Текст книги "Завод"
Автор книги: Илья Штемлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
Глава пятая
1
Расширенное заседание парткома проводилось в директорском кабинете. Рафаэль Поликарпович перекочевал на диван, а за широкий стол уселся Старостин, секретарь заводской парторганизации, молодой человек лет тридцати с небольшим. То и дело приглаживая вьющиеся волосы, он оглядывал присутствующих, следя за тем, чтобы где-нибудь между рядами внесенных в кабинет стульев не возник зыбкий табачный дымок. Старостин строго соблюдал регламент, держа наготове ключ. Если выступающий не укладывался в регламент, Старостин звякал ключом о графин и обращался к присутствующим с вопросом: «Ну как? Пусть продолжает или хватит?» И присутствующие в кабинете обычно отвечали: «Хватит! Чего там? И так все ясно…»
Старостин занял должность парторга «автоматически» – после внезапного ухода Киселева, как его заместитель. Киселева горком послал в Высшую партийную школу.
Сегодня на повестке был один вопрос: перспектива выполнения месячного задания.
Сквозь полусомкнутые веки Греков смотрел на очередного докладчика, начальника отдела сбыта Гмырю. Если веки медленно разомкнуть, фигура разделится на две части, словно уплывая вверх и вниз. Этот оптический фокус забавлял Грекова.
– Вы переутомились? – Лепин наклонился к нему.
Греков удивленно повернул голову.
– У вас глаза слезятся, – пояснил Лепин. Он что-то малевал в блокноте.
– Все-то вы замечаете, – недовольно произнес Греков и вытащил из кармана платок.
– Как вам сказать, вероятно, все. А чего не замечаю, о том догадываюсь.
– Любопытно. – Греков коснулся платком уголков глаз.
– Например, я убежден, что вы встречались с профессором Тищенко и вели с ним конструктивные переговоры. Конечно, это чистая догадка. Или я ошибаюсь.
– Семен, ты мне надоел, – прервал Греков.
– Тише, товарищи! – В голосе Старостина слышались строгие нотки. – Вы мешаете докладчику.
– Миль пардон! – ответил Лепин и негромко добавил – Этому докладчику помешать весьма трудно.
Однако всем была слышна реплика Лепина. Гмыря прервал свое выступление и обидчиво вздохнул.
– Это почему же мне трудно помешать? – спросил он.
– Как вам сказать, Василий Сергеевич… Очень вы хороший человек.
– Хороший человек? Это как понимать? – повысил голос Гмыря.
– Так и понимайте, – ответил Лепин и вновь уткнулся в свой блокнот.
Гмыря немного переждал, застегнул пуговицы и одернул полы своего просторного пиджака.
– Я хочу воспользоваться тем, что у нас сейчас партком… Я хочу знать, что имел в виду главный конструктор нашего завода Лепин Семен Александрович? Или он сводит со мной какие-то счеты? Я не знаю, но очень хочу это знать. А как же, товарищи? Мы работаем на одном заводе, можно сказать, едим из одной тарелки, а тут на тебе! Шпыньки, хаханьки. И даже прямые насмешки. Позвольте спросить – с чего? – Гмыря повернул покрасневшее лицо к директору. – Я больной человек. К тому же я намного старше. И детей, как говорится, с Лепиным не крестил…
Гмыря был очень расстроен. Его лицо покрылось бурыми пятнами.
– Позвольте, позвольте, Василий Сергеевич. – Директор, качнувшись большим телом, подался вперед. – Мне кажется, Лепин ничего дурного о вас не сказал. Наоборот… Вы же знаете, как уважают и ценят вас на заводе.
Обида Гмыри ни на кого не произвела впечатления. Все это выглядело несерьезно и забавно.
– А вы напрасно на тормозах спустить хотите. Тут дело поглубже. Я-то понимаю, с чего он на меня взъелся! – распалялся начальник отдела сбыта. – Его бы на мое место. Покрутился бы, умница!
Лепин продолжал что-то рисовать в своем блокноте, словно разговор шел вовсе не о нем, а о ком-то постороннем.
Павел Алехин швырнул журнал на соседний стул и, перекрывая общий гомон, произнес, обращаясь к Гмыре:
– Правильно, Василий Сергеевич! Некоторые у нас только штаны протирают, по сто раз чертежи переделывают, а другие работают с утра до ночи. Завод выручают. А над ними еще и насмехаются. Тут без руки, как говорится, без поддержки не обходится!
В кабинете стало тихо. Многие с любопытством взглянули на главного инженера.
– Вы ничего не хотите сказать, Геннадий Захарович? – пророкотал Смердов. – Что это все на вас смотрят?
Греков встал, но затем передумал и вновь сел на место.
– Выступать мне пока не с чем. А замечание сделать могу. Павел Алехин вступился за Гмырю. Прекрасно. Гмыря – работник толковый, ничего не скажешь. Но и Лепин на заводе вроде бы ни лишний. Не слишком ли опрометчиво выступил Алехин? Судить о работе конструкторского отдела надо профессионально. Иначе это звучит легкомысленно и раздраженно.
Алехин расправил плечи, отчего его громоздкая фигура показалась еще более прочной.
– А я, Геннадий Захарович, извините, по-простому, в институтах не обучался. Иной раз вызываешь к верстаку конструктора. Придет, соплюха этакая, кудельками покрутит. На пальчиках маникюр. Пофорсит разными мудреными словами и сматывается. Ей бы в парикмахерской работать. А сколько таких в отделе? Против самого Лепи-на я ничего не скажу – он парень дельный, а вот девчонок у него в отделе, простите, развелось многовато. – Алехин вдруг подумал, что он говорит не то, но сдержать себя не мог, словно попал в сильное течение. Давно он не выступал подобным образом. – Мне вилять нечего. Я человек простой. Что думаю, то говорю, – закончил Алехин, чувствуя томящую неловкость.
Лепин продолжал молча чертить в блокноте.
– Не желаете выступить? – предложил Старостин. – Я к вам обращаюсь, товарищ Лепин!
– Пожалуй, пожалуй, – неожиданно торопливо произнес Лепин и захлопнул блокнот. – Знаете, Павел Егорович, у меня с детства страшная тяга к женскому полу. Просто ничего не могу с собой поделать.
– Серьезней, Семен Александрович, – прервал его Старостин.
– Я вполне серьезен. К тому же конструктор-женщина – это очень хорошо. Порой конструкциям как раз и необходим женский глаз. Это я так, к слову. Субъективные заметки специалиста, я бы сказал. Впрочем, Павел Егорович Алехин – человек простой, с ним вилять нечего, в институтах он не обучался, как следует из его устного заявления…
– Да, простой. И насмешки тут строить нечего! – выкрикнул Алехин.
– Простой, простой! – Голос Лепина звучал жестко. – Простота, Павел Егорович, это верный козырь. Простота – это иногда политика. Материальная сила. Люди на простоте иногда такие дела проворачивают, любезный Павел Егорович! По себе небось знаете… – Лепин вытащил из кармана очки и принялся вертеть в руках. – Все началось с хорошего человека, с Гмыри Василия Сергеевича. Я и вернусь к этому. И думаю, что лучше всего сделать это сейчас, на парткоме. – Лепин поднялся, зашел за стул и уперся руками в мягкую, ворсистую спинку. – Пожалуй, трудно найти человека более преданного заводу, чем Василий Сергеевич. Итак, Гмыря знает свое дело? Профессор! Энергичный? Несомненно!
– Нельзя ли по существу? – Старостин постучал ключом о графин. – Мы обсуждаем предстоящий месяц.
– Не стучите. Вы собьете меня с мысли, – сказал Лепин, не оборачиваясь к столу президиума. – И вместе с тем никакой враг не может нанести более серьезного ущерба заводу, чем наш многоуважаемый Василий Сергеевич. Парадокс? К сожалению, да. Кому приходилось наблюдать, как Василий Сергеевич обхаживает потребителя? Цирк. Гипноз. Иллюзион. И нежность, и доверительный кашель, и научные термины. Порой мне самому хотелось купить какой-нибудь анализатор горных пород и поставить у себя дома. Измученные гостиницами командировочные попадают к Василию Сергеевичу, как к доброму дедушке. И я не помню случая отказа от нашей продукции. А тех, кто отдален от завода географически, Василий Сергеевич связывает гарантийными письмами, заверениями, системой всяческих обстоятельств. Если не помогает – угрозами отлучения от поставок. Дефицитные приборы он спаривает с залежалым товаром. Что стоит потребителю выплатить несколько лишних тысяч? Зато Василий Сергеевич – хороший человек! Это потом на завод приходят рекламации. Потом! Когда потребитель разберется, что к чему. Но к тому времени уже выплачены премиальные и в завкоме вывешены почетные грамоты…
– Что же в этом страшного? – воскликнул Алехин.
Лепин в недоумении посмотрел в его сторону.
– Это вы серьезно? – спросил он и протер очки.
В кабинете засмеялись.
– Регламент, товарищи! – напомнил Старостин и постучал ключом о графин. – Достаточно или пусть продолжает?
По возбужденным лицам было ясно, что придется продлить время выступления главного конструктора, и Старостин молча сел на свой стул.
– Товарищ Алехин задал простецкий вопрос: что, мол, в этом страшного? – Лепин стоял, крепко вцепившись в спинку стула. – Попробуем разобраться.
– Меньше бы острил, лучше было бы, – буркнул Алехин. – И выступайте на тему повестки дня. Привыкли болтать.
– Вас обидело слово «простецкий»? – спросил Лепин. Казалось, сарказм и ехидство захлестывают его.
– Перестаньте, Семен Александрович, – одернул директор. – Знайте же меру.
Смердов не улыбался при выступлении Лепина, но тот не смотрел на директора.
– Итак, что в этом страшного? Все! Ибо весь наш коллектив работает на одного, правда, хорошего человека, на Гмырю Василия Сергеевича. Знают, что хороший человек не подведет. Стоит ли бороться за качество, портить нервы, здоровье, если при заводе есть Гмыря? Даже отдел технического контроля и тот свыкся с мыслью: Василий Сергеевич даже сданный и опломбированный прибор вернет со склада в цех на доработку, пока нет потребителя. Подумаешь, не успели до конца месяца что-то отладить! Свои ведь люди. Отдел технического контроля на это смотрит сквозь пальцы – прогрессивку все любим получать, не воздухом питаемся. И все шито-крыто… А это уже граничит с нарушением законности.
– Хватит, Семен Александрович! – прервал Лепина директор. – Вы закусили удила. Я думаю, что…
Лепин поднял резко руку. Это было столь неожиданно и непривычно, что Смердов умолк.
– Ив заключение. Вы меня извините, Василий Сергеевич, если я сказал что-то и грубовато. Я не хочу обидеть вас лично. Признаться, вы мне по-своему симпатичны. Но оглянитесь, пожалуйста. Нельзя быть таким хорошим человеком. Нельзя! Это вредно. И заводу, и вам в первую очередь. Добродетель в добросовестности, а не в доброте. Я в этом убежден. Благодарю за внимание! – Лепин обошел стул и сел.
Теперь все смотрели на Гмырю.
Тяжело протискивая между рядами стульев свое рыхлое тело, начальник отдела сбыта подошел к столу, потянулся за телефоном и набрал внутризаводской номер.
– Леня… Тут вот что. Должен подъехать человек из Казахстана за люминографами. Так ты ему скажи, что прибор – дерьмо собачье. Пусть глядит в оба при получении со склада. Все!
Гмыря положил трубку на рычаг. Тишину кабинета расколол хохот. Напрасно Старостин бренчал ключом о графин. Никто не обращал на него внимания.
– Зачем же вы так, Василий Сергеевич? – Директор прижал палец к переносице, стараясь подавить смех. – Зачем же так, голубчик? Как раз люминограф – отличный прибор. Получил серебряную медаль на выставке.
– Береженого и бог бережет. – Гмыря поглаживал телефонную трубку, потом вытащил из кармана плоскую металлическую коробочку, выудил оттуда таблетку и заложил за щеку. – Пропесочил, значит. Спасибо.
– Не стоит, – великодушно ответил Лепин.
– Почему же? Стоит. Так мне, старому дураку, и надо… Другим все, как говорится, до лампочки. Сидят себе вечерком, чаи гоняют из рюмочек. Ладно. Погляжу, какой в этом месяце карнавал получится.
– А вы не грозите нам! – вдруг вспылил Старостин.
– Я не грожу, – растерянно ответил Гмыря. – Посмотрим, сколько в этом месяце «Радуг» выпустите.
– Есть тут кто-нибудь из сборочного? – Директор оглядел кабинет.
– Стародуб! Иван Кузьмич! – подхватил Старостин. – Вами директор интересуется.
У дальней стены возникло движение, и над рядами, словно светлый буек, всплыла белобрысая голова начальника сборочного цеха.
– Я! – откликнулся Иван Кузьмич, прижимая исписанные листки.
Он не терял времени и составлял завтрашнюю сводку по дефициту. Все, что происходило на парткоме, Иван Кузьмич улавливал вполуха, не проявляя особого интереса. Даже намек Лепина на «подпольные бригады», доводящие до уровня уже сданные приборы, не затронул Ивана Кузьмича. Каждый день подкидывал Стародубу новые заботы, и если он будет обо всем помнить, то и свихнуться недолго. Сейчас его первейшей заботой был дефицит. Надо так подбить, чтобы к концу месяца дефицит не висел на балансе, это может ударить по прогрессивке.
– Что происходит с «Радугой»? – Смердов поднялся с дивана и встал рядом с Гмырей.
– Пока неизвестно. – Иван Кузьмич замялся. С главным инженером он чувствовал себя уверенней, должно быть, оттого, что виделся с ним чаще, привык.
– Почему?
– Говорят, в этом месяце с «Радугой» будут проводить полный цикл контрольных испытаний.
– Ну и что? – произнес Смердов. – Пусть проводят.
– Датчики могут подвести при полном цикле. Как их подбирали? Из браковочного хлама. Обычные испытания еще туда-сюда. А полный цикл могут не выдержать. – Иван Кузьмич все больше удивлялся: неужели директор ничего не знает? Может, он отменит испытания?
– Раз в год проводим типовые испытания, и обязательно когда запарка! – выкрикнул кто-то. – Выпендриваются там, в ОТК! Как прогрессивку получать, так они первые!
– При чем тут ОТК? – возмутился Иван Кузьмич. – Приказ был произвести типовые испытания именно с этой партией приборов.
– Чей приказ? – спросил директор, хотя он отлично знал, что такой приказ мог исходить лишь от главного инженера.
– Геннадия Захаровича приказ, – пробормотал Стародуб и решительно сел на свое место. Конец квартала – не шутки. Как это главный инженер рискнул затеять подобное? Конечно, в этом есть какой-то умысел, не дурак ведь Греков.
– Товарищ Греков, вы будете выступать? – Старостин поглядел поверх голов в сторону главного инженера.
– Нет. Вопрос технический. И разбору здесь не подлежит, – ответил Греков.
2
Податливо качнулись рессоры, и Смердов уселся в пахнущий бензином кузов.
– Пора худеть. Я свой вес контролирую рессорами, – произнес Рафаэль Поликарпович. – Откажусь-ка я, пожалуй, от хлеба на месяц.
– Помогает? – равнодушно спросил Греков. Он уже сидел в машине и смотрел на ярко освещенный заводской двор.
Шофер приподнялся и проверил, хорошо ли захлопнута задняя дверца.
– Боишься, Вася, что директор вывалится? – Смердов усмехнулся.
Шофер что-то пробормотал и включил стартер. Настороженно, словно приглядываясь к каждому повороту узкого каменного коридора, машина миновала территорию завода и покатила по улице. Грекову иногда казалось, что встречные машины о чем-то переговариваются между собой, надо лишь внимательно прислушаться. Работяга-самосвал, наверное, отпускал очередную шутку относительно тарификации перевозок песка. Серенькая почтовая делилась своими наблюдениями, где что продают в магазинах. А «Волга» с цветными свадебными лентами и болтающимися на ветру резиновыми колбасами хвалилась родственниками жениха…
– Прав он, как ни крути! – Смердов легонько толкнул Грекова локтем.
– Кто он? – спросил Греков, хотя знал, кого имеет в виду директор.
– Любимец ваш, Лепин.
– Да… Пожалуй, – нехотя поддержал Греков. – Возникла обстановка для появления Гмыри, и тот появился. В идеальном своем виде: добросовестный работник, а по существу – жулик. Действительно, парадокс.
– Не согласен. Некоторые поступки Гмыри и были заведомо нечестными, но совершались без корысти.
– Так уж и без корысти? А премии, прогрессивки? – Греков постепенно втягивался в разговор. – Выходит, что материальное стимулирование можно направить во вред.
– А все оттого, что не учитываем индивидуальность, – заметил Смердов.
– Возможно, – согласился Греков. – Но ведь то, что как будто идет на пользу нашему заводу, а следовательно, и самому Гмыре, вредит государству. Отсюда вывод: наш завод в его теперешнем виде является институтом, чужеродным нашему государству. Вы как считаете, товарищ директор?
Смердов наклонился к шоферу и попросил ехать его по бульвару. Тот недоуменно пожал плечами – это несколько лишних километров.
– Вася, – укоризненно проговорил Смердов. – Мы о деле беседуем, а ты со своими километрами. Нехорошо. – Он опять повернулся к Грекову. – А если завтра Гмыря уйдет? Люди почувствуют большую ответственность и…
– Вряд ли, – перебил Греков. – Появится другой Гмыря. Он порождение завода. В этом суть. Нужны кардинальные решения.
– Но что мы можем сделать одни? – произнес Смердов. – Мы в общей системе. Мы связаны с поставщиками, с потребителями. Не на острове ведь живем…
– Значит, так и будем работать на холостом ходу? – задумчиво проговорил Греков и добавил: – Нет. Надо вырваться из замкнутого круга.
Разговор их не был похож на спор. Просто каждый высказывал то, о чем думал, в их словах чувствовались взаимное уважение и заинтересованность в общем деле. Но тем не менее Грекову не хотелось продолжать разговор.
– Какие новости, Рафаэль Поликарпович? Скоро сольют наш завод с соседним? – спросил он.
– Не говорите! – огорченно воскликнул Смердов. – Опять звонили из горкома. Днями будет специальное совещание. А ведь сольют. И понесем мы с вами два креста.
– Отправьте в главк письмо, пока не поздно. Поезжайте к министру.
– Что вы! – Смердов махнул рукой. – Москва далеко, а горком через улицу. Дипломатия нужна. А какая – ума не приложу. Главное, отбиваться нечем. Рабочих ведь не хватает, как ни мудри.
– Почему бы горкому самому не связаться с министерством? Зачем они вас уговаривают, не понимаю?
– Вы ребенок, Геннадий Захарович! Они, безусловно, свяжутся с министерством. Да только тогда, когда меня в союзники втянут. А еще лучше, если я сам буду просить министерство о слиянии, тут горком меня и поддержит. – Смердов огорченно отвернулся к окну. Волосы на его затылке топорщились, и Грекову захотелось их пригладить. Он представил, как гладит по голове директора завода, и расхохотался.
– Что с вами? – не оборачиваясь, спросил Смердов.
– Навстречу едет «Жигуленок». Он предупредил нашу «Волгу», что у следующего поворота стоит автоинспектор. И очень строгий.
Смердов проводил взглядом промелькнувший голубой кузов автомашины.
– Вам не удавалось подслушать, о чем иногда переговариваются между собой машины? – спросил Греков.
– Вы, дорогой мой, псих. И демонстрируете это сегодня во второй раз, – сказал Смердов.
– Не заметил. А когда было первый раз?
– В первый раз на заседании парткома. Ваш приказ о типовых испытаниях «Радуг».
Вот оно, начинается. Конечно, ради этого разговора Смердов и предложил ему отпустить «газик» и взялся доставить главного инженера домой на своей машине.
– Не понимаю, зачем вам надо было устраивать спектакль. Держать вечерами людей, выплачивать сверхурочные? – Смердов пристукнул кулаком по спинке сиденья. – И не молчите, пожалуйста! Что произошло? Почему вы не предупредили меня?
– Это вопрос чисто технический, – упрямо произнес Греков.
– А я уже не инженер? Ничего не понимаю? Нет, у вас что-то другое на уме. В Москве за нас спокойны. И вдруг – срыв плана по основной номенклатуре!
Греков привалился к дверце и прикрыл глаза. Ему казалось, что если скорость еще немного прибавить, машина выскользнет из-под него и он очутится на асфальте. И тут он вспомнил раздраженные, глупые реплики Павла Алехина на парткоме. Что это с ним случилось? Многие годы Алехин словно и не замечал его, Грекова. А сегодня полез в спор. Может быть, Татьяна поведала ему о встрече в кафе и он ревнует? Нет, это исключено.
– Лучше б деньги, что выбросили на доводку датчиков, детскому садику отдали. – Смердов вздохнул.
Если бы шофер догадался чуть прибавить скорость! Впрочем, везде понаставлены светофоры с красными глазами. И так будет до самого дома. А там, в жаркой, постоянно пахнущей какой-то едой передней, Греков переоденется, пройдет в кухню, где раздобревшая Шурочка переворачивает на сковородке брызжущую маслом треску. Как она сказала недавно? «Если ты захочешь порушить семейную жизнь, я на все решусь. В горком партии пойду, в Москву буду писать. У нас дите». Черт возьми, столько лет живет в большом городе. Врач, наконец! Дите! А все старуха-сводня, тетя Поля…
– Молчите? – проговорил Смердов. – Только чем кончится ваша молчанка? Послушайте, Греков, а почему вы уверены, что датчики не пройдут типовые испытания?
– Могут не пройти. Они вакуум не держат. Могут сорваться на температурных режимах.
– Но могут и пройти? – с надеждой произнес Смердов.
– Могут и пройти. Для меня эта история с вакуумом – снег на голову. И причина неясна.
– Зачем же вам понадобились типовые при такой ситуации? Боитесь, что ли?
– Не без этого, – сказал Греков. – Боюсь.
– А я не боюсь! Я отменяю типовые своей властью. Перенесу их на следующий месяц. Приборы пошлем заказчикам, работающим в умеренном климате. Слышите? Я отменяю типовые по «Радуге». Завтра будет приказ. Так что с вас ответственность снимаю. Можете спать спокойно.
– Тогда я подам заявление об уходе.
– Что?! – Смердов резко обернулся, словно машина с налета угодила колесом в яму. – Что вы сказали?
– В таком случае я оставлю свою должность, – спокойно произнес Греков.
– И пойдете под суд! – выкрикнул Смердов.
– Рано или поздно я все равно пойду под суд.
– Но-но, вы это бросьте! – Смердов погрозил Грекову пальцем. – Молодец! Ах, молодец! Один такой уже подал заявление. Всесвятский. Его, видите ли, не устраивают принципы работы нашего завода. И вы, значит, хотите уйти? Прекрасно!
– У Всесвятского в кабинете висит плакат. Там написано: «Не надо врать. Это один из источников наших неприятностей…» Цитирую не дословно, просто по смыслу.
Смердов протянул руку и тронул шофера за плечо. Машина остановилась. Смердов, ворочаясь, выбрался из кузова.
– Я пойду пешком. А его довезешь, – сказал он шоферу. – Плакаты читаете? Н-да… – Смердов с силой захлопнул дверцу. – История с датчиками может плохо для вас кончиться! – крикнул он и зашагал прочь.
