Текст книги "Шоу непокорных"
Автор книги: Хейли Баркер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)
Бен
Оказавшись на запятках гольфмобиля Сильвио, колесящего по бескрайней территории нового цирка, я начинаю понимать, насколько она велика. Покуда хватает глаз, вдаль тянутся сотни застывших ярмарочных аттракционов. Их яркие, свежие цвета радуют глаз.
Поначалу я чувствую себя вполне спокойно. Кто знает, вдруг Сильвио сознательно отказался от всех ужасов, которые пышно расцветали в старом цирке. Возможно, все будет хорошо. В конце концов, в ярмарочных аттракционах нет ничего страшного.
Я начинаю читать надписи на указателях, и по моей спине тотчас пробегает холодок сомнения. «Смертельный удар», написано на одном. «Погребенный заживо» – на другом. Когда мы вихрем пролетаем мимо автодрома – «Увернись от Отброса», – я понимаю, что был прав. Это не обычный луна-парк.
Справа высится огромное колесо обозрения, его кабинки слегка покачиваются на ветру.
– Я вижу, что ты впечатлен нашим колесом обозрения, – говорит Сильвио, оглядываясь через плечо. – И ты прав. Это исторический раритет. Когда-то это была гордость города, и называлась эта штука «Лондонский глаз». С его высоты как на ладони был виден весь город. Его убрали, когда трущобы стали разрастаться. Чистым не нравилось, что Отбросы занимают слишком много пространства, которое они постоянно загрязняют. Колесо остановили, и, в конце концов, демонтировали, запрятав на какой-то старый склад. Воскресить его – идея твоей матери. Она сказала, что такая грандиозная вещь не должна ржаветь без дела. Она умна, твоя милая мамочка, ты должен ею гордиться. Когда мы откроемся, колесо обозрения станет нашей главной приманкой.
Сильвио с любовью смотрит на аттракцион.
– Кстати, оно оказалось в рабочем состоянии. И это после стольких лет! Потребовалось добавить лишь кое-какие мелочи, чтобы оно превратилось в потрясающий аттракцион, отражающий дух этого места. Мы назвали его Колесом Неудачи! Может, однажды ты тоже прокатишься на нем, если я сумею убедить твою мать ослабить ее жесткие требования. – Его глаза возбужденно сверкают. – Не могу выразить словами, как бы я хотел посадить тебя в одну из этих кабинок, Бенедикт!
Я молчу. Я не собираюсь ему отвечать. Пусть даже не мечтает. Я прекращаю озираться и тупо смотрю вниз, на блестящее металлическое дно гольфмобиля. Мы катим все дальше и дальше.
В конце концов, жужжание мотора затихает, и мы тормозим.
Сильвио вылезает из гольфмобиля и, постукивая тростью, подходит ко мне.
– Что ж, – усмехается он и протягивает руку в перчатке. – Позволишь?
Я делаю вид, что не замечаю его руки, и соскакиваю на землю. Причем так, чтобы он не понял, как это чертовски трудно, когда твои руки закованы в наручники. Моя нога всегда немеет, если я слишком долго стою неподвижно, а поскольку я ехал, сгорбившись, на запятках гольфмобиля, то даже после короткой поездки она одеревенела и затекла.
Сабатини наблюдает за тем, как я вылезаю из его автомобильчика, а затем, подавшись вперед, тычет тростью мне в ногу.
– Согласись, Бейнс, палка тебе пригодилась бы. Но ты слишком гордый, верно? Признайся, что боялся показаться слабаком перед своей маленькой канатоходкой? Не хотел, чтобы она поняла, что ты вовсе не крутой парень. А вот я даже не беру это в голову, моя трость нисколько мне не мешает. Скажу больше, я даже полюбил ее. Она придает мне некую… респектабельность, ты согласен? Кроме того, в нее по моей просьбе внесли некоторые изменения. Уверен, что ты в какой-то момент познакомишься с ними. – Сильвио расправляет плечи и вытягивает шею. – Сейчас я чувствую себя гораздо сильнее, чем раньше. Сильнее, чище и лучше, несмотря на все старания твоей подружки.
Я впервые могу рассмотреть его вблизи, подметить мельчайшие детали его новой внешности. Моим глазам тотчас становится больно. Он весь белый, будто обесцвеченный отбеливателем. Начиная с хрустящего, накрахмаленного костюма, перчаток, галстука, платка в кармане и заканчивая обувью: все это ослепительно-белое. Но дело не только в его наряде. Его кожа сливается с нарядом, оставаясь того же цвета, если это можно назвать цветом. Но это не цвет. В начальной школе нам рассказывали про цвета и свет. Белый – это отсутствие цвета. Так вот что стало с Сильвио Сабатини! Он превратился в негатив. Даже ресницы, и те белые, не говоря уже про сверкающие зубы. Лишь пронзительно-голубые глаза и красные губы, растянутые в его коронной мерзкой ухмылке, нарушают ослепительную белизну этого холста.
Я усмехаюсь в ответ.
– Я бы не сказал, что ты выглядишь сильнее и тем более чище. Ты похож на шутку природы. Готов поспорить, здесь все смеются над тобой за твоей спиной. – Я оглядываюсь на охранников. Они топчутся в нескольких футах от нас, делая вид, будто не слышат. – Держу пари, что так и есть.
Уголки рта одного из охранников вздрагивают. Я уверен, что ему смешно.
Ухмылка застывает на лице Сабатини. На алебастровых щеках проступают два крошечных алых пятнышка.
– Мы еще посмотрим, кто из нас шутка природы, Бенедикт, – злобно шипит он. – Скоро ты поймешь, кому здесь принадлежит власть: я заставлю тебя это понять. Прежде чем я покончу с тобой, ты поклонишься мне в ноги, это я тебе обещаю. Ты и Хошико проиграли. Вы пытались одолеть меня, но я восстал из мертвых! Я восстал, и мой цирк вместе со мной. И теперь мы больше, сильнее, чем когда-либо прежде! Что у тебя есть, Бейнс? У тебя нет ничего. У тебя даже нет подруги, которая держала бы тебя за руку. Не удивлюсь, если она уже мертва! – Сабатини откидывает голову и хохочет. – Ты действительно думаешь, что они отпустили ее?
Его слова погружают меня в пучину ужаса. Сабатини прав, с какой стати полиция должна держать слово? Они бросились в погоню за Джеком, Гретой и Хоши, конечно же бросились. Их наверняка уже поймали и держат под арестом… если, конечно, копам повезло.
Я делаю глубокий вдох. Сабатини наносит удар в больное место, рассчитывая как можно сильнее уязвить меня. Я же должен выстоять.
То, что он только что сказал, – неправда. Я видел новостное сообщение, которое показала мне мать. Они убежали, они на свободе, и я верю, что полиция их не достанет. Я должен этому верить. И буду верить. Я тоже буду свободен и скоро увижу Хоши, я точно знаю. А пока буду крепок духом, точно так же как она.
– Надеюсь, с Боджо все в порядке, – говорю я и слежу за реакцией Сабатини. Инспектор манежа стоит разинув рот, пронзительно-голубые глаза полезли на лоб.
– Боджо? Боджо ведь мертв, не так ли? Ручаться не могу, но я сказал себе, что его больше нет! – Он схватил мою руку. – Ты хочешь сказать, что он выжил? С ним все в порядке? О, боже мой! – Сабатини обмахивает лицо руками. – Боже, какое потрясение! Он здоров? Как он там без меня?
– О, не переживай, – улыбаюсь я. – С ним все в полном порядке! Он даже не скучает по тебе. Как я понимаю, он всегда больше любил Грету. В конце концов, в тот вечер, когда мы взорвали твою арену, он выбрал ее, а не тебя. Мудрое решение: это спасло ему жизнь. Он остался цел и невредим, ты же превратился в… – я окидываю его взглядом и почесываю голову, – вот в это.
Сабатини злобно щурит глаза.
– Я тебе не верю. Бенедикт Бейнс, ты нарочно играешь со мной. Я бы не советовал тебе играть с моими чувствами.
Он разворачивает меня к себе спиной и тычками трости подталкивает к странному сферическому зданию. Оно похоже на какую-то планету, скорее всего, на Сатурн, судя по кольцам розового и черного света, окружающим строение.
– Это один из моих любимых аттракционов, – мурлычет мне на ухо Сильвио. – Мы называем его «Шаром Смерти»!
Внезапно мне становится холодно, холодно и страшно. Сабатини продолжает подталкивать меня, заставляя шагать по узкой кирпичной дорожке, а потом пихает в дверь. Что же ждет меня там, внутри?
Хошико
Как только тени на стенах начинают удлиняться, Рози говорит нам:
– Пора.
Покопавшись в одном из ящиков, она вытаскивает пару тонких шерстяных шапок, которые передает нам и Грете, и, когда мы их надеваем, оценивает нас внимательным взглядом.
– Нет, так не пойдет. Вас слишком легко узнать даже в темноте.
Схватив одно из тонких одеял, она обматывает Грету словно шарфом. Вскоре рот, нос и большая часть ее лица исчезают. Я делаю то же самое. Джек застегивает воротник под самое горло и надвигает на лицо шляпу.
Рози отступает на шаг и окидывает нас взглядом с головы до ног.
– Уберите волосы под шапки, девочки, – говорит она. Она поднимает остальные одеяла. – Будет ли обезьянка сидеть тихо, если ты спрячешь его под кофтой?
Грета кивает. Рози поворачивается ко мне.
– Ты самая известная из всех. Может, тебе стоит завернуться в одеяло?
Она начинает засовывать его мне под джемпер. Я отстраняюсь.
– Вряд ли это поможет, – говорю я. – Я буду похожа на клоуна. Мы выжили в бегах почти год без всяких поддельных животов!
– Хм. Вас ведь застукали сегодня утром, не так ли? – замечает Рози мягко, но, как говорится, в самую точку.
– И как тут поспоришь? – Я вздыхаю и засовываю одеяло под джемпер.
Мы выскальзываем в полутьму. Вечером трущобы выглядят иначе. Сейчас то жутковатое сумеречное время, когда солнце село, но дневной свет еще не погас. Хотя день был теплым, на улице стало зябко, да и людей гораздо больше, чем в момент нашего появления. В основном это рабочие, которые возвращаются с дневной смены или спешат на службу в ночную. Улица полна зеленых и оранжевых комбинезонов. Но не все здесь идут на работу или возвращаются с нее, есть и другие. Эти кучками сидят вокруг небольших костров, что пылают здесь и там.
– Опустите головы, – шепчет Рози. – По возможности ни с кем не встречайтесь взглядом.
Она торопит нас, старается обходить людей, причем так быстро, что мы почти бежим за ней следом.
Всякий раз, когда мы проходим мимо очередной группы людей, те умолкают. Всякий раз, поднимая глаза, я ловлю на себе подозрительные взгляды. Я чувствую их спиной. Люди пристально смотрят нам вслед.
– Эй! – кричит нам кто-то. – Куда торопимся?
– Быстрее! – Рози ускоряет шаг. Сейчас мы в самом сердце трущоб. Крошечные лачуги становятся еще меньше и сильнее прижимаются друг к другу. И без того узкие дорожки превратились в ниточки путей.
В конце концов, мы оказываемся у особенного дома. Он больше, чем остальные, раз в десять и намного выше. Да и на вид он крепче – построен из толстых деревянных досок, прочно сбитых гвоздями, а крыша сделана из гофрированного железа.
Помнится, когда я была младше, Амина рассказывала мне сказку, которую я до сих пор иногда рассказываю Грете, – сказку про трех поросят, что пытались спрятаться от большого злого волка. Этот дом напоминает мне домик третьего поросенка. Пусть он не из кирпича, но он прочный, устойчивый. Надежное убежище от любых бурь, от опасностей, что неустанно скребутся в дверь, но не могут проникнуть внутрь.
Эта сказка напоминает мне нашу жизнь. Всякий раз, когда я рассказываю ее Грете, у большого злого волка в моей голове лицо Сильвио Сабатини. В мрачной реальности волк поймал одного из поросят, и теперь их осталось только двое. Но, по крайней мере, мы уничтожили его в самом конце. Нам больше не надо бояться большого злого волка.
Рози подводит нас к двери. Это настоящая дверь с арочным окном из матового стекла и ржавой железной колотушкой. Она оглядывается, нервно улыбается и робко стучит в дверь. Пару секунд стоит тишина, не слышно никакого движения. Затем внутри раздается звук шагов, и какой-то мужчина открывает дверь.
Это настоящий великан – высокий и мускулистый. Его лицо сплошь покрыто шрамами, нос явно сломан не один раз, взгляд хмурый, неприветливый. Он подозрительно щурится, глядя на Грету и меня. Я машинально делаю шаг назад, Грета прячется за мою спину.
– Я бы хотела увидеть Кадира, пожалуйста, – говорит Рози.
– По какому делу?
– У меня тут гости, – говорит она. – Он наверняка захочет встретиться с ними.
– Ждите здесь.
Он уходит, оставляя дверь открытой. Я вытягиваю шею, заглядывая внутрь, и тотчас вжимаю ее в плечи, когда вижу, что внутри. Перед нами комната. В ней настоящие кресла, где вальяжно сидят люди, все как один мужчины. Они подозрительно оборачиваются на дверь. Я заглянула лишь на секунду, но успела заметить, что некоторые из них уже в возрасте, зато другие выглядят как ровесники Бена. Но выражение лиц у всех одинаково хмурое, поэтому я торопливо отхожу назад. Они похожи на львов, готовых броситься на свою жертву.
Мужчина, открывший нам дверь, возвращается.
– У вас пять минут.
Я встречаюсь взглядом с Рози. Видно, что она волнуется. Почему?
Внутри стоит странный запах, сладкий и мускусный, в воздухе висит густое облако дыма. Я стараюсь не смотреть мужчинам в глаза. Они же бесцеремонно разглядывают нас, пока мы пересекаем комнату, гуськом направившись к плотным шторам. Наш сопровождающий отдергивает их в сторону и жестом приглашает войти во внутреннее святилище.
Оно просторнее комнаты, через которую мы прошли, – похоже, то была прихожая. Стены обиты толстой, темной тканью. Земля покрыта досками, так что под ногами у нас настоящий пол. В комнате ничего нет, кроме платформы около метра в высоту у дальней стены. Она обтянута тем же материалом, что и стены. На ней стоит большое кресло: потрепанное, если внимательно приглядеться, со стертой обивкой и сколами на деревянных подлокотниках, но все равно внушительное. Оно напоминает мне троны, которые обычно ставили в королевскую ложу, когда в цирк приезжали особо важные персоны. В таких креслах сидели Бен и его семья. По его словам, он тогда чувствовал себя полным идиотом.
В кресле сидит человек и смотрит на нас сверху вниз.
На вид ему лет тридцать. Он смуглый, на лысой голове маленькая круглая шляпа. На лице красуется козлиная бородка, а сам он облачен в нечто вроде мантии. Его пальцы унизаны массивными золотыми кольцами, которые сверкают в пламени свечей, окружающих его небольшой подиум. На шее – тяжелые золотые цепи. Он улыбается, и его улыбка тоже сияет – во рту, там, где должен быть передний зуб, сверкает драгоценный камень. Наверное, бриллиант, или горный хрусталь, белый и мерцающий.
Интересно, они настоящие или нет, этот бриллиант и золото? Впрочем, какая разница; общий эффект тот же. Даже если они поддельные, то все равно смотрятся неуместно. Здесь, в трущобах, где дети добывают себе пропитание, копаясь в мусорных кучах, а люди строят дома из ветхого картона, на троне восседает увешанная драгоценностями фигура.
Я смотрю на Грету. Одной рукой она держит под джемпером Боджо и, прикрыв другой рукой рот, смотрит в пол. Она пытается не смеяться. Я отлично ее понимаю; это и вправду смешно. Смешно, нелепо и высокомерно. Этот Кадир меня заранее раздражает.
Он поднимает руку и манит нас к себе.
– Подойдите ближе, – произносит он. – Говорите. Скажите мне, кто вы и что вам нужно.
Бен
Я внутри «Шара Смерти». Такого я еще в жизни не видел, и у меня рябит в глазах. Всюду вокруг, мигая, бегают лазерные огни – красные, оранжевые, зеленые. Между вспышками на мгновение воцаряется темнота, и я не сразу понимаю, что именно предстает моему взгляду.
По периметру сферы тянутся черные сиденья – слева, справа, даже у меня над головой. Перед каждым из них что-то вроде руля и панель управления, как у автомобиля.
В центре, приподнятая на платформе, стоит еще одна сфера, только прозрачная.
Похоже, Сильвио весьма доволен собой.
– Как ты думаешь, что здесь происходит, Бенедикт?
Я вздыхаю и, пока он возится с моими наручниками, отворачиваюсь от него.
Он снова тычет меня в ребра тростью, и я невольно вздрагиваю.
– Я не знаю! – быстро отвечаю я. – Я же сказал, что мне неинтересно!
Сильвио оттягивает рукав своего костюма. Я вижу большие старомодные золотые часы, резко выделяющиеся на его белой коже.
– У нас остается лишь пара минут! Скоро начнется генеральная репетиция. – Он широким жестом обводит зал. – Выбирай себе место. Любое, хотя это не имеет особого значения, все они одинаково хороши. Надеюсь, тебя не укачивает?
Я молча скрестил руки и даже не думаю сдвинуться с места.
Он изумленно выгибает брови. Они ненастоящие – скорее похожи на татуировку. Его гуттаперчевое лицо растягивается. Оно напоминает эластичный пластилин, с которым все играли несколько лет назад. Его можно было растягивать до тех пор, пока он не становился вязким и податливым. У меня в голове возникает жуткая картинка: лицо Сильвио, растянутое, словно тесто, в длину. Оно становится все тоньше и тоньше, но синие глаза так же блестят, а безумный смех звучит еще громче.
– Открыть тебе секрет этой трости? Она мне больше не нужна! Я могу прекрасно обойтись без нее! Дело в том, что я ее полюбил. Теперь это мой маленький полезный аксессуар.
Он вертит ею перед моим лицом. Кончик заострен до крошечной точки и крутится как электрическая точилка для карандашей.
– Видишь? Я называю это штопором! Подходящее название, не правда ли? Кстати, я один раз действительно открыл им на вечеринке бутылку вина! Получился прекрасный трюк. – Сабатини подается вперед и подмигивает мне. – Разумеется, это не главное его назначение.
Он снова тычет в меня тростью; штопор с жужжанием вращается, впиваясь мне в кожу.
– Прекрати!
Сильвио большим пальцем гладит набалдашник трости, и штопор втягивается внутрь.
– Это была лишь легкая щекотка! Как жаль, что твоя мать запретила наносить тебе серьезные травмы – я бы славно повеселился!
Его большой палец снова поглаживает набалдашник трости. Рот Сильвио растягивается в ухмылке, я же чувствую, как по моему телу, покалывая мне пальцы рук и ног, с гудением стремительно пробегает электрический разряд, от которого начинают слегка ныть зубы.
– Отойди от меня! – кричу я.
Я оглядываюсь. У двери застыли вооруженные охранники, у призрака рядом со мной есть электрическая дубинка. Что я могу сделать? Послушно опускаюсь на один из стульев.
– Пристегнись, Бейнс! – Сабатини смеется с соседнего сиденья и со щелчком застегивает на себе ремень. Я нащупываю за спиной ремень безопасности. Это полная упряжь, она диагональными полосками охватывает мне грудь, крепко прижимая тело к спинке. Это неудобно, мне не нравится ощущение скованности, но что-то такое в этом круглом зале и злорадство на лице Сабатини подсказывают мне, что надел я ее не зря.
Сильвио снова смотрит на часы.
– Они будут здесь с минуты на минуту. Может, поболтаем о чем-нибудь, пока ждем? Вдруг тебе интересна небольшая справочная информация, краткое описание того, что ты пропустил, играя в прятки?
Его ледяные голубые глаза сверкают неестественным блеском.
– Так вот, несмотря на твои намерения, несмотря на ваш с Хошико номер с метанием гранаты в прошлом году, цирк стал еще сильнее. Твое предательство так разгневало Вивьен, что она решила укрепить то, что вы пытались уничтожить. Она хотела, чтобы мир увидел, что чистой крови не страшна никакая угроза. Что она всегда даст врагу отпор. Что она сокрушит его. Она победит. Твоя мать изменила свое отношение к цирку! Начала понимать, какой восторг испытывают люди, когда те, кто загрязняет и оскверняет наше общество своим вонючим присутствием, наконец получают по заслугам. Раньше она никогда не была поклонницей цирка, теперь же он занял все ее мысли! Она любит его, любит всей душой. Можно без преувеличения сказать, что этой любовью мы все обязаны тебе и Хошико! Твой неудачный акт протеста был лучшим из всего, что могло случиться для цирка и для меня!
Но я отвлекся. Твоя мать помогла обеспечить финансирование на восстановление цирка, Бенедикт. Она была столь щедра, столь добра. Ее политическое одобрение придало цирку легитимность. Она также дала мне почти полную свободу действий. Она ценит мой гений, Бенедикт! Она поставила мне единственное условие: больше действия, больше крови, чем прежде! – Сильвио возбужденно захохотал. – О, это была музыка для моих ушей!
Он наклоняется ближе ко мне.
– А еще она потребовала, чтобы номера были более интерактивными. Ей кажется, что публике захочется почувствовать себя частью представления, получить возможность влиять на его исход, вместо того чтобы просто быть зрителями.
Я сразу понял, что она права. Вот почему мы установили здесь аттракционы – чтобы зрители могли ощутить себя участниками шоу. А сколько мы подготовили новых замечательных номеров, в которых зрители играют ключевую роль! – Глаза Сильвио сверкают восторгом. – Думаю, это будет моим самым любимым зрелищем!
Он вздыхает.
– Время идет, но где же они? – Он оглядывается через плечо и бросает одному из охранников: – Поторопи Отбросов! Они заставляют нас ждать…
Не успевает он договорить, как я слышу хриплый, пульсирующий рев моторов.
Меня слегка откидывает назад, и сиденья начинают вращаться. Я снова и снова переворачиваюсь вверх тормашками, и мой пустой желудок то и дело подкатывается к горлу.
Внезапно с потолка – по крайней мере, я думаю, что это потолок, но настолько дезориентирован, что не берусь утверждать, – в центральную сферу падает мотоцикл. На нем восседает мотоциклист в шлеме. Вслед за ним падает другой человек – девушка. Она поднимается на ноги и стоит там, напряженно ожидая дальнейших действий внутри «Шара Смерти».
