Текст книги "Трумпельдор"

Автор книги: Илья Левит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Глава 65
В Лондоне лед тронулся

Мы оставили Трумпельдора и его «Сионский корпус погонщиков мулов» в начале 1916 года. В Александрии, куда их эвакуировали с Галлиполи, после неудачи девятимесячных кровопролитных боев. Эвакуировали, кстати, только людей. Мулам приказано было перерезать горло, так что в Александрии эвакуированные уже не были погонщиками мулов. Трумпельдор пытался сохранить еврейский отряд (Паттерсон тогда лечился в Лондоне). Но евреям предложили службу в Ирландии. Эта служба имела уж совсем мало общего с борьбой за Землю Израильскую. Ирландию называли «английская Польша» за вечную склонность к восстаниям. Евреи отказались, и в мае 1916 года отряд был распущен. Многие получили награду за службу. Трумпельдор сказал в прощальной речи: «Мы закончили свою работу, и можно сказать, что сделали ее хорошо… Благодарю вас за все». 120 бывших «погонщиков», в их числе Трумпельдор, выразили желание продолжить военную службу в английской армии. Их направили в Англию. Немецкие подводные лодки сделали морские путешествия опасными. Корабль бывших «погонщиков» был-таки потоплен, но люди все спаслись, и осенью 1916 года они прибыли в Лондон. В дальнейшем только половина из них служили в еврейском легионе. Но они составили отдельную роту. С помощью Паттерсона удалось добиться, чтобы их не разбросали по разным частям. Туда вступил солдатом и Жаботинский. Эта рота и стала ядром будущего Еврейского полка.

А в это время появился у нас и новый союзник – наш старый знакомый, агроном Ааронсон. А было так. Ааронсон снова добился у Джамаль-Паши командировки в Европу, добрался до нейтрального Копенгагена, вступил в контакт с англичанами. Но теперь англичане оказались заинтересованы в нем лично – Палестинский фронт уже существовал. И человек, знавший природные условия тех мест (в частности, источники воды в пустынях) лучше кого бы то ни было, был нужен англичанам в Каире. Так что организовали его «похищение». В Лондоне Ааронсон встречался в основном не с сионистскими лидерами (его пребывание в Лондоне было строго засекречено), а с британскими руководителями, что было гораздо важнее. Обсуждались возможности большого наступления из Египта. Ааронсон убедил англичан в важности и необходимости этого наступления и внушил уважение к сионистским идеям. Затем он отбыл в Каир, а во главе «Нили» встала Сара. Так завершился 1916 год.

Глава 66
Свобода

Много чего изменилось в мире в 1917 году. И в наших еврейских делах – тоже. Поразительная новость о том, что пала русская монархия, неслась по миру. Из «жандарма Европы» и «тюрьмы народов» Россия вдруг превратилась в самую свободную страну мира. Как нам теперь известно – ненадолго. Но тогда этого еще никто не знал, и все ликовали. Евреи – особенно, ибо сразу ушли в прошлое «процентная норма», «черта оседлости» и прочие ограничения. Но и другие люди в странах Антанты, казалось, имели основания радоваться. Исчезло главное препятствие для вступления США в войну. А Америка к тому времени была очень зла на немцев за неограниченную подводную войну. Немецкие подводные лодки топили буквально все, что плавало в окружающих Англию морях. Это вызвало ужас даже в Вене. И Америка весной 1917 года вступила в войну. Казалось, победа близка! Но это только казалось. Фактически ситуация стала быстро ухудшаться. Да, Америка была потенциально могучей страной. Но она не воевала уже более 50 лет – со времен Линкольна (войну 1898 года с Испанией нельзя считать серьезной). Еще надо было создать современное войско и перебросить его в Европу, через «завесу» немецких подводных лодок. К счастью, уже имелась аппаратура для их обнаружения. Но все равно перевозка эта была делом нелегким. Итак, требовалось время, чтобы потенциальная мощь Америки дала о себе знать в Европе[42]42
  С вставшей перед ней задачей Америка справилась. Весной 1917 года когда США вступили в войну, их армия насчитывала 200 тыс. человек (смехотворно мало). В конце 1918 года, т. е. в конце войны, у Америки было 4 млн. военных. Из них более 2 млн. в Европе.


[Закрыть]. А его-то и не было. Ибо Россия стала быстро слабеть. «Армию разложили не большевики», – твердо заявил в своих мемуарах Брусилов. Действительно, большевики только довершили дело. А началось с того, что страна просто одурела от свободы, которой никогда не знала. Были официально изданы указы вроде «Декларации прав солдата», ставившие офицеров в унизительное положение. Их приказы теперь исполнялись после обсуждения солдатским комитетом. Чуть что – собирали всеобщий митинг. А так как война шла уже третий год, и все устали, то, как правило, приказы о наступлении выполнять отказывались, и чем дальше, тем чаще. То же самое творилось и на военных заводах. А затем начались и убийства слишком ретивых офицеров. Чаще всего их «линчевали». Набиравшие силу большевики подливали масла в огонь своей антивоенной агитацией. Словом, разложение русской армии шло быстрее, чем подходила помощь из-за океана. Немцы этому всему были рады. И старались, чтобы так все и шло. А меж тем были умные люди, понимавшие, что немцы играют с огнем: болезнь большевистская – заразная. Ведь и в Германии, и в Австро-Венгрии люди устали от войны. Но пока что немцы и австро-венгры были в выигрыше. Западные союзники, конечно, этому не радовались. Пытались хоть как-то спасти Россию от развала. Например, хотели задержать Троцкого на пути в Россию. (Он был в Канаде, в эмиграции.) Но Временное правительство возражало – оно рассматривало это как насилие над личностью. Таков был исторический фон событий.

Глава 67
Еврейский полк возникает

В Уайтчепеле весть о революции в России означала конец существующего положения. Ибо теперь Россия стала свободной страной, и евреи больше не считались политическими беженцами. Было ясно, что придется или идти в английскую армию, или возвращаться в новую, свободную Россию, что технически было уже легче – Мурманск вступил в строй. (Мурманский порт и железную дорогу к нему, тогда, называли «северные (или вторые) Дарданеллы», хотя, как вскоре выяснилось, они не вполне оправдали надежды).

Многие возвращались. Кто через Мурманск (летом и через Архангельск), кто – морем до Скандинавии[43]43
  Это были так называемые «Скандинавские конвои», регулярно ходившие в 1917 году между норвежским портом Берген и Северной Англией, караваны судов с охраной. Плавание было довольно коротким – часов пятнадцать, если все шло хорошо, но немецкие подводные лодки и легкие суда не дремали.


[Закрыть] и дальше – посуху.

Лирическое отступление

Через нейтральные скандинавские страны гражданские лица могли проезжать. И для пассажиров этот путь был предпочтительнее – мурманская железная дорога летом 1917 года работала неважно. Строилась она в спешке, в годы военных трудностей. Ещё не было достаточно опыта таких работ в районах вечной мерзлоты (а там грунты создают особые проблемы). Всё это стало причиной многих технических недостатков. Однако главной бедой был нарастающий развал в России, который быстрее всего проявился там, где не успел сложиться крепкий коллектив.

Но не все хотели покидать Англию – прижились и попривыкли. К тому времени в английских верхах уже твердо решили – начать энергичное наступление в Земле Израильской. Хоть какой-то успех был необходим. А на Западном фронте (то есть во Франции) им пока что и не пахло. Использование Еврейского легиона представлялось и логичным, и политически нужным.

В брежневские времена был в России анекдот: маршалы Жуков, Рокоссовский и прочие что-то решают во время войны. И для верности советуются с полковником Брежневым. Вот что-то похожее случалось на самом деле в Лондоне в 1917 году. В высшие сферы приглашали на совет рядового (затем сержанта) Жаботинского.

Так, в апреле они с Трумпельдором были вызваны к военному министру, где с ними обсуждался вопрос о создании легиона. Вот выдержка из разговора: министр спросил, можно ли рассчитывать на волонтеров? Трумпельдор ответил с солдатской точностью: «Если это будет полк из евреев – пожалуй. Если будет полк для Палестины – тогда очень. А если вместе с этим появится правительственная декларация в пользу сионизма – тогда чрезвычайно». Палестину никто не связывал тогда с арабами. Волонтеров, правда, не потребовалось. В июле правительство Керенского дало разрешение Англии на мобилизацию проживавших на ее территории русских граждан. Но и для самих евреев, и для высокой политики надо было, чтобы мобилизация шла без скандалов. А тут нашелся у нас новый враг – Чичерин, будущий прославленный ленинский дипломат, нееврей. Он возглавил энергичную кампанию против легиона в Уайтчепеле. Но на собраниях сторонников легиона всегда присутствовали крепкие ребята – бывшие галлиполийцы, чтобы не было у людей Чичерина соблазна прибегнуть к насилию – они проявляли эту большевистскую тенденцию. И дело пошло, несмотря на интриги английских йегудонов. Вскоре Еврейский полк насчитывал 1200 человек, и полковник Паттерсон, наш старый друг, начал его обучать.

Глава 68
Национальный вопрос в русской армии

Трумпельдора в полку не было. Его не хотели брать, хотя он соглашался на любое понижение в чине. Иностранец в регулярном британском полку не мог быть офицером. («Погонщики» были нестроевыми, там правила были менее строгие.) Сержантом или рядовым человека с одной рукой брать не хотели, но, наверное, он в конце концов добился бы чего-нибудь. Ведь из всякого правила бывают исключения. Но он видел, что, хотя легион – и шаг вперед в сравнении с отрядом «погонщиков мулов», все же он, легион, тоже небольшой. Он счел, что в России открываются большие перспективы. Основания к тому были. Дело в том, что и в русской армии началось формирование национальных частей (влияние времени).

Первые такие части возникли еще при царе. Самым крупным был чехословацкий корпус (в дальнейшем прославившийся в Гражданскую, сражаясь против большевиков). Началось с мобилизации живущих в России чехов и словаков в отдельную часть. Было их мало, и их число пытались пополнить за счет пленных австро-венгерских солдат. (Чехия входила в состав Австрии, а Словакия – Венгрии.) Шло все это медленно. Во-первых, это не нравилось царскому правительству – ведь это был как бы мятеж против их законного австро-венгерского императора. На это в Петрограде соглашались с крайней неохотой и всячески тормозили дело. Во-вторых, хотя чехи и словаки охотно сдавались в плен, что делало австро-венгерские части менее боеспособными, чем германские, они вовсе не стремились снова попасть на войну. Тем более, что при новом попадании в плен их бы повесили, как предателей. Так что дело шло еле-еле. Но после Февральской революции пошло быстрее – правительство не ставило больше палки в колеса. Летом 1917 года чехи и словаки приняли участие в боях и хорошо себя показали. Что-то аналогичное, но в куда меньших масштабах, было с сербами. Они тоже встречались в России (переселились еще в турецкие времена) и попадались среди австро-венгерских пленных.

Другая, возникшая еще при царе часть – латышские стрелки. Те самые, что прославились в Гражданскую, сражаясь за большевиков. Они еще и раньше заявили о себе – в Первую мировую. А было так: возникла эта часть почти случайно – в 1915 году, в боях с германцами. В Прибалтике местное начальство стало формировать отряды латышских ополченцев, предполагая использовать их для диверсий в тылу немцев – местность знают. И дело пошло очень хорошо. Число латышей в этих частях стало быстро расти. Я подозреваю, что ретивость их вызывалась и тем, что им доставалась часть имущества выселенных прибалтийских немцев. Как бы там ни было, дрались они замечательно, и депутаты-латыши в Думе внесли предложение о создании отдельных латышских частей, куда и свели всех латышей русской армии. И было их 40 тысяч (среди них немного русских офицеров – латышских не хватало). Они продолжали хорошо воевать. Отличились и зимой 1916–1917 годов. И потом, уже в армии Временного правительства, они тоже отлично дрались с немцами. Этот-то латышский корпус и навел всех на мысль о создании национальных частей.

Но самыми первыми национальными отрядами в тогдашней русской армии стали армянские дружины, общей численностью в 5–6 тысяч бойцов. (По другим данным 8-10 тысяч.) Они с начала войны сражались на турецком фронте. Там служили и армянские добровольцы – российские подданные (помимо тех 150 тысяч армян, что были мобилизованы на общих основаниях, в обычные русские полки) и турецкие армяне перебежавшие к русским. И даже люди приехавшие из дальних стран. Дралась эти дружины неплохо. Но мусульмане обвиняли их в жестокости. Похоже не без оснований.

Русская армия в 1917 году разлагалась, и возникла мысль: а может, национальные части будут драться лучше? Пример латышей говорил сам за себя, и немало русских офицеров готовы были скрепя сердце согласиться на дальнейшее выделение национальных частей. Начали энергично формировать польский корпус из российских военных польского происхождения. Он не успел принять участие в боях до большевистской революции. Но роль свою в истории сыграл. А произошло это так. Вся Польша была занята немцами еще в 1915 году. А в конце 1916 года немцы провозгласили независимость Польши. Разумеется, только на территории, бывшей до войны под властью русских. Военным министром новоиспеченного (марионеточного, конечно) государства предложили стать Пилсудскому. Немцы рассчитывали на создание польской армии, которую можно будет бросить против русских. Германии уже не хватало людских ресурсов. Но ничего из этого не вышло. Поляки любили немцев не больше, чем русских. Война шла давно. Энтузиазм поугас. Все же какое-нибудь войско могли и собрать, но известие о формируемом польском корпусе в русской армии окончательно всех расхолодило – никто не хотел драться против своих. Послефевральская Россия объявила о признании польской независимости, включая Познань и Галицию – то есть германскую и австрийскую части. Пилсудский требовал создания настоящего, равноправного в отношениях с Германией, а не марионеточного польского правительства. Немцы, возможно не без оснований, обвинили Пилсудского в саботаже, арестовали его в 1917 году и упрятали в тюрьму в Магдебурге, чем в будущем оказали польскому лидеру большую услугу. Его уже существовавшие части были немцами расформированы. Те, кто отказался присягнуть Вильгельму II, тоже были арестованы.

Других национальных корпусов в русской армии не было. Но о прочих поговаривали. И Трумпельдор решил, что в России открываются большие возможности.

Кстати, такие части возникли не только в русской армии. В Италии, например, тоже сформировали дивизию из чехословацких пленных. А во Франции небольшую армию из польских эмигрантов, добровольцев из Америки и германских военнопленных-поляков.

Глава 69
Требуется железо

Надежды Трумпельдору внушали не только новые веяния в русской армии, но и вести о невероятном расцвете сионизма в новой демократической России, о сионистской молодежи, готовой на все для возрождения Родины. И Трумпельдор отправился в Россию. У него было два плана: 1) Создать еврейскую армию (сто тысяч человек), которая должна будет «прорубиться» через турецкий фронт в Землю Израильскую. 2) Люди. Халуцианская молодежь. Эту идею он изложил Жаботинскому еще в 1916 году:

«– Халуц – значит авангард, – сказал я [Жаботинский]. – В каком смысле, авангард? Рабочие?

– Нет, это гораздо шире. Конечно, нужны и рабочие, но это не то. Нам понадобятся люди, готовые служить ради всего, что потребует Палестина. [Палестина тогда не отождествлялась с арабами.] У рабочего есть свои рабочие интересы, у солдата – свои, у доктора, у инженера и всех прочих – свои… Но нам нужно создать поколение, у которого не было бы ни интересов, ни привычек. Просто кусок железа, гибкого, но железа. Металла, из которого можно выковать все, что только понадобится национальной машине. Не хватает колеса? Я – колесо. Гвоздя, винта, блока? Берите меня. Надо рыть землю? Рою. Надо стрелять, идти в солдаты? Иду. Полиция? Врачи? Юристы? Учителя? Водоносы? Пожалуйста, я за всех. У меня нет лица, нет психологии, нет чувств, даже нет имени – я – чистая идея служения, готов на все, ни с чем не связан, знаю только один императив: строить.

– Таких людей нет.

– Будут.

…Я ошибся, а он был прав. Первый из таких людей сидел передо мною».

Итак, Трумпельдор отправился в Россию. Со временем мы последуем туда за ним, но пока остаемся в Лондоне.

Глава 70
Декларация Бальфура

Итак, дело с Еврейским полком выгорело. Но была еще одна, не менее важная задача, борьба за осуществление которой еще продолжалась. Вейцман боролся за официальное признание права евреев на землю Израиля. К началу 1917 года он с семьей окончательно переселился в Лондон, и его дом в дальнейшем станет одним из лондонских сионистских центров. А пока у него одно время жил Жаботинский, дело через несколько лет – немыслимое.

Имя Вейцмана так же связано с Декларацией Бальфура, как имя Жаботинского – с Еврейским легионом.

В 1917 году Вейцман стал уже своим человеком в английских военно-промышленных кругах. Его изобретения в области химии были известны и за пределами Англии, где его ученики налаживали производство взрывчатки. Вокруг Вейцмана постепенно сгруппировался кружок еврейских деятелей. В 1917 году уже велись конкретные и интенсивные переговоры не только с Англией, но и с Россией, Францией, Италией, Ватиканом, Америкой. Но главное было, конечно, – переговоры с Англией. Вейцман указывал британцам, что еврейское государство будет форпостом Англии в районе Суэцкого канала. «Ближневосточной Бельгией».

Лирическое отступление

В дни Первой мировой войны Бельгия, ставшая независимой в 30-е годы XIX века при содействии Англии, была символом стойкости. В начале она оказала геройское сопротивление германской армии, срывая немцам планы молниеносной войны. А затем бельгийская армия, во главе с королем Альбертом, отступила во Францию и продолжала сражаться. Так, в будущем, в случае конфликтов поведет себя и еврейское государство, если сейчас возникнет, тоже при содействии Англии, указывал Вейцман.

Много позднее, в мемуарах он с гордостью указывал, что его предсказание сбылось – во время Второй мировой войны евреи Земли Израильской оказались единственной группой в регионе, не подверженной нацистскому влиянию. Принято считать, что именно в 1917 году возникла еврейская национальная дипломатия. (Конечно, еще Герцль пытался ее создать, но тогда хвалиться было нечем.) А врагом номер один, как и в борьбе за легион, выступала ассимилированная верхушка английских евреев с лордом Монтегю во главе (он был министром по делам Индии). Кое-что им удалось. Были изменены некоторые формулировки Декларации Бальфура – обязательства Британии стали менее определенными. Но, быть может, важнее, что принятие самой декларации им удалось отсрочить на несколько месяцев. (О значении этой задержки дальше). Так или иначе, 2 ноября 1917 года в форме открытого письма на имя лорда Ротшильда была опубликована знаменитая Декларация Бальфура. И в ней были такие слова: «Правительство Его Величества благосклонно относится к восстановлению национального очага еврейского народа в Палестине и приложит все усилия к облегчению достижения этой цели». Итак, свершилось! Мечта Герцля сбылась. Политический сионизм добился первого успеха.

После провозглашения Декларации Бальфура, сионизм перестал восприниматься, как туманный идеал горстки мечтателей и сделался признанным национально-освободительным движением со значительными шансами на успех.

Сам Бальфур после Первой мировой войны так объяснил принятие резолюции, обессмертившей его имя: «Издавна существует поверье, что конец света наступит, когда Иерусалим снова станет еврейским. А человечество надоело мне. От него одни гадости».

Но, когда он говорил серьезно (в 1922 году, в английском парламенте), то указал иную причину появления знаменитой декларации: «Вся европейская культура виновна в преступлениях против евреев, и Британия, наконец, взяла на себя инициативу предоставить им возможность спокойно развивать свои дарования, которые в прошлом они могли применять только в странах диаспоры».

В 1918 году (ещё в ходе войны) о своём согласии с декларацией Бальфура (т. е. с созданием еврейского национального очага в Стране Израиля) заявили Франция, Италия и, с оговорками о святых местах, Ватикан. С деликатной задачей привлечения на нашу сторону этих держав, которые тоже нацелились на Палестину, справился Нахум Соколов. Сионистский деятель, сподвижник Вейцмана в борьбе за декларацию Бальфура в Лондоне, журналист-полиглот, он оказался и отличным дипломатом.

31 августа 1918 года декларацию официально одобрил Вильсон (война ещё продолжалась). Конгресс США одобрил её позднее, в 1922 году.

Лирическое отступление

Часть историков считает, что этим успехом мы обязаны не столько Бальфуру, сколько Ллойд-Джорджу (см. главу 49). Исторические решения о создании Еврейского легиона и о декларации в пользу сионистов принял военный кабинет под председательством Ллойд-Джорджа. Бальфур в военный кабинет не входил.

Ллойд-Джордж стал личным другом Хаима Вейцмана, часто запросто заходил к нему в гости. Известно, что Вейцман говорил ему: «Вы – подлинный автор декларации Бальфура», и Ллойд-Джордж был очень польщен этим.

Но, увы, человек, которому мы, несомненно, были многим обязаны в Первую мировую войну и в первые послевоенные годы, не удержался на высоте. Официально он всегда оставался другом сионистов. Но в 1930-ые годы Ллойд-Джордж был настроен примирительно по отношению к Гитлеру, верил в его пацифизм. Антисемитизм в Германии он осуждал, но объяснял эти временные, как он думал, настроения ролью евреев в коммунистическом движении. И откровенно восхищался социальными достижениями нацистского режима.

Бывает, что люди на старости лет портят свою биографию.