Текст книги "Завод"

Автор книги: Илья Штемлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава пятая

1

Греков терпеливо ждал, пока секретарша рассмотрит себя в зеркало, подведет губы, разгладит пальцами брови. Она вела себя так, словно была одна в приемной.

Он чувствовал, как в нем закипает раздражение, а ведь, прежде чем нажать кнопку лифта, дал себе словно не нервничать.

– Ба, некто Греков? Здорово, друг!

Греков увидел Шатунова, одного из референтов министра, и обрадовался. Шатунов был отличным малым. Балагур, весельчак. И головастый к тому же.

– К Леониду Платонычу? Верочка, такого человека заставляете ждать. Ай-яй-яй! Она у нас новенькая, так что извини, брат.

Секретарша благосклонно улыбнулась Шатунову.

– «Сам» занят. Готовится к коллегии. Я предупредила товарища. – И она улыбнулась Грекову, будто впервые его увидела. – Кстати, вам звонила женщина, оставила номер телефона. Она прибыла в командировку. – Секретарша протянула Грекову листок.

Греков принял листок и вышел в коридор, где, как он заметил, на стене висел телефон. Зажав между коленями портфель, Греков набрал номер. Никто не отвечал. Он был уверен, что звонит в гостиницу. Вероятно, Татьяна вышла позавтракать и сейчас вернется. В том, что на помощь ему пошлют Татьяну, Греков не сомневался. У Глизаровой нездорова мать да еще ребенок. Он так и рассчитывал, что пошлют Татьяну.

Греков повесил трубку и произнес, увидев вышедшего в коридор Шатунова:

– Проторчал столько времени в приемной и только узнал, что ждут моего звонка.

– Чепуха, Геннадий. Береги нервы. Чиновник Верочка молодой. Не понимает, что равнодушие выгодней скрывать под маской участия и заботы. Рубит сплеча.

– Ты, Олег, все такой же циник. – У Грекова поднялось настроение.

– Нет, Геннадий. Я ведь тоже чиновник. И психологию этой категории людей прекрасно изучил. Ты с периферии и всему удивляешься. А мы пообтерлись. Ко всему есть ключик.

– Какой же ключик к вашей секретарше? – снисходительно спросил Греков. – Обыкновенная бюрократка.

– Ошибаешься. У тебя на заводе сейчас работает комиссия народного контроля? Правильно? Она мне об этом шепнула. И я сделал некоторое обобщение.

– Какое же, интересно? – Греков рассердился на себя за то, что не сумел сдержать дрожь в голосе.

– Верочка решила, что комиссия на твоем заводе неспроста. И до поры до времени тебя надо подержать на расстоянии. Пока не прояснится. Это первое. Во-вторых, есть слух, что нашему Платонычу дадут по шапке. Секретарша это чувствует. Еще никто ничего не знает, а она сделала для себя выводы, хотя то, что я, человек, которого пока не снимают, с тобой обнялся, ее немного сбило с толку. Вдруг она промахнется? Вот тут она и снизошла до улыбки. Иные секретарши, как звездочеты, могут предвосхитить твою судьбу, поэтому не жалей шоколада и цветов. И сходим-ка мы с тобой в буфет. В служебном рвении ты, наверно, не успел поесть. Вы, провинциалы, народ неискушенный, обобщать не желаете.

Шатунову нравилось играть роль покровителя-мудреца. Он был рад, что Греков его слушает. Перед коллегами особенно не порисуешься, им самим палец в рот не клади. А когда приезжают с заводов, тут есть с кем ублажить душу. Впрочем, Шатунов был не так уж прост. Греков понял, что с ним надо держаться осторожно, не отпугнуть излишней напористостью. Ее можно истолковать как легкомыслие, и Шатунова это насторожит.

Он спустились в столовую. Никелированный штакетник отделял длинную стойку, за которой орудовало несколько подавальщиц в белых халатах и шапочках. Народу было мало. Обед наступит через два часа. А пока дежурные блюда – котлеты, кофе, пирожки.

– Недорого у вас, – одобрил Греков, расплачиваясь.

– Для себя ведь. – Шатунов тоже отсчитал мелочь и спросил – Как тебя угораздило сорваться в конце года?

– С программой вроде все утряслось. Если и возникнут помехи, то пустяковые, «повечеряют» раза два. Пусть и Смердов понюхает авральные ночки.

– Учишь, значит?

– Напоминаю. Кроме того, перед Новым годом легче добиться аудиенции. Начальство в Москве, командировочных меньше. Да и мой союзник Тищенко в январе уходит в отпуск.

Какой Тищенко? Экономист-кибернетик?

– Он самый.

Шатунов наклонился и осмотрел котлету.

– Как ты думаешь, в какой части больше мяса?

– Так ведь недорого. И для себя! – Греков засмеялся. – Послушай, как бы попасть на коллегию?

– Экий ты быстрый! К коллегии надо готовиться. Можно, конечно, попробовать включить тебя на второе января. Впрочем, ты ведь домой вернешься.

– Почему же? Могу и остаться.

– На Новый год?

– А что? Встречу в Москве. – Мысль эта пришла Грекову неожиданно. Он был убежден, что и Татьяна останется. Все наконец должно решиться. – Сегодня двадцать восьмое. Нет смысла уезжать.

– Как знаешь. Праздник вроде семейный, – задумчиво проговорил Шатунов. – Тогда я постараюсь включить твое сообщение на второе января. Конечно, если дело того стоит. С чем же ты пожаловал?

Греков стал рассказывать. Шатунов изредка качал головой в знак того, что слушает внимательно. Несколько раз он молча указывал на стынущую перед Грековым котлету, а когда допил кофе, украдкой закурил, пряча сигарету под стол. Дым он выпустил в пустой стакан и быстро его перевернул.

– Наловчились! – Грекова позабавил этот фокус.

– Борьба за существование. Ну, ну? Значит, Тищенко твой союзник. Не тебя первого пытается совратить старик. Но надо отметить, что у него привлекательные идеи. Кроме того, они сейчас в русле, как говорится. Ситуация изменилась в вашу пользу. Но лишь частично.

– То есть?

– Классиков забываешь. Когда идеи становятся материальной силой? Когда овладевают массами. То-то. А чтобы донести идеи до масс ты должен попасть на прием… Кстати, почему ты второй день топчешься в приемной, это для меня загадка. Ты авторитетный специалист, главный инженер пусть небольшого, но серьезного завода. Надеюсь, ты понимаешь, что дело не в секретарше?

– Сам же говоришь, что Платоныч уходит. На кой черт я ему сдался? – Греков удивленно вскинул брови.

– Так ведь он еще этого не знает, – объяснил Шатунов. – Уйдет он или не уйдет. Это секретарша знает. А он еще сомневается. Платоныч знаком с твоими замыслами?

– Смердов что-то рассказывал ему в последнюю командировку.

Шатунов приподнял стакан и пустил под него очередную порцию дыма. Стакан помутнел.

– Понятно. Платоныч не приемлет ваши идеи. И старается их отфутболить. Способ у него хоть и простой, но верный – не принимать тебя, пока ты сам не уедешь. К тому же эта комиссия народного контроля…

– Перестань! – Греков с досадой взглянул на Шатунова. – Далась тебе эта комиссия.

– Ладно, доедай свою котлету и учти – я твой союзник. Мне тоже охота в жару попробовать мороженого. А к Платонычу пока не суйся. Не вынуждай его принимать решение. Нейтрализуй его. Добьемся коллегии, а там посмотрим. Греков придвинул к себе тарелку.

– Я не пойму, ты серьезно или дурачишься?

– Переплелось. – Шатунов встал. – Пойду. Дай мне твои записки полистать. И позвони мне завтра к концу дня.

Греков достал из портфеля папку.

2

В вестибюле гостиницы он не выдержал и позвонил по записанному номеру. Занято? Греков торопливо перезвонил. Да, занято. Прекрасно! Он вошел в лифт. Назвал этаж и незаметно для других пассажиров лифта приподнялся на носки, словно желая облегчить кабине подъем. Войдя в номер, не раздеваясь, подсел к телефону. Неторопливые сигналы вызова успокаивали. Он мысленно наблюдал, как Татьяна подходит к аппарату, протягивает руку, сейчас она поднимает трубку.

– Алло! Я слушаю, – донеслось к нему из трубки.

Греков молчал. Он давно не испытывал такого идиотского состояния. Так обмануться!

– Алло! – повторила трубка.

– Это вы? – разочарованно спросил Греков.

Должно быть, Аня почувствовала что-то неладное.

– А кого вы ждали?

– Нет, нет! – поспешил успокоить ее Греков. – Думал, пришлют Всесвятского. С приездом, Анна Борисовна. – Греков уже справился с собой, и голос его приобрел обычную, слегка шутливую тональность. – Где вы остановились, Анечка?

– У тети.

– У вас есть тетя, это прекрасно! Анечка, вам надо приехать на завод. Запишите адрес. Встретимся у проходной через час.

Греков положил трубку. Достал из тумбочки банку маринованных грибов. Зачем-то купил вчера эту банку. И ничего больше. Открыл перочинным ножом. Грибы увертывались от лезвия ножа, скользили, будто рыбки, и тянули за собой какую-то клейкую слизь. Наконец удалось поймать один, но и тот упал на ковер. Черт, дурацкая затея с этими грибами! Он накрыл банку мятой крышкой и сунул в тумбочку.

Завод и вправду производил внушительное впечатление. Ленты конвейера медленно уползали в сизую глубь цеха. Монтажницы в халатах. Мастера сидели в стеклянных будках перед пультом управления.

Тищенко так и не приехал. Просил передать, что ждет Грекова завтра в институте. Необходимо выработать совместное выступление на коллегии.

Греков ходил по заводу в сопровождении молодого человека, дежурного инженера по конвейеру.

– Конечно, – говорил он молодому человеку, – годами одно и то же. Спокойная жизнь. Вам бы выпускать малосерийную продукцию.

– Доставить вам удовольствие? – спросил инженер и, не дождавшись ответа, провел Грекова за стеклянную перегородку диспетчерского пункта.

Они расположились в удобных креслах перед телевизором. Панель управления была покрыта оспинами кнопок. Розовых, голубых и черных. Под кнопками – номера цехов, названия служб. Инженер нажал на черную кнопку. Экран осветился. Телетайп отстукивал слова, цифровой шифр.

– Все ясно. В третий цех не поступило четыре трансформатора и сорок емкостей. Две бригады простаивают три с половиной минуты. Хотите убедиться? – Инженер переключил тумблер, и на экране появилось изображение цеха. Телеглаз медленно оглядывал участок за участком. – Вот. Пожалуйста. Видите на верстаке флажок? Бригада не работает. Сейчас поищем и вторую.

Второго флажка не было. Камера уперлась в стену цеха и поплыла обратно.

– Проверим! – Молодой человек вновь нажал черный тумблер под номером сто три, и телетайп возвестил уже о нехватке двух трансформаторов и двадцати емкостей. – Дефицит сократился вдвое: меры принимаются. Так вот, этот цех как раз выпускает малосерийную продукцию. Преобразователи для метрополитена. Поставляем по линии СЭВ. Хотите узнать процент выполнения в эту минуту? По любому цеху. По любой отдельной продукции. Или, допустим, наличие на складах комплектующих изделий? Стоит мне послать приказ в счетно-вычислительный центр, ответ будет на экране через несколько секунд.

– И никаких недоразумений. – Греков оглядел прекрасно оборудованную диспетчерскую головного цеха: сплошная электроника, самописцы, микрофоны.

Молодой человек помолчал, усмехнулся. Греков так и не понял – бывают недоразумения или нет. Конечно, многие трудности у них преодолены, но ведь не в безвоздушном пространстве стоит этот завод. Он связан с поставщиками, которых Греков знал, ох как хорошо.

– Проводите меня в экономический отдел, – попросил он.

– Не хотите ли говорить отсюда? – предложил человек, и на экране телевизора возник небольшой зал.

Вероятно, это и был экономический отдел. Правда, этот зал тоже напоминал диспетчерскую, набитую аппаратурой. Грекову было непривычно видеть на экране, как Аня Глизарова внимательно слушала какую-то женщину, время от времени склоняясь над блокнотом. Греков постучал пальцем по холодному изображению. Инженер кивнул – восьмой стол, и нажал кнопку. Сидевшая за столом женщина подняла телефонную трубку. Инженер попросил в микрофон передать трубку соседке. Аня удивилась и взяла трубку. Женщина подключила настольный телевизор. Наверное, Аня увидела изображение Грекова. Она улыбнулась и помахала рукой.

– Вероятно, у них и в туалете установлен телевизор? Простите. – Греков мрачно вышагивал впереди, и Аня едва за ним поспевала…

– Да. Неприятно, когда все время за тобой следят, – сказала она.

– Жутковато. А где живет ваша тетя?

– У Никитских ворот. На Малой Бронной.

– Знаю. Вы сейчас идете к ней?

– Хочу заглянуть в магазины. У вас плохое настроение, Геннадий Захарович?

– Меня подавила эта тотальная технизация.

А им хоть бы что. Привыкли. Иначе и не мыслят.

– Что же вы будете покупать? Помаду? Краску?

– И это. Поручений много.

Греков постепенно остывал. В конце концов он сам виноват, что прислали Глизарову, надо было указать в телеграмме конкретно.

– Вообще-то у них немало интересного, кроме техники. Помните вашу идею перевести нормировщиков на сдельщину? Давно ввели. И результат отличный. – Аня замолчала и сбавила шаг.

Греков удивленно оглянулся.

– Я не могу так бежать. Сердце заходится, – сказала Аня.

– С кем вы оставили малыша?

– С мамой.

– Вам надо было отказаться от командировки.

Аня опустила глаза. Ей показалось, что мокрый асфальт при каждом шаге толчком подбрасывает ее вверх. У подземного перехода на площади Дзержинского продавали цветы. Греков купил ветку мимозы и протянул Ане так, словно это были не цветы, а рулон с рабочими чертежами.

– Спасибо. – Аня подняла на него счастливые глаза. – Я думала, вы на меня за что-то сердитесь.

– Ну, вот еще! За что же мне на вас сердиться?

– Конечно. За что на меня сердиться, – согласилась Аня и, помолчав, добавила – Я рада, что оказалась в Москве. И с вами.

– Ну вот еще! – повторил Греков. – Столько дел…

Из широкого зева перехода бесконечной чередой тянулись люди, словно их собирали где-то на подземном конвейере и торопились поднять наверх, чтобы успеть выполнить план перед Новым годом. Греков поделился этой мыслью. Аня одобрительно засмеялась и добавила, что ей это напоминает шествие витязей из моря-океана.

– Просто у нас сейчас разное мировосприятие, Анна Борисовна, – сказал Греков.

– Это точно, Геннадий Захарович, – озорно поддержала Глизарова. – А не хотите со мной отобедать? У тети. В столовых сейчас уйма народу.

– Это будет очень кстати, Анна Борисовна. Дайте адрес. Я зайду часикам к семи.

Визит на завод расстроил Грекова. По теоретическим выкладкам молодцов Тищенко можно было представить в общих чертах те трудности, которые ожидали Грекова, но то, что он увидел на заводе, раскрывало перед ним всю сложность проблемы. Его трепыхание – это просто мальчишество. Ему надо молчать и тянуть свою лямку.

Жизнь человека коротка, и стоит ли тратить ее на прожекты? Он вспомнил директора завода, на котором сегодня побывал. Коренастый, плотный человек, с широким крестьянским лицом. Но когда он заговорил, Греков поразился несоответствию его внешности с образом мыслей и какой-то особой чистотой звучания слов. Он начинал организовывать завод с нуля, с примитивных мастерских. А сейчас работает восемь тысяч человек да при такой автоматизации. «Так он же смог! А я что? Честно говоря, и здоровья не хватит на такое дело. Надо позвонить Шатунову. Поздно? Ничего, позвоню домой и скажу, что сдаюсь. Не стану делать доклада на коллегии и уеду. Сегодня уже не успею, а вот завтра уеду». Он представил выражение лица Тищенко и поежился, должно быть, оттого, что была промозглая погода. Сыпал мелкий снег вперемешку с дождем. На улице Горького ветер гулял, будто в поле. Греков зашел в магазин подарков. Очередь уползала по лестнице вверх. Греков преодолел несколько ступенек и спустился. В мыслях то и дело возникал образ Татьяны. Конечно, он уедет. Нет, улетит. Может, ему повезет и самолет не задержится. Предстоящая скорая встреча с Татьяной понемногу рассеивала дурное настроение.

Греков вышел к Пушкинской площади. Тут ветер был послабее. Александр Сергеевич, заложив руки за спину, смотрел на Грекова сверху вниз. Греков подумал, что напрасно согласился обедать у Глизаровой. Сейчас поел бы шашлычка в «Эльбрусе». Сходил в кино. Век в кинотеатре не был. Вернулся бы в гостиницу и уснул. А завтра с утра можно вылететь домой. Зачем ему этот обед у тети?

Греков спустился по Тверскому бульвару. В аллеях прогуливали собак. Мерзли на скамейках парочки. В колясках спали малыши, опьяненные морозным воздухом.

В магазине у Никитских ворот он купил бутылку сухого вина и торт.

Пожилая женщина пристально вглядывалась в него через щель, скованную цепочкой.

– Вы Греков?

Над головой женщины возникло лицо Ани.

– Ах, тетя! Конечно, это Геннадий Захарович.

Дверь захлопнулась, звякнула цепочкой и вновь отворилась.

Откуда же я знаю, кто Греков, а кто не Греков? – Женщина протянула мягкую, будто без костей ладонь. – Мария Кондратовна.

В тесно заставленной прихожей было тепло. Аня помогла Грекову снять пальто. Она посмеялась над тем, что Греков не смог засунуть шарф в рукав, и сказала, что шапка его брызгается, как мокрый щенок. Грекову стало легко от смеха Ани. Он спросил, можно ли отсюда позвонить. Они прошли в комнату с низко опущенным парашютом абажура над круглым столом. Аня усадила Грекова в ревматически скрипящее кресло, принесла телефонный аппарат и, прикрыв дверь, ушла в кухню помогать тете. Греков разыскал в записной книжке телефон Шатунова.

– Это ты, Грек? – заорал Шатунов. – Молодец, что позвонил. Я искал тебя в гостинице, сижу названиваю. Ну, брат, вы и размахнулись! Всем отделом читали по листочкам, как детективный роман. Попутала тебя нелегкая с этим Тищенко. Он до добра не доведет.

– Вот-вот, я и хочу отказаться, пока не поздно, – сказал Греков. – Вернусь завтра домой.

– Ты это серьезно? – Шатунов захохотал.

– Серьезно.

– Не-е-ет, брат! Шалишь. Теперь тебе только вперед идти. Ты все мосты сжег.

– Как так? – Грекова раздражал хохот приятеля. – Чего гоготать-то?

– Старик не даст себя водить за нос. Он сейчас сила. Лучше тебе с нашим поругаться, чем с Тищенко. Я уверен, если завалится дело и не по твоей вине, Тищенко пихнет тебя на перспективное место, чтобы проводить свою политику, уверяю тебя… и потом наши ребята в министерстве тебя запрезирают. Завтра заходи, потолкуем с глазу на глаз.

В трубке послышались короткие гудки, и Греков отодвинул телефон. Все вновь стало неопределенным и тягостным.

Аня толкнула коленом дверь. В руках она держала тарелочку с нарезанной селедкой и блюдце маринованных грибов.

– По всей Москве продают грибы. – Греков спрятал растрепанную записную книжку в карман пиджака.

– Но не такие. Эти тетя сама мариновала.

Греков вспомнил, что у него в портфеле вино и торт. Аня достала штопор. Мария Кондратовна спросила Аню, не хочет ли Греков супа? У нее прекрасный суп с клецками. Греков ответил, что супа ему не хочется. И вообще есть расхотелось. Мария Кондратовна сказала, что это бывает, когда долго ждешь обеда. Все надо делать вовремя. Ее покойный муж, например, обедал минута в минуту. Он работал в банке. И когда наступал обеденный перерыв – ровно в пять минут третьего, – он садился за стол.

– Тетя, дайте человеку кусок проглотить, – вмешалась Аня и подмигнула Грекову.

– В каждом письме она вспоминает Грекова, – не останавливалась Мария Кондратовна. – Наконец-то я его увидела. Вообще вы мужчина ничего. Похожи на сына моей подруги. У той сложилась личная жизнь, прямо скажу, неудачно…

После обеда Мария Кондратовна собрала тарелки и ушла на кухню. Греков достал сигареты. Аня подставила бронзовую пепельницу с фигуркой Наполеона.

– Что ж, Анна Борисовна, придется нам с вами встречать Новый год в столице. Второго января я докладываю на коллегии.

– Вот и прекрасно! – Аня захлопала в ладоши.

– Завтра с утра отправляйтесь в Институт кибернетики. Работы там хватит. Возможно, и первого придется работать.

Греков мельком взглянул на часы. Нехорошо. Пообедал и собирается уходить.

– Если надо, идите, Геннадий Захарович. – Аня растерянно развела руками.

– Я еще буду чай пить. Торт принес, – попытался отшутиться Греков.

Несколько минут они молчали.

– Простите, Анна Борисовна, а что случилось с отцом вашего ребенка? – неожиданно спросил Греков и покраснел, осознав всю бестактность своего вопроса.

– С ним ничего не случилось. Это был никчемный, совершенно никудышный человек. – Аня словно обрадовалась столь неожиданному вопросу. – Обыкновенный враль. Мы с ним расстались еще до рождения Саши. Ведь много лет мне нравитесь вы, Геннадий Захарович. И вы это знаете! – Она говорила без пауз и переходов, будто продолжала историю обыкновенного враля.

Грекову даже подумалось, не ослышался ли он.

– Я должна была вам об этом сказать. Это не объяснение, нет. Просто я рассказываю о своем отношении к вам.

Греков не знал, что ответить. И шутки никакой в голове не рождалось.

– А как же иначе? – продолжала Аня. – Человек должен знать, кто его любит, а кто нет. За что я вас люблю? Ведь вы часто срываетесь, становитесь несносным и недобрым человеком. А я вас всегда оправдываю…

В дверях появилась Мария Кондратовна.

– Аня. Он хочет чай? – спросила она через голову Грекова.

– Да. Он хочет чай, – ответила Аня через голову Грекова. Тетка ушла, протяжно волоча шлепанцы. – Оправдываю, видя, что вы не правы. Просто я вас люблю. И, смешно, переживаю из-за того, что у вас в семье не все в порядке. Вы ведь не любите свою жену, верно?

Греков молчал, он все не мог освоиться с этой странной манерой вести разговор.

– Не любите, – ответила Аня. – Жаль, конечно. Но сердцу не прикажешь. Я специально ходила в больницу, чтобы посмотреть на вашу жену. Она мне тоже не понравилась. Вы, верно, любите другую женщину?

– Да.

Аня помолчала, потом заговорила чуть тише:

– А жену свою вы никогда и не любили? Потому что всегда любили ту женщину.

– Да.

– И она замужем?

– Да.

– Господи! Если бы вы меня любили и я была бы замужем, я бы все бросила, все оставила. Все, все…

Обычно бледное лицо Ани раскраснелось. Бронзовый Наполеон печально взирал на груду окурков, должно быть напоминающих ему поле битвы…

В прихожей Аня подала Грекову пальто.

– Да, – вспомнил вдруг Греков, – вы не в курсе дела: закончила работу на заводе комиссия народного контроля?

Аня не отвечала.

– Товарищ Греков, спросите ее, не собирается ли она вас провожать? На улице прохладно, – крикнула Мария Кондратовна из комнаты.

– Нет, она не собирается меня провожать, – ответил Греков. – Так как же? Закончила работу комиссия или нет?

– Не в курсе. По-моему, они еще работают.