Текст книги "Шоу непокорных"
Автор книги: Хейли Баркер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
Хошико
Я не даю Лоре и Элисон обнять меня. Вместо этого я подхватываю Боджо и, увернувшись от их объятий, решительно шагаю к выходу.
– Я сделала то, что ты требовал, – говорю я Кадиру. – Теперь ты должен отпустить Грету.
– Не переживай, дитя мое. Я уже распорядился. Возможно, она вернется домой даже раньше тебя. Кстати, как прошла запись?
Я ничего не говорю. Вместо этого я сжимаю кулаки – с такой силой, что ногти больно впиваются в подушечки ладоней.
– Кстати, ты не хочешь переодеться? – спрашивает он. – Этот костюм не похож на те тряпки, какие ты носишь в трущобах.
– У меня нет времени. Я хочу как можно скорее увидеть Грету.
– Как хочешь, – говорит он. – В следующий раз, я надеюсь, ты первым делом выполнишь мою просьбу. Я не любитель играть в эти игры. Мне гораздо удобней, когда меня понимают с полуслова.
Я смотрю на него и сглатываю слова, уже готовые сорваться с моего языка. Мне нельзя рисковать. Нельзя раздражать его, пока Грета по-прежнему в их руках. Если они тронут ее хотя бы пальцем, я за себя не ручаюсь.
Бен
Когда мы выходим наружу, стоит тишина. В какой-то миг мне приходит в голову шальная мысль: а не попробовать ли мне бежать? Интересно, как скоро меня поймают? Увы, я знаю, что это бесполезно. К тому же вряд ли сейчас мне хватит духу это сделать. Разве я брошу Иезекиля, Шона, Лию, Эммануила и всех остальных? Нет, я прекрасно знаю, что ничем не могу им помочь, не могу защитить, но бросить их здесь было бы сродни трусости.
Каждый раз Хоши просыпалась среди ночи, резко садилась в постели и с криком сбрасывала с себя одеяло. По ее словам, цирк по-прежнему преследовал ее, воспоминания о том, что ей довелось там пережить, страх того, что может случиться с теми, кто там остался. Она твердила, что виновата перед ними за то, что в первую очередь подумала о себе, а их бросила на произвол судьбы. Я тогда не понимал, что она хотела этим сказать. Нет, мне было ее жаль, но я не мог взять в толк, почему она считает себя виноватой.
Когда же мы узнали о начале строительства нового цирка, я не раз замечал, как они с Гретой словно зачарованные смотрят в сторону стройки, с каким-то противоестественным интересом следя за ее ходом.
– Это моя семья, – говорила она. – Они часть меня, а я их бросила.
Я отказывался это понимать.
Раньше у меня никогда не возникало такое чувство. Это ощущение долга, общей судьбы и единения. Дома, в семье, я этого никогда не чувствовал. Даже в детстве, когда был маленьким мальчиком, чувствовал внутри пустоту. Оно пришло ко мне лишь после того, как у меня появились Хоши, Грета и Джек. Лишь тогда я понял, что семья – это вовсе не узы крови. Семья – это верность. Семья – это любовь.
И вот теперь, в этом ужасном месте, мне стало понятно, что имела в виду Хоши. Я знаю этих людей всего пару дней, но их лица будут со мной до конца моей жизни. Я уже ощущаю мое единство с ними. Час премьеры с каждым мгновением все ближе. Внутренний голос упорно нашептывает мне «беги!». Ему возражает другой, сильный, настойчивый. Он велит мне остаться и пройти это испытание.
Я обвожу взглядом различные арены, аттракционы, горки, карусели, палатки. На вид в этом месте нет ничего ужасного. Наоборот, кажется, что здесь должны происходить чудесные вещи. Цирк как будто возник здесь из детских грез, из детской мечты о волшебстве.
Все новенькое, с иголочки. Все блестит свежей краской. Все сияет, сверкает, искрится. Две мусорные урны, и те яркие и симпатичные, каждая в форме того или иного циркового животного.
За то время, пока я здесь, еще никто не погиб. Людей пытали током, били, запугивали, но пока еще никто не умер. Впрочем, я точно знаю: такое долго не продлится. Совсем скоро кто-то лишится жизни. Это место построено ради истязаний, ради смерти. Кто из нас станет первым?
Я чувствую, что меня кто-то тянет за руку.
– Бен, с тобой все в порядке? – с тревогой в голосе спрашивает Иезекиль; его детский лоб нахмурен. Внезапно он указывает в небо: – Ой, что это?
Я смотрю вверх. Уже смеркается. Небо над головой окрашено в розовые краски заката. По нему, насколько хватает глаз, рассыпаны сотни крошечных черных точек. По-моему, это не птицы. Их слишком много, они слишком круглые и расположены равномерно.
Я озадаченно качаю головой:
– Не знаю. Никогда не видел ничего подобного.
– Может, это пришельцы?
– Нет, – смеюсь я. – Хотя, кто их знает. Ведь что еще это может быть?
На другой стороне площади появляется Сильвио на пару с моей матерью. Ее руки сложены на груди, губы сурово поджаты, взгляд скользит по мне, как будто я невидимка, а затем снова устремляется к небу.
Одновременно из каждой черной точки вырывается луч света, широкий и мощный. Их много, и все как один устремляются к земле.
– Похоже, что это дроны-проекторы, – говорю я Иезекилю. – Правда, непонятно, что они делают.
Один из таких лучей достигает нашей площадки, образуя между нами, Сильвио и моей матерью широкий круг света. Я смотрю на Лондон. Повсюду, куда ни кинешь взгляд, с неба льются потоки света.
Кстати, Хоши я тоже впервые увидел в небе. В тот день, когда в город прибыл цирк, я увидел ее танцующей на канате на голографической картинке, повисшей над моей головой. На меня тотчас волной накатывается тоска. Я закрываю глаза. Я по-прежнему вижу ее, по-прежнему ощущаю то же самое легкое возбуждение, как и тогда, когда заглянул в ее сердитые глаза.
Рядом со мной громко ахает Иезекиль. Я открываю глаза.
И вижу ее. Мою Хоши. Нет, не в воспоминаниях, не в воображении, а вон там, высоко в небе, прямо перед моими глазами. Это та самая картинка. И не одна, а сотни. Сотни Хоши парят над городом, свободные и фантастические.
Это прекрасно. Это как поэма. Как чудо.
А затем надо мной, слева от меня, сзади, справа, отовсюду, раздается ее голос:
Мы все состоим из плоти и крови. Мы все чувствуем. Мы все люди.
Я смотрю, как зачарованный. Я не могу оторвать от нее глаз, как будто жадно пью ее взглядом. Высоко в небе она порхает, скачет, делает сальто и приземляется точно перед Сильвио и моей матерью. Удивленно разинув рты, те застыли, глядя на это прекрасное небесное видение, которое лучше, ярче, смелее, чем они оба, вместе взятые.
Я не знаю, кто это сделал и как. Но бог свидетель, это потрясающе!
Иезекиль протягивает к ней руку и, нащупав пустоту, тотчас отдергивает. Я понимаю его. Как жаль, что на самом деле ее здесь нет. Как бы мне хотелось прикоснуться к ней!
Ее голос подобно колоколу разносится над всем Лондоном – громкий, гордый, правдивый:
Есть и другая правда. Голосуйте за то, что правильно. Голосуйте за перемены.
Хошико
Машина высаживает меня на краю трущоб. Я пролезаю в дыру в заборе и со всех ног бегу по лабиринту извилистых, узких улочек.
Откуда ни возьмись, навстречу мне появляется Грета. Она тоже замечает меня, и мы бежим навстречу друг другу. Боджо недовольно верещит, с трудом поспевая за мной.
Чуть пригнувшись и отступив на шаг назад, я придирчиво осматриваю ее с головы до ног на предмет синяков и других повреждений.
– Что они с тобой делали? – спрашиваю я.
– Ничего плохого, – говорит она. – Со мной все в порядке. Большую часть времени на меня вообще не обращали внимания. Правда, мне даже разрешили съесть кусочек торта.
– Точно? Ты уверена, что тебя никто не тронул даже пальцем?
– Честное слово, нет. Им было не до меня. – Я замечаю в ее глазах странное возбуждение. – Они заперли меня в комнате, но я подслушивала под дверью. Там еще была замочная скважина. Я заглянула в нее и смогла рассмотреть их. С ними какое-то время был Феликс и много других парней. Мне было слышно, как они разговаривали.
Она оглядывается через плечо, приставляет к моему уху ладонь и шепчет:
– Это то самое «Братство», Хоши. Феликс уже вступил в него. Они хотят штурмовать цирк. Сегодня вечером! Кадир об этом знает. Он дал им оружие, целую кучу оружия!
Сердце замирает в моей груди.
– Они сегодня вечером штурмуют цирк? О боже, Грета! Только не это! Нет-нет, только не это!
Она недоуменно смотрит на меня.
– Но почему? Мне казалось, ты будешь рада. Ты ведь не хочешь, чтобы цирк открылся снова!
– Потому что «Братство» не знает пощады, вот почему, – говоря я. – Если они ворвутся в цирк, то жизни Бена грозит даже большая опасность, чем сейчас!
– Это почему? Ведь они освободят артистов! Они всех выведут на свободу. Я собственными ушами слышала, как они это говорили. Что они откроют Чистым глаза, покажут им, каков этот цирк на самом деле. Отбросов же они не тронут.
– Бен не Отброс, или ты забыла? Он Чистый. «Братство» ненавидит всех Чистых. К тому же он сын Вивьен Бейнс. Его можно взять в заложники!
– Бен теперь один из нас.
– Не для них. Они посмотрят на него и увидят в нем его мать. Если он попадет к ним в руки, они нарочно что-нибудь сделают с ним, назло ей, – говорю я и вздрагиваю. – Он их главная цель!
Грета испуганно ахает.
– Что же нам делать?
– Не знаю. Мы должны его вызволить. – Я на мгновение задумываюсь. – У них наверняка ничего не получится. Даже не представляю, каким образом они рассчитывают штурмовать цирк. Там на каждом шагу охрана. Как они туда прорвутся, хотела бы я знать?
– У них есть правительственный фургон и пропуска, – говорит Грета. – Они получили их от Лоры Минтон. Они как бы официальные лица.
– Лора Минтон знает об этом?
– Они пообещали не называть ее имени, но она в курсе их планов.
Я в шоке. Лора Минтон – сама респектабельность. И все же… она союзница трущобного царька. Она поддерживает терроризм. Играет в опасные игры.
Лора. Кадир. «Братство». Так ли сильно они отличаются друг от друга? Ради достижения желаемого они готовы на все. В их глазах цель оправдывает средства.
Правы ли они?
Может, и да. Возможно, Феликс прав. Разве не то же самое сделали мы, когда бежали из цирка? Я точно знаю: при необходимости я бы без раздумий пустила в ход оружие. Не взорви я арену, нас бы схватили. И нас с Гретой давно бы уже не было в живых.
Я беру Грету за руку, и мы идем с ней к небольшому пустырю на окраине трущоб. Я оглядываюсь по сторонам. Здесь тихо и пусто. Здесь нас вряд ли кто-то услышит.
– Хорошо, – говорю я Грете. – Расскажи мне, что ты там услышала. Во всех подробностях.
– У них есть пропуска и фургон… а также оружие, и они собрались штурмом брать здание под названием Аркадия. Они уже выбрали время. По их словам, все Отбросы и все Чистые одновременно будут внутри на церемонии открытия. Феликс все уже разведал. Именно поэтому его и приняли в «Братство». Он работал там по рабочему удостоверению. Брат рассказывал ему о том, что происходит в цирке, а Феликс потом передавал эти сведения «Братству».
Бедная Рози! Феликс разговаривал с братом и держал это в тайне от нее. А теперь он полноправный член «Братства». Он готов нарушить закон, возможно, даже совершит кровавые преступления. Если его поймают, ему грозит виселица. Почему он согласен идти на риск?
Потому что он хочет спасти брата. Потому что его жизнь в любом случае ничего не стоит.
Внезапно высоко в небе возникают сотни мелких черных точек. Затем из каждой к земле устремляется луч, а в луче появляется картинка.
Грета стоит разинув рот.
– Хоши! Это ты!
Она права. Это я. Повсюду.
Самый большой дрон завис над Правительственным центром. Там, на глазах у всех над головой золотой статуи делает кульбиты и сальто самая опасная преступница страны и призывает народ к переменам.
Я вижу себя и на другом конце Лондона, где я танцую над цирком.
Интересно, видит ли меня Бен? И что он при этом думает?
Грета с восхищенной улыбкой смотрит на небо:
– Это просто чудо!
Люди уже выходят из домов. Толпы собираются не только здесь, но и по всему городу. Люди стоят, задрав головы, и тычут пальцами в мои изображения.
Я тоже смотрю на них, и мое сердце уходит в пятки. Вивьен Бейнс это тоже увидит. Если они сделают то, что намереваются делать, если заткнут ей рот и сорвут ее избирательную кампанию, ее злости не будет предела. Она наверняка захочет отомстить.
Что, если ее ненависть ко мне сильнее любви к Бену? Нет, любовь это не то слово. Такая, как она, с камнем вместо сердца в груди, не способна любить кого бы то ни было. Какие чувства она испытывает сейчас к своему заблудшему сыну? Она отказалась от шанса поймать меня, чтобы только он не пустил себе пулю в голову. Почему? Чего ради, если ею двигала не любовь, а что-то еще? Ей наверняка захочется вырвать у него слова сожаления, покаяния. Но вдруг он уже дал ей понять, что не намерен меняться?
Я знаю Бена. Не того Бена, которого, как ей кажется, знает она. Не того растерянного, запутавшегося мальчишку, который отчаянно пытался отличить добро от зла. Я знаю настоящего Бена. Того, какой он сейчас. Храброго, сильного, верного. Если она уже пыталась промыть ему мозги, он наверняка послал ее подальше.
Сильвио убил Амину, чтобы ранить меня. Кадир похитил Грету, чтобы получить то, что ему нужно.
Вивьен Бейнс не может сделать мне больно, потому что я в бегах. Зато она может сделать больно ему. Что, если она решит покарать меня тем, что раз и навсегда покончит с ним?
– Грета, ты запомнила еще что-нибудь? Что угодно? Какую-то мелочь? – Я слишком крепко сжимаю ее руку. Но это вышло само собой.
Грета хмурит брови:
– Дай вспомнить. Ах да. Сбор в сумерках. В условленном месте. Но я не знаю, где это.
Я смотрю на запад. Солнце уже клонится к закату.
Я срываюсь с места и бегу.
– Эй, ты куда? – окликает меня Грета и пускается за мной вдогонку.
– Я должна найти Феликса. Я пойду вместе с ним, – на бегу отвечаю я ей. – Я пойду с ними. Пойду в цирк.
Бен
Хоши растворяется в воздухе, но пару мгновений все стоят неподвижно, как будто приросли к месту. Окаменев. Застыв в благоговейном ужасе.
Наконец, Иезекиль сжимает мою руку и с лукавой улыбкой смотрит на меня.
– Прямо как настоящее волшебство? Согласен?
Я киваю.
– Это и есть настоящее волшебство. И только Хоши на него способна.
Широко улыбаясь, я делаю шаг навстречу матери и Сильвио. Мое сердце поет.
– Что скажете? Потрясающе, не правда ли?
Моя мать бледна. Его лицо примерно такое же белое, как и у Сильвио.
– Зря я не приказала пристрелить тебя, когда у меня была такая возможность! – злобно шипит она. – Моя самая большая ошибка. Зря я оставила тебя в живых, а им позволила снова сбежать. Впрочем, нет, это вторая моя большая ошибка. Первую я совершила, когда родила тебя!
Я улыбаюсь:
– Теперь мне понятно, почему ты злишься. Кто-то украл твое шоу! Тебе ничего не остается, как сойти с дистанции. Вряд ли тебе по силам тягаться с таким соперником!
На секунду я беру над ней верх. На секунду на ее лице возникает выражение растерянности. Но затем на нем появляется новое выражение. Она с видом победительницы смотрит мне в глаза: надменная, самодовольная, властная.
– Ах, Бенедикт, ты так и не научился держать язык за зубами! Но по-своему ты прав. Твоя подружка сорвала аплодисменты. Теперь ее может затмить лишь нечто более грандиозное. К счастью, открытие цирка дает мне такую возможность.
Она поворачивается к Сильвио:
– Я передумала. Мы сделаем то, что ты предлагал. Я была неправа, слушая мужа, неправа, прислушиваясь к материнским чувствам, которым давно уже место в могиле.
Она с задумчивым видом смотрит на меня:
– Не знаю даже, почему я упиралась. Ведь я имею тройную выгоду. Во-первых, твоей подружке-акробатке недолго купаться в лучах славы. Во-вторых, это раз и навсегда положит конец вашим эскападам в духе Бонни и Клайда[1]1
Бонни Элизабет Паркер и Клайд Чеснат Бэрроу – известные американские грабители, орудовавшие в США во времена Великой депрессии.
[Закрыть]. В-третьих, я, наконец, избавлюсь от источника моего позора.
Она протягивает руку и легонько хлопает ладонью по моей голове:
– Иногда яблоко падает от яблони далеко. Инспектор манежа, можешь воплощать в жизнь свои планы. Я разрешаю. Прощай, Бенедикт. Доброго тебе вечера и благослови тебя Бог!
С этими словами она уходит. Сильвио довольно хлопает в ладоши.
– Это надо же! Я даже надеяться не смел, что твоя матушка ответит согласием на мою маленькую просьбу. Знаешь, Бейнс, сегодняшний вечер обещает быть просто фантастическим, но с тобой в главной роли он превзойдет все мои ожидания!
Хошико
Я жду Грету за углом лачуги Рози и Феликса, жду, когда она подкрадется ближе, чтобы заглянуть внутрь. Она ниже ростом и не так заметна.
– Он там, – говорит она, вернувшись ко мне. – Как только он выйдет, мы отправимся следом за ним.
Она по наивности думает, что я возьму ее с собой.
– Грета, – мягко говорю я. – Тебе придется остаться.
– Нет! – кричит она. – Ни за что! Я не отпущу тебя одну! Мы работаем в паре, как и всегда!
Я смотрю на мою чудесную Грету. В прошлый раз, когда меня держали взаперти, она украла пистолет и спасла меня. На этот раз она сумела узнать тайный план по захвату цирка.
Сильвио, Кадир, «Братство» – они все одинаковы. Они все недооценили ее, потому что она такая маленькая, и потому, что она девочка. Какие же они глупцы!
Я приподнимаю ей подбородок и заглядываю в глаза.
– Грета, ты нужна мне здесь. Мне нужен кто-то, кто знает, что происходит. Чтобы, если что-то пойдет не так, поставить в известность Джека и Рози.
– Давай скажем Джеку прямо сейчас! Он мог бы пойти с нами!
– Нет, он попытается нас остановить. Он уже и так переволновался из-за тебя. Я еще ни разу не видела его таким. Он ни за что не пустит нас туда.
– Потому что это глупая затея! Это опасно, Хоши, и у них ничего не получится. Разве нам по силам тягаться с «Братством»? Разве мы можем захватить цирк? Глупо думать, что можем! – Она в слезах бросается ко мне. Ее тело сотрясают рыдания. – Я не хочу, чтобы ты от меня уходила.
Я крепко прижимаю ее к себе.
– Знаю, – шепчу я, уткнувшись ей в волосы. – Я тоже не хочу уходить, но я должна, Грета. Я должна попытаться спасти Бена. Будь стойкой и сильной. Моя огромная к тебе просьба: ни слова Джеку и Рози. Скажи им, что я у Нилы и Нихала.
– А если ты не вернешься? – всхлипывая, спрашивает она.
– Если до завтра я не дам о себе знать, можешь сказать Джеку правду, – говорю я. – Но в этом вряд ли будет необходимость. Я вернусь, обещаю тебе. И не одна, а с Беном.
Я замечаю рядом с домом какое-то движение. Это Феликс. Низко натянув на лицо капюшон, спешит куда-то прочь.
– Мне пора, – говорю я и на прощанье обнимаю ее еще разок.
– Я люблю тебя, Хоши, – шепчет Грета.
– Я тоже тебя люблю, – шепчу я и, оставив ее лить слезы в тени лачуги, спешу вслед за Феликсом.
Бен
Как только моя мать уходит, Сильвио окидывает меня придирчивым взглядом с головы до ног, как будто оценивает.
– Гм. Должно сойти. Ты примерно того же роста, что и тот парень, которого накануне загрызли волки. Впрочем, мелкие исправления наверняка потребуются. Я хочу, чтобы сегодня все было идеально. Пойдем со мной!
Он уводит меня от Иезекиля. Мы шагаем с ним через площадь в Аркадию. Я смотрю прямо перед собой. Я не намерен любоваться красотами этого места.
Сильвио приводит меня за кулисы и открывает дверцу огромного гардероба, до отказа набитого висящими на плечиках костюмами. Порывшись, он снимает с кронштейна один из них.
– Он предназначался для того парня, но ты больше подходишь на эту роль. Думаю, он тебе будет впору, а жизнь, которую ты когда-то вел, но от которой предпочел отказаться, должна была идеально подготовить тебя к нему.
Он держит передо мной костюм.
Я смотрю на него. Я не знаю, что я ожидал увидеть, но только не это. Меня начинает душить смех, и стоило мне рассмеяться, как я уже не могу остановиться.
– Ты хочешь, чтобы я это надел?
– Бенедикт! – Похоже, он весьма оскорблен. – Это костюм божества! Сегодня ты будешь Паном, правителем Аркадии! Ничего лучше невозможно представить!
Я не верю своим ушам. Неужели он это серьезно?
– Ну! – рявкает он. – Быстро надевай!
– Сейчас?
– Да. Я должен проверить, как он на тебе сидит. – Сабатини поднимает трость и машет ею перед моим лицом. – И не тяни резину!
Я снимаю костюм с плечиков, через голову стягиваю свои обноски и, извиваясь, влезаю в костюм. Все это время Сильвио с мерзкой ухмылкой наблюдает за мной.
Костюм на редкость неудобен. Штаны слишком тесные, от них чешется кожа. На каблуках-копытах невозможно нормально стоять. Но, похоже, Сильвио доволен, даже более чем.
– О боже! – восклицает он. – Сразу видна Чистая кровь, настоящая порода, как бы ты это ни отрицал, Бенедикт. Ты гораздо красивее, я бы даже сказал, царственнее и божественнее, чем тот парень-Отброс! Кстати, чуть не забыл! – Он идет к большой пластиковой коробке в углу комнаты и начинает в ней рыться. – А ведь мог и вправду забыть! – восклицает он и водружает на мою голову сверкающую драгоценными камнями корону. – Вот теперь совсем другое дело. – Он сияет улыбкой. – Иллюзия полная! – Сильвио подкатывает ко мне высокое зеркало на колесиках, затем простирает руки и отвешивает низкий, экстравагантный поклон. – Добро пожаловать в Аркадию, ваше величество!
Я смотрюсь в зеркало. Стоило мне подумать о том, что здесь меня уже ничто не удивит, как Сабатини наряжает меня в этом костюм. Костюм козла. Козла, увенчанного золотой короной.