Текст книги "Бездна (Миф о Юрии Андропове)"

Автор книги: Игорь Минутко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 37 страниц)

Ю. Н.Нет, Галина, ты все же дура набитая! Это же понт! На понтяру они тебя берут! Хотели бы произвести обыск, стали бы они об этом заранее предупреждать? Нагрянули бы среди ночи с ордером на…

Г. Л.Это ты безмозглый идиот! Алкоголик несчастный! Последние извилины в водке растворил…

На этой фразе запись была остановлена.

– Дальше, Юрий Владимирович, семейный скандал, взаимные оскорбления минут на двадцать.

– Ну и…– В голосе Андропова слышалось явное нетерпение.

– Сейчас…

Г. Л.Это ты пойми, Юрочка… (Всхлипывает.) И прости меня, совсем психопаткой стала в последнее время. Ты пойми, миленький! Конечно, явятся они с обыском ко мне ли, к родителям на Кутузовский или в Заречье… Ясное дело, ничего не найдут. Ведь не в этом дело… (Всхлипывания.) Совсем не в этом дело. Не под нас он копает…

Ю. Н.Кто – он?

Г. Л.Ну право же! До чего ты у меня бестолковый, лапушка! Все это – игры Юрика Андропова. Он всем дирижирует. Этот телеграфный столб Камарчук у него послушный и точный исполнитель. Тут ему в профессионализме не откажешь. А копает Юрик под папашку моего бедного, под Генерального. Представляешь: на квартиру главы государства являются с обыском кагебешники… И на следующий день все об этом узнают. Служба распространения слухов у них на высоте. Представляешь, некто кому-то звонит и, задыхаясь, курва, от восторга, шепотом сообщает: «Ночью у Леонида Ильича и Виктории Петровны произведен обыск». А дальше по телефонной цепочке новость будет обрастать подробностями, как снежный ком, который катится с горы: подписка о невыезде… Это у Генерального секретаря родной правящей партии взята подписка о невыезде. Дальше, оказывается, он уже под домашним арестом. Ну, и прочее. И означает это, Юра, одно: конец папашке. В лучшем случае – с почетом, а может быть, и без почета отправляют старика на пенсию, тихо умирать. А для нас с тобой оба варианта будут иметь один результат: нам приходит полный пиздец. Или пердомонокль. Выбирай, что лучше.

Ю. Н.Согласен, Галя. Если так – нам хана. И что же делать?

Г. Л.Вопрос стоит, мой миленький, как говорится, ребром: или они нас, или мы их. И надежда тут только на отца. Он единственный может принять решение, отдать приказ…

Ю. Н.(шепотом). Понимаю! Ты голова, Галина! Так звони бате!…

Шуршание ленты. В комнате стояла полная, давящая тишина. Только потрескивали поленья в камине. Юрий Владимирович Андропов так и не притронулся к стакану с крепким чаем, который уже успел остыть.

Леонид Ильич Брежнев(глухо, невнятно, редко). Да?… Я слушаю…

Г. Л.Папа… (Всхлипывает.) Это я…

Л. И.Дочка? Ага… (Хриплое, тяжелое дыхание.) Слушаю.

Г. Л.Папа, я тебя разбудила? Ты спал? (Всхлипывает.)

Л. И.Ага… Вздремнул немного… Ты (тяжкое дыхание). Ты чего ревешь?

Г. Л.Папа, у нас с Юрой беда…

Л. И.Опять беда? (Что-то похожее на смех.) Ну? Чего стряслось?

Г. Л.Не по телефону, папа. Это большая беда… Очень большая беда… Она касается нас всех. И тебя тоже. Можно, мы к тебе приедем?

Л. И.(темп речи убыстряется). Сколько щас времени?

Г. Л.Без четверти четыре.

Л. И.Ага… После обеда соснул. Ладно, приезжайте. Прямо щас.

Запись оборвалась.

Все молчали. Андропов, помешивая серебряной ложечкой остывший чай в стакане, задумчиво сказал:

– Умная женщина Галина Леонидовна.

– В отца,– вымолвил кто-то с ехидцей.

Но полушутка, заключенная в этой фразе, вернее, в ее интонации, одобрения не получила: на лицо Главного Идеолога страны набежала хмурая тучка и прочно на нем обосновалась.

– А Леонид Ильич,– продолжал Юрий Владимирович спокойно и бесстрастно,– судя по голосу, вполне в форме. Ведь он два дня назад как из отпуска вернулся. Ему Крым и Черное море так же, как и мне, на пользу.

В комнате висела озадаченная тишина.

– Между прочим…– Андропов отпил глоток холодного чая.– Интересный сюжет. С неделю, наверное, назад или чуть больше – Генеральный был еще в Крыму. Сижу в своем кабинете, у меня в гостях Саша Бовин, пригласил по старой дружбе. Беседуем, шестидесятые годы вспоминаем. Звонок по правительственной связи. Поднимаю трубку – Леонид Ильич. «Здравствуйте!» – «Здравствуйте!» Я, естественно: «Как здоровье? Как отдыхается?» Генеральный: «Море чудное – штиль, вода – двадцать четыре градуса, дно на семь метров видать, мерили. Сегодня,– говорит,– два часа плавал». И вдруг спрашивает: «Кто там у вас теперь Политбюро ведет?» Я отвечаю: «Как всегда, товарищ Черненко». Тут Леонид Ильич сердито кашлянул и говорит: «Для чего же мы тебя Секретарем ЦеКа избрали? Теперь ты должен вести все эти заседания». И положил трубку. Большой оригинал наш Генеральный.– Пальцами по краю стола была отбита нервная дробь.– Ну и… Что там, в Заречье?

– Они, Юрий Владимирович, долго беседовали вне дома, прогуливались по саду. Около часа.

– Черт!…– вырвалось у Андропова.

– Потом вернулись в дом, поднялись на второй этаж. Вот тут удалось записать. Получается самый конец разговора. Качество записи неважное. Условия. Как могли, очистили от помех…

– Давайте, давайте!

Шуршание ленты, потрескивание.

Л. И.(очень плохая слышимость, то на высоких нотах, то на низких). Сил не хватило… Проглядел… Не сберег… Какие люди… Ладно… Соображу.

Г. Л.(истерически). Папа! Быстрее надо! Поздно будет! Быстрее соображай!…

Л. И.(неожиданно спокойно). Уймись. Быстрее… Быстрота нужна при ловле блох. Вот что, Юра…

Ю. Н.(поспешно, подобострастно). Да, батя?

Л. И.Я тебе позвоню…

Ю. Н.Когда?

Л. И.(похоже, размышляя о чем-то). Николая пока тревожить не будем. Или… Ладно, я подумаю. Надо посоветоваться с товарищами.

Г. Л.С какими товарищами, папа? Где они, твои товарищи?

Л. И.Есть кое-кто. Остался… Все! На днях приму решение. А сейчас пошли чай пить.

Г. Л.(сквозь слезы). Но, папа!…

Л. И.Все, все…

Запись оборвалась. И опять все молчали.

– Что же…– сказал Андропов, повернувшись к камину и глядя на затухающие угли, подернутые пленкой серого пепла.– Пожалуй, плод почти созрел.

– Может быть,– сказал один из присутствующих в комнате,– следует ускорить процесс?

Юрий Владимирович усмехнулся:

– Каким образом?

– Тряхнуть дерево, на котором плоды зреют. Потаскать их каждый день на допросы.

– Галину Леонидовну больше трогать не надо.– Хозяин взял кочережку с деревянным держаком, разворошил угли в камине: заскакали яркие искры, устремляясь в дымоход.– Она уже созрела, если не сказать,– перезрела. От родителя не отлипнет. А вот товарищ, точнее, гражданин… Пока гражданин Чаранов… Не повезло Галине Леонидовне с очередным супругом. Его, пожалуй, встряхнуть разок-другой не помешает. Изо всего, что на него навешано, следует выбрать одно дело, которое тянет, скажем, на десятку. Очень это важно – ощущение конкретности наказания за содеянное.

– Будет сделано, Юрий Владимирович.

Андропов поднялся, обвел всех, кто был в комнате, внимательным неторопливым взглядом.

– Что же, друзья, всех благодарю…– Задвигались кресла, через мгновение «друзья» стояли по стойке «Смирно!», преданно глядя на Хозяина.– А вас, товарищ Царевский, прошу остаться. Задержу ненадолго.

Через минуту в комнате стояли у затухающего камина Юрий Владимирович Андропов и товарищ Царевский, высокий, худой; он часто нервно подергивал жилистой шеей, и тогда казалось, что круглые очки в тонкой золоченой оправе вот-вот свалятся с кончика длинного носа. Но они каким-то чудом держались.

– Присаживайтесь к столу, Илья Евгеньевич,– сказал Главный Идеолог.– Сейчас нам принесут горячий самовар, почаевничаем.

– С удовольствием, Юрий Владимирович.

– Подведем первые предварительные итоги, очертим круг ближайших задач…

7 сентября 1982 года

Председатель КГБ стоял у окна своего огромного кабинета и смотрел на Лубянскую площадь, которую поливал монотонный осенний дождь.

«С утра зарядил,– думал глава Лубянки,– Значит, весь день такой будет. Осень. Хороша осень в Киеве».

Настроение портилось. Теперь почти каждый день так: приехал на работу, и через несколько часов – хоть на стенку лезь.

«Черт меня попутал,– думал Василий Витальевич,– Согласился. На Украине все было ясно: я – хозяин, я принимаю решения, мое слово – закон. Я – последняя инстанция. А тут? Все время что-то решается за моей спиной. Интриги, возня. Меня ставят перед фактом. Я подчинен чьей-то воле… Впрочем… Чего это я? Известно, чьей воле. Благодетель хренов. Не понадоблюсь – ноги об меня вытрет в прихожей этого самого кабинета. Надо ломать…»

Довести до логического конца свои размышления Камарчук не успел – бесшумно открылась дверь, и в кабинете появился его первый помощник, рекомендованный Андроповым. Рекомендованный ненавязчиво, но в то же время каким-то особым образом… Каким? Василий Витальевич определить не смог. Все свелось к тому, что у него не было времени на размышление, углубленное знакомство с личным делом своей правой руки… Короче говоря, что-то возражать просто не представилось возможным.

«И с первого дня повадился входить без стука…» – с бессильной яростью думал Председатель Комитета государственной безопасности.

Повернувшись к вошедшему, Камарчук увидел, что Илья Евгеньевич Царевский взволнован. И взволнован чрезвычайно: на бледных впалых щеках появился румянец, по жилистой шее ходил кадык, очки на кончике носа часто подрагивали, похоже, в такт ударам всполошенного сердца.

– Что случилось?

– Час назад… От подполковника Боярова…– Высокий писклявый голос первого помощника сорвался,– Ну… Он у нас Беркут. Сначала он позвонил по конспиративному телефону, назначил встречу. Только что мы пересеклись. Источник, как вы знаете, прямо из кабинета Чаранова. Вот…

И Царевский передал своему шефу лист бумаги с машинописным текстом, занимающим полстраницы.

Василий Витальевич читал донесение агента из недр Министерства внутренних дел и чувствовал, что не может справиться с дрожью, которая возникла в руках.

– Я думаю,– тихо сказал Царевский.– Я думаю, надо немедленно позвонить Юрию Владимировичу.

– Я сам знаю, что мне надо делать! – гаркнул Камарчук.– Сам! Понятно?

– Извините.

Илья Евгеньевич Царевский исчез из кабинета. Растворился.

Дочитав до конца страшный документ, Председатель КГБ некоторое время стоял в тяжкой задумчивости, потом решительно прошагал к письменному столу, сел в кресло, поднял трубку телефона прямой связи с домом на Старой площади, набрал номер.

– Я вас слушаю,– прозвучал спокойный голос Андропова.

– Здравствуйте, Юрий Владимирович…

– Добрый день, Василий Витальевич.

– Мы получили донесение от Беркута.

– Так прочитайте мне его.– Голос Андропова по-прежнему был абсолютно спокоен.

«Он все знает!…» – пронеслось в сознании Камарчука.

– В чем дело? Читайте! Ведь мы с вами знаем, что нас никто не услышит.

Камарчук читал донесение Беркута, стараясь унять волнение в своем голосе:

– «Сегодня, седьмого сентября сего года, во втором кабинете Чаранова с бронированными стенами – утечка информации с применением средств прослушивания невозможна – в одиннадцать часов утра был утвержден план операции «Захват», который предусматривает арест товарища Андропова утром десятого сентября сего года или на его квартире: Кутузовский проспект, двадцать шесть, или на Старой площади, когда его машина подъедет к зданию ЦеКа. Операция будет осуществляться двумя спецгруппами отряда особого назначения «Пантера», созданного при Министерстве внутренних дел СССР. Операция детально разработана лично Чарановым и будет проходить под его непосредственным руководством. Министр Щелоков пока не в курсе задуманного. Он получит официальное разрешение на арест Андропова, «в интересах безопасности государства» (слова Чаранова) от Брежнева утром десятого сентября, и тут же последует приказ от главы государства: арест немедленно произвести, поручив его генерал-лейтенанту Чаранову».– Телефонная трубка, прижатая к уху, намокла от пота, и Камарчук быстро вытер ее о рукав пиджака.– Вот такие дела, Юрий Владимирович…

– Что же, товарищ генерал…– Или показалось? В голосе Андропова прорвалась нотка ликования.– Вам и карты в руки. Действуйте. Не мне вас учить. Только два пожелания. Первое. Постарайтесь избежать насилия, прямого столкновения, стрельбы. Второе. И – главное. Необходимо сделать все, чтобы информация о событиях десятого сентября не просочилась в средства массовой информации зарубежных стран. Удачи.

– Спасибо, но… А как же вы, Юрий Владимирович? Ведь…

– Обо мне не беспокойтесь. Я свяжусь с вами.– Возникла короткая пауза,– Когда все кончится. До свидания!

– До свидания…

Камарчук еще некоторое время держал в онемевшей руке трубку телефона.

«Это не Чаранов и не Брежнев затеяли арест Андропова,– думал Председатель Комитета государственной безопасности Советского Союза.– Это он сам решил «арестовать» себя…»

9 сентября 1982 года, 23 часа 20 минут

На подмосковном военном аэродроме на взлетной полосе стоял самолет. Двигатели его уже работали, неярко светили бортовые огни. В некотором отдалении на летном поле смутно виднелось несколько грузовых машин с крытыми кузовами, и уже неразличимы были в черноте осенней ночи две цепи десантников, образовавших два надежных кольца охраны вокруг самолета и трех легковых машин, стоявших недалеко от его хвоста.

В слабом свете бортовых огней самолета мелькали тени людей, слышались короткие негромкие команды.

И вдруг все смолкло, замерло – во мраке ночи вспыхнули ослепительные фары приближающихся машин, нарастал грохот моторов.

Первыми к самолету подкатили две черные «Волги», и тотчас из них выскочили люди в штатском, человек десять, а то и больше, образовав фигуру в виде буквы П. Через мгновение в нее, под «перекладину», въехала черная «Чайка» (как известно, такие машины в народе называют «членовозами»), резко затормозив; из «Чайки» никто не вышел.

К хвосту самолета подъехал микроавтобус и тут же начал осторожно карабкаться в его чрево по грузовому трапу, опущенному на землю. Возле трапа остановились две легковые белые машины, из них вышло семь человек, трое из них женщины – все молча, с напряженными лицами следили за тем, как медленно карабкается вверх микроавтобус – бригада врачей наблюдала за погрузкой уникальной аппаратуры с искусственной почкой. Скоро микроавтобус исчез внутри самолета. Грузовой трап, оторвавшись от земли, принял горизонтальное положение и стал рывками втягиваться в самолет.

– Прошу на посадку, товарищи! – властно прозвучал за спинами врачей голос.

Пассажирский трап уже был спущен недалеко от хвоста самолета, и люди молча, спеша, направились к нему.

Через минуту к охране, образовавшей вокруг «Чайки» каре, прошагал, четко печатая шаг, человек в длинном кожаном пальто, без головного убора; и в осеннем мраке, растворившем в себе все окружающее, его абсолютно лысый череп казался неярким круглым фонарем. Перед лысым охрана молча расступилась.

Он распахнул дверцу «Чайки» рядом с водителем.

– Прошу, Юрий Владимирович! – Голос был тихий, вкрадчивый, полный желания угодить.

Из машины вышел Андропов в черном демисезонном пальто, сшитом безукоризненно по его крупной фигуре, в фетровой шляпе с короткими полями, в очках со слегка затемненными стеклами. Привычный образ – для публики. Впрочем, он и сам сжился с этим своим несколько таинственным образом.

Захлопали другие дверцы машины. Рядом с Юрием Владимировичем оказалось четверо мужчин; среди них был наш знакомец – Илья Евгеньевич Царевский; круглые очки в золоченой оправе на его длинном носу отсутствовали. Удивительно…

Все – первым Андропов – за лысым в кожаном пальто проследовали ко второму трапу самолета, который был расположен ближе к кабине пилотов. Охрана расширила букву П и следовала за ночными пассажирами на некотором расстоянии, однако сохраняя фигуру каре; слышались тяжелые шаги…

Ступеньки трапа были устланы ковровой дорожкой. У его основания лысый шагнул в сторону, уступая дорогу Главному Идеологу.

– Ни пуха ни пера, Юрий Владимирович! – интимно сказал он.

– К черту!

Они обменялись рукопожатием.

Кроме четверых из «Чайки» за Андроповым поднялись в самолет еще шестеро крепких молодых людей в штатском – личная охрана первого лица Советского государства. Пока, правда, не провозглашенного официально.

…Мгновенно втянулся внутрь трап, захлопнулся люк двери. Легковые машины отъехали от хвоста самолета.

Взревели двигатели. Огромная машина дрогнула всем своим корпусом, медленно двинулась, ярко вспыхнули светящиеся прерывистые трассы по бокам взлетной полосы. Самолет начал стремительный разбег.

– По машинам! – раздалась команда, произнесенная в мегафон.

И тотчас послышался топот множества ног – невидимые десантники из двойного оцепления места тайного отлета бежали к крытым грузовикам.

С того момента, как «Чайка» доставила Андропова и сопровождающих его лиц на военный аэродром, прошло семь минут.

…Да, это был десантный самолет, но один из его отсеков был специально оборудован: ковер на полу, стены обшиты толстыми слоями плюша цвета мореного дуба. Мягкие кресла, удобная тахта с подушкой и мохеровым пледом. Два стола, ножки которых закреплены в полу,– один круглый, «для приема пищи» (так сказано в инструкции, предназначенной обслуживающему персоналу), второй письменный, для работы, с батареей телефонов. По правую руку от него панель с кнопками: «врач», «нач. охраны», «перв. помощник», «официант», «перв. пилот». Бытовая комната – умывальник, душ, туалет.

Юрий Владимирович прилег на тахту, укрылся мохеровым пледом, подтянув его к самому подбородку. Слабость во всем теле. Горечь во рту.

«Постоять под горячим душем? Согреться».

Но не хотелось шевелиться.

«Заснуть бы на час или полтора. И ночь и день предстоят трудные. Но ведь, как всегда, не засну, придется проглотить таблетку».

«Вставай!» – приказал он себе. И… не подчинился приказу. Просто – не было сил.

«Ладно, сейчас…»

Андропов лежал на спине, глядя в близкий белый потолок. Гул двигателей самолета еле слышался, заглушаемый обивкой правительственного салона. Только ощущалось мелкое дрожание, вибрирование.

«Может быть, от этой вибрации мне так хреново? Когда я последний раз летал на самолете? Да, в семьдесят девятом, в Кабул. Мы готовили нашу войну в Афганистане. Мы были правы, правы! И сейчас правы, несмотря на вопли пацифистов всех мастей. Сохраняя там наше военное присутствие, мы таким образом… Не отвлекаться, не отвлекаться! – приказал себе Андропов.– Не отвлекаться от дел сегодняшней ночи и завтрашнего дня».

…Операция «Блиц» была тщательно разработана в последние две недели, высокие участники ее в Восточной Европе, в странах-сателлитах предупреждены и ждали… Несколько часов назад с ними было согласовано время встреч, в соответствии с жестко утвержденным графиком. Вся операция была рассчитана на восемнадцать часов – Андропов опасался покинуть Москву больше чем на сутки в эти решающие дни.

Да, Юрий Владимирович сам выбрал время этих восемнадцати часов – ночь с девятого на десятое сентября и день десятого сентября. Решение им было принято седьмого сентября после телефонного звонка Камарчука. Так совпало. Или, если угодно, такова воля Провидения. А еще проще – почему бы не воспользоваться возникшей ситуацией? В глазах ближайших соратников, посвященных в основные замыслы Главного Идеолога, его авторитет в результате не пострадает, а в представлении противника, всей этой кремлевской рухляди и днепропетровской мафии, сгруппировавшейся вокруг Генерального, после того как в одно целое объединятся его блиц-турне по странам Восточной Европы и события десятого сентября в Москве (он был уверен: Камарчук не подведет; в крайнем случае Василия Витальевича поправят или подскажут, как надо действовать),– после всего этого авторитет его в глазах врагов возрастет многократно.

Кроме того, дорогие товарищи, уважаемые дамы и господа, этот «Блиц» – выстрел дуплетом. Потому что… И в этом он признавался только себе, себе одному, и никому больше. Потому что береженого Бог бережет. (Бог ли бережет подобных? – заметим мы в скобках.)

И тут надо сказать, что Юрий Владимирович Андропов был трусом. Не просто трусом, а трусом патологическим. Как тут не вспомнить товарища Сталина? Схож, схож – и весьма: обоих – бывшего непревзойденного тирана двадцатого века и нашего, ничего не скажешь, масштабного героя, стоящего сейчас в двух шагах от давно поставленной Главной цели – объединяют две всепоглощающие, испепеляющие страсти: жажда всеохватывающей, неограниченной власти – животный, утробный, неистребимый страх за свою драгоценную и неповторимую жизнь, усугубленный у Андропова – да воздастся каждому по делам его! – бременем многих болезней.

…В том числе постоянной, многолетней бессонницей, приобретенной еще в Венгрии, во время известных событий.

Юрий Владимирович рывком отбросил плед, осторожно поднялся. Бил мелкий озноб, холодно стало рукам, хотя в его воздушной обители поддерживалась постоянная температура, определенная врачами,– 21 °С.

Андропов подошел к панельке с кнопками, нажал ту, под которой значилось: «Перв. пилот».

– Старший пилот, полковник Никитин! – четко прозвучал уверенный твердый голос, как бы упавший с потолка.

– Здравствуйте, полковник.

– Здравствуйте, Юрий Владимирович.

– Сколько еще лету до Будапешта?

– Момент.– Короткая пауза.– Через один час сорок минут будем на месте. Если не затруднят посадку погодные условия. Думаю, все будет по графику. Нас принимает военный аэродром в сорока километрах от венгерской столицы.

– Благодарю, товарищ Никитин.

Затем была нажата кнопка, под которой значилось: «Врач».

– Слушаю вас, Юрий Владимирович,– прозвучал женский голос.

– Клавдия Павловна, необходимо снотворное. Заснуть на полтора часа.

– Иду, Юрий Владимирович.

Врач появилась тут же. Это была миловидная женщина лет сорока, с открытым доверчивым русским лицом, в белом, хрустящем крахмалом халате.

– Вот, Юрий Владимирович, это…

– Клавдия Павловна! – перебил Андропов.– Мы же договорились: не хочу знать названий всех этих ваших снадобий…

– Хорошо, хорошо. Легкий препарат. Действует быстро, сон глубокий, но короткий…

– И прекрасно. То, что надо. Давайте его сюда!

Продолговатая таблетка была двух цветов – голубого и розового.

«Голубые и розовые сны»,– почему-то подумал Юрий Владимирович, запивая таблетку глотком минеральной воды.

Он опять лег на тахту, повернувшись на бок к стене, укрылся пледом. Тут же бархатными волнами стали накатывать волны тепла, умиротворения, спокойствия. Образовалось серое пространство, которое ощущалось плотной массой. В этом пространстве замелькали пока смутно различимые, издающие рокот чудовища. Юрий Владимирович, как бы вопреки своему желанию, стал всматриваться в них, одновременно думая: «Вполне достаточно трех стран. Ведь задача – передать информацию. Главное: источник этой информации – я». Он увидел задымленную улицу Анараши, центральную магистраль венгерской столицы. Впрочем, тогда, в конце 1956 года, она уже называлась проспектом имени Сталина. По проспекту шли танки с красными пятиконечными звездами на бортах и прямой наводкой били по домам. Андропов, повернувшись на спину, усилием воли прогнал видение, и серое пространство, еще более уплотнившись, стало ощущаться ласковой колыбелью, в которой, совсем крохотного, его качала няня Настя.

Вверх-вниз, вверх-вниз. В сером, тепло-влажном пространстве Вселенной. Вверх-вниз…

Потом – незаметно, постепенно, плавно наступило ничто.