Текст книги "Бездна (Миф о Юрии Андропове)"

Автор книги: Игорь Минутко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

А эти силы – Председатель КГБ уже полностью владел информацией, имел устойчивые надежные контакты – были сосредоточены в трех средах. Это национал-шовинисты в гражданских кругах, прежде всего в так называемой творческой интеллигенции: писатели, журналисты, художники, артисты, а также представители технической элиты, в основном связанной с военно-промышленным комплексом; затем армия (пожалуй, там – в Министерстве обороны, в Генштабе, в штабах всех родов войск – были основные боевые резервы Русской партии); наконец, это его, Юрия Владимировича Андропова, ведомство на Лубянке: уж он-то за год изучил настроения вторых и третьих – по рангам – лиц после него в кабинетах КГБ.

Теперь предстояло объединить все эти три силы в один могучий кулак.

…Председатель КГБ полулежал на диване, на веранде своей дачи. Поднималась тупая, саднящая боль в левом боку, в области почки.

«Скорей бы приехали!» – Юрий Владимирович взглянул на часы.

Воробьи с карниза улетели, весеннее солнце ушло за крышу, на взрыхленных клумбах лежали резкие, контрастные тени от яблонь.

Сейчас, вспоминая свой долгий тяжкий путь, путь длиною в пятнадцать лет, наполненный одним: борьбой, борьбой, борьбой! (и враги со всех сторон), прогнозируя в уме ближайшие события и предчувствуя близкую развязку («Больше ошибаться нельзя»), Андропов вспомнил встречу, случившуюся в 1968 году, во время подавления «пражской весны», «когда мы…– Председатель КГБ горько усмехнулся,– вышли из подполья».

К нему на аудиенцию запросился журналист, начинающий писатель, сценарист, их бывший агент в Англии, который завалил – еще при Семичастном – ответственную и, казалось, блестяще подготовленную операцию. После чего он был разжалован и приносил пользу Комитету лишь в качестве секретного сотрудника, или «сексота», на Высших литературных курсах при Союзе писателей СССР, где числился слушателем.

Изучив досье Сергея Дмитриевича Жаковского, Андропов в тот день с интересом ждал визитера – из документов возникала довольно любопытная фигура. Юрий Владимирович в каждом русском патриоте, с которым ему доводилось встречаться впервые, старался доискиваться первопричин национал-шовинистического «миросозерцания». Судя по документам, в случае Сергея Дмитриевича Жаковского кое-что в этом плане просматривалось.

Дело в том, что доморощенный литератор рвался на прием к Председателю КГБ с идеей документального фильма, «сверхзадача которого,– говорилось в письме на имя Андропова,– раскрыть глаза русскому народу. Показать ему, кто повинен во всех наших национальных бедах». Замысел фильма пришелся по душе начальнику Политического управления армии и военно-морского флота генералу Алексею Алексеевичу Епишеву, с которым в ту пору Юрий Владимирович поддерживал тесный контакт, все на той же почве «русской идеи», фанатичным и целеустремленным сторонником которой был генерал Епишев. Он и выхлопотал своему протеже эту встречу у Председателя КГБ. В тот день Алексей Алексеевич – по личной просьбе – тоже присутствовал в кабинете Андропова, видимо желая всячески поддержать молодого сценариста с его патриотическим замыслом.

Сергей Дмитриевич Жаковский явился в срок, минута в минуту.

В кабинет вошел высокий, вкрадчивый, улыбающийся молодой мужчина, и первое, что бросилось в глаза,– это несколько бугристая, нездоровая кожа на его лице. Потом внимание останавливалось на его серых, быстрых, умных глазах, главным выражением которых была настороженность. Пожатие его руки было сильным, энергичным, но ладонь оказалась влажной от пота («Волнуется»,– подумал Андропов и потом, когда гость был усажен на стул, незаметно вытер руку носовым платком под своим столом).

– Располагайтесь, Сергей Дмитриевич,– сказал Андропов, внимательно наблюдая за гостем,– И – рассказывайте. В нашем распоряжении около получаса. Извините, во времени ограничен.

– Понимаю, понимаю! – заспешил бывший агент КГБ, а теперь литератор и сценарист Жаковский,– Собственно… Суть я изложил в письме. Его можно рассматривать как заявку на задуманный фильм. Рабочее название «Явное и тайное». Надеюсь, оно и останется. Если, конечно, мне будет позволено снять этот фильм,– Сергей Дмитриевич (было ему лет тридцать, может быть, чуть больше) перевел дух и облизал бледные губы.

– Расскажите подробней о задуманном фильме,– попросил Юрий Владимирович.

– Ты, Сергей, изложи, как мне,– пришел на помощь своему протеже генерал Епишев.– Не тушуйся. Мы тут все свои.

– Слушаюсь, Алексей Алексеевич! – воспрянул духом писатель Жаковский.– Значит, так… Представьте… Это начало фильма, запев. На экране – цветущее дерево, приносящее замечательные плоды. Перед зрителем образ России – древо русской жизни, сильное, крепкое, животворящее… И вот…– Глаза сценариста засверкали ненавистью.– И вот на ветвях прекрасного дерева нашей русской жизни появляется паутина. Сначала она опутывает нижние ветки. Потом поднимается все выше и выше…– В голосе Сергея Дмитриевича зазвучали трагические ноты.– Представляете?… О горе! Паутина добралась до вершины! Она опутала все дерево. Звучит траурная музыка. Что-нибудь из русской классики – Глинка, Бородин, Рахманинов. Будем искать. Зрительный зал замирает: по паутине карабкаются они, мерзкие твари, со всех сторон, со всех сторон!…

– Кто? – перебил Председатель КГБ.

Быстро взглянув на генерала Епишева и получив одобрительный кивок («Не церемонься, парень. Вперед!»), Сергей Дмитриевич Жаковский рявкнул:

– Известно кто, Юрий Владимирович! Евреи!

– Понятно,– спокойно, невозмутимо сказал Председатель КГБ.– А теперь конкретизируйте…– Андропов помедлил.– Кого увидят зрители на экране? Какой конкретный документальный материал?

– Да, да, Юрий Владимирович… Сейчас…– Сценарист открыл портфель, с которым пожаловал, стал в нем рыться,– Вот наброски сценария, основные факты и персонажи.

Последовал хотя и несколько сбивчивый, но напористый рассказ, сопровождающийся ремарками типа: «Здесь – зрительный ряд: фотографии, архивные документы, есть кое-что в кинохронике тех лет, как фон. А вот тут уже съемки советских операторов, имеется материал в спецхране Белых Столбов. Мне бы допуск. (Генерал Епишев: «Будет тебе допуск».) Для этого сюжета я раскопал свидетеля. Правда, старухе девяносто лет и требует денег вперед, зато уж скажет так скажет!» Ну, и так далее.

Действующие лица – соответствующие: эсерка Каплан, стрелявшая в Ленина («Доподлинно известно: сионисты уже тогда руководили всеми покушениями на лидеров молодой Советской России»); Лев Троцкий, «ренегат», предатель: создав Красную Армию, завоевав в ней изощренными, чисто семитскими способами популярность, поставил скрытую цель: постепенно занять в армии первого в мире государства рабочих и крестьян все командные посты евреями и, таким образом, подчинить ее интересам всемирного жидо-масонского заговора (слушая все это, Андропов подумал: «Да он сумасшедший»); Голда Меир – из далекого Израиля ведет руководство всем диссидентским движением в Советском Союзе, финансируются все их акции, выпуск подрывной литературы («Что-то тут есть!» – подумал тогда Юрий Владимирович, слушая разбушевавшегося сценариста: «Да у меня соответствующего материала об этом вонючем, пропахшем чесноком Израиле на три зубодробительных серии!»).

Аудиенция длилась уже сорок минут, и Председатель КГБ прервал словоизвержение писателя Жаковского вопросом:

– Сергей Дмитриевич, а лично вы от евреев пострадали?

– Пострадал? – По бугристому серому лицу сценариста и борца за права русского народа пошли розовые пятна.– Это вы называете – пострадал? Да они уже десять лет душат мое творчество! Не дают мне хода! Мои произведения, посвященные русской истории, нашей культуре, величию русского духа, вызывают у них ярость!

– У кого у них? – сдержанно, спокойно спросил Андропов.

– У жидов! – Писатель Жаковский клокотал: казалось, еще немного – и черные силы, распирающие его, разнесут в клочья длинное худое тело,– Юрий Владимирович, дорогой, да они во всех журналах, издательствах, на руководящих постах…

– Успокойтесь, Сергей Дмитриевич. Вот выпейте-ка воды.– Председатель КГБ с брезгливостью смотрел, как желтые зубы стучат о край стакана,– И вы явно преувеличиваете…

– Если я преувеличиваю,– сценарист и сексот в одном лице никак не мог успокоиться,– то самую малость! Вот такую малость,– Руками была изображена какая-то непонятная фигура,– Я вам сейчас с фактами в руках, на собственном примере… Мое историческое эссе…

– Все, все, Сергей Дмитриевич,– перебил Андропов.– Я вас понял. Мы тут обсудим вашу заявку и примем решение. Вам позвонят.

– Что, я… я свободен?

– Да, вы свободны.

– До свидания…– Вид у писателя Жаковского был растерянный и жалкий.

– Будьте здоровы.

Юрий Владимирович на прощание руки визитеру не подал. Глядя на хозяина кабинета, не сделал этого и генерал Епишев.

Сергея Дмитриевича как ветром сдуло, будто его и не было.

– И такой человек у Семичастного работал агентом,– вздохнул Председатель КГБ.

– Тем не менее, Юрий Владимирович,– сказал Алексей Алексеевич Епишев с еле уловимым напором,– идею создания подобного фильма надо поддержать. Такой фильм нужен.

– Кому? – спросил Андропов.

– Народу. Русскому народу. А уж нашей армии – это точно. Смею вас уверить.

…Документальный фильм «Явное и тайное» Сергеем Дмитриевичем Жаковским был снят, и на первом просмотре, естественно, присутствовали «крестные отцы» этого шедевра антисемитизма Епишев и Андропов.

Рядом с Юрием Владимировичем в битком набитом просмотровом зале сидел генерал Епишев и от удовольствия и возбуждения часто потирал руки. Фильм был сделан эмоционально, с напором, вдохновенно. Несколько раз возникали короткие аплодисменты. Или вдруг в задних рядах – там сидели молодые специалисты, уже прошедшие соответствующую подготовку, которыми Председатель КГБ собирался укомплектовать многочисленные отделы создающегося по его инициативе Пятого управления («работа с творческой интеллигенцией»),-раздавались крики: «Правильно!», «Браво!»

Юрий Владимирович морщился, настроение портилось, началась мигренная боль в висках.

Кончился фильм, и грянула восторженная овация.

Сергей Дмитриевич Жаковский, всклокоченный, с пылающим бугристым лицом и безумными глазами, принимал поздравления, жал руки, отвечал на вопросы. Он чувствовал себя победителем.

Обсуждение фильма должно было состояться тут же, в кабинете директора клуба КГБ, в узком кругу, чтобы выработать рекомендации для следующей, уже высшей партийной инстанции – дать зеленый свет фильму «Явное и тайное» или не дать.

– Обсуждайте, товарищи, без меня,– сказал Андропов.

И сразу возникла тишина. У создателя фильма вытянулось лицо.

Председатель КГБ вышел из зала.

А потом, когда он и генерал Епишев встретились с глазу на глаз, Юрий Владимирович сказал:

– Я категорически против показа этого патологического фильма широкой аудитории. Он вообще не должен появиться на экранах.

– Почему? – потемнев, насупившись, спросил Алексей Алексеевич.

– Во-первых, он – фальшивка и фальсификация не меньше чем на пятьдесят процентов. Пока ваш Жаковский трудился над этим шедевром…

– Он не столько мой, сколько ваш, Юрий Владимирович,– перебил генерал Епишев.

– Пусть! – ожесточился Андропов,– Не в этом сейчас дело. Так вот… За это время я тоже изучал соответствующие документы и материалы. Во-вторых…– Председатель КГБ подыскивал слова,– этот фильм – прямой призыв к насилию.

– Что вы имеете в виду? – повысил голос начальник Политического управления армии и военно-морского флота.

– Вот что я имею в виду…– Председатель КГБ говорил спокойно и ровно.– Фильм Сергея Жаковского – подстрекательство к еврейским погромам. Ему лучше бы подошло название «Бей жидов, спасай Россию!». И свое мнение я выскажу и в ЛИТО, и в идеологическом отделе ЦК партии.

– Это ваше право, Юрий Владимирович,– тоже спокойно, овладев собой, сказал генерал Епишев.– Но в армии, командному и офицерскому составу, в военных академиях фильм «Явное и тайное» будет показан.

Андропов промолчал. Не с этого ли разговора началось охлаждение в отношениях Председателя КГБ и главного политического комиссара Вооруженных Сил Советского Союза?

Нет… Пожалуй, нет. Тогда, в конце шестидесятых годов, Юрий Владимирович Андропов только приближался к постижению тандема «Армия – «русская идея» (или, если угодно, Русская партия) в контексте борьбы за верховную власть.

…Фильм Сергея Жаковского «Явное и тайное» был запрещен, не попал в прокат по кинотеатрам страны, не появился на экранах телевизоров, зато ему было дано «добро» в Вооруженных Силах Страны Советов, в которых, кстати, цензурой, введенной по личной инициативе генерала Епишева, в это же самое время были запрещены «либеральные» журналы «Новый мир» и «Юность»: если у солдат и офицеров обнаруживались крамольные журналы, подрывающие, по глубокому убеждению Алексея Алексеевича, моральный и патриотический дух Советской Армии,– эти солдаты и офицеры подвергались наказаниям.

…Прошли годы, прошло тринадцать лет. Изменился Председатель КГБ. Изменились его взгляды и убеждения. «Еврейская карта» в борьбе за верховную власть – козырная карта. В этой беспощадной борьбе все методы – и карты – хороши. Логическая цель сталинского триптиха с финалом была изучена и осмыслена. Девятнадцатого апреля 1982 года, завтра вечером, «Отряду АГ» покажут фильм Жаковского (жив курилка!) «Явное и тайное». Покажут перед акцией, которая позволит Председателю КГБ свое уже взрослое детище – Русскую партию – посадить на короткую цепь, а может быть, вообще загнать обратно в бутылку и крепко закупорить ее. До поры. Конечно, до поры. За дальний горизонт истории не заглянешь. Но Юрий Владимирович чувствовал, осознавал: силы, взращенные «русской идеей», в критический момент – а какой политик от него гарантирован? Да еще в России! – могут понадобиться. Понадобятся… И потом…

…Юрий Владимирович, лежа на диване, прислушался. Кажется, подъехала машина?

«И потом,– подумал Председатель КГБ,– если бы я не контролировал Русскую партию,– что бы происходило? Она бы все равно саморазвивалась, подпольно и опасно. А в критической ситуации носители «русской идеи» способны дестабилизировать обстановку в стране, взорвать общество изнутри».

Осторожно открыв дверь, вошла Татьяна Филипповна, сказала:

– Юра, врачи ждут. Все подготовили на зимней веранде. Там удобней. Привезли какой-то новый аппарат, японский. Как ты себя чувствуешь?

– Вполне, вполне.– Юрий Владимирович медленно поднялся с дивана, стараясь не морщиться от раздражающей боли в боку.– Скажи им: я сейчас.

Жена с озабоченным, усталым лицом ушла.

…Медицинские процедуры были долгими, некоторые мучительными. Лежа в миниатюрной реанимационной камере, Юрий Владимирович, стоически перенося боль, старался думать о делах, о своем и отгонял от сознания рыбинские воспоминания, которые снова ломились наружу из тайников памяти.

…Да, в 1968 году, во время подавления «пражской весны» в Чехословакии, Русская партия с санкции КГБ была выпущена на свободу, «на вольный российский простор»,– сказал кто-то из высшего руководства ведомства на Лубянке во время собрания в кабинете Андропова, когда принималось это решение.

Прежде всего были открыты шлюзы для писателей, журналистов и издателей «патриотической» ориентации: в журнале «Москва» печатается опус Альфреда Розерберга – откровенный фашистский манифест с доминирующей идеей – «культ великой нации», которой мешает, вредит в ее могучем, территориально расширяющемся развитии «малый народ», то есть евреи. Журнал «Огонек» широко цитирует теоретика фашистской идеи Вернера Зомбарта; доктрина проста как мычание: фашизм – это идеология «великого народа», которому свыше предписано очистить себя от «блох», покрывших его тело. В «Комсомольской правде» публикуется статья, в которой скрупулезно подсчитано, сколько евреев, полуевреев, выкрестов работают в американском правительстве; аналогия прозрачна, напрашивается сама собой: русские люди! Загляните в советскую историю начиная с семнадцатого года, и вы увидите, кто правит вами, кто великую Россию довел до жизни такой.

За газетами и журналами спешат издательства. «Давайте, ребята! – слышат там поощрительные клики с Лубянки.– Куйте, будите, открывайте! Мы с вами! Послужим матери – России». И ребята «куют»: в издательстве «Молодая гвардия» стотысячным тиражом выходит книга «Чужие голоса в эфире» (темпераментный, горячий рассказ о том, как вездесущие евреи захватили в США радио, телевидение и прессу. А у нас? Думай, думай, русский человек!). В том же издательстве появляется книга Леона Корна (он же Лев Корнеев, русский по национальности) «Легенда Израиля и действительность»: оказывается – свят! Свят! Свят! – более ста тысяч иранских евреев являются тайными агентами Израиля и шпионят, заразы, в пользу самого государства иудейского, а заодно горбатятся, суки, на Китай и США. Каковы выродки, а? («Эта книга,– следует приказ генерала Епишева, – должна стоять на полках всех армейских библиотек».) Появляется в «Воениздате» произведение Ивана Артамонова «Оружие обреченных», из которой ошеломленный советский читатель узнает, что сионисты всех мастей и во всех странах приветствовали приход Гитлера к власти и после этого прихода вовсю сотрудничали с гестапо, СС и абвером, обделывая под их крышей свои мерзкие делишки; Вильгельм Канарис, оказывается, засылал шпионов еврейской национальности в страны антигитлеровской коалиции; сионистские выродки по собственному желанию ехали в лагеря смерти Освенцим и Майданек и принимали участие в массовом уничтожении людей всех национальностей, прежде всего, конечно, русских, но и своими единокровниками, то есть евреями, не брезговали. (Да это что же такое творится, граждане? Согласитесь: у любого русского человека волосы встанут дыбом!)

Это лишь примеры. На книжный и журнальный рынок Советского Союза хлынул поток, весьма обширный, антисемитских «творений» отечественных писателей и журналистов. И переводы трудов зарубежных авторов, теоретиков (да и переживших трудные послевоенные годы практиков) фашистской идеологии.

Шли годы. Вот и середина семидесятых. Юрий Владимирович Андропов, выпустивший в конце шестидесятых годов из подполья «русскую идею» и ее носителей, объединившихся в Русскую партию, окончательно убедился: создавать новую идеологию, то есть соединение коммунистической доктрины с русской державностыо, которая заполнит вакуум в фундаменте отечества, невозможно без антисемитизма, без еврейской карты. Таковы правила игры, такова реальность российской истории и современной жизни.

Да, да… Шли годы. И уже минули те три первые из них, которые он наивно дал себе в первый год пребывания на Лубянке для прихода к верховной власти. Движение наверх идет медленно и мучительно. Здесь только два реальных шага вперед: после XXII съезда партии Андропов в 1963 году становится членом ЦК КПСС, в 1973 году он избирается членом Политбюро.

Медленно, медленно, медленно… Время стремительно утекает – уже конец семидесятых. В экономике, во внешней политике углубляются деструктивные процессы, общество сверху – с самого верху – и до основания разъедает коррупция, азиатские, да и кавказские республики превратились в феодальные княжества, где беззаконие – закон, а первый партийный секретарь – хан или князь по средневековому образцу. Пышно расцветают национализм и сепаратистские тенденции в Прибалтике, в Западной Украине и Молдавии.

«Власть! Мне нужна вся полнота власти…»

Именно в ту пору Юрий Владимирович Андропов совершает ошибку, за которую и по сей день казнит себя. Он соглашается, используя еврейскую карту, провести акцию, направленную на дискредитацию главы государства, которую разработал его новый консультант-эрудит, доктор исторических наук, автор фундаментальных трудов об эпохе Петра Первого и Екатерины Второй, и так далее и тому подобное, ярый приверженец «русской идеи».

– Юрий Владимирович,– убеждал ученый муж,– сделав этот шаг, будем вещи называть своими именами, по моральным общепринятым оценкам, скажем мягко, неблаговидный… но ведь политика, особенно большая политика, выразимся сдержанно,– не самое чистое дело. И, Юрий Владимирович, служение Отечеству требует, как известно, жертв, и порой моральных. Так вот, сделав этот шаг, мы с вами принесем, уверяю вас, пользу нашей прекрасной родине, которая – увы! увы! – вползает в состояние стагнации. Народ, передовая русская интеллигенция, наше славное студенчество будут только приветствовать… Ведь он, мой высокий друг, уже не только посмешище страны и мира, но угроза земле русской.

Во всем этом пылком словоблудии Председатель КГБ, уже начавший терять выдержку и терпение, не мог не согласиться с заключительной тирадой своего нового консультанта.

– Хорошо, Кондрат Степанович.– Так величали консультанта, профессора, доктора наук и прочая и прочая и русского патриота,– Я изучу ваш проект. И – примем решение.

– Принимайте быстрее, Юрий Владимирович! Время, сегодняшнее время работает против нас.

«Вот с этим нельзя не согласиться»,– подумал тогда Председатель КГБ.

В конце декабря 1978 года по Москве поползли слухи о том, что жена Леонида Ильича Брежнева – еврейка. Слухи обрастали пикантными подробностями, анекдотами из семейной жизни Генсека КПСС, в которой всем заправляет жена – хозяйка, а Леня – подкаблучник, и можно предположить, что в решениях политических вопросов за Викторией Петровной не последнее слово. Весь этот бред падал на унавоженную «патриотическими» литературой и журналистикой благодатную почву, подготавливая естественную основу для следующего акта политической трагикомедии, режиссеры которой находились на Лубянке.

В январе нового, 1979 года все-все русские люди, которых «общественное мнение» (в принципе не существовавшее в Советском Союзе как действенный, влияющий на политику фактор) причисляло к элите – интеллектуальной, партийной и военной – в одночасье обнаружили в своих почтовых ящиках письмо, отпечатанное на ротаторе и подписанное никому не известным Василием Рязановым. Суть письма сводилась к следующему: в Центральном Комитете КПСС – как в сенате США – существует мощное сионистское лобби, поддерживаемое главой государства. Здоровые русские силы в ЦК и других высших партийных органах в борьбе с сионистами парализованы, так как с самого верха спущен довод: эта борьба может якобы развязать антисемитизм в стране, что, в свою очередь, остановит процесс сближения с Западом, прежде всего в области экономики, а без этого сближения, опять же якобы, мы уже не можем обойтись. «Что,– восклицал Василий Рязанов,– адресуясь к патриотическим чувствам национальной русской элиты,– у России нет своих ресурсов, специалистов, идей, людских резервов, чтобы наша экономика могуче и бурно развивалась?»

Юрий Владимирович Андропов всегда был далек от экономических проблем социализма, весьма слабо – до конца своей жизни – разбирался в них.

Не прошло и двух недель, как не только взбудораженная Москва, но и вторая советская северная столица государства, Ленинград, были засыпаны памфлетом, опять-таки отпечатанном на ротаторе,– он появился в почтовых ящиках уже рядовых советских граждан, в подъездах домов, в студенческих общежитиях, на станциях метро. В памфлете утверждалось: сионисты поставили под контроль Политбюро, а верховным сионистом там является не кто иной, как сам Леонид Ильич Брежнев. Есть в Политбюро лишь три русских человека, отстаивающие интересы Отечества: премьер Алексей Косыгин, коммунистический идеолог Михаил Суслов и руководитель коммунистов Ленинграда и Ленинградской области Григорий Романов.

…Через неделю после этого, согласитесь, чрезвычайного, почти мистического события Председатель КГБ был приглашен к Суслову.

Разговор был в стиле Михаила Андреевича – коротким, суховатым, больше говорил хозяин кабинета на четвертом этаже здания ЦК КПСС.

– Юрий Владимирович,– спросил Главный Идеолог,– какие меры вы принимаете для выявления автора и источника распространения вот этого сочинения? – На стол был выложен памфлет анонима.

Поскольку Андропов был одним из авторов «этого сочинения» и сразу стало ясно, что Михаилу Андреевичу это известно, он принял правила предложенной игры и сказал:

– Приняты, Михаил Андреевич, все необходимые меры. Ищем.

– Найдете? – Суслов усмехнулся.

Председатель КГБ развел руками:

– Стараемся. Пока единственное, что могу сказать: памфлет, скорее всего, завезен в страну из-за границы. Отрабатываем этот вариант. Но и другие тоже. Ищем распространителей.

– Ищите, ищите.– На этот раз Главный Идеолог усмехнулся откровенно.– Как это в Библии? «Взыскуй и обрящешь»? Библия…– Затянулась пауза. Суслов смотрел не на собеседника, а мимо него, как бы говоря: «Мне стыдно за вас, товарищ Андропов»,– Вот что, Юрий Владимирович… В Политбюро довольны вашей энергичной борьбой с диссидентством. Действительно, очень опасное явление. Пресекать, пресекать! – На серых щеках Суслова появился слабый румянец,– Но… Прошу вас это запомнить: Советское правительство, лично товарищ Брежнев, все члены Политбюро… Все, Юрий Владимирович, никогда не отдадут нашу идею, главную идею…

– Не совсем понимаю,– перебил Андропов, уже все поняв.

– Оставьте! – поморщился Михаил Андреевич.– И дело даже не в том, что мы, наш народ, все, все… будем продолжать строить коммунистическое общество на интернациональной основе… Дело не в этом! – Голос Главного Идеолога сорвался на фальцет.– Понимаете ли вы до конца, Юрий Владимирович, кто и с какими целями стоит за так называемой «русской идеей»? – Главный Идеолог страны вынул из ящика письменного стола лист бумаги.– У вас в армии друзья среди приверженцев этой вашей «русской идеи». Но есть и другие люди во главе с военным министром Андреем Антоновичем Гречко. Вот, полюбуйтесь, состав нового кабинета министров. Пока это «теневой кабинет». Передано мне самим товарищем Гречко. Там вы найдете некоторых своих знакомцев из вашей так называемой Русской партии.

«Значит, у него своя агентура. Давно и везде,– подумал Андропов,– Впрочем, я об этом догадывался тоже давно. А информация о «наших» в армии, исходящая от Гречко – это ГРУ».

– Поизучайте данный документ,– сказал Михаил Андреевич, передавая Андропову лист бумаги со списком членов «теневого кабинета», возникшего в недрах военных кругов, причастных к Русской партии, созданной им, Председателем КГБ.

Юрий Владимирович Андропов чувствовал себя полным идиотом. Или провинившимся учеником в кабинете директора школы.

– Эти «теневики» от политики,– сказал уже спокойно Суслов,– похоже, собираются обходиться без Коммунистической партии и Политбюро.

Тема была исчерпана. Поговорили еще о чем-то незначительном.

Пожимая при прощании руку Председателя КГБ, Главный Идеолог сказал тускло и ровно:

– Работайте, Юрий Владимирович. Мы вам полностью доверяем.

…Первым, кого обнаружил Андропов в списке «теневого кабинета», был генерал Алексей Алексеевич Епишев, и ему предназначался пост министра обороны. Далее шли имена будущих руководителей министерств, связанных с военно-промышленным комплексом, затем – будущие министры, которые встанут во главе железнодорожного транспорта, гражданской авиации, связи, всех отраслей тяжелой промышленности и топливно-энергетического комплекса страны. Все будущие министры были из высшего военного руководства Советского Союза, в генеральском звании, и подавляющее большинство этих людей знал Юрий Владимирович Андропов лично и знал их всех как активных членов Русской партии.

Так… Значит, если эти люди приходят к власти и «теневой кабинет» становится реальностью, можно свидетельствовать: произошел военный переворот, к руководству в стране пришла хунта.

Сделав такой вывод, Председатель КГБ испытал… даже не беспокойство, а скорее чувство некоего диссонанса. В чем дело?

А вот в чем. Из гражданских министров в списке «теневого кабинета» значилась только одна персона – будущий министр культуры, и им надлежало стать не кому иному, как писателю, кинодраматургу и сексоту Сергею Дмитриевичу Жаковскому.

Интересно… Зачем это, Михаил Андреевич, вам понадобилось поставить в список «теневиков», как вы изволили выразиться, только этого будущего гражданского министра?

«Я, кажется, догадываюсь,– размышлял уже совершенно спокойно Андропов, превратившись в скрупулезного аналитика, каковым он являлся по сути своей – Но надо все проверить».

На глубокую всестороннюю проверку феномена списка «теневого кабинета» министров, возникшего, по словам Главного Идеолога страны, в верхних армейских эшелонах и выявленного министром обороны маршалом Гречко, ушло две недели. К этой засекреченной, весьма специфической работе был привлечен узкий круг лиц, истинных профессионалов своего дела, полностью преданных Председателю КГБ. И эта кропотливая работа увенчалась выводом, к которому пришел Юрий Владимирович в первые часы изучения списка «теневого кабинета»: все это – блеф, ни списка «теневиков», ни военной хунты, ни заговора генералов – русских патриотов – не существует в природе. Передавая этот список Андропову, Михаил Андреевич Суслов блефовал.

Но это был мощный изощренный ход Главного коммунистического Идеолога, и, по крайней мере, три вывода сделал для себя из всей этой казуистической истории Председатель КГБ. Ему дали понять: во-первых, вся его бурная деятельность по созданию новой идеологии общества («русская патриотическая идея», соединенная с коммунистической доктриной) давно и во всех деталях известна если не всем членам Политбюро, то наверняка Брежневу и его ближайшим соратникам – Суслову, Черненко, может быть, Громыко, словом, «старожилам» Политбюро со времен низвержения Хрущева. Во-вторых, сегодняшние правители страны, а также более молодые и просто молодые силы во всех структурах власти сверху донизу, особенно в других, кроме России, республиках, не откажутся от коммунистической идеологии, стоящей на принципах интернационализма, потому что для них отказ от нее равнозначен потере своих насиженных мест. Рассуждая над этим выводом, Андропов подумал: «И здесь кроется причина их неминуемой гибели. Если не их, то тех, кто за ними придет к власти на всех уровнях». Это так, и я вынужден с этим считаться. Наконец, в-третьих. Нотабене! Самое главное! В списке «теневиков» нет имени руководителя органов государственной безопасности. Вроде бы логично: в кабинет министров не входит Председатель КГБ. Но какое новое руководство страны может обойтись без Председателя этого могущественного ведомства? Мифические «теневики», думая о будущем правительстве страны, не могли не обсуждать кандидатуру на этот пост, и по значению его имя должно было бы стоять на втором месте в списке после министра обороны. «Если не первым»,– подумал Андропов. Значит… Главный Идеолог, «серый кардинал» Суслов недвусмысленно давал понять Председателю КГБ, что, если бы Русская партия пришла к власти, он, Юрий Владимирович Андропов, остался бы за бортом политической жизни России: слишком много народных бед – и прошлых и настоящих – связано с КГБ.