Текст книги "Завод"
Автор книги: Илья Штемлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
– Зотов, – негромко произнес Кирилл, словно случайно.
– Ну.
– Ты, что ли?
– Ну я, я…
Они поздоровались так, будто никуда Адька и не уплывал, будто они только вчера и расстались. И в этом был особый мужской шик, скупость чувств, настоящая дружба. Так им казалось…
Теперь Кирилл разглядел, что у ног Адьки стоял чемоданчик.
– А я к тебе, понимаешь, направился. Узнать хотел у матери, как тебя там укачивает.
– Хорошо укачивает… Я-то случайно домой заскочил. Судно пришло в Лиепаю, меня и отпустили на несколько дней. Сел в самолет и домой. А мамы нет, телеграмму-то я не давал, вот и лег в дрейф. В гости, что ли, она ушла? Сколько раз собирался ключи заказать, а все забывал. Теперь кукую.
– Ну, молодец ты, Адька! Я рад! – И Кирилл хлопнул друга по спине. – Как рейс, ничего?
– Ничего. В Париже был.
– Ну?
– Был. Пришли в Руан, пока стояли, приехал агент туристский. Экскурсия на автобусе.
– И все, конечно, поехали?
– Человек десять со всего судна. Валюту жалко. Два фунта все же, не бесплатно.
– Молодец ты, молодец. Деньги – это вода…
– Вода, – согласился Адька. – А без воды, как говорится – и ни туды, и ни сюды.
– Завидую я тебе. Столько ты повидал.
Кирилл присел на скамью. Лунный серпик рванулся вперед, выскользнув из цепких переплетений антенн, и, по-видимому, был этим очень доволен – сиял, словно начищенный.
– Ты не завидуй. Когда неделями вокруг чистая вода. Когда тебя выворачивает наизнанку. Блевать уже нечем, так желчью отходишь… Кто кому завидует, неизвестно. Шуруешь на своем заводе. Вечерком с Лариской в кино ходишь… Ты еще с Ларисой?
Кирилл молча кивнул.
– Значит, сел на рифы. Ничего, хорошей водой тебя снимет.
– Почему? А вдруг я женюсь? Помнишь, разговор был у сэра Джона в машине. Ты хотел на моей свадьбе гульнуть… Придется тебе предоставить такую возможность.
– Ну, ну… Я тогда шутил. – Адька достал сигареты и протянул Кириллу. – Пользуйся… А вообще-то она девчонка ничего. Во всех отношениях… Слушай, как там старик наш поживает? Видишь его?
– Видел как-то…
И Кирилл рассказал о встрече с сэром Джоном в скверике у ипподрома. О его непривычно потрепанном костюме, о разладе, возникшем между стариком и Полковником. Вообще, все это странно и непонятно.
– Может, на ипподроме кто-то загремел. Вот старик и пережидает бурю, – высказал предположение Адька.
– Знаешь, мне кажется, сэр Джон совсем другой человек.
– Как это? – Адька щелкнул зажигалкой.
– Ну, мы его не за того принимаем.
– Обычный тотошник. И фарцует понемногу. Я-то знаю… Да прикури наконец.
Кирилл глубоко втянул в себя сладковатый пряный дымок.
– Жучок старик. А может, и жук, – убежденно произнес Адька. – Кстати, я лекарство ему привез от гипертонии… А, кроме женитьбы, что у тебя хорошего?
– Ничего. Выговор схлопотал. И зарплату срезали. За пьянку.
– Ну ты даешь… В алкаши метнулся? Оставляй тебя тут без присмотра…
Кирилл и про это рассказал. И о Лисе, и о Вторнике, и о том парне, из механического, имени которого Кирилл так и не запомнил – вышибло водкой.
– День рождения, значит, справляли… Ну а что Лиса? Турнули с завода?
– Какой там?! Ведь все уснули, под лестницей. Вышли как огурчики. Не придраться… Один я погорел.
Они еще беседовали минут пятнадцать.
На пятом этаже неярко засветилось окно. Как от включенного торшера или ночника.
– Мать вернулась. С черного хода, наверно, прошла. – Адька загасил сигарету. – Новостей много, приятно… Знаешь, когда долго не слышишь новостей… А придешь в порт, все разговаривают на непонятном языке… Самое страшное в рейсе не качка, а тоска. Иной раз кажется – бросишься в море и вплавь… Лишь бы домой… Ну, ладно. Созвонимся.
Адька встал, поднял чемоданчик и протянул руку.
– Слушай, а ты вроде меньше стал ростом, – засмеялся Кирилл.
– Ну? – Адька серьезно оглядел себя. – А может, ты подрос? Витамины, знаешь… Ну, до завтра.
Глава четвертая
1
Из Москвы Смердов вернулся во второй половине дня и, не заезжая домой, отправился на завод.
Главного инженера он не застал: Греков проводил совещание по новой технике в центральном конструкторском бюро и обещал появиться после трех.
Смердов попросил вызвать секретаря парткома Старостина. Так уж повелось со времен предыдущего парторга Киселева – по возвращении из командировки директор приглашал к себе для информации парторга и главного инженера.
Папка «текущих дел» лежала посреди стола. Бумаг на подпись было немного, в основном полученные сегодня и те, что требовали личного вмешательства директора.
Смердов собирался захлопнуть папку, когда его внимание привлекло письмо на знакомом исполкомовском бланке. Он сунул письмо в общую стопку, но затем извлек и положил отдельно, на виду.
Скрипнула дверь кабинета, и на пороге появилась секретарша. Она хотела уточнить, будет ли прием по личным вопросам – сегодня среда.
– Нет. Перенесите на следующую неделю, – приказал Смердов.
Секретарша напомнила, что приема не было уже две недели. Но Смердов не ответил. Он еще раз перечитал исполкомовское письмо и вздохнул. Не позвонить ли сейчас же председателю? Или лучше поехать самому? Поначалу заехать в горком, привлечь сторонников. А где взять этих сторонников? Не от горкома ли исходит все это? Скоро седьмой десяток распечатывать, а все наивен, как мальчишка. Так исполком бы и отважился на подобное письмо без благословения горкома. Нет, надо выметаться на пенсию. Хватит. Наработался. Уехать на дачу, гулять, читать книги… Но отпустят ли? Отпустят. И причина подходящая: не смогу руководить объединенным коллективом. Новые люди, у каждого свой характер. А заново налаживать отношения – стар. И здоровье уже не то. Нитроглицерин в кармане таскаю…
Рафаэлю Поликарповичу взгрустнулось. Он взглянул в полированную стенку шкафа. Какой-то туманный, застывший рисунок. Повел крупной головой, словно убеждаясь, что это его отражение, а не чужое. Удивительно, как много может изменить случай. Задержись он тогда в управлении или, допустим, чуть дольше прокопайся в кошельке, выискивая мелочь гардеробщику, не наткнулся бы на министра. И все вышло бы иначе. Хотя, пожалуй, нет… Вопрос не пустяковый – объединение завода с хозяйством, принадлежащим совершенно другому ведомству. Но министр одним телефонным звонком тут же, при Смердове, все определил. Конечно, министр.
Смердов усмехнулся. Забавная картинка, скажи он секретарю горкома: «Вы занимайтесь своими вопросами, а кого с кем сливать в своем министерстве, предоставьте уж мне…» А с другой стороны, их тоже можно понять. Ведь не куда-нибудь, а в горком приходят жаловаться на нехватку рабочей силы, на всякие неурядицы…
Смердов подумал, что он уже и оправдал горком. Под впечатлением исполкомовского письма? А ведь письмо-то лишь начало, предвестник неприятностей, которые ожидают строптивого директора. Или он ошибается? Просто совпадение, случайность?
– Случайность, случайность, – вслух пробормотал Смердов. – Случайность – часть закономерности.
Он не заметил, как в кабинете появился Старостин. Тот вошел тихо, словно просочился сквозь стену.
– С приездом вас, Рафаэль Поликарпович! – Старостин улыбнулся. Директор поздоровался и указал на кресло.
Старостин сел, скрестив ноги, словно застыл в нелепом танце.
– Что нового? – спросил Смердов, предупреждая встречный вопрос.
Парторг извлек записную книжку, перелистал ее, освежая в памяти какие-то цифры.
– Знаете, Георгий Леонидович, вы были бы незаменимы как начальник производства, – сказал Смердов.
Старостин, не улавливая иронии, пожал плечами.
– Мне кажется, парторг должен быть в курсе всего, что происходит на заводе.
– Да, да, – согласился Смердов и придвинул листок чистой бумаги. – Так что же дальше?
Старостин снова принялся листать свою книжицу. Сначала он избегал употреблять технические термины, но вскоре стал сыпать ими, обвиняя разработчиков в каких-то просчетах.
– Вы и впрямь незаменимый начальник производства. – Смердов что-то чертил на листке. – Вы окончили техникум?
– Да.
– Вот это и чувствуется… – Смердов смотрел в сторону и говорил негромко, доброжелательно. – Не занимайтесь вопросами, в которых вы слабы. Вы парторг завода, а это обязывает ко многому. Извините за нравоучение, но я старше вас вдвое. А партийный стаж у меня в пять раз больше вашего. Вам надо непременно стать высококвалифицированным специалистом. Иначе как же вам, парторгу, проводить линию партии на заводе? Полагаться на консультантов? Но это не исключает субъективизма. Вот скажите мне, почему вы считаете, что партийная работа – сложная, тонкая сфера деятельности – ваше призвание? Почему?
Старостин подтянул ноги под кресло и нахохлился.
– Странно вы рассуждаете, Рафаэль Поликарпович. Мою кандидатуру утверждал горком.
– Ну, ошиблись. У них тоже дел по горло. Не продумали.
– Как это не продумали? – обиделся Старостин. – Я всей душой. Дома появляюсь лишь переночевать. Все на заводе и на заводе.
– Да, да… Это верно.
Смердов устал. Сказывалась задержка с вылетом из Москвы.
– Мне, Рафаэль Поликарпович, обязанности мои хорошо известны! – Голос Старостина стал жестким. – А если кого-то моя работа и не устраивает, можно поговорить на парткоме. Или в горкоме. Прояснить, как говорится, ситуацию.
– Обиделись. Напрасно. Значит, вы ничего не поняли, Георгий Леонидович. А жаль.
Старостин провел ладонью по пышной каштановой шевелюре. Неужели директор не отдает себе отчета в том, что подобным образом беседовать с парторгом не совсем благоразумно? А если он так себя ведет, уже получив поддержку в горкоме? Нет, этого не может быть. На завод директор приехал прямо из аэропорта. Кроме того, вчера Старостин случайно повстречал на улице заведующего промышленным отделом горкома. И тот говорил с ним как ни в чем не бывало. Никаких признаков недовольства, а тем более возможных перемен он, Старостин, не ощутил.
Смердов догадался о сомнениях, беспокоивших сейчас Старостина.
– Все, что я тут вам говорил, Георгий Леонидович, расценивайте как мое частное мнение.
Греков появился в кабинете стремительно и деловито.
– Полюбуйтесь, – произнес Смердов вместо приветствия и подтолкнул к краю стола письмо. Затем, повернувшись к парторгу, добавил: – Надеюсь, вы знаете, чем порадовал нас исполком?
– Понятия не имею, – сухо ответил Старостин.
– Нам вдвое срезали фонд жилой площади.
– Ну?! – искренне изумился Старостин. – Это же форменный произвол. Люди столько лет стоят на очереди…
– Я склонен считать, что это административные санкции. – Смердов поднялся. Высокий, полный, он своей фигурой словно сблизил стены кабинета.
– Санкции? Против кого? – Старостин насторожился.
– Я сказал в министерстве, что нас уговаривают объединиться с соседями. Министр тут же связался с горкомом… – Смердов досадливо махнул рукой.
– Ну и дела! – упавшим голосом проговорил Старостин. – Нам этого не простят.
– Вот и первая ласточка. – Директор кивнул на письмо. – Теперь жди подарков.
Греков отложил письмо и негромко сказал:
– Опять же знамя не присудят…
– Конечно, не присудят, – с готовностью согласился Старостин. – Так зажмут, что ой-ой! По всем показателям.
Намек понять было нетрудно. Скоро Смердову исполнится шестьдесят. Дата солидная. Ждали наград. Даже об ордене поговаривали.
Лицо Смердова покраснело, стало тяжелым. Он откинул со лба волосы и кашлянул.
– Попали мы между молотом и наковальней. Направо пойдешь – уши надерут местными силами. Налево – подзатыльники министерские схлопочешь. Вот работа окаянная!
– Прямо надо идти, Рафаэль Поликарпович, – посоветовал Греков, глядя в расстроенное лицо директора. – Прямо – кратчайшее расстояние…
– До инфаркта, – подхватил Смердов.
– А чтобы идти прямо – необходима цель. Серьезная цель. Возможно, самая важная в твоей жизни. – Греков положил подбородок на сжатый кулак.
– И у вас есть такая цель? – иронически спросил Смердов.
– Есть. Конечно, она сразу не возникла. Мы шли к ней все вместе долго, трудно. Но она есть.
– Темните вы что-то, Геннадий Захарович. – Смердов озабоченно нахмурился. – Я думаю, что надо ехать на поклон.
– Надо, надо. – Старостин оживился. – Хозяин – человек мудрый. Он так повернет, что все станет на место. А таиться не стоит, смысла нет. Хуже будет.
Смердов и сам понимал, что умалчивание не лучший выход из положения. А с чем, собственно, ему ехать в горком? В чем каяться?
– Пообещаем. Поплачем. Выдвинем сроки… – Старостин поглаживал свои тощие колени. – А там, смотришь, и забудется это слияние. Жизнь каждый день ставит новые задачи. Впопыхах кое-что и упустить нетрудно.
– Экий вы, право, – облегченно произнес директор. Он не скрывал своего удовлетворения: оказывается, столь щекотливое дело можно решить. Пусть временно, пусть и неопределенно, но решить таким простым, а главное, испытанным способом.
2
Вызовы в горком всегда были для Старостина событием, несмотря на то что на неделе они повторялись довольно часто. Инструкции, рекомендации, требования. Старостину это нравилось. Он чувствовал себя частью большого механизма, от которого зависит общий слаженный ход. И указания горкома он старался выполнять добросовестно.
Вот и сейчас он выдвинул верхний ящик стола, где в прозрачной пластиковой папке хранился образец анкеты предстоящего опроса сотрудников завода. Правда, срок сдачи не близок, впереди еще полгода. Однако он не совсем представлял себе, для чего, например, в анкете такой пункт: «Сколько человек охвачено Обществом охраны природы. Сколько из них женщин. Сколько мужчин. Сколько до сорока лет. Сколько до пятидесяти». Интересно, секретарь горкома знает об этой анкете, которую прислал на завод инструктор отдела промышленности?
«Спрошу у него, пожалуй, – подумал Старостин. – Завтра спрошу. Начнешь людей тормошить, выяснять. А они возьмут да и пошлют подальше. И будут правы. Ведь этой анкетой только от дела настоящего отрывают».
Он решительно положил папку на видное место, чтобы не забыть. Взглянул на перекидной календарь. Что на сегодня? Зайти к литейщикам. У них с формовкой не ладится. И тут вновь в памяти всплыл разговор с директором. Просто не в духе был Смердов, ясное дело. Ему хорошо рассуждать, а с парторга тоже спрашивают, еще как спрашивают!
Дверь кабинета приоткрылась, и показалась голова начальника цеха Стародуба.
– Заходи, Кузьмич, заходи. – Старостин по-деловому нахмурился.
Иван Кузьмич вошел в кабинет.
– Я хочу газеты просмотреть. Беседа по текущей политике. – Стародуб подсел к столу, на котором хранились подшивки газет.
– Слушай, Кузьмич, сколько человек у тебя охвачено Обществом охраны природы? – спросил Старостин.
– А сколько тебе надо? – с готовностью откликнулся Стародуб. – Допустим, сто пятьдесят. Весь цех. Хватит?
– Шутишь. А тут графа специальная. – Старостин постучал пальцем по папке.
– Шут с ней, с графой. Глупости это, Жора, – проговорил Стародуб. – Ты мне вот в чем помоги. Я оставлю кое-что у тебя. Лады? На день. Завтра унесем, а, Жора?
– Спирт?
– Нет. Дихлорэтан. Яд ведь. А у тебя тут строго.
– Ставь, – вздохнул Старостин. – Только до завтра.
Стародуб приоткрыл дверь и крикнул:
– Заноси!
Двое парней втащили в комнату огромную бутыль в деревянном садке, набитом стружками, и поставили в угол, куда указал Старостин.
Парни вышли.
– Вот. Теперь я спокоен, – проговорил начальник цеха.
– Сразу бы и сказал. А то – «газеты, политзанятия».
– «Сразу». Парткабинет. А тут с этим! Неуважительно, – произнес Иван Кузьмич. – И зачем тебе эта охрана природы? Кибернетики взбаламутили?
– Почему кибернетики? – Старостин отложил папку. – Это по другой линии.
– А я думал, эти удальцы. Тоже устраивали опрос. Слух прошел, что будут сокращать штаты. А у меня и так людей не хватает.
– Так ведь не о сокращении речь шла, а о внедрении новых методов, об автоматике, – разъяснил Старостин. – Вот у тебя, Кузьмич, что наблюдается? – Старостин положил ладонь на свою записную книжку, но вдруг смутился и отвел руку. – У тебя, Кузьмич, как сто лет назад делали, так и сейчас делают.
– Стало быть, надежно, – проговорил Стародуб и встал, отодвинув подшивку. – Новое не всегда новое, Жора. Возьми в жизни. Ты вот человек молодой, энергичный. Кровь бурлит. А я по жизни потопал. Опыт есть. Был я женат, например. Потом развелся. Женился во второй раз. А зачем, спроси? Не знаю, хоть убей! Поначалу, как говорится, увлекся, слабинку дал. К заманчивому будущему потянуло. И что же? Поломал жизнь и ей и себе. Будущее это оказалось похожим на прошлое даже в мелочах. Я это к чему говорю? Торопимся мы что-то менять, ломать. А новое должно приходить естественным путем. В институтах им все кажется плевым делом. Скажешь, не прав я, Жора? Если по жизни?
– Нет, не прав ты, Кузьмич! Примеры из жизни, с женитьбой – это одно. А завод – дело другое. Тут наука, Кузьмич, это… – Старостин пощелкал пальцами, пытаясь подыскать нужные слова, но, так и не найдя их, вздохнул.
Начальник цеха, видимо, хотел возразить, но передумал. Стоит ли спорить с парторгом? Да и было бы о чем? А то так, беспредметный разговор. Мало ли какие комиссии приезжают на завод? Вот недавно пожарные приезжали. Это не шуточки! Акт хотели составить и штраф наложить. А все из-за того, что огнетушители завалили ящиками готовой продукции. Гмыря виноват. Его богатыри постарались, а отвечать пришлось начальнику цеха. С трудом уломали пожарных.
– И вот еще что, парторг. Нехорошо получается. Сколько можно бракованные датчики перебирать, – сказал Стародуб, задерживаясь в дверях. – Раз обманешь, второй, а в третий не поверят.
Начальник цеха вышел.
«Сходить пообедать, что ли? – подумал Старостин. – Конечно, надо с этими датчиками кончать».
Он приподнял за уголок прозрачную папку. Нет, не станет он показывать первому эти анкеты. Еще поставишь инструктора под удар, а он этого не простит… Вот Шапошник, тот бы наверняка снес анкеты хозяину. Ну, то Шапошник. Он умел. И Старостин вздохнул, вспомнив бывшего парторга – худого, нескладного человека с бледным энергичным лицом. К тому же Шапошник был инженер… Не то что он, Старостин, окончил профтехучилище, а секретарствует в организации, где одних инженеров пруд пруди. Трудно, что и говорить. Хоть и старается… Нет, что-то не то, не то. В главном. В самой сути… Взять этих ребят из Москвы. Кибернетиков.
Старостин вспомнил, как однажды они сидели вместе в столовой и один из ребят, широколобый Федя, спросил его, почему он пригнулся, когда вошел в зал, где шло совещание?
И Старостин тогда удивленно оглядывал парня. Что это он? Мало ли почему он пригнулся? Допустим, не хотел мешать тем, кто сидел в зале и смотрел на сцену. А Федя тогда ему сказал: «Гоните из себя это, Георгий Леонидович. И тем более плохо, что пригнулись-то вы непроизвольно. Не замечая».
Тогда разговор с парнем Старостин воспринял как чудачество. А теперь почему-то все чаще стал задумываться над смыслом. Нет, не мелочь это. В этом что-то было. Нельзя определенно сказать – что, а было, и все…
Вообще-то они подружились – Старостин и те ребята. Старостин им помогал – присылал людей для анкетирования, нажимал на руководителей отделов, которые не очень охотно предоставляли материал…
Взбудоражили его ребята, это точно.
«А вот уехали и не простились», – вспомнил Старостин и достал из кармана ключи от кабинета.
3
Стол, покрытый малиновой скатертью, упирался в другой, полированный, как бы образуя посадочный знак «Т».
Навстречу заводской троице, раскинув в приветствии руки, поднялся среднего роста светлоглазый мужчина в черном костюме. Греков не был убежден, знает ли его первый секретарь горкома или нет. Встречались они не так уж редко, но ведь положение их при встречах было не совсем одинаковым. Один всегда сидел в зале, а второй в президиуме. Смердова и Старостина секретарь, конечно, знал в лицо.
А вы и есть главный инженер завода? – спросил секретарь.
«Догадался. Методом исключения», – подумал Греков, отвечая на рукопожатие.
– Да. Я и есть главный инженер завода Греков.
– Коростылев, – представился секретарь.
– Я так и решил, – Греков улыбнулся.
Смердов был серьезен. Его крупное лицо хмурилось. Старостин то и дело ворошил свою каштановую вьющуюся шевелюру. Его волосы, закрученные словно тонкие пружинки, казалось, издавали легкий металлический шорох.
Коростылев вернулся на свое место, привычным жестом указал на стулья и, не дожидаясь, пока приглашенные рассядутся, заговорил:
– Мне звонил ваш министр и указал на превышение нами своих полномочий. Думаю, он был не совсем точно информирован. Горком предлагает рассмотреть возможность слияния предприятий. Воз-мож-ность!
Смердов поглаживал ладонью малиновый бархат скатерти. Если сейчас заявить, что заведующий отделом говорил о слиянии как о вопросе решенном, то начнутся выяснения – кто что сказал. А восстанавливать против себя заведующего отделом промышленности неразумно.
Смердов опустил руку в карман пиджака, нащупал сигаретный коробок, но так и не решился вытащить. Он был особенно недоволен собой – вместо того чтобы сосредоточиться на предстоящем разговоре, раздумывает, закурить ли в кабинете секретаря горкома или воздержаться? Какая-то ерунда. Ведь и курить-то он вроде бы бросил и носил сигареты с собой так, для баловства.
– Кстати, у меня есть новые сигареты. Наша фабрика собирается выпускать. Прислали на дегустацию, – сказал Коростылев. Очевидно догадавшись о раздумьях директора, секретарь привстал и положил на стол золотистую пачку.
– «Караван», – вслух прочел Греков.
– Название мне не нравится, – произнес Коростылев.
– Да… Что-то в нем есть такое… – Старостин неопределенно повертел в воздухе пальцами. Он достал мятый блокнот, приготовившись к обстоятельному разговору.
– А мне название нравится. – Греков распечатал пачку. – Загадочное. Наводит на неторопливые размышления. Собаки лают, караван идет. Восточная мудрость.
Смердов поджал губы. Теперь его раздражал тон Грекова – вздумал перечить первому, когда предстоит серьезный разговор. Тут каждый нюансик надо взвешивать. Неизвестно, что может повлиять на настроение секретаря.
– И сигареты ничего, неплохие, – словно назло директору проговорил Греков, выпуская в потолок струйку дыма.
Смердов скосил глаза на Коростылева.
– И мне сигареты нравятся, – согласился секретарь. – Мягкие.
Смердов облегченно вздохнул.
– Не такие уж они и мягкие, положим. – Греков еще раз глубоко затянулся, будто проверяя свое впечатление. – Но неплохие.
«Вот зануда», – тоскливо подумал Смердов, достал из папки исполкомовское письмо и положил перед секретарем.
Вспыхнул розовый глазок селектора. Коростылев, словно радуясь тому, что можно отвлечься от начала разговора, снял трубку.
– Из комбината? – переспросил он. – Пусть перезвонят минут через десять.
«Минут десять? Конечно. Все уже решено, и толковать не о чем. Напрасно мы явились сюда», – подумал Смердов. И еще он подумал, что Старостин прав – надо соглашаться на слияние. Дело все равно небыстрое. Пока договорятся с министерством, подготовят документацию, утрясут сотни вопросов, пройдет много времени. А там, глядишь, что-нибудь и переменится. Может, и на пенсию уйду.
И, подумав об этом, Смердов облегченно вздохнул. Ему куда проще было согласиться с желанием горкома, чем завтра принимать у себя в кабинете людей и отказывать им в давно ожидаемой жилой площади.
– Рафаэль Поликарпович, вам оставляют двести метров. Разве этого мало? – Секретарь горкома отложил письмо. – На мясокомбинате куда больше рабочих, а им тоже оставили двести квадратных метров. Подождите немного. Надо разгрузить городскую очередь.
– Понимаем, понимаем. – Смердов соображал, как бы ловчее перевести разговор. – Однако у соседа-то? Старый завод, основные кадры давно осели. А нет-нет да и подбрасываете им жилье.
– Вот видите, а вы не желаете с ними объединяться, – шутливо ответил Коростылев и добавил с едва уловимой жесткой ноткой: – Осторожничаете, Рафаэль Поликарпович. Сейчас взят курс на увеличение выпуска товаров бытового назначения.
– Почему мы осторожничаем? Пожалуйста. Согласовывайте с министерством. Мы не против, пробормотал Смердов.
– Вы нам и помогите найти общий язык с министерством. Позиция директора весьма важна. – Коростылев стряхнул пепел в тяжелую, литого стекла пепельницу. – И позиция не посредника, а нашего союзника. Ваш министр относится к слиянию узковедомственно. Не хочет брать на себя лишние хлопоты. А мы постараемся его убедить – если не сами, то через соответствующие инстанции. Да и вас тоже в случае надобности, Рафаэль Поликарпович. – Голос Коростылева становился все глуше. – Нельзя же так, друзья мои. Ваши возможности вполне позволяют вам объединиться с соседями. Надо же как-то разрешить вопрос нехватки рабочей силы. На-до! – Коростылев оперся о подлокотники кресла и встал. – В конце концов это несправедливо, вы арендуете городскую территорию, так будьте добры хоть чем-нибудь помочь городу.
– К тому же это весьма прибыльно, – иронически подхватил Смердов. – Не представляю, как бы некоторые наши заводы выполнили план без производства рентабельных раскладушек и вилок! – Он почувствовал, как наливается жаром его лицо: ведь дал себе слово не перечить секретарю, а не сдержался.
– Что ж, это печальная практика, – проговорил Коростылев. Его густые рыжеватые брови выпрямились в ровную линию. – Тут кое-что не продумано.
– Конечно, – конечно, – поспешил согласиться Смердов, прикрывая веки.
– Между прочим, даже такое специализированное предприятие, как у Форда, и то наряду с автомашинами выпускает ширпотреб, – вдруг произнес Старостин. Это прозвучало неожиданно, и по тону парторга было не понять, осуждает он оборотистого Форда или поддерживает. – Там используют отходы производства, а нам хотят передать самостоятельное предприятие. – Старостин постучал пальцем по своему мятому блокноту.
Все разом обернулись к парторгу.
– Ну и что, Георгий Леонидович? – весело проговорил Греков. – Пройдет время, и это предприятие примется за наши отходы.
– Глупости… Ведь у нас мелкосерийное производство с широкой номенклатурой. Какие отходы? – не успокаивался Старостин.
– Подумаешь, выпустим в месяц сотню соковыжималок. Зато выполним очередное мероприятие. И вместо нехватки рабочей силы окажется избыток: дюжина уборщиц и машинисток. Будет еще загублен старый, имеющий и традиции и опыт завод, единственная беда которого в несовременной организации производства… – Греков помолчал, как бы раздумывая, продолжать или нет. – Или другой вариант. Мы настолько увлечемся соковыжималками, что забросим геофизическую аппаратуру и полностью перейдем на укрепление кухонной автоматики. Тогда геофизическую аппаратуру примется осваивать расторопная колхозная бригада, приспособив под это дело зернохранилище и пригласив к себе вместо агрономов группу конструкторов.
Коростылев, склонив голову набок, смотрел в лицо Грекова. Чуть запавшие щеки главного инженера покрылись бледно-розовыми пятнами.
– Что с вами, Геннадий Захарович? Не слишком ли вы увлеклись? – Смердов не мог понять поведение главного инженера. Ведь уговорились же обо всем.
– Он прав! – громко сказал Старостин.
– А вы б помолчали, уважаемый Георгий Леонидович. – Смердов резко обернулся к Старостину.
– Почему? Я такой же член партии, как и вы. И нахожусь в кабинете секретаря горкома, а не у вас дома. – Старостин тряхнул своими кудрями. – Геннадий Захарович прав!
– Думаю, нет нужды напоминать о пользе слияния мелких производств, – Коростылев произносил слова спокойно, уверенный в том, что повышать тон нет надобности.
– Но не по принципу общего трамвайного маршрута! – возразил Греков.
– Вы несколько сгущаете краски.
– Нисколько, товарищ Коростылев. Почему нас не объединят с центральным конструкторским бюро? Или с проектной организацией? Вот какой камень надо сдвинуть. А то они окопались, сами себе хозяева. Зачем им идти в подчинение?
– И окладов таких не будет, – поддержал Старостин.
Греков одобрительно кивнул и расправил плечи. Ему хотелось избавиться от гнетущей скованности. Он ненавидел себя в таком состоянии. Но что поделать, нервы!
– И до ваших проектировщиков дойдут руки. Дайте срок. Хотя разумней, если именно завод будет подчиняться проектировщикам. Вас это не устраивает? – Коростылев улыбнулся.
– Лично меня это устраивает, – ответил Греков. – Меньше будет забот.
– И ответственности, – в тон ему сказал Коростылев, – например, за невыполнение плана. Как же вы так? Выполняли, выполняли и вдруг – прокол.
В кабинете стало тихо.
Смердов перевел взгляд к окну, лицо его приняло отрешенно-смиренное выражение.
– На все есть свои причины… – Греков налег грудью на малиновый край стола. – Да, да… Свои причины. Вы знаете, Сергей Сергеевич, во сколько раз поток остро необходимой рабочей информации превышает физические возможности начальника цеха нашего завода? В три раза! А мастера цеха? В пять!
Коростылев с любопытством посмотрел на главного инженера. Греков поднялся из-за стола, неловко ударился об его угол. Прижимая ладонью ушибленный бок, сделал несколько шагов по кабинету.
– Недавно я попросил экономистов проанализировать состояние нашего завода. Ребята попались толковые, из института профессора Тищенко. Они все и преподнесли. – Греков остановился на мгновение у стола и положил руку на свою кожаную папку. – Мы с вами люди взрослые. И нечего нам очки втирать друг другу. Положение серьезное. Случайный, по общему мнению, провал плана произошел по причине далеко не случайной. Не знаю, как на других предприятиях, но уровень нашего производства уже не может обеспечить высокий технический класс продукции, которую мы выпускаем, а тем более той, что готовимся выпускать. А если говорить начистоту, обвинять меня надо не за срыв плана в прошлом месяце, а за качество некоторой продукции, что покидала наш завод за последние год-два. Именно за это. И главное…
– Браво, Греков! – прервал Смердов и демонстративно похлопал в ладоши. – Теперь возьмите бюллетень и ложитесь в психдиспансер.
– Не мешайте, Рафаэль Поликарпович! – Старостин сделал протестующий жест. – Дайте сказать человеку.
– Продолжайте, Геннадий Захарович. Вы сами определили условия: «нечего втирать очки». – Коростылев вплотную приблизился к Грекову, – В чем же заключается самое главное?
– Извольте – скажу. – Греков потер пальцами подбородок. – Главное в том, что мы сеем равнодушие и безответственность. Раз можно заниматься своим делом так, как иной раз занимаемся мы, то все дозволено. Вот почему, Сергей Сергеевич, я отважился забраковать аппаратуру, в которой притаилась маленькая «липа». Возможно, эти приборы работали бы неплохо, но в самой их основе было небольшое отступление от технических условий. Если говорить иначе – маленькое отступление от закона. И вообще, перед законом не должно быть генералов и солдат. Все равны. Пренебрежение законом дорого обходится и человеку и человечеству. Рано или поздно. Хотя поначалу может показаться, что все благополучно. Заб-луж-дение! Ладно, я, кажется, увлекся и отступил от темы.
