Текст книги "Злобный леший, выйди вон! (СИ)"
Автор книги: Илья Аведин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)
– Благородный князь, я ведь к этому и веду, – поспешил утешить советник.
– Предлагаешь продать сейчас южные земли Соломону? Я что, изменника вскормил под крылом?
Под грозным взглядом Златолюба советник поспешил объясниться.
– Нет, нет! Измена, как можно? Я хотел сказать, что, быть может, Остроглаза дело с Лешим, который стал наместником, заинтересует больше чем предполагаемое дело с домовым, который прячет по мнимому сговору с князем целую комнату с сокровищами, что конечно полная чепуха.
В этот момент где-то в летнем княжьем дворце, в самом потаенном уголке, за фальшивой стенкой, маленькое косматое существо икнуло, почесало когтистой лапкой ухо, перевернулось на другой бок, ножкой растолкало золотые монеты, укрылось платком, украшенным драгоценными камнями, и вновь уснуло.
В зимнем же доме, куда перебрался князь со своей наиболее верной прислугой, разговор продолжился шепотом.
– Ты что же думаешь, его это выманит, наконец, из дворца?
– Надеюсь, Ваша Светлость. Он, я как знаю, большой охотник до диковинок. Мне мой брат, который нас предупредил о его приезде, сказывал, что он лично убил болотника из Креченских Топей. А еще, голыми руками забил оборотня, что зашел к нему во двор ночью. Так теперь голова его висит над крылечком, как угроза другим.
Князь схватился за голову.
– Я к чему веду, Ваша Светлость: Остроглазу ведь Леший поинтересней будет, чем какой-то там домовой, – сказал советник и тут же добавил. – Который к тому же выдуман, как есть, на пустом месте.
Князь заложил руки за спину и зашагал по комнате. Долго он шагал, пока разум не зашевелился: издревле известно, что мозг лучше думать начинает, когда ногам движение придается.
– Если я или ты к нему подойдем с таким вот рассказом, он решит, что мы отводим от себя его острый глаз, будь он проклят. Надобно бы сделать так, чтобы он узнал об этом лешем-наместнике также как узнал о домовом, что прячет сокровищницу.
– Какая ерунда, князь, – выпалил советник. – Зачем какому-то домовому прятать сокровищницу князя?
– Ты не так сильно старайся, Савелий. Известно зачем, чтобы с царской казной не делиться. Скажи мне, а что сталось с тем конюхом, что сказал о домовом?
– Каким конюхом, ваша светлость?
Князь понимающе кивнул, и снова заходил по комнате.
– Слушай, Савелий, – сказал князь и неожиданно остановился, – а что если, тот самый Мокрогуб и донесет о Лешем Остроглазу, а?
– Мокроус он, Ваша Светлость. Уже больно он убогий внешне, да и говорит так, словно в носу пробки стоят.
– Это нам и нужно. Убогий советник, откуда то из глуши, пришел в Радольск, потому что услышал от люда молву о прославенном Остроглазе.
– Как умно, Ваша Светлость.
– Сам знаю, – гордо ответил князь. – Надобно ему вид придать пооборванистей.
– Так он и так одет был кое-как. Тулуп старый, сапоги протертые.
– Сделайте пару дырок в тулупе, для убедительности. И пусть в своем рассказе, он не говорит о том, что крестьянам жить стало лучше, чем прежде. Если так все и сделает, я его не обижу, награжу, так и передай. Где он сейчас?
– Во флигеле, на втором этаже. Спит, небось, время то позднее.
– Буди немедленно и веди к Остроглазу. Пусть думает, что Мокрогуб сразу как приехал, так и просил к нему вести.
– Мокроус, – шепотом поправил князя советник.
Остроглаз, тем временем, ходил по пустому летнему дворцу князя Златолюба в Родольске, держа в руках чертеж, по которому этот самый дворец и строили. Почему же из-за одного человека освободили дворец, князь переехал в зимний дом, а прислуге под страхом смерти запретили говорить о домовом?
Остроглаз раньше жил под другим именем, но оно погибло где-то среди лесов северных земель, где Остроглаз ходил в опричниках. Им с собратьями не посчастливилось забрести на территории покинутые людьми из-за злобности местных духов, в чем Остроглаз убедился лично. Буран замел все дороги, и опричники углубились в Звенящий Лес, вместо того, чтобы пройти по его относительно безопасной окраине. И вот среди бесконечного потока ветра заполненного снегом в них полетели острые, как иглы, льдины. Сначала они только рвали одежду, но затем крупная льдина пробил насквозь голову опричнику, что ехал рядом с Остроглазом. Только тогда весь отряд повернул назад и пустился прочь, но льдины все летели им в спины, пробивая одного опричника за другим. Остроглаз скакал впереди всех. Когда он обернулся, чтобы увидеть, сколько его товарищей держится в седлах, в правый глаз ему прилетела ледяная стрела. Она прошла, разорвав веко и повредив прилегающий череп. Из Звенящего леса он выбрался один, а память о том дне с тех пор хранится в любом зеркале, где он может себя увидеть – пробитый правый глаз лишь немного выглядывает из-под полуприкрытого века, стянутого грубым рубцом. Вдобавок, больной глаз лишился зрачка, а радужка потеряла зеленый цвет. По слухам, в нем до сих пор остался кусочек ледяной иглы, изуродовавшей опричника.
После той ночи он пропал из людского мира на несколько лет, а когда вернулся, все его звали не иначе как Остроглазом. Вернувшись, он взялся за ремесло, через которое вершил месть за случившееся с ним и его соратниками. Люди говорили, что больной его глаз помогает видеть духов и подобную нечисть, но сам он такого не говорил, однако в охоте на нелюдь приуспел. Очень скоро его заметили влиятельные люди, которые взяли его под крыло, в качестве наемного охотника на нелюдей и уродцев. Тут-то его и заметил на то время еще князь Салтан. Князь выкупил его у прежних хозяев за сказочную сумму и назначил командиром личной охраны, но долго Остроглаз не прослужил. Бесконечная борьба с нелюдями наложила на него такой же страшный след, какой ледяная игла оставила на лице, и он вернулся к ремеслу, но уже в качестве княжеского, а после и царского охотника. Когда Салтан сел на трон, он решил проверить толки князя Филимона о том, что другие князья не гнушаются помощи существ нелюдской породы, а потому послал к каждому из них Остроглаза. И вот, наконец, Остроглаз, царский охотник за нелюдями, прибыл в Радольск, дабы проверить чистоту помыслов князя Златолюба.
– Давай же, шевелись, – уже не так ласково говорил советник князя Мокроусу, толкая его к двери дворца.
– Куда мы так спешим, вы же меня спать уложили, – негодовал он. – Почему я не могу рассказать об этом завтра?
– Слушай, ты награду хочешь, или нет? – прошипел советник, взяв несчастного Мокроуса за воротник.
– Х-хочу.
– Вот и делай, что сказали!
В одной из многочисленных комнат забрезжил свет, а следом из нее вышел мужчина. Возраст его сказать было трудно. Бороды он не носил, волосы стриг коротко. Мокроусу показалось, что над его прикрытым правым глазом не было брови, но когда мужчина приблизился, он разглядел белесую, прямо-таки заиндевелую бровь. Да и глаз прикрыт не полностью – из-под века выглядывал бледно-голубой осколок льда. Одет мужчина был по-походному, чтобы ничего не стесняло движений.
– Я же просил дать мне день, – сказал мужчина.
– Прошу прощения, этот несчастный скакал из такой дали, чтобы только с вами увидеться. Как же можно такому юродивому отказать?
Советник толкнул Мокроуса вперед. Здоровый глаз мужчины высказал удивление, правый остался неподвижен.
– Значит, со мной увидеться?
– Да, с вами, уважаемый Остроглаз. Беда у нас случилась. Ох, беда, – запричитал Мокроус.
«Каждую монету стенаниями отрабатывает», – подумал княжеский советник.
– Так, а почему ты со своей бедой ко мне решил явиться?
– Наслышаны мы о вас и ваших подвигах, – соврал Мокроус, ведь об Остроглазе он узнал только перед порогом. – И просим всей деревней помощи у вас, – собрался он упасть на колени, но Остроглаз подхватил его.
– Стой на месте и говори, – сказал царский охотник.
– Ох, – вновь тяжело вздохнул Мокроус и рассказал свою историю, иногда срываясь на плач, приукрашая бедствия крестьян, которые наступили с появлением Лешего. На самом же деле, описанные им бедствия он взял из жизни деревни еще до появления лесного духа.
– Вот, как. Леший в теле человека, – сказал Остроглаз. – Необычно больно. На сказку похоже, а, Савелий, – обратился он к оторопевшему советнику. – На такую, из-за которой я должен сорваться в глухую деревню на краю княжества, пока вы тут сокровища перепрячете. Так?
– Да с чего вы взяли, что у нас тут есть спрятанные сокровища?
– А с того, что человека, который мне об этом сказал, больше нет в живых, как мне думается. А у нас в царстве так повелось, что за правду убивают чаще, чем за ложь.
– Ну, это вы зря так думаете. Что там с его лживой душонкой случилось, одному ему известно…
«Ну и мне», – подумал княжий советник и продолжил.
– А нам прятать здесь решительно нечего. Мы даже дворец перед вами раскрыли, как баба сарафан, простите за сравнение.
– На виду прятать всегда лучше, – ответил Остроглаз, пробежав взглядам по всем углам. – Как та деревня зовется?
– Лысовка, господин, – ответил Мокроус.
– Лысовка, Лысовка, – пробормотал он, словно вспоминая. – Нет, не слыхал.
– Где же слыхать, только нечисть разная и знает нашу деревню, – заметил ему Мокроус.
– Ничего, я вас в беде не оставлю, – хлопнул Остроглаз Мокроуса по плечу, отчего тот чуть не провалился под пол.
Советник облегченно вздохнул.
– Как только здесь закончу, так и приеду, – сказал Остроглаз и повернулся, чтобы вновь скрыться в одной из комнат, но крик Мокроуса его остановил – это советник легонько щипнул несчастного через свежую дырку в тулупе.
– Что?
– Я говорю, – затараторил Мокроус, – что Леший тот, совсем решил деревню погубить. В жертву хочет ее принести, каким-то своим лешьим богам.
– Это как? – спросил Остроглаз.
– А вот как, – поспешил пояснить Мокроус, выдумывая на ходу, – соберет всех в своей усадьбе, да и спалит живьем, как с его лесом поступить хотели. И все во славу темным богам.
– У леших нет богов, – заметил Остроглаз и с подозрением посмотрел на парочку советников.
– Ну, я как слышал, так и говорю. Ох, коли не явитесь вы, так и пропадет Лысовка. А сколько невинных душ пропадет ни за что, ни про что. Помогите же нам, – взмолился Мокроус, представляя, что каждая его мнимая слеза – это еще одна монета в кошелек.
Остроглаз остановился в раздумьях. Он еще раз посмотрел в пустые темные комнаты.
– Я поеду в эту деревню, – сказал он и заметил небольшую ухмылку советника князя, которую тот попытался скрыть рукой. – Но я запомнил здесь каждый угол. Каждый, слышишь?
Советник кивнул, приняв самый серьезный вид.
– И у меня есть пара вопросов к князю, которые я обязательно задам.
– Можно узнать, какие вопросы? – заискивая, спросил советник.
– Да, пожалуйста. Можете уже сейчас выдумывать ответ. Пусть кто-нибудь скажет мне, почему наружные размеры кладовой комнаты в несколько раз превосходят размеры внутренние. Что-то вы нервно кашляете, советник. Поперхнулись никак?
– Простите… Кхм, не в то горло попало что-то.
– Вы от меня не уйдете, так и знайте. А теперь, расскажи мне, как добраться до Лысовки? – обратился охотник за нелюдями к Мокроусу.
Он узнал дорогу, затем еще раз выслушал о Лешем и утром, после вторых петухов, отправился в путь, прихватив с собой все необходимое.
Часть III – Глава 29
Единственное, что удивило зрячий глаз царского охотника по пути в Лысовку, так это несколько богатых экипажей, стоящих подле заброшенного каменного дома, которые в то время только стали возводиться купцами средней и крупной руки. Любопытство не было его сильным качеством, а после злоключения в Звенящем Лесу оно и вовсе пропало, потому слуги, сторожившие экипажи и морозившие носы на морозе, только и проследили за пронесшимся мимо всадником. Внутри в этот момент, кто на чем придется, сидели наместники окрестных деревень. Все собрались, не хватало только вдовы наместника из деревни Беззнаменово, которую по чину мужа так и звали наместницей Сияной. И пока она не явилась, наместники пользовались всем известным правом – обсудить отсутствующего.
– Слышали? – спросил наместник из деревни Троицкая.
– Чего? – отозвался глава Зеленого Яра.
– Да вот, говорят, Сияну гроза ударила.
– Зима же. Гроз ведь зимой не бывает.
– И я слышал, что не бывает, – сказал наместник из деревни Прибрежная, рядом с которой берегов отродясь не видели.
– Была, была гроза недавно, – подтвердил наместник из единственного в ближайших землях почтового села Полпути. – Я как раз на зайца ходил.
– Смотреть что ли?
– Очень смешно. Охотиться.
– По сугробам-то?
– Да в этом ли дело? Я сказать хотел, что не заметил, как из своего лесочка то забрел в лес Сияны.
– Известно, как забрел, – вмешался наместник из Зеленого Яра, – у тебя лес – три куста и два камня.
Раздался дружный смех. Наместник из Полпути продолжил говорить, только уже с покрасневшими ушами.
– И вот зашел я в ее лес, как ниоткуда, молния как трахнет куда-то в середку ее деревни, прям как дятел в темя. Да так странно, не одна стрела как бывает, а целый столб.
– Это ты потому зайца ни одного так и не подстрелил?
– Да, такой был гром, что мои собаки все по кустам разбежались. Одну так и не нашли потом.
– Слушайте, а если и правда ее молния ударила так, что Сияна разума лишилась, и она сейчас к нам приедет вся нагая, и скажет, забирайте меня?
– Ох, ну, чур я первый ее заберу, – сказал наместник из Троицкой и оттянул свои шаровары за промежность. – Я давно глаз на нее точу.
– И не только глаз.
На дворе заржали кони, а следом заскрипели колеса: последний экипаж прибыл. Наместники навели важность на лица и встали со своих мест. В дом вошла Сияна. Она с шестнадцати лет состояла в женах у наместника, которому на тот момент было чуть больше тридцати, и стойко снесла все прелести семейной жизни, и вот теперь в возрасте сорока лет обрела, наконец, свободу, а вместе с ней и статус вдовы-наместницы.
– Доброго дня, – сказала она и учтиво поклонилась.
– Доброго, – смущенно ответили наместники, утирая пот на лбу и губах, проступивший после недавнего разговора, следы которого все еще витали в воздухе.
– Простите, что вынудила ждать. Благодарю, что все явились. Отбросим любезности, коих, я уверена, вы произнесли немало до моего прибытия. Приступим.
Она достала из рукава шубы сверток и положила на бочку, которая, судя по запаху, бывшим владельцем использовалась для хранения ни то огурцов, ни то соленых грибов.
– Что это?
– Княжье слово.
Один из наместников уже потянулся к свертку, но отдернул руку, как от горячего котелка.
– Что за дела, Сияна? – спросил наместник Полпути.
– Все тут мужи сведущие, и я нисколько не сомневаюсь, что вы помните слова князя о том, что касается беглых крестьян. Князь оставил за нами право решать судьбу беглецов и мы…
– Кто «мы», Сияна? – спросил голова Троицокой.
– Мой покойный муж, который всегда уважал традиции и правила писанные и неписанные, вместе со всеми вами принял решение о том, что бегство крестьян будет караться смертью. Сегодня нет только одного наместника, который в тот день поддержал это решение. Бокучара, который нынче творит в своей деревне черти что, и принимает наших крестьян так, как бы мать родная не приняла. Из-за него я и осмелилась вас побеспокоить.
Наместники переглянулись. Никто не ожидал, что поводом послужил тот, кто недавно заметно набил карманы каждого из присутствующих.
– А что такого? – решился спросить наместник Зленого Яра. – Мы с них цельным золотом получили больше, чем каждый из них принес бы за всю жизнь. У вас у самой, сколько крестьян убегло?
– Ни одного.
– Как же так?
– Мой стрелок, что стоит на вышке дозором, может синицу со ста шагов поразить, что ему стоит попасть в крестьянскую голову?
– И что, никто не пытался сбежать?
– Как же, пара семей пыталась.
– И что же?
– Я стрелку сказала, что только детей щадить и можно. Вот дети и живы, а родители так и лежат среди сугробов, на радость волкам и прочему зверью.
Такой жестокости от новоиспеченной наместницы никто не ожидал. Даже пыл троицкого наместника пропал.
– Как же вы так? Баба… женщина, я хотел сказать, существо смиренно должно быть, как полагается.
– А как же вы так? Крестьян высылаете на дальние ярмарки, да еще и без присмотра? Думается мне, что вы это специально устраиваете, чтобы они сбежали, а вы откуп получить могли.
Наместник Полпути нарочито прокашлялся. Он, на полученное таким манером золото, прикупил в Родольске стаю охотничьих псов, один из которых и потерялся подле деревни Сияны, во время загадочной зимней грозы.
Сияна убрала спавший на глаза лоскут волос, осмотрела всех быстрым взглядом степного хищника и продолжила говорить. Мужчин заворожила хозяйская манера ее речи, и им осталось только слушать.
– Я принесла слово князя, не для того, чтобы напомнит вам о том, что мы сами вольны выбирать наказание для беглых. Я принесла его для того, чтобы напомнить вам о том, что написано почти у нижнего края. Мало кто из вас до этого места дочитал, а потому зачту эту часть при вас.
Она взяла сверток, к которому так никто и не решился прикоснуться, и громко прочитала следующее: «Мы, князь Златолюб из Родольска, сын Златосалва, говорим, что в любое время, которое будет сочтено царем, или органом его заменяющим, за неблагоприятное или близкое к войне, имеем право призвать от каждой деревни, за которой стоит наместник, по десять крепких, способных держать оружие мужиков. В случае нехватки таковых, распоряжаюсь, призвать на военную службу самого наместника и его родственников: последнее призвано держать в узде пылкий нрав наместников, дабы те не забивали крестьян словно скот».
Закончила Сияна и провела платком по уголку губ.
– Вижу, что вы не особо понимаете, к чему же я веду, ведь никакой войны не намечается, так? А все-таки могу ли я узнать, сколько у вас есть мужиков? Вот вы, скажите, – обратилась она к наместнику Троицкой, но тот лишь потупил взор, и забубнил себе в бороду, якобы считая, сколько у него мужиков.
– Тогда вы, – обратилась она к другому наместнику, но встретила тот же ответ – никакой.
– А вы? А у вас? – продолжала она, но так и не получила ни одного ответа. – Да что же вы, не знаете, сколько у вас есть мужиков, наконец?
– А у вас у самой сколько? – спросил один из них.
– Да, – заговорили другие. – Сколько?
– Двадцать семь, – сказала она, улыбнувшись. – И это самых крепких, а есть еще и, так сказать, десяток крепости поменьше. Вы я вижу, удивлены?
– Стало быть, военная служба вам не грозит, – заметил один из наместников.
– А знаете ли вы, сколько в это время мужиков у Бокучара в Лысовке? Вижу по глазам, что нет. А между тем, он может выдать в три раза больше моего на службу, и при том, останется еще столько, чтобы на случай следующей войны отправить князю.
Один из наместников загнул пальцы, считая.
– Дорогой мой, у вас столько пальцев не найдется, – сказала Сияна.
– Так мы здесь собрались, чтобы мужиками померятся али как? Ведь войны-то нет, чего же нам пережевать?
Сияна достала конверт с письмом, и кинула его также как и сверток, на бочку.
– Прочтите, и поймете к чему, я вас спросила о мужиках.
Письмо это прилетело к ней с вороном, прямиком из Радольска. Написал его дворцовый писчий, а продиктовал его ни кто иной, как командир дворцовой стражи, который приходился родным братом ее покойному мужу. В письме, он говорил ей о том, что: «Грядут лихие дела на юго-восточных границах княжества, отчего скоро князем будет объявлен крестьянский набор, а потому, хорошо бы было вам об этом знать заранее, чтобы мужика подлечить, да подлатать, а то, как бы самой вместо него не пришлось с пикой на коне скакать». Именно это и прочел наместник из Полпути вслух.
– Как же это так? Как крестьянский набор? Как скоро? – затараторил наместник из Зеленого Яра.
– Со дня на день, вы получите письма. А это значит, что времени у вас совсем немного.
– Немного для чего? За несколько дней, где же мужиков-то взять? Вырастить что ли?
– У Бокучара, – сказала Сияна.
– Так за них уплачено уже, – сказал один наместник.
– А вдруг можно обратно выкупить? – спросил второй.
– Или так вернет, а то золота того больше нет, – понадеялся третий.
– Нет, – сказала Сияна. – Я уже написала давеча ему письмо, с просьбой вернуть мужиков на их прежние места, с тем условием, что вы их не тронете, но он отказал. Даже за возврат золота.
– Прямо так и отказал?
Она достала еще одно письмо. Долго его читать не пришлось, там было только одно слово: «Нет».
– Вот и все, – сказал наместник Троицкой и упал на сундук, стоящий позади.
– Нет, не все. Есть один путь забрать у него крестьян.
– Какой? – в один голос спросили наместники.
– Того самого права наместник казнить беглеца ведь никто не отменял. Это право по-прежнему за нами, а посему я предлагаю, собрать мечников и выдвинуться всем вместе к Лысовке и поставить Бокучара перед нашим решением, либо он отдает мужиков, либо мы заходим в деревню и казним беглецов, и никто не обещает, что его исконные крестьяне не пострадают.
Наместник молча переглянулись. Все увидели в глазах друг друга нежелание ввязываться в кровавое предприятие.
– Как-то это неверно, – сказал наместник из Полпути. – Он ведь за все уплатил, а мы с ножом придем к нему в дом.
– Неверно будет оказаться перед князем, без десяти крепких мужиков. К тому же, мы ведь не будем нападать, это только для устрашения.
– Погоди, Сияна, а тебе с чего вообще все это надо, если у тебя мужиков хватает? Чего ты с нами возишься тут?
– Ты чего, пусть помогает, коли хочет, – прошептали ему на ухо.
– Нет! Просто так ничего не бывает. Она с этого что-то поиметь хочет, а может даже нас, я только пока не понял как.
– Вы можете не верить в доброту моих помыслов, но это так. Я хочу помочь вам выпутаться из положения, в которые вы попали из-за одного недобросовестного наместника, сыгравшего на ваших слабостях.
– Чушь!
– Я сказала все, что хотела, а потому, если кроме оскорблений вы мне ничего не можете сказать, я удалюсь, и буду ждать от вас вестей, – сказала Сияна, изящно склонила голову и, шурша шубой, вышла прочь.
Наместники остались одни. Немое смятение застыло на их лицах. Некоторые из них помнили Сияну, как вечно скромную и мнительную особу, у которой от малейшего испуга кровь шла носом.
– Похоже, смерть любимого мужа ее так изменила.
– Я бы ставил на молнию, все-таки я своими глазами видел.
– Просто без мужской ласки баба совсем одурела. Ух, я бы ее!
Больше не сказав ни слова, наместники разошлись по экипажам, и вернулись в деревни. На следующий же день они получили письма от князя с указом собрать десять крепких мужиков, как и говорила Сияна. Она же получила к вечеру помимо такого же письма еще четыре, в котором каждый из наместников выразил готовность собрать мечников и явиться к Бокучару за беглыми крестьянами.
