Текст книги "Завод"

Автор книги: Илья Штемлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Лариса провела ладонью по бархатному ворсу тахты. Неужели всю эту мебель сделал отец Кирилла.

– Да, да. Все это сделал Павел Егорович собственноручно. Кроме стульев и серванта. Смотрите. – Татьяна подошла к дверце шкафа и слегка подтолкнула ее. Дверца плавно откатилась, а потом вернулась на место.

– А можно мне? – Лариса поднялась с тахты.

– Пожалуйста. Все, кто у нас бывает, хотят сами попробовать.

Лариса тоже подтолкнула дверцу. Вправду было забавно и необычно.

– А соседи, которые ровно в семь утра кричат: «Подъем!», они там живут? – Лариса указала в сторону, куда уплыла дверца.

– Я вижу, вы в курсе многих наших дел. Нет. Они живут за другой стеной. – Татьяна с интересом рассматривала лицо и короткую прическу девушки. – Не пойму, у вас в самом деле черные глаза? Или так кажется при вечернем свете?

– Черные, черные! – Кирилл обрадовался. – Красивые, правда, мама?

– Сама знаю, что красивые, – ответила Лариса и дерзко посмотрела на Татьяну. – Глаза у меня мамины. Она умерла несколько лет назад. Мне многое не нравилось в ней. Она столько огорчений доставляла папе.

Татьяна вернулась в свое кресло.

– Может быть, она не любила вашего папу?

Лариса остановилась у картины, которая висела на стене, и принялась разглядывать осенний лесной пейзаж.

– Тогда им надо было разойтись. Правда, папе было бы тяжело. Ведь он до сих пор не устроил свою жизнь. Но это честней, чем делать вид, что любишь.

– Лариса! – воскликнул Кирилл. Неужели мать подумает, что он обо всем поведал девушке и привел ее нарочно?.. – Какая глупость!

– Пейзаж мне не нравится, – Лариса не обратила внимания на возглас Кирилла. – Разве, может быть вода светлее неба? Чепуха.

Татьяна улыбнулась.

– Мне тоже не по вкусу эта картина.

– Вот видите! – обрадовалась Лариса. – Мне Кирилл часто о вас рассказывал.

– Хорошее? – будто невзначай обронила Татьяна.

– Он вас очень любит.

Татьяна наклонилась в сторону Кирилла. Он поцеловал мать и заметил на ее щеке непривычную изморось пудры. Да и веки припухли и покраснели…

Потом они пили чай, включили телевизор, но передача была неинтересной, и телевизор выключили. Татьяна вспоминала смешные случаи из детства Кирилла. Лариса рассматривала семейный альбом, смеясь над фотографиями толстощекого малыша, а затем попросила разрешения позвонить по телефону. Ей нужно предупредить бабушку, что она скоро вернется домой.

Павел все не приходил.

– Ну, как тебе понравилась Лариса? – Кирилл вслед за матерью направился на кухню.

Мать вытирала чашки, и ему показалось, что она не расслышала вопроса.

– Как тебе понравилась Лариса? – повторил Кирилл.

– Мила… Правда, слишком строго судит обо всем. Впрочем, вероятно, так и надо.

– Не знаю. Не убежден, – задумчиво сказал Кирилл.

Татьяна быстро взглянула на сына и заметила, как он покраснел.

– Жарко на кухне, – пробормотал Кирилл. – Пойду провожу Ларису.

Они спустились на первый этаж. Почтовый ящик по-прежнему белел тремя слепыми глазницами. Кирилл достал ключ, вытащил газеты, из них выпал небольшой листок.

– За междугородные переговоры? – спросила Лариса.

Кирилл взглянул на листок и сразу все понял, хотя и не успел еще прочесть ни строчки.

«Как хорошо, что отец не вернулся. У него ключ от ящика всегда с собой», – подумал Кирилл.

Лариса в недоумении посмотрела на Кирилла и взяла у него листок.

«…надлежит явиться в 5-е отделение милиции… Комн. 29. К следователю Топоркову А. Г.»

Глава вторая

1

На световом табло под самой крышей вокзала каждую минуту одна цифра сменяла другую.

До отхода поезда оставалось пять минут. Толстые вагонные стекла не пропускали звуков, и то, что творилось ка перроне, словно происходило в немом кино. Носильщики покрикивали на неповоротливых провожающих, но казалось, что они просто открывают рты. Женщина подняла мальчика на руки, чтобы его лучше видели из вагона. Мальчик дрыгал ногами и пытался вырваться. Женщина поставила его на асфальт и рассерженно шлепнула. Мальчик беззвучно заплакал, уткнув голову в колени женщины.

Татьяну Греков увидел не сразу. Это было так неожиданно, что сначала он принял ее появление за игру воображения. Но, вглядевшись, понял, что это и в самом деле она.

В растерянности он метнулся к ближайшей двери. «Не туда», – крикнул кто-то, и Греков послушно повернул обратно. Задевая прилипших к окнам пассажиров, он выбежал в тамбур. Проводница стояла, перекрывая рукой выход из вагона.

– Позвольте! – Греков попытался отстранить проводницу. – Танюша, я здесь!

– Нельзя выходить, гражданин. Поезд уже отправляется.

– Еще пять минут! – Греков шагнул на платформу, не обращая внимания на возмущенную проводницу.

– Не ожидал? – спросила Татьяна.

– Ожидал. – Греков в смущении потер подбородок и пожалел, что не успел перед отъездом побриться.

– Я позвонила секретарше и сказала, что ты забыл отчет по нашему отделу. Глупо, да? Ну и бог с ней! Во всяком случае, я узнала номер поезда, вагон она не помнила, и я уже обошла почти весь состав…

Греков посмотрел на световое табло – прошла еще минута.

– У тебя нижняя полка? – спросила Татьяна.

– Не знаю. Я не заходил в купе…

И вновь мигнуло световое табло. Словно цифра не выдержала холода и ушла погреться.

– Гражданин! Вы как маленький! – громко окликнула проводница. – Если сорветесь на ходу, кто будет отвечать?

– Иди, Гена, иди… – Татьяна прижала ладони к груди Грекова и слегка оттолкнула его.

«Видеть друг друга целых пять минут и не спросить? А потом мучиться и казнить себя за нерешительность?» – подумал Греков и торопливо спросил:

– Он тебе ничего не сказал?

– Иди, Гена, иди! – Татьяна сильней оттолкнула Грекова. – Он мудрый человек, Кирилка. Я не ожидала… И совершенно взрослый.

Греков наклонился и прижался губами к холодной щеке Татьяны.

Под вагоном протяжно зашипели сжатым воздухом тормоза, освобождая примерзшие к рельсам колеса.

Портфель сиротливо стоял под окном. Греков подхватил его и вошел в купе. Попутчики – мужчина и две женщины – сидели друг против друга и беседовали. Взглянув на Грекова, они приветливо улыбнулись. Женщины подвинулись, приглашая его сесть, но он поблагодарил и вышел в коридор.

Желтые прямоугольники света неслись рядом с насыпью. Иногда они проваливались в невидимые овражки, и тогда перестук колес становился громче. Греков покачал головой, и в одном из светлых прямоугольников круглая тень повторила его движение.

Он давно собирался в командировку в Москву. Но все откладывал под разными предлогами. И вдруг собрался, как говорится, в одночасье, вызвав тем самым недоумение и кривотолки. Всем казалось, что присутствие его на заводе необходимо: заканчивала работу комиссия народного контроля. И, как говорил Лепин, «на кое-кого покатится телега». Впрочем, мало ли катилось всяких телег: Смердов, например, убежден, что тут не обошлось без горкома. Еще бы! Заявить первому секретарю горкома, что при выпуске аппаратуры не всегда придерживаются технических условий! Узнав об этом, Лепин сказал, что он, Греков, плохой стратег. Так дела не делают. Нет, делают! Именно так и делают. Нельзя ратовать за новое и тащить за собой старые ошибки!

Греков отодвинул дверь в купе. Там было темно. Он взобрался на свою полку, включил свет. Осторожно вытащил из портфеля объемистую тетрадь с расчетами Лепина. Перелистал несколько страниц. Все-таки молодец Семен! Подал как надо. Убедительно. Да и технико-экономическое обоснование выглядит солидно. Это постаралась Аня Глизарова. Если заручиться поддержкой в министерстве, дело можно двинуть. Первоклассный завод можно организовать. Интересно, что скажет Тищенко? Ведь он один из ведущих специалистов в области автоматизации систем управления. Жаль, Смердов занимает нейтральную позицию. Не верит.

На нижней полке кто-то заворочался. Греков заслонил лампочку тетрадью. Переждал. Потом осторожно перелистал еще несколько страниц.

– Нельзя ли потушить свет? Вы не у себя дома! – раздраженно сказала одна из его попутчиц.

– Слушаюсь! – шутливо ответил Греков и сунул тетрадь под подушку.

2

В институт Греков позвонил прямо с вокзала. Профессор Тищенко предложил выслать за ним машину. Грекову надлежало стоять у газетного киоска, рядом с выходом из метро.

Широкая площадь перед Курским вокзалом казалась ярмарочной. Люди сновали в самых различных направлениях. Вереницей подъезжали машины. Лоточницы с пирожками устроились возле высокого деревянного забора, за которым ухал пневматический молот. Кавказцы с загорелыми острыми лицами тащили огромные чемоданы и перекликались, чтобы не растерять друг друга. Худенькая женщина, прижав к животу свернутый рулоном ковер, короткими перебежками направлялась в сторону камеры хранения. За ней спешили мужчина в тюбетейке с точно таким же рулоном и мальчик лет пятнадцати, тоже в тюбетейке и тоже с ковром. Несколько человек собрались в группу и подняли плакат «Мы – здесь!». Женщина под черным широким зонтом трубила в мегафон о предстоящей автобусной экскурсии по Москве. Однако к ней почти никто не подходил. Всё все знали и сами.

Греков любил Москву. И сейчас сидя рядом с молчаливым шофером, он как бы настраивался на ритм города. Ему казалось, что даже улицы, прорубленные между утесами домов, тоже напряжены и пульсируют, подчиняясь мощному невидимому компрессору.

Тищенко послал за Грековым машину не просто из вежливости. В лабиринте нового научного центра не так-то легко было разыскать Институт кибернетики. Комплексы зданий отделялись друг от друга густыми перелесками, которым не было видно конца.

– Да. Размахнулись, – довольно произнес Греков.

– А как же? – согласился шофер. – Скоро станцию метро откроют в этом березняке. И никаких курортов не надо.

Кабинет Тищенко размещался на втором этаже необычного круглого здания. Несколько удобных мягких кресел. Большой стол. Коричневая школьная доска. Три магнитофонные тумбы. На стене портрет какого-то старика, выполненный тушью на листе ватмана.

– Здравствуйте, Геннадий Захарович! – Шагнув навстречу, Тищенко протянул руку.

Как и при первой встрече, Греков обратил внимание на черную «бабочку», пронзенную булавкой с янтарем на фоне белоснежного крахмального воротничка. Серый, несколько узковатый костюм придавал фигуре профессора моложавость. Тищенко усадил Грекова в мягкое кресло.

– Ну, рассказывайте, любезный. Мы вас давно ждем.

– Дела, Станислав Михайлович.

– Успешные?

– Разные. План в прошлом месяце провалили.

– Рассказывайте обо всем. – Тищенко достал из стола толстую записную книжку.

Греков вспомнил, что именно в этой записной книжке профессор делал пометки, когда они встречались в гостинице.

– Кстати, какое впечатление произвели на вас мои сотрудники? – спросил Тищенко.

– Прекрасное, – искренне произнес Греков.

– Вот и хорошо. Сейчас вы их увидите. Они ведь продолжают вашу тему. И довольно успешно. Машинный этап закончили. Результаты довольно оптимистичные. А вы, Геннадий Захарович, занимались только текущими делами?

– Нет. Не только. – Греков достал из портфеля тетрадь. – Вот. Привез показать в министерстве. Тут ряд соображений по реорганизации структуры управления. Надеемся на вашу помощь, Станислав Михайлович.

– Только по порядку, дружок. – Тищенко перелистал несколько страниц. Грекова он слушал внимательно, время от времени отставляя тетрадь и делая какие-то пометки в записной книжке.

– Я доволен, что вас расшевелили! – Тищенко громко рассмеялся. – Иначе бы вы не явились к нам. Закисли бы в своей текучке. И жили бы днем сегодняшним, не замечая, что он уже не только вчерашний, но и позавчерашний. Вы это заметили бы тогда, когда процесс стал бы уже необратимым.

– Так уж и необратимым! – с напускной иронией возразил Греков. – Нам бояться нечего. Помогут. Вытянут. Подкинут для плана рентабельные раскладушки или утюги.

– Все это так. Но сколько же можно злоупотреблять бесхозяйственной добротой! – Тищенко закрыл тетрадь. – Вам, руководителям, даны большие права. А для чего? Для наилучшего исполнения ваших же обязанностей, Геннадий Захарович!

– Простите, профессор, за резкость, но иной раз на каждое, так сказать, наше право находится десяток ограничительных инструкций. И они, черт возьми, живучи!

Тищенко развел руками без видимой связи с предыдущим проговорил:

– Какой у меня кабинет! А столько лет ютились в подвалах. Жизнь, она, брат, заставляет… А поглядели бы вы на наш вычислительный центр. Все покажу, все. Сегодня что у нас? Среда? Прекрасно! Вы человек азартный?

Греков пожал плечами.

– Ничего, ничего. У нас спокойные люди проявляют африканские страсти. Мы вам сегодня все покажем. А как же иначе? Вы – заказчик. Мы – исполнители. Все должно выглядеть в лучшем виде. Футболом, надеюсь, вы не увлекаетесь? Но тут вам не устоять! – Тищенко в предвкушении чего-то увлекательного хитро щурил глаза. – Кстати, где вы остановились?

– Дали телеграмму в министерство. Забронируют что-нибудь.

– Если не выйдет, милости прошу ко мне. Мы с супругой будем очень рады. А вот и они! – Профессор прислушался к осторожному стуку. – Войдите!

В кабинет вошли два молодых человека в вельветовых пиджаках. Греков их узнал и даже вспомнил имена. Долговязого, кажется, зовут Федором, блондина – Эдуардом.

– А где же Борис? – спросил Тищенко.

– Ну его! С ним стало совершенно невозможно работать. – Эдуард положил на стол пачку перфолент и листы бумаги. – Бюрократ он, ваш Борис.

– Вы сказали ему, что это немодно?

– Сказали, – подтвердил Федор. – Только в несколько иной форме, – и сухо щелкнул пальцами.

– Федя, я этого не выношу. – Тищенко поморщился.

– Извините, профессор. – Федор сунул руки в карманы. – Он, видите ли, не убежден, что по организации контроля оборудования «Минск тридцать два» выдал результат идентичный «Минску двадцать два». Ему нужна единая привязка. Без этого наш бюрократ не может вести переговоры с заказчиком.

– Как будто мы можем! – Эдуард подошел к доске и взял мел. – Мы халтурщики и хотим поскорей избавиться от темы. Даже сюда не пожелал идти. Может, прикажете ему, Станислав Михайлович? У него ведь все расчеты технического обеспечения системы.

Тищенко подошел к телефону. Набрал несколько цифр, не дождавшись ответа, положил трубку.

– Вы слишком нетерпимы, друзья. Когда Борис найдет нужным выступить, он выступит. Да и пересчет не займет много времени, стоит ли об этом говорить? Начнем! Вам слово, Эдуард…

Сообщения молодых людей захватили Грекова. Это были уже не беглые наброски, а серьезные исследования, подкрепленные расчетами на электронно-вычислительных машинах. Но больше всего его поразила пропасть между тем, что должно быть, и тем, что есть.

Тищенко настороженно смотрел на Грекова из-под припухших век.

– Что, Геннадий Захарович, пугаетесь? – Профессор подошел к доске и исправил цифру в расчетах ритма запуска новых деталей.

– Чепуха! – горячо возразил Эдуард. – Вы не учли время переналадки станка.

– Извините, – Тищенко восстановил цифру. – Видите, Геннадий Захарович, отстаю от жизни. Теоретизирую.

– Судя по всему, объем работ даже на первом этапе оптимального планирования будет столь высок, что все остальные заводские дела придется свернуть, – проговорил Греков, испытывая смятение.

– Это вам лишь так кажется. – Тищенко отвел Грекова к окну. – Но я, честно говоря, рассчитывал на более закаленные нервы. Надо начинать, Геннадий Захарович. Просто необходимо.

– Да я и сам понимаю, – произнес Греков.

– Между прочим, на Львовском телевизорном заводе после внедрения системы оптимального планирования экономия составила полмиллиона рублей. Вы были во Львове?

– Был, – ответил Греков. – В войну.

– В войну. Давно. – Тищенко привалился к стеклу спиной. – Не торопитесь, Геннадий Захарович. Обдумайте сегодняшний доклад моих коллег. Возьмите с собой эти бумаги… Знаете, какое было самое трудное испытание для России? Революция? Нет. Люди понимали, что трудиться для другого несправедливо. Война? Нет. Быть рабом недостойно человека, и это понятно… Самое трудное испытание, через которое мы перешагнули, Геннадий Захарович, это, мне кажется, строительство Днепрогэса. Да, да. Мелочь? Ошибаетесь. Малопонятное явление – электрическая энергия. Ненужная трата сил, по мнению обывателя того времени. И перешагнуть через это… К атому относятся уже уважительней. Теперь надо свыкаться и с новыми формами производства. Отбросить рассуждения – страна большая, есть ресурсы, есть руки.

– Так мы пойдем, Станислав Михайлович? – спросил Федор. Молодые люди уже стояли у двери.

– Да, да… Спасибо за сообщение. – Профессор отошел от окна. – Кстати, в какой аудитории сегодня играют?

– В восьмой. – Федор сдержанно кивнул Грекову. А Эдуард вообще не обратил на него внимания.

– Ребята на вас обиделись. – Тищенко подождал, когда за ними захлопнется дверь. – Они видят вашу растерянность и нерешительность. И это им неприятно. Они крепко поработали. В такой короткий срок выдали прекрасный результат.

– Это невежливо. Попрощаться – язык не отвалится, – возмутился Греков. – Мало ли что может не устраивать меня в докладе… Ваши парни слабо представляют себе завод. Повседневность. Их бы в нашу шкуру. Они, как астрономы, изучают звезды в телескоп…

– О, это уже серьезно! – Тищенко старался улыбкой охладить негодование главного инженера. – Вижу, вы человек азартный. А я обещал вам зрелище. Сейчас отправимся. – Он подсел к телефону.

Греков был недоволен собой. Столь неожиданный поворот в ровном и приятном течении встречи. Чем же он вызван? Боязнью предстоящих трудностей? Именно. Самой обыкновенной боязнью.

Сквозь просыхающие мазки тряпки на доске, словно остов разбитого корабля, проступали контуры цифр. Однажды на Черном море он видел полузасыпанный песком скелет шхуны, обглоданный сумасшедшим новороссийским ветром. По-видимому, шхуну выбросило на берег штормом.

– Занято. Умеют у нас разговаривать по телефону, ничего не скажешь! – Тищенко положил трубку, взглянул на Грекова. – Знаете, Геннадий Захарович, вероятность победы – задача с определенным множеством алгоритмов…

Он направился к выходу, жестом приглашая Грекова следовать за собой.

На листе бумаги, приколотом кнопками к двери, были написаны два слова: «Тихо! Играют!»

Тищенко осторожно приоткрыл дверь, боком проник в комнату, увлекая за собой Грекова.

За тремя столами напротив друг друга сидели шесть человек. Они склонились над какими-то бумагами. Двое мужчин в синих халатах время от времени принимали от каждого из сидящих карточки и раскладывали их на столе.

– Что играют? «Эпос»? – Тищенко наклонился к одному из мужчин.

– Нет. «Успех». «Эпос» закончили. Люди разошлись.

Один из сидящих за столом, не поднимая головы, резко оборвал: «Тихо!» Чувствовалось, что он привык командовать.

– Знаете, кто это? – спросил Тищенко. – Нестеров. Генеральный директор объединения. Лауреат.

– Превосходно. – Греков сел. – А тот, напротив него? Министр?

– Нет, – серьезно ответил Тищенко. – Главный экономист завода полупроводников.

– Понятно. – Греков обвел глазами комнату. – А это кто? – спросил он, указывая на моложавого человека в спортивной куртке.

– Ленинградец. Наш гость. Михаил Иванович Ежиков. В тридцать пять лет доктор наук.

Генеральный директор недовольно поднял голову, но, заметив Тищенко, улыбнулся и приветственно взмахнул рукой.

– Горю, Станислав Михайлович. Как швед под Полтавой. Не знаю, куда определить излишки фондонакопления!

– Съездите на поклон к министру, – ехидно посоветовал какой-то старик в черном костюме. – Нестерову он не откажет, выручит.

– Хватит. Наездились. Своими шариками надо крутить, – отозвалась полная женщина, партнерша старика, постукивая по столу пальцем с толстым обручальным кольцом. – Пустите излишки на детский сад.

– Такие-то деньжища? – Генеральный директор удивленно взглянул на женщину.

– Ну что? Пас? – Главный экономист нетерпеливо потер руки.

– Я, пожалуй, передам харьковчанам миллиона полтора, – неуверенно произнес Нестеров. – В счет будущих поставок.

Греков поднялся и отвел Тищенко в сторону. Ему не терпелось узнать, что тут происходит.

– Деловые игры, Геннадий Захарович. Элемент современных исследований проблем управления.

– Ваше изобретение? – Греков смутно улавливал суть.

– Нет. Видите ли, всякая игра – модель конфликтной ситуации. Варианты этой ситуации разнообразны. Но есть определенные незыблемые правила игры, составленные из точных компонентов – алгоритмов. Военные издавна проводят штабные игры – теоретически отрабатывают стратегию и тактику. А практически – проводят маневры с участием всех родов войск. Так вот, деловые игры имитируют процессы управления производством. Это те же маневры, но за столом. А какие тут бушуют страсти! В бой идут и кадры, и ресурсы, и поставщики. Ведь ошибка одного предприятия сказывается на всей системе отношений.

Греков недоверчиво смотрел на Тищенко. Все это выглядело довольно фантастично.

– И есть польза?

– Странный вопрос. Жаль, вы пропустили «Эпос». Экспериментальное планирование ограниченных средств. Технологи составили макет работ по новой технике. Директор установил премию. Вот и разыгралась баталия за наиболее эффективные варианты выполнения работ между технологами и производственными службами.

– И чем эта баталия закончилась?

– Сроки выполнения сократились на двадцать процентов. Два бюро из трех перевыполнили нормативы.

Генеральный директор протянул Ежикову конверт с решением. При этом у Нестерова был вид студента-первокурсника на экзамене.

– Я вложил деньги в науку, Михаил Иванович. Но получил отрицательный эффект.

Ежиков снял очки, потер пальцами переносицу.

– Вложение в науку отрицательного эффекта не дает. Эффект может быть слабый или сильный. Но не отрицательный. – Ежиков принялся чертить на доске какие-то кривые.

– Можно мне присоединиться? – спросил Греков у Тищенко.

Сразу у вас ничего не получится. – Тищенко достал плоскую коробочку с леденцами и протянул Грекову. Тот отказался. – Нужна подготовка. Методику игры разработали ленинградцы. Изучают ее на специальном курсе. Глядите внимательно!

Все игроки собрались у доски.

Ежиков вытащил кошелек, достал пятак.

– Неопределенность вложения в науку будем регулировать пятаком. Орел или решка! Орел – миллион рублей, решка – пятьсот тысяч.

Ежиков расчистил место.

– Орел! Орел! – закричала радостно дама из Харькова.

– Ну и масштабы у вас, Куницына. А фабрика-то – артель…

– Это у меня артель? – возмутилась Куницына. – Три тысячи человек.

Однако звон монеты оборвал назревающий спор.

– Орел! – выкрикнул Ежиков. – Миллион рублей!

И тотчас толпа у доски рассеялась – все бросились по своим местам.

Ежиков подошел к столу и включил кнопку на двуглазых шахматных часах.

– Михаил Иванович, а что у нас на мизере? – дама торопливо листала огромные таблицы.

– На мизере – прямые затраты, – довольно ответил Нестеров. – Женщина – директор предприятия – это так лирично…

– А мы сейчас увидим – кто лирик, а кто физик…

Ежиков постучал карандашом по столу, призывая игроков к порядку.

– Итак, на оценку ситуации и сверку счетов в банке дается пятнадцать минут. А мы пока с арбитром займемся кредитованием…

Тищенко повернулся к Грекову.

– Вы играете в покер?

– Когда-то играл. В короткий.

– Тут много общего, – кивнул Тищенко в зал. – Представляю, как все это кажется вам легкомысленным. Такие серьезные люди, и вдруг!

– Я воздержусь от суждений, – произнес Греков. – Посижу. Понаблюдаю… Но, признаться, именно так мне и кажется. Несерьезным.

– Само слово «игра» наводит на подобное, уверяю вас. Мы часто находимся во власти слов… Однако быть участником этой игры непросто. Ведь она готовится годами. Годами! – Тищенко дружески дотронулся до плеча Грекова. – Посидите. Приглядитесь. Уверяю вас, со временем подобные игры станут началом любых деловых отношений… И не старайтесь сразу отвергать. Человечество значительно бы выиграло, если бы научилось не отвергать того, чего не понимает. А пока считайте себя человеком, попавшим вдруг на странный неожиданный спектакль. Так и воспринимайте. Не торопитесь…

И Греков принялся следовать совету профессора. Он просто наблюдал. В течение трех с лишним часов…

Странное дело, томящее чувство одиночества и тоски, которое было охватило его там, в кабинете, пропадало. А появлялось чувство причастности к важным и нужным событиям, значение которых Греков пока осознавал интуитивно, каким-то шестым чувством.

А за столами сидели серьезные люди, руководители крупнейших предприятий. И, как школьники, увлеченно, самозабвенно играли…

«Хитрец, этот Тищенко, хитрец, – думал Греков. – Специально привел. На эффект рассчитывал… А я ведь и впрямь азартный человек…»