Текст книги "Злобный леший, выйди вон! (СИ)"
Автор книги: Илья Аведин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)
– Вы перестанете прикидываться богом-освободителем и больше никогда не сотворите подобного зла.
– Зла? Как же вы слепы, дорогой Увар. Я бы мог открыть вам глаза на многое, да вижу, что перед ними пелена недоверия. Но, так как вы сумели прийти сюда, победили Бурестана, я все-таки предложу вам остаться со мной. Вижу, что у вас большое будущее.
– Ни за что.
– Я должен был попробовать. Каким же вы видите исход нашей беседы? – спросил Верес, и улыбнулся.
– Все ваши труды сгорят, как сейчас горит большой дом…
– Да, это очень жаль, придется соорудить новый, – перебил его Верес.
– Не придется.
– Помилуйте, вы здесь один. У вас перебита рука. Из оружия только самострел, который вы не успеете перезарядить и меч. У меня же здесь десяток мечников, и еще десяток снаружи, и все полностью мне подвластны. И что вы сделаете?
Олег вскинул самострел, превозмогая жгучую боль в плече, и выстрелил в Вереса. Олег не смог все это сделать быстро, поэтому советник легко ушел от снаряда, который с треском вонзился в бочку позади.
– Теперь у вас только меч, – сказал Верес.
Мечники по немой команде вытащили оружие и зашагали к Олегу. Юноша попятился назад к дубовой двери.
– Увы, я не могу вас отпустить. Теперь не могу, – сказал советник.
В следующий миг до его уха донеслось тихое шипение, он обернулся, и улыбка сошла с его лица. Бочка, в которую угодил воспламеняющийся снаряд, разорвалась с такой силой, что один из стальных обручей, которыми она скреплялась, оторвался и острым концом вонзился в лоб Вересу, повыше левого глаза.
Что случилось дальше, Олег не увидел, потому что все кругом заняли огонь, щепки, стальные прутья и осколки стекла. Мечники кинулись в огонь. Они поднимали тело хозяина, пытаясь вынести из огня, но падали сокрушенные новыми взрывами бочек. Олег выбежал наружу. Спину ему обдал жар вылетевший следом. Не успел он отдышаться, как из сада выбежала дюжина мечников. Олег приготовился к обороне, но они пробежали мимо и скрылись в подземном ходе. Загремело снова. Языки пламени добрались до крыльца. Олег забежал внутрь усадьбы с криком:
– Пожар!
Из ближайшей комнаты показалась прислуга: напуганная женщина с седыми волосами и тощий старик.
– Как? Горим? – спросила женщина.
– Бегом на улицу! Хватайте вещи и на улицу!
– Ох, куда бежать, что брать? – закудахтала она, словно курица.
– Портки бери, и пошли, – сказал старик.
Олег поднялся на второй этаж и столкнулся там с рыжим мальчишкой, который держал за руку сонного наместника.
– Есть еще кто в доме?
Мальчик помотал головой.
– Тогда выходите.
Мальчик кивнул в ответ и потащил наместника вниз, словно капризного младшего брата переростка. Олег пробежал по второму этажу, чтобы убедиться, что людей больше нет, и вернулся на первый этаж. Пол местами покрылся пестрыми огненными язвами.
«Сейчас обвалится», – подумал Олег и выбежал из дома. Только он спрыгнул с крыльца, послышался треск и пол обвалился. Двухэтажная усадьба, превратилось в покосившееся чудище с огненными глазами.
– Пошли, старая, – сказал старик.
– Куда же мы пойдем теперь?
Что он ей ответил, Олег не расслышал, и парочка поковыляла по дороге прочь от усадьбы, неся спасенную от пожара одежду. Рыжий мальчик стоял подле наместника, который сидел на холодной земле и негодовал, почему его так рано разбудили, и почему никто не принесет ему вареного яйца и «куда это отправились старики?».
– Ты знаешь, где моя лошадь? – спросил Олег мальчика.
Он кивнул головой и помахал Олегу, чтобы тот следовал за ним.
Конюшня была неподалеку. Лошади внутри обеспокоено ржали. Мальчик исчез за дверью конюшни.
Олег заметил неподалеку небольшой каменный колодец, огороженный плетнем. Самый обыкновенный колодец, привлек внимание тем, что изнутри сиял. Олег перелез через плетень и заглянул вниз. Вода на дне горела.
«Вот, как он лечил крестьян. Верес сумел добраться до подземного источника», – подумал Олег.
Донеслось знакомое ржание. Олег попросил мальчишку, чтобы тот привел еще лошадь того господина, что приехал два дня назад и прихватил упряжку для телеги. Миг спустя мальчик вывел бурую лошадь Теодора Кительсона и закинул ей на седло упряжку. Олег спросил рыжего мальчишку, умеет ли тот ездить верхом, мальчик утвердительно кивнул.
– Тогда полезай, – указал Олег на коня Теодора Кительсона.
Олег поскакал к большому дому, подле которого оставил друга, мальчик поехал следом. Из домов выходили люди и с опаской смотрели на всадника, который скакал от горящей усадьбы, а когда замечали, скачущего за ним мальчишку-служку опасение сменяло недоумение.
Когда Олег проскакал мимо покосившихся и утопающих в земле изб «темной» части, ни одна живая душа не показалась. А именно там горели колодцы.
Тем временем большой дом уже не был таким уж большим, и дом напоминал лишь отдаленно. Теодор Кительсон сидел в телеге. Ученый обернулся, когда услышал топот, и с приветливой улыбкой встретил Олега, власть над телом постепенно вернулась к нему и улыбка была самой настоящей.
– Как же я рад. Я видел, как к дому бежал целый отряд. Я опасался худшего.
– Они меня даже не тронули.
– Неужели?
– Они бежали спасать Вереса. Правда, слишком поздно. Не думаю, что от него теперь хоть что-то осталось.
– Это хорошо. Но, скажи Олег, не попались ли тебе где-нибудь в доме его письма или записи, я говорю о Вересе.
– Нет, как только я убедился, что люди покинули дом, я и сам его покинул. Через мгновение пол провалился.
– Очень жаль. Но что показывает тот юноша?
Олег обернулся на рыжего мальчишку и тот действительно, мычал и размахивал руками: он то куда-то указывал, то складывал руки вместе показывая что-то похожее не птицу или на бабочку.
– Что он нам хочет сказать?
– Не знаю. Награды требует? – предположил Олег.
– А что-за летучее создание он нам показывает.
– Хочет быть свободным как птица, – решил Олег и сказал мальчишке. – Спасибо тебе за твою помощь мальчик, – Олег достал из кармана золотую монету.
– Какая щедрость, друг мой, – сказал Теодор Кительсон.
– Чего машешь? Бери, пока дают. Неужели ты настолько богат, что пренебрегаешь благодарностью?
– Быть может, он настолько широк душой, что помогает людям исключительно, потому что такова его природа. Или же он, таким образом, искупает то зло, что невольно чинил, прислуживая Вересу.
Мальчишка замотал головой, затем скинул упряжку для телеги, развернул лошадь и помчался прочь.
– Стой! Куда? – крикнул ему в след Олег и уже хотел броситься в погоню, но ученый остановил его.
– Не надо, одной лошади нам хватит.
– Но где же мы потом найдем вторую, когда ты снова сможешь сидеть в седле?
– Где-нибудь да найдем. Не переживай, – сказал Теодор Кительсон, а сам подумал, что быть может больше никогда не сядет верхом.
Олег поглядел на удаляющегося мальчишку и махнул рукой.
Пока он был занят новым для себя делом, Теодор Кительсон прислонился головой к боковине и уснул. Он часто проваливался в беспокойный, поверхностный сон и тут же просыпался. Ученый боялся очнуться в корыте, под дырявой крышей. Короткие сны заполняли причудливые и жуткие образы, окутанные звонким ароматом плесени.
– Тео, – позвал Олег, но тот не ответил.
Олег заглянул внутрь и сердце его снова сжалось. На полу телеги лежал тощий, серый человечек, поджавший руки и ноги, словно младенец. Он был даже не в силах поправить сползший кафтан, и так и лежал полуприкрытый, выставив торчащие ребра. Олег укрыл ученого, и в душе попросил богов, в которых не верит Теодор Кительсон, чтобы они послали ему побольше сил.
Олег вернулся к лошади и проверил упряжь. Все готово. Он запрыгнул на козлы и скомандовал лошади. Та, мотнув головой, несколько поупрямилась, прежде чем сдвинуться с места, и не спеша тронулась. Когда телега подъезжала к окраине деревни, Тео проснулся и окрикнул Олега:
– Смотри, юноша едет.
К ним во всю опору скакал тот самый рыжий мальчишка
– Чудной какой-то. Чего ты мечешься туда-сюда? – крикнул Олег.
Мальчик достал из-за пазухи что-то большое и черное. Олег с Теодором Кительсоном не сразу признали в этом черном пятне ворона.
– Это птица? – спросил Олег.
– Это птица Вереса, – добавил Теодор Кительсон.
Мальчик кивнул.
– Он просто чудо. Решено, я отдаю ему своего коня! – сказал он, несмотря на протесты Олега. – Юноша, этот резвый скакун теперь твой. Пользуйся им на свое усмотрение. В самый тяжелый год его можно выгодно продать. Воистину чудесный конь для чудесного юноши! Давай же сюда птицу. Какой прекрасный ворон, – сказал Тео, когда он оказался в руках Олега. – Давай его ко мне, пусть барахтается тут, мне будет не так одиноко.
Рыжий мальчишка поклонился обоим.
– Прощай, – сказал Теодор Кительсон, – и больше не прислуживай ядовитым гадам, подобным Вересу.
Олег лишь еле заметно наклонил голову, но все-таки протянул мальчишке монету.
***
Рассвет Олег и Теодор Кительсон встретили в поле, где Олег прошлым вечером встретил крестьян, укутанных с ног до головы и того мужика, что проводил его до деревни.
– Что такое?
– Когда я ехал сюда, то в поле работали крестьяне. Они еще одеты были как-то необычно.
– Это как?
– А так, что даже глаз не было видать. Укутаны так, словно зимний мороз жжет им кожу, да только мороз еще за Лысой Горой. Вот и ищу их, потому как думаю я…
– Что они отравлены Вересом, – закончил за него Тео.
– Именно. Да только где они теперь?
– Я бы хотел верить, что так и упали в поле замертво, когда Верес сгорел.
– Погоди, – сказал Олег и остановил лошадь. – Я схожу, посмотрю.
Олег пошел в поле. Пару раз он наклонился к земле, старательно вглядываясь во что-то. Один раз он достал меч, но то был лесной зверь, который тут же покинул поле, и, сверкнув рыжим хвостом, скрылся в кустарнике. Олег вернулся с озадаченным видом.
– Ну что?
– Ничего. Следы работ есть. Но никого нет. Ушли.
– Может они пошли следом за мечниками под усадьбу да там и сгорели.
– Было бы хорошо, да толпу обмотанных крестьян я бы заметил.
– Одно хорошо – без Вереса они как марионетки без кукловода, так что беды от них не будет никакой.
– А что если не Верес кукловод над ними?
– А кто же?
– Когда я подъезжал сюда, меня встретил мужик. Он был здоров и в своем уме, он меня и проводил к усадьбе.
– Думаешь, что он ими управлял?
– Надеюсь, что нет. Однако его я тоже не видел…
Телега тронулась дальше, оставив стройные желтые колосья, ласкаемые ветром позади. Дорога до самой корчмы Глухой Лис была скучной и однообразной, лишь один раз на пути им встретился скелет коровы, возле которого весело скакали вороны, к которым порывался присоединиться и ворон Вереса. Еще в придорожных кустах Олег заметил крупного зайца. Он поднял тушку. Всё брюхо животного покрылось крупными, словно наполненными ртутью шариками, – это были раздутые от крови клещи. Олег с сожалением выбросил зайца подальше от дороги.
К полудню они добрались до Глухого Лиса. На этот раз там сидело несколько старцев-паломников. Они с абсолютным безразличием на лицах и скукой в глазах ели едва теплые щи. Хозяин, завидев Олега, отошел к стенке и принял самый смиренный вид. В этот раз он все расслышал с первого раза и заполнил флягу свежей водой, даже не попросив за это денег, что было на руку Олега, ведь у него всего и был один златец, который он отдал рыжему мальчику. Он напился сам и дал немного выпить Теодору Кительсону, а тот в свою очередь попросил Олега напоить ворона. Как только тому развязали клюв, он принялся истошно ругаться и кричать о том, как плохо с ним обращаются, и что людям следует сделать с этой веревкой, однако птичьего языка, к несчастью для ворона, никто не знал. Птица недолго ругалась потому как ей мигом завязали клюв, после того как насильно налили в него воды.
Знакомые зеленые сосны, что стройно вытянулись у горизонта, показались ближе к сумеркам. Олег свернул с дороги и тихим ходом направился к лесу.
– Знакомый запах. При том, что вокруг меня до сих пор витает отрава, я уже чувствую приятное щекотание хвои.
– Мы дома, Тео, – сказал Олег, и деревья приветственно расступились перед ними и поглотили телегу, словно большое зеленое чудовище.
Часть II – Глава 16
В просторной и светлой зале, за большим дубовым столом, сидела толпа мужей разного возраста, но одного титула. Все великие князья. Стены щурили глаза от блеска их одежд, расписанных золотом и серебром на совершенно разные и непохожие мотивы. Многие из них уже прожили лучшую, самую молодую, половину жизни, однако бороды их еще не украсила седина. Были и князья, что уже чувствовали перед собой холодное дыхание неизвестного, от которого инеем покрывались цветастые плащи. За столом было и несколько совсем «зеленых князьков», как их прозвали старшие. Это сидение собралось в преддверье Новолетия, что было обычным делом. Который год подряд князья собирались, чтобы выбрать царя, и который год они оставляли родные земли во мгле бесцарствия. «Тридевятое царство без царя», самый известный парадокс тех времен среди тех, кто знал слово «парадокс». Но в этот раз причиной, для сбора, послужило письмо от Филимона Мудреного. Каждый князь получил сообщение следующего содержания:
«Великий Князь …
Я, Филимон Мудреный из славного града Окольного, доселе никогда не пользовавшийся правом созыва, прибегаю к оному. О причинах такого решения вы узнаете при первой же нашей встрече в Калиновых Садах».
Великие князья гадали, было ли это очередным обострением недуга Филимона, или же наоборот, он, в кой-то веке, вернулся в мир людей из мира юродивых. Приверженцев первой теории было намного больше. Надежда на его выздоровление была только у «зеленых», и то лишь потому, что они его почти не знали.
Дверь в залу отварилась, и в нее вошел Филимон в сопровождении верного шута, который сам себя именовал Раб Ион. Шут весело кружился позади князя. Он то и дело, приподнимал концы плаща, и наполнял размалеванное лицо подлинным величием, а затем снова бросал их и весело хлопал в ладоши. Великие князья оживились, и стали перешептываться, показывая на шута. Самый крупный князь, которого прозвали за его природную мощь Медведем, поднялся с места.
– Филимон! Здесь не должно быть никого кроме князей!
Виновник переполоха виновато оглянулся, но тут же взял себя в руки.
– Неужели, ты полагаешь, что это несчастное существо может нам помешать? Сядь в углу, Ион, – сказал он шуту и тот словно дворняга, побежал в указанный угол и плюхнулся со всей силы на пол, что вызвало смех «зеленых».
– Филимон!
– Прекрати, Медведь, – сказал князь Окольного так резко, что сам Медведь немного опешил, не говоря уже об остальных. – Он останется здесь!
– Но если он что-нибудь…
– Ты тут же можешь размозжить его голову кулаком, – перебил его Филимон, – как ты уже однажды сделал. Впрочем, опустим.
Удивлению присутствующих не было предела. Что вдруг такое случилось с Филимоном? На каждом подобном сидении, он либо отсутствовал, либо выглядел, как скучающий ребенок подле взрослых. А теперь, ребенок подрос и начал огрызаться, да еще и так, как никто не ожидал.
Обозленный Медведь сел на стул, который затрещал под ним, словно на него обрушилась сама Мать – Сыра Земля. Возможно, в этом была часть правды, ведь ходили слухи о том, что такая в нем мощь оттого, что он далекая родня легендарного Микулы.
Филимон подошел к единственному свободному стулу, облокотился на спинку и сказал:
– Вот уже несколько лет мы держим Тридевятое Царство, без царя. Каждый из нас, кроме почтенного старика Милослава, который, похоже, даже не слышит меня, и скромника Салтана пытается устроить себя на это злачное место, – он сделал многозначительную паузу, за которую оглядел всех великих князей, после чего продолжил: – Но сейчас, я хочу говорить не о том.
Филимон Мудреный, который с самого начала поразил всех присутствующих взявшимся ниоткуда рассудком, подошел к висевшей на стене карте и одним движением смахнул с нее пыль, что снова вызвало бурю недоумений, ведь к этой карте не обращались уже несколько десятилетий. Сидевшие неподалеку «зеленые» от души прокашлялись.
– Сегодня, я обращу ваши алчные взоры, достопочтенные мой братья, не сюда, – сказал он и ткнул пальцем в позолоченный рисунок Царьграда, – ибо глаз устал смотреть в одну точку. Давайте обратим взоры вот куда, – и он провел пальцем по карте, оставляя за ним дорожку из пыли, и остановил его около села Дивного.
– Что там? – спросил один из князей, который не мог ничего разглядеть из-за головы Медведя.
– Это, всеми нами любимый князь Милован, село Дивное. Хочу попросить вас припомнить, кому оно принадлежит?
Четыре князя, чьи владения находились неподалеку от упомянутого села, нахмурились, пытаясь припомнить, принадлежит ли оно им, но Филимон облегчил их думы и сказал:
– Отбросьте ваши прекрасные мысли. Конечно, такие занятые люди не могут упомнить всех своих деревень и сел. Куда вам, правда? Чеслав, – обратился он к самому нарядному князю, – скажи, как твой отец нынче поживает?
Чеслав, любил, когда речь шла о нем, и всегда ощущал какие-то непонятные боли в животе, когда речь заходила об отце – так случилось и в этот раз.
– Отец здравствует настолько, насколько может в свои годы. К чему этот вопрос?
– А вот к чему. Помните ли, когда казна до того исхудала от бесконечных пиров и празднеств, нашему прежнему царю пришлось извиваться, словно ужу? Какие только тогда оброки не вводились. Сколько новых десятин, четвертин, половин он собрал с бедных и несчастных князей, наместников, купцов, житерей и прочих. Не было прохода от царских опричников, что неустанно рыскали в поисках тех, с кого можно собрать побольше. Темное было время воистину.
– Хватит мудрить, Мудреный. Коли разум к тебе вернулся, говори по существу.
– Как угодно, – сказал Филимон и улыбнулся.
Он понял, что князь Некрас, не хотел услышать свое имя, среди тех, кто причастен к разграблению деревень под прикрытием царского знамени, а ведь именно за эти дела он и получил княжий титул, чем были недовольны князья по крови. Они молча, хоть и не без отвращения приняли Некраса в свои ряды, ведь пререкаться с царем было опасно не только для положения, но и для жизни.
– Я напомню вам, – продолжил Филимон, – об одном чудном деле. Когда награбленное золото стало подходить к концу, на помощь пришел некий купец, что по слухам, торговал где-то на южных границах Тридевятого Царства. Вижу по лицу Чеслава, он понял, о чем речь, правда?
– Правда.
– Так, может быть, продолжишь за меня?
– Не стоит, говори ты раз начал.
– Так и сделаю. Купец тот сделал нечто доселе невиданное. Он был настолько богат, что просто-напросто выкупил пять небольших деревень, которые были по-настоящему истощены голодом и болезнями со всеми прилежащими землями. Наш царь приказал, отцу Чеслава, в чьих землях и лежали эти деревни, продать их купцу, потому как сил их поднять из пепла не было ни у князя, ни у царя, а купец пусть себе тешится. Конечно, с этого дела царь получил половину.
– Три четверти, – поправил Чеслав.
– Даже так. Жаль только не успел ими воспользоваться, как следует. Ну да ладно, это вопрос другого сидения. А сейчас вот что. Тот купец, как бишь его… Соломон. Кто-нибудь знает, что сейчас с деревнями Соломона?
Почти все помотали головами, или что-то промычали в ответ, давая понять, что ничегошеньки не знают о нынешнем положении дел, только «зеленые» не отреагировали на вопрос. Они поглядывали на шута, который тихонько корчил им рожи, и показывал непристойные жесты.
– Чего и стоило ожидать. А случилось вот что, теперь ему принадлежат вовсе не пять деревень! Упомянутое мной Дивное, и еще две ближайшие деревни, а именно Боево и Большой Разъезд, всего лишь за год из пустынных деревень превратились в городища. Самые настоящие городища! А все свои владенья, он именует Пять Дубов, вы подумайте. Словно свое царство устроил посреди наших земель. Что же вы на меня смотрите своими чудесными глазками, будто я вам сказки рассказываю? Думаете, я блаженный какой-то? Несомненно, поводов я давал предостаточно, но не теперь. Вместо того, чтобы посылать вызнавщиков друг к другу, вы бы лучше послали их в те самые Пять Дубов. Да только не по зубам это вашим высмотрщикам будет. У Соломона уже и мечники есть, и стрелки, и конные разъезды по дорогам ходят, словно и правда у него свое государство, внутри нашего.
Князья зашумели после услышанного. Никто не подозревал о таких переменах на юге. Чеслав весь сгорал со стыда – на него то и дело оборачивались, ведь он первым делом должен был заметить такое, а вместо него о случившемся рассказал тот, в ком с самого детства не замечали стройности ума.
– Самое важное, – продолжил Филимон, – прежний царь совершенно освободил Соломона от каких-либо податей, что конечно было большой ошибкой. Теперь Соломон богатеет каждый миг, что я тут глаголю, ведь он ведет торговлю по своим старым путям через наши южные границы, а мы с вами, как истинные дети нашей земли, ничего не получаем. И все это из-за пороков и пристрастий прежнего царя, который в пьяном бреду продал землю, со всеми ее богатствами, без каких-либо оговорок. Именно к этому я бы хотел приковать ваш взгляд на нашем нынешнем сидении.
Князья призадумались. Кто-то чесал бороду. Кто-то блуждал взглядом по карте, пытаясь отыскать на ней свои владенья, боясь, чтобы часть его земли не пропала похожим образом. «Зеленые» незаметно корчили рожи шуту в ответ.
– Нам есть, что обсудить, а пока, – сказал Филимон и постучал в единственную дверь, что вела в зал, – отобедаем, друзья. Отбросим тяжелые мысли, пока не наполним наши животы. Медовуха поможет укрепить наши умы и придать им сил. Продолжим после. – Закончил он и сел, на свободный стул.
В залу забежали отроки и стряпчие, и усыпали стол самыми разными яствами. Князья поскорее увлеклись пищей, чтобы не чувствовать накопившегося смятения, и не увидели как Филимон Мудреный обернулся на шута, и тот с совершенно серьезным лицом одобрительно кивнул ему и слегка похлопал в ладоши.
Когда трапеза окончилась, и отроки вместе со стряпчими очистили стол, Филимон вновь подошел к карте.
– Пока мы ели, у меня возник вопрос, – сказал Чеслав, после того как вытер рот рукавом. – Скажи мне, дорогой князь, как Соломон может вести торговлю через южные границы, ведь все мы знаем, что там лежат дикие степи псоглавцев?
– Для меня это такая же загадка, как и для вас, братья. Мои вызнавщики доложили, что каждый месяц, из каждой его деревни и городища, идет небольшой, но хорошо охраняемый караван. Идет такой караван к южной границе и исчезает в диких степях. Возвращается он через неделю, а то и две, вновь груженный до самого верха и все такой же неприступный.
– Что он возит? – спросил Некрас.
– Мои люди не разузнали. К каравану не подойти ближе, чем на выстрел из лука, а стрелки Соломона стреляют далеко. Первый вызнавщик узнал это на собственном опыте, до сих пор хромает при моем дворе – стрела разорвала ему коленные жилы.
Князья невольно поморщились. «Зеленые» потерли колени. Медведь прикусил губу. Причиной тому было то, что он склонил большинство князей на свою сторону, и собирался на следующем же сидении закончить всю волокиту и стать новым царем, как внезапно прозревший Филимон, нарушил его планы. Наконец, он не выдержал.
– Откуда мы можем знать, что твои слова правда?
На лице Филимона возникло такое выражение лица, словно он давно ждал подобного вопроса, только не мог угадать, откуда он прилетит.
– Я, с твоего позволения, немного изменю вопрос. Веришь ли ты моим словам? Разве князь обманет князя?
– Нет, – сказал Медведь, хотя все знали, что это неправда.
– А мои слова строятся на показаниях людей, которые весьма успешны в своем ремесле и всем сердцем преданы мне.
– Но почему я должен верить им?
– А что если, – сказал Филимон и протянул руку шуту. Тот подскочил и вприпрыжку подбежал к князю, достал что-то из набедренной сумки и протянул ему небольшой клочок пергамента свернутый в трубочку, – что если я дам тебе прочесть то, что здесь написано?
Филимон протянул Медведю сверток.
– Что это?
– Прочти.
Медведь прочел, глаза его налились кровью.
– Откуда?
– От тех же людей, что видели караван, уходящий в степь.
– Как ты посмел? Как ты? – он зажал листок в кулаке и ударил им по столу, так что самые молодые князья чуть не повалились. – Да я тебе!
– Что там такое? Что там написано? – спросили его.
Медведь хотел было наброситься на Филимона, но тот остановил его:
– Подумай дважды, а лучше трижды, прежде чем что-либо сделать.
Медведь огляделся. Князья уставились на него с неподдельным интересом. Медведь понял, что если завяжется драка, объяснений не избежать, а потому силой затолкал злость в самый темный угол огромного тела, и сел на место, но кулака с пергаментом, так и не разжал до самого конца сидения.
– Теперь ты веришь, что сведениям, которые добыли мои люди, можно доверять? Достаточно доказательств? Но может у кого-то есть еще сомнения? – спросил Филимон, а шут в это время потряс небольшой сумочкой, так чтобы все князья увидели, что кроме той записки там были и другие.
Невообразимые перемены произошли на их глазах. Те из князей, что были старше остальных, помнили Филимона еще хилым, бледным юношей, который всегда отличался плохим здоровьем и слабым духом, но из-за древней крови его рода, к нему всегда относились с почтением. Когда ему было едва за пятнадцать зим, на одном из празднеств, какой-то пьяный отцовский наместник случайно столкнул юношу с лестницы и Филимон так сильно ударился головой, что пролежал без чувств несколько недель, а когда пришел в себя, то все поняли, что с ударом рассудок его пропал. К слову, наместник тот был казнен, прежде чем с худого и белого лица Филимона стерли кровь. С тех пор юноша был на попечении различных нянек и отроков, а когда его отец умер, то он стал князем, однако фактически управлял княжеством брат его отца. На все сидения приезжали они вдвоем, Филимон сидел на княжьем стуле, с глупым и удивленным лицом рассматривал свечи на столе, а его дядя стоял позади, однако принимал непосредственное участие во всех беседах. И вот, этот самый слабый как умом, так и телом, князь показал, что уж в первом он точно не уступает остальным. Еще и приволок с собой шута – хранителя жуткой сумки с записками.
Никто больше не сомневался в словах Филимона.
– Что ты предлагаешь?
– Я это скажу, но сначала, давайте вернемся к карте. Вот здесь находится его самое северное владение – деревня Стальной Ручей, а она в пятидесяти верстах от…
– Медных Гор, – закончил за него Некрас.
– Верно.
Все князья насторожились, ведь именно в Медных Горах находились самые крупные залежи, что питали кузницы, плавильни, оружейные залы и торговые палаты по всему царству. Смида, Залежный, Стальной Двор, Подковка были самыми крупными городами, расположившимися среди перевалов, лощин и вершин, и вместе с группой окрестных деревень образовывали, так называемое, Малахитовое Кольцо. Эти земли всегда принадлежала царю, и никто из князей не имел к ним доступа, а в период межцарствия выбирался великий наместник, что следил за порядком в Медных Горах, пока не будет выбран новый царь.
– Ты думаешь, что он собирается присвоить себе наши горы?
– Этого я не знаю, но я знаю, что войска Соломона стоят лагерем возле Стального Ручья.
– Но это же невозможно! Разве может хватить у него войска тягаться со всеми княжествами сразу?
– Ответьте, многие ли из вас ведают, сколько воинских голов имеют, и сколько лошадиных голов?
– Шесть тысячи мужей, и две тысячи лошадиных голов, – сказал Салтан.
– У меня столько же мужиков, и коней чуть больше, – сказал Медведь.
– Чем остальные похвалятся?
Князья потупили взгляд. Мало кто мог точно сказать, сколько имел мужей в распоряжении – именно на это рассчитывал Филимон.
– Скажу так, я краем уха слышал о том, сколько у каждого из вас доброго народу, и этого мало. У Соломона их едва ли меньше, зато обучены и одеты они намного лучше нашего. Большинство из них иноземные наемники. И если его оружие и не было выковано за южной нашей границей, то, должно быть, он купил расположение великого наместника, и получил доступ к некоторым шахтам.
– Тогда зачем он собирает войско у Стального Ручья?
– Правильный вопрос. Я не знаю. Выведать его планы труднее, чем у кого бы то ни было.
После этой фразы князья вновь посмотрели на сумку шута, а тот радостно заулыбался.
– Я хорошо обдумал все то, что мне донесли. Он ведет торговлю за нашими границами, а это значит, выводит плоды и сокровища нашей земли в чужие, возможно враждебные нам, края. К тому же эти маневры около Малахитового Кольца нельзя оставлять без внимания. Его отряды, близь Медных Гор, мы можем принять за вражеские и угрожающие всему царству.
Князья загудели.
– Тогда пусть каждый соберет столько войск, сколько сможет и приведет их к Пяти Дубам. Вместе мы за неделю вычеркнем Соломона из истории нашей земли.
– Боюсь, что так не выйдет. Подумай, Некрас, как только ты выведешь войска из деревень и городов, разве крестьяне останутся на местах? Чутье подсказывает мне, что ты держишь их в самом черном теле, и, лишившись надзора, они, чего доброго, учинят мятежи. И так почти у каждого. Кроме, разве что, Салтана.
Упомянутый князь насторожился.
– Ходят слухи, что крестьянам в твоих землях живется лучше, чем во остальных.
– Быть может, – неуверенно ответил он.
– Вы знали, что он до известной степени дал некоторым из них свободу? Что некоторые его наместники – это бывшие крестьяне, а то и не бывшие. У кого еще глава работает в поле, а не обрастает жиром в усадьбе? Да вы даже не помните, кого назначали на места. Только его войско сможет уйти из родных полей и вернуться с миром. Боюсь, остальные вернувшись с войны, встретят войну и дома.
– Погодите, – вскочил Милован, – так разговор идет о войне?
– Именно так. В нашем амбаре в тяжелые годы завелась крыса, и мало того, что жрет наше зерно сама, так еще и кормит им крыс из соседних полей. Что же это, если не скрытая война против нас?
– Тогда каков наш следующий шаг? – спросил Некрас и все князья уставились на Филимона.
Он обвел всех взглядом, удостоверился, что все их внимание приковано к нему и продолжил:
– Мы напишем письмо, в котором каждый поставит свою печать. Это будет изъявление воли Тридевятого Царства. Мы потребуем возвращения наших земель. Чеслав получит обратно свои деревни, ставшие теперь городами.
– Он разве дурак, чтобы пойти на такое? – спросил Медведь.
– Он точно не дурак, если смог за короткое время превратить несколько деревень в угрозу для целого царства, – впервые подал голос самый старый князь Милослав.
– На это я и рассчитываю. Отказ от возвращения земель будет расценен нами, как проявление недобрых намерений. Он просто вынудит нас забрать их силой.
