Текст книги "Тайными тропами (СИ)"
Автор книги: Игорь Осипов
Жанры:
Боевое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
– Почему?
Аврора, прежде чем ответить, прижала к груди пистоль и покрутила головой. Она любила мягкие подушки, и эта была мягкая. Не такая, кончено, мягонькая-премягонькая, как в халумарской казарме, но вполне сносная – на гусином пуху.
– Тварь не испугалась изгоняющего заклятья, и серебро, хоть и причинило боль, но не убило. А серебра было немало. И чую, мы с этой тварью ещё встретимся.
И снова повисло молчание, затянувшись на добрую сотню ударов сердца. А затем Аврора зловредно улыбнулась, ибо хуже уже не будет, и как бы невзначай опустила руку и коснулась своего бедра кончиками пальцев, а потом провела руку выше: мимо женского лона, по упругому животу и остановила движение кисти между не очень больших, но тугих грудей, не испорченных шрамами, как коровье вымя у одной наглой рыцарки.
Его милость нервно сглотнул и тяжело засопел, отчего Аврора улыбнулась ещё шире, но улыбка тут же исчезла с её лица, потому как нос снова зачесался: в комнату опять пыталась пробраться какая-то нечисть.
Пфу. И свечи сами собой погасли, окунув комнату во власть темноты.
Барон глянул на едва различимую во мраке девушку. А когда Аврора указала на окно, быстро обернулся.
В окне же что-то шевельнулось, загораживая далёкие звёзды, мерцающие на лоскутном от редких облаков ночном небе. Сгусток неведомой тьмы вспучился бесформенной амёбой и замер на подоконнике. Послышалось частое сопение, словно это ёжик принюхивался к еде.
Тварь, незнакомая даже обученной при ордене и потому хоть немного разбирающейся в нечисти Авроре, бесшумно прыгнуло на стол. На пол упали и оглушительно зазвенели по доскам кубки и кувшин. Запахло разлитым вином.
Дар лисьего покровителя позволял не только чуять лучше обычных людей, но и лучше видеть во мраке. Не так, конечно, как кошки или совы, но терпимо. И в этом мраке Аврора различила длинные блестящие зубы и глаза. Она медленно, чтоб не вспугнуть или спровоцировать тварь, подняла пистоль и надавила на спусковой крючок.
Выстрелы прогремели дуплетом ровно в тот миг, когда его милость подхватил своё оружие, но вместо пальбы, снизу на оружии загорелся яркий белый фонарь, высветивший клыкастый комок щупалец и десятков глаз, к коему приделаны длинный, как у морского ската, хвост и широкие кожистые крылья. Такие же крылья есть у безобидных летучих лисиц и собак, ворующих фрукты в садах.
– Мать твою! – выругался по-своему баронский племянник и тоже несколько раз выстрелил.
Пули пробили существо насквозь, швырнув светло-жёлтую, слегка светящуюся плоть на пол и стены.
Тварь заверещала от боли, затем схватила что-то со стола и, скрежетнув когтями по столешнице, прыгнуло в окно.
– Что ей надо было? – громко проговорил барон и посветил на стол, потом пошарил лучом по полу. – Батарейки. Зачем ей батарейки?
– Бездна! – выругалась Аврора. – Почему всё так не вовремя⁈
Дмитрий медленно повернул голову в сторону девушки, задержал взгляд на красивых местах, тяжело вздохнул и пожал плечами.
Глава 14
Во всем виноваты бабы
Торопливая городская ночь опять затопила улицы Керенборга. И лишь одинокий масляный фонарь освещал сделанную из деревянной доски вывеску аптеки. Аптека пахла разными травами, а из неё доносился мерный стук пестика, толкущего в дубовой ступке сухие листья, и тихие вздыхания аптекаря. Так уж повелось, что искусство алхимии и аптекарства, не требующие большой силы, лишь усидчивости и внимательности, были уделом мужчин.
Перворождённые сёстры, натянув поглубже людские широкополые шляпы с перьями, шли по грубой мостовой серебряных улиц, где проживали имеющие деньги горожане средней руки – ремесленники, мастера тонких ремёсел, мелкие торговцы, простые стражницы и прочий неленивый люд. Улицы золотые, где селилась знать, были мощены куда ровнее, но даже здесь между булыжниками виднелись белые и слегка поблёскивающие во мраке «кошачьи глазки», а сама дорога посередине ниже, чем по краям – чтоб ливневые воды не подтапливали дома, а беспрепятственно освобождали кварталы. Бедные же улицы, названные чёрными, вымощены лишь местами, а зачастую просто засыпаны смешанной с песком галькой, и когда вода падала с неба, словно то прохудилось, как старая дырявая бочка, улицы местами превращались в долго не высыхающие пруды, хоть бобров и раков запускай.
Колдунья с именем Огнекрылая Гусыня встала на перекрёстке и огляделась.
– Ненавижу человеческие города, – пробурчала она. – Построят каменные дебри и радуются смраду, духоте и тесноте. И куда нам идти?
Вторая, та, чьё имя было взято у серебряной куницы, остановилась рядом с сестрой и закрыла глаза, а затем вытянула перед собой руку с пальцами, сложенными в знаке совы. Полезное в густом лесу и горах умение пригодилось и здесь, а когда между пальцев вспыхнул зеленоватый знак, лишние звуки, в том числе эхо, притихли, а нужные, напротив, стали чётче. Здесь главное – знать, что ищешь, и Куница знала.
– Нам туда, – вынесла она в вердикт, указав рукой, и побежала по проулкам.
Путь лежал в сторону восточных ворот, и чем больше они приближались, тем громче становился непривычный звук, похожий на рык неведомого зверя.
Сёстры бежали, боясь опоздать, а когда выскочили к воротам, где домики слегка раздвинула в разные стороны небольшая площадь, увидели искомое: пришлого, ехавшего верхом на двухколёсной повозке. Именно она так громко рычала и вдобавок отвратительно пахла земляным жиром.
Огнекрылая Гусыня даже немного запыхалась, но оно того стоило – пришлый остановился у таверны, и его повозка смолкла. Перворождённые сёстры приметили этого самозванца вчера, когда он уезжал поздно ночью, но тогда не успели поймать. Сейчас же упускать свой шанс были не намеренны, решив, что пришлый вполне мог быстро вернуться.
– Я сама, – проговорила Куница и быстро пошла в сторону самозванца, приковавшего свою повозку цепью к перилам.
– Не справишься, – пробурчала за её спиной сестра.
– Справлюсь, – прошептал Куница-Агрифирет и подняла руку, а затем громко прокричала, привлекая внимание самозванца: – Эй, подождите!
– Дура, – прорычала Огнекрылая Цитифур. Но сестру уж было не остановить.
Пришлый сперва, готовый вот-вот войти в таверну, замер, а затем опустил со лба на глаза хитрый ободок с большими стеклянными глазищами. И что самое удивительное, глазища изнутри вспыхнули зелёным светом, сочащимся из щёлочек по углам ободка. И, должно быть, свет сейчас слепил человека, но тот, напротив, вёл себя так, словно прекрасно видел в кромешном мраке ночного города, где даже тусклый свет жировых свечей и масляных ламп, бьющий из остеклённых окон таверны, еле-еле разгонял духов темноты.
Увидев нежданных гостий, самозванец быстро схватился за дверную ручку и потянул на себя. Но открыть не получилось.
– Сама она, – передразнила сестру Цитифур, которая сжала кулак и согнула руку в локте, натягивая незримые нити. От этих нитей и не поддавалась человеку деревянная дверь.
– Что вам надо? – громко произнёс пришлый, попятившись и сунув руку за пазуху.
– Хочу купить рог единорога, – проговорила Куница, быстро приближаясь к человеку.
Пришлый извлёк из-за пазухи небольшой пистоль и направил на приближающуюся женщину.
– Стоять! Ни шагу дальше! Нет у меня никакого рога!
Агрифирет остановилась, а её сестра дёрнула рукой. Дверь с силой распахнулась, ударив человека, пальцы коего судорожно сжались на пистоле. В ночной темноте грянул непомерно громкой после долгой тишины выстрел. И дозорная перворождённых рванула вперёд, вытянув перед собой руку с выпрямленными и сложенными вместе указательным и средним пальцами.
– Спать! – проронила она, едва коснулась лица человека, и тот мгновенно обмяк, упав на мостовую. А из двери таверны на грохот выскочили женщины, вооружённые кто чем: дубинками, кухонными ножами и топорами. А одна даже с лавочкой.
Сестра дозорной была не простой ведьмой и умела не только колдовать, но правильно использовать зелья и травы – она сложила руки щепотью и с силой подула на кончики пальцев. Воздух перед таверной наполнился жгучей пылью, заставив вывалившихся на улицу баб сильно кашлять и остервенело тереть глаза.
Пользуясь суматохой, дозорная взвалила пришлого на плечи и бросилась в темноту. Следом за ней побежала и сестра, скрываясь из виду.
* * *
– Товарищ генерал! – проорал сильно запыхавшийся дежурный. – Там это… там курьера похитили!
– Как похитили? – встрепенулся Пётр Алексеевич, оторвавшись от папки с документами.
Он быстро встал и замер, осмысливая произошедшее. Нет, в этом мире похищения не были чем-то особенным. Курьеров, геологов, этнографов и прочий земной люд иногда бывало, захватывали в плен разные местные отморо́зыни и отморозе́ссы, если применять феминитивы к бандиткам женского пола. Чаще всего с целью выкупа, реже для продажи в рабство, которое хоть и не сильно распространено, но имело место, особенно в нобийских краях.
Но как любое другое чрезвычайное происшествие, похищение внесено в перечень плановых мероприятий, которые регулярно отрабатываются персоналом базы. И потому сейчас наверняка уже подняты по тревоге ночные охотницы, а гонцы спешат к местным власть имущим, чтоб просить содействия. К тому же курьер снабжён маячком, по которому, учитывая особенности здешней атмосферы, давящей сигналы, можно прочёсывать местность.
– С чего взяли, что похитили? Может, просто погиб, – хмуро проговорил генерал, глядя на дежурного.
– У нас свидетель. Он как раз здесь. Я попросил, чтоб подождал, – отозвался дежурный.
– Веди, – быстро проронил генерал, вскочил с места и схватил фуражку с золотым орлом. И орёл был действительно золотым, пусть и не высшей пробы – местные подделку не поймут – им не понять, как это, барон и с фальшивым золотом. Пришлось покупать за свой счёт, зато можно потом на полочку с мемуарами как сувенир положить.
Генерал выскочил из кабинета. База уже гудела. В казармах включён свет, и солдаты экипи́ровались на случай, если надо будет прочёсывать местность поисковыми отрядами. Казарма местных наёмниц не была исключением, но те встали, лишь когда поднялся шум и гам.
Быстро миновав ярко освещённый плац, Пётр Алексеевич оказался на пропускном пункте, где имелась комната посетителей. Впрочем, комнаты две: одна для ВИП персон, вторая для всех остальных. Вот в общей его и ждал немного горбящийся паренёк лет тринадцати. Он был низкий, как и все местные мужчины – не выше метра шестидесяти, скромно одет и мял толстый кухонный фартук, в котором примчался известить о пропаже.
При виде генерала паренёк рухнул на колени и затараторил:
– Ваша милость, я со всех ног бежал. Матушка послала. Иди, говорит, скажи халумари, что одного из них украли. Прямо у таверны украли. И магия была. Сильная магия. Небесной Парой клянусь.
Генерал оглядел комнатку, дотянулся до ближайшего стула, подвинул к себе и сел посреди помещения.
– Почему ты решил, что магия и к тому же сильная?
– Ну так, наши амулеты сверкали ярче свечей, – промямлил паренёк, бросая робкий взгляд исподлобья.
– А может нечисть?
– Ваша милость, я их сам видел. Люди людьми. А потом как вдруг горло, нос и глаза жечь огнём стало. Не иначе гильдии магов. А может, и не гильдии, – тут же поправился он, начав ещё сильнее мять фартук. За клевету можно и языка лишиться.
Генерал потёр виски. Голова гудела до боли и тошноты.
– А что он делал в таверне?
– Так, ему матушка благоволила, ваша милость. Она, несмотря что у неё нас четверо, очень красива собой. Вот к ней и ходит отужинать ваш человек. Вечером придёт, утром уйдёт.
– Отужинать, – вздохнул генерал и достал из кармана полновесный золотой, который протянул пареньку. Тот быстро схватил монету и стал много кланяться.
– Хватит, – прорычал Пётр Алексеевич и продолжил расспрос: – А почему бы не быть, например, ревнивому ухажёру? Был кто у матушки, кто ещё хотел её благосклонности?
– Нет, ваша милость, – закачал головой парень. – А если и был бы, матушка бы его за шиворот взяла да из дому вынесла, как собачонку. Она в вашем человеке утонула любовью. Другой ей был не нужен.
– А если кто среди магов?
– У гильдейских свои любовные забавы, они до простых горожан не опустятся, – залепетал паренёк.
Генерал со всей злости стукнул кулаком по столу и продолжил по-русски:
– Вернётся, отправлю домой этого ловеласа, нахрен и под трибунал! Это же надо, нарушил все требования и правила, засранец! Дежурный! Срочно выяснить, сдавал ли он на хранение корреспонденцию!
– Не сдавал, – тут же пробурчал хмурый подполковник. – О прибытии в Керенборг из Галлипоса тоже не отмечался.
– Уволить! На кол посадить! – заорал Пётр Алексеевич.
Местный паренёк, не понимая, что кричит халумарсикй барон, вжал голову в плечи и при каждом ударе кулаком по столу плотно жмурился. Со знати станется повесить гонца с плохими новостями, или как минимум высечь.
Но барон достал ещё одну золотую монету и с силой звякнул перед мальчишкой, а затем встал, подошёл к окну и опёрся на подоконник. На горизонте темнели на фоне звёздного неба башни Керенборга, притягивая взор и ум.
– Дежурный, дай циркулярный опрос, по местонахождению групп, – прорычал генерал, глянув на отражение подполковника в стекле.
– Уже сделал. Всё в порядке. Попыток напасть не обнаружено.
– А участники операции «жар-птица»?
– Гнилой Березняк прошли. Сейчас в гостинице. Был инцидент с нечистью, сейчас улажен.
Генерал вздохнул и снова посмотрел на шпили далёкого средневекового города. В груди, под сердцем, прикинувшись личинкой киношного чужого, нестерпимо свербело нехорошее предчувствие. Почему-то казалось, что все недавние события, произошедшие с базой – звенья одной цепи. И мертвяк, и нападение на магистрат, и вот это похищение.
– Не нравится мне это, – прошептал Пётр Алексеевич и отвернулся от темнеющего ночью стекла. Взгляд его тут же упёрся в замершего и старающегося быть тише мыши мальчонку. Пришлось улыбнуться и подманить парня к себе. Когда растерянный паренёк приблизился, генерал заговорил на местном, кивнув на дежурного:
– Расскажи вот этому доброму сквайру, где тебя можно найти, если захотим ещё что-то спросить. А если что-то сам услышишь, беги быстрее сюда, получишь много серебра, а если это поможет найти нашего человека, то и золота. И друзьям своим скажи, что заплатим за любой слух чеканной монетой. А теперь иди.
– Ваша милость, – зашептал парень. – Дозвольте, я здесь переночую. Я много места не займу. Я вон там, в уголочке, на пол лягу. Я и по хозяйству помочь могу, чтоб не просто так.
– Дозволяю, – кивнул генерал, а сам снова посмотрел на ночной Керенборг. – Дежурный, к шести утра приготовить карету. Со мной отправятся дознаватель, командир комендантского взвода. Сценарий – представительский. Барон со свитой. И замполита ко мне живо, нахрен! У него тут бойцы с бабами хороводятся, а он бездельничает!
* * *
Утро застало Дмитрия не только бесящими до невозможности лучами Небесной Пары, но и невыспавшимся. Нет, никакого сладострастия не случилось. Он просто всю ночь таращился в потолок или ворочался. Заснуть не получалось совершенно, и причин тут несколько. Во-первых, стоило закрыть глаза, как тут же мерещились чудовища, а во-вторых, рядом лежала девушка, недавно представшая перед ним совсем голой. Образы были взаимоисключающие, а ударная доза адреналина, от которой сердце долго колотилось на форсаже, до сих пор не выветрилась и мешала расслабиться.
Мысли, как им и полагалось, перекатывались волнами и превращались друг в друга. Когда опасения возвращения нечисти на время отступали, их место в мыслях вновь занимала рыжая баронета, которая была весьма подтянутая и совсем не похожая на некоторых местных шпалоукладчиц. Если надеть на неё юбку и топик, вполне сойдёт за студентку третьего курса физкультурного факультета, играющую в институтской сборной по волейболу. Рост у неё вполне подходящий – метр восемьдесят с копейками. Плечи чуточку широковаты, как и полагается спортсменкам, но аристократическая изящность и звериная грация, вкупе с упругой попкой и грудью уверенного второго размера, сглаживали этот недостаток. Да и девичья мордашка не была похожа на лошадиную морду, опять же, как у некоторых местных девах.
Однако утро застало Дмитрия не только с мыслями о тварях и бабах. Оно скрипело дверью и половицами и шептало голосом прапора, который посреди ночи забирался на крышку и, тихо матерясь, ловил сигнал сети. Он так и выражался, что хрен поймаешь, а когда поймал, аппарат тихо попискивал переданными и принятыми сообщениями.
Вот и сейчас со стороны двери донеслось:
– Командир, уже утро.
– Знаю, что утро, – огрызнулся капитан и приподнял голову.
– Командир, у нас график – двадцатку кэмэ в день, не меньше. А эти рогатые падлы тащат телеги медленнее пешехода и потом очень долго заряжают свои животные аккумуляторы травой.
Дмитрий глянул на Аврору, которая сейчас пребывала в простой льняной ночнушке с небольшими рюшками на коротких рукавах. Она тоже открыла глаза и теперь лежала, глядя в потолок. При этом ладонь баронеты легла на разделяющий девушку и капитана клинок.
– Везунчик, – пробормотал прапор, смерив взглядом телохранительницу, – только я обязан буду доложить, что нарушаешь распоряжения.
– Не было ничего, – снова пробурчал Дмитрий, хотя глупо перешёптываться, когда никто уже не спит.
– Ага, вы просто так в одной кровати спите в нижнем белье.
– Мне кажется, товарищ прапорщик, вы лезете не в своё дело, – зло процедил Дмитрий. – Или вам завидно?
– Я вас понял, товарищ капитан, – пробурчал Сизов, скрипнув зубами, а затем продолжил: – Но учтите, что ночью по циркуляру пришло распоряжение строжайше исключить личные контакты с местными в служебное время. Я обязан подать рапорт о вашей ситуации. И если будете срывать график движения, тоже немедленно извещу руководство… Эх, первым делом, первым делом самолёты, ну а девушки – а девушки потом, – пропел прапор куплет из старинной песни и неспешно прикрыл дверь, оставив Дмитрия наедине с Авророй и собственными мыслями.
А мысли были нехорошие. Либо Сизову поставлены альтернативные приказы, и подчиняется он напрямую генералу, что весьма вероятно, либо он слишком много о себе возомнил, что не отменяет пункт один. Причём обе версии, как кот Шрёдингера – их не проверишь, пока не вернёшься на базу.
– Слуга двух господ, – пробурчал Дмитрий на местном языке и сел на краю кровати, ибо возникшие вопросы требуют их решения, независимо от того, как себя позиционирует прапор. Во-первых, график. Этот вопрос действительно стоит во главе угла. Но вопрос решается обычным планированием, и уж у него, как у нормального штабного работника, навык планирования прокачан.
Во-вторых, женский вопрос. И здесь его беспокоил, в отличие от прапора, не срыв графика из-за интриг. Он вообще не был против интрижки. Беспокоило то, что, по сути, он – барон самозваный, и неизвестно, как отреагирует девушка, стоит ей узнать, что уделила внимание простолюдину. А то вдруг обяжут перед богами зажёниться, а за когда обман вскроется клятвы, нашлют чуму, импотенцию и гильотину.
В общем, дистанция и самоконтроль, то есть строить из себя недотрогу, как бы ни звенели спрятанные в гульфике бубенчики. Он хоть и временно, но барон – ему можно и нос позадирать.
В-третьих – опять нечисть, но здесь всё решается методом заранее непредсказуемого научного тыка.
Вздохнув, Дмитрий стал наблюдать, как Аврора вскочила с кровати и, схватив тяжёлую шпагу, сделала несколько выпадов и под конец размашистым движением срезала самый верх у стоящей на столе свечи.
Да уж, у всех свои проблемы, вот у девушки – предстоящая дуэль с весьма серьёзным противником.
Однако скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается, и надо собираться в дорогу, чтоб не отставать от проклятого графика. К тому же за окном драли горло петухи, чирикали стрижи, а сквозь тихо поскрипывающий под ногами пол слышались голоса трактирщицы и поварихи под быстрое постукивание ножа по разделочной доске и шкварчание чего-то на сковороде. Пахло яичницей, беконом, сыром и жареным луком, намекая на ранний средневековый завтрак.
А прапора, если уж пошла такая петрушка, методически грамотно заломаем. Зря, что ли, в военном училище учился?
И незаконнорождённый капитан-барон Дмитрий злорадно улыбнулся.
Глава 15
Форсирование событий
– Лексеич, ты уверен, что надо нам нужна именно она? Чем она поможет? – произнёс нынешний начальник базы, стоя возле кареты, в которой уже разместился генерал, готовый убыть спозаранку в Керенборг.
Пётр Алексеевич поправил фуражку и ответил нарочито мягким наставительным тоном:
– Ну, сам посуди, письма почтовыми соколами я маркизе, настоятельнице храма и местный филиал гильдии магов отправил. О содействии попросил. Но маркиза однозначно переведёт стрелки на исполнительницу, и думается, ею станет начальница стражи. А кто же ещё? Магички наверняка вежливо откажут, сославшись на то, что житейские дела им неинтересны, а по сути, потребуют кучу денег за помощь, с неизвестным результатом. Храм сделает то же самое – хорошо, хоть помолится перед местными божествами за успех нашего предприятия. От них будет только одна польза – не мешать. И вот с этим они справятся очень хорошо. В итоге я уберу из механизма лишние звенья и завялюсь напрямую к главе местной полиции.
Полковник пожал плечами и скептически осмотрел запряжённую белыми беговыми бычками карету. А за ней позади стояла вторая, с грузом, прикрытым обычным брезентом.
– Может, как-нибудь помощь требуется?
Пётр Алексеевич улыбнулся и кинув:
– Составь график званых ужинов, на которые ты поедешь. Ты же у нас маркиз, тебе надо связи налаживать, а я свои уже наладил.
Полковник мог бы взбрыкнуть, мол, я главный, я сам знаю. Но против авторитета, заработанного Петром Алексеевичем на Реверсе, не попрёшь – да и на верхах к нему прислушиваются.
Генерал уселся поуютнее и проронил небрежно:
– Ямщик, трогай.
* * *
Аманда да Карла сидела на добротном табурете, облокотившись правым локтем на писчий стол. В узенькие, похожие на бойницы окошки сторожевой башни падал утренний свет. Рядом, часто окуная гусиное перо в чернильницу, чиркала по жёлтой бумаге писарка в лёгкой кольчуге. Потрескивала небольшая жаровня, на которую рядом с пыточной кочергой поставили небольшой котелок с молоком и мёдом – работа работой, а горячий сладкий напиток всегда полезен.
Свет падал на пол и старую железную решётку, за которой сидела обычая воровка – таких много. Поймали с поличным на рынке, когда сунула руку в тощую мошну горожанки.
– Ну, сказывай, лягушачья шкурка, что мне с тобой делать? Руку рубить или выставить в колодках на площади?
Аманда с наслаждением вытянула ноги. Никаких тебе халумари, и даже бегунки по кошелькам не те, что в столице или в портовом Галлипосе. Там они под дланью ночных баронесс, и чёрные улицы кишат ими, как крысами – наглыми, злыми, сноровистыми, а здесь – тьфу, дурные деревенщины, увидевшие ротозейку с открытой сумкой.
– Я не хотела. Оно само так получилось. Демоны толкнули под руки, – лепетала воровка.
– Ну, раз демоны. Значит, будем изгонять, – ухмыльнулась начальница стражи, затем встала и взяла с жаровни раскалённую кочергу.
– Нет, нет, нет. Не демоны, мне просто очень нужно было серебро, – затараторила воровка.
– Ты уж решай быстрее, демоны это, или тебе руку отрубить? У меня уже молоко закипает, – почти ласково произнесла Аманда, подняв кочергу на уровень глаз. Сей инструмент ещё ни разу не прикладывали к человечьей шкуре, но всячески поощряли слух, о том, что в сторожевой башне каждый день чуется запах палёной кожи и раздаются крики несчастных, коих заставляют жевать раскалённые гвозди, а на окровавленной дыбе разное отребье становится на целый локоть длиннее. И слухи делали сброд, попавший в руки стражницам, намного разговорчивее.
– Не надо! – взмолилась воровка.
– Тогда отвечай. Одна ты была или с кем-то в сговоре.
– Одна, предобрейшая госпожа. Одна. Небесной Парой клянусь!
Эх, дыба в башне имелась, и на ней даже два раза растягивали дур, оравших непристойности про маркизу. Здесь же дело кончится тем, что воровку-неудачницу на несколько ночей выставят на площади в деревянных колодках, повесив табличку, за что наказана, но предварительно дадут сорок плетей. А потом пусть обиженные на кошелёчницу люди сами решают, что с ней делать – в колодках-то деваться некуда.
Аманда ухмыльнулась, вспомнив забавное. Оно ведь как – в колодках голову не повернёшь, вдобавок ночью плохо видно, и часто после трёх ночей, проведённых на площади, воровки становились мамками, а через девять месяцев в приюте при местном храме всех божеств получалось на одного подкидыша больше.
– Готово, – произнесла писарка и осторожно подула на чернила. Сейчас бумага высохнет, и её положат на стол светлейшей маркизе, дабы та утвердила вердикт. Всё же начальница стражи не сумасбродная – и дела старалась делать по правилам. А через недельку воровку и высекут.
Аманда уже хотела глянуть написанное, но на лестнице послышались топот и стук окованного латунью кончика деревянных ножен по каменной кладке стены. И через мгновение в дверь влетела запыхавшаяся стражница.
– Это… там это… там халумарский барон, – указывая пальцем за спину, произнесла женщина.
– Ну так, проводи его к маркизе, дура, – рявкнула Аманда, быстро положив кочергу на жаровню, отчего вверх взлетел ворох искр, а серый пепел опустился на желтоватую шапку вскипающего молока. И так понятно, что барон к маркизе – знать только со знатью общается.
Но стражница покачала головой и сделала глубокий вдох, прежде чем продолжить. А начальница недовольно насупилась: у половины стражи одышка, надо начинать гонять по Маркизину Кольцу, что, значит, не меньше двух кругов бега с утреца вокруг крепости.
– Не, он тебя хочет.
– Меня? – удивилась женщина и стала перебирать в уме, чем таким могла налить кипятку на макушку, что барон лично по её душу прибыл. Не иначе тот большой зверомуж из любимчиков и вдобавок донос написал. Вот и осерчал барон.
– Кхе-кхе, – раздалось за спиной запыхавшейся стражницы. Та охнула и залетела в помещение, пропуская знатную особу и бормоча извинения, что встала на пути.
Аманда мысленно выругалась, но сумела натянуть на лицо улыбку, и при виде барона принялась размахивать схваченной со стола шляпой и делать лёгкие полуприседы.
Халумарский барон спокойно оглядел комнату, остановив взгляд на запертой воровке. И в башне ненадолго воцарилась тишина. Как говорится, ни капли звука, и даже упавшее перо будет слышно.
– Госпожа Аманда, – заговорил генерал-барон, а затем вдруг смолк на полуслове и уставился на женщину.
* * *
Пётр Алексеевич долго и пристально глядел на натужно улыбающуюся начальницу стражи. Не так он хотел начать разговор, не так.
А дело в том, что он понял суть этого параллельного мира. И соль этого мира заключается в силе личности и мнении немногочисленных окружающих. Земля – это мир победившей системы, человек медленно, но верно превращается в безликий нейрон громадной социальной сети и придаток к промышленным роботам. Он сыт, одет, согрет, и он один из серой массы, равномерно перемешанной интернетом по поверхности планеты. Здесь же мир кристаллизован в виде мелких самодостаточных мирков, плохо связанных между собой медленно волокущими повозки быками, малочисленными почтовыми соколами, полными разбойников и нечисти дорогами и жадными до крови дикими полями и лесами. Каждый городок и есть почти отдельный мир, где изредка попадается бродячая торговка, ищущий лучшей доли менестрель или странствующая рыцарка. Именно поэтому пилигримов и прочих благочинно выглядящих путников с удовольствием привечают, ибо они приносят глоток свежего воздуха в серую и монотонную жизнь. Жизнь, где нет отпусков и выходных, где все работают столько, сколько смогут, а не по трудовому кодексу. У мастера перед глазами одни и те же подмастерья и одни и те же, проживающие на соседней улице, заказчики. Неважно, что они заказывают, пошить ли одежду или обувь, отковать подковы для ездовых коров или гвозди, сколотить лавку или ставни на окна. Мир сжат до маленьких тесных коллективов, а уж в мелких деревеньках – вообще беспросветная серость, и лишь редкие ярмарки и храмовые праздники скрашивают будни. В этом мирке человек не превращается в биошу́м, а прохожие действительно приветствуют друг друга, а не изображают из себя слепоглухонемых, стараясь не запоминать лица людей. Может, в Коруне есть что-то похожее на Землю, но не здесь – не в провинциальном Керенборге.
Генерал-барон ухмыльнулся и важно задрал подбородок. А потом неспешно отвязал от пояса кошель с золотом и с важным видом бросил на стол.
– Милейшая, пропал один из наших. Надо, чтоб он нашёлся, – произнёс генерал без предисловия.
Тяжёлое золото, вопреки расхожему мнению, не очень громко звенит, ведь оно не столь упруго, как железо или бронза, и звуковые колебания гаснут в нём куда быстрее, чем в иных металлах. А чтоб звенело, к нему добавляют разные примеси.
Начальница стражи неуверенно поглядела на кошелёк. В ней боролись два чувства: желание, чтоб от неё все отстали, и нежелание упускать выгоду. Взяв мешочек, сшитый из крашенной в зелёный цвет кожи, она раскрыла и вытряхнула на ладонь содержимое. Когда вместо ожидаемого серебра на свет показался жёлтый металл, у неё приподнялись брови.
– Ваша милость, – начала она, подбирая слова и облизав пересохшие губы. Всё-таки два десятка монет – это почти что её жалование за полгода. А дома нужно подлатать камин, и стол новый нужен, и черепицу на крыше освежить, а то старая местами уже потрескалась. И детям необходимо купить новую обувь и одёжку, а то очень уж быстро растут. В общем, начальница стражи нервно сглотнула и подняла глаза на землянина: – Я немедленно объявлю о награде каждому, кто с пользой поможет в поисках.
– Сколько?
– По одной серебряной сликве тому, кто скажет, что недавно видел пропавшего халумари, и десять, кто приведёт туда, где он сейчас.
Генерал покачал головой, затем вздохнул и проронил по-русски:
– Я разворошу это сонное болото.
Сказав, достал из внутреннего кармана портмоне, раскрыл и извлёк небольшую стопку золотых слитков по десять грамм каждый, заламинированных под формат банковской карточки, а затем, разложив, словно веер, покрутил в руке. Мизерные для огромной земной державы деньги, но столь ценные прямо здесь и сейчас, когда на кону стоит жизнь и здоровье землянина – ведь золота всего тысяч на триста рублей потянет.
– Сколько на это потребуется времени? – проговорил генерал на местном языке.
– Два дня, – проронила начальница стражи надломившимся голосом.
– Слишком медленно.
– Но мы даже на беговых быках быстрее не успеем. Беговой только у меня есть, остальные по городу и ближайшим деревням пешком побегут. Да и стражниц под моим началом всего две дюжины.








