня крукль, в башке кавардак, ничего не понимаю. Кто такой кхаутан? Почему Скуластый решил – рождён я далеко за горами? Где они? Бросаю ветки, погряз в раздумьях. С каждой минутой мысли всё мрачней и мрачней.
Распотрошил Скуластый змею, отнёс кишки к реке. Вернулся мокрый, умытый, принялся рубить ползучую на большие куски. Надоело мне сидеть у огня. Подошёл к людоеду, сел, смотрю как он работает.
– Грустишь? – Спросил крукль и поскрёб щеку. Размазал по морде свежую кровь. Он и до этого не был милашкой, а теперь и подавно урод-уродом. – Гони прочь страхи. – Присоветовал Скуластый. – Всё обойдётся. Кханкая с нами, не пропадём.
– Кто такой кхаутан? Что это?
– Не скажу. – Завертел головой Скуластый. – Кханкая расскажет. Она больше знает.
– О пряхах тоже не расскажешь?
– Почему же, расскажу. Что ты хочешь узнать?
– Зачем ты им помогал?
– Выбора не было. – Тяжело выдохнул нелюдь. – Поймали меня. Вот и пришлось делать всё то что велели. И людей ловил и зверьё отлавливал.
– Попадись ты мне в Тихом. – Заглянул людоеду в глаза. – Убил бы не задумываясь.
– Не ты один такой. – Скуластый отсёк тесаком кусок мяса, отложил на траву. – Все кроме кханкхая желают мне смерти.
– Что такое кханкая?
– Тоже что и печатницы, но с одной разницей. Кханкая приходят и уходят, а печатницы-айкхи остаются. – Скуластый отогнал мошку, мазнул грязной рукой себя по лицу, добавилось кровавых полос. – Кханкхая всем помогают, добрые они. Айкхи совсем другие. Мужика кем бы он ни был, человек, крукль, гуатр или шимб, окрутят, в постель затащат. Познаешь их любовь, голову потеряешь.
– Про кханкая так же говорят. Печатницы слепые, горбатые, живут в норах.
– Кто живёт в норах? – Рубит крукль змею, усердно работает.
– Печатницы.
– Шахши уштр. – Прорычал крукль и отложил тесак. – Слепая, горбатая дрянь мой народ держит в неволе. За перевалом много земли. Зелено там, хорошо. Только нет жизни.
– Ты и там бывал?
– Бывал. – Кивнул Скуластый. – Пряхи в большой дружбе с шахши уштр.
– Дорогу через болото знаешь?
– Нет, дороги я не знаю. Пряхи нас туда переносили, как они это делают не спрашивай, не скажу.
– Как ты у прях оказался?
– За огнём следи. Отойти мне нужно. Принесу травы. Мясо обернём, зароем в угли. Подбрось ещё веток.
– Ступай. Подброшу.
Вернулся людоед довольно скоро и опять мокрый. Притащил большую охапку речной травы стебельник. Травка такая, широколистая, солёная с горчинкой и попахивает неприятно. Рычит крукль, довольный он, улыбается.
– Чему радуешься? – Спросил ковыряю палкой угли, возвращаю в костёр угольки что вывалились.
– Рыбы много. Закончу с мясом, пойду к реке.
– Ответь мне Бмрхат.
– Бмхарт моё имя. – Поправил Скуластый. Оборачивает мясо травой. Мошек отгоняет, хлопает себя по морде. Только что был вымытый, и снова вся рожа в чёрных и красных полосах. – Бмрхат – это ветка без листьев.
– Извини. Бмхарт, ты зачем дурачком прикидывался? Слова коверкал. Неужели нельзя было с самого начала.
– Нельзя. – Грубо перебил людоед. – Жизнь заставила. Сам посуди, кто станет убивать и без того подыхающего крукля, да ещё и не большого ума? На жалость давил. Кханкхая подыграла, помогла Серёгу обмануть. Был бы ты рядом, прибили бы вы меня. – Скуластый оскалился. Рожа грязная, в крови. Проснись в эту минуту мои друзья, драпанут в разные стороны, или пришибут его на месте. Заметил крукль мой взгляд. Пропал оскал, брови сползлись к переносице. – Что снова не так? – Спросил Скуластый. – Не вру я. Клянусь своим именем. Всё так и было.
– Тебе бы умыться. – Посоветовал я. – Рожа у тебя страшная.
– На себя посмотри. – Прорычал Скуластый. – Тоже мне, красавец.
– Да я не о том. В крови вся морда.
– В крови? – Скуластый потрогал щеку, но от этого она не стала чище, скорее наоборот, ещё больше измаралась. – Закончим. Пойду к реке по рыбу, там и умоюсь.
– Ты зачем мясо в стебельник заворачиваешь? – Спросил и указал пальцем на гору привядших листьев. – Эту траву только бородарь и ест. Гадкая она, вонючая.
– Сам ты вонючий. – Прорычал крукль. – Астихш, для живота помощник. Колики проходят, какаешь хорошо.
От моста донеслись крики напуганной птицы. Скуластый вскочил, оббежал костёр, встал с подветренной стороны и принялся громко втягивать носом воздух. Простоял он в такой позе довольно долго, вдыхает, выдыхает, слушает. Вернулся и взялся за работу. Заворачивает мясо в траву, укладывает домиком.
