Текст книги "Тайными тропами (СИ)"

Автор книги: Игорь Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– Самозванцы, их сердца – пища для Белого Полоза, – проронила одна низким и очень чистым голосом.

Человеку, не знающему язык северных халумари – не тех, что пришлые с «Дземли», а истинных, родившихся под светом Небесной Пары, но укрытых от взора небесных светил листовою Великого Древа, речь показалась бы мелодичной песнью, но на самом деле женщина ругалась, кусая клыкастыми словами самозванцев, нагло явившихся из другого мира и решивших занять место первородных, тех, что прибыли в сей мир раньше остальных. Даже раньше смертных людей. И даже потеряйцы тогда ещё были в рассвете жизни. Да и, в общем-то, хотя бы живы.

– Не спеши. Будь как сова – бесшумной и терпеливой, а ты мечешься из стороны в сторону и пищишь, как летучая мышь, – очень красиво проговорила, почти пропела, вторая. – Тебе ли не знать, что всегда сперва нужно понять, что они могут. Не то сами погибнем и покровителя рода не вызволим, а если вернёмся без него, с нас шкуру тонкими лоскутками срежут живьём и повесят проветриваться на ветви великого древа. И нас и шкуру. Там и выспимся.

– Во всем виновато сонное зелье самозванцев! Если бы не оно, я бы спокойно увела покровителя от погони! – в голос заорала нетерпеливая перворождённая, до боли стиснув кулаки.

– Сейчас надо не оправдываться, а придумать, как сделать дело, – процедила терпеливая и отправилась прочь.

Глава 3
Капитошка и ночной переполох

Утро наступило рано. Глупо звучит, но утро приходит ко всем по-разному. К одним – с лениво поднимающимся к зениту солнцем, к другим – с пронзительным криком безумного петуха, который хочет прокукарекать о своём прекрасном настроении всем в округе, а к третьим – в три ночи с громким стуком в железную дверь.

Дмитрий Борщёв, помощник дежурного по внеземной базе, пребывающий в звании капитана, перевёл взгляд на экран и сонно моргнул. От недосыпа веки ощущались шершавыми, словно хреновая туалетная бумага.

Обычно ночью ничего не происходит: база спит, и лишь часовые бродят на постах под бдительным многоочием камер наблюдения, да патрули сонно слоняются вдоль заборов и зданий. И помощник даже приноровился впадать в режим вялого энергосбережения, обложившись справочниками по Реверсу и похожими на хитрые приключенческие романы докладами прогрессоров и слушая вполуха писк приборов и шелест вентилятора в служебном компьютере. Ему давно стало привычным состояние, когда бодрствуешь, но мозг работает вполсилы, реагируя только на узкий спектр внешних раздражителей.

За время бесконечных дежурств это помещение уподобило Дмитрия раку-отшельнику, нырнувшему в свою ракушку, и давно смешало времена суток в одну сплошную серую кашу без комочков, отчего он уже до тошноты насмотрелся на бежевые пластиковые стены с многочисленными плакатами и висящие на потолке и режущие глаза белые лампы, но к тому, что его беспокоят в неподходящее время – не привык. Это раздражало всегда.

В общем, звон, а потом и громкий настойчивый стук в дверь вывел Дмитрия из состояния психологической невесомости.

– Да какого чёрта? – бурчал он, а потом глянул на экран. Камера показала оператора портала и несколько наряженных по-местному парней.

Помощник вздохнул и продолжил бурчать:

– Делать им нечего. Вот совсем нечего. Нормальные люди по кроватям валяются. Нет же, блин, не спится им. Не могут шляться по утрам, когда начнётся нормальный рабочий день? – Капитан встал, дошёл, потягиваясь и зевая, до тяжёлой железной двери и высунулся наружу: – Чё не спится?

– Хватит бурчать как старый дед, – проговорил портальщик и указал рукой на парней. – Молодые прогрессоры. Принимай.

– Вижу, что не пожилые пенсионеры. Мне-то они зачем? Ночь на дворе.

– В Москве полдень, – с усмешкой парировал портальщик. Понятно, что у дежурной смены техперсонала портала тоже работа не сахар. Но там их человек десять, и если нет проблем, режутся в карты так, что шум и смех стоит на всю базу. Не то, что в дежурке одиночестве.

Дмитрий глянул на часы. А часов было двое – по местному времени и по московскому.

– Вечно там только о себе думают. Нет, чтоб на нас ориентироваться.

Портальщик, у которого на рабочем месте наверняка стыло кофе, покачал головой и произнёс:

– Сейчас сюда Пётр Алексеевич придёт. Этих строить.

Глянув на «этих», капитан тоскливо и даже обречённо вздохнул. Был бы магом, спал бы в нормальной кровати каждую ночь, и не думал о проблемах. Но не судьба, и утро будет долгим.

* * *

Генерал широкими шагами двигался к дежурке, где уже должны собраться молодые прогрессоры. Молодые, нигде не засветившиеся. Конечно, можно взять и проверенных парней, но они сейчас все заняты. Да и выдёргивать их из дальних представительств не было ни времени, ни целесообразности. Это же надо кем-то заменить их там, на местах. И с этим ещё больше проблем. Местные, привыкшие к халумари, доверяли только знакомым. Замени на другого, без репутации, и полгода работы насмарку.

– Любезный, мы отправляемся за сокровищами, нам нужен корабль и команда, – произнёс под нос Пётр Алексеевич, старательно парадируя сквайра Трелони из старого мультика про пиратов, сделанного по незабвенному Стивенсону. А потом хохотнул, представив, как будет всем рассказывать разные цели путешествия, кроме истинного. А уж что ближе к правде, пусть сами разбираются.

При виде генерала молодёжь, а было их четверо, быстро встала в одну шеренгу, старательно поправляя одёжку и переглядываясь. Было забавно смотреть, как строились люди в одинаковых средневековых одеждах, яркие, как канарейки или попугайчики. Все в расшитых жилетках и коротких штанах, подхваченных шнурками чуть ниже колен, в белых рубашках с ажурными воротниками и набивными рукавами с разрезами, в беретах с цветными перьями. А главное – с гульфиками.

– Внимание на командном пункте! – прокричал сонный капитан, блеснув значком помощника дежурного, и сам вытянулся по струнке.

– Ты что орёшь, капитошка? Ночь же, – ухмыльнулся генерал, дав понять, что можно допустить немного вольностей.

– Виноват! – отрапортовал помощник и тут же тихо пробурчал: – Я не сплю, пусть и другие не спят.

Генерал скосил прищуренный взгляд на офицера, но смолчал. А затем обратил всё внимание на парней.

– Ну, товарищи халумари, приветствую вас на Реверсе.

А в ответ – тишина.

Пётр Алексеевич важно заложил руки за спину и неспешно прошёлся вдоль строя, то есть вдоль всех четверых новобранцев, глядя на них сверху вниз. Как и полагается ориентированным на бабье царство прогрессорам, те были низкорослы и худощавы. И всё, казалось бы, при них, но чего-то не хватало. Нет, их наверняка хорошо подготовили и даже вшили в головы упрощённые нейрочипы, но генерал доверял интуиции, и именно интуиция кричала, что эти четверо для предстоящей задачи не подходят. Хоть тресни.

– Ну что ж, начнём смотр, – проговорил он, остановившись напротив одного из кандидатов. – Зелёные. Совсем ещё зелёные.

– Как лягушата, – едва слышно пробурчал стоящий за спиной капитан и добавил на местном: – Раноты.

Глянув на Борщёва, генерал быстро перевёл взор на новичков, а те даже ухом не повели. И вот это вот – интереснейшая деталь, потому как прибывшие не поняли весьма распространённой местной идиомы.

– Товарищи прогрессоры, что сейчас сказал товарищ капитан? Ну, смелее. Вот вы.

Он нетерпеливо указал на ближайшего.

– Дословно: лягушонок, маленькая лягушка, – ответил парень.

– Кто вас учил? – тут же нахмурится Пётр Алексеевич.

– Никитов.

– А Петров куда делся? – изогнув брови, спросил генерал.

Оно и понятно – Петров прошёл Реверс с самого открытия, самолично наступал на грабли первого контакта и обладал таким опытом, что запросто мог сойти за эксцентричного местного. А такая большая замена в преподавательском составе на курсах прогрессоров – словно кулаком под дых.

– На повышение, – прозвучало в ответ.

Пётр Алексеевич картинно закатил глаза, глубоко и тоскливо вздохнул.

– Ла́крима плю́ва, – произнёс он и посмотрел на четвёрку новичков одним глазом в надежде, что те хоть как-то переменятся в лице, но те лишь легонько переглядывались, как двоечники на экзамене.

Их оскорбляешь, а они переглядываются.

Генерал отошёл и потёр переносицу.

Не из чего выбирать.

– Им бы по деревянной рыбке, и на все ветра́, – пробурчал помощник дежурного, фактически послав четвёрку в пешее эротическое путешествие.

Один из новичков не выдержал и огрызнулся, невзирая на присутствие начальства.

– Если такой умный, сам прогрессируй средневековых тёток.

Капитан тут же вспылил в ответ:

– Надо будет, отпрогрессирую не хуже вас, идиотов. – И заговорил басом, как Дед Мороз на детском утреннике: – Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? – И тут же переменился в лице, изобразив растерянность и наивность. Захлопал ресницами, пародируя Настеньку из старой сказки про Морозко: – Тепло, дедушка.

Даже голос стал вкрадчивым, с придыханием, чтоб ненароком не проскочили повышенные тона́. Где-то в стороне тихо подавился смехом портальщик, наблюдающий за импровизированным цирком. Но какой бы смешной ни показалась эта сценка, они точно отражала суть местного отношения полов, только вместо Деда Мороза должна быть высокая и грузная герцогиня, а вместо Настеньки – щупленький местный юноша.

Пётр Алексеевич тихо выругался и подошёл к помощнику дежурного, нависнув над капитошкой. Как говорится, на безрыбье и рак рыба, а таракан – так вообще за баранину прокатит. Вот были бы на месте Юра с Катариной, отправил бы их, но Катюша беременна, и Юра взял отпуск по семейным обстоятельствам. А так как храмовница, как и полагается местным жительницам, в меру набожна, отправились в экскурсию по монастырям и храмам. Пётр Алексеевич предлагал им побывать на Земле, но потом сошлись на том, что пока девушка в положении, со сменой параллельных миров лучше не рисковать, мало ли как на плоде скажется отсутствие магического фона.

В общем, надо самому, но взяв помогальщика. А кандидат в путешествие понял ситуацию совсем иначе, так как сразу сделал виноватую физиономию и тихо пролепетал, как та сказочная Настенька. И даже глазками захлопал невинно-невинно.

– Я понял, тащ генерал, молчу. Больше ни слова.

Но генерал не стал ругаться, а взял капитана за плечи и бесцеремонно подвёл к дверному косяку дежурки, снял с него фуражку. А на косяке виднелись сделанные перманентным маркером штрихи, как в комнате у детей, где так же отмечают рост молодого чада.

Ещё раз смерив взглядом капитошку, Пётр Алексеевич задумался.

Борщёв был в самую притирочку по верхней допустимой отметке.

В принципе, и на морду сойдёт. Глаза серые. Волосы тёмно-русые. Руки чистые, ухоженные. Загара немного. Не широк, но жилист. В общем, не аристократ, но и на крестьянина непохож. Эсквайр, одним словом.

Вздохнув, генерал по-отечески взъерошил волосы на голове Дмитрия и заговорил:

– Мне предстоит поход. Нужен человек на должность адъютанта. Ты хоть и зануда и тот ещё кровопийца, но имеешь понятия, что и как. По внешним параметрам тоже подходишь. В общем, капитошка, ты готов пойти со мной? Но запомни, предлагаю только один раз, второго шанса не будет.

– Но я же не прогрессор, – криво улыбнулся Борщёв, словно неудачной шутке. А затем поглядел на новичков, взвешивая плюсы и минусы ситуации, заодно сравнивая себя с прибывшими.

Из плюсов – из обычных штабников можно сразу шагнуть в космонавты и Миклухи Маклаи, а то и на Колумба замахнуться. У Юрца же получилось.

В общем, заманчиво получается.

Из минусов же только один – здесь вполне могут убить или похитить и продать в рабство. Но заманчиво же… сука, и совсем как в той поговорке: или грудь в крестах, или голова в кустах.

Видя замешательство во взгляде капитошки, который аж губы кусать начал, генерал достал из кармана значок с кроликом и факелом – герб допущенных к внешним походам, протянул значок и прошептал мягонько-мягонько, совсем как стекловата:

– Дима, здесь я решаю, кто прогрессор, а кто нет. Неволить не буду. Мне исполнитель из-под палки не нужен, но если дашь согласие – ты прогрессор. Время подумать – до утра.

– Так, уже утро, – проговорил капитан Борщёв.

– Тогда жду ответа.

Дмитрий повёл шеей и оттянул ставший тесным ворот формы, потом коротко ухмыльнулся, облизал губы и протянул руку, на которую упал значок. Кролик, он же заяц – символ чуткости и, как ни странно, бесстрашия. Не зря же была песенка, в которой зайцы в полночь косили трын-траву. А факел в лапках – светоч знаний. Была ещё одна шутка, связанная с живущими в норах книжными персонажами – хоббитами, которые созвучны рэббитам – то есть тем же кроликам, если переводить с английского. А уж про то, что в прогрессоров Реверса отбирают преимущественно низкорослых, как те же полурослики, и говорить не надо.

Едва значок упал на ладонь, генерал хлопнул Дмитрия по плечу и повернулся к унылым новичкам, даже не понимающим, что сейчас произошло:

– Запомните. Лягушонок – это местный синоним идиота. А слёзы дождя – это горе луковое.

* * *

Тускло светлел самый краешек неба, и утро готовилось прокатиться по мокрым от росы травам едва заметным туманом. Но ночь ещё не убрала своё чёрное покрывало, и густые кусты, облепившие склон холма, скрывали истинных полупризраков от посторонних взглядов.

– Времени не хватает, – мелодично прорычала фигура в плотном одеянии. Движения были резкими, а сама напряжена, словно вот-вот сорвётся в бег. Но сие не удивительно, ведь долгий бег был частью её службы дозорной Туманного Леса.

Впрочем, они обе состояли в дозоре, только одна являлась воительницей, а вторая – колдуньей.

– Не рычи, не собака, – ответила вторая, которая колдунья, вздохнула и вытерла пот со лба тыльной стороной ладони, ибо давно отвыкла от подобных приключений. Она была немного старше своей спутницы по годам, а по умению являлась мастерицей чар, и звали её Ци́тифур, то есть Огнекрылой. Но не в честь пламени или умения вызывать огонь. Нет, огнекрылыми гусями в языке первородных звали обитающих на солёных озёрах фламинго. Высокая и стройная, с лёгкой горбинкой на носу, девушка действительно походила на розовую птицу, но голос у чаровницы был не в пример лучше, и мать даже подумывала дать дочери имя Соловушка.

У нетерпеливой же воительницы забытое ныне детское имя сменилось на Аргифире́т – что значило Серебряная Куница.

А ещё они были родные сёстры. Хотя и от разных отцов.

– Она действительно здесь, или мы идём по ложному следу? – недовольно проронила Куница.

Фламинго задрала голову и замерла, прислушиваясь к утренним шумам. Робко, словно до конца не проснувшись, пели первые птицы. Попискивали ещё не ушедшие на дневной покой летучие мыши. А со стороны крепости самозванцев доносились непривычные звуки, по которым сложно что-либо понять. А когда шедший с девами с поклажей на спине бычок негромко замычал, чародейка свела пальцы щепотью и прошептала:

– Тишина.

Бычок тут же смолк.

Немного постояв, Огнекрылая Гусыня Цитифур присела и дотронулась подсохшей земли. По траве – от травинки к травинке – прыгая, как быстрые блохи, к ладони устремились зеленоватые искорки, а достигнув, упали изумрудными снежинками в палые листья. Листочки шевельнулись и вспучились небольшими бугорками, а из бугорков проросли грибы – сыроежки со шляпками всех цветов радуги.

Когда грибы подросли, чародейка оторвала руку от земли и тихо произнесла:

– Говорите.

Низ шляпок грибов вспыхнул ровным желтоватым призрачным светом, а на ножках грибов сразу же проступили прозрачные, как крылышки стрекоз, человеческие лица, и духи лесных полянок наперебой защебетали:

– Здесь! Мы видели! Здесь! Они везли её в клетке!

– Довольно. Теперь прочь, – приказала Цитифур и взмахнула рукой. Лица исчезли, шляпки погасли, но сами грибы остались. Женщина вздохнула и тихо проронила: – Других единорогов на землях людей нет, значит, это покровительница рода.

А затем чаровница оглянулась на небольшого чёрного бычка с поклажей и брезгливо шевельнула рукой, отчего большой холщовый мешок, перекинутый через спину вьючной скотины, сам собой раскрылся. Из него на сырую траву упал старый, изрядно истлевший и покрытый клочьями мха и паутины скелет. Даже одежда за десятки лет пребывания в старом болоте превратилась в гнилые лохмотья. Впрочем, она, а скелет этот именно женский, и при жизни была небогата. Зубов не хватало, а на макушке зияла дыра, недвусмысленно намекая, каким путём отправилась к подножью престола Небесной Пары сия тётка.

Серебряная Куница Аргифире́т придирчиво оглядела старый скелет.

– Сгодится, – пробурчала она.

А чаровница со вздохами опустилась на колени и достала из складок одежды жёлудь. Тонкие пальцы с длинными, покрытыми позолотой ногтями осторожно положили семя вечного дуба в грудь скелета. Первородная наклонилась поближе и зашептала заклинание, а потом осторожно подула, наделяя жёлудь силой. Скорлупа замерцала залётным, как летний светлячок, и лопнула. Из неё вытянулся тонкий изумрудный росток, жадно впившийся в позвоночник трупа.

Первородная поднялась на ноги, а когда скелет дёрнулся, вытянула руку и властно произнесла:

– Встань.

Скелет зашевелился, неспешно сел, опёрся на руки и поднялся, покорно ожидая приказов, а в пустых глазницах зеленел тёмный древесный мох.

Колдунья выразительно посмотрела на свою сестру. Та вытащила из сумки старый холщовый плащ с капюшоном и накинула на плечи мертвячки, а после вложила в руки скелета дешёвый тесак.

– Иди.

И первородная волшебница горделиво развернулась и указала пальцем на расположенную на небольшой возвышенности крепость самозванцев, а сама торопливо, но при этом, соблюдая достоинство, направилась подальше в заросли. Она, не оборачиваясь, приподняла руку, и кольцо в носу бычка потянулось к пальцам женщины, увлекая животное следом.

А мертвя́чка, шатаясь, как перебравшая дурного вина пьянчуга, медленно побрела к своей цели – крепости пришлых.

Обе быстро женщины скрылись за деревьями и принялись наблюдать за происходящим.

Сперва стояла тишина. А потом над лишённым деревьев и покрытым лишь короткой травой пологим склоном холма, где и расположились самозванцы, пронёсся выкрик на чужом языке. Первородные не поняли слов, но это было похоже на: «Той! То идот⁈»

Почти сразу после этого прозвучал одиночный выстрел.

А после ночь разорвал протяжный вой, достойный не то что стаи призрачных волков, но и тысячи банши.

– У-у-у-у-у!

Вспыхнул яркий белый свет, пятна которого стали ощупывать склоны и кустарники, а потом с ненавистью впились в бредущую с оружием в руках фигуру.

Затем негромко хлопнуло, и в небо взмыли яркие красные звёзды.

Первородные с жадностью в глазах вытянули шеи, вглядываясь в действо. А события стали разворачиваться совсем уж быстро.

Со стороны крепости раздались выстрелы. Даже отсюда было видно, что пули попали в мертвячку, ломая кости и прокалывая плащ. Но нежить на то и нежить, чтоб не упасть от жалкого свинца. Когда к стрелкам прибавились новые, от грохота стрельбы заложило уши даже в далёких кустах. Казалось, там целая мушкетёрская сотня, ибо невозможно так быстро заряжать мушкеты.

А когда до стен самозваной крепости осталось совсем немного, раздался взрыв. Гром эхом отскочил от серых стен. Земля взметнулась вверх вместе со скелетом. Обратно упали лишь разрозненные кости, перемешанные с комьями земли и клочьями трав, и лишь позвоночник продолжал изгибаться подобно змее, которой отсекли голову, но которая обречённо цеплялась за жизнь.

Медленно оседала пыль.

И думается, пришлые самозванцы не пожалели не менее бочонка отборного пороха.

Первозданная колдунья тихо выругалась. А потом вздрогнула, потому как совсем рядом с ней шумно брызнуло щепками, и в сером рассветном полумраке стало видно белеющее на стволе дерева место, похожее на рану на теле, где тяжёлой пулей порвало кору. Древо застонало от боли, слышной только первородным.

– Нас заметили, – проговорила Аргифире́т.

– Немыслимо, – выпучив глаза от удивления, прошептала в ответ колдунья и провела пальцами по щеке. На пальцах осталась кровь – это щепки поцарапали кожу.

Волшебница вскинула руку, и ветви деревьев изогнулись, делая полог из листьев многократно гуще.

– Уходим.

Женщины присели. И вовремя – как раз на том месте, где стояла волшебница, просвистела ещё одна пуля.

А после послышались лай далёких собак и кроткие приказы на незнакомом языке. Приказам отвечали ещё отрывистые выкрики «эсть!»

– Бежим! – уже не скрываясь, закричала женщина-полупризрак.

Волшебница замерла на мгновение, затем быстро повернулась в сторону крепости, сложила пальцы щепотью и прошептала в них: «Страх и ужас». И подула на щепоть, как на уголёк в костре, раздувая необузданный кошмар. Над травой, над деревьями, к небу, ворочаясь, как заспанный и недовольный пробуждением древний дракон, прокатился утробный гул.

Гул нахлынул на погоню, и псы сразу же испуганно заскулили и завизжали. Следом послышалась хриплая ругань зверомуже́й, пытающихся безуспешно успокоить гончих.

– Теперь бежим! Нас не догонят!

И первородные помчались прочь. Волшебница выставила перед собой ладонь с испачканными кровью пальцами, и с пути женщин стали сами собой отклоняться ветки деревьев и кустов.

Лес пропускал парочку и их бычка беспрепятственно, словно признал истинных хозяек.

А потом первородные выскочили на поляну. И поляна была занята – на ней стояли, взволнованно вглядываясь в полумрак, три человека. Хвала Великому Полозу, не пришлые, а обычные стражницы Керенборга, снаряжённые в серые гамбезоны и шлемы-шапели. И лишь у одной в руках мушкет, а на шее медный медальон капралки, у остальных же – обычные алебарды.

– Стоять! – зычно закричала капралка.

Первородные замялись лишь на мгновение. Нетерпеливая Аргифирет, ни чуть сбавив шага, вскинула руку. В пальцах возник полупрозрачный зелёный клинок – тонкий, как лучик ночных звёзд. Первородная ловко, словно доказывая, что ей не зря было дано имя куницы, поднырнула под алебарду и на всём ходу вонзила в плечо стражнице. Не помогли ни кольчужный капюшон, поверх которого был надет шлем, ни толстый, простёганный на десять раз льняной ворот.

Солдатка вскрикнула и схватилась за гладкий, как жало комара, стилет, а перворождённая надавила сильнее и прошептала: «Сон». По гранёному клинку пробежала и скрылась в ране быстрая, как стриж, зелёная волна, и стражница обмякла, упав на траву. Можно, конечно, было и добить, но когда с духами общаешься столь же часто, как и со смертными, месть мёртвых будет пострашнее мести живых, ибо от мёртвых не скроешься. К тому же темно, никто не рассмотрел ни лиц, ни одежды. Незачем убивать.

А бежавшая следом волшебница, замерев на мгновение, дабы оценить положение дел, прошептала: «Ярость», и сделала шаг в сторону.

Мимо неё, наклонив голову и задрав хвост, промчался бычок. В нём было не менее двух тысяч фунтов весу, и животное, ослепнув от злости, снесло капралку, словно таран. Женщина упала на землю и скрутилась калачиком, держась за живот.

Третья стражница, отрывисто ругнувшись, упала на траву, потому как корень ближайшего древа ожил и схватил её за ногу. И сие стало приговором – Аргифире́т бросилась на женщину, как сокол-скопа на рыбу в реке.

Удар кулаком в лицо, и третья стражница тоже быстро обмякла.

– Тишина, – проронила волшебница, когда всё было кончено, и щёлкнула пальцами, отчего чары ярости на бычке развеялись.

Колдунья быстро огляделась и облегчённо выдохнула, ибо погоня отстала, и рядом больше нет никого, кто мог бы остановить первородных.

Путь свободен.