Текст книги "В июне тридцать седьмого..."

Автор книги: Игорь Минутко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)

Уже в последнем классе гимназии Гриша узнал, что Павел Емельянович Тыдман является одним из лидеров минских кадетов, а партия конституционных демократов в Белоруссии, Польше и Литве накануне первой мировой войны была весьма влиятельной и многочисленной.

Но уже тогда, в библиотеке благополучного дома, Гриша смутно понимал, что все эти мысли им внушает человек, который является врагом его отца и старшего брата Ивана...

Естественно, он никогда не говорил о своих догадках Мите, тем более что догадки эти были пока смутны, неясны.

Ничто не омрачало дружбу Гриши, Лёвы Марголина и Мити Тыдмана. И если Лёва не был особым любителем чтения, то спорт, находившийся в России в зачаточном состоянии, объединял всех троих.

«Игра в мяч» – тогда так часто называли футбол, особенно в мальчишеской среде; купание наперегонки в реке; зимой – каток. Все забывалось на зелёном поле с мячом, на берегу реки, поблескивающей солнечными бликами, на катке, где в деревянной раковине духовой оркестр играет томительные вальсы, а по бокам горят разноцветные лампочки... Все забывается: учёба, политика, невзгоды.

Зима 1910 года была в Минске морозной и снежной, и почти каждый вечер друзья отправлялись на каток. Ходила с мальчиками и Оля.

...Он держит её за руку, Оля скользит неумело, часто ойкает, её лицо раскраснелось от мороза, на ресницах иней.

   – Гриша, держи меня крепче! Я сейчас упаду!

Он успевает подхватить её, Оля попадает в его объятия, неведомая сила заставляет Гришу сильнее прижать к себе девочку. Их щёки касаются друг друга...

   – Пусти! Пусти!.. – Но Оля сама ещё сильнее прижимается к нему.

Так они стоят несколько волшебных мгновений, среди смеха, музыки, разноцветных огней, в окружении снежинок.

Так они стоят – одни посреди огромного мира.

   – Пусти! – Оля с непонятным ожесточением отталкивает его.

А ночью Гриша не может заснуть, ворочается под жарким одеялом, слушает, как голуби возятся под карнизом окна. Он думает об Оле, видит её глаза, в которых отражаются бегущие огни катка, чувствует прикосновение её холодной щеки.

В конце года внезапно умерла Анна Александровна Амельгиц. Спокойно заснула под иконами с горящими лампадами, прочитав на сон грядущий длинную молитву, и не проснулась.

Есть судьба: уже несколько месяцев в Минске жил старший брат отца Алексей Александрович, сапожник по специальности, обосновавшийся здесь со своим семейством на постоянное место жительства. К нему и переехал Гриша в начале 1911 года.

Нашему герою как раз исполнилось шестнадцать лет.

АВТОРСКИЙ КОММЕНТАРИЙ В КОНЦЕ XX ВЕКА

12 января 1997 года

В каком-то журнале я прочитал об открытии американских учёных, которое потрясло меня. Оказывается, когда рождается человек, первый крик младенца, именно самый первый (он и был подвергнут исследованию, постижению средствами сложнейшей совершенной аппаратуры) – это крик восторга, радости: крохотный человечек пришёл в наш мир, посланный Богом, для счастья и добрых дел, и первым своим возгласом приветствует этот приход.

А потом... Уже через несколько мгновений, когда окровавленное тельце новорождённого попадает в руки взрослых людей, когда он окунается в атмосферу, ауру нашей взрослой жизни, насыщенной эмоциями и флюидами общественного бытия, он разражается горьким плачем: «Господи! Возьми меня обратно... Я не хочу с ними жить!..» Но – поздно...

Тем не менее порыв, стремление к доброй и справедливой жизни – а это не что иное, как искра божественного начала в людях – сохраняется в каждом человеке и в большинстве землян разгорается с новой силой в юности, в пору духовного и физического созревания. Погаснет это пламя в человеке или нет, обратится оно в огонь насилия и злобы или нет, зависит и от личности его, и от житейских обстоятельств.

Вот почему во всех странах, на всех континентах все исторические катаклизмы, ориентированные на борьбу со злом, несправедливостью, гнетом, начинаются в молодёжной среде.

И только одно рассуждение о теоретических учениях, разъясняющих необходимость и праведность этой борьбы. Несколько замечаний о «Манифесте коммунистической партии» Маркса и Энгельса, обосновавших неизбежность коммунистической революции в масштабах земного шара, гибель всемирной буржуазии, уничтожение частной собственности и утверждение пролетарского рая на всей Земле, которым будет руководить сбросивший оковы капиталистического рабства гегемон – пролетариат. История XX века на своём исходе всё расставила по своим местам: бредовое учение под названием «марксизм-ленинизм» в своём практическом воплощении – да и теоретически – в последнем десятилетии уходящего столетия окончательно рухнуло.

И всё же... В 1848 году, когда под перьями Маркса и Энгельса возник этот потрясающий по своей безапелляционности и классовой ненависти манифест, мир был именно таков: он после первоначального накопления капитала (особенно вследствие открытия Америки как сферы приложения этих накоплений) изнемогал от напора активности молодой буржуазии, и «капиталистическая эксплуатация» пролетариата в этот исторический период была классической – по Марксу и Энгельсу. Великая французская революция 1789 года, революционные потрясения в Германии и Италии в середине прошлого века, волны которых раскатились по всей Европе, достигнув и берегов России, стали вроде бы практическим подтверждением правоты теоретиков коммунистической доктрины.

Но время и общечеловеческий инстинкт самосохранения не стоят на месте.

И Великая французская революция, и революционные потрясения в XIX веке в Европе в прямом действии начинались молодым поколением: молодые люди, студенты, мастеровые, крестьяне – словом, представители всех социальных слоёв, но прежде всего молодые, выходили на первые демонстрации, строили первые баррикады на улицах Парижа, Берлина и Милана и первыми погибали на них – за «равенство, братство, свободу».

Сделаем бросок из того времени – длиной почти в полтора века – в наше время, точнее, в моё, когда я пишу эти строки в вечерней заснеженной Москве и Кнопа, вот же бесцеремонная кошка, так развалилась под лампой, что я буквально повис на кончике стола. Это происходит сейчас, в эти дни, и для читателей моего романа, когда он появится на книжных прилавках, все грандиозные события в Белграде и Софии будут уже историей. Недавней, но историей.

А происходит следующее: сейчас в Европе на грани краха коммунистический режим Милошевича в Сербии (можно сказать, в Югославии) и посткоммунистический в Болгарии, который стараются удержать парламентарии Болгарской республики, перекрасившиеся в социалистов бывшие коммунистические руководители страны, последыши Живкова, то есть неминуемо скоро канут в небытие два последних режима в Европе, основанных на «нетленном» учении марксизма-ленинизма.

И кто же в первых рядах более чем двухмесячного противостояния в Белграде, кто в многотысячных колоннах демонстрантов и на ночных митингах? А в Софии? Кто в толпе, до предела заполнившей площадь перед парламентом, скандирует: «Красную мафию – вон!»? И в Белграде, и в Софии, на бурлящих площадях и улицах, – прежде всего молодёжь и студенты. И они обязательно победят. Но есть одно – принципиальное! – отличие этих молодёжных демонстраций и митингов в Белграде и Софии от тех революционных событий в Париже, Берлине, Милане, которые тоже воплощало молодое поколение конца XVIII и XIX веков, – сегодня вы не услышите и не прочтёте на транспарантах в Белграде и Софии ни одного лозунга с призывом к насилию, к «ниспровержению» несправедливости насильственным путём. Это мирные революции, хотя терминология сомнительна.

История учит... И к этой теме – история учит – мы ещё вернёмся.

А теперь назад, в Европу второй половины XIX века. Вернее, на этот раз в Россию.

После отмены крепостного права и вообще великих – в прямом смысле этого слова – реформ Александра Второго Россия вступила на путь капиталистического развития, и было оно, в экономическом воплощении, быстрым, даже стремительным, с воистину русским размахом, и менее чем за полвека, до русско-японской войны 1904 – 1905 годов, до первой русской революции, результаты оказались более чем впечатляющими (но это отдельная, большая тема). Сейчас необходимо подчеркнуть ещё раз, что развитие капитализма в России – в смысле эксплуатации трудящихся масс, их бедствий – было абсолютно по Марксу и Энгельсу и уже в шестидесятых – семидесятых годах началось сопротивление передовых сил русского общества, вставших на защиту «страждущего народа». Основой этих сил являлось молодое поколение.

И опять ненадолго в Европу. История учит. Исторический опыт... Революции, потрясшие ведущие европейские страны в первой половине XIX века, ужаснули общественное сознание размахом насилия, классовой ненависти, убийствами, кровью, залившей улицы и площади европейских городов. И раньше были люди, понимавшие, что насилием, революционным путём, через кровь создать справедливое общество невозможно: пролитая кровь в конечном итоге ведёт к ещё большему кровопролитию. Но до революционных потрясений голоса эти звучали одиноко и почти не были слышны.

Во второй половине XIX века возникло социал-демократическое движение и его теория. Задачи и у марксистов (коммунистов), и у социал-демократов были одни: построение справедливого социалистического общества; вопросы о частной собственности, о профсоюзах, о формах государственного устройства и проч. дебатировались. Но было одно принципиальное разногласие: путь к намеченной цели. Марксисты: революционная борьба, насильственное ниспровержение буржуазного строя («Революции – локомотивы истории», К. Маркс); социал-демократы: эволюционное, ненасильственное развитие, парламентский путь, ибо – «насилие порождает насилие». И этих разногласий, споров, открытой борьбы, нередко переходящей в выяснение отношений на баррикадах, расколов партий (большевики – меньшевики) хватило на вторую половину девятнадцатого века и на всё двадцатое столетие...

По грубой схеме, в каждой стране, едва успев зародиться, социалистическое (или социал-демократическое) движение раскалывалось на два, увы, непримиримых лагеря. То же самое, с самого начала, с первых шагов, было в Российской империи, естественно, со своей российской спецификой.

...После отмены крепостного права в 1861 году и проведения других реформ Александра Второго (среди них следует выделить судебную и земскую) в России началось бурное развитие капитализма – об этом уже говорилось: вырвались на простор сдерживаемые крепостничеством накопившиеся экономические силы могучего государства. И... тут же проявилась эксплуататорская суть первоначальных капиталов, пущенных в дело, проявилась в русском варианте: на ситуацию налагали свой тяжкий отпечаток невежество, забитость и – никуда от этого прискорбного факта не уйти – скажем так, генетическое чувство рабства в душе русского народа. (Кстати, неистребимая тоска по «сильной руке» уже в наши дни – не что иное, как отголосок этого чувства; ну а в ту пору, о которой идёт речь, оно выражалось классической фразой: «Вот приедет барин, барин нас рассудит».)

И через двенадцать лет – в ответ на новую ситуацию в обществе – в России возникло движение, окончательно оформившееся к концу 1873 года, которое с полным правом можно назвать русским феноменом.

«Хождение в народ»... Вот уж воистину проявление русского национального характера, «русской совести» нашей интеллигенции, выпестованной двумя веками мучительной отечественной истории. Не забудем, что этот теперь ставший интернациональным термин появился в России: он был введён в литературу шестидесятых годов прошлого века Петром Дмитриевичем Боборыкиным, притом в понятия «интеллигенция», «интеллигент» вкладывался не только социальный, но и нравственный смысл.

В народ! Нести знания, передовые идеи, пробудить к активной свободной жизни убогих и сирых, задавленных нуждой и невежеством. Сначала сотни, а потом тысячи молодых людей откликнулись на этот призыв: интеллигенты-разночинцы, дети сельских священников, городских мещан и чиновников, выходцы из дворянских семей, студенты, гимназисты старших классов.

Один из участников этого доселе неизвестного мировой истории похода С. М. Степняк-Кравчинский писал: «Ничего подобного не было ни раньше, ни после. Казалось, тут действовало скорее какое-то откровение, чем пропаганда... Точно какой-то могучий клик, исходивший неизвестно откуда, пронёсся по стране, призывая всех, в ком была живая душа, на великое дело спасения родины и человечества. И все, в ком была живая душа, отозвались на этот клик, исполненные тоски и негодования на свою прошлую жизнь, и, оставляя родной кров, богатства, почести, семью, отдавались движению с тем восторженным энтузиазмом, с той горячей верой, которая не знает препятствий, не меряет жертв и для которой страдания и гибель являются самым могучим, непреодолимым стимулом деятельности...»

Свыше тридцати губерний Российской империи было охвачено невиданным походом: Поволжье, Дон, Днепр. Шли как на битву, как на правый бой – из Петербурга и Москвы, из Киева и Одессы...

...Раскол, первый раскол в русском социал-демократическом движении произошёл в 1879 году. За предыдущие годы «хождение в народ» было разгромлено правительством, да и в крестьянской среде идеи социализма, которые проповедовали народники, не находили отклика. На осколках этого жертвенного похода возникла партия «Земля и воля», которая почти мгновенно раскололась на две организации: «Чёрный передел» – в неё вошли так называемые «деревенщики», сторонники мирной, длительной пропаганды социалистических идей в деревне; эта партия, никак не проявив себя, скоро сошла с исторической сцены; и – «Народная воля». Её тактика – активная политическая борьба, и наиболее действенная мера в ней – индивидуальный террор... Андрей Желябов, Софья Перовская, Николай Кибальчич, Тимофей Михайлов. Все они после восьмого покушения на Александра Второго первого марта 1881 года, наконец удавшегося (государь скончался от ран), третьего апреля того же года были повешены на Семёновском плацу в Петербурге. Не тогда ли в России родился тот метод борьбы за свои идеалы – малой кровью, – который сегодня известен как мировой терроризм?..

Но одно бесспорно: народовольцы не преследовали никаких карьерных целей. Одна страсть сжигала их души – свобода и счастье своего народа. Это были мужественные, честные, фанатически преданные своей идее молодые люди, готовые за неё без колебаний отдать жизни. И – отдавали. Это были – в классическом смысле этого слова – первые русские революционеры. У них не было исторического опыта, подтверждающего неопровержимую истину: на крови, пусть малой, и насилии, пусть в отношении одного только человека, никогда не может быть построено общество справедливости, свободы и народного счастья. Их жертвенная жизнь была этим первым опытом для следующих поколений. Но как трудно и медленно усваивается подобный опыт! Если вообще усваивается...

И ещё одно, историческое, наблюдение. Если вникать в биографии, в личностные характеристики руководителей «Народной воли», есть одна общая черта, присущая всем этим людям, – склонность к авантюризму, который в политической деятельности проявляется в нетерпении. В нетерпении насильственным путём ускорить исторический процесс. Пожалуй, только Николай Кибальчич здесь – исключение. Но этому есть объяснение: «инженер» «Народной воли», сконструировавший метательный снаряд, которым был смертельно ранен Александр Второй, жил ещё в одном, для него главном, измерении: в космическом. А космосу противопоказана земная суета.

...Авантюризм с детства был присущ Григорию Каминскому. Можно сказать помягче: элементы авантюризма, к которым надо приплюсовать стремление к лидерству, к руководству окружающими. И то и другое качество – неотъемлемая черта характера революционера-руководителя в любую эпоху, на любом континенте.

Бесспорно, это роднит Григория Каминского с народовольцами: он начал революционную борьбу со злом капитализма в России, свято веря в правоту своего дела, он всей душой желал свободы и счастья российским крестьянам и рабочим, его не обуревали корыстные цели; он, как и мученики «Народной воли», готов был – тогда – отдать жизнь за лучшую долю своего народа. Как и для народовольцев, для него были святы слова русского поэта, кумира первого поколения русских революционеров:

 
Иди и гибни безупречно.
Умрёшь недаром: дело прочно,
Когда под ним струится кровь...
 

Какое ошибочное, роковое напутствие!

Зато насколько точно, божественно воплотил в поэтических строках нравственное состояние лучших представителей русского молодого поколения, вступающего в самостоятельную жизнь, светлый гений России Александр Сергеевич Пушкин:

 
Пока свободою горим.
Пока сердца для чести живы, —
Мой друг, Отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
 

Эти слова в полной мере относятся к юному Григорию Каминскому.

Глава пятая

30 апреля 1917 года

«Тульская молва», 30 апреля. Театр «XX век». Сегодня, в воскресенье, состоится грандиозный благотворительный вечер сеансов. 25% валового сбора со всех сеансов поступит в пользу сельскохозяйственных дружин реального училища. Будет показан потрясающий боевик «Кокаинистка». Участвуют: Лесенко, Орлов, Панов и Гайдаров. Ночью в 4 часа дня. В антрактах играет и иллюстрирует картины салонно-концертный оркестр под управлением Г. Обычайко.

«Голос народа», 30 апреля. От Тульского комитета РСД РП. Товарищи рабочие! На днях будут выборы в Тульский Совет рабочих и солдатских депутатов. Товарищи! Ваш долг ясен: ваша партия – это рабочая социал-демократическая партия. Вы должны голосовать только за социал-демократические списки кандидатов. Товарищи рабочие! Все, как один человек, голосуйте за социал-демократов!

«Тульская молва», 30 апреля. Объявления. Открыто – Специальное производство дамских причёсок и театральных париков М.Н. Кондратьева. Киевская ул., дом Матвеева, телефон 1-98. Заготовили большой выбор причёсок, шиньонов, кос. Театральные парики и грим. Причёска дам. Мытье и окраска волос. Парфюмерия и гребни.

«Голос народа», 30 апреля. От Тульской городской управы. Для предстоящей 7-го мая сего года переписи населения гор. Тулы требуются регистраторы. Желающие принять участие в переписи в качестве регистраторов благоволят подать об этом заявление в городскую управу в присутственные дни и часы. Труд регистраторов оплачивается.

«Тульская молва», 30 апреля. Объявления. Доктор Рубинштейн. 15 лет практики в Одессе. Сифилис, венерические и мочеполовыя болезни, половая слабость. Лечение триппера вакциною. Внутривенный вливания 606 и 914. Приём ежедневно (кроме воскресенья) от 5 час. вечера. Петровская уд., дом № 8 (против Учётного переулка), тел. 9-06.

«Голос народа», 30 апреля. От Тульского комитета РСДРП. Сегодня, 30 апреля, в 6 часов вечера в помещении большого зала Дворянского собрания состоится общее собрание тульской организации РСДРП и ея военной секции. Порядок дня: 1. Обсуждение муниципальной программы городского самоуправления. 2. Намечение списков кандидатов в Городскую думу. 3. Аграрный вопрос. Вход на собрание по членским карточкам или спискам организации.

«Тульская молва», 30 апреля. Объявления. Требуется интеллигентная бонна, также и кухарка, умеющая хорошо готовить. Приличное жалованье. Петровская улица, дом Шрейдармана, № 33.

Ищу занятий. Знаю канцелярское дело, пишу на машинке. Могу занять место конторщика. Адрес узнать в конторе «Тульской молвы».

Покупаю: все антикварные художественные вещи прошлых столетий. За сообщение буду благодарен, Киевская улица, 5, Виктор Невернов.

«Голос парода», 30 апреля. Спектакль в пользу районных библиотек. 2-го мая сего года культурно-просветительская комиссия 76-го пехотного запасного полка устраивает в Новом театре спектакль, чистый сбор с которого пойдёт на устройство районных библиотек для воинских чинов. Кружком солдат профессиональных артистов и любителей под руководством господина Дёмина представлена будет комедия в двух действиях Леопадова «Одолжи мне свою жену».

«Тульская молва», 30 апреля. Война. Сообщение из Ставки. Западный и румынский фронты. Обычная перестрелка и поиски разведчиков. Кавказский фронт. В Саккизском районе курды пытались снять наши посты, но были своевременно обнаружены, частью уничтожены и частью рассеяны. На остальном фронте перестрелка. Бельгийский фронт. Гавр, 28 апреля. Происходила артиллерийская деятельность различного напряжения во многих частях фронта, особенно в районе Дикрлинда.

«Голос народа», 30 апреля. Сегодня, 30 апреля, Центральный комитет учащихся открывает Бюро труда. В нём сосредотачивается спрос и предложение репетиторского труда. Бюро открыто в воскресенье, вторник, четверг и субботу от 12 – 2 час., в здании 2 женской гимназии.

«Тульская молва», 30 апреля. Продовольствие. В непродолжительном времени в городской склад поступит восемь вагонов подсолнечного масла из Воронежской губернии. Город, собственно, имеет наряд на 12 вагонов, но воронежский уполномоченный четыре вагона задержал до последних чисел мая. Пшеничную муку управа предполагает раздать населению по два фунта на человека, приблизительно 4 или 5 мая. В счёт нарядов на апрель месяц муки не получено ни одного вагона и раздавать будут муку из прежних закупок.

«Голос народа», 30 апреля. Доводим до сведения тульских еврейских рабочих и старых членов Еврейской рабочей партии социалистов-террористов и Еврейской социалистической рабочей партии, что 27 сего месяца состоялось первое собрание объединённых групп вышеуказанных партий, на котором выбран Временный комитет. Запись членов производится ежедневно в помещении Еврейского бюро труда – Жихалинская ул., 6, от 7 до 8 1/2 часа вечера у дежурного члена Временного комитета.

«Тульская молва», 30 апреля. Объявления. Срочно продаётся усадебное место на Александро-Невской улице, с 2-мя новыми домами, флигелем, 2-этажным сараем, конюшней, подвалом. Фруктовый сад. О цене узнать от 5 до 7 часов вечера, Старо-Дворянская улица, дом № 37.

Утеряна сахарная карточка, выданная Тульской городской управой за № 4939 на имя Александры Михайловны Адамотовой. Прошу считать карточку недействительной.

Пропала корова красная, с белыми пятнами, небольшая. Александро-Невская ул., дом № 21.

«Голос народа», 30 апреля. Копенгагенский институт изучения социальных последствий войны так определяет людские потери за три года всех воюющих государств: убитых и раненых – двадцать четыре миллиона, из них убитых семь миллионов. Если бы из этих семи миллионов убитых устроить похоронную процессию, она растянулась бы на четырнадцать тысяч километров – на расстояние от Парижа до Владивостока.

«Тульская молва», 30 апреля. Ассенизатор, прибывший из Гомеля с собственным ассенизационным обозом, производит по весьма дешёвым ценам очистку клозетов, помойных ям и прочего. Обращаться: Старо-Павшинская улица, дом № 122.

Ещё двадцать девятого апреля Евдокия Заикина с самого ранку, с первыми петухами, протопила печь, наварила большой чугун щей, растолкала старшего сына Егорку:

   – Ты вот что, Егор... Я в Тулу, к отцу. Ты тут по хозяйству остаёшьси. Мотри у меня! Клавдия приходить будет Зорьку доить. Ты сарай чисть, корм задавай. А коли Захарка, чёрт лысый, стадо соберёт, выгоняй кормилицу в стадо. Вон на взгорках-то, по солнышку, травка пошла. Слышь, что ль?

   – Да слышу! – Егорка, десятилетний мальчик, топтался босыми ногами на холодном земляном полу, теребил руками длинную холстяную рубаху и никак не мог проснуться. Ужасно хотелось юркнуть опять на печь, где в тёмном тепле сладко спали братишки и сестрёнки, мал мала меньше, а всего их там было ещё пятеро. – Слышу, мам...

   – То-то! Курям пышано сыпь, знаешь... – Евдокия не ведала, сколько пробудет в Туле и удастся ли задуманное, потому тревогой и беспокойством полнилась душа. – Сыпь-то не дюже, пущай сами землю гребут, она щас, по весне, добрая. И петух у нас башковитый, сведёт их куда надо. Знает, иде разгребать.

   – Ладно, мам...

   – Щей я вам наварила, дня на три, считай, хватит. Вчерась ишо хлебы испекла. Молочком малых корми. Если у Сони опять живот схватить, Клавдию кликни, она к хвелынеру снесёт, родная тётка всё же.

   – Хорошо, мам. – Егорка всё топтался на холодном полу и не чаял, когда же мать сызнова отпустит его на печь.

А Евдокия думала, чего бы ещё наказать старшему сыну, потому что тяжко ей было оставлять одних деток. Вот и тянула.

   – Дружку щей у миску раз в день плесни, корки какие кроши, Дружок собака справная, сторожить вас будет. – Она уже хотела отпустить сына на печь, но вспомнила, даже руками всплеснула: – И на реку – упаси Боже! Ишо вода большая. Унесёть! Так и знай – унесёть! Будут ребяты кликать, не иди и Данилку не пускай, смотри за ним в оба глаза. Ты слышишь аль нет?

   – Слышу, мам...

   – Ну, ладно! – Евдокия пригорюнилась. – Вроде всё обсказала. Давай на дорожку сядем. – Она загребла сына большой рукой, прижала к себе, и оба они сели на лавку под окошком, которое голубело ранним апрельским утром. Евдокия почувствовала дрожь маленького худого тельца и, чуть не заплакав, сказала сурово: – Ладно. Иди поспи ишо.

Егорка мигом стрельнул на печь, а Евдокия немного посидела на лавке одна, опустив между ног натруженные крестьянские руки, потом взглянула на ходики, висевшие у двери.

Маятник шмыгал туда-сюда бесшумно, и стрелки показывали четверть шестого.

Она поднялась, перекрестилась на красный угол, где перед иконостасом, перед тёмными ликами Христа и святых теплилась лампадка, и вышла из избы.

Деревня Луковка ещё спала, накрытая знобким туманом, розовым от вставшего солнца. Тянуло низовым ветерком, и туман на глазах редел, расползался клочьями. Проступали плетни, голые кусты у колодца, избы...

По деревне перекликались петухи, тянуло дымком, уже топились печи. Запах дыма смешивался с духом тёплых коровников и весенней сырой просыпающейся земли. Евдокия постояла на крыльце, вдохнула родимый воздух глубоко и радостно, даже в груди закололо.

«Господи! Благодать-то какая!» – подумала она, и пришло убеждение, что в Туле всё у неё получится хорошо, заберёт она своего непутёвого мужика из солдат, привезёт домой.

Вывернулся из-за угла Дружок, молодой весёлый кобелёк серой масти, радостно взлаял, кинулся к Евдокии, неистово крутя хвостом и приседая на передние лапы, в руки ткнулся мокрым холодным носом.

– Ишь ты, – сказала Евдокия и потрепала собаку за густую холку. – Тоже, поди, весне радуешься? Пошли, Дружок, Бурана запрягать.

Она решила не подходить к корове, не тревожить её, подумала: «Пускай на энти дни к Клавдии привыкнеть».

Застоявшийся Буран, степенный пегий мерин, встретил хозяйку тихим ржанием, пока она выводила его к телеге, приткнутой во дворе под навесом у сарая, косил влажным тёмным глазом, пофыркивая, от него крепко пахло конским потом, и это был запах труда на своём малом поле, он заставил Евдокию с вновь нахлынувшей тревогой подумать, что сев – вот он, рядом, не успеешь оглянуться, так что, как ни крути, Прохора надо вернуть скорее. И ещё она подумала, что до новины муки не хватит и придётся в ножки кланяться или Илье Зипунову, старосте, самому богатому мужику в Луковке, или деверю – у мельника всегда мучица про запас имеется. Евдокия как раз и намеревалась заночевать на мельнице у деверя Василия – на полпути к Туле, а дорога предстояла немалая – до губернского города сто сорок вёрст с гаком.

Евдокия привычно, умело запрягла Бурана в телегу, под слежавшееся сено ткнула полмешка с овсом да две корзины со снедью, и себе в дорогу, и гостинцы Прохору, и сестре Лукерье. Лукерья жила в Туле – повезло старшей сестре: поехала на ярмарку на весенний праздник ритатуйки, и там углядел её Иван Заворнов, вдовец, хозяин колбасной лавки. Углядел и не отпустил от себя боле. Ладно живут Лукерья с Иваном, сестра, считайте, как сыр в масле катается. Однако ж всё это до недавнего времени было, до революции ентой, когда царя-батюшку с престолу скинули. Как теперя жизнь обернётся? Одному Богу ведомо...

Евдокия тяжело вздохнула и пошла отворять ворота.

Вывела Бурана со двора на улицу, задвинула ворота, посмотрела на свою избу под ветхой соломенной крышей, присевшей на левый бок по самые слепые оконца, и опять захолонуло сердце: «Ой, царица небесная, да как же они без меня, кровинушки махонькия?..»

У её ног крутился Дружок, поскуливая, чуя разлуку.

   – Ладно тебе! – строго сказала Евдокия, гоня тревожные мысли. – Ты давай сторожи тут!

Пёс понял и, поджав под тощий живот хвост, поплёлся под крыльцо.

   – С Богом! – Она последний раз посмотрела на избу, перекрестила её и, запрыгнув в телегу, взяла вожжи: – Пошёл, Буран!

Мерин взял размашистой рысью, затрясло на ухабах.

Деревня Луковка невелика, дворов шестьдесят. Скоро уже показалась околица, и последний двор у пологого спуска к Вдовьему ручью со студёной вкусной водой принадлежал Николаю Пряхину, который как с германской возвернулся, так и дома, ни в какую революцию не встревает, вторую лошадь купил, избу подновил и теперь крышу железом кроет – первая изба в Луковке будет под железной крышей.

Евдокия ревниво взглянула на эту крышу – тёмными железными листами она была покрыта лишь наполовину, и Николай Пряхин, кряжистый, дюжий, лохматый, уже тюкал топором, подгоняя кровельную перекладину, широко расставив ноги в солдатских сапогах.

   – Утро доброе, Евдокия! – крикнул он, вгоняя топор в свежую лесину. – Далеко ль собралась?

   – До Тулы, Николай, – охотно откликнулась Евдокия, натянув вожжи. Буран неохотно встал, перебирая передними ногами. – За своим еду. Весна вон уже на пятки наступать.

   – Дело надумала, Евдокия, – одобрил Пряхин. – И братана свово, Семена, кличь. Неча им по казармам ошиваться. Тут делов по горло. Привет им передавай и скажи: сход собирать будем, надоть Илье Зипунову окорот дать. И ишо кой-кому из богатеев. Все лучшие земли себе заграбастали. А мужиков нашего достатку раз-два – и обчёлся.

   – И то верно, Николай, – сказала Евдокия. – Ладно уж, поехала я. Трогай, Буран! Ишь, разленился!

   – Счастливо тебе, Евдокия! – Николай легко выдернул топор из лесины.

Ещё некоторое время она слышала за спиной звонкие удары железа по дереву. Постепенно они становились всё тише и тише и наконец совсем утонули в необъятной, глубокой тишине, накрывшей великую русскую равнину.

Именно так чудилось сейчас Евдокии: ничего нет на земле-матушке, кроме этой тишины над бескрайними чёрными полями, парующими под уже высоко поднявшимся солнцем. Кроме дальних перелесков, берёзовых рощ, сквозных, голых, слюдяно, девственно поблескивающих белыми стволами. Кроме глухих просёлочных дорог, которые ведут от таких же, как её Луковка, деревень к грунтовым трактам. Вот и эта её дорога сольётся через пятьдесят вёрст с Епифанским трактом, а тракт впадёт в Орловское шоссе. И покатится, покатится шоссе, ныряя со склона на склон. Куда ведёт оно деревенскую русскую женщину Евдокию Заикину? И её непутёвого мужа Прохора?