Текст книги "Бездна (Миф о Юрии Андропове)"

Автор книги: Игорь Минутко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 37 страниц)

Было восемь часов пятьдесят пять минут.

…Без трех минут девять в кабинете Председателя Комитета государственной безопасности зазвонил один из телефонов. Василий Витальевич Камарчук поднял трубку:

– Я слушаю.

– Докладывает Метеор. Они начали.

– Начинайте и вы.

– Слушаюсь!

…Собственно говоря, план операции «Захват» был разработан Чарановым и его помощниками по самой простой, даже примитивной схеме. Три отряда спецподразделения «Пантера» на легковых машинах должны перехватить объект: или на Кутузовском проспекте, когда он будет следовать из дома, или с дачи (уже когда операция началась, Юрий Михайлович сделал соответствующее распоряжение); или возле здания ЦК КПСС на Старой площади, если объект попытается прорваться на Лубянку, где он, естественно, окажется в безопасности; или, наконец, объект будет задержан при выходе из дома на Кутузовском проспекте, если он там, а по каким-либо причинам первые два отряда окажутся перехваченными на улицах Москвы – такой вариант развития событий предусматривался.

Следует сказать несколько слов о спецподразделении «Пантера». Это засекреченное милицейское формирование было создано министром внутренних дел Щелоковым накануне Олимпиады-80 для «борьбы с терроризмом», как говорилось в соответствующем приказе с грифом «Совершенно секретно». Знали о спецподразделении несколько человек из ближайшего окружения Николая Анисимовича, знал о нем и Генеральный. Кстати, новейшее снаряжение для «Пантеры» закупалось через финскую полулегальную фирму в Канаде и Западной Европе в обход всех натовских эмбарго. И подготовка у ребят была соответствующая: каждый – супербоец, умеющий действовать и автономно и сообща, в любых условиях, с единственной целью: выполнить поставленную задачу.

Но на любую силу всегда найдется сила противовеса, особенно если план противника известен заранее. Во-первых, Юрий Владимирович Андропов с самого начала все знал о «Пантере» и, передавая дела новому Председателю Комитета государственной безопасности, соответствующей информацией о тайном военизированном формировании милицейского ведомства его снабдил. Во-вторых, в распоряжении Василия Витальевича Камарчука был не менее мощный отряд – «Альфа». Его боевикам, тоже образовавшим три группы во главе с опытными командирами, и было поручено пресечь операцию «Захват», и только Камарчуку было известно, что захватывать милицейским парням было некого, но ни офицеры, ни рядовые бойцы «Альфы» об этом не знали.

Беспокоили Василия Витальевича два отряда «Пантеры». Первый, уже появившийся в начале проспекта Мира, как ему только что доложили, и второй, который по Большой Филевской улице должен прорваться на Кутузовский проспект к дому номер двадцать шесть. На Большой Филевской его, конечно, ждут, и все же… И совсем не болела голова у Председателя КГБ по поводу третьего отряда «Пантеры», цель которого – Старая площадь: его возглавляет полковник Берестов, он же Беркут, который и сообщил в КГБ о готовящейся в бронированном кабинете первого зама Щелокова операции «Захват». С Берестовым проблем не будет, он своих людей сдаст по первому приказу.

Итак, все три отряда подразделения «Пантера» в легковых машинах уже в Москве и движутся своими маршрутами. Правда, полковник Раковский, которому поручено со своими людьми как можно быстрее достигнуть дома № 26 на Кутузовском, изменил маршрут: его три «Волги» с мощными спецдвижками мчатся к цели по Малой Филевской, идущей параллельно Большой Филевской, где их ждут в засаде бойцы «Альфы».

Десять часов пять минут. Четыре белые «Волги» и внешне потрепанный микроавтобус желтого цвета уже миновали Рижский вокзал и, превышая скорость, движутся в центр. В машинах бойцы «Пантеры», и этим отрядом командует полковник Тарасов, он в первой по ходу машине.

– Товарищ полковник,– тихо говорит водитель,– проспект совсем опустел. Нет встречных машин.

– Что за чертовщина?

– Гаишники. На двух тачках. Требуют остановиться.

– Останавливайся. Проскочим – они все равно передадут своим,– Тарасов берет трубку телефона, набирает номер.

– Что там у вас? – взволнованный, хриплый голос Чаранова.

– Нас останавливает ГАИ.

– Да какого х…? Жмите дальше!

Полковник Тарасов уже все понял, он молча кладет трубку телефона.

– Тормози,– говорит он спокойно и по рации передает приказ в остальные машины: – Оружия не применять, сопротивления не оказывать.– Встречает недоумевающий взгляд водителя,– Их, парень, будет на каждого из нас по десять.

Все происходит в течение нескольких минут. За это время проспект Мира перекрыт от Рижского вокзала до Сретенки. Из переулков Капельского, Орлово-Давыдовского и Безбожного вырываются десятка три легковых машин, набитых прапорщиками и офицерами войск госбезопасности. Машины берут в каре три белых «Волги» и желтый микроавтобус.

Полковник Тарасов успевает сказать по телефону Чаранову:

– Мы остановлены и окружены. Сопротивление бессмысленно. Жертвовать людьми я не буду.

И в ответ слышит ругань…

Только несколько офицеров войск ГБ в полевых мундирах Советской Армии, остальные, а всего их человек пятьдесят – шестьдесят, в штатском.

Подкатывает большой автобус с затемненными окнами.

– Оружие сдать! Руки за голову! В автобус!

…Юрий Николаевич Чаранов из штаба спецподразделения «Пантера» пытается связаться с полковником Берестовым, который уже должен быть со своими людьми на Старой площади, но связи нет… Первый заместитель министра внутренних дел не знает, что отряд полковника Берестова добровольно, по собственной инициативе, вернее, по приказу полковника, уже сдался подразделению КГБ, которое ждало их у здания Центрального Комитета Компартии Советского Союза.

…И только отряд полковника Раковского достигает своей цели: на трех «Волгах», промчавшись по Малой Филевской улице и, таким образом, оставив с носом засаду «Альфы» на Большой Филевской, они вырываются на Кутузовский проспект по улице Барклая. Вот он, знаменитый правительственный дом.

Машины пролетают под аркой дома – и их встречает… вооруженная охрана Девятого управления КГБ, многократно усиленная предусмотрительным Камарчуком,– на всякий случай. Полковник Раковский настоящий русский офицер, человек чести и долга. У него приказ его министра, санкционированный главой государства: «подвергнуть аресту» Андропова Ю. В. «в интересах безопасности государства».

– Прорываться в подъезд! – приказывает он своим людям.

Завязывается короткая схватка, гремят выстрелы. Но силы слишком неравны. Нет подробностей и деталей этого трагического эпизода, случившегося в Москве утром десятого сентября 1982 года. Потому что – нет свидетелей… Куда-то они все быстро исчезли. Известно только, что убитых не было. Однако во второй половине дня в один из госпиталей КГБ было доставлено девять человек с огнестрельными ранениями разной степени тяжести. Пятеро из них были из подразделения «Пантера», и привезли их под конвоем. Среди раненых был и полковник Раковский. На следующий день он погиб на операционном столе под ножом хирурга.

Кстати, весьма странно сложилась судьба полковника Берестова, он же секретный агент КГБ Беркут. Сразу после событий он был послан на новое место прохождения службы – в пылающий войной Афганистан, и через три недели его «уазик» подорвался на мине в пригороде Кабула. Прав, тысячу раз прав товарищ Сталин, говоря: «Есть человек – есть проблема. Нет человека – нет проблемы».

Остается только добавить, что многие военные, которые были вовлечены в драму этого дня (правильнее сказать, в псевдодраму, потому что охота велась за тенью, за пустотой…), столкнувшиеся в конфликте по воле верховных правителей, в дальнейшем оказались в Афганистане. И среди них, представьте себе, телохранитель дочери Главного Идеолога Ирины Юрьевны Андроповой – он был десятым, которого ранили во время схватки во дворе «правительственного дома», но отвезли его не в госпиталь, а на одну подмосковную дачу, где молодому человеку был обеспечен индивидуальный медицинский уход по высшему разряду, он скоро поправился и тут же был направлен в Афганистан. Он погиб там в звании майора за месяц до кончины человека, который определил его судьбу.

Но события десятого сентября 1982 года провалом операции «Захват» не завершаются.

По Москве ползут слухи о стрельбе на Кутузовском проспекте, быстро распространяясь по огромному городу, и стремительно растекаются по стране.

Председатель КГБ Камарчук осуществляет окончательное подавление мятежа жестко и оперативно: все руководящие милицейские чины, участвовавшие в заговоре, берутся под домашний арест; первый в этом списке – Юрий Николаевич Чаранов. Для всех одна формулировка: «До выяснения обстоятельств не покидать квартиру». Каких обстоятельств – всем ясно. Жилища мятежников берутся под охрану. Но есть еще два человека, которые по законам логики первыми должны быть подвергнуты домашнему аресту: это глава государства и Генеральный секретарь правящей партии Леонид Ильич Брежнев и министр внутренних дел страны Щелоков. Но Камарчук не решается принять такое решение единолично. Вот поэтому он и пытался связаться с Юрием Владимировичем Андроповым, когда тот на десантном самолете завершал свой блицвояж, направляясь в третью столицу «братской страны» – Восточный Берлин.

Но разговора не состоялось. Более того, Царевский говорит ему по телефону с борта самолета:

«Юрий Владимирович сейчас чрезвычайно занят срочной государственной работой. Он сказал, что в ваших руках все полномочия и силы, что он вам полностью доверяет, рассчитывает на вашу мудрость и профессионализм, и от того, как завершатся сегодняшние дела в Москве, зависит ваше сотрудничество…»

«Что значит – «ваше»?» – перебил Камарчук.

«Это значит: его, Юрия Владимировича, сотрудничество с вами, Василий Витальевич».

На этом странный разговор Председателя КГБ со своим первым помощником, сопровождавшим Андропова в не менее странном вояже по трем социалистическим странам, закончился.

«Понятно,– думал Василий Витальевич, положив трубку телефона.– Как всегда. Он все придумал и ушел в тень. Мы исполнители игры. Я убежден, что и Брежнева и Щелокова тоже надо для начала посадить под домашний арест. Но пусть это решает он. Или уж мы вместе».

Тем не менее Председатель КГБ продолжает действовать жестко и хладнокровно. Он знает, что за неудачной акцией Брежнева и Щелокова стоят немалые силы – их сторонники и в Политбюро во главе с Константином Устиновичем Черненко, и в ЦК (хотя и пошерстил там Андропов «днепропетровскую мафию», но кое-кто еще уцелел); есть люди Брежнева и в Министерстве обороны, и в Генштабе, с которыми накануне десятого сентября не исключены консультации и возможность поддержания идеи операции «Захват». Сейчас вся эта публика в панике и на многое может решиться, потеряв голову. И поэтому Камарчук приводит в наивысшую боевую готовность подчиненные ему войска КГБ, объявляет в Москве военное положение и, наконец, прерывает все линии связи с внешним миром, как с западными государствами, так и с социалистическими, дабы не допустить никакой утечки информации о произошедшем в советской столице: в два часа дня одновременно выходят из строя – как назавтра будет объяснено официальными лицами, «по техническим причинам» – две компьютерные системы, закупленные во Франции для Олимпиады-80 и теперь использованные для телефонной связи с внешним миром.

Это последнее обстоятельство – когда вдруг замолчали разом все телефоны, по которым можно связаться с любой точкой планеты,– вызывает панику и в Москве, и в других городах Советского Союза. Никаких сведений о том, что же произошло, нет. Люди не знают, что думать, и, естественно, первое, что приходит в голову: началась война. Или вот-вот начнется. Особенно паника охватывает провинцию. Во многих регионах в продовольственные магазины выстраиваются длинные очереди, за несколько часов с полок сметается все: мука, соль, сахар, крупы, мыло, спички, зубная паста Есть угроза – таков исторический опыт нашей страны,– что эта эпидемия страха, ужаса, неизвестности будет распространяться все шире и шире…

Так проходит несколько часов. Московское время – 17.35.

В кабинете Председателя КГБ раздается звонок из дома на Старой площади.

Василий Витальевич срывает трубку:

– Камарчук у аппарата.

– Здравствуйте, Василий Витальевич,– Спокойный, неторопливый голос Андропова.

– Здравствуйте, Юрий Владимирович.

– Вы не могли бы подъехать ко мне?

– Сейчас?

– Да, если можно, сейчас.

…Через десять минут Председатель КГБ был в кабинете Первого Идеолога Страны Советов.

Андропов сидел за своим столом в безупречном, отглаженном темно-синем костюме, темно-синий галстук был повязан аккуратным узлом, из рукавов пиджака выглядывали ослепительно белые манжеты рубашки, зажатые запонками с темными дорогими камнями. Хозяин кабинета свеж, чисто выбрит, сдержан, подтянут. Доброжелателен.

– Проходите, проходите, Василий Витальевич.– На лице появляется приветливая улыбка Андропов поднимается, протягивает Камарчуку, подошедшему к столу, руку. Крепкое рукопожатие. Явно дружеское.– Присаживайтесь вот здесь. Основную информацию о всех событиях я уже получил.– «От кого, интересно?» – думает Председатель КГБ – Вы справились с поставленной задачей блестяще. Блестяще! Благодарю. Но хочу, естественно, вкратце услышать вас.

Доклад Камарчука сух, конкретен, категоричен в формулировках, насыщен фактами, именами, московской географией.

– Вот, Юрий Владимирович, список лиц, находящихся под домашним арестом. Считаю, что на них всех необходимо заводить уголовные дела, получать у прокурора ордера на арест до начала судебного разбирательства. Вот список людей… В нем четверо членов ЦеКа, которые так или иначе причастны к попытке вашего незаконного задержания…

– Каким образом причастны? – перебивает Андропов.

– Они… У меня есть записи этих разговоров. Они одобрили готовящуюся акцию и намеревались на чрезвычайном Пленуме ЦК узаконить ее.

– Интересно…– задумчиво и абсолютно спокойно говорит Юрий Владимирович.– Разрешите-ка взглянуть на этот список.– Лист бумаги еле заметно подрагивает в его большой белой руке,– Так-так… Знакомые все лица… Что еще, Василий Витальевич?

– Еще? – И возникает тяжелая внезапная пауза.– Есть два главных организатора так называемой операции «Захват». Это товарищи Брежнев и Щелоков. Признаюсь: без вас я не решился… Поэтому я пытался связаться с вами, когда вы летели в Берлин. Чаранов только исполнитель. И конечно, прежде всего их надо подвергнуть домашнему аресту. И не только домашнему. Вообще, Юрий Владимирович, я считаю, что это дело надо довести до конца.

– То есть? – И впервые в голосе Андропова прозвучала жесткость.

– Завершить все превентивные мероприятия, чтобы с заговором против вас покончить раз и навсегда. Произвести аресты виновных, включая Брежнева и Щелокова, сделать соответствующие заявления – от Политбюро… Вернее, от верных вам членов Политбюро, от Правительства, может быть, от Верховного Совета и начать подготовку показательного открытого судебного процесса, а на нем обязательно выйти на всех коррупционеров, окопавшихся вокруг Генерального секретаря. Я, Юрий Владимирович, тщательно ознакомился со всеми материалами, которые получил от вас. И у меня, уж поверьте, человека искушенного, волосы встали дыбом. Ведь они погубят страну! Если еще не погубили…

– Здесь я с вами согласен. «Если еще не погубили…» Но мы не можем сейчас пойти на те крайние меры, которые вы предлагаете.

– Но почему? – с изумлением вырвалось у Камарчука.– Ведь такой подходящий момент!

– Нет, мы этого делать не будем. Во-первых, в случае начала арестов спровоцируем их на открытые выступления, то, что они имеют, без боя не отдают. И в стране может начаться смута. Во-вторых, дорогой Василий Витальевич, мы сегодня с вами победили, уверяю вас! Прежде всего благодаря вашим решительным действиям. Не надо никаких арестов, ни домашних, ни прочих. Упаси вас Бог от показательных процессов. Все эти так называемые заговорщики деморализованы, они в шоке. И этого вполне достаточно.

Потрясенный Председатель КГБ молчал.

Андропов думал: «Ты только завершил, мой меднолобый друг, то, что я тщательно подготовил. Из ста шагов ты сделал последние два… ну, три шага. И потом… Есть еще и в-третьих, если иметь в виду предложенный тобой план. Арест Брежнева! Показательный процесс… Хорош я буду в глазах Запада! Узурпатор, тиран. Нет уж! Слишком много истрачено сил и средств на то, чтобы там на меня смотрели совсем по-другому».

– …Итак, подведем итоги. Резюме, подчеркиваю еще раз: мы победили. Мы с вами победили.– На слове «с вами» было сделано сильное ударение.– Даже мне представляется, следует сделать некоторый откат.

– Откат? – Камарчук окончательно перестал понимать своего державного шефа.

– Да, да, мой дорогой, откат. Тут сказался ваш сильный, решительный характер. Вы несколько пережали. Ни в коем случае не говорю вам это в укор. Ни в коем случае! Просто… Уж простите, вы еще не политик. Не политик на самом верху в нашей трудной стране. Но, я уверен, вы им обязательно станете. А посему… первое, что мы с вами сделаем,– это отменим все домашние аресты…

– Но…

– Да, да, отменим. Пусть себе работают как ни в чем не бывало. Именно так! Как ни в чем не бывало. Сделаем с вами вид, что вообще в Москве сегодня ничего не произошло. Ну… Потом, попозже, мы с вами поработаем с людьми, которые принимали участие в этой заварухе с обеих сторон. Может быть, ближе к вечеру я вам по этому поводу позвоню. Я уж тут изучил некоторые документы, совсем тепленькие. А сейчас, как вернетесь к себе, позвоните всем томящимся под домашним арестом и отпустите их на все четыре стороны. Естественно, надо снять охрану всех этих квартир. И особенно ничего не объясняйте: «Вы свободны, товарищи, работайте». И – все. Только, пожалуй, Юрию Николаевичу Чаранову я позвоню сам, сниму с вас груз объяснения с ним.

Председатель КГБ молчал.

– Далее, Василий Витальевич, давайте быстренько отменим военное положение в Москве, снимите напряжение в своих войсках, пусть с завтрашнего дня проводят обычные плановые занятия. И конечно же немедленно должна быть восстановлена телефонная связь с внешним миром. Посоветуйтесь с товарищами, надо и для Запада, и для внутреннего пользования найти удобоваримую версию случившегося.

– Все? – спросил Камарчук.

– Пожалуй… Впрочем, вот что. Эти четверо из ЦК… коли у вас есть записи…

– Есть записи разговоров троих.

– Хорошо, пусть трое. Вы их вызовите к себе, и пусть их с записями в руках следователи пожурят немного, по-отечески, но и так, чтобы в определенных местах зачесалось. Не мне вам говорить, наши с вами ребята все это проделывают в лучшем виде. И – отпустите. В крайнем случае – кому-нибудь можно вручить подписку о невыезде. Месяца на три. По обстоятельствам.

– Будет сделано, Юрий Владимирович.

– Вот и отлично! Действуйте. А вечером, часов в девять – десять, я вам позвоню. Нам с вами, Василий Витальевич, предстоит свершить немало ответственных дел.

Крепкое рукопожатие. Дружеское.

За Председателем КГБ бесшумно закрывается дверь.

Несколько мгновений Андропов сидел не шелохнувшись. Внутри его существа клокотали, переплетаясь, черный восторг, ощущение собственного могущества, презрение и даже гадливость к ничтожным противникам, предчувствие скорой окончательной победы, и все эти чувства, ощущения вытеснили из больного старого тела усталость, недомогание, физическую боль, которая в последние месяцы почти всегда была с ним. Он чувствовал себя превосходно! Он был полон сил и планов.

Так… Еще несколько штрихов – и политический пейзаж сегодняшнего дня будет дорисован. Начнем с благородного семейства. Ведь это там, у Гали и Юры, возник идиотский прожект, изначально обреченный на провал. И название операции… «Захват». Никакого полета фантазии. Однако же надо было их довести до определенной кондиции, чтобы план созрел в помутневших от страха головах.

Что же, пора! И жгучее, почти физическое чувство, близкое к сладострастию, посетило нижнюю часть тела нашего печального героя, жаркой волной поднимаясь к голове.

Юрий Владимирович Андропов, улыбнувшись, набрал номер квартиры, в которой обитали Чарановы.

Долгие гудки, наконец кто-то поднимает трубку; дальний фон какого-то шума, кажется, голосов, смешанных с музыкой; частое, прерывистое дыхание.

– Кто еще? – низкий, хрипловатый женский голос.

– Здравствуйте, Галина Леонидовна. Говорит Андропов.

Пауза. Дыхание учащается.

– Здравствуйте… Здравствуйте, Юрий Владимирович. Сейчас…

Опять пауза, и Главный Идеолог страны слышит крик, хотя и отдаленный, но вполне отчетливый:

– Заткнитесь, кретины! Юрик звонит… Катька! Выруби музыку!…– И уже в телефонную трубку мадам Брежнева-Чаранова говорит с придыханием, стараясь подавить страх в своем голосе: – Я вас слушаю, Юрий Владимирович.

– Будьте любезны, Галина Леонидовна, позовите к телефону Юрия Николаевича.

– Подождите, пожалуйста, минутку…

Шипящий фон, отдаленные неразборчивые голоса, похоже, говорят там на повышенных тонах. И опять в телефонной трубке голос дочери главы государства, Генсека:

– Извините, Юрий Владимирович, он… он не может подойти. Не в состоянии…

– То есть?

– Надрался, как скотина! – Вдруг срывается на крик если не первая, то уж наверняка вторая леди в Советской стране:– Невменяем – вот и все «то есть».

– Понятно… Слаб, слаб человек.– Голос Юрия Владимировича звучит мягко, интеллигентно, сочувственно.– Верно, Галина Леонидовна? – В ответ – только прерывистое дыхание.– Тогда вот что… Когда ваш супруг станет вменяем, передайте ему, пожалуйста, что домашний арест отменен…

– Что?! – Изумленный голос-вопль.

– Передайте ему: домашний арест отменен. Пусть Юрий Николаевич продолжает спокойно трудиться…– Юрий Владимирович издает некий короткий звук, похожий на смешок,– когда вернется к естественному человеческому состоянию. До свидания, Галина Леонидовна. Желаю вам всяческих благ.– И Андропов кладет трубку.

«Прекрасно! Сейчас начнется великий перезвон. Ни Щелокову, ни Черненко, ни прочим я звонить не буду. Пусть пребывают в подвешенном состоянии и до послезавтрашнего дня доходят до кондиции. Однако пора поговорить с Леней».

Он, с удовольствием потянувшись и хрустнув пальцами, нажимает клавишу селектора.

– Я вас слушаю, Юрий Владимирович,– тут же звучит энергичный, твердый голос секретаря из приемной.

– Узнайте, пожалуйста, где сейчас товарищ Брежнев, и, если возможно, соедините меня с ним.

Андропов сидит в излюбленной позе – расслабившись, вытянув ноги, прижавшись головой к высокой спинке кресла; глаза под толстыми стеклами очков полузакрыты.

Включается селектор.

– Леонид Ильич в своей загородной резиденции, в Заречье. Он поднял трубку телефона.

«Конечно, ему все известно, включая мои визиты в Восточную Европу. Только, скорее всего, без подробностей и ответа на вопрос: «Зачем?» – думает Главный Идеолог страны, ласково произнося первую фразу:

– Здравствуйте, Леонид Ильич.

Молчание, невнятные звуки, хриплое дыхание, похоже, шлепанье губ.

– Здравствуй, Юра…– Захлебывающееся покашливание,– Здравствуйте, товарищ Андропов… Собственно, в чем дело?… Да… Конечно… Они…– Невнятная фраза, которая заканчивается словом «ошибка».

– Леонид Ильич, я вот почему звоню.– Андропов ускоряет темп речи.– Послезавтра заседание Политбюро. Как вы себя чувствуете?

– Очень плохо, Юра… Совсем не сплю… Ага. Хреново…

– Так вы не будете на заседании Политбюро?

И Брежнев там, в своем Заречье, наверное, как всегда во второй половине дня, лежа на диване перед телевизором, инстинктивно догадывается, что ему надо ответить.

– Не буду, Юра… Сил нет…

– В таком случае, Леонид Ильич, вы не беспокойтесь…– Юрий Владимирович помедлил, подыскивая нужное точное слово,– мы проведем это Политбюро как надо.

– Да, Юра… Как надо…– Опять несколько слов неразборчиво,– Проведи…

«А теперь самое время – о Джуне. Давно пора».

– Вашим здоровьем, Леонид Ильич, надо всерьез заняться. Я поговорю с Чазовым. Может быть, прибегнем к помощи западных медиков.

– Не знаю, Юра… Уже прибегали.

«Пора! Сейчас!» – приказывает себе Андропов.

– И вот еще что, Леонид Ильич…

– Я тебя… вас слушаю…

– Мы тут посоветовались с товарищами. Есть мнение… Я о Джуне. О Джуне Давиташвили. Понимаете, Леонид Ильич, распространяются всяческие слухи: знахарка лечит главу государства. Биоэнергия, эманация какая-то, чертовщина. Все это весьма далеко от передовой советской медицины, стоящей на материалистических позициях марксизма-ленинизма. Подрывается ваш авторитет, Леонид Ильич. И не только ваш – а руководства страны, партии. Так что целесообразно прекратить посещения Джуной вашего дома. Мы соберем для лечения вождя страны светил отечественной и мировой медицины, современной медицины, вооруженной…

Произнося пространную тираду, Главный Идеолог больше всего не хотел, чтобы Брежнев перебил его – надо довести и э т о до конца, поставить все точки над «i». Но Леонид Ильич прервал андроповский монолог:

– Я понял, Юра… Это… Ага… Раз товарищи…– Голос Брежнева сорвался, сдавленный спазмом. Неразборчивая фраза или несколько слов, произнесенные с бульканьем, с захлебываниями.– Джуна… Ага… В интересах партии и народа…– Голос прервался. Несчастный старик плакал.

Или сам Леонид Ильич, или кто-то, оказавшийся рядом, положил трубку.

В ухо главы государства – пока необъявленного, но реального – бились короткие гудки.

«Все. Домой. Слишком трудный день. Отдохну и у себя поработаю».

Настроение портилось. Он нажал кнопку селектора.

– Пожалуйста, машину к подъезду и охрану. Я спускаюсь.