Текст книги "Авантюристы (СИ)"

Автор книги: Игорь Свеженцев

Соавторы: Андрей Турбин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 33 страниц)

Глава четвертая
ДВОЙНОЕ ЗЕРО

«Одна из основных проблем игроков в рулетку – эмоции и необходимость с ними справляться.

Лучший из советов, какие только можно дать: господа, никогда не поддавайтесь эмоциям!»

(Правила игры в рулетку)

На следующее утро Терентию полегчало, и он смог рассказать все обстоятельно.

По обыкновению, с утра он отправился потереться в порт и узнать, что в божьем мире делается. Там он побеседовал со знакомыми шкиперами, заглянул в судовую контору, покрутился на причалах, а затем стал коротать время, созерцая работы на судах. И тут внимание дядьки привлекла вставшая под погрузку яхта с названием «Калифорния».

– Леший знает, что я в ней такого углядел, – пожал плечами Терентий. – Но только больно уж хороша! Любо дорого глянуть! Оконечник вострый, как стрела. И весь наличный вид – прямо загляденье! Ну, думаю, за погляд денег не берут. Плюхнулся недалече на кнехт и сижу сиднем, навроде как болдыри на воде разглядываю. Сидел, сидел, да, видать, и заполудремался. Сморило меня. И туг, как линьком по спине, кто промеж лопаток стеганул. Открываю глаза и вижу – на сходнях стоит покойник наш во всей красе, живехонек, и мадам евойная рядышком! Стоят на солнышко жмурят да прямо мне в глаза скалятся!

Господи благосердный! Я аж подпрыгнул с этакого испугу. Чур меня, думаю, чур! А они – знай себе ухмыляются да пальчиком на меня тыкают – вот он, дескать, ату его! Глядь, а ко мне уж два облома с яхты направляются! Третий впоперек дороги стал. Я к складам рванул, да куда там! Обкружили! Спервоначалу-то я отбивался, а тут – хрясь, сзади чем-то треснули! Повалили и ну утюжить, да так, что только клубышком катался, увертывался. Изуважили до беспамятства …

Очнулся уже на яхте, как есть связанный по рукам и ногам. Прочухался малость, огляделся. Вижу – дверь приоткрыта, а наверху, на палубе, – голоса. Я уши-то и навострил! Слышу – навроде, как про меня разговор. Кто-то сипатый спрашивает: «Что, мол, с ним делать?», со мной то есть. А этот врагоугодник Трещинский отвечает: «А что делать, коли он уже богу душу отдамши? Перестарались, болваны! Надо было его попытать хорошенько, он бы нас на Нарышкина навел». На Вас то есть, сударь! «Теперь, говорит, делать нечего. Дождитесь темноты. Балласт ему к ногам и пущай бычков кормить отправляется!».

– Ну, думаю, рановато вы меня, господа, схоронили. Нет же, постойте, есена вошь, я еще побрыкаюсь!

Тут слышу – мамзель подошла и об Вас сударь разговор заводит.

– Про меня? – переспросил Сергей, покосившись на Катерину.

– Точно так, – закашлявшись, кивнул Терентий. – Спрашивает, что мол, теперь с господином Нарышкиным делать станем?

А этот гад ей и говорит: «Афиши с евойным портретом в порту и по городу уже расклеены, наводка в полицию дадена. На лапу кому следует тож сунули, ищут голубчиков! Как сыщут, упекут в кандалы всю кампанию. А пока суд да дело, мы уже в Истамбуле халву-пахвалу кушать будем».

«А ежели не сыщут? Ежели они морем в Туретчину рвануть удумают?», – это она, значит.

А он ей: «Пусть попробют. Полиция за шаландами приглядывает. Рыбаки предупреждению имеют. Сыщутся, голубчики! Чай, не иголка в сене! Одесса – город не великий!»

Эван, думаю, какой ход получается! Не след мне темноты дожидаться, а то и впрямь на тот свет вся недолга! Извернулся я кое-как, веревки ослабил, да и размотался весь. Дождался, покамест тихо стало, доковылял кое-как до трапа, выполз на палубу и бултых, будто куль дерьма за борт! А там уж, видать, Господь пособил! До времени я в порту за штабелями отлеживался, а уж по темноте до фатеры нашей добрался… Вот и весь мой рассказ.

– Он так и сказал: «будем в Истамбуле»? – переспросил Нарышкин.

– Так и сказал, – кивнул дядька.

– Стало быть, противостояние наше продолжается! – усмехнулся Сергей, поймав выразительный взгляд Заубера. – Получается, что Трещинский уверен, что мы тоже направляемся в Турцию?

– О да, – хмуро согласился Иоганн Карлович. – И это есть отшень плохо!

– Это есть хорошо, потому что у меня чешутся руки намять бока мерзавцу Левушке. Теперь, когда мы знаем, что он хочет завладеть реликвиями, мы обязаны опередить Трещинского.

– Если мы это не сделать, может случиться то, что нельзя поправлять! – вставил Заубер. – Мы должен действовать отшень бистро!

Моня не заставил себя долго ждать. Это был шумный, развязный, напористый еврейчик лет тридцати, со щегольскими усишками и кокетливо вьющимися пейсами, в длиннополом поношенном, но, как видно, сшитом на заказ сюртуке. Подвижными, маслянистыми, близко посаженными глазками он сразу с головы до пят огладил зардевшуюся Катерину, и это обстоятельство не понравилось Нарышкину.

Брейман расшаркался перед девушкой, ухватил ее руку и поднес к губам.

– Маммуазель, Ваши прекрасные глаза заставляют мене забывать, хто я есть!

– Ой, да что Вы, сударь! – отмахнулась Катерина, и по лицу ее растекся румянец. Сергей заметил, что грубая галантность пришлась ей по вкусу.

Моня раскланялся перед Нарышкиным; как старому приятелю кивнул Зауберу.

– Ну, и где у нас случилось? – спросил он, вертя головой во все стороны.

Сергей пригласил его в хату и в двух словах обрисовал ситуацию. Моня ухватил суть дела «с первых аккордов». Он вскочил и забегал по комнате, притворно всплескивая руками.

– Нет, Вы мне просто начинаете нравиться! Вы вот это здесь изволите рассказывать на полном серьезе или Вы просто подумали, чтоб пристроить Моне жмурку? С мене же вся Одесса потом будет смеяться! Воздухоплавательная компания! Скажу Вам без лишних ушей за то, что мой дядя, который самых честных правил, он же полный адиет! Этот инженер с дипломом, ну как его еще изволите называть? Разве что придурком! Одесса, Букарешт, Стамбул… не смешите мене! У нас таким распоследний поц не занимается! Это же полный карман гембеля!

– Ну, хватит обезьянничать! – оборвал его Нарышкин. – Короче, Вы беретесь или нет?

– К мене вопросов быть не надо, – перестав смеяться, ответил посерьезневший Моня. – Сдается, что я с этого буду иметь одну беременную голову!

– Сколько Вы хотите? – в лоб спросил Нарышкин.

– Жить надо так, чтобы потом не было печально, а залететь на глупости мы всегда успеем, – уклончиво ответил Моня.

– Двадцать процентов Вас устроит?

– Вы мне нравитесь все больше! Пятьдесят!

– Тридцать!

– Больной вопрос недешево тянет! Сорок пять, Ваше здоровье!

– Сорок, – угрожающе сказал Нарышкин. – Это мое последнее слово!

– Я Вас умоляю, сорок так сорок! Зачем же кипятиться! Я строю Вам дальше Вашу акционерную лабуду, или Вы мне лепите балабуза!

– По рукам, – мрачно констатировал Нарышкин, мало что понявший из Мониной трескотни.

Несмотря на то, что Брейман не показался Нарышкину серьезным человеком, каким-то образом тот «расстегнул» одесских купцов и принес целый ворох денег. Вернее прикатил их на тачке, прикрыв сверху какой-то грязной ветошью. Увидев полную тачку ассигнаций, ошалевший Гроза морей развел руками.

– Черт возьми, вот это я понимаю!

– Но… почему в тачке? – спросил он Моню.

– А ше, я буду у всей Одессы на виду, как той баклан, ходить с оттянутыми карманами? – обиженно выдал Моня, вываливая деньги на стол.

– Ну и как все прошло? – поинтересовался Нарышкин, не отрывая взгляда от денежной горки.

– Моня сделал такой заманухис, шо наши одесские артельщики таки да поверили, – скривился в улыбке Брейман.

Запершись в комнате, они с Нарышкиным все тщательно пересчитали.

– Двадцать тысяч! – ошалело пробормотал Сергей, когда ассигнации были сочтены.

– Так о тож! – потирая руки, хмыкнул Моня. – С такими деньгами вашему пузырю можно уже и не взлетать.

– То есть как? – удивился Нарышкин.

– Шутю! – осклабился Брейман. – Купечество делает нам хорошо не для того, чтобы им сделали на головы с тем же удовольствием! Не имейте волноваться, я уже тиснул объявление за полет в «Одесский вестник»!

Всю следующую неделю вокруг хаты инженера Ланжерона кипела бурная деятельность. К дому в арбузной гавани зачастили рассыльные, на подводах и пешком доставлявшие всевозможные свертки, пакеты, тюки и ящики. Стали являться какие-то криминального вида «эксперты», заходившие в мастерскую и осматривавшие будущее воздушное судно. Они цыкали зубом, сплевывая шелуху от семечек, и досаждали инженера разнообразными идиотскими вопросами.

– Нет никакой возможности работать! – жаловался Яков Аркадьевич. – Наше предприятие еле дыхлает в живот! Эти гаврики с Молдаванки проявляют до него дикий интерес. Полный рот неприятностей – вырванные дни! Ей богу, проще и дешевле утопиться!

В день, когда «пузырь» начерно был готов к пробному полету, хитрован Моня, озираясь по сторонам, поманил Нарышкина в сторонку.

– Есть некоторое соображение в стиле идеи, только без лишних ушей!

Он наклонился к Сергею и интимным тоном заворковал:

– Есть тут одно богоугодное заведение, ну, знаете, на углу Дерибасовской и Ришельевской. Называется эта бодега – казино. У меня там знакомый работает, так, мелкий цуцик, вахлачок бордельный. Но дело свое знает, как старый Хаим Менделевич знает за Тору…

– И какая тут связь с воздухоплаванием? – нахмурился Нарышкин.

– А связь такая, шо наша с вами жалкая кучка банкнотов за один вечер может вырасти, как кендюх у беременной Фени с Тираспольской, которая родила тройню за один присест!

– Заманчиво, – Сергей поскреб щетину на подбородке. – А не сорвется?

– Шо значит «не сорвется»! Дело верное, или нам с вами надоело жить с головами на горлах!

К походу в казино Нарышкин подготовился основательно. Перво-наперво он отправился в заведение известного в городе куафера Ля Виньота, на пересечении Дерибасовской и Екатерининской. Здесь его изрядно обросшей шевелюре придали вполне приличный и благопристойный вид. Сидя в кресле, пока мастер порхал вокруг него, Сергей разглядывал плакат на стене. На нем был изображен лысый субьект, посредством ложных волос, преображающийся в писаного красавца. Рекламное объявление гласило: «Наилучшие в Одессе парики и шиньоны – косы, хвосты, кублики, а также великолепные „блонд арден“ и „ун блонд д'анж“, делающие вас весьма неотразимыми!» Поразмыслив, Нарышкин приобрел себе черный лохматый скальп и белокурый «блонд» для Екатерины. Затем он направился в магазин готового платья, где выбрал добротный, аглицкого кроя костюм и щегольской полуцилиндр в придачу к нему. Одобрительно крякнув при взгляде в зеркало, он довершил череду покупок приобретением элегантных штиблет и трости из красного дерева. Дома он все это примерил. Черный парик в сочетании с бородкой, доставшейся в наследство от Аскольда, придавал ему неотразимо-злодейский вид.

– Похож я на грека? – вертясь перед зеркалом, спросил Нарышкин у Заубера.

Немец только развел руками, всем своим видом демонстрируя высшую степень изумления.

Вошедшая Катерина, взглянув на преобразившегося Нарышкина, обмерла, а затем зарыдала.

– Что такое… Катенька? – пробормотал Гроза морей, пытаясь успокоить девушку.

– В город собрался, женолаз этакой! – всхлипывала Катерина. – Ишь, расчуфырился, словно павлина!

– Это я для дела! – оправдывался Сергей. – Я вот и для тебя купил… ун блон… как, бишь, его? Он достал парик и надел его на голову Катерине.

– Не нужно мне волос ваших! Они, небось, с мертвяков срезаны! – девушка стащила с головы белокурые локоны и больно хлестнула париком по щеке Нарышкина. – Ступайте к своим мамзелям!

Она выбежала из комнаты, хлопнув дверью с такой яростью, что посыпалась штукатурка. Сергей развел руками, встретив понимающий взгляд немца.

– Дьявол… Вот ведь какая оказия, Иоганн Карлович!

– Мигер, – сказал Заубер, покачав головой. – Вы помнить, что мы будем делать сегодня пробный запуск наш дирижабль?

– Успею! – ни секунды не сомневаясь, решил Нарышкин.

У казино было людно. Возле столиков денежных менял с зелеными конторками топтались обыватели. Шумная, хмельная матросня звенела фунтами, франками и лирами, превращая их в российские рубли и ассигнации.

В заведение было изрядно накурено, ввиду чего его интерьер почти не просматривался. Нарышкин даже закашлялся, ухватившись за дверной косяк.

Из табачного смога резво вынырнул Моня, и, бегло обстреляв Сергея глазками, одобрительно хмыкнул: «Шикарный барин, шоб и я так жил!».

В казино стоял гомон. Публика была разномастная: в смокингах, сюртуках, форменных кителях, в каких-то лапсердаках и даже в тех одеяниях, о коих в иных местах никто и не разумеет. В ходу была речь, состоявшая из окрошки, в которой плавали обрывки русских, французских, итальянских, новогреческих и еврейских фраз. Большей частью беседы сводились к городским происшествиям, мировым и портовым сплетням, а также обсуждению цен и достоинств колониальных товаров.

Кроме Американской и Французской рулеток здесь играли в Блэк-джек, расписывали покер, а также азартно лупились в прочие карточные игры, бывшие в ходу на всей территории Российской империи.

Сергея неодолимо потянуло к столам, за которыми дулись в вист, но Моня деликатно, словно селедку, подцепил его за локоть.

– Что Вы себе думаете? Мы топали сюдой ногами не за то, шоб обувать этих мелких цуциков! Мы желаем делать здесь хороший гешефт. А хороший гешефт – это рулетка! Игра ума и духа против администрации заведения и жлобского закона случайных возможностей.

Он потянул Сергея к барной стойке, тут же заказав ему ямайского рома, а себе – рюмку шартреза. К ним сей же час подсел бледный, бесцветный человечек в испачканном мелом жилете крупье, с беспокойно бегающими, сильно полинявшими глазками. Он возник из ниоткуда, до того, словно большая камбала, сливаясь с интерьером. Слегка поклонился, предупредительно бросив каким-то пустым, ничего не выражающим голосом:

– Никаких имен, господа.

– Понимаю, – согласился Гроза морей. – Конспирасьен!

– Вот именно-с, – кивнул «человек-камбала».

– Это ты хорошо придумал, Жоржик! – одобрительно отозвался Моня. – Чтоб ни один гэц свой нос не подточил до наших секретов! Давай верещи нам за игру!

Жоржик скорбно посмотрел на него и спросил у Нарышкина:

– О правилах осведомлены-с?

– Игрывал как-то по младости-с, – в тон ему ответил Сергей. – Может, лучше в картишки перекинемся?

«Человек-камбала» с укором посмотрел на Моню. «Кого ты привел?», – явственно читалось теперь в его рыбьих глазах.

– Жорж, уберите ваш бледный вид! – констатировал Брейман. – Не надо делать из себя лимонную физиогномию.

Крупье вздохнул и принялся нудно наставлять:

– Напоминаю, что правила предельно просты-с: выигрыш зависит от ставки, которую вы делаете. Если желаете-с, можете поставить свои деньги на нечетные либо четные числа; красное, черное либо зеленое, что означает «зеро». Во французской рулетке, такоже имеются особые правила, называемые «эн призон» и «ля партаж»…

Нарышкин зевнул и недоуменно взглянул на Бреймана.

– Жорж, что вы о себе думаете? – взвился Моня. – Мы тащились в эту бодегу, шоб вы, как той херсонский маяк, светили нам жизненный путь и играли в гимназистов и учителя?!

Крупье пожал плечами и принял смиренно-отстраненный вид.

– Хорошо-с, – сказал он, понизив голос до полной интимности. – Извольте видеть вон тот стол для «американки». Советую сесть за него и ставить на зеро, двойку и цифру три. Дело верное. Выигрыш – одиннадцать к одному.

– Тю… – задумчиво протянул Моня.

– Не подходит-с? – встрепенулась «камбала», иронично скривив губы. – Что ж, раз вам мое предложение неугодно, ставьте на нумер. Выигрыш – один к тридцати шести. Ежели повезет, можете сорвать куш, но предупреждаю: имеется весьма значительный риск… значительный! Можно и того-с… проскакаться!

– Нет, как вам это понравится! – довольно громко воскликнул Моня и поворотился к игровому залу в поисках поддержки. – У этого деляги вместо глаз – два червонца!

– Бросьте, – одернул его Нарышкин, тревожно оглядываясь. – К дьяволу риск. Будем играть на три цифры, как нам сказал этот Ваш приятель.

– Вы это мне говорите? – не унимался Моня.

– Это я Вам говорю, – сквозь зубы прошипел Сергей. – Заткнитесь, болван Вы этакий! Всю игру нам сорвете!

Моня как-то сразу обмяк и напустил на себя обиженный вид.

– Ну, хорошо…

Он пожал плечами. – Раз Вы так решили за игру, то так и будет. Но имейте себе в виду, Брейман Вас предупреждал!

За столом уже шла игра, правда достаточно вялая. Колесо рулетки вращалось со скрипом, будто принадлежало не известному заведению, а старой телеге биндюжника.

Шарик тоже производил изрядный шум, напоминавший грохот проезжавших за окнами пролеток. Жоржик, пошептавшись с дилером, занял его место и, незаметно подмигнув помощнику, стал крутить колесо сам. Нарышкин пропустил и только в следующий раз решился обменять несколько радужных бумажек на фишки и поставить их на указанные «человеком-рыбой» цифры. Когда шарик в очередной раз принялся прыгать по колесу рулетки, Сергей замер… Выпала тройка. Ставка выиграла, и Гроза морей загреб горсть фишек себе. Моня одобрительно хмыкнул и зашептал через его плечо:

– Перекратите мене нервничать! Дышите носом, а то с нас все будут смеяться!

– Цыц! – сердито мотнул головой Нарышкин и, прикупив еще фишек, снова поставил их на тройку, двойку и зеро.

Жоржик усмехнулся и принял ставку.

Двойка выиграла. Гроза морей, весьма довольный собой, разменял новую пачку ассигнаций.

– Играю еще, – объявил он с некоторым вызовом. Стол загудел. Вокруг Нарышкина стали собираться любопытные.

– Играйте на все, – шипел вошедший в азарт Моня. – Таки не нужно сидеть одной попой на два базара!

– Ступай, отдохни! – огрызнулся Нарышкин.

– Тоже мене прынц! – с обидой пробормотал Моня. – Гордый, как тая жяба!

– Ставлю все на «зеро»! – неожиданно для самого себя объявил Сергей. Подошел инспектор зала и с интересом принялся наблюдать за происходящим.

– Вы ставите на «зеро»… все? – с легкой дрожью в голосе переспросил Жоржик, косясь на инспектора. Рыбьи глаза его слегка округлились.

– Ставлю, – кивнул побледневший Нарышкин.

– Принято! – громко сказал инспектор, самолично крутя колесо.

Дрогнувшая рука крупье выронила шарик, и все то бесконечно длинное время, покуда он танцевал между цифрами, Нарышкин покрывался испариной. Наконец, слегка покачавшись, шарик остановился на зеленом поле, в середине которого красовались… два ноля.

Зрители ахнули, Моня взвыл.

– «Двойное зеро»! – объявил инспектор, загребая лопаткой фишки Сергея.

– Позвольте, как же так, моя ставка должна была выиграть! – воскликнул Нарышкин, хватая инспектора за руку.

– Вы на «зеро» ставили, а тут, извольте видеть – двойное! – ухмыльнулся тот, пытаясь выдернуть руку. – Пустите, сударь! Да, что Вы, в самом деле!

– Откудова двойное! – взвился Брейман, не управившись с эмоциями. – Ты что обещал, лярва! Зарезал! Как есть зарезал! Укокошил без ножика!

Он уцепился за жилетку Жоржика, пытаясь дотянуться до горла разом побледневшего крупье.

– Ну гляди, сволота, щас у тебе в грызле зубов убавится!

Оба покатились под стол, при этом Брейман нещадно тузил своего знакомца коленками.

– Шоб у тебя заместо палец гангрены повырастали! – рычал он. – Ляжь ровно, погань, я щас тебе буду изображать каннибала!

– Полиция! – в свой черед закричал инспектор, которому Нарышкин пытался скормить свои фишки. Он каким-то образом вывернулся, схватил Сергея за волосы, и в руках у него остался черный флибустьерский парик, приобретенный у лучшего в Одессе куафера Ля Виньота.

– Они жулики! – давясь фишками, заорал инспектор. – Хватайте их!

От соседнего стола отделились два амбала и с интересом уставились на разоблаченного Нарышкина.

– Дывись, Петро! Сдается мене, что ето той мусью, ше на Арбузной гавани пузырь запущать собирался! – густым басом сказал один из них, и в казино сразу стало тихо.

– Чтоб мене! Господин воздухоплаватель! – отозвался второй. – Он, как видно, решил за то, шоб поиграть в наши кровью заработанные ассигнации! Видать, не придумал ничего интереснее, чем просто навсегда зажмуриться.

– А вон и Моньчик тут! Ступай Моня до нас!

Оба детины, раздвигая толпу, двинулись к горе-игрокам, но тут Нарышкин, затрубив, как раненый африканский слон, ухватился за игральный стол и, понатужившись, опрокинул его. Бывшие на зеленом сукне фишки, деньги и даже драгоценности – все это полетело под ноги зрителей. Толпа вокруг стола тут же смешалась. Кто-то кинулся подбирать монеты, кто-то бросился за фишками, остальной доселе мирно глазеющий на игру народ принялся воинственно вопить и с удовольствием бить друг дружку по физиономии. С пышным звоном на паркет посыпалось большое зеркало, в которое кто-то метнул фикусом. Мимо уха Нарышкина просвистел пущенный, будто копье, биллиардный кий и врезался в домовину настенных часов, насмерть убив кукушку или того, кто вместо нее там обитал…

– Ливеруемся! – завопил Моня, оставляя в покое недодушенного, насмерть перепуганного Жоржика и поспешно суя за пазуху разлетевшиеся, словно листья, ассигнации.

Пользуясь суматохой, раздавая направо-налево пинки и зуботычины, Нарышкин с Моней выползли из общей свалки и под жизнерадостную трель полицейской дудки рванули из казино вон.

– Сюдой! – Моня дернул Нарышкина за рукав.

Они кинулись в лабиринт одесских двориков, пахнущих помоями и таранью, мокрым бельем и пыльными каштанами.

– Хорошо поиграли, – хмуро заметил на бегу Моня. – Аж гай шумит!

Нарышкин, шумно сопя и не прекращая ходу, навесил Брейману хорошую затрещину, отчего тот еле удержался на ногах.

– Вот тебе твой «хороший гешефт», скотина! – запыхавшись, выдавил он.