Текст книги "Тайными тропами (СИ)"

Автор книги: Игорь Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Глава 10
Ночные подарки

– О, Небесная Пара, – взмолилась начальника стражи, устало плетясь домой.

Опять не получилось прийти домой пораньше. Так дети совсем забудут, какое лицо у матушки, а муж начнёт поглядывать на соседку.

А меж тем ночь окончательно залила Керенборг, словно вода в половодье. Тьма неспешно заполнила замок маркизы, его узкие, крытые камнем улицы и дома мещан, жмущиеся к стенам замка, будто серые овцы с выкрашенными красной черепицей спинами – к стенке загона. И как большая вода, которая заливает сперва низины, так и мрак заполнял сначала проулки, оставляя напоследок тянущиеся к небу шпили храма и дозорные башни.

Запертые в городе овцы-домики готовились ко сну. А за внешними стенами стучал молотами и гудел водяными колёсами ремесленный квартал, с шумом и лязгом сбивая не только окалину с ковкого железа, но и цены на жильё.

Вечер выдался очень тяжёлый, ибо сперва пришлось преклонить колено перед маркизой, снова потребовавшей разобраться в нападении на дозор. А потом её каким-то непостижимым образом нашли халумари, сказавшись дознавателями по тому щекотливому вопросу, и до поздней ночи при свете ярчайших халумарских ламп осматривали комнатку, где напали на шпионок магистрата.

Пришлый долго ползал по полу, собирая всякий мусор в прозрачные мешочки, мазал доски, мебель и вещи кисточкой с чёрным порошком, а потом сверкал непонятной коробочкой со стеклянным глазом. Сказал, что даст ответ позже, и исчез, даже не объяснив, как он этот ответ принесёт.

А ведь после этого пришлось ещё проверять караул у западных ворот, чтоб, не приведи Небесная Пара, стража не спала. Этих ленивых задниц надо постоянно тревожить, а то обленятся, потеряют всякую опаску и упустят какую-нибудь тварь покарманную, поживившуюся серебром честных горожан.

– О боги, – шептала женщина, – вот умру, из бездны достанут и заставят работать. Хоть бы жалование повысили, а то бегаю и бегаю, уже сто сапог стоптала. То пожары, то карманницы, то убийцы.

В руках женщины был тусклый фонарь с толстой жировой свечой, спрятанной под кривенькими стёклышками. В свете фонаря мерцали забитые меж больших серых камней брусчатки «кошачьи глазки», то есть белые камушки, хорошо заметные в свете звёзд, неярких свечей и тусклых масляных ламп и потому помогающие видеть очертания пути и не сломать ноги. Но сейчас казалось, дорога сама недовольно щурится на идущую по ней женщину.

А та еле волочила ноги, но выйдя из проулка на свою улочку, замерла. Из её родного домика, приютившегося на перекрёстке Серверного торгового тракта и Маркизина Браслета, как называли кольцевую дорогу, окружающей стены замка феодовладетельницы – лился яркий свет.

Сердце свело судорогой. Неужели демоны не обошли стороной?

Начальница стражи сперва перешла на быстрый шаг, а потом и вовсе на бег. И вскоре, придерживая одной рукой шляпу, а другой одновременно и ножны с полуторником и подол короткого платья, влетела в приоткрытые двери. А влетев, замерла на пороге.

Все её домочадцы: и муж с малявкой-дочуркой на руках, и два сынишки-погодки, старшему из которых Небесная Пара отмерила только восемь вёсен, сидели за богато накрытым столом, а кроме них в каминной – как ещё назывался обеденный зал, расположенный на первом этаж дома, где и пол уложен камнем, и очаг упрятан в небольшой кирпичный свод – присутствовали трёх пришлых. В первом Аманда узнала эсквайра да Петроф. Вместе с ним за столом разместился худощавый мужчина в чёрной одёжке, с плащами и большим кожаным саквояжем подле ног, и Аманду так и тянуло назвать господина крысоловом. Почему? Непонятно, но чутьё редко обманывало начальницу стражи.

Последним был зверомуж в зелено-пятнистой одёжке, и он усердствовал над небольшим, придвинутым вплотную к стене резным столиком, на коем сейчас громоздилась странная шкатулка с тёмным зеркальцем и большим стеклянным глазом.

Над шкатулкой горел яркий светильник. Настолько яркий, что огонь очага и свечей терялся в его свете.

При виде начальницы стражи да Петроф встал и сделал витиеватый поклон.

– Доброй ночи, госпожа Аманда. Рад нашей встрече – громко произнёс он, и пока начальница не опомнилась, протянул свиток.

Женщина осторожно приняла его и развернула. Взгляд скользнул по бумаге и сразу же наткнулся на сургучную гербовую печать и широкий росчерк, принадлежащий её сиятельству, а потом впился в ровненькие строчки, принадлежащие перу секретаря госпожи маркизы:

«Сии господа учинят у тебя говорящую шкатулку. В замке пока не имею желания иметь эту вещь, но ежели ценна пользой будет, дам изволения учинить и у себя. Но покуда ты опробуй».

Аманда глубоко вдохнула и сжала зубы и, пересилив себя в желании швырнуть свиток на пол, положила на стол. Мало ей, что ли, испытаний? А тут ещё и шкатулка колдовская.

А зверомуж оторвался от своего дела и позвал яркого халумари, проговорив что-то на своём языке, но похожее на: «Три нет клась? Или толка видифон?»

«Пока видифон», – ответил ему да Петроф.

Начальница стражи сняла с головы шляпу и провела рукой по лицу. Внутри бушевали весьма противоречивые чувства: и больше всех среди них выделялась злость, шепчущая на ухо, что уже в своём же доме не хозяйка.

Вторым чувством был голод. И пахнущая на столе жареная порчетта в непривычных пряностях, тонко нарезанный сыр и странные печёные овощи – круглые, светлые, но с румяными корочками, а ещё несколько бутылок халумарского вина, заставили живот заурчать и перебили злость желанием скорее поесть.

Зверомуж буркнул что-то непонятное и отряхнул ладони. Потом дотронулся до шкатулки пальцем и заговорил на своём: «Лё. Лё. Проверка связи».

И из коробочки защебетало в ответ, а сама она вспыхнула мертвенно-голубым светом, и на небольшом зеркальце проступил движущийся портрет незнакомца.

Да Петроф снова сделал поклон и проговорил:

– Госпожа Аманда, у нас говорят, без стакана не разберёшься. Но хотелось бы спросить, дом, где произошло нападение на магичек, всего в трёх сотнях шагов отсюда? Может, ещё раз осмотрим?

Аманда уже кипела от возмущения, но держалась из последних сил. И эти силы кончились в миг, когда предложили ещё куда-то пойти в ночи.

Начальница стражи взяла со стола вилку и с силой воткнула в хребет печёного поросёнка. Было слышно, как хрустнул ломающийся позвоночник.

– Господа, можно я сперва поем? – процедила женщина и, не дожидаясь ответа, села за стол. Она хозяйка этого дома, и никто, кроме госпожи маркизы и настоятельницы храма, ей сейчас не указ.

* * *

Авроре не спалось.

Ночь перевалила за хребет своей середины. Полярный треугольник немного повернулся, словно ось тележного колеса. Охристый уголёк Лампады склонился к горизонту. Пришлые говорят, что эта звезда светит, как их «люна» в «новолюние», что бы это ни значило, и мир готов был погрузиться в кромешный мрак.

Аврора лежала на траве, подложив под себя новенькую циновку, поверх которой кинула шерстяное одеяло, и укрылась, как одеялом, своим плащом. На ноги положила тонко выделанную овечью шкуру. Спать легла в одной лишь ночной рубахе, а под голову подсунула сумку с деньгами. Неудобно, но если спать в одежде, то утром будешь мокрой и потной, что неудобнее вдвойне. Ведь Небесная Пара не любит грязнуль, если они не грязепоклонники, конечно, и насылает на них порчу и болезни. И даже Пречистая Аква отворачивается. Доспех, оружие и сумку с порохом разместила рядом, чтоб можно было рукой достать.

Сейчас можно опасаться только злых людей, ибо в круг светораздела, просыпанного пеплом, мелкая нечисть не пролезет. От крупного же демона всё равно не спастись и остаётся лишь уповать на милость Небесной пары, да благословение двуликой Такоры – богини удачи.

Но не спалось. От тихо потрескивающего костра тянуло дымом, горелой кашей, которой ужинали солдатки, и копчёной колбасой, коей угощалась рыцарка Виолетта. Вдоль пепельного круга тихо прохаживалась парочка караульщиц, которая время от времени кидала камушки в бродящих снаружи скелетов и вытягивала в их сторону копья с висящими на них масляными фонарями, но, помня, как чёрный зверь дотянулся до их товарки, соблюдали осторожность.

Нежить охала и неуклюже размахивалась руками, отшатывалась от огня, однако преступить круг и кинуться в отместку на людей не могла.

Но внимание Авроры было сосредоточено не на караульщицах, а на девчонке, которую подобрал господин барон. Та весь день проспала, а к ночи оживилась и теперь принялась за посуду.

Баронета да Вульпа со вздохом встала, накинула прямо поверх ночной рубахи перевязь с оружием и подошла к девчонке. Та глянула на Аврору и приступила к своим обязанностям, а наёмница достала рапиру-мышеколку и легко стукнула по запястью деревенщины, словно указкой.

– Руки покажи.

Девчонка отложила в сторону тряпку и показала ладони, глядя с непониманием вверх.

– Выше.

Аврора прищурилась, разглядывая руки девчонки, а затем подняла свою руку. По рукам можно многое понять о человеке.

У самой баронеты руки были в мозолях от постоянных упражнений с копьём, мечом и тяжестью. Малые трещинки на коже забиты чёрным порохом и ружейным маслом настолько, что его уже не получалось отмыть – всё равно при ярком свете видно.

Пальцы крестьянки должны быть грубыми от чёрной работы, обожжёнными горячими углями, горшками и кипящим жиром, исцарапаны плохим инструментом. У сестры Стефани, к примеру, они в мозолях, ибо быт храмовых послушниц тоже не многим отличается от сельского и не менее тяжек, разве что вместо общины, трудятся на благо храма.

Руки виденных магичек и деревенских ведьм грязны от чернил, колдовской пыли, жира масляных ламп и изрезаны стеклянными ножами, нужными для опасных чар.

Даже у избалованного младшего братца Авроры пальцы исколоты портняжной иглой, исцарапаны когтями птиц и обмозолены струнами лютни, потому как его учили важным при дворе наукам: белошвейному мастерству, грамоте, соколиной почте и музицированию.

Руки подобрашки несомненно принадлежали труженице, но, кроме прочего, на запястьях виднелись особые следы, и вряд ли это золотые браслеты. Скорее уж кандалы каторжницы или рабыни.

Наёмница опустила свою руку и задумалась. Неужто беглая? Но какая дура закуёт в железо ведьму, не отрезав язык и не сломав пальцы? Иначе в одно погожее утро можно просто и не проснуться.

Но с этим можно разобраться и позже. Всё равно путь долгий, к тому же люди барона уже допрашивали подобрашку, пользуя хитрые, распознающие ложь заклятья.

– Тебя как звать? – строго, словно репетитор по грамоте, но не сурово, спросила Аврора.

– Гвен.

– Плохо моешь. Чашки при баронском дворе должны мыться в двух разных кадках – сперва в мыльной, а после – в чистой. И протираться полотенцами – чтоб насухо и начисто. Иди возьми мои чашки, буду учить, – произнесла Аврора, указала клинком на место рядом с каретой, где на полотенце лежала посуда, и убрала рапиру в ножны.

– Наши бы чашки кто помыл, – донёсся смешок со стороны караульщиц.

Аврора тут же выхватила шпагу, но не мышеколку, а боевую, и картинно вытянув перед собой, отчеканила:

– Она моет и штопает только за господином бароном, его дуэньей и мной. Кровью слова подтверждаю. Можно вашей, можно моей, если у вас получится.

На том спор был закончен.

* * *

Дмитрий поёжился.

Утро было прохладным, наполненным песнями крохотных пташек, мычанием волов и хриплым криком сержантки. Небо в предвкушении рассвета слегка подёрнулось серым. Нечисть убралась восвояси. А костёр разыгрался с новой силой, чтоб дать жар и для каши, и для кипятка для мытья чашек.

Прапор как ни в чём не бывало храпел, прислонившись боком к стенке кареты и подладив под голову подушку.

– Солдат спит, служба идёт? – покачал головой капитан, а потом ухмыльнулся и пожал плечами. – И как у него ничего не затекло? У меня все бока болят, как будто на мешке с картошкой спал. На следующем привале надо будет несмотря на тварей, разворачивать палатку и поспать нормально.

Дмитрий открыл шторки на окне кареты, задумчиво помассировал виски пальцами и достал блокнот. Писать можно много, но всё сведётся к одному: при движении колонны необходимы средства для защиты личного состава и техники на ночном привале от нечисти, а это даже от базы толком не отъехали. Что уж говорить о многосуточном марше?

И если не получится наладить работу чугунных волшебных палочек, чтоб одноразовыми не были, то батальону на учения придётся брать с собой местную священницу.

Дмитрий потянулся и открыл дверцу.

Прохладный утренний воздух, наполненный свежестью берёзовой листвы, хлынул внутрь потоком и быстро залил нутро кареты, как волны океана – утонувший Титаник.

Прямо у колеса, свернувшись калачиком, сопела девчонка-волшебница. Рядом с ней на полотенце лежали вымытые тарелки, кружки и ложки. Чуть поодаль – в десяти шагах – бродили и выщипывали оставшуюся траву привязанные к столбикам тяговые волы.

В глаза сразу бросились фигурки божеств, стоящие у костра на небольшой резной скамейке. Этот мир весьма забавно сочетал в себе японское, древнегреческое или индусское многобожие с отчётливой параллелью с земным европейским средневековьем. Есть старшие божества, а есть духи всего сущего, и чем слабее, тем их больше. По идее, под каждой травинкой живёт мелкий незримый божок этой самой травинки.

Дмитрий протяжно зевнул, а внимание его сместилось на сестру Стефани. Монашка, одетая в тёмно-коричневую хламиду поверх белой камизы, упала на четвереньки возле своей повозки и принялась ползать по траве и заглядывать между колёс. Колокольчик, подвощённый на вычурном головном уборе, противно позвякивал. Насколько Дмитрий помнил, коричневый цвет одежд монашки значил, что их обладательница не замужем, но обет безбрачия тоже не давала. Да, здесь, как и в некоторых земных религиях, не всем священнослужителям запрещалось вступать в брак, но условия брака зависят от того, какому божеству служат. Последовательницам Тауриссы можно мужниться, но только после разрешения на то настоятельницы, которая брала на себя права матери.

Монашка ползала, а Дмитрий косо глянул на прапора и достал из кареты смартфон. Конечно же, на сеть не было и намёка, но ведь гаджет можно использовать не только для связи. Дмитрий неспешным шагом приблизился к Стефани, присел на корточки и включил фонарик.

– У вас что-то случилось, сестрица? – тихо спросил он, разглядывая растерянную девицу. В здешней иерархии баронский отпрыск будет повыше монахини статусом, а вежливое обращение допускало называть её сестрицей или сестрёнкой – словно к младшей и почти родной.

Монашка вздрогнула и торопливо попятилась, а когда вылезла, уставилась на яркий белый огонёк. Капитан не удержался и включил запись видео.

– Черепашки, ваша милость. Они потерялись. Но я точно помню, что закрывала корзину, – почти плача протянула Стефани, не отрывая взгляда от смартфона.

– Черепашки-ниндзя, – слегка ухмыльнувшись, прошептал по-русски Дмитрий, выключил запись и фонарик и вернулся к карете.

Сизов по-прежнему спал.

А над поляной потёк запах горелой каши.

Сестрица почти полностью залезла под телегу, когда вдруг быстро попятилась задом, встала и замерла. Встала не только она, но и рано вставшие солдатки встревоженно оторвались от своих дел и стали вглядываться в густую утреннюю серость.

– Вы слышите? – прошептала она и начала осенять себя знаками Небесной Пары и Тауриссы и бормотать молитвы.

Дмитрий нахмурился и прислушался. А ведь в самом деле со стороны Гнилого Березняка слышались отдалённые крики, непонятный дребезг и протяжное мычание.

Рядом встала заспанная и одетая лишь в ночнушку Аврора, вооружённая двумя пистолями.

А вскоре показался источник звука, и стало не до шуток: в утреннем полумраке, грохоча колёсами по ухабам неслась повозка. Обычный фургон, запряжённый достаточно резвым бычком непонятной породы. Рогатые обычно не склонны к панике, но сейчас его зажимали в клещи чёрные псы, те самые, что напали с вечера на курьера. Создания порой исчезали в облаке тьмы, похожей на густой выхлоп, какой бывает у грузовика с неисправным дизелем, и возникали с другой стороны из такого же облака, словно телепортировались. Отчего их казалось больше, чем есть на самом деле. Увидев тварей, всё стадо тяговой скотины повыскакивало с места, задрало хвосты, и насколько позволяли верёвки, сбилось в кучку, мыча и встревоженно наклоняя рогатые головы.

Телега же подпрыгивала на ухабах и норовила вот-вот развалиться. С неё и так сыпались мелкие вещи.

– Помогите! – вопили двое местных, сидящие на облучке. Один из них тянул поводья, направляя прямо на стоянку.

– О-го-го! – прокричал прапор, на котором полосатая тельняшка, вкупе с местными, весьма похожими на шорты штанами и обычными сланцами на босу ногу смотрелись забавно. Но при этом Сизов держал в руках дробовик.

– Не успеют, – произнесла одна из солдаток.

– Заткнись, дура! – рявкнула Аврора, напряжённо вглядывающаяся в фургон. – Они успеют, но проскочат насквозь – слишком разогнались, а быка понесло.

– Тормози их! – заорала сержантка рыцарки и бросилась наперерез. Аврора тоже бросилась к краю, размахивая руками и крича: «Стой!».

– Помогите! – кричали на облучке. Собаки норовили укусить бычка за ноги, а тот закатил от ужаса глаза и мчался вперёд, уже даже не пытаясь отбиться рогами.

– Стой! – орала Аврора, целясь бычка, а потом выругалась: – Бездна! Его пулей не свалить!

Но Дмитрий, который и сам схватил крупнокалиберный револьвер, уперев прикладом в плечо, это понимал. А даже если получится, то он полетит кубарем, и фургон опрокинется, поминая под себя людей.

Повозка на очередной кочке подлетела так, что казалось, пассажиры вывалятся. А за десяток шагов до защитного круга часть собак исчезла, с тем чтоб возникнуть на противоположной стороне поляны, а часть побежала, огибая осыпанную пепельным кругом поляну.

– Суки! – заорал прапор и прицелился в чёрных зверей. Раздались выстрелы. На траву полетели пустые гильзы.

Но и так уже ясно, что нечисть не отогнать, а телок будет мчаться напролом.

– В стороны! – заорала рыцарка, которая подхватила большую пику, готовясь кинуться на бычка, как на дикого тура.

Солдатки и Аврора бросились врассыпную. И на пути бычка осталась лишь опешившая сестра Стефани.

– Бегите! – закричала одна из солдаток.

Но вместо этого, испуганно вытаращившая глаза монашка, завизжала, зажмурилась, схватил левой рукой знак Тауриссы, а правую выставила перед собой. Она сжала кулак и растопырила указательный палец и мизинец, изображая рога.

– Дура! – закричал на русском Дмитрий. Воображение уже нарисовало, как тяжёлая туша бычка, вместившая не менее полутонны, да ещё и запряжённая в тяжёлый фургон, сносит хрупкую человечишку, словно грузовик. Переломы и разрывы тканей гарантированы, если вообще жить будет.

– Бегите!

Но Стефани ничего не слышала, а вот бычок, вопреки ожиданиям, стал тормозить чуть ли не юзом. Он истошно замычал и задрал голову, упираясь ногами в землю.

Все затаили дыхание. Успеет или не успеет остановиться? Счёт пошёл на доли секунд.

Успел.

Бычок снова замычал, замерев всего в шаге от монашки и даже немного попятившись, а та, по-прежнему старательно щурясь, изогнула руку так, что локоть оказался выше кулака. А затем сестрица начала медленно опускать кулак, словно давя на лоб скотины. Воздух на поляне едва слышно загудел на грани инфразвука, как гудит трансформаторная будка, и телок рухнул на траву ничком, испуганно глядя на человека. Они так и замерли, словно пара на арене, где идёт коррида: бык, поверженный незримой силой, и высокая девушка в монашеском одеянии над ним в стойке тореадора, хоть и без оружия.

А затем над стоянкой повисла тишина. Все пытаясь переварить и осмыслить увиденное.

Сестра Стефани открыла глаза, испуганно глядя на упавшее перед ней на колени животное. Но ноги сестрицы задрожали, а сама она побледнела и упала в обморок.

Пассажиры, коими оказались два прилично одетых местных мужчинки, сидели на своих местах, вцепившись пальцами в края повозки и поводья и боясь шелохнуться.

– Господи Боже, – пробормотал прапор, перехватив оружие в левую руку и перекрестившись. Он, конечно, атеист, но мир особый, чудеса на каждом шагу, вдруг и его молитвы кто услышит.

– Здравствуйте, – сдавленно произнёс юноша в широком, как блин, съехавшем набок берете с воткнутым в него пёстрым фазаньим пером. – Можно на огонёк?

Глава 11
Лис и специи

Псы-призраки растаяли в тот же миг, когда поняли, что дичь от них ускользнула.

К тому же достаточно сильно посветлело, и березняк подёрнулся предрассветной серостью, в которой лес казался ещё плоским, не отбредшим тени и глубину. Летучие мыши и совы спрятались для дневного сна, а им на смену проснулись певчие птицы. В деревнях и городах петухи, скорее всего, уже прокукарекали свои первые кличи. В общем-то, и не зря сам этот час на Реверсе называется часом петуха.

Дмитрий внимательно разглядывал вломившуюся на поляну парочку гостей. Один явно был дворянином мелкого полёта, второй – слугой, но не замарашкой, а весьма приличного вида. Так сказать, аналог смазливой горничной, но в мужском варианте.

И если слуга был одет в коричневые и бежевые одёжки, такие как застёгивающаяся на шнурки кожаная жилетка, откинутый капюшон-шаперон, некрашеная льняная рубаха, шерстяной плащ, короткие штаны и хорошие ботинки почти современного для землян вида, то дворянин был очень ярким.

Свекольного цвета жилетка с вышитыми на ней золотыми нитками геральдическими лисами. Две рубахи одна поверх другой так, что ажурные рукава и ворот белой торчали из-под верхней бежевой. На руках – тряпичные перчатки, почему-то смахивающие на земные из магазина стройматериалов. На ногах – чёрные штаны до колен с тонкими разрезами по бокам, в которых виднелась вставки из ткани розового цвета, такими же черно-розовыми были толстые валики на плечах жилетки. Кроме штанов – чулки в черно-изумрудную полоску и туфли с серебряными пряжками. На голове – чёрный бархатный берет, столь широкий, что больше походил на шляпу с полями и наверняка держался на каком-то каркасе. В головной убор было воткнута собранная заколка с пёстрым пером фазана. На поясе три бархатных кошелька разных цветов. На плечах – короткий, до пояса, чёрный плащ с вышивкой и бежевой подбойкой. И завершал всё это буйство красок алый атласный гульфик, бодро торчащий, будучи прикреплённым к штанам мелкими жемчужными пуговками. Понятно, что мода такая, но всё равно для землянина это дико.

Дмитрий зажмурился и мысленно выругался, а потом глянул на Аврору, у которой были в точности такие же лисы на одежде. Но это вопрос можно и потом задать.

– Охренеть, – прошептал стоящий рядом с капитаном прапор, – это что за петушки на палочках?

И благо, что никто его не понял.

Гость же в некоторое время молча оглядывал присутствующих, будто пытался собраться с мыслями и раскидать по табели о рангах всех присутствующих по гербам и внешнему виду. И взгляд его остановился на гербах, вышитых на куртке Дмитрия.

– Любезный господин барон! Я благодарен светлейшему Солу за нашу встречу! – вдруг расплылся в улыбке паренёк, сосредоточив внимание на капитане.

Он встал с места, легко спрыгнул на траву, схватившись за край своего берета. А потом стал выписывать этим беретом кренделя в поклоне. Из выреза рубахи выпали и повисли на цепочках знаки божеств.

– Не имею чести быть знакомым, – негромко протянул Дмитрий, которому сейчас предстояло напрягать до разрыва пупка остатки полученного в театральном кружке актёрского умения и играть роль важного дворянина. Пришлось вспомнить и советы генерала, и потому надувать щёки и выпячивать губы.

– Зато я наслышан о вашем достопочтенном семействе, да будет благосклонна к вашему роду Небесная Пара! Но позвольте представься. – Юноша снова начал выписывать кренделя и при этом говорить. – Баронет Максимилиан да Вульпа к вашим услугам!

Во время очередного кандибобера из-за пазухи на траву выпал небольшой колесцовый пистоль с лакированной рукоятью, но без присущего рыцаршам и солдаткам металлического или костяного яблока на конце. И пистоль был вполне боевой, хоть и малого калибра.

Юнец тут же смущённо подобрал оружие, заткнув за пояс.

Дмитрий учтиво улыбнулся, потому что при виде гостя в голове всплыли ассоциации с уткой-мандаринкой – маленькой, но очень яркой и деловитой.

– Позвольте полюбопытствовать, – произнёс землянин встречный вопрос, – какими судьбами в столь неспокойный час и в столь неприятном месте?

Юнец натужно улыбнулся. Не будь сейчас у Дмитрия баронского титула, послали бы нецензурно, но этикет требовал ответа. К тому же плохим словом спасителей не благодарят даже на Реверсе.

– Во всем виноват мой слуга. Я говорю ему, хочу самого дорогого вина. Хочу самых лучших тканей. А он как упадёт на колени. Смилуйся, господин, где же я это всё возьму? Я ему, ищи где хочешь, каналья. И тут он как заплачет навзрыд чёрными слезами, мол, господин, если обождёте неразумного, я наторгую на вино и ткани. Но как я отпущу его одного? Убьют же, или изнасилуют. Сжалился, как над ребёнком, и отправится с ним.

Максимилиан закончил рассказ и потупил взор, словно не знающий ответа школьник у доски.

Ну, если опустить, что каналья – это дословно псина подзаборная, в остальном всё было ясно. Дворянам торговать было не по статусу, но без монеты в кармане тоже плохо. Остаётся только сваливать всё на подставного слугу, и судя по розовым щекам оного, торговля шла не так уж и плохо. На вид мужичок был ровесник хозяина, спокоен, как хомяк в норе, и только глазками наивно лупал, как красная девица.

Но Дмитрий продолжил расспрос.

– И чем же, позвольте узнать, торгует ваш слуга?

– Этот негодяй возит специи, крашеные ткани и медные украшения. Хорошие, замечу, а не всякое непотребство, – торопливо ответил юнец.

Капитан не успел что-либо добавить, как рядом взорвалась гневной тирадой Аврора.

– В бездну, Ми-ми! Я даже не спрашиваю, какие демоны тебя сюда привели, но ответь, почему ты шляешься без охраны⁈ Жить надоело⁈ Не мог никого нанять⁈ Жадность не позволила⁈

Юнец дёрнул щекой, словно по ней ударили, а потом глянул куда-то в сторону и приложил берет к груди, печально закатив глаза.

– Наняли. Очень доблестная была дама, но увы, этой ночью ее собаки съели.

* * *

– Лексеич! – ворвался в кабинет генерала начальник базы, – Что там с результатами⁈

– Результатами чего? – приподнял брови Пётр Алексеевич, оторвавшись от кружки чая с лимоном.

– По разведке пути.

– Ты что от меня хочешь⁈ Всего два дня прошло! – возмутился генерал, глядя на полковника, который опёрся обеими руками о столешницу и навис, как плафон.

– Наверху требуют результатов.

– Пошли их нахрен! Отряд ещё только березняк минует!

Генерал со стуком поставил стакан на стол, скрипнул креслом и встал. Лицо его запылало от злости, как красный свет светофора.

– Тогда хотя бы фотоотчёт подготовки.

– В задницу эту показуху! Мы КамАЗы разбираем по винтикам, чтоб пропихнуть через портал, а потом заново собираем, а им отчёт! Бронетранспортёры режем и заново свариваем! А им нужно дефиле на фотокамеры! Пусть лучше придумают либо разборные танки, либо миниатюрную технику! – заорал Пётр Алексеевич, выходя из себя. – Как они марш представляют, если на той стороне не вылезут, как Вини Пух из кроличьей норы⁈

– Вот. Дельное замечание, – нарочито добродушно улыбнулся начальник базы.

А Пётр Алексеевич тяжело вздохнул, понимая, что перегнул палку. Не он сейчас главный. Не он.

– Будет тебе отчёт!

* * *

В дверь постучали. Начальница стражи встретила начало дня над тарелкой каши с мёдом. Как гласит обычай, когда первым просыпается Сол, мясо с утра лучше не есть. Уже никто и не помнил, откуда пришёл этот обычая, но Аманда следовала ему. Это в обед будет и бобовый суп с кусочками копчёной порчетты, и жареная яичница.

Когда стук повторился, женщина глянула на старшую дочку, тоже уплетающую овсянку деревянной ложкой, и мужа, суетящегося с кадушками для посуды. Сам он не мыл. Аманда получала жалование достаточное для того, чтоб нанять посудомоя, но собрать со стола и подкинуть дров в камин – это обязанность порядочного домохозяина.

– Опять, что ли, пожар? – зло бросив ложку в тарелку, прорычала невыспавшаяся женщина и встала. – Пожрать не дают.

Она подошла к двери и отодвинула железный запор. На пороге стояла запыхавшаяся стражница.

– Что?

– Там это… маркиза требует, чтоб вы разобрались. Там халумари непонятное творят.

– О, Небесная пара! – подняв руки в воззвании к высшим силам, произнесла Аманда. – С каких пор я стала гончей псиной? Неужели в этом славном городе закончились простые воры, убийцы и смутьяны? Почему я занимаюсь делами потусторонних сил?

– Но маркиза… – пробормотала стражница, комкая в руках конец пояса.

– Знаю, что маркиза, – пробурчала Аманда. – Жди.

Начальница стражи, что звучало на языке королевства как гард капитольесса, быстро схватила и надела подшитый честным железом корсаж, повесила через плечо перевязь, нацепила на голову повязку-бандану, на которую положила миниатюрный шлем-блюдечко, а сверху нахлобучила широкополую шляпу. И вышла из дома.

– Веди.

На этот раз не побежала, потому как почти у порога ее ждала двуколка с быстроходным бычком – большое преимущество тех, кто живёт на главных улицах, а не в проулках – есть где развернуться и проехать. Само собой разумеется, если бычок не болен.

Стражница вскочила в повозку, схватив поводья. Рядом плюхнулась Аманда.

Когда бычок тронулся с места, под колёсами загромыхала брусчатка, а на рогах животины задребезжали бубенцы.

Путь лежал к северным воротам, а там и к проклятому холму, что за семь миль от города.

Пока ехали, начальница стражи молча перебирала в голове, словно чётки на верёвочке, что же такого необычного могло произойти, отчего взбудоражилась сама землевладетельница. В голову приходили только убийства или взломы сундуков с чужим добром. Что поделать, такова работа. Вот неделю назад прямо в крепостном рве под гадюшником… Аманда осенила себя знаком Небесной Пары, отгоняя злые помыслы, и поправилась… под клозетом, что свисает закрытым балкончиком с отхожей дыркой в полу точно из маркизиной спальни, нашли тело. Всё что можно передумали: и то, что негодяйка хотела забраться по стене и пробраться в покои светлейшей особы, но сорвалась, порезавшись о собственный нож при приземлении в смешанную с отходами воду, и то, что кого-то уже резанного сбросили вниз. Маркиза топала ногами в негодовании. Была бы магессой, спалила бы молниями на месте.

А оказалось, что две пьяные дуры устроили дуэль на тесаках. Их видел мальчишка, который нёс перепёлку с рынка. Пили в таверне, там же затеяли драку, и трактирщица их тоже опознала. Сейчас убийца сидит в подземелье, дожидается виселицы. Вот это работа, а бегать вслед за неугомонными полупризраками – хоть убейте.