Текст книги "Злобный леший, выйди вон! (СИ)"

Автор книги: Илья Аведин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

Часть III – Глава 30

Прохор стоял у берега Поганки. Он часто гулял в одиночестве вдоль берега. Холодные ветра не изменили его привычки. Неожиданно, широкая черная тень пронеслась над головой и захлопала позади. Он схватился за рукоять кинжала, что прятал за поясом, но отпустил ее, как только увидел Олега.

– Никогда я не привыкну к этому, – сказал он.

– Человек ко всему привыкнет, Прохор. Леший смог привыкнуть к тому, что мы убиваем зверей ради пищи и шкур, неужели ты не привыкнешь к моему внешнему виду? – спросил Олег и похлопал Прохора по плечу.

– Не знаю. Куда теперь летал?

– Новоприбывший мужик, Еремей, сказал мне, где раздобыл шубу Мокроуса. В безымянном кабаке у дороги, где тот останавливался. Вот и летаю который день над окрестными дорогами, в надежде найти его, но напрасно. Лишь еще несколько крестьян двигались в нашу сторону. Ты чего?

– А?

– Ты словно меня не слышишь. Что ты там такое увидел в воде?

– Нет, ничего.

Олег догадался по взгляду Прохора, что тот и рад бы рассказать, да не может начать сам, а потому Олег спросил:

– Что-то случилось, чего я не знаю?

– Олег, тебя не было добрых семь лет, конечно ты многого не знаешь. Например, что мечники Бокучара ни одну девку попортили, или что Мокроус распорядился сжечь хлев в котором тогда жил…

– Прохор, – остановил его Олег. – Я вижу, ты пытаешься скрыть что-то иное.

Прохор отвернулся в сторону реки.

– Что-то, – продолжил Олег, – в чем ты видишь свою вину.

Прохор присел на корточки и окунул пальцы в рыхлый снег.

– Да, Олег. И не только свою, но и твою тоже.

Олег поднял брови от удивления.

– Помилуй братец, в чем же я виноват? В том, что сбежал в лес, вместо того, чтобы попасть в лапы Бокучара?

– Да хоть и в этом. Будь ты тогда здесь мы бы смогли… может… вдвоем…

– Это из-за Бажена, да? Я заметил, что его нет в деревне, но все не решался спросить.

Прохор сжал ком снега в руках и швырнул его в реку, когда услышал это имя.

– Я думал, на нас проклятье, понимаешь? Я так думал до тех самых пор, пока не встретил тебя в поле. Тогда, семь лет назад, ты пропал. Сказали, что тебя съели волки, но я был уверен, что тебя забрал тот старик-людоед. Через год Бажен утонул в реке. Одежду его нашли на берегу. Вот там, на камне. Он даже сложил ее, понимаешь? – Прохор нервно засмеялся. – Любил он порядок. Я думал, что я должен погибнуть вслед за вами. Я думал, нас прокляли, – повторил он и снова сел у воды.

Олег стоял молча и смотрел в серую пелену реки.

– Каждый день, я просыпался и гадал, что же случится со мной. Понимаешь?  Каждый шорох у околицы, каждый наклон камыша, каждое движение колоса вызывало во мне страх. Я боялся всего!

– Перестань, Прохор, – сказал Олег. – Отбрось детские страхи. Проклятия – это очень редкая вещь, и чтобы его наложил его на трех мальчишек, это надо было очень крупно насолить какому-нибудь колдуну.

– Теперь я понимаю, но что же делать со всеми годами страха, которые не давали мне жить?

– Надо принять их.

После недолгого молчания Олег спросил:

– Как утонул Бажен?

– Пошли в деревню, мне не по себе говорить об этом, стоя на том же самом месте, – сказал Прохор и развернулся, чтобы уйти, но Олег остановил его.

– Надо сделать это здесь, друг. Этот старый узел в твоей душе надо развязать.

– Какой еще узел?

– Так говорят. Не в нашем царстве, – пояснил Олег. – Клин клином вышибают, Прохор. Рассказывай здесь.

– Да чего рассказывать-то? С тех пор как мы вернулись из леса, и ты пропал, нам строго настрого запретили говорить о том, что с тобой случилось, и наказали вести себя как всегда. Да только так не получилось, понимаешь? День за днем я наблюдал, как Бажену становилось все хуже и хуже. Как-то я услышал разговор его матери о том, что он ночами не спит, а когда полнолуние так и вовсе, сядет на подоконник и поет какую-то тарабарщину. Несколько раз я видел, как он, вместо того, чтобы идти к Чарухе, помнишь еще такую?

Олег кивнул, чтобы не прерывать рассказчика.

– Ну, так вот. Несколько раз я видел, как он вместо наших учений ходил на дорогу к рыбачьему дому и стоял на ней. Просто стоял. Потом садился на землю и смотрел на реку издали. Затем, что-то кричал, чего я понять не мог, и шел обратно. Зимой, когда река замерзла, ему стало лучше. Он снова спал по ночам, снова смеялся и играл с нами. Как будто ничего и не было! Когда я спрашивал его о голосе в голове, он весело отмахивался и дальше бежал играть. Я решил, что все прошло, а ему теперь стыдно за то, что с ним было, потому больше не говорил об том. Вроде как, жизнь наладилась, и о тебе мы стали забывать.

Прохор набрал полную грудь холодного воздуха.

– Дальше пришла весна, река вновь ожила, и Бажену стало хуже. Вернулись бессонные ночи, и, по его отрешенному взгляду, я догадался, что голос вновь поселился в голове. Бажен не хотел говорить об этом, он ругался, когда кто-то справлялся о его здоровье. А однажды проездом в деревне был странствующий знахарь. Ему показали Бажена, но тот лишь развел руками, сказал выпить сонный сбор и надеяться на лучшее. Вскоре он стал себя вести, словно тряпичная кукла: лежал целыми днями в кровати, либо сидел на крыльце, а когда уставал, ложился на деревянный пол, и так пока его не унесут в кровать. Совсем он потерял волю к жизни. Как-то я подошел к нему, когда он сидел на крыльце и что-то сказал, но он даже глазом не повел. Хотя, тогда мне показалось, что лицо его немного изменилось. Слабая улыбка, вот здесь, – ткнул он себя пальцем в правый уголок рта. – Думаю, что я сам хотел увидеть в нем хоть что-то живое, и выдумал это.

– Осенью, – продолжил Прохор после недолгого молчания, – ему вновь отчего-то стало лучше. Он заговорил, плохо, но заговорил. Начал ходить по деревне. Чаще всего ходил он на дорогу к рыбачьему дому. Подолгу он ходил по ней туда-обратно, но до реки так и не доходил. Я сам отводил его домой несколько раз, он даже не брыкался. Смиренно давал мне руку и плелся позади. Мать его с отцом ко мне привыкли за тот год, а потому частенько просили меня привести сына обратно, да и я был не против.

Прохор замолчал. Крохотные волны тихонько сталкивались с ледяной корочкой берега, не нарушая тишины.

– Прохор, – осторожно позвал его Олег.

– Что?

– Расскажи все.

– На чем я остановился?

– Ты приводил Бажена домой.

– Да, так и было. Однажды, уже совсем поздно к нам в избу пришла его мать и сказала, что нигде его найти не может. Ну, я оделся и первым делом пошел к рыбачьему дому, хоть она сказала, что там тоже смотрела. Еще на подступах, я почуял неладное, а когда обогнул дом и вышел к реке, увидел его. Он стоял голый, по пояс в воде, а над ним, как какое-то злобное божество висела луна. В ту ночь она была ужасно большая. Я закричал, как только опомнился и бросился к нему, но едва я приблизился к берегу, Бажен провалился.

– Куда  провалился? Под воду?

– Да. Стоял на месте спокойно, будто ждал чего-то, потом вскинул руки и пропал под водой. Даже брызг не было, представляешь? Я бросился за ним. Я доплыл до того места где он стоял. И при том что я всегда был выше Бажена, я там не чувствовал дна, понимаешь? Я нырнул, но ничего не увидел. Проплыл в обе стороны, вновь нырнул на дно, проплыл к другому берегу, но ничего. Ничего. Бестолково проорал я его имя и поплыл к берегу. Там на камне я и увидел его одежду, так бережно сложенную. Почему-то я заплакал. Я принес одежду к нему домой и отдал родителям, рассказав, что случилось. Знаешь, что они мне сказали? «Теперь он будет спокоен». Вот и все. Теперь он будет спокоен. Но ночью его мать рыдала, я слышал.

Слеза покатилась по щеке Прохора.

– Тебе станет легче, – сказал Олег. – Ты развязал узел. А теперь пошли. Надо быть на месте когда придут новые беглецы.

– Да, конечно, – сказал Прохор и утер слезу. – Я поговорю с ними.

– Нет, не сегодня. Иди домой. Я займусь этим.

– Чего это? Со мной все хорошо. Мне не трудно.

– Как и мне, Прохор. Иди домой.

Прохор что-то еще хотел сказать, но Олег развернул его и подтолкнул в сторону деревни, а сам остался еще ненадолго у берега реки, размышляя о том, что раз он остался жив в лесу, то, быть может, и Бажен выжил в реке. Ведь возможно?

До самого вечера Олег просидел на заставном дворе, как его предложил назвать Теодор Кительсон. Вот сменился караул в придорожной землянке. Олег заметил у мужиков бутылку чего-то крепкого, но ничего не сказал: надвигались холодные ночи, и хоть друг-ученый  объяснил Олегу, что хмельные напитки нисколько тело не греют, но Олег все также считал, что душу они согреть способны. Только он собрался закрыть ворота, как во двор въехал всадник.

– Это ли Лысовка, уважаемый? – поинтересовался мужик, одетый не по-крестьянски.

– Она самая, – ответил Олег, быстрым взглядом оценив неизвестного.

«Будто из княжьих», – подумал Олег.

– Вот и славно! – обрадовался неизвестный и спрыгнул с коня. – Я к вам, на поселение.

– Вы на крестьянина не похожи.

– И слава богам, – засмеялся мужик.

– Так зачем вы к нам?

– Какой у вас тут забор высокий, – дивился мужик, будто не замечая вопроса Олега. – От кого защиту держите, любезный?

– Зачем вы к нам? – переспросил Олег.

– Я предлагаю пройти вот в этот чудесный домик и поговорить в тепле, а то у меня уже губы не слушаются.

– Извольте, – сказал Олег и открыл перед неизвестным дверь. – Проходите.

– Вот и славно, – сказал мужик и скинул с головы капюшон.

Олег заметил покалеченный глаз. Веко, стянутое рубцом, скрывало бледно голубой шарик, напоминающий жемчужину. Он моргнул левым глазом, а правый остался полуоткрытым, словно был всегда начеку.

Мужик зашел в дом и взял открытую книгу, что лежала на столе.

– Что это у вас такое? – спросил он с самым дружелюбным лицом, какое может быть у одноглазого почти лысого мужчины.

– То, что нужно, – сказал Олег и забрал книгу.

– Ах, понимаю, – сказал мужик и сел на стул, за которым до того сидел Олег. – Да вы присядьте, – указал он Олегу на второй стул, отведенный для беглых крестьян.

– Вы заняли мой стул.

– Что простите?

– Этот стул, – указал Олег. – Вы должны сесть сюда.

– Да, конечно, – подскочил неизвестный и ловко прыгнул на указанный стул. – Простите, если нарушил привычный порядок вещей, ведь я здесь не за этим, а совсем за противоположным.

– Это как? – спросил Олег, когда оба уселись, как положено.

– Сначала, я представлюсь, – сказал мужик и откинулся на стуле так, будто это был не скупой крестьянский стул, а царское кресло. – А, знаете, это не столь важно.

– Как же так? Вы только что хотели представиться, а теперь передумали?

– Забавно, не правда ли? – засмеялся неизвестный. – На самом деле, я здесь совершенно тайно, а потому, мое истинное имя не должно оказаться среди крестьянских сплетен, чтобы потом всплыть где-нибудь на ярмарке в Радольске.

– Как мне вас величать, коли вы имени не говорите?

Неизвестный призадумался, уперев подбородок в кулак и, просидев так пару мгновений, сказал:

– Остроглаз! Это остроумное прозвище дали мне мои друзья, после небольшого приключения в северных лесах. С тех пор это, – указал он на правый глаз, – всегда со мной. Так и зовите. Остроглаз. И давай на «ты». К моему отцу надо обращаться на «вы», потому как старик не терпит никаких форм равенства, я же не из этих. Я из нового племени. Свободного, если угодно.

– Зачем ты здесь, Остроглаз?

– Мне нравится этот молодой человек, – вновь засмеялся Остроглаз. – Сразу к делу, никаких лишних слов. Но как же мне к тебе обращаться?

– Олег.

– Олег, – повторил он. – Я запомнил. Я скажу тебе, Олег, зачем я прибыл в ваши края. В такую, должен заметить, даль. Ты же отметишь это в своей книге?

– Только если решу тебя впустить.

– А ты можешь не пустить меня, Олег?

– Могу.

– У вас тут как в крепости, да, Олег? Высокий забор, дозорные на дороге, злобный страж у входа. Что же вы там охраняете?

– Слишком много вопросов и все они подталкивают меня, к тому, чтобы проводить тебя.

– Куда?

– Прочь отсюда.

– Грубо, но по делу.

– Последний раз спрашиваю, зачем ты здесь?

– Верно! Хватит играть в игры! Карты на стол! Мне, от моего батюшки, долгих лет ему здравия, досталось одно село, которое имеет большие надежды стать однажды городищем, и ведь был повод так думать. Прежний наместник до того ладный был мужик, что деревню в село поднял, а там и до городища недолго было, да вот умер. Отец мой, не будем называть имен и титулов, сказал, чтобы я дело до конца довел: превратил село в городище, а из меня управленец еще тот. С бабами всеми своими управиться не могу, чтобы они друг о друге не знали, все равно прознают, зараза. Но отец сказал, а отца надо уважать. У тебя есть отец, Олег?

Олег молча смотрел на Остроглаза.

– Уверен, ты в него такой молчун, – сказал Остроглаз. – Значит, я написал письма друзьям из помещиков, да они ничего дельного не сказали. Тогда поехал я к отцовским наместникам и вот тут то мне, и рассказали о чудо-деревне, Лысовке. Кто сказал, я опять-таки говорить не буду. Сказали мне, чтобы ехал я на юг, за Радольск, да держал путь на гору высокую, и вот я здесь. Как оказалось, не обманули, есть такая. И вот я здесь. Хочу с вашим наместником увидеться, да мудрости набраться. Только бы побыстрее эту самую мудрость получить, а то отец ждет меня поскорее обратно. Вот, пожалуй, и все.

– А что тебе говорили о Лысовке?

– Много разного, но все хорошее. Крестьянам тут живется хорошо. «Хорошо работаешь – хорошо живешь», – сказал мне кто-то о ваших порядках. Хочу такие же порядки у себя навести, тогда точно городищем станем. Князь доволен будет. Ярмарки будем собирать большие. Купцы понаедут. Дороги сделаем. Заживем.

Олег открыл книгу, и поднял ее так, чтобы Остроглаз не увидел написанного.

– Прости. Негде нам поселить такую большую особу, тем более тайно. Прощай, – сказал он и поднялся с места.

– Да мне любой сарай подойдет.

– Даже сарая нет.

На крыльце со стороны деревни раздались тяжелые шаги.

– Олег. Ты здесь? Чего не идешь? Все собрались уже, – прокричал кто-то снаружи.

Дверь открылась, и на пороге показался Бокучар, изрядно похудевший, но все еще большой и крепкий. Аккуратно подстриженная каштановая борода его больше не подметала круглый живот, подпиравший грудь, а еле прикрывала шею.

– Кто это тут с тобой?

– Да вот, некий Остроглаз. С непонятными просьбами, я собирался его отправить обратно.

– Почему же с непонятными просьбами? – запротестовал Остроглаз. – Все ведь ясно, как летнее небо над степью. Я здесь имею лишь одно намерение – научиться тому, как обустроить быт крестьян, подобно вашему.

Бокучар сложил руки на груди. Этот жест остался вместе с крохами души настоящего Бокучара, и появлялся он лишь тогда, когда наместник чего-то не мог уложить в косматой голове.

– Но вот вы мое имя знаете, а как же ваше имя?

Олег хотел вмешаться, но не успел.

– Бокучар.

– Тот самый? Неужели? Ну, наконец, я достиг цели. Наслышан я о ваших подвигах, в качестве главы деревни. Просто сказки какие-то рассказывают. Прошу, позвольте мне остаться, чтобы я мог набраться от вас знаний.

Олег подошел к Бокучару, но наместник приветливо подался вперед.

– Конечно! Будете моим гостем.

– Бокучар, не стоит нам…

– Олег, он хочет нести наши порядки за пределы Лысовки. Разве это не то, что нам нужно? Мы ведь об этом говорили. Как же будет хорошо, когда все деревни переймут наши порядки! Прошу вас, – Бокучар отворил дверь в деревню, – Проходите, – указал он раскрытой ладонью. – Коня я прикажу отвести в конюшню, о нем позаботятся, не волнуйтесь. Мы хотели обсудить кое-какие важные вопросы и если вам интересно, можете поприсутствовать.

– С удовольствием, – сказал Остроглаз, и пошел бок о бок с наместником. Олег пошел следом.

– Это, что у вас тут, яблоня? Среди зимы? Да еще и цветет, помилуйте, как? – закричал от удивления Остроглаз, когда увидел спелые красные яблоки на дереве в первом же дворе. – Чудеса и правда. Вы, должно быть, чародей?

– Ну, что вы, конечно нет, – ответил Бокучар улыбаясь. – Толика знаний вкупе с умениями – вот, что творит настоящие чудеса.

Эту фразу он заучил по наставлению Теодора Кительсона.

– А это груша там? Клянусь богами, я должен выпытать у вас секрет, который вы скрываете за «знаниями и умениями», – сказал Остроглаз и засмеялся.

Бокучар тоже засмеялся, а Олег вновь подумал о том, что стоило выпроводить гостя еще до прихода наместника.

– А какие дома-то у вас здесь. Избы просто загляденье. А сколько их здесь, и сосчитать трудно. Честно скажу, далеко не такое я ожидал увидеть.

– Да, много тут люда живет, – сказал Бокучар.

– А вы похрамываете, заметил, будто ноги деревянные. У вас тут знахарей нет что ли? Кости полечить ваши надо.

– Уже не вылечить мой недуг. Старость, понимаете.

– Ах, да. Но старость влечет за собой и опыт, который мне не терпится у вас перенять. А куда мы, кстати, идем?

– В усадьбу, там нынче дворовые соберутся.

– Как дворовые? Все дворовые? Как же они все влезут то в усадьбу?

– Не все, конечно. Дворов, и правда, много, так мы их по пять штук и объединили, и обозвали пятидворье. В каждом пятидворье есть свой голова, стало быть, пятидворник, вот они и будут.

– Удивительно.

Так за разговорами о порядках, которые навел Бокучар, они дошли до усадьбы, где толпа мужиков, молодых и старых, стояла у крыльца, тихо беседуя.

– Заходим, – скомандовал Бокучар.

Пятидворники сбили снег с сапог об крыльцо, после чего двинулись в пустую залу.

Когда зала заполнилась, Бокучар сказал Остроглазу встать чуть позади и внимательно смотреть и слушать «как тут у нас дела делаются». Гость отошел назад. Но смотрел он не за тем, как решаются житейские проблемы деревни, он смотрел  за тем, как общаются между собой и с наместником крестьяне. Они свободно толковали, размахивая руками, а иногда даже подшучивали друг над другом, после чего снова принимали самый серьезный вид. Ни на одном лице он не увидел страха. Только одно лицо показывало недоверие, это было лицо Олега, он стоял в противоположном конце, опершись плечом на дверь. Остальные вообще не замечали Остроглаза. Слишком важно им было решить, кто должен стать приказчиком на будущий месяц.

«Не такой мне рисовал деревню, Мокроус, – подумал он, – Может Леший одурманил их чем?».

Остроглаз принял самый рассеянный вид и заходил за спиной Бокучара, разглядывая деревянную стену с различными картинами, среди которых он узнал и фигуру Бокучара. Он осторожно провел кончиками пальцев по дереву, якобы изучая рисунок, а сам вонзил в углубление в стене крохотную булавку со стеклянной головкой.

Булавка эта, как и все чем пользовался Остроглаз в своем ремесле, была не простая, но знали об этом только двое – сам Остроглаз и мастер, который ее сотворил, чье имя охотник за нелюдями хранил в тайне. Первым делом Остроглаз полагался на свой ум, а уже потом на все остальное, но иногда, в особенных случаях, к коим он отнес случай с лешим в теле человека, он прибегал к помощи этой маленькой, практически незаметной вещицы. Булавка, как и положено, имела острый конец и головку, но головку особенную. Выполнена она была из крепкого хрустального стекла, которое в Тридевятом Царстве ценилось дороже золота и пары десятком людских жизней, но не это делало ее незаменимой. Мастер поместил внутрь хрусталя каплю взятую из Огненной Реки, также известной как Река Смрадная, что протекает где-то среди бесконечных ледяных ущелий севера, куда людям уже несколько веков как ход закрыт. Откуда у мастера взялась капля Остроглаз знать не хотел. Благодаря этой крупице великой, и практически былинной, реки охотник мог видеть невидимое. Капля живо реагировала на присутствие сильного духа переменой цвета. Среди людей она оставалась прозрачной, тогда как около духов обретала смолянистый черный цвет. Но на это требовалось некоторое время.

– Остроглаз, вам не интересно? – спросил Бокучар.

– Что вы. Я лишь на миг отвлекся на эти чудесные рисунки.

– У нас осталась еще одна проблема, которую надо бы решить побыстрее.

Пятидворники снова зашумели, как шумит море в шторм, среди которого Бокучар выглядел могучей скалой, стойко принимающей валы. Остроглаз дослушал споры относительно высоты заборов, после чего пятидворники разошлись по домам, а Бокучар предложил Остроглазу остаться в одной из комнат на ночь, а уже утром по-настоящему поговорить. Остроглаз предложение принял, и отправился в выделенную комнату, а Бокучар похромал на второй этаж.

– Он мне не понравился, – сказал Олег, ожидавший наместника в его комнате.

– А, Олег. Я думал ты ушел.

– Он носит маску. Вся эта его любезность и жизнерадостность ему не к лицу. В нем чувствуется воинская сила, а не эта изнеженная трепетная душа ветреного дворянина.

– Я ничего такого не заметил.

– Ты доверчив как ребенок. Тебе дай волю, так ты весь мир приютишь на дворе. Люди не звери, пойми. Они намного хуже. Намного опасней.

– Напугать меня хочешь, Олег?

– Предостеречь. Выгони его – так будет лучше. Он мне не нравится. Если бы Тео был здесь, он бы сказал также.

– Я хочу его оставить до завтра. Хочу показать, как мы живем, чтобы он, показал это кому-нибудь еще.

– И что тогда?

– Люди поймут.

– Боги! – воскликнул Олег. – Ничего они не поймут! Пока у нас во главе сидит царь, ничего не изменится!

– В книге Тео все четко прописано.

– Это всего лишь книга. На бумаге все выглядит проще, чем на самом деле.

– Но ведь у нас получилось.

– Мы исключение. Беглый крестьянский сын, иноземец и Леший – хороша компания! Троица бравых молодцев, которая решила поменять вековой устой. Нас точно нельзя брать в пример.

– Ты же был рад облегчить жизнь крестьян, Олег. Что же теперь случилось?

– Я хотел сделать это тихо, а не на все царство! Сколько крестьян к нам сбежало? Все ближайшие деревни знают, что здесь их примут и потому бегут, даже под страхом смерти.

– Пока мы за них платим – все хорошо. А золота у нас хватает.

– Добро надо творить тихо, а не напоказ, иначе боком выйдет.

– Ну, все, Олег. Я наслушался, иди спать.

– Я пригляжу за нашим гостем. Кстати, – Олег остановился у самой двери, – ты уже виделся с Куприяном? Семья, что недавно пешком пришла, его дети прибыли с двумя братьями?

– Ах, да. Видел.

– С ним что-то не так.

– Определенно, он не так прост, как кажется. Но пока он сам не скажет, не будем говорить за него.

– Хорошо. До завтра, наместник.

– До завтра, Олег, – улыбнулся Бокучар совсем по-человечески и закрыл дверь.

Он скинул на сундук одежду и встал перед зеркалом. Ноги его заросли дубовой корой. Точно такая же кора разрослась на спине и подползала к шее. Отдельные островки появились не так давно на плечах и локтях, отчего шевелить руками становились все тяжелее. Бокучар собрал всю силу и поднял поочередно обе ноги так, что кора на коленях захрустела и разошлась, обнажив кровоточащие раны. С каждым днем он все больше походил на дерево. Он прикинул, что через считанные дни не сможет даже повернуть головы. Теодор Кительсон пытался придумать лекарство для друга, пользуясь тем, что Леший может даже в суровую зиму вырастить любое целебное растение, однако кроме дурманящего настоя, что на время уменьшал боль, ничего не помогало. Братья лешие тоже не помогли. Но в ту ночь он не волновался о себе. Он получил сразу два письма, оба с печальными вестями. Первое от князя, в котором говорилось о военном сборе, а второе от наместников, что объявили о намерении выдвинуться к деревне, дабы вернуть крестьян, готовые, в случае надобности применить не только уговори, но мечи. О первом он решил сказать Олегу и Теодору Киетльсону, который все чаще пропадал в лесном убежище, где занимался обучением Златовласки, а второе сохранил втайне, потому, как намеревался решить крестьянский вопрос своими силами. На это ему дали три дня.

***

На следующее утро Олег встал затемно, потому как затемно вставал и Леший. Он приготовил настойку из дурман-травы и отправился в усадьбу. Избу Олега отстроили на том же месте, где стоял дом Сизого, подле дома наместника. Свежий снег охотно проминался под ногами, и нежно, почти, что убаюкивающее хрустел. Олег зашел во двор усадьбы и оглядел окна. На втором этаже, в спальне Бокучара света еще не было, однако одинокая свеча горела на первом этаже.

«Уже, не спишь, мой друг», – подумал Олег и отворил ключом дверь.

Олег прошел в большую залу, и к своему удивлению обнаружил там не Бокучара, а прибывшего вчера гостя, который что-то разглядывал среди резьбы на стене.

– Не спиться? – спросил Олег.

Остроглаз медленно выпрямился, и повернулся, заложив одну руку за спину, а вторую, в которой была свеча, вытянул вперед и прищурил левый глаз. В огне единственной свечи его покалеченный глаз, зловеще сверкал синевой.

– Ах, Олег. Да, ты знаешь, на новом месте меня вечно мучают кошмары. Тем более, когда я сплю один.

– И ты решил посмотреть на резную стену?

– Уж очень она красивая, особенно при таком слабом освещении, как сейчас. Все эти тени, переходы, изгибы, засечки. Красота, – заключил Остроглаз.

– Кажется мне, что ты меня за нос водишь, – сказал Олег и сделал несколько шагов в сторону Остроглаза, но остановился когда, тот закричал.

– Ах, чтоб тебя!

Позади Остроглаза нечто маленькое упало на пол, успев подмигнуть бликом от тусклой свечи.

– Что это у тебя?

– Ничего, – ответил Остроглаз и задул свечу, погрузив залу во мрак.

– Ты чего затеял, плут?

– Олег! – донесся сзади голос Бокучара. – Это ты?

– Я, тут, внизу. И здесь что-то неладное творится, – ответил Олег, пятясь назад, чтобы занять единственный выход из залы и не дать Остроглаз выскользнуть.

– Оставь, ты мне нужен здесь.

– Но…

Олег коснулся дверного проема и повалился на пол. Остроглаз сбил его с ног и скрылся в гостевой комнате.

– Собака, – выругался Олег и зашагал за ним следом, но Бокучар позвал опять.

– Олег, да иди же ты сюда! После решишь свои проблемы!

– Иду, – ответил Олег и бросил пару-тройку неприятных слов в сторону комнаты гостя.

– Совсем худо? – спросил он друга, когда вошел в комнату.

– Всю ночь ворочался и не мог уснуть. То шея закаменеет, то спина, а как сгибать начнешь, так соки вытекают. Ты принес?

– Да.

Олег достал стеклянную бутыль с мутным землистым содержимым, и вылил на приготовленный платок несколько капель зловонной жидкости.

– Вот, держи.

– Знаешь, – сказал Леший после того как вдохнул полной грудью едкий аромат, – запах теперь кажется сладким. Сначала все так же противно, но потом, очень даже ничего. Может еще накапаешь?

– Нет. Тео сказал, что так ты привыкнешь, и потом тебе дурман-трава помогать не будет. Тогда у нас совсем ничего не останется.

– Может мне лучше выпить это?

– Эффект будет сильнее, но и привыкнешь ты быстрее.

– А Тео не вернулся?

– Нет, все еще в убежище.

– Ты столкнулся с нашим гостем внизу? Я слышал шум.

– Да. Он стоял в большой зале, у резной стены. Мне показалось, что он что-то из нее достал. Потом это что-то упало на пол. Какой-то черный стеклянный шарик. Когда я подошел, он погасил свечу и выбежал из комнаты.

– Уверен, что все не так таинственно, как кажется.

– Я прослежу за ним. А теперь ложись, я перевяжу раны, где шкатулка с мазью?

***

Остроглаз закрыл дверь и вновь обронил драгоценную булавку. Он и раньше замечал, что головка нагревалась при длительном нахождении подле духа, но чтобы настолько – никогда. Даже половица под ней почернела. Цвет же головка прибрела за ночь насыщенный сине-черный. В тот миг она напоминала ягоду черники, покрытую ледяной коркой. А это значило, что дух, обитающий в деревне, был действительно силен, и вполне мог быть лешим. Все эти цветущие деревья зимой, лишь подтверждали наличие лесного хозяина здесь, однако то, что булавка нагрелась при приближении Олега, натолкнуло Остроглаза на мысль, что советник указал не на того. Вчера, во время встречи с пятидворниками булавка была холодная, хотя он и стоял прямо за спиной Бокучара. А сегодня она накалилась в один миг, только Олег сделал несколько шагов.

– Надо проследить за ним, – сказал Остроглаз и достал из дорожной сумки пару клинков.