Текст книги "Авантюристы (СИ)"

Автор книги: Игорь Свеженцев

Соавторы: Андрей Турбин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)

Глава одиннадцатая
МАСКИ СБРОШЕНЫ

«Из сада ночью

Ай, Марья Львовна,

Пятнадцать тысяч

Собрали ровно!»

(Н. А. Некрасов)

Нарышкин подскочил, как ужаленный. Взглянул на часы, стоявшие в глубине комнаты.

«Половина пятого! Что, черт возьми, стряслось?», – мелькнуло в голове. Сразу вспомнился вчерашний ливень, разрытая куча навоза, крышка лаза и Степан, пожелавший остаться сторожить мнимое сокровище.

– Ах, дьявол! – Нарышкин скинул халат, быстро оделся и выскочил в коридор.

Из соседней комнаты уже показалось встревоженное и слегка опухшее от пролитых накануне обильных слез личико Катерины.

– Что случилось, Сергей Валерианович?

– Позже, Катенька, позже!

Сергей метнулся по коридору. Сбежал вниз по лестнице и выскочил на крыльцо. Вокруг дома плотной пеленой стоял липкий, белесый туман. Возле одной из колонн, привалившись к ней спиной и обхватив голову руками, сидел Степан и протяжно, по-звериному подвывал.

– Что стряслось, Степа?

Компаньон продолжал тупо выть, сотрясаясь всем телом.

– Да говори же, черт тебя возьми!

Степан вздрогнул и поднял на Сергея грязное, окровавленное, перекошенное до неузнаваемости лицо.

– Все, сударь! – хрипло выдавил он из себя. – Все! Плакали наши деньги!

Степан вновь закрыл лицо руками и зарыдал, мотая низко опущенной головой.

– Да говори ты толком! Кто это тебя? – Сергей как следует тряхнул Степана за плечи.

– Не уберег я поклажу, сударь. Караулил, караулил и на тебе!

– Что все-таки случилось? Ну, говори! – Нарышкин вновь встряхнул компаньона. – И не реви, как белуга. Отвечай по делу!

Степан немного успокоился, перестал трястись и, всхлипывая, принялся рассказывать:

– Опосля того, как Вы ушли, я тоже воротился в усадьбу – переменил платье, взял другой фонарь, рогожу, чтоб накрыться. Да и в обрат, на место. Ковырялся мало-немного, должно, с час. Фонарь погаснул. А крышку лаза я так и не осилил поднять. Сел под дерево. Накрылся рогожей да, видать, и задремал… Проснулся, чую – навроде, шум какой-то, что-то будто звякнуло. Раз, другой, третий. Я только встрепенулся, хотел, было, закричать, тут-то меня по голове и хватили.

– Кто хватил?

– Кабы знать, сударь, кто! Только так саданули, что и по сей час ломит и звенит, хоть на стенку лезь, в глазах круги, и тошнота к горлу подкатывает, – Степан всхлипнул, поморщился и продолжил рассказ.

– Не знаю, сколько я пролежал в беспамятстве… Думаю, долго. Потом очухался маленько. Пошел в оранжерею, гляжу – крышка-то отринута! Спустился по лесенке в схрон, руками пошарил, а там одни сундуки пустые стоят. Все подчистую выгребли! Вот только это и нашел. Видать, в спешке обронили… – он порылся в складках одежды, извлек наружу горстку мелких монет старинной чеканки.

– Вот оно, стало быть, злато-серебро, сударь. Эх, а Вы мне не верили! – Степан мотнул головой, застонал и снова заплакал.

– Черт меня побери! – пробормотал Сергей, рассматривая монеты.

– Да ведь это же и впрямь… золото! Нет, не может быть! Быть этого не может!

– Может, сударь, может. Нагрели нас с Вами, Сергей Валерьяныч, на все четыре корки! Вот кабы мы вчера крышку эту сковырнули, сейчас бы уже богатеями ходили!

– А ну-ка пойдем! – Сергей встрепенулся и решительно зашагал по направлению к саду.

– Стойте, сударь. Не так шибко! – простонал Степан, едва ковыляя за Нарышкиным. – Теперь спеши, не спеши – все без толку.

На месте все оказалось именно так, как рассказал пострадавший кладоискатель. Туман на поляне был, казалось, еще гуще. Вокруг висела плотная молочная кисея. От оранжереи поднимались испарения, и шел тяжелый смрад. Вокруг все было истоптано. Крышка люка действительно была откинута. Сергей высек огонь, затеплил желтый язычок фонаря и спустился по шаткой лестнице в подвал.

Глаза его не сразу привыкли к темноте. Погреб был достаточно глубок. Петр Кузьмич, видать, изрядно потрудился, чтобы устроить здесь потайной схрон. Сергей принюхался. Его обоняние, «оглушенное» ароматами навоза и подвальной сырости, не сразу уловило тот самый запах… Так и есть. Сомнений быть не могло. Как и тогда, на мельнице, здесь в подземелье витал сигарный дух. Нарышкин огляделся, подняв фонарь повыше. Вдоль стен подвала стояли массивные дубовые, обитые железом сундуки. Крышки их были сдвинуты, сбитые замки валялись подле. В самих сундуках было пусто, но все же, пошарив на дне одного из них, Сергей обнаружил несколько серебряных монет допетровской чеканки. В другом нашлась покрытая плесенью бархатная перевязь и небольшой медный кубок. Еще пару монет Нарышкин подобрал на грязном утоптанном полу. И все. Все!

Больше в разграбленном схроне ничего не было!

– Проклятье! Все выгребли! Обобрали до нитки!

Сергей постоял немного, плотно сжимая челюсти, чувствуя, как горит его лицо.

Сокровище было рядом, под самым носом!

«Болван! Болван! – корил себя Нарышкин. – Нужно было послушаться Степана и достать клад вчера. Черная карета, сигарный запах, смерть управляющего… Без сомнения, за кладом охотились с самого начала, только не знали где искать! А мы-то хороши, сами привели грабителей на место. Можно сказать, подали его на блюдечке. Но кто они? Кто эти люди? Мы это выясним! – пообещал себе Сергей. – Должны остаться следы…», – он метнулся к лестнице, но неожиданно споткнулся о какой-то твердый предмет.

– Это еще что такое? – Сергей подобрал находку и поднес ее к свету. В руках у него оказался небольшой ларец, покрытый затейливой резьбой.

– Нашли что? – морщась от боли, закряхтел Степан.

– Вот, – Сергей хмуро поставил ларец на край полуразрушенной стены оранжереи.

– Что там? – Степан вытянул шею. – Неужто, осталось что-либо? Должно быть, не заметили…

Нарышкин, не отвечая, ковырнул легко поддавшийся замочек. Под крышкой оказалась расшитая бисером рукавица. Сергей встряхнул находку. Сквозь прореху в траченной временем ткани в навоз посыпалась горстка крупных, как на подбор, жемчужин.

– Вот она, «рукавица жемчугу», – округляя глаза, вспомнил Степан кладовую запись. И горько покачал головой. – Эх, сударь, сударь… Осторожнее, не затопчите!

– Да, все сходится, – пробормотал Нарышкин. – Смотри-ка, жемчуг какой… великокняжеский, одно слово. Я, брат, и не видал никогда такого! Сколько же это на целковые выйдет?

– Выйдет-то оно, сударь, видать, не мало. Однако же, мы с Вами всю поклажу могли забрать. Ан – нет!

– Погоди ныть, Степа, может не все еще потеряно, – восхищенно перебирая жемчужины, ответил Нарышкин. – Клад на моей земле был. Значит он по закону мой. А грабителей сыщем, не могут они вот так незаметно улизнуть из наших краев. Кто-то видел, кто-то слышал, кто-то чего-то знает. Авось, нагоним воров! Давай-ка отнесем ларец в дом и хорошенько подумаем, что нам в первую голову делать…

– Что тут думать? Вам теперь только наплевать да растереть остается, а нам-то с Катенькой на ком обиду взять? Пропали мы теперь совсем, – обреченно произнес Степан.

– Полно. Пойдем, пойдем в дом. Хотя бы кровь умоешь да и платье переменить не мешало. Разит от тебя… да и от меня тоже, – усмехнувшись, заключил Сергей.

У крыльца их встретил хмурый, озабоченный Терентий. Увидев побитого Степана, всплеснул клешнями:

– Отцы небесные! Никак, Степан Афанасьич, тебе опять рыло нашкипидарили? Что за дела такие творятся?

– А ты чего не спишь? – недовольно буркнул Нарышкин. – Все ли в доме в порядке? Гости почивают?

– Нету никаких гостей, Сергей Валерианыч, – Терентий развел руками.

– То есть, как это – нету? Уехали? Когда?

– Сам не понимаю, сударь! Ввечеру были, а сейчас и след простыл. Да так тихо съехали, что я ничего не слыхал. Должно, ночью отчалили на своей коляске.

– А телега?

– Телега ихняя – вона стоит, около погреба распряженная. А лошадей нету.

– Как «нету»?

– Так и «нету», сударь, – Терентий опустил глаза. – Никаких лошадей! Ни ихних, ни наших.

Брови Нарышкина взлетели вверх.

Он бросился в дом, едва не сбив с ног бледную Катерину.

Комнаты гостей были пусты.

Прислуга храпела в людской, а разбуженная дворня, оторопело и сонно моргая, в голос заявила, что никто ничего не видал и не слыхал.

– Кричал быдто кто-то, – изо всех сил сдерживая зевоту, сказала Танюха.

– Корова ты стельная! – не выдержал Сергей.

– А я видал! – неожиданно заявил Митька Косой, выныривая из-за барина.

– Что ты видал, говори! – Сергей, нахмурившись, шагнул к нему.

– Все видал! – беззаботно продолжал показания Митька. – Видал, как ихний Ифстафий лошадев наших из конюшни выводил.

Митька, преданно моргая, смотрел в глаза хозяина, и весь вид его говорил, что он ожидает благодарности.

– Дык, я смотрю, зачем он энто… лошадок… а опосля думаю, знамо, их дело господское…

Сергей почти с умилением посмотрел на идиота. Этот человек был рожден для оплеух. Нарышкин глубоко вздохнул, сдержался и, больше ни о чем никого не спрашивая, вышел вон.

– Чертовщина какая-то, клад исчез, удрали гости, лошадей наших, у вояки выигранных, тоже след простыл… Что же здесь творится? Голова идет кругом!

 
«… Финал гремит, пустеет зала;
Шумя, торопится разъезд,
Толпа на площадь побежала
При блеске фонарей и звезд»,
 

– почему-то пронеслось в его возбужденном мозгу.

«Чьи это стихи? Кажется, Пушкина, или нет? Что все-таки происходит?», – спрашивал себя Сергей и не находил ответа. Он прошел в кабинет и тяжело опустился в кресло. Следом, горестно вздыхая и пошатываясь, приплелся Степан. Нарышкин высыпал жемчуг из рукавицы в стоявшую на столе вазу. Оба некоторое время молча рассматривали перламутровые, идеальной формы бусины.

– Что делать-то станем? – нарушил молчание Степан.

– Должно быть какое-то объяснение всему этому, – не отводя взгляда от жемчуга, сказал Сергей. – Я ничего не понимаю!

– Что тут понимать, – буркнул Степан, – было добро, да сплыло.

Снова помолчали.

Дом постепенно пробуждался ото сна. Хлопали двери. Слышалось суетливое топанье босых ног. С кухни потянулся привычный запах чего-то пригорелого. Раздалось громкое ржание Танюхи. Голос Терентия сказал кому-то: «Куда прешь, баклан косопузый!». Последовал звук оплеухи.

Объяснение нашлось неожиданно. Внимание Сергея привлек конверт, белеющий на зеленом сукне стола. Нарышкин повертел его в руках. Послание было не запечатано и адресовалось ему. Сергей развернул письмо, пробежал глазами его не очень ровные, но вполне твердые строки и с минуту стоял, будто громом пораженный…

…Письмо было от Левушки.

«Милостивый государь Сергей Валерианович, – писал Трещинский. – Понимая, в каком ты сейчас находишься недоумении, беру на себя смелость кое-что прояснить тебе по старой дружбе. Мне, признаться, больно думать о том, как ты, вероятно, чешешь сейчас свою кудлатую башку, пытаясь найти ответы на вопросы, кои подбросила тебе в последнее время фортуна. Что ж, mon ami, я готов поделиться с тобой ответами, хоть ты, верно, того не заслуживаешь. История с кладом довольно запутана и уходит корнями в весьма далекие времена. За недостатком времени я не стану описывать тебе все его перипетии. Как бы там не было, но во времена, называемые „Литовским разорением“, один из моих предков, находясь в составе отряда польских гусар, вывез часть сокровищ Московского Кремля, чтобы доставить их своему королю Сигизмунду. Однако в пути отряд был перебит шайкой лихих людей, коих в те времена на дорогах было предостаточно. Мой предок чудом остался жив, благодаря своим познаниям во врачевании. Он прижился в шайке и даже смог заручиться доверием атамана. Он смог убедить татей не прикасаться к той части клада, в поисках которой он и приехал в Московию…»

– Вот что значит «заклятье знахаря»! – пробормотал Сергей, не отрываясь от письма.

«… Он также сумел составить кладовую запись, разузнать место тайника и переправить эти сведения близким родственникам в Краков. Спустя много лет бумаги эти попали ко мне. Полагаю, тебе известен конец шайки, а также история о том, как кладом завладел твой управляющий. Историю моего обогащения я, помнится, тебе изложил. Правда, кажется, забыл упомянуть, что старик Калиновский, мой родственник, отписал мне одно из своих имений – оно как раз по соседству с твоей усадьбой. Проку от сих владений, разумеется, никакого, но зато ты, милый друг, был у нас под присмотром. Как ты сам уже, должно быть, догадываешься, встреча наша в Петербурге была не случайной. Мне забавно было посмотреть на своего приятеля, у которого под боком богатства запрятаны, а он, дурень, об этом и не ведает. Я не знал точное место нахождения клада. Знал только, что из твоего имения сокровище уйти не могло. Людишки мои, пытаясь выведать это у твоего управляющего, немного переусердствовали. Прости, я не сторонник крайних мер. Про то, что карта находится у этого плута Степана, я узнал слишком поздно. Мы его, признаться, упустили из виду, однако я догадался, куда он побежит. В Петербурге за твоим домом следили, ждали. Не вмешайся ты в драку и не выручи этого дурня с его прелестной дочуркой, пожалуй, о кладе тебе ничего не стало бы известно. Однако ты попался на крючок. Согласись, что истории о скрытых сокровищах чертовски притягательны.

И вот тогда я решил не тратить сил даром и избрал вас своим орудием. С этого момента наши шансы получить клад стали примерно равны. Прости, но я оказался расторопнее! Сейчас, когда мои люди грузят в экипажи содержимое сундуков, я вижу, что выбор мой себя оправдал. Ты не можешь не признать, что я разыграл все, как по нотам, и сделал это весьма талантливо!

Ведь ты же сам вывел нас к сокровищам! Хотя, mon ami, охломон ты, я тебе доложу, редкий. Немало трудов стоило вашу компанию до усадьбы препроводить. Я за тебя изрядно побеспокоился. Мне не только долг твой г-же Завынкиной оплатить пришлось, но и г-м полицейским еще по четвертному билету сунуть, дабы дело замять. К слову сказать, билеты на поезд и дилижанс тоже пришлось для вашей компании ангажировать. Чего для приятеля не сделаешь! А в Москве тебя вообще могли живота лишить. Скажи спасибо, Николай Петрович у меня в компаньонах ходит. Он незаменимый человек и, смею надеяться, ты оценил его услуги по достоинству. „Нехлюдов“ и его так называемая „дочь“, тоже недурно отыграли свои роли. Прости, мон шер, но только такой олух как ты, не смог признать в своем „соседе“, моего Алексиса. Я повстречал его несколько лет назад в Пензе, когда он мыкался без ангажемента и сразу оценил его таланты. Признаться, этот сукин сын мне недешево обходится. Кстати, понравилась ли тебе „Настенька Нехлюдова“? Думаю, ты мог встречать ее настоящие имя в афишах, поскольку она тоже актриса, правда, на мой взгляд, несколько провинциального пошиба. Однако, друг мой, с тебя и этого оказалось довольно.

Прости за брошенный в тебя камень, но именно таким способом Николай Петрович, которому надоело бездействие, показал мне, что в любой момент мог бы прихлопнуть Сережу Нарышкина, как муху. Был резон тебя на небеса отправить, да только не по-христиански это и, скажем так, без изящества. Я решил, пусть живет мой приятель; можно сказать, пожалел тебя, стервеца. Травником хотели тебя споить, сонного зелья в него подсыпали, так у тебя душа нашего угощения не приняла. Тогда на мельницу тебя вытащили, чтоб в вещах твоих пошарить, да ты, видать, карту с собой носил. Ну да бог с ним, дело прошлое, все и так удачно вышло. Теперь, Серж, когда ты держишь в руках это письмо, клад у меня. Но ты не отчаивайся. Я бы посоветовал тебе остепениться, заняться чем-нибудь полезным, хозяйством, например. Сам знаешь, поместье твое в запустении. Недурно было бы и жениться. Катерина милая девушка, хотя и не дворянка, но тебя, дурня, кажется, любит. Твое приключение закончилось, а мое, Сережа, только начинается. Так что, не пиши мне пока, я, ведь, еще не решил, где остановиться. Да и не до писем тебе будет в ближайшее время.

Как говорится, прости и прощай! Умей проигрывать достойно!»

Сергей несколько мгновений после прочтения письма стоял, как громом пораженный, и только сверлил глазом конверт. Затем с яростью ударил по столу кулаком. Ваза с жемчугом подпрыгнула. Степан вздрогнул и полез искать укатившуюся бусину.

Неожиданно для самого себя Сергей рассмеялся.

– Что веселитесь, сударь? – буркнул из-под кресла Степан.

– Нас провели, Степа, нас просто облапошили! Нарышкин помахал в воздухе письмом.

– Ну, слава Богу, насилу Вы догадались!

– Догадался! – со злой улыбкой ответил Сергей.

Все встало на свои места. Все, да не все. Особенную ярость у Нарышкина вызвала фраза об окончании его приключения.

– Ах, полячишка заносчивый! Да кем это он себя представляет!? Тоже мне, злой гений выискался! Да я тебя на дуэль! Стреляться на шести шагах! Я тебя, подлеца, выведу на чистую воду! Я тебя к ответу привлеку и всю твою банду тоже. Я же просто-напросто физиономию твою польскую побью!

Эти негодования разъяренного Нарышкина были прерваны каким-то шумом внизу, затем раздался топот ног по лестнице, и в кабинет вошли, если не сказать ворвались, несколько полицейских чинов.

– Позвольте представиться: становой пристав Дерябин! – пристав резко щелкнул каблуками. – Имею сведения, что в данный момент Вы укрываете у себя опасных преступников. Среди них значатся мещанин Степан Заплетнев и дочь его Катерина, стало быть, Заплетнева. Дерябин хмуро огляделся и потеребил ус.

(«Вот, значит, какая у Степана фамилия, а я у него даже паспорта не спрашивал», – подумал почему-то Нарышкин.)

– Откуда у Вас эти сведения? Как вы смеете? На каком основании?

– Извольте, на основании письменного заявления помещика Алексея Петровича Нехлюдова. Имеем письменное заявление указанного господина о похищении из его усадьбы вещей, список которых прилагается.

«Ах, соседушка хлебосольный, – с тупой яростью подумал Сергей. – Вещи, конечно, найдутся. Вон она, телега с Нехлюдовскими дарами во дворе маячит… Верно, и в дом тоже что-нибудь успели подкинуть!».

– Кроме означенного воровства, Степан Заплетнев подозревается в убийстве управляющего Вашей усадьбы Трифонова Петра Кузьмича. А это уже, сударь, серьезным дельцем пахнет! – пристав нахмурил брови. – На сим основании имею учинить обыск, следствие и дознание.

«Ай да молодец Левушка! Ловок, подлец, сверх меры… – Нарышкин криво улыбнулся своим мыслям. – Пока мы тут в разбирательствах увязнем, тебя, канальи, уже и след простыл …».

– Вот, значит, как! – произнес он вслух. – Стало быть, на основании заявления помещика Нехлюдова! А вам известно, господин Дерябин, что означенного помещика в природе не существует! Все это – т начала и до конца фикция. Кроме того, у меня имеются неопровержимые доказательства, касаемые убийства моего управляющего, и я сейчас вам их предоставлю.

Нарышкин потряс в воздухе письмом Трещинского.

«Вот тут, Левушка, ты мне и попался!», – подумал он с ликованием.

Он протянул конверт. Дерябин развернул его, повертел, поднес к глазам, а затем, еще пуще нахмурившись, возвратил Сергею.

– Шутки шутить изволите? Я тут в некотором роде «при исполнении»!

Сергей посмотрел на письмо. В руках он держал чистый, немного смятый лист белой бумаги. На нем не было ни единой строки, ни единого слова, ни единой буквы!

– Но позвольте, как же это? – Нарышкин был ошеломлен. – Я только что, перед вашим появлением прочел… там были явные улики… как это могло статься?

– Вам, сударь, надо бы в город. Фельдшеру показаться, – почти с жалостью качая головой, произнес Дерябин. – Совсем Вы, как я погляжу, из пазов вышли!

– Клянусь, что на этом листке только что было письмо, которое все объясняло…

– Могу Вам порекомендовать одного цирюльника в Орле, – с неожиданной человечностью сказал пристав. – У него, знаете ли, этакие персидские пиявки имеются. Черт его знает, где он их достает, но только, против наших конских, они не в пример чище. Кровь отворяют любо-дорого! Он их в кислом квасу выдерживает. От этого они злее становятся!

«Кто из нас двоих вышел из пазов? – подумал Нарышкин, лихорадочно соображая, что делать. – Алхимией забавляться изволите, господин Трещинский! Все продумал, мерзавец, даже чернила специальные использовал!».

– Господин пристав, простите, не знаю как Вас по имени-отчеству?..

– Иван Семеныч, – ответил Дерябин, продолжая смотреть на Сергея с плохо скрываемой снисходительной жалостью. Нарышкин изобразил на лице подобие радушной улыбки.

– Иван Семенович… следствие, дознание… Давайте о деле позже. Никуда Ваши подозреваемые не денутся, коли они и вправду тут. Если угодно, приставьте к дверям Вашего человека. А мы с Вами пока с дорожки по маленькой! Ведь Вы, сломя голову, сюда летели, наверное, без завтрака! Я сам в прошлом служил, понятие имею. Не откажите в столовую пройти…

– В столовую? – суровое лицо полицейского чина несколько смягчилось. – Ну что ж, пожалуй, извольте, пройдем. Желудок, сами понимаете, он и «при исполнении» желудок! А насчет персидских пиявок Вы все-таки подумайте…

– Непременно подумаю, Иван Семенович, непременно!

Становой пристав и Нарышкин прошли в столовую, где, не торопясь, накрывала на стол заспанная, расхристанная Танюха. Взгляд Дерябина сразу потеплел.

Молча, не чокаясь, выпили по первой.

Да, Трещинский нанес сильный упреждающий удар, но Сергей уже знал, как ответить на его выпад!