Текст книги "Трумпельдор"

Автор книги: Илья Левит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Глава 13
Как воссоздается народ

Ну, во-первых, конечно, сказалось время его выступления – разгар «дела Дрейфуса». Но кроме того, он понял, как много значит реклама, чего его предшественники не понимали. Встречи Герцля с королями, Папой Римским, министрами не дали конкретных результатов (к чему приложили руку и влиятельные ассимилированные евреи), но иногда действие важнее результата. То, что Герцля принимают на самых верхах и именно как признанного главу всех евреев, производило впечатление на еврейское население. И на религиозных лидеров тоже. Это объясняет и умеренность выступлений раввинов-антисионистов против Герцля. С сотворения мира раввины предпочитали не критиковать чересчур «большого еврея». Особую роль сыграл Первый сионистский конгресс (Базель, 1897 год). Собственно, с того времени Герцля и признали лидером: и многие евреи, и остальной мир. Тут важно заметить: Герцлю очень помогало то, что был он человек состоятельный и на первые мероприятия, в том числе и на Первый сионистский конгресс, мог тратить свои личные деньги. (Частично из приданного жены.) Это не вызывало восторга в его семье, но без этого, наверное, вовсе ничего бы не вышло. Конгресс прошел с успехом невероятным, неслыханным. Начать с того, что депутатов было около двухсот, то есть в пять-шесть раз больше, чем на старых конгрессах палестинофилов. Но главное, невероятный, ни с чем не сравнимый взрыв энтузиазма, охвативший и делегатов, и гостей, и даже журналистов, приехавших, чтобы описать в прессе это диковинное событие. (Среди них были и неевреи.) Почти все вдруг поняли – происходит решительный поворот. Скепсис старых сионистов, с которым они ехали на конгресс, растаял. Молодые всю жизнь будут вспоминать этот конгресс как начало возрождения. Будут еще тысячи бед и редкие успехи, но никогда никто из тех, кто был тогда в Базеле, не забудут этого подъема духа! «С помощью подобных взрывов воссоздается народ», – скажет присутствовавший как гость «уайтчепельский Гомер», писатель Зангвиль (фигура, кстати, интересная. Мы его ещё встретим). До самого провозглашения Государства Израиль не будет больше равного события. Сам Герцль это понял – понял, что основал еврейское государство, что лет через пятьдесят оно станет явью. (Более пессимистичный Нордау полагал, что для этого потребуется 300 лет, но Герцль был ближе к истине.) На конгрессе приняли гимн, флаг, создали рабочие структуры, в общих чертах наметили программу действий.

Это был невероятный, ошеломляющий поворот в еврейском сознании! До сионизма евреи пытались, так или иначе, приспособиться к жизни в рассеянии. Они решали для себя, что лучше: сблизиться с жизнью страны, в которую забросила их судьба, или отгородиться от тамошних гоев, сохраняя в неприкосновенности свой язык и обычаи? Считать это государство своим и стараться быть полезными ему или свести свое участие в его жизни к минимуму? Уйти в революцию или в изучение Талмуда? Сосредоточиться на материальном преуспевании в стране своего рождения или перебраться в место более перспективное? И вдруг оказалось, что все это не важно. Иные были провозглашены цели и задачи. Не все смогли это понять и принять. Но нашлись и те, кто загорелся новой идеей.

А теперь о впечатлении, которое «русские» произвели на Герцля. Удивительно, как мало знали западноевропейские евреи об «ост-юде». Герцль ожидал увидеть полудикарей, а увидел врачей, инженеров, юристов, бизнесменов, хорошо говоривших на разных языках. И вот выводы Герцля после знакомства с «русскими»: без русских евреев еврейское государство построить невозможно, но одних только русских евреев для этого достаточно (в число «русских» тогда входило большинство «поляков»). Так что первые сионистские конгрессы были важны еще и потому, что знакомили «европейцев» с «ост-юде».

Потом было много всякого. Праздник случается не каждый день. Политические комбинации Герцля не удавались – султан не давал Землю Израильскую, а другие сильные мира сего не хотели на него давить. Герцль наивно думал, что его инициатива будет активно поддержана власть имущими неевреями. Правительства многих стран, по его мнению, должны были желать сионистского решения еврейского вопроса. Ибо активное, беспокойное, а в России и Румынии и озлобленное преследованиями меньшинство, становилось уже просто опасным своей тягой к революционному движению. Но при жизни Герцля надежды эти не сбылись. Обстановка на следующих конгрессах была менее торжественной, но вовсе не всегда более деловой, – стали создаваться фракции. Возобновились схватки религиозных и нерелигиозных сионистов. Место покойного уже Могилевера занял рав Райнис. А более всех нападал на религиозных и даже на самого Герцля Вейцман за то, что тот благоволил к религиозным сионистам. Случались и интриги, было и неудовлетворение личных амбиций у некоторых. Все бывало. Кое о чем дальше расскажу. Но у огромного большинства уже не наступало разочарования. Сионизм жил и развивался, даже если и не было сиюминутных успехов.

Людям моего поколения памятно то пробуждение советских евреев, которое вызвала Шестидневная война (Солженицын сравнивал ее с библейским чудом). Дальше дела Израиля могли идти и не столь блестяще, но советские евреи в спячку уже не впадали. Что-то подобное случилось и в результате «дела Дрейфуса» и выступления Герцля. И еще одно. Как ни медленно шло освоение Земли Израильской, но оно шло. И к концу XIX века уже перерастало возможности Ротшильда, очень богатого и очень щедрого человека, но всего лишь частного лица. А Герцль создал обширную и сильную организацию. И она в дальнейшем смогла заняться и вопросами поселений, и еще много чем (включая самооборону от погромщиков), даже если сперва этим заниматься и не предполагалось.

Глава 14
Осторожно: марксизм

Теперь время рассказать о явлении, сыгравшем большую роль и в сионизме, и в русской революции, – о студенческих «русских» колониях на Западе. Напоминаю, что в 1886–1887 годах была в России введена процентная норма, отрезавшая путь к образованию большинству евреев. Но тем, кто уже был в гимназиях, дали спокойно доучиться. И встал перед ними вопрос: а что делать дальше? Сама по себе гимназия еще ничего не давала. А путь в университет оказался закрыт для огромного большинства. И поехали они учиться за границу. Год за годом, еще 8 лет, гимназии выпускали людей, которым путь для продолжения учебы был только за границей. Учиться за границей, конечно, тяжелее, чем дома, – найти репетиторство, например, много труднее. Но учились, несмотря ни на что. В 90-е годы в Берлине, Цюрихе, Женеве, Берне, Париже, Мюнхене, Гейдельберге, Монпелье, Нанси, Льеже были колонии русских студентов, в огромном большинстве – евреев. Они, получив образование, как правило, возвращались потом в Россию. Таких, как Вейцман, оставшихся на Западе, было немного. Царская Россия была богатейшей страной. Еврей с высшим образованием имел все права. А диплом инженера, врача давал надежду хорошо устроиться в частном секторе (на государственную службу евреев не брали). Но приезжали они, поднабравшись за границей не только профессиональных знаний. Эта среда – зарубежные студенческие колонии, где, кстати, было немало девушек, – не могла контролироваться русскими властями. Евреи попадали за границу, уже озлобленные процентной нормой. Русские революционеры, включая Ленина, беспрепятственно вели среди них агитацию. (Так царь-батюшка сам готовил себе свою участь.) Но эта среда предоставляла те же возможности и сионистам. (В России сионизм был на нелегальном положении.) Вейцман в своих мемуарах рассказал, как он выиграл диспут у Плеханова в Берне, обратив в сионизм 180 человек из числа тамошних студентов – к ярости Плеханова. В общем, эта среда действительно дала нам многих. Но многие, увы, ушли в революцию. На рубеже XIX–XX веков революционная тема вновь становится актуальна: в России назревает революционная ситуация. И теперь уж евреи на первом плане.

Сделаем небольшое отступление, поговорим о евреях-революционерах вообще. Лучше всего о них сказано в фельетонах Жаботинского («Еврейская революция»). Я Жаботинского пересказывать не буду. Поговорим о том, что бросило евреев в революцию.

Вообще-то по марксистской теории евреям входной билет в эту революцию полагался. Она считалась пролетарской. Кое-какой пролетариат у нас имелся. Но билет нам полагался на галерку, то есть в задние ряды, ибо пролетариями, в собственном смысле слова, было всего процентов двадцать евреев, остальные – ремесленники, кустари. Да и пролетариат-то был второго сорта. Не много евреев работало на больших фабриках, все больше на малых предприятиях – типографиях, швейных мастерских, магазинах. Немало было работниц, в частности в табачной промышленности. Верхушкой считались граверы, часовщики. Кстати, на мелких производствах в промышленности и на транспорте[14]14
  Еврейские извозчики-фурманы (балагулы) имели хорошую репутацию как люди знавшие свое дело и ответственные (пили меньше извозчиков-христиан). Это была одна из традиционных еврейских профессий. Неевреи охотно прибегали к их услугам.


[Закрыть] работало, в общей сложности, больше евреев, чем в торговле.

Хуже всего с точки зрения марксизма было то, что трудились все эти портные и пекари у еврейского же хозяина, работавшего с ними же.

Это создавало известную патриархальность отношений. И главное, вселяло надежду – при удаче и самому можно стать хозяином. Но хозяева этих маленьких предприятий были немногим богаче работавших на них пролетариев. Как шутили тогда евреи: «Что такое классовая борьба? Это война нищих евреев против бедных евреев».

Лирическое отступление

Ю. Мартов (Цедербаум) описал в своих мемуарах курьезный эпизод. Он вел в Вильно среди еврейских рабочих нелегальный социал-демократический кружок, где изучали «Манифест коммунистической партии». А там, среди прочего, говорилось о распущенности буржуазии, о забвении ею моральных принципов и т. д. И тут рабочие и работницы не согласились. Они заявили, что хорошо знают буржуазию – своих хозяев и хозяек. Годы проработали рядом с ними. И люди эти как раз трудолюбивые и богобоязненные.

Словом, не лучший был пролетариат, а очень даже революционным оказался (назло теории). Отчасти причины уже ясны, кое о чем еще будет сказано. Но вопрос в том, была ли травля евреев в Российской империи единственной причиной еврейской революционности? Я думаю, нет. И вот почему. Когда после Первой мировой войны начались коммунистические выступления, евреи сыграли большую роль в Венгрии и Баварии. А ведь ни в Германской империи, ни в Австро-Венгрии их не травили (по крайней мере, власти). Больше того. Видимо, нигде экономический и социальный прогресс евреев не был столь быстрым, как Венгрии в десятилетия предшествовавшие Первой мировой войне. А в Германии в начале XX века бедных евреев было очень мало. Большинство немецких евреев относилось к среднему классу. (В отличие от Восточной Европы. И от Вены, где еврейская беднота тоже завелась – набежала из Галиции после 1867 года, когда евреи Австро-Венгрии получили равноправие).

Дело в том, по-моему, что инородцы в принципе более склонны к революционным выступлениям, даже если к ним проявляют терпимость. (Понятно, что под это правило не подпадают привилегированные инородцы или слишком отсталые. Но привилегированное положение у инородцев бывает только временное). Евреи в Центральной Европе, как и в Восточной, оказались менее связаны с монархической традицией своих стран.

В Европе в начале XX в. самодержавие сохранилось, кроме России, только в маленькой, бедной Черногории. Но для русского человека, даже если он понимал, что царский абсолютизм безнадежно устарел, династия Романовых была частью национальной истории, которой он гордился. Минин и Пожарский, Петр I и победа над Наполеоном и т. д. А в душе еврея это не задевало никаких струн. Не было среди евреев и традиций службы из поколения в поколение в славных гвардейских полках. Словом, евреи повсюду, а в России особенно, оказались кладом для революционеров.

В том самом 1897 году, когда собрал Герцль Первый сионистский конгресс, родился в Вильно Бунд – еврейская социал-демократическая партия. (Официальное название – «Союз еврейских рабочих Литвы, Польши и России»). Бунд отрицательно относился к сионизму, считая его реакционной буржуазной утопией.

Лирическое отступление

Первоначальное ядро Бунда составили, главным образом, рабочие щеточных мастерских. Это была новая, довольно значительная отрасль промышленности, возникшая в конце XIX в. И евреи устремились туда. Там не сложилось патриархальных отношений, характерных для традиционных еврейских отраслей. Производство было вредным – маленькие отрезки щетины вертелись в воздухе и попадали в легкие. По всему по этому, управленческий аппарат располагался подальше от производственных помещений, а социалистические идеи распространялись среди рабочих быстро. Ну, а за щеточниками потянулись прочие.

Многие евреи, минуя Бунд, вступили в социал-демократическую партию. Примкнули к большевикам, меньшевикам или к эсерам. (У эсеров были, между прочим, братья Гоц, выходцы из богатейшей русско-еврейской семьи, внуки чайного короля Высоцкого).

Лирическое отступление

Сам старый Высоцкий, один из богатейших евреев России, оставил у сионистов добрую память по себе. Он участвовал в движении «Ховевей Цион» (ранние сионисты) и жертвовал деньги на наше национальное дело, что не было тогда в моде у русско-еврейских магнатов. В частности, финансировал издание в Одессе ежемесячника на иврите «Ха Шилоах» («Посланник»), где сотрудничали виднейшие литераторы-сионисты. Спонсировал покупку земли в Стране Израиля. По завещанию (1904 год), солидная сумма была оставлена им на основание хайфского политехнического института.

А вот внуков его увлекали совсем другие идеи. Яблоки далеко упали от яблони. О революционной деятельности Михаила Гоца и его брата Абрама можно книгу написать. Особенно знаменит стал старший брат, Михаил Рафаилович Гоц, один из основателей партии эсеров. Но тут я хочу рассказать немного об их кузине Амалии Фондаминской (урожденной Гавронской), внучке чайного короля. И муж ее Илья Фондаминский происходил из далеко не бедной московской купеческой семьи. Они оба вступили в партию эсеров. Вряд ли многие знают, что значительная (а может и большая) часть оружия боевых революционных дружин «Красной Пресни» (центра вооруженного восстания 1905 года в Москве) была приобретена на деньги этой пары. А еще Амалия была красавицей. Все эсеры тогда вздыхали по ней. И, подобно Трумпельдору, она была вегетарианкой. А так как однажды ей пришлось посидеть в тюрьме «за политику», то с разрешения начальства в тюрьме работал специальный повар, готовивший ей вегетарианские блюда. За ее счет, конечно. Но ей это было по силам. Как и уборка камеры, оклейка ее обоями и т. д. С их деньгами в царской тюрьме можно было жить.

Объективности ради отмечу, что революционеры-миллионеры встречались не только среди евреев. И даже не только в России.

Но нас особенно интересует Бунд. В первые послереволюционные годы (то есть в начале 20-х годов) вещи еще назывались своими именами, хотя бы потому, что живы были еще участники событий. И тогда в воспоминаниях старых большевиков роль Бунда в первые десять лет его существования оценивалась высоко. Начнем с того, что Бунд возник раньше всех остальных революционных партий. Людям моего поколения пришлось учить историю КПСС, и вот я еще ребенком обратил внимание на странный факт: историю КПСС начинали со II съезда. Это объяснялось выступлением Ленина, принятием программ и т. д. и т. п. Но все-таки странно было. Первый-то съезд всегда – первый. Уже в Израиле узнал я причину: Первый съезд, на котором основана была российская социал-демократическая партия (в дальнейшем разделившаяся на большевиков и меньшевиков), был созван и организован Бундом. В работе его участвовало всего девять делегатов, трое из них – бундовцы. Понятно, что об этом Первом съезде в мои времена старались говорить уже скороговоркой (Бунд и не вспоминали при этом). Но Бунд учил русскую социал-демократию и практическим делам: как организовывать нелегальные типографии, как переправлять, что нужно, через границу. В общем, Бунд был очень даже заметен, хоть и уступал по общей численности большевикам, меньшевикам и эсерам.

Глава 15
Марксизм, сионизм, иудаизм и толстовство

Кому и зачем все же потребовалась отдельная еврейская фракция в российской социал-демократической партии? Бунд вошел туда на правах автономной фракции, и это многим не нравилось. Ну добро бы шел спор о революционной тактике, как у большевиков с меньшевиками. Так нет же, тут выпирал национальный вопрос. Отец русской социал-демократии Плеханов говорил, что «Бундовец – это сионист, который боится, что его укачает по дороге в Палестину». (А слово «сионист» было для него ругательством.) Понятно, что у колыбели Бунда стояли еврейские интеллигенты. И соображения у них и у еврейских рабочих были двух сортов. Во-первых, практические. О них мало говорили. Но всегда помнили. «Пролетарский интернационализм», столь красивый в теории, реально не существовал. В этом евреев убеждала жизнь. Широкую известность получили события в Белостоке – это был один из немногих случаев, когда евреи работали на больших ткацких фабриках вместе с неевреями (поляками). И отношения сложились крайне враждебные. Приходилось признать без лишнего шума, что всемирное братство пролетариев – дело не слишком близкого будущего.

Лирическое отступление

Белосток и вообще Российская империя были в этом плане не уникальны. В конце XIX века получили, например, печальную известность события в Калифорнии – тамошние жестокие погромы китайцев. Жертвами были, в основном, китайские чернорабочие-«кули», а громилами – белые американские пролетарии. Закончилась эта история запретом китайской эмиграции.

В общем выходило, что о национальном вопросе евреям-пролетариям, да и всем остальным стоит серьёзно подумать.

Вторая причина была объявлена официальной причиной существования Бунда – специфическое положение евреев как нации. Еврейский пролетариат имел все же и особые еврейские беды – «черта оседлости», процентная норма и т. д. И вот, теоретики Бунда говорили, а многие евреи с ними соглашались, что поскольку падение власти царя и буржуазии, видимо, дело тоже не быстрое, то возможны разные временные компромиссы между властями и рабочими. И поскольку для русского пролетариата «черта оседлости» не есть дело важное, то он, русский пролетариат, будет готов с ней (и с другими ограничениями для евреев) пока что смириться, получив уступки в другой сфере. Вот и нужна евреям особая партия (или фракция), которая за особые еврейские права в первую очередь будет бороться.

Была еще и дополнительная причина – сложность и напряженность межнациональных отношений в западных районах Российской империи. Об этом «еврейским товарищам» в Вильне (Вильнюсе) без обиняков напомнил польский социалист Ю. Пилсудский, который и сам был родом из тех мест (о нем см. ниже). Поляки – самая большая тогда национальная группа в Вильне, готовы были терпеть бундовцев, а ППС (польские социалисты) соглашались даже сотрудничать с ними. Но российские социалисты (еврейского, да и любого другого происхождения) были им не ко двору. И подобная ситуация была не только в Вильне и не только с поляками. В общем, даже благоразумнее было еврейства своего не затушевывать, в русских, поляков и т. д. не перекрашиваться.

Но Бундом дело вовсе не исчерпалось. Через два года после «Еврейского государства» Герцля появилась книга Н. Сыркина «Еврейский вопрос и еврейское социалистическое государство» (книга, мягко говоря, утопическая). И на Втором сионистском конгрессе (они тогда устраивались каждый год) возникла уже фракция сионистов-социалистов. Хотя сами названия «социалистический сионизм» и «сионисты-социалисты» появились еще год спустя, на Третьем конгрессе. Так началось это движение, длившееся около ста лет и умершее на наших глазах в 90-е годы XX века. Суть учения его отцов-основателей Б. Борохова (которого считают самым правоверным марксистом среди сионистов) и Н. Сыркина вкратце такова. 1) Капитализм возник в ходе исторического развития. Но мы все начинаем на пустом месте. Возьмем сразу же то, что лучше капитализма, – социализм. 2) Общая беда, то есть дискриминация, сплачивает всех евреев, мешает развитию классового сознания. Будет свое государство – классовое сознание пролетариата станет ясным. 3) Капиталистическим путем Землю Израильскую не освоить, нужен социализм. Это то, что я понял в их писаниях.

Герцль не пришел в восторг от возникновения этой фракции, кстати, первой по времени образования. Он имел дело с королями, императорами, министрами и т. д. Ему вовсе не нужна была социалистическая окраска сионизма. И при нем социалисты не сидели тихо. А когда он умер, и с ним вместе умерла надежда на королей, они подняли голову. Шутка истории: Жаботинский сионистов-социалистов защищал от нападок (до Первой мировой войны). Но на первых порах нападки на них были в основном с другой стороны – со стороны Бунда. «Поалей Цион» – «Рабочие Сиона», так называли себя на иврите сионисты-социалисты, мечтавшие строить социализм в Земле Израиля, были сперва немногочисленны и нецентрализованы. Перед ними вставали вопросы, которые каждый кружок решал по-своему, например, надо ли участвовать в классовой борьбе в «рассеянии». Некоторые участвовали, но, в общем, роль Поалей Цион в русских революционных событиях была невелика. А Бунд был численно намного больше и централизован. И травил поалей-ционистов что было силы. Это нередкое явление, когда близкие цапаются. Ведь те и другие паслись на одном поле – среди еврейских рабочих, у которых было классовое сознание и еврейское сердце. И чем дальше, тем больше расходились они. Бунд пропагандировал идиш. Сионисты идиш презирали. Пропагандировали иврит, который стараниями Бен-Йехуды уже превращался в живой разговорный язык. Если не могли говорить на иврите – предпочитали русский язык, хотя не все они, часто выходцы из местечек, хорошо на нем говорили. И так во всем. Но нашлось в конце концов общее дело. Поалей-ционисты прославились организацией самообороны против погромов. Бундовцы в этом вопросе колебались, но в конце концов примкнули – не оставлять же важную сферу деятельности конкурирующей фирме.

Бунд был сильной организацией, но только до первой революции, в которой принял активное участие (1905–1907 годы). В ту пору Бунд часто выступал инициатором забастовок и политических демонстраций в городах западной части Российской империи. Авторитет его на «еврейской улице» был высок. А в течение большей части 1905 года, когда революция шла на подъем, случалось, что к борьбе, начатой еврейским пролетариатом, присоединялись и русские, польские, латышские, украинские рабочие. Говорили, что евреи во время этих беспорядков вели себя очень храбро.

Позднее русский генерал Родкевич (совсем не юдофил) вспоминал: «Выступление евреев в 1905-7 годах, особенно под руководством Бунда, отодвигают на задний план вопрос об их, евреев, врождённой трусости и невоинственности».

В общем, без участия Бунда нельзя представить себе первой русской революции.

Именно о своём участии в революции 1905 года, о схватках с войсками и погромщиками будут много лет спустя вспоминать старые российские бундовцы, оказавшиеся за пределами СССР. То был час их славы. Но дальнейшими делами они уже не могли похвастаться.

Сионисты, даже левые, не верили в перманентную нормализацию положения евреев в России в результате революции. (Возможным считалось только временное улучшение).

Поэтому большинство сионистов-социалистов в антиправительственных выступлениях не участвовало, сосредоточившись на защите евреев от погромщиков. Но некоторые поалей-ционисты, захваченные революционным порывом еврейских масс, приняли участие в тогдашних вооруженных восстаниях.

О тех бурных днях и событиях мы ещё много будем говорить.

После поражения первой русской революции Бунд стал сдавать позиции – царизм устоял. Многих бундовцев взяло отчаяние, и они уехали в Америку (от чего раньше воздерживались).

А конец русского Бунда был жалким и противным, но о том – в следующей сказке. Во всяком случае, на рубеже XIX и XX веков евреи стали в России главным революционным пугалом (отчасти заслуженно), каким за 40 лет до того были поляки. Русских революционеров теперь считали уже не польским, а жидовским бессознательным орудием. Хотя поляки, как мы увидим далее, остались непримиримыми врагами империи. Против России они, однако, с евреями не дружили. А меж тем в сионизме возникла и другая фракция, которая со временем не только не сгинула, но ныне стала острием нашего меча. В 1902 году, в Вильно была основана партия «Мизрахи» – религиозных сионистов. При чем в программе было указано среди прочего, что социалистам «вход воспрещен». Во главе религиозных сионистов встал раввин из Лиды (Виленская губерния) Рейнес (р. Могилевер к тому времени умер). Герцль эту весть воспринял с восторгом. Ходили даже слухи, что он прислал для организации учредительного съезда в Вильно крупную сумму из личных денег. Такое за ним вообще-то водилось. Но если его расходы на первые сионистские конгрессы широко известны – он и не думал их скрывать и гордился ими, – то пожертвования религиозным сионистам остались сионистской легендой. Ее пока не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть. Во всяком случае, он с ними отлично ладил. Зато многие не ладили. Среди сионистов против маленькой фракции «Мизрахи» сплотились самые разные деятели – от Нордау до социалистов. И особенно кипятился Вейцман. Но это были еще цветочки, ягодки – это ненависть основной массы религиозных. «Мизрахи» и не думали по началу отходить от ортодоксального еврейства, но те их сами отодвинули. «В наше время трудно представить, – писал р. Рейнес спустя много лет, – сколько душевной смелости и преданности идее требовалось от раввина, чтобы открыто заявить, что он сионист. А уж тем более, чтобы возглавить сионистское учреждение, задача которого привлечь верующих в сионизм». И по сию пору религиозные сионисты и ортодоксы не любят друг друга. Религиозных сионистов в Израиле часто называют «вязаные кипы». Они обычно работают, прекрасно служат в армии, селятся в самых опасных районах. И молодежь у них замечательная. Пока есть у нас такие ребята, «жива еще наша надежда» – слова из нашего гимна.

Лирическое отступление

Существовали группы евреев, алия (т. е. в переселении в Страну Израиля) которых была мотивирована главным образом религией. Это, прежде всего, патриархальные евреи Востока. В описываемое время (до Первой мировой войны) очень значительной, по масштабам тех лет, была алия евреев Йемена. Отмечу также основание Бухарского квартала в Иерусалиме, в конце XIX в. Его обитатели считались тогда самыми зажиточными в городе.

Религиозное чувство двигало и «герами» – русскими крестьянами и казаками, принявшими иудаизм. В Стране Израиля они быстро смешались с евреями. А в описываемое время, несмотря на небольшую численность, сыграли заметную роль в освоении страны. Ибо были привычны к крестьянскому труду и обучали ему своих новых единоверцев. А когда всё станет решаться оружием, их потомки станут храбрыми бойцами.

Но в центре моего повествования находятся восточно-европейские ашкеназы – бесспорно главная в то время ветвь евреев. У них картина взаимоотношений сионизма и религии оказалась сложной.

А Трумпельдор? Он еще молод и неизвестен. То, что он вырос сионистом, понятно из вышесказанного. Но он стал сионистом-толстовцем. Было и такое направление в сионизме, популярное среди «русских». Но помимо того, что человек – сионист и толстовец, надо еще что-то делать. Он выучился на зубного врача. Не на стоматолога, а на дантиста. Эта профессия (дантист – зубной врач со средним образованием) теперь почти исчезла, но тогда встречалась часто. В училище принимали без гимназического аттестата. А можно было законно получить диплом и не кончая училища. Для этого требовалось 3 года обучения у практикующего зубного врача, затем сдача экзамена. А права у дантистов были, как у приличных людей. Так что евреи стремились обзавестись подобным дипломом. Иногда просто незаконно покупали его в училищах, а сами занимались чем-нибудь другим. К Трумпельдору это не относится, но он, похоже, тоже не был в восторге от зубоврачевания. Как бы там ни было, он учился основам стоматологии у своего старшего сводного брата, преуспевающего зубного врача. (Это был сын отца от первого брака. Мать Иосифа была второй женой Вульфа Трумпельдора). В возрасте 21 года наш герой сдал экзамен на зубного врача при императорском Казанском университете и получил диплом.