Текст книги "Бездна (Миф о Юрии Андропове)"

Автор книги: Игорь Минутко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 37 страниц)

– Вот, гражданин Буряце, ордер на обыск, подписанный прокурором. Сначала пройдем в спальню.

– Но…

– Повторяю: пройдем в спальню.

В спальне, кажется, пожилой сказал:

– Открывайте ящики комода.

Борис открыл ключами верхний и средний ящики. И содержимое оказалось на огромной кровати, на которую предусмотрительно положили лист плотного целлофана.

– Теперь – нижний ящик.

– Но у меня нет от него ключа. И я не знаю, что там.

– У кого же ключ?

Борис Буряце молчал.

– Понятно.– Старший кивнул одному из своих подельников.

Нижний ящик был тут же ловко, почти мгновенно открыт крохотной фомкой. И из него извлекли небольшую шкатулку черного дерева с перламутровыми инкрустациями.

– Откройте сами, гражданин Буряце.

– Она же заперта…– Борис почувствовал острую боль в животе.– Мне… Мне надо в туалет.

– Проводите его.

Понос был внезапным, неудержимым, мучительным, и, сидя на унитазе, хозяин антикварных апартаментов презирал себя, жалел, прощался с жизнью.

Когда его вернули в спальню, шкатулка из черного дерева была уже вскрыта, и в ней… Он не поверил своим глазам. За последние годы Борис Буряце повидал немало ювелирных изделий из золота и серебра, выполненных мастерами высочайшего класса, редчайшие драгоценные камни в перстнях, ожерельях, диадемах, серьгах, бриллианты, которые занесены в каталоги всех стран. Но то, что было перед ним…

«Старина. Не иначе – или царево, или тех, кто был возле русского трона. Да здесь на миллионы и миллионы!…»

– Все это ваше, гражданин Буряце?

– Нет. Я… Первый раз вижу.

– Странно. Тогда чьи же это драгоценности?

– Повторяю: я первый раз…– И Борис Буряце сорвался на истерический крик: – Чего вы со мной в дурачка играете? Еще раз повторяю: я никогда не открывал этого ящика! У меня нет от него ключа!

– Так у кого же он?

– У нее…

– То есть?

– Вы же знаете! У Галины.

– Какой Галины?

– У Галины Леонидовны Чарановой.– И Борис Цыган мгновенно успокоился: «Руки коротки».

В спальне нависла короткая тяжелая пауза, пожилой, когда эта пауза перегрузилась отрицательной энергией, не скрыв торжествующей улыбки, сказал:

– Что ж, гражданин Буряце, опись содержимого этого комода…– Он помедлил.– Отдельно – черной шкатулки составим при вас. Пригласите понятых.

И снова время помчалось вскачь: все завертелось, пустилось в пляс, зарябило в глазах.

Понятыми оказались дворник их дома, Кондрат («дядя Кондрат», звал его Борис и сейчас поймал на рыхлом в рябинках лице «дяди» радостную воспаленную усмешку), и жена соседа по площадке, какого-то академика, толстая размалеванная баба.

– Распишитесь вот здесь, гражданин Буряце. Теперь… Вот ордер на арест…

– Как на арест? – вырвался у него вопль.

– Опись всего остального мы произведем без вас. Сами понимаете: тут и суток не хватит. Все будет сделано по закону.

– Я протестую…– Ему самому было противно слышать свой дрожащий голос.

– Это пожалуйста. Для протестов вам будут созданы все условия. А сейчас – переодевайтесь. Туалетные принадлежности захватите.

И когда безвольный, вялый, как будто и не он, а некто другой, выпотрошенный Борис Буряце в своей роскошной собольей шубе следовал за широкой спиной молодого кагебешника к выходной двери, а в затылок ему дышал второй молодчик, где-то сбоку пожилой сказал:

– Может быть, гражданин Буряце, у вас есть какие-нибудь просьбы? – Пожилой стоял в просторной прихожей возле английского телефонного аппарата в стиле начала века,– Красивая штука,– Он тронул белую мраморную ручку телефона.

– Можно позвонить? – еще не веря в такую спасительную возможность, прошептал Борис Цыган.

– Отчего же? Можно.

Хозяин квартиры замер в замешательстве: «Я не могу при них…»

– Мы вас стесняем? Так пройдите к любому аппарату. Ведь в квартире, кажется, четыре телефона? Мы вас тут подождем.

Борис Буряце ринулся в гостиную.

…Было двадцать пять минут одиннадцатого вечера. Трудовой день заканчивался.

В кабинете Председателя КГБ кроме Андропова и начальника Шестого управления Щарака было еще несколько человек, непосредственных исполнителей первой стадии операции «Падающие звезды».

– Что же,– сказал Юрий Владимирович,– давайте, товарищи, послушаем.

Щарак не без удовольствия включил запись. Она была сделана на новейшей японской аппаратуре, и казалось: разговаривают рядом, за спиной,– слышалось дыхание, перепад модуляций голосов, шорохи домашнего звукового фона.

Борис Буряце. Галя! Галя!… Это я…

Галина Брежнева. Где ты вчера ночью был, ублюдок?

Борис. Галя, они меня повязали! Они меня увозят…

Галина. Кто?

Борис. КГБ!

Галина. Е!…

Борис. Галя… Галочка, любимая, вытаскивай… Только дед…

Галина. Заткнись! Доигрался… Дай подумать.

Борис. Галя… Они в спальне…

Запись оборвалась.

– Тут мы прервали,– сказал начальник Шестого управления.

– Понятно.– Андропов побарабанил пальцами по столу.– И что же дальше Галина Леонидовна?

– Первый звонок – закадычной подружке, Наталье Ивановне Заблатовой. Валютчица, импортным барахлом промышляет, правда, высшего класса. Со связями, и большими…

– Ну и? – перебил Юрий Владимирович.

– Сейчас.

Галина. Наташка!

Н. И. Я.

Галина. Спишь, что ли?

Н. И. А хрен ли! От сна еще никто не умирал…

Галина. Заткнись, дура!

Н. И. Галь, да ты что?

Галина. Борьку повязали.

Н. И. Ой!…

Галина. Вот тебе и «ой»…

Н. И. Кто? Менты?

Галина. Если бы менты… С Лубянки.

Н. И. Не хрена себе!

Галина. То-то и оно. Теперь, подруга, похоже, наша песенка спета.

Н. И. Чья? Твоя?

Галина. Может, и не только моя…

Запись прервалась.

– Здесь, Юрий Владимирович…– В голосе Щарака было смущение,– несколько фраз стерли.

– Есть дубликат? – жестко и требовательно спросил Андропов.

– Есть…

Галина. Может, и не только моя. Юрик танком к власти прет.

Н. И. Какой еще Юрик?

Галина. Дремучая ты тетка, Наташ. (Долгая пауза; вздох.) Ну… Это мы еще поглядим. Я чего звоню. С благоверным в ссоре. А он мне сейчас позарез. Позвони, разыщи. Скажи, я его прощаю. Не могу первая… Пусть позвонит.

Н. И. Щас, Галь…

Запись закончилась.

– Он позвонил? – спросил Андропов.

– Нет, Юрий Владимирович. Примчался сам. На крыльях любви. Галине Леонидовне надо было узнать, куда увезли ее предмет. Естественно, узнала и уже около четырех была в Бутырках, привезла передачу, сказала: «Его любимое», потребовала свидания…

– И как вы поступили? – нетерпеливо перебил Андропов.

– Передача была принята. В свидании отказали. Хотя Галина Леонидовна и устроила скандал со всяческими угрозами.

– Все правильно.– Председатель КГБ ненадолго задумался.– Вот что… Не должно быть пауз. Завтра же ее надо вызвать на допрос.

– Но…– вырвалось у одного из присутствовавших.

– Пока в качестве свидетеля,– жестко сказал Андропов.

– Будет сделано, Юрий Владимирович.

– К этому допросу надо тщательно подготовиться. Вам, Федор Александрович, предстоит бессонная ночь. И – что наш директор Госцирка?

– Колеватов совсем другой человек.– Щарак вынул из папки, которая лежала перед ним, блокнот, стал листать его.– При обыске и аресте вообще отказался отвечать на любые вопросы. Сказал лишь одно. Вот. «На все вопросы буду отвечать только при своем адвокате».

– Скажите, пожалуйста, прямо-таки европейский законник,– в задумчивости произнес Андропов.

– Ничего, Юрий Владимирович,– усмехнулся Щарак.– Заговорит. Еще сегодня ночью. И покажет, что нужно.

– И завтра же…– Председатель КГБ обвел присутствующих медленным взглядом. За толстыми стеклами очков не было видно выражения его глаз.– Завтра же приступим ко второй стадии операции «Падающие звезды».

– Все готово, Юрий Владимирович. Вот список лиц, с которыми в первую очередь должны быть проведены превентивные беседы.

– Жесткие беседы,– сказал один из присутствующих в кабинете, молодой человек лет тридцати с твердой складкой губ на волевом напряженном лице.

– Что же, товарищи, действуйте.– Председатель КГБ поднялся с кресла (и все заметили: с некоторым трудом, поморщившись от боли). – Свободны. Только вас, Федор Александрович, я задержу на несколько минут.

Андропов и Щарак остались в огромном кабинете одни.

– Я хочу вам дать несколько советов…– Юрий Владимирович вынул из ящика стола колбочку с таблетками в виде розово-синих капсул, извлек две и проглотил не запивая.– Через минуту отпустит.

– Вам бы, Юрий Владимирович, на пару недель…

– Нам необходимо,– перебил Андропов,– прикинуть, о чем и как говорить с ней. Кому поручено…

– Ее ведет следователь Мирашов Захар Егорович, один из наших лучших работников.

– Отлично. А теперь вот что, Федор Александрович… Давайте все происходящее рассмотрим с позиций государственных интересов.

26 января 1982 года

Кабинет следователя КГБ полковника Мирашова был просторен, светел (два окна выходили на юго-запад, и сейчас их озаряло зимнее утреннее солнце): письменный дубовый стол, с тремя телефонами, в углу столик для секретаря, сейф. Несколько стульев. Между окнами – картина: Ленин и Дзержинский беседуют в весеннем саду, расположившись в удобных креслах-качалках; пастельные, благостные тона. И лица у вождей мирового пролетариата благостные.

Было начало одиннадцатого. Свидетельница вызвана на полдесятого.

Хозяин кабинета, несколько полноватый для своих сорока шести лет, сидел за столом и неторопливо листал бумаги, разложенные перед ним.

В дверь деликатно постучали.

– Да,– без всякого выражения сказал полковник Мирашов.

Вошел молодой подтянутый секретарь.

– Приехала, Захар Егорович,– сказал он.

– Просите, лейтенант. Именно так: просите.

– Понимаю.

Прошло еще минуты две или три, и в кабинете появилась Галина Леонидовна Брежнева, в распахнутой дубленке, сверкая драгоценностями и вея французскими духами, шумная, решительная, отцовские густые черные брови капризно сдвинуты. Она бросила сумку, повесила дубленку в шкаф и, подвинув стул, села на него, широко расставив ноги. Взглянув на хозяина кабинета хмурым и напряженным взглядом, чуть хрипловатым голосом произнесла:

– Ну?

– Разрешите представиться, Галина Леонидовна, ваш следователь Захар Егорович Мирашов…

– Надо же! – перебила свидетельница.– У меня уже есть следователь! Да вы отдаете себе отчет…

Брежнева сделала паузу, дожидаясь реакции, и она последовала:

– Продолжайте, Галина Леонидовна,– спокойно сказал Мирашов, что-то записывая на чистом листе бумаги.

– Что вы там пишете? – нервно спросила свидетельница, и с лица ее мигом слетело надменное выражение.

– Так… Одно наблюдение.

– Я что, на допросе?

– Пока нет, Галина Леонидовна.

– Что значит – пока?

Захар Егорович, не ответив, продолжал что-то записывать. Пауза затягивалась.

– Собственно… Почему я вызвана?

– Успокойтесь, Галина Леонидовна. Придвиньте стул поближе. Разговор у нас е вами долгий.

Брежнева послушно придвинула стул и села напротив следователя, избегая его прямого изучающего взгляда.

– Итак, Галина Леонидовна… Вы вызваны в качестве свидетеля по очень серьезному преступлению…

– Какому еще преступлению? – В голосе свидетельницы прозвучало отчаяние.– Да как вы смеете? Меня…

– Смеем! – вдруг резко перебил полковник Мирашов.– Смеем. Закон один для всех – и для дворника, и для Генерального секретаря партии.

– Что? – Лицо Галины Леонидовны побледнело.– Что?…

– Повторяю: пока вы вызваны как свидетельница, и сейчас у нас с вами лишь предварительная беседа…

– Дружеская,– не выдержала Галина Леонидовна, оправившись от только что услышанного и подумав: «Был бы жив Цаган… Ну, ничего. Погодите».

– Да,– сказал Мирашов спокойно.– Да, уважаемая Галина Леонидовна, вашего покровителя, если так можно сказать, родственника, в стенах КГБ больше нет. Все мы смертны. Увы, увы… И в дружеской, как вы изволили выразиться, беседе прошу учитывать это скорбное обстоятельство.

«Господи!… Твою мать! Да он же читает мои мысли!»

– Теперь о преступлении.

Следователь углубился в свои бумаги. Опять затянулась пауза.

– История вкратце такова.– Мирашов откинулся на спинку стула.– Двадцать седьмого декабря прошлого года… Получается, как раз через неделю после семидесятипятилетнего юбилея вашего батюшки Леонида Ильича. Так вот, двадцать седьмого декабря восемьдесят первого года из квартиры народной артистки, знаменитой дрессировщицы львов Ирины Бугримовой были похищены редчайшие драгоценности, принадлежавшие лицам, приближенным к царствующим особам. Основу этого богатства составляют бриллианты…

– Но при чем тут я? – истерически выкрикнула Галина Леонидовна. На ее гладком лбу выступили капли пота,– Я вас спрашиваю: при чем тут я?

– Вы спрашиваете – я отвечаю.– Мирашов выдвинул средний ящик письменного стола, вынул шкатулку из черного дерева, украшенную перламутровыми инкрустациями, небрежно высыпал содержимое на стол. В крупных алмазах преломились солнечные лучи, брызнув тонкими стрелами в разные стороны.– Вы, Галина Леонидовна, конечно, догадываетесь, откуда к нам пожаловала эта шкатулка? – Дочь Генерального секретаря КПСС молчала.– Эти вещи принадлежат вам?

– Нет! – поспешно выкрикнула Галина Леонидовна, но тут же поправилась, уже спокойно, с вызовом, сказав: – Да, это мои вещи! Я их хранила там… Там, где вы их похитили!

– Похитили,– усмехнулся полковник.– Получается: вор у вора дубинку украл, так, что ли? – Галина Леонидовна молчала,– Теперь ответьте мне на вопрос… Не спешите с ответом, подумайте. Итак… Где вы взяли эти драгоценности?

– Я… я не желаю отвечать!

– Не желаете?

– Ну… Ну, хорошо. Я их купила, приобрела.

– У кого?

– Я отказываюсь отвечать! – В голосе свидетельницы послышалась истерика.– Вы не имеете права…– В ее руках появился большой носовой платок, и она шумно высморкалась.

– Хорошо,– участливо вздохнул следователь,– Мы еще вернемся к этой теме. А теперь… Вам, Галина Леонидовна, конечно, известно, что все это…– Полковник Мирашов провел рукой над драгоценностями,– все это лишь часть богатства, похищенного у Ирины Бугримовой. Я предполагаю, третья часть.

– Не понимаю…– прошептала свидетельница.

– Полноте, Галина Леонидовна, все вы понимаете. Довожу до вашего сведения: вчера был арестован не только Борис Цыган, ваш, так сказать… И на его квартире произведен обыск с описью всего имущества. В тот же час или чуть позже был арестован еще один ваш хороший знакомый, можно сказать – друг.

– Кто?…

– Ведь вы уже догадались, Галина Леонидовна. Да, да! Этот человек – директор Госцирка Анатолий Николаевич Колеватов, который, скажу прямо, бросает тень не только на вас, но и на Леонида Ильича.

– Да как вы смеете!

– Смею. Потому что ваш Колеватов – преступник.

– То есть?

– При обыске в его квартире обнаружено двести тысяч долларов… Я уже не говорю, что по нашим законам советский человек без особого разрешения не имеет права держать у себя дома иностранную валюту. Кроме того: может ли наш гражданин, пусть даже директор Госцирка, заработать такую сумму? Двести тысяч долларов! Впрочем, Галина Леонидовна, я понимаю: у вас очень приблизительное представление о жизни ваших соотечественников. Поэтому довожу до вашего сведения: подобную сумму можно получить только нечестным путем.

– Каким же? – В голосе дочери Генсека прозвучало неподдельное женское любопытство.

– Ваш друг… Я предполагаю, знакомство с гражданином Колеватовым началось давно, еще во времена вашего первого замужества на цирковом тренере. Ведь так?

– Так,– нетерпеливо согласилась Галина Леонидовна.

– Очень важное сообщение.– Следователь вдруг улыбнулся.– Цирк, ваш первый супруг… Ирина Бугримова тоже работает в цирке… Словом, Толя Колеватов брал взятки…

– Эко! – разочарованно перебила Брежнева.– Кто их нынче не берет?

– Взятки взяткам – рознь. В подчинении вашего Колеватова… Сейчас надо уточнить: было. Было восемьдесят цирковых групп, а также зоопарки, ансамбли на льду и прочее и прочее. Коллектив в двадцать тысяч человек, из них шесть тысяч актеров, заветная мечта каждого из которых – попасть на гастроли за рубеж. Вот предприимчивый Анатолий Николаевич за организацию зарубежных гастролей и брал взятки в твердой иностранной валюте. Заметьте, Галина Леонидовна,– «в особо крупных размерах». По нашим законам попадает корыстолюбец Анатолий Николаевич под «вышку». Но все эти печальные обстоятельства, уважаемая Галина Леонидовна, не главное, если иметь в виду ваши интересы.

– Не понимаю…

– При обыске на квартире Колеватова обнаружено также порядочное количество бриллиантов и других драгоценностей, и приблизительная стоимость всего этого – один миллион рублей. При этом эксперты установили, что все они украдены у Ирины Бугримовой, а это составляет примерно треть похищенного. Колеватов показал на допросе, что все обнаруженные у него драгоценности принадлежат вам, что вы передали их ему на сохранение. Вот, если желаете взглянуть, копия допроса гражданина Колеватова…– Следователь придвинул к Галине Леонидовне несколько листов бумаги.– Взгляните. Или вам не интересно? И найденное у директора Госцирка не принадлежит вам?

– Мне, мне! – вдруг взъярилась свидетельница, вскакивая со стула.– Мое! И я больше не желаю разговаривать с вами! Мы поговорим в другом месте!

– Отчего же, поговорим.– Мирашов нажал кнопку на боковой панели письменного стола, и в кабинете появился вежливый секретарь,– Проводите, лейтенант, Галину Леонидовну. Пропуск я передал дежурному.

– Слушаюсь, товарищ полковник.

– Но мы, Галина Леонидовна, не подвели итога.– Свидетельница замерла в дверях, но не повернулась. Мирашов продолжал: – Мы обнаружили две трети драгоценностей, похищенных у Ирины Бугримовой. Остается найти последнюю треть. Надеюсь, с вашей помощью, при соблюдении обоюдных интересов…

Брежнева яростно хлопнула дверью.

Шагая за высоким молчаливым секретарем следователя Мирашова по длинному коридору мимо бесчисленных дверей, Галина Леонидовна пыталась сосредоточиться, понять, что произошло, какие принимать меры – и ничего не получалось. Мысли путались, появилось ощущение, что она уже никогда не выйдет из этого страшного здания, а всю оставшуюся жизнь так и будет идти за этим молодым человеком по бесконечным коридорам, мимо дверей, дверей, дверей с номерами…

И, только оказавшись в машине, рядом со своим шофером, которому она доверяла, начала успокаиваться.

«Твою мать! Что же получается? Все украдено у этой дрессировщицы! И… спросить некого – Бореньку замели. Солнышко ты мое сладкое!… Да как же я без тебя?… Чую, чую: не выпустят они тебя, забьют. Или еще как… И Толя, хрен моржовый. Друг называется! «Галя, у меня как в сейфе швейцарского банка!» Трепло! Продал с первого раза. У Бори, У Тольки… А третья часть!…»

В глазах Галины Брежневой потемнело.

«Они могут и у меня произвести обыск! Неужели посмеют? Посмеют… Юрик посмеет. И не под меня они, ясное дело, копают, под отца. Господи Боже мой! Тогда как же это все ко мне попало?…»

История действительно более чем странная…

Дело в том, что последнее время Галина Леонидовна страстно, увлеклась (если она чем-нибудь увлекалась, то только страстно) магией, экстрасенсами, спиритизмом, колдовством.

В ночь под Новый, 1982-й год она оказалась у знаменитой заезжей гадалки. Пожилая смуглая женщина с черными, как омут, глазами, отлично изъяснялась по-русски («Я, голубушка, говорю со своими клиентами на языке их народа»). Гадание велось на черном подносе, залитом голубоватой жидкостью, похожей на зеркало, при свечах, в полутемной комнате со старинной мебелью. В двух чашах курились какие-то благовония. Гадалка водила руками над подносом, и на его поверхности иногда возникали видения.

– Что меня ждет? – в конце гадания не своим, деревянным голосом спросила Галина Брежнева, находясь в каком-то трансе.

Гадалка прошептала вкрадчиво:

– А вот что, душа моя. Погляди.

Струи благовонного тумана рассеялись над подносом-зеркалом, и обомлевшая Галина Леонидовна увидела в живой вздрагивающей глубине несметное богатство: кольца, серьги, перстни с драгоценными камнями, диадемы, колье – и бриллианты, бриллианты, бриллианты.

– И все это…

– Все это будет твое, мой светлый ангел.

…Через несколько дней, пятого или шестого января, произошло событие, которое Галина Брежнева восприняла как естественное продолжение новогоднего гадания.

В их «гнездышке» (как она называла квартиру, в которой обитал ее возлюбленный Борис Буряце) в спальне, в нижнем шкафу комода, у нее был свой тайник. Вернее, даже не тайник – о нем Боренька не знал – а ее «место»: там она держала некоторые документы, векселя, свои записи. И – только. Никаких драгоценностей. Ключ от ящика всегда был при ней.

И вот в ту январскую ночь, после бурной жаркой любви, когда утомленный Борис Цыган заснул, Галина решила в специальную книжечку занести записи о последних ювелирных приобретениях («Так и знай, Боря: все это – наше. И – если, упаси Бог, что случится – все пополам. Фифти-фифти»). Взглянув на возлюбленного, который сладко спал, приоткрыв рот, и на подушку выползла струйка слюны, Галина нежно прикоснулась губами к его влажному лбу, осторожно выбралась из-под атласного одеяла, достала ключик, открыла нижний ящик комода, выдвинула его – и в буквальном смысле ее поразил столбняк. В ящике лежал порядочный мешочек из темной парчи, перевязанный шелковой лентой.

Сердце яростно заколотилось. Сладостное предчувствие захлестнуло Галину Леонидовну: «Гадание сбывается!…» Дрожащими руками она развязала шелковую ленту, и первое, что увидела, были крупные бриллианты. Те самые, которые показала ей гадалка в таинственной глубине подноса-зеркала. Галина Леонидовна зажмурилась, потом резко тряхнула головой: уж не сон ли, не наваждение? Открыла глаза… Нет, не сон.

Запустив руку в парчовый мешочек, она, все еще не веря в происходящее, стала жадно перебирать невиданные драгоценности.

«Да откуда же?» – наконец возникла первая здравая мысль.

Галина оглянулась на возлюбленного – Борис Буряце безмятежно спал.

«Милый, милый! Это ты. Ведь больше некому. Ах, проказник! Значит, и у тебя есть ключ от моего ящика…»

Появилось желание тут же разбудить своего избранника и задать единственный вопрос: «Откуда?…»

Но Галина Брежнева сдержала себя: «Он хотел сделать мне сюрприз. Пусть сам расскажет утром».

Настало утро, и было оно обыкновенным: мирно завтракали на кухне, болтая о пустяках.

«Странно. Значит, мой дурачок ждет какой-то даты. Подожду и я».

Однако в следующие дни Галина Леонидовна, уже успокоившись, перебрала все драгоценности, оказавшиеся в парчовом мешочке,– и изумилась, ужаснулась, пришла в смятение: «Да это же царское состояние! Что, если Борис выкрал его из какого-нибудь музея? Или… Еще откуда? Из Алмазного фонда? Значит, все это – ищут?»

Решение пришло сразу. Она разделила содержимое на три части, одну оставила в квартире Бориса Буряце, поместив эту треть в антикварную шкатулку из черного дерева, приобретенную в прошлом году в комиссионке на Арбате, вторую передала на сохранение «верному другу» Анатолию Колеватову, получив от него всяческие клятвенные заверения, что «все как в гробу. Или в швейцарском банке», а третью часть спрятала у себя.

Шли дни. Борис Цыган помалкивал. Галине Леонидовне подобная игра начала даже нравиться: «Интересно, как это будет им преподнесено?»

– И вот…

Машина стремительно неслась по московским улицам – постовые милиционеры знали ее и давали «зеленую волну».

«Преподнесли…– потерянно думала Галина Брежнева. И вдруг от вспыхнувшей догадки почувствовала, что теряет сознание. Но Галина Леонидовна была сильным человеком, всегда – во всяком случае до сих пор – уверенной в себе. Она победила приступ слабости и теперь догадку оформила в четкую формулировку: – И гадалка, и появление в моем ящике драгоценностей Ирины Бугримовой – это они. Так… Что же предпринять?»

Галина Леонидовна тронула руку шофера:

– Давай на Кутузовский. Заедем к отцу. Может, он не в своем чертовом Заречье.

– Вначале позвоним? – спросил шофер.

– Не надо звонить,– раздраженно ответила Брежнева.