Текст книги "Трумпельдор"
Автор книги: Илья Левит
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)
Лирическое отступление
Однако даже в черте оседлости евреи не были монополистами в «спаивании христиан».
Н. Лесков в своей книге «Евреи в России» подробно рассказывает, как отставные николаевские солдаты, не иудеи, а благочестивые православные люди родом из крестьян, занимались, обычно у себя на дому, нелегальной торговлей спиртным. И было их много. От земледелия за 20–25 лет службы отвыкли, ремеслу не выучились. Вот и занялись нелегальной мелкой торговлей хмельным. Бизнес сей процветал там где близко не было шинка (а ходить подальше пьянчуги ленились). Жид-шинкарь хоть налог в казну платил. А нелегальный торгаш, конечно, не платил. А в разбавленную водку добавлял для крепости всякой дряни – его ведь никто не контролировал.
А тут пришло время развития капитализма. Питейное дело – отрасль, не требующая большого стартового капитала и не знающая трудностей сбыта и кризисов, – сыграло значительную роль в первоначальном накоплении во всем мире. Да, ряд крупных еврейских состояний в России начался с шинка, а уж потом деньги были вложены во что-то более серьезное. Но это вовсе не еврейская специфика. Это частая картина в XIX веке. В Америке, например, многие богатые ирландские семьи, включая Кеннеди, начинали именно так – ирландцы любили выпить и охотно ходили за этим к своим. Для нас важнее сейчас не богачи, а то, что производство и продажа спиртного до 1894 года оставалась массовой и традиционной еврейской профессией, еврейским бизнесом. Для антисемитов еврей-шинкарь оставался «кладом», но были у него и защитники. Еврейские публицисты указывали, что, скажем, в Сибири, где нет евреев-шинкарей, пьют не меньше.
В Западном крае с шинками были связаны многочисленные мелкие еврейские винокурни и пивоварни. Этот «гешефт» реже попадал на язык антисемитам, чем шинкарство. О нем вспоминали, в основном, в неурожайные годы. Тогда поднимался крик, что евреи, мало того, что хлеба не сеют, так ещё увеличивают трудности, переводя зерно и другие продукты на алкоголь.
Лирическое отступление
Евреи изготовлявшие напитки слыли мастерами своего дела. Стоит отметить любопытный случай. В 60-х годах XIX в. Александр II решил смягчить антиеврейские законы и разрешить «полезным евреям», в частности ремесленникам, жить вне черты оседлости. В связи с готовящейся реформой запросили власти и общественность, приезд каких евреев-ремесленников желателен в первую очередь? В Воронежской и Курской губерниях ответили: винокуров, пивоваров, дистилляторов. Без них там не могли наладить производство соответствующих напитков.
Но вот наступил 1894 год. И до этого, случалось, и не раз, начинались разговоры, что надо кончать с шинкарством евреев. Но дальше разговоров дело не шло. А вот теперь – пошло. За дело взялся новый министр финансов Витте, человек энергичный и в общем не такой уж антисемит. Сам он даже называл себя другом евреев. Многие русские шовинисты его таковым и считали.
Так что мероприятие носило по сути не антисемитский характер, а финансовый. Витте распространил на западные области империи, где было много евреев-шинкарей, законы, издавна существовавшие в собственно русских областях, о государственной монополии на продажу алкогольных напитков. Питейное дело оказалось, таким образом, полностью национализировано. А на государственную службу евреев не брали (прошли времена Александра II). Так многие тысячи еврейских семей остались без хлеба. Переустроиться в нищих, перенаселенных местечках «черты» было очень трудно. Понятно, что это дало толчок эмиграции.
Дело только началось в 1894 году, но вели его быстро и энергично. В самом начале XX века еврей-шинкарь полностью исчез в Российской империи. Еврейская печать утешала читателей тем, что теперь у антисемитов станет меньше аргументов. И вот вскоре черносотенцы (крайне правые русские шовинисты) пожалели о еврейском шинкаре. В финансовом плане реформа удалась – доходы казны возросли. Но у каждой медали две стороны… Итак, вместо прежнего шинка теперь была «монополька». Обычно в ней торговала женщина (конечно, не еврейка). Надо было быстро заменить еврея кем-то непьющим – пригласили женщин. В те времена они еще редко пили много. «Сиделица монопольки» – это стало распространенной женской профессией. Получали эти дамы прилично. (После поражения в русско-японской войне в России вдруг спохватились, что жалованье младшего офицера меньше, чем у сиделицы монопольки.) От продажи зарплата не зависела. Иначе никто бы не пошел – не так уж приятно женщине общаться с пьянью. Д. И. Менделеев (тот самый, кстати много работавший над усовершенствованием водочного производства), ярый сторонник национализации питейного дела и антисемит, обещал, что будет благо потребителю – «сиделицам» нет смысла разбавлять водку и добавлять в нее всякой дряни для крепости, чтобы скрыть разбавление (а от жида всего можно ожидать). Но вышло прямо обратное. Первое, что бросилось в глаза современникам, – огромный рост пьяного травматизма. Во время оно шинок был как бы клубом. Посетитель сидел в компании добрых знакомых, драки вспыхивали не часто, и драчунов тут же разнимали. А когда человек валился с ног, его укладывали в теплое место, и жена знала, где его искать. Жид мог и не быть добряком, но он думал, как всякий капиталист, о клиентах, тем более, что многие были ему должны. Теперь «сиделица» выпроваживала пьянчугу, он шел болтаться, скажем, по Киеву, дрался, попадал под транспорт, зимой замерзал. Но это были цветочки. А главная беда, с точки зрения черносотенца, была та, что козырь ушел к революционерам. Вместо «жиды спаивают народ» появилось «царизм спаивает народ». Но и этим несчастья не кончились. С тех пор стал расти женский алкоголизм, до этого очень редкий. «Сиделицами» часто становились женщины, которым жизнь не очень улыбнулась, – вдовы, матери внебрачных детей. С пьянью работать – невелико удовольствие. Алкоголь ведь – антидепрессант. А был он под рукой, притом в начале, пока надо было немного, бесплатно. Все равно что-то списывалось на «бой». Женщина могла выпить для подъема настроения и подругу пригласить. А потом, когда потребовалось больше, деньги были. И потихоньку пошло-поехало. Не сразу это стало видно, но сейчас сомнений эта история уже не вызывает.
В заключение этой главы процитирую Святого Бернара Клервоского (Франция, XII век): «Если пойдешь к ростовщику занимать деньги, то лучше уж к еврею». Это признание любопытное – св. Бернар евреев не любил.
Глава 9
Трудное начало
А теперь, перед «делом Дрейфуса» (о нем, я полагаю, можно рассказать довольно кратко), надо поговорить о раннем (догерцелевском) сионизме – «палестинофильстве». Кто и когда впервые захотел восстановить еврейское государство в земле израильской? Нет числа таким проектам. Самый ранний из них относится к четвертому веку нашей эры (Юлиан-Отступник). Да и потом было их немало, выдвигавшихся евреями и неевреями. Но никогда почти ничего сделано не было. Последние 120 лет (до 80-х годов XIX века) умами владела «Хаскала». Со времен Мендельсона евреи (и неевреи) видели решение всех вопросов в распространении просвещения. Оно должно было уничтожить дикость, беспричинную вражду людей друг к другу и т. д. Мысль эта была очень живуча. И сколько раз люди ни попадали впросак, они продолжали в это верить. Есть такие, что верят и теперь. (Говорят, однако, что Нью-Йорк и Вашингтон бомбили вовсе не примитивные мерзавцы.) В нашем, еврейском плане – это был призыв быть хорошими в отношениях с «коренным населением». Быть полезными, культурными, честными, щедрыми. Осваивать новые профессии и не слишком выделяться одеждой и манерами. И вообще, евреи – это не нация, а религиозная группа. Следовательно, есть «немцы Моисеева вероисповедания», «венгры Моисеева вероисповедания» и т. д.
В России в это верили еврейские интеллигенты до 1881 года, на Западе – до 1894 года (до «дела Дрейфуса»).
Давно замечено, что и первые русские сионисты, и Герцль (и его сподвижники) вышли из рядов ассимилированных евреев. Более того, были активными сторонниками ассимиляции. «Когда обожглись, то и поумнели», – так язвительно говорят о них те религиозные евреи, которые себя сионистами не считают. Это так и не так. Да, они были активными ассимиляторами. Но потому, что у них болело сердце за евреев. Человек, ушедший в бытовые проблемы или живущий по традиции, не будет энергичным борцом за интересы своего народа. Сионистов лепят из активного теста. (Особняком стоят религиозные сионисты. Тогда их было мало, но сейчас их значение велико.)
А теперь стоит перечитать пятую главу – от описанной там ситуации я продолжаю сказку.
После грозных событий погромной волны отошли на время в тень межъеврейские дрязги. «Маскилим» и религиозные вместе молились о жертвах погромов. Иные «маскилим» впервые за долгие годы пришли в синагоги. И некоторые из них горько и тяжело задумались. Не срабатывала система, в которую верили. Не рассеивал свет разума мрак ненависти. Что-то тут было не так. Это относится вовсе не ко всем «маскилим». Многие остались на старых позициях, объясняя погромную волну тем, что просвещение еще недостаточно проникло в массы (и в русские, и в еврейские). Они нас интересуют только в том плане, что со временем евреи-коммунисты будут так же объяснять явления, расходящиеся с прогнозами Маркса-Энгельса-Ленина. Нас интересуют те, что повернули руль. Я приведу здесь очень кратко одну биографию. Этот человек не был в раннем сионизме таким выдающимся, как в свое время Герцль. Никто из деятелей тех времен не возвышался так резко над окружением. Я выбрал его из-за крайностей биографии. Во-первых, доктор Леон Пинскер – «маскиль» уже во втором поколении, а таких было мало. Во-вторых, он был крайний «маскиль». Он стал врачом по окончании Московского университета (во времена Николая I), поехал за границу для усовершенствования и вернулся в Россию в разгар Крымской войны.
Был мобилизован в армию, заведовал инфекционным госпиталем. Получил награду. Дальше все шло хорошо, у него была в Одессе хорошая практика. Публиковал статьи в русско-еврейской периодической печати. В общем, был человеком известным в кругах одесских евреев. Он считал, что успешно вписался в русское общество, и был крайним ассимилятором. Предлагал в молитвах заменить древнееврейский русским языком (так далеко мало кто заходил). Но началась погромная волна 1881–1882 годов. И этот немолодой уже господин пережил тяжелейший кризис. Был тогда в Одессе филиал общества поощрения образования евреев России. Общество это было основано в 1863 г. в Петербурге бароном Гинсбургом и занималось поощрением изучения русского языка и светских дисциплин. И вот, летом 1881 года, вскоре после начала погромов, собрался Одесский филиал на свое очередное заседание. И вдруг старейший и уважаемый член этого общества, 60-летний доктор Пинскер заявил, что чепухой они занимаются, обсуждая вопрос о предоставлении кому-то там стипендии. Не то время настало, и другие действия требуются. Потом он уехал на Запад, где уже бывал в молодости. Сионистская легенда говорит, что в Вене встретился он с раввином Еллинеком и сказал Пинскер старому, уважаемому раввину: «Нет смысла во всех наших разъяснениях, что евреи не кладут кровь в мацу и т. п., ибо сам Господь Бог не может победить предрассудки. И если хотим мы предупредить грядущие трагедии, надо строить свое государство – нет иной дороги». А Еллинек ответил: «Доктор, Вы так потрясены всем пережитым, что Вам самому нужен врач». Из вежливости он не сказал: «психиатр». Но Пинскер не смутился. И в 1882 году в Берлине анонимно вышла его книга «Аутоэмансипация» – «Самоосвобождение». Автора все скоро угадали. И доказывалась в той книге та же истина, что и в разговоре с венским раввином. Детали аргументации не привожу, они у каждого автора были свои. Не первый раз писали такую книгу. Но в первый раз ее читали довольно много людей. Впрочем, в это время стали читать и ранее написанные на эту тему книги Гесса, Калишера, Алькалая (Гесс – друг Маркса). В свое время их почти не заметили, теперь, десятилетия спустя, они нашли своих читателей. Их переводили, издавали, обсуждали. А уж статей было множество. Погромы меж тем стихли, и не о них шла речь. А решался тот самый роковой вопрос: уменьшает ли просвещение антисемитизм? И многие уже понимали, что не уменьшает, а может, и увеличивает. Вот конкретный пример, о котором говорили в то время (один из многих). В Вильно (Вильнюсе) издавна водились еврейские столяры, делавшие довольно плохую мебель, которую покупал только бедный люд. Потом еврейские благотворители открыли для этих столяров курсы повышения квалификации, снабдили их хорошими инструментами. И стала мебель лучше. И стали ее покупать приличные люди. Все бы хорошо. А вот понравилось ли это столярам-христианам? Старое еврейство не часто вступало в конкуренцию с гоями. Евреи занимались или нелюбимыми и презираемыми профессиями – шинкарство, ростовщичество, торговля старьем, «торговля воздухом» (мелкая торговля вразнос), – или традиционными видами ремесел, что уже не вызывало раздражения, ибо евреи занимались этим с сотворения мира. А «Хаскала», приводя евреев к новым профессиям, конкуренцию обостряла. Но не это было главное. Главное было то, что «мы чужие здесь, чужими и останемся, даже если наполним себя просвещением до горла» (Лилиенблюм). И каков же был выход? Тут возможно было дать две рекомендации: первая – строить новый мир, где исчезнут конкуренция, власть денег, вторая – строить еврейское государство. Вот и оказались перед еврейской молодежью две дороги. Впрочем, позже попытаются найти и третью, гибридную – сионистский социализм. Но это началось в герцлевские времена, а мы до них еще не дошли. В 80-е годы сионистами считали себя тысяч пятьдесят человек, что составляло примерно 1 % русских евреев. Кроме России сколько-нибудь заметен сионизм был только в Румынии. Маленький кружок сионистов возник в Вене. Этот сионистский студенческий кружок назывался «Кадима» («Вперед!»). Его участники были выходцами из восточной Европы – России, Румынии, восточных (польско-украинских) областей Австро-Венгрии. Возглавил кружок Натан Бирнбаум. Сам он родился и вырос в Вене, но предки его были из Румынии и Галиции. Бирнбаум и ввёл в употребление термин «сионизм» (1892 год). Герцль к сионистам в те годы не принадлежал. Вообще, в догерцлевские времена чаще говорили «палестинофильство» («Ховевей Цион»). Палестина (Земля Израильская) принадлежала тогда туркам и не ассоциировалась с немногочисленными жившими там арабами.
Столицей сионизма до 1921 года была Одесса. В те времена никто не мог оспаривать у Одессы это звание. Через Одессу до Первой Мировой войны приезжало в страну Израиля большинство евреев-поселенцев. Причиной тому было наличие регулярных корабельных пассажирских рейсов, рассчитанных преимущественно на небогатую публику. Они обслуживали в основном православных паломников. Теперь пригодились и евреям.
На начальном этапе первой алии заметную роль сыграла группа еврейских студентов. Их называли «билуйцы». (БИЛУ – аббревиатура ивритской фразы «Дом Иакова, вставай и иди», которая была их лозунгом). Ядро билуйцев составляли харьковские студенты-евреи, хотя в Харькове погромов не было. Ни тогда, ни позже.
Перед отъездом эти молодые идеалисты поклялись как минимум первые 3 года в Стране Израиля работать в сельскохозяйственной коммуне «не ради личного обогащения, а на благо народа». Но центр деятельности билуйцев скоро сместился в Одессу.
В эпоху Герцля ее соперницей стала Вена. С 1917 года, со времен Декларации Бальфура, это звание оспаривал у Одессы Лондон, но Одесса не уступала. Конец Одессы как столицы сионизма можно датировать с точностью до дня. Это случилось 20 июля 1921 года. В этот день на греческом пароходе «Анастасия»[9]9
Не путать с пароходом «Руслан», с которого началась Третья алия. «Руслан» отошел из Одессы на два года раньше.
[Закрыть] из уже большевистской Одессы отплыли с семьями виднейшие деятели еврейской культуры – сионисты. Разрешение на это раздобыли с трудом у самого Ленина с помощью Горького. Но это я забежал далеко вперед. (Даже за рамки этой сказки – Трумпельдор погиб в 1920 году.)
Трудности перед сионизмом с самой первой минуты стояли огромные. На 80–90-е годы XIX в. приходится первая алия, то есть первая волна поселенцев в Землю Израильскую. «Алия» – значит подъем, восхождение к вершинам, так у нас называют переселение в Страну Израиля. А те, кто уезжает от нас – говорят «йерида», опущение, падение. Трудности в Земле Израильской алия встретила огромные и спасена была Ротшильдом, но о том речь пойдет впереди. Мы пока поговорим о Восточной Европе. Конечно, мрачные вести из Земли Израильской трудностей не уменьшали. Не хватало денег. Богатые евреи в России не откликнулись на призыв. И богатейшие (кроме чайного короля Высоцкого), и просто богатые отмахнулись от сионизма, как от дела несерьезного. Это при том, что еврейская буржуазия славилась меценатством и филантропией. Если удавалось сионистам в год собрать 15–20 тысяч рублей, то год этот считался хорошим. Собирали основную массу денег евреи небогатые и даже просто наша горемычная беднота. Потихоньку движение стало более организованным. Два раза проводились съезды. В 1890 году удалось получить у властей хоть какой-то легальный статус – было официально зарегистрировано «Одесское общество помощи еврейским земледельцам Сирии и Палестины». В просторечии: «Одесский комитет».
Разрешение правительства на основание этого общества одесские палестинофилы сочли серьезным, даже сенсационным успехом – не часто удавалось евреям чего-либо добиться во времена Александра III. Героем дня стал тогда Александр Цедербаум, редактор еврейских журналов, выходивших в Одессе на иврите и идише, много хлопотавший для получения этого разрешения.
Лирическое отступление
Кстати, внуком Александра Цедербаума был Юлий Мартов – видный революционер, один из основателей партии меньшевиков. В отличие от деда, Мартов считал, что русская революция решит и еврейскую проблему. Он умер в эмиграции. А два других внука А. Цедербаума тоже социалисты, но менее известные, сгинули в ГУЛАГе.
Важное место в сионистских буднях тех дней занимали споры религиозных и нерелигиозных сионистов. Тут хочу я поговорить подробнее. Во-первых, как сказал один из сионистских лидеров тех дней Лилиенблюм: «Полное единство возможно только среди овец». И эту фразу надо хорошо запомнить. В сионизме было и есть много направлений. Было сионистское толстовство и сионистское масонство. Был «практический сионизм», «политический сионизм», «духовный сионизм», «синтетический сионизм». Было сионистское ницшеанство, были «территориалисты», хотевшие основать еврейскую страну в любом подходящем уголке. В 90-е годы XX века на наших глазах умер социал-демократический (левый) сионизм – могучее когда-то дерево, ныне сгнившее. Это нормально. Каждое из этих направлений приносило свою пользу в дни расцвета. Только территориализм вызывает сомнения, но и тут не все было однозначно.
Ну, а теперь перейдем к взаимоотношениям сионизма и религии. И нам об этом еще придется говорить много, ситуация тут менялась не раз. В конце XIX века ортодоксальное религиозное еврейство составляло большинство народа. Решительного противодействия сионизму еврейская ортодоксия в те годы еще не оказывала – это началось позднее. В первую алию в Землю Израильскую отправлялись и религиозные евреи, например, из Румынии, даже хасиды. (Напоминаю: ортодоксальное еврейство делилось на хасидов и миснагидов, или литваков.) Хасидские верхи тогда и вовсе никак не реагировали на сионизм. Полагали, что мода эта сама пройдет. (Позднее они будут бороться с сионизмом насмерть.) Среди литовских же раввинов нашлись сионисты. Так, с первых же дней в сионизме возникло религиозное крыло. Во главе религиозных сионистов в те годы встал главный раввин Белостока – Могилевер. Было этих раввинов-сионистов совсем немного. С одной стороны, присоединение группы раввинов к сионистам можно считать успехом. У этих раввинов был ключ к патриархальным еврейским массам. С другой стороны, уже в те годы стало ясно, что совсем нелегко находят общий язык бывшие одесские «маскилим», Лилиенблюм и Пинскер, с белостокским раввином старого закала, Могилевером. А большинство евреев еще выжидали. О сионизме они и не думали. Считалось, что или Александр III опомнится и вернутся сносные времена, какие были при его отце, или можно будет уехать на Запад, где еврейский вопрос, казалось, уже благополучно решен (в благоприятном для евреев смысле). Тут-то и грянуло «дело Дрейфуса».








