Текст книги "Злобный леший, выйди вон! (СИ)"
Автор книги: Илья Аведин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)
Часть III – Глава 32
Горный хребет Спина Великана простирался на сотни верст с запада на восток, ограничивая стеной южную границу Княжества Радольского. Зимой предгорье укутывал густой синий туман, отчего горы, словно поднимались над землей. Но как только подъедешь поближе, покажутся каменные склоны, доселе скрытые пеленой, от которых до вечно-холодных и темных ущелий рукой подать. Над всем этим возвышалась Лысая Гора. Первое ощущение близости к гиганту обманчиво. Если кто бы и смог забраться на Спину Великана, то у него бы заняло несколько дней пути, чтобы добраться до подножия Лысой Горы, а идти бы пришлось через ледяные поля, что сокрыты за ломаным гребнем хребта.
Леший остановил сани, когда дорога исчезла среди камней.
– Дальше пешком.
– Это кто же тут кузницу соорудил? – спросил Горан, вглядываясь в икрящиеся от лунного света валуны разбросанные тут и там.
– Люди и сделали.
– А где теперь они?
– Давно их нет.
– Я думал, что дальше Лысовки и нет никого. Только горы.
– А за горами что, как думаешь, Горан?
– Ох. Должно быть, есть что-то, да только мне-то знать откудова? Я всю жизнь в деревне прожил. Только до Выселков как-то съездил однажды.
Дорога сузилась и свернула в ущелье.
– А что там?
– Где?
– Да за горами. Вы ведь знаете?
– Люди, звери, духи. Все то же самое.
– А кузнецы там есть?
– Должны быть.
– Погодь, батюшка.
Горан остановился и скинул мешок на землю.
– Что такое?
– Руки, отец. Как бы не потерять от холода.
Кузнец поднес ладони ко рту и задышал теплым воздухом. Леший подал Горану рукавицы.
– Держи.
– А как же вы?
– Тут не далеко. За тем поворотом. Я донесу.
Бокучар схватил мешок, несмотря на протесты кузнеца и скрылся за поворотом. Горан побежал следом, но когда завернул за отвесную скалу, Лешего и след простыл. Кузнец огляделся: он оказался на круглой площадке, похоже на дно каменной чаши. Старый месяц заливал снежную площадь сверху, заставляя снег искриться алмазной крошкой.
– Эй, – крикнул Леший, – Сюда!
Горан обернулся. Позади него в скале, прикрытая снежным навесом, зияла черная пустота, откуда звучал голос.
– Вы в пещере?
Раздался щелчок огнива и в пещере забрезжил свет.
– Ты понесешь факел, а я дотащу мешок. Скорее. Времени не так много.
Горан взял факел и пошел вперед. Пол пещеры был выполнен ступенями, размером в самый раз для детских ног. Выточенный ровный потолок слишком низко нависал над головой, так что Горану пришлось склонить ее к груди, а Леший весь ссутулился.
– Больно низко, батюшка.
– Делал бы это я, сделал бы повыше. Тут налево.
Они очутились в просторном зале. Свет факела подвинул границу мрака на несколько шагов вперед и из темноты выплыли гигантская наковальня, горн и многочисленные пустые стеллажи, у стены на полках поблескивали инструменты, какие только могут пригодиться толковому кузнецу, ибо бестолковому и их мало.
– И правда, кузница! Ты гляди! А откуда вы об ней знаете?
Леший положил мешок и присел возле стены. Ногам его стало тепло, от проступившей крови. Но теплота быстро сменилась ознобом.
– От ведьмы, – ответил он. – Я пойду за сталью, а ты разожги факелы.
Кузнец от упоминания о ведьме закашлял, пытаясь что-то сказать, но так и не нашел что. Он не заметил, как Леший вышел. Придя в себя, он пошел вдоль стены, изучая появляющиеся из темноты устройства для ковки, формы для оружия и доспехов, и другие хитрые, одним кузнецам ведомые вещицы. Опомнился он, когда Леший спустил по каменной лестнице кору сталедуба.
– Ах, огонь. Да. Сейчас.
Кузнец в суматохе забегал по углам, бросаясь от факела к факелу. Из десятка пожелали разгореться только четыре, а потому часть комнаты осталась в полумраке, но основная же ее, рабочая, часть открылась.
– Батюшка, а чем же мне горн разжечь? Ни уголечка нет.
– Смотри кузнец, – сказал наместник, – быть может, такого ты больше никогда и не увидишь.
Бокучар стряхнул черный налет со стены, под которым скрывалась железная дверь.
– Целая комната угля? – удивился кузнец.
Леший подозвал кузнеца, взял его руку и прислонил к двери.
– Чувствуешь?
– Теплая.
– Да. А теперь смотри.
Леший открыл дверцу и в комнату ворвался раскаленный поток, наполненный ароматным жаром. От сухого и горячего воздуха ударившего в лицо Горан раскашлялся. Дверца вела в круглую шахту, уходящую глубоко вниз, под землю. Леший засунул руку внутрь шахты и вывел в середину две веревки, сплетенные из тончайших металлических нитей.
– Кто это все сделал? Как это? Откуда?
– Ты еще главного не увидел. Посмотри вниз.
Горан засунул голову в шахту. Тросы спускались так глубоко, что концы их сливались в одну единственную красную точку.
– Там что-то горит, – сказал кузнец.
– Еще как горит.
– Что это?
– Кровь земли. Именно она и разогреет горн. Видишь, на полу два канала прикрыты камнями?
– Да. Как-то сразу не приметил.
– Вытащи камни из обоих и отойди к стене.
Горан очистил каналы от камней, и Леший потянул за рычаг, скрытый внутри шахты. Что-то застучало в глубине и заглохло.
– Батюшка, чего дальше то?
Леший засунул голову в шахту.
– Поломался подъемник, похоже. Рычаг замер и не шевелится.
– А вы трахнете посильнее, – посоветовал кузнец.
– Как, как?
– Да кулаком по нему.
Леший так и сделал. Гул возобновился. Тросы задрожали и с тягучим скрипом зашевелились. Леший рассмеялся.
– Кулаком, говоришь? Надо же.
– Да, это частенько выручает.
– Надеюсь, работая над доспехом, ты не будешь делать также?
– Как можно? Я же себе все руки разобью, как потом на хлеб зарабатывать? Я осторожно. Молоточком, – сказал Горан и достал излюбленный молот, который мужик послабее держал бы двумя руками.
– Рад слышать. Встань-ка лучше к стеночке. Вот так. Сейчас будет горячо. Надо привыкнуть.
В шахте среди мерного гула что-то зазвенело. Звон металла об металл, догадался Кузнец. Только как он ухо не напрягал, металл узнать не мог. Чем громче звенело, тем сильнее шахта разгоралась огнем. И вот, когда зазвенело совсем близко, на тросе показался черный горшок, на десять ведер.
– Живой огонь, батюшка! – завопил кузнец. – Это не сказка? И правда, живой огонь!
Черный горшок зацепился за уступ, сокрытый в шахте, перевернулся и жидкий огонь из недр земли пролился на пол. Глаза кузнеца метались от Бокучара к огню и обратно. Огненная река собралась в канале на полу и потекла в сторону горна. В шахте появился второй горшок.
– И в нем огонь? Да сколько его тут?
– Столько сколько тебе надо для того, чтобы выковать доспех. И кое-что еще, но это после. Сначала займись доспехом. Шлем, кираса, перчатки, поножи. Горн нагреется, глазом моргнуть не успеешь.
Каменный пол нагрелся. Кузнец коснулся горна, казалось тот, вот-вот закипит.
– Начинай работу, а я сделаю так, чтобы ты тут без воздуха не помер.
Леший вышел из подгорной кузницы. Под потолком раздался удар, следом еще и еще. По макушке Горана пробежал прохладный воздух, но тут же растворился в густом жаре живого огня. Дышать стало легче. Горан принялся за работу. Горшки с живым огнем, один за другим, поднимались из недр, горн приятно шипел и постукивал, кора сталедуба покладисто принимала формы, какие хотел Горан. Все шло как по маслу. Раскаленному и жгучему маслу. Треск, стук, гул в ветряных ходах, грохот котлов – магические и чарующие звуки усердной работы плели знакомые кружева возле ушей кузнеца, но более чистые и верные. Лишь один раз симфонию нарушил звук, похожий на вороний грай. Мимолетный вороний смешок исчез с очередным прохладным дуновением зимней ночи.
Горан закончил нагрудник, когда появился Леший с копной длинных и толстых ветвей. Он присел у стены, и какое-то время просидел неподвижно, следя за работой кузнеца. Горан заметил в руках у Лешего крохотную бутыль, наполовину заполненную мутной жидкостью. После глотка наместника осталась треть. Леший закрыл глаза, словно задремал, но тут же очнулся.
– Все хорошо, батюшка?
– Что? Хорошо? Да, хорошо, – рассеяно ответил он, выбирая ветвь. Первые две он сломал перегнув.
– А для чего вам эти палки?
– На охоту пойду, Горан.
Кузнеца удовлетворил ответ до того момента пока он не задумался.
– Это что же за зверь такой большой, что нужны такие пики?
– Так то не один зверь. Их много будет. И все опасные. Не хочу, чтобы забрели в деревню и сгубили кого.
– Такие страшные? – кузнец замер с молотом, занесенным над головой.
– Эти из самой страшной породы, – ответил наместник, отложив ветвь покрепче.
– Надо бы их тогда побыстрее… того… пришибить.
Молот вновь зазвенел об кору сталедуба.
***
Мгновение назад Олег опустился на старую кровать в убежище под холмом, убаюканный тихим скрежетом гусиного пера по бумаге. Туманное море, возникшее под ногами, казалось самым настоящим. Настоящим настолько, что Олег засомневался в реальности прежнего мира. Он зашагал к тусклой полосе горизонта, отделяющего густые тучи от пластов тумана. Впереди справа и слева возникли фигуры. Олег никак не мог разглядеть, кто вышел из тумана: пространство расплывалось и таяло, затем вновь собиралось, но ровно настолько, чтобы угадывались лишь очертания. Когда Олег шел к одному из образов второй растворялся все сильнее. Он пошел к правому – пропал левый. Олег побежал налево – растаял правый. Тогда он встал ровно посредине и двинулся вперед. Образы замерли и с каждым шагом становились все четче. Когда осталось около десяти шагов, Олег узнал друзей. Леший в привычном обличии стоял по правую руку. Теодор Кительсон, такой, каким он был в день знакомства, стоял слева. Что-то большое проскользнуло под ногами Олега и черной молнией устремилось к друзьям. В следующий миг между Лешим и ученым возникла фигура в черном одеянии, покрытом блестящими рунами. Олег приблизился еще на шаг. Молния засверкала позади, отбросив длинную тень. Тень округлилась и превратилась в змеиное тело. Со следующей вспышкой черное тело разделилось на три части и поднялось над туманом, приняв очертания чудовищных голов. Две головы медленно разинули пасти и склонились над головами друзей. Яд капал на плечи Лешего и Теодор Кительсона, и оставлял после себя дыры в одежде, под которыми тут же набухали пепельно-красные язвы. Друзья не шевелились, но глаза их горели синим пламенем. Третья голова поднялась над черным балахоном. Змея накинулась на черный балахон. В последний миг балахон обратился аистом. Широким взмахом крыла он ускользнул от пасти змея и взлетел высоко в небо.
– Лети! – закричал Олег. – Улетай несчастный!
Но аист не улетел. Он описал круг над трехглавой тварью и копьем обрушился на среднюю голову. Змей уклонился от длинного и острого клюва и прыгнул вдогонку за аистом. Птица вновь взмыла в небеса, едва не оставив красные ноги в пасти змеи. Капли яда все же достали до перьев, отчего птица замахала крылами чаще прежнего.
– Что же ты делаешь? Улетай! Скорее!
Аист залетел за спину Олега, развернулся и полетел у самой земли в сторону трехглавого ужаса. Змей поднялся и застыл как гигантский трезубец. Последние капли яда со звоном упали на оголенные кости Лешего и Теодора Кительсона. Аист пронесся мимо, едва не сбив Олега с ног. Юноша вытянул руку, пытаясь ухватить птицу, но не успел. Черной стрелой аист устремилась в толстое тело змея, где все три головы сливались в один могучий ствол. В этот момент змей с трескающим шипением ринулся вниз.
***
– Дурной сон?
Олег открыл глаза, но туман не рассеялся.
– Ты все утро ворочался. Просил кого-то лететь. Вот, возьми, – ученый протянул холодную тряпку, – приложи к голове
– Спасибо.
– Опять те сны? Змея и дерево?
– Дерева не было. Змей был. А еще там были вы. Ты и Леший. И черный аист. Это ему я кричал. Птица не улетала, она кружила над змеем и нападала на него. А потом, точно не знаю, но, кажется, змей сожрал всех троих.
– Меня, Лешего и аиста?
– Да. И я ничего не мог сделать. Тео, нам нужно быть острожными. Эти сны я вижу только перед чем-то плохим.
– Плохим? Уверен, что это не так. Тебе снится плохой сон, случается нечто нехорошее – ты это связываешь и запоминаешь. А если после кошмара следует самый обычный день, то ты не обращаешь на сон внимания.
– Эти сны отличаются. Даже среди кошмаров. Я слишком ясно все вижу. Будто это не сон. Будто я переношусь куда-то. И знаешь, я видел нечто подобное только три раза. Перед тем как опричники убили Сизого, и перед нападением на Ивовую ведьму.
– А третий? – спросил Теодор Кительсон.
– Теперь третий.
Ученый пождал губы, но тут же улыбнулся.
– Два раза – это еще не правило.
– Хотелось бы, но все-таки, будь аккуратен, Тео.
– Как всегда, Олег.
– Как раз «как всегда» и не надо.
– Посмотрите, он уже шутит. Значит кошмар прошел. Тогда прошу к столу, пока Златовласка его не заняла. Она легла только под утро.
– Всю ночь писала?
– Скорее рисовала.
Олег умылся холодной водой, и последние дрожащие струны кошмара пропали. Теодор Кительсон поставил на стол чайничек полный пахучего чая из заячьей крапивы – зимой выбор трав невелик. Рядом на тарелке лежал хлеб и кулек с маслом. За завтраком друзья обсудили крестьянский сбор и сошлись на том, что набирать войска из крестьян – верх глупости. Намного разумнее собрать несколько полков из мечников, а из крестьянина проще сделать деревенского мечника, чем княжеского воина. Однако, оба понимали, что уйди все мечники из деревни, мятежа не миновать. Тут Олег замер на полуслове.
– Взять их всех и что дальше? – сказа Теодор Кительсон. – Договаривай же.
– Тихо. Слышишь?
– Что, опят скрипит? – засмеялся ученый.
– Да прислушайся же!
Действительно. До уха ученого донеслись три звонких удара.
– Да, теперь и я слышу, – сказал Теодор Кительсон.
– Что это? Будто стучат, по стеклу.
Оба подняли глаза на круглое окно, расположенное в потолке убежища. Сквозь снег на нем виднелись вороньи лапы. Птица ходила по стеклу и сердито стучала клювом.
– Это письмо, – пояснил ученый.
– Кто же тебе пишет письма, Тео?
– Леший и пишет. Кто-то же должен следить, чтобы он не привлекал лишнего внимания своими действиями. Вот он и держит отчет.
– А ты знаешь, что в деревню прибыл какой-то благородный муж, что именует себя Остроглазом? Якобы на учения к Бокучару, чтобы набраться знаний и править в своем селе на наш манер.
– Признаюсь, не знал. Наверное, об этом он и пишет. Ты подливай чаю, пока горячий.
Олег взял чайничек, и поставил на место, только Теодор Кительсон вышел: заячья крапива не сыскала славы даже среди зайцев, вопреки названию. Бодрил же чай исключительно из-за крепкости, граничащей с горечью.
От вороньего стука Златовласка проснулась. Словно приведение, безмолвно и тихо она взяла книгу и села напротив Олега. Спутанные, прилипшие к лицу волосы не помешали Златовласке открыть книгу на нужной странице и продолжить только ей известное дело.
– Чаю из заячьей крапивы? – спросил Олег, передразнивая друга. – Я все же налью чашечку, а ты уж сама решай, пить или не пить.
Чашка недолго стояла возле Златовласки, в следующий миг, дымящийся чай полетел на пол.
Олег подскочил со стула.
– Чего творишь, дурная?
Теодор Кительсон прибежал на шум.
– Что стряслось? – спросил он. – Что ты сделал?
– Попытался напоить ее чаем, но как видишь, она решила, что на полу ему будет лучше. Ну и пожалуйста.
– Олег, она не в себе, как можно?
Ученый подошел осмотреть руку девушки. Письмо он кинул на стол.
– Я прочту? – спросил Олег.
– Да ты уже начал, чего же спрашиваешь?
Почерк Лешего оставлял желать лучшего по меркам обученного письму человека, однако по меркам духа – грамотней найти невозможно. С первых же слов Олега насторожил тон письма. Глаза судорожно забегали по строчкам, и как только дошли до конца, вернулись в начало. Кольцо-перевертыш на пальце задрожало. Олег прочитал письмо еще раз.
– Ожога нет – это хорошо. А вот твое лицо, – сказал Теодор Кительсон, вернувшись к Олегу, – говорит мне, что в письме дурные вести – это не хорошо.
Олег не слышал друга. Глаза скользили по тесту в третий раз, в поисках объяснений. Кольцо-перевертыш дрожало так, что еще миг и пустилось бы в пляс.
– Олег, с Лешим все в порядке? Олег?
Юноша кинул письмо на стол и побежал на улицу.
– Ты куда? Что в письме? – крикнул в след Теодор Кительсон.
С первым шагом Олег провалился в мягкий, только что выпавший снег. Со вторым шагом он оттолкнулся от земли так сильно, как только смог и подбросил в воздух отцовский меч. Третьего шага не было – черный аист взмыл в небо.
Ученый прочел письмо. Ему хватило одного раза, чтобы понять всю серьезность и трагичность ситуации. Он бросил быстрый взгляд на Златовласку.
«Что с ней может случиться?», – подумал он. Ученый надел куртку и перебросил самострел через плечо. Уже на улице он краем глаза увидел черного аиста, летящего в сторону деревни, и готов был двинуться следом, но шорох за деревьями заставил ученого остановиться.
– А вы еще кто?
Часть III – Глава 33
Когда Горан закончил с доспехами, Леший попросил его смастерить наконечники для копий из оставшейся коры сталедуба.
– Я бы и рад, батюшка, да руки болят от такой спешки.
– Вот, прими пару капель и все пройдет, – сказал Леший и протянул стеклянный флакон.
– А что это, батюшка?
– Лекарство, только и всего. Очень хорошее.
Кузнец вылил на язык три капли. Спустя пару минут он занялся наконечниками. Ватные руки перестали откликаться на приказы разума с прежним усердием, однако боль прошла. На самом же деле, она только притаилась.
Предрассветный час застал их на обратной дороге в Лысовку. В санях бойко звенели прекрасные доспехи и два десятка копий разной длины.
– Я бы еще заточил копья, а то точильного камня в той кузнице не было, – сказал Горан, когда сани подъехали к околице.
– У тебя будет немного времени. Но затем, тебе надо поспать.
– Ох, батюшка, – вздохнул кузнец, – даже не знаю смогу ли. Меня, скажу как ну духу, та кузница поразила. Запала в сердце. Ух, я бы там мог столько всего выковать. Могучий горн, разогретый живым огнем – это ли не мечта настоящего кузнеца?
– Что такое, Горан?
– Я хочу просить вас.
– Так проси, пока не поздно.
– Могу ли я в той кузнице поработать?
Кузнец прищурился, и слегка вжал голову в плечи в ожидании отказа.
– Конечно, – добродушно ответил Леший. Он знал, что кузнец ничего не вспомнит из того, что было прошлой ночью.
Телега остановилась возле кузницы Горана. Леший взял копья в охапку и потащил в дом. Два копья упали, предательски разрушив тишину. В одном из окон соседней избы показался мальчик, которого разбудил звон стальных наконечников. Подлинный восторг отразился в глазах мальчика, при виде телеги груженой доспехами, оружием, и запряженной четверкой лосей. Леший состроил заговорщическую мину и приставил палец ко рту. Мальчик заулыбался, но следом принял самый серьезный вид, какой только может быть у лопоухого рыжего мальчика, кивнул головой и скрылся в глубине комнаты.
– Скоро буду, – сказал Леший и покатил в усадьбу.
На крыше его ждала пятерка воронов. Завидев хозяина, черные соглядатаи полетели навстречу.
– Ну, рассказывайте, – сказал Леший, когда вороны уселись перед ним.
– Та-а-к, – протянул Леший, – хорошо. А ты, что скажешь? – обратился он ко второму ворону.
Внимательно выслушав вторую птицу, он разом спросил оставшихся, о том, куда двинулись остальные наместники. Вороны подтвердили, что все они движутся в одно место. Наместники, каждый в сопровождении десяти мечников, собирались на постоялом дворе «Под черным камнем». Все они, как сообщили Лешему вороны, покинули свои деревни.
– Спасибо вам, братцы. Пестрокрыл, Черноклюв, останьтесь. Вы мне еще нужны. Остальным, низкий поклон. Выручили.
Вороны загаркали в ответ.
– Ну что вы? Да разве же они со мной справятся? Не волнуйтесь, все будет хорошо. Как есть хорошо. Теперь летите.
Леший поднялся в комнату. На ступенях остались алые следы. Чем сильнее страдало человеческое тело, тем сильнее становился дух Лешего. «Ничего, – говорил он себе, – скоро все закончится». Он стянул шубу, и рухнул на стул. Гусиное перо никак не хотело держаться в руке. Пальцы, словно онемели, но не от мороза. Слишком много крови он потерял. Тело еще быстрее заростало корой, которая разрывалась от самого легкого изгиба. Леший взял в руки бутыль, но тут же поставил обратно.
– Еще не время, – сказал он и сел за письмо.
«Дорогой Тео.
Спешу сообщить тебе, что вынужден покинуть деревню по очень важному делу, требующему моего и только моего присутствия. Возникли некоторые недопонимания между мной и другими наместниками. Как ты понял из моего предыдущего письма, в деревнях объявлен крестьянский набор – это и послужило причиной разлада. Наместники, что с удовольствием брали откуп золотом, теперь спохватились, что в деревнях не осталось крепких мужиков, и решили вернуть их силой».
Рука задрожала, а глаза скользнули к флакону с обезболивающим.
Не сейчас, – сказал он и продолжил писать.
«Некогда мы зареклись друг перед другом, что будем отныне честными друзьями. Поэтому я честно пишу тебе о том, что собираюсь поехать на встречу с наместниками, где мы решим наши проблемы раз и навсегда. О том, где меня искать я напишу во втором письме, которое оставлю на столе в спальне. Надеюсь, что еще увидимся.
Твой верный друг Леший, он же Бокучар – наместник Лысовки»
Дрожащими руками Леший свернул письмо, и тут же написал записку, состоящую из одной фразы: «Ищите меня под черным камнем»
Написать эту короткую фразу оказалось труднее, чем первое письмо. Руки не то, что дрожали, кисти пустились в настоящий пляс. Леший двумя руками схватил флакон и сделал глоток. Дрожь ушла, но боль не отступила. За последний день Леший выпил слишком много настоя дурман-травы. Кое-как он написал еще одно письмо и скомкал его.
Окно спальни наместника открылось, и вороны спрыгнули с крыши на подоконник.
– Вот это письмо, ты передашь Тео. Он должен быть в убежище. Полетишь ты, когда я скроюсь вон за тем холмом, не раньше, ты понял?
Ворон издал прощальное «Кар» и взлетел на крышу усадьбы.
– А ты, Черноклюв, полетишь со мной. Нам нужно сделать кое-что еще.
Наместник накинул шубу, и уже хотел покинуть комнату, но замер.
– Как же я мог забыть?
Леший достал из сундука крохотный льняной мешочек, после чего покинул усадьбу.
Стряпчая наместника проснулась от грохота во дворе. Она просунула заспанное, отекшее лицо в окно и беспокойство сменилось удивлением, а затем и раздражением. Она увидела березовые сани и Лешего, разгребающего завал в сарае.
– И чего ему не спиться в такую рань? Надо больно вам по сараям лазить на морозе, – поворчала она и легла обратно.
Бокучар нашел среди прочего хлама сверток длиной в полсажени и бросил в сани.
Когда он вернулся к дому Горана, тот закончил заточку.
– Ну, как дела?
– Закончил, батюшка. Я только хотел спросить, а могу ли я с вами?
– Куда?
– За зверьем пойти. А то больно мне хочется посмотреть, как доспехи будут на вас смотреться, все ли угадал, да и пикой заколоть тварюгу какую-нибудь сильно хочется. Я ж с десяток лет не охотился. А тут сами боги подначивают меня, посылая мысли подобные в голову чугунную.
– Ого, как заговорил, – ответил Леший и помолчал немного, подперев руки в бока. – Нет, – заключил он, и положил руку на плечо Горану, – один пойду.
– Так, то зверье самое опасное, вы сказали. Как же одним то можно?
– Прям так и сказал? Значит, соврал я, дорогой Горан, соврал.
– Что, не самые опасные?
– Нет. Я опасней буду, – ответил Леший и рассмеялся. – Отправляйся спать. Ночь была тяжелая.
– Не усну, батюшка.
– Уснешь, ты главное ляг в кровать, да укутайся потеплее.
Горан вздохнул: не столько от усталости, сколько от невоплощенного желания поехать с наместником, и побрел в хату. Кузнец кинул пропитанный дымом и жаром армяк на стул, и увидел на плече бурое пятно. Пригляделся поближе и понял: «Кровь!». Тут же осмотрел плечи – уставшие, но невредимые. Пятно расползлось по наружной стороне, там, где лежала рука наместника.
– Батюшка!
Горан выбежал на крыльцо. Глаза его бегали из стороны в сторону, в поисках Лешего. Наконец, он увидел головы лосей за одним из заборов и побежал. Кузнецу оставалось пройти один двор, чтобы очутиться на небольшом пятачке, который считался центром деревни, и где остановились сани, но случилось невообразимое. На его глазах, едва его сердце сделало четыре удара, выросло дерево, да такое, какого он в жизни не видал. Ствол широкий, точно ствол дуба, ветви раскинулись во все стороны, закрыв крыши ближайших домов, верхушка же заросла плотной изумрудной листвой. Если бы в это время, кто-нибудь мог посмотреть на деревню с высоты птичьего полета, то он бы подумал, что в середине Лысовки вырос огромный зеленый гриб. Следом среди густой листвы запестрили крохотные ярко-синие цветы – бутоны набухли и распустились на глазах. Крыши домов окутала голубая дымка. Горан сделал вздох и провалился. Сначала в сон, а затем в сугроб.
Леший простился с деревней и помчался, в сопровождении Черноклюва, в сторону постоялого двора «Под черным камнем». Несколько раз в дороге наместник начинал смеяться без причины. Он решил, что это так действует настойка дурман-травы, бутыль которой ему следовало употребить за месяц. Бокучар же расправился с лекарством за день.
Дорога до постоялого двора, при неспешной езде в тройке, заняла бы треть дня. Бокучар же, на четверке лесных великанов домчался туда в несколько раз быстрее. Телега остановилась на холме, с которого просматривался весь двор. Бокучар отвязал лосей и попрощался.
– Спасибо друзья, великие скакуны! Воистину, своей скоростью вы спасли множество человеческих душ. Однажды, и люди придут к вам на помощь, я в этом уверен. А теперь бегите обратно.
Лоси прошли несколько шагов и повернули головы на хозяина леса.
– Идите! Со мной все будет хорошо. Я просто раздам гостинцы моим друзьям, что дожидаются меня вон в том доме.
Как только скакуны пустились в обратный путь, Леший занялся последними приготовлениями.
– Хо-хо-хо, – вырвался у него смешок, когда он примерил доспех. – Как влитой.
Он развернул сани открытым краем, так, чтобы все пики смотрели стальными наконечниками на постоялый двор.
– Черноклюв, – позвал он ворона. – Вот этот листок передай хозяину. Только найди окошко на кухне или дверь на заднем дворе, чтобы тебя больше никто не видел. Ты меня понял?
Ворон наклонил голову, словно спрашивая Лешего, не шутит ли он.
– Прости, конечно, понял, ты самый умный из своих собратьев, – сказал он, зная, как вороны любят лесть.
Ворон улетел, а Леший вспомнил детскую считалку, что услышал в Радолське:
– Наступает новый кон. Злобный леший, выйди вон!
***
«Это что, огромный гриб, – подумал Олег, когда показалась деревня, – или от холодного воздуха птичий глаз вздумал со мной шутки шутить?»
Где-то среди занесенных снегом полей, по левое крыло от Олега, солнечный луч наткнулся на крохотное стеклышко и радостно отпрыгнул обратно в небо, но вместо синей тверди попал в глаз аиста. Олег сместился от назойливого блика, и это спасло ему жизнь. Глухой щелчок невозможно было услышать среди встречного ветра, но Олег услышал шум приближающегося арбалетного болта. Он принял еще левее, но снаряд достал – пробил птичье плечо насквозь. Крыло парализовало, и аист камнем сорвался в поле. Лишь под конец Олег раскрыл здоровое крыло, чтобы хоть как-то смягчить удар. Только что он парил в небе, а миг спустя ощутил весь холод снежной волны, что вырыл при падении. Олег вновь обратился в человека. Он перевернулся на спину и осмотрел руку – одежда порвалась и через разрез виднелась перерезанная мышца.
«Так, – подумал он, – придется биться одной рукой».
В шаге от него, через снег, пролетел еще один снаряд.
– Мимо! – крикнул Олег.
– А! – удивился Остроглаз. – Ты еще жив, дух?
«Тварь! Дворянин с перебитым глазом, – догадался Олег по голосу, – надо было его прикончить еще в усадьбе.»
– Скоро буду живее тебя!
– Да? Ну, давай посмотрим. Поднимайся, дух.
– Ты свой самострел спрячь, тогда и поднимусь! Нашел дурака, как же!
– А вдруг ты медведем обратишься или еще кем похуже? Я видел, на что способен дух, который цепляется за жизнь.
Олег услышал знакомый щелчок заряженного самострела, и зажмурился, ожидая выстрела.
– Вставай же, трус, – повторил Остроглаз. – Я по голосу понял, куда твоя головешка упала, могу хоть сейчас пробить!
– Убери самострел, говорю!
– Это ты в лесу командуй. Да в деревне. А здесь, в чистом поле, так и быть, я покомандую, – сказал Остроглаз.
Положение сложилось хуже некуда. Олег нащупал меч и одним движение подскочил на ноги, готовый наудачу парировать болт. Остроглаз рассмеялся ведь даже не целился в его сторону, самострел покоилось на плече. Оружие сродни длинному самострелу Теодора Кительсона, венчала железная трубка, в которой поблескивало стекло. Олег, решил, что оно то и спасло его от первого выстрела.
– Диковинная вещица, – заметил он, – могу посмотреть?
– В другой раз, дух. Как-нибудь потом.
Как любой охотник радовался загнанной жертве, так и охотник за нелюдью не скрывал приподнятого настроения. В мыслях, он добавил лешего Глухого Бора в список убиенных.
– Не замерз караулить-то?
– Нисколько. С некоторых пор мне мороз совсем не страшен, – сказал Остроглаз и коснулся кончиком кинжала ледяного глаза. – Ваш жалкий советник хотел меня надуть. Как он заливал о том, что наместник и есть леший. Ах, как заливал. Но я сразу почуял в тебе что-то неладное. Наместник – просто тронувшийся умом старик, но вот ты…
«Пришел, чтобы убить Лешего и думает, что это я. Это может помочь».
– Летаешь черным аистом, средь бела дня. Какой смельчак! Ничего-то он не боится. Гляжу я, что крыло подбил, да? Рука теперь ни на что не годна?
– Ерунда какая. Все равно мне левая ни к чему.
Остроглаз рассмеялся.
– Дух, который умеет шутить. Ну, такого не ожидал. Раз уж я тебя не убил сразу, так скажи мне, как ты в теле человека оказался? Что за колдовство?
– Так и быть, – решил Олег выиграть время, – слушай. Значит, поселилась в моем лесу ведьма…
Улыбка пропала с лица Остроглаза.
– Ведьма?
– Самая настоящая. Так вот, ведьма эта просила у меня помощи. Она с сестрами разругалась в смерть, вот и попросила меня схорониться в лесочке моем.
Взгляд Остроглаза скользнул к чернеющему неподалеку ряду деревьев.
«Боишься ведьмы, да? – подумал Олег, – Это хорошо».
– Вот я ее и принял к себе в лес, а она за это мне и говорит, что проси, мол, чего хочешь. Я и попросил. Сказал ей, чтобы переселила меня в человека, страсть хочу по миру походить, а то дальше своего леса ничего и не знаю.
– И что она, до сих пор в лесу?
– Сейчас, нет, – улыбнулся Олег и посмотрел куда-то за спину Остроглаза.
Что-то позади охотника зашевелилось. Он вскинул самострел, и после резкого оборота выстрелил в источник звука, но прежде чем болт поразил цель, Остроглаз понял: его обманули. Заяц подпрыгнул на месте и упал замертво с болтом посредине шеи. Только лапки дрогнули в последний раз.
