Текст книги "Пятая женщина"

Автор книги: Хеннинг Манкелль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 36 страниц)

2

В пять часов утра двадцать шестого сентября Курт Валландер проснулся в своей квартире на Мариагатан, улице в центральной части Истада.

Открыв глаза, он первым делом посмотрел на свои загорелые руки. Откинувшись на подушки, прислушался к осеннему дождю, барабанившему в окно спальни. В памяти всплыли приятные картины путешествия, которое два дня назад закончилось в «Каструпе».[1]1
  Аэропорт в Копенгагене.


[Закрыть] Целую неделю они с отцом отдыхали в Риме. Погода стояла жаркая, он успел загореть. Послеполуденные часы, когда солнце пекло особенно сильно, они проводили на скамеечке на вилле Боргезе: отец дремал в тени, а сам он, сняв рубашку и закрыв глаза, загорал. Кстати, это стало причиной их единственной за всю поездку размолвки: отец отказывался понимать, как можно тратить время на такие глупости, как загар. Но спор был несерьезным и возник словно для того, чтобы внести разнообразие в их общение.

«Удачная поездка, – думал Валландер, лежа в постели. – Мы с отцом побывали в Риме, и все прошло отлично. Я даже представить себе не мог, даже не надеялся на такое замечательное путешествие».

Он взглянул на часы, стоявшие на столике у кровати. Скоро на работу. Но время еще есть. Можно поваляться в кровати. Валландер нагнулся к куче газет, которые просматривал вчера вечером. На глаза ему попалась статья о результатах выборов в риксдаг. В день выборов он был в Риме и голосовал по почте. В газете написано, что социал-демократы набрали больше 45% голосов. Но что это значит? Какие будут перемены? Валландер бросил газету на пол. Мысли его снова обратились к Риму.

Они жили в дешевой гостинице рядом с Кампо дей Фиори. Снимали две комнаты, а прямо над ними на крыше была терраса с прекрасным видом на город. Здесь они по утрам пили кофе и обсуждали свои планы на день. Обсуждение всегда проходило мирно. Что им нужно посмотреть, отец решил заранее. Валландер иногда беспокоился, что он планирует слишком много, не рассчитывает своих сил, и присматривался к отцу, боясь обнаружить признаки рассеянности или забывчивости. Они оба знали, что болезнь не ушла, лишь ненадолго затаилась. Странный недуг, носивший название «болезнь Альцгеймера». Но всю эту счастливую неделю, всю поездку, отец был в отличном расположении духа. К горлу Валландера подкатил комок: путешествие уже принадлежало прошлому, осталось позади, теперь о нем можно только вспоминать. Другого раза не будет. Никогда больше они не поедут в Рим – Валландер и его почти восьмидесятилетний отец.

Во время поездки они пережили мгновения настоящей близости. Едва ли не первые за последние сорок лет. Валландер вспомнил о своем открытии: оказывается, они с отцом очень похожи, гораздо больше, чем он думал. Например, оба они – «жаворонки». Узнав, что завтрак в гостинице накрывают в семь часов, отец начал возмущаться. Взяв с собой Валландера, он спустился к портье и, перемежая южно-шведскую речь какими-то английскими, немецкими словами и несвязными фразами из итальянского разговорника, объяснил, что хочет breakfast presto, а не tardi. Ни в коем случае не tardi! Зачем-то, говоря о необходимости завтракать на час раньше, не позднее шести утра, и угрожая, в случае отказа, переехать в другую гостиницу, отец несколько раз сказал: «passagio a livello». Услышав это, портье посмотрел на него удивленно, но с уважением.

Конечно, им перенесли завтрак на шесть часов. Позже Валландер поинтересовался в словаре, что означает «passagio a livello», оказалось: «железнодорожный переезд». Видимо, отец спутал это выражение с каким-то похожим. С каким, Валландер так и не понял, а у отца спрашивать не стал.

Валландер прислушался к шуму дождя. Путешествие в Рим, одна-единственная неделя, осталось в памяти чередой многочисленных и разнообразных впечатлений. Отец не только твердо знал, во сколько ему нужно завтракать, столь же непоколебим и последователен он был в желании показать сыну город, и сам решал, куда стоит пойти. Он планировал маршруты прогулок, и Валландер понял, что отец всю жизнь готовился к этому путешествию. Оно было для него посещением святынь, паломничеством, в котором Валландер удостоился чести его сопровождать. Присутствие Курта входило в отцовский план, ему отводилась роль неназойливого, но надежного спутника. Валландер так никогда до конца и не понял тайного смысла этой поездки. Складывалось впечатление, что отец ездил в Рим увидеть нечто, внутренне уже понятое и пережитое им.

На третий день они посетили Сикстинскую Капеллу. Почти час отец разглядывал потолок, расписанный Микеланджело. Со стороны он был похож на старика, возносящего к небу безмолвную молитву. Сам Валландер довольно быстро устал стоять, задрав голову вверх. Конечно, роспись прекрасна. Но отец, казалось, видел нечто иное. В голове Валландера мелькнула кощунственная мысль: уж не пытается ли отец в огромной фреске на потолке найти изображение глухаря или закат солнца? Однако он тут же устыдился своего предположения. Было очевидно, что отец, который сам был весьма посредственным художником, разглядывает творение великого мастера с восхищенным благоговением.

Валландер открыл глаза. Дождь продолжал барабанить по стеклу.

В тот же вечер, их третий вечер в Риме, у Валландера появилось чувство, что отец втайне от него готовится к исполнению какого-то намеченного плана. Он не мог объяснить, откуда это чувство взялось. Они поужинали в ресторане на Виа Венето, по мнению Валландера, чересчур дорогом, но отец настоял на своем: ведь они в первый и последний раз вместе выбрались в Рим. А значит, надо не экономить, а есть как следует. Домой шли не спеша. Вечер был теплым, по улицам гуляли люди, и отец всю дорогу рассказывал Валландеру о фреске в Сикстинской Капелле. За разговорами они заблудились, но потом все же нашли свою гостиницу. Бунт по поводу завтрака снискал отцу уважение гостиничного персонала, и ключи от комнат им выдали с вежливыми поклонами. В коридоре они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Валландер лег и стал слушать звуки, доносившиеся с улицы. Может, он думал о Байбе, а может, просто засыпал.

Вдруг сон его как рукой сняло. Он почувствовал смутное беспокойство. Надев халат, Валландер спустился к портье. Кругом все спали. Ночной портье, убавив звук, смотрел в задней комнате маленький телевизор. Валландер купил у него бутылку минеральной воды. Портье был молодым человеком, днем изучал теологию, а ночью подрабатывал в гостинице. Об этом Валландер узнал в первый же вечер, покупая у него минералку. У портье были черные волнистые волосы, звали его Марио. Он родился в Падуе и прекрасно говорил по-английски. Стоя с бутылкой в руках, Валландер вдруг, как бы со стороны, услышал, что просит портье подняться к нему в номер и сообщить, если отец ночью спустится вниз или уйдет куда-нибудь из гостиницы. Портье выслушал его, и было трудно понять, удивила его эта просьба, или за время работы в гостинице он успел привыкнуть к самым необычным ночным пожеланиям гостей. Он кивнул, и пообещал тут же подняться и постучать в дверь тридцать второго номера, если отец господина Валландера выйдет из отеля.

Это случилось на шестую ночь. В тот день они побродили по Форуму, побывали в галерее Дориа-Памфили. Вечером прошли по темным подземным переходам от виллы Боргезе до лестницы на Пьяцца ди Спанья, потом поужинали в ресторане, где им принесли счет, от которого у Валландера глаза полезли на лоб. Это был один из последних вечеров в Риме, оба – отец и сын – были им очень довольны, путешествие подходило к концу, и ничто уже не могло омрачить их впечатлений. Отец Валландера был все так же энергичен и неутомим. Они гуляли по городу, зашли в какое-то кафе, выпили кофе и по стаканчику граппы. Вечер был теплым, как, впрочем, и все предыдущие вечера этой сентябрьской недели. В гостинице они получили ключи, разошлись по своим комнатам, и Валландер уснул, едва успев добраться до подушки.

Стук раздался в половине второго. Спросонья Валландер не мог понять, где находится. Наконец он все же отпер дверь, увидел портье, и тот на безупречном английском объяснил, что отец синьора Валландера недавно вышел из гостиницы. Валландер в спешке стал натягивать на себя одежду. Выбежав из гостиницы, он увидел на другой стороне улицы отца, который решительным шагом направлялся куда-то. Валландер пошел за ним, держась на некотором расстоянии и размышляя о том, что ему впервые в жизни приходится следить за собственным отцом, а также о том, что опасения его оказались ненапрасными. Вначале он терялся в догадках по поводу намерений отца. Потом улицы стали сужаться, и Валландер понял, что они приближаются к Пьяцца ди Спанья. Отец не замечал его. И вот на глазах удивленного Валландера теплой римской ночью его отец начал подниматься по многочисленным ступеням лестницы на самый верх, туда, где стояла двуглавая церковь. Там он сел, сразу превратившись в маленькую черную точку. Валландер притаился в темноте. Отец оставался наверху около часа. Потом спустился вниз. Валландер продолжал потихоньку идти следом за ним: никогда еще ему не приходилось выполнять такое странное задание. Они дошли до фонтана Треви, но отец не стал бросать через плечо монетку – он просто стоял и смотрел на воду, бурлившую в огромном фонтане. Свет фонаря падал на его лицо, и Валландеру показалось, что он видит блеск в глазах старика.

Потом они вернулись в гостиницу. На следующий день самолет компании «Алиталия» уже нес их в Копенгаген. Отец опять выбрал место у окошка, а Валландер, взглянув на свои руки, обнаружил, что они загорели. На пароме, идущем в Лимхамн, Валландер, наконец, спросил у отца, доволен ли он поездкой. Тот, кивнув, пробурчал что-то. Пришлось Валландеру удовлетвориться таким ответом.

Гертруда встретила их в Лимхамне с машиной. Они высадили Валландера в Истаде, и когда вечером он позвонил, чтобы узнать, все ли в порядке, Гертруда сказала, что отец уже в ателье и рисует свой любимый сюжет: закат солнца в безветренный вечер.

Валландер встал и пошел на кухню. Половина шестого. Пора варить кофе. Зачем отец выходил ночью? Почему сидел там, на лестнице? Что блеснуло в его глазах потом, у фонтана?

Он не знал ответа на эти вопросы. На какое-то мгновение перед ним приоткрылся внутренний мир отца. И Валландер оказался достаточно умен, чтобы вовремя остановиться, не переходя невидимую грань. Он никогда не спросит отца про ту одинокую прогулку по ночному Риму.

Пока варился кофе, Валландер пошел в ванную. Взглянув в зеркало, он с удовольствием отметил, что посвежел и помолодел за время отпуска. Волосы выгорели на солнце. Благодаря спагетти он, правда, немного поправился. Но на весы решил не вставать. Он отлично отдохнул. А остальное неважно. Хорошо, что поездка состоялась.

Мысль о том, что скоро, через какой-нибудь час он снова превратится в полицейского, не портила ему настроения. Часто после отпуска возвращаться на службу было трудно. С каждым годом это чувство становилось все сильнее. Иногда он даже всерьез думал, не уйти ли из полиции и не поискать ли себе другую работу, например, в службе безопасности какого-нибудь предприятия. Но его место было в полиции. С возрастом Валландер все яснее понимал это. Так же как и то, что ему суждено всю жизнь оставаться на оперативной работе.

Стоя под душем, он вспоминал события недавнего жаркого лета: удачный для шведской команды чемпионат мира по футболу и изматывающие поиски маньяка-убийцы, который в конце концов оказался сумасшедшим четырнадцатилетним подростком.

Впечатления от поездки на время потеснили неприятные воспоминания о летних событиях. Теперь они нахлынули на него снова. Неделя в Риме ничего не изменила. Пора возвращаться в реальный мир.

Стрелка уже перевалила за семь, а Валландер все сидел у кухонного стола. Дождь лил и лил. Теплое итальянское солнце осталось в прошлом. В Сконе пришла осень.

В половине восьмого Валландер вышел из дома и на машине доехал до работы. Рядом с ним припарковал машину Мартинсон. Они быстро поздоровались и, укрываясь от дождя, побежали к зданию полицейского участка.

– Как съездил? – спросил Мартинсон. – Рад тебя видеть.

– Отец доволен, – ответил Валландер.

– А ты?

– Хорошая поездка. И погода хорошая.

Они вошли внутрь. Эбба, их секретарь, уже больше тридцати лет бессменно работавшая в полиции Истада, приветливо улыбнулась Валландеру:

– Неужели в сентябре можно так загореть? – удивилась она.

– Можно, – ответил Валландер. – Если много бывать на солнце.

Они пошли по коридору. Валландер пожалел, что не купил для Эббы сувенир. И ругал себя за невнимательность.

– У нас все тихо. Ничего серьезного. Почти ничего.

– Может, на наше счастье, осень будет спокойной, – предположил Валландер.

Мартинсон ушел за кофе. Валландер открыл дверь в кабинет. Вещи лежали так, как он оставил их, уезжая. На столе было пусто. Валландер снял куртку и приоткрыл окно. В ящик для входящей корреспонденции кто-то положил новые инструкции Главного полицейского управления. Он взял верхнюю, но, так и не прочитав, бросил на стол.

Ему вспомнилось запутанное дело о незаконном вывозе автомобилей из Швеции в страны Восточной Европы, расследование, которым он занимался уже почти год. Если за время его отсутствия не произошло ничего серьезного, придется продолжить работу над ним.

«Интересно, – подумал Валландер, – неужели мне предстоит угробить на это дело все пятнадцать лет, оставшиеся до пенсии?»

В четверть десятого он встал и направился в зал для совещаний. Через несколько минут там начиналась летучка. Валландер обошел присутствующих и с каждым поздоровался за руку. Выслушал комплименты римскому загару. Потом занял свое обычное место. Он чувствовал, что настроение у всех вполне под стать осеннему утру – серое и унылое, слегка рассеянное после только что закончившихся выходных. «Интересно, сколько раз я участвовал в таких собраниях?» – мелькнуло в голове Валландера. Их новый начальник, Лиза Хольгерсон, уехала в Стокгольм, совещание вел Хансон. Мартинсон был прав. Пока Валландер отсутствовал, ничего серьезного не произошло.

– Похоже, я могу вернуться к делу о контрабанде автомобилей, – сказал он, даже не пытаясь скрыть разочарование.

– Если хочешь, разберись со взломом, – предложил Хансон. – В цветочном магазине.

Валландер удивленно посмотрел на него:

– Взлом в цветочном магазине? А что украдено? Тюльпаны?

– Насколько мы можем судить, все цело, – сказал Сведберг и почесал лысину.

Тут открылась дверь, и в комнату быстро вошла Анн-Бритт Хёглунд. Она одна воспитывала двоих детей. Муж был монтером и постоянно уезжал на заработки в какие-то экзотические страны, о существовании которых никто даже не подозревал. Утренние часы превращались для нее в настоящий кошмар, и она часто опаздывала на совещания. Анн-Бритт уже больше года работала в истадской уголовной полиции и была здесь самым молодым сотрудником. Первое время некоторые полицейские постарше, кстати, те же Сведберг и Хансон, открыто выражали свое неудовольствие по поводу появления в их коллективе женщины. Но Валландер сразу увидел в ней хорошего следователя и взял Анн-Бритт под свою защиту. Теперь уже никто не критиковал ее за частые опоздания. Во всяком случае, в его присутствии. Она села к столу и радостно кивнула Валландеру, как будто была удивлена его возвращением.

– Речь идет о цветочном магазине, – снова начал Хансон, видя, что она готова слушать. – Мы предложили Курту взяться за это дело.

– Взлом произошел в четверг ночью, – сказала она. – Продавщица позвонила нам в пятницу утром. Воры проникли в магазин через окно на задней стене дома.

– Что украдено? – спросил Валландер.

– Ничего.

Валландер поморщился.

– Что значит «ничего»?

Анн-Бритт Хёглунд пожала плечами.

– «Ничего» значит ничего.

– На полу обнаружены пятна крови, – поправил ее Сведберг. – Владелец магазина в отъезде.

– Странная история, – сказал Валландер. – Неужели она стоит того, чтобы ей уделять столько времени?

– История непонятная, – согласилась Анн-Бритт. – А стоит ли ей уделять время, я не знаю.

Тут Валландеру пришла в голову мысль, что благодаря этому взлому он сможет на время отложить безнадежное дело о контрабандном вывозе машин за рубеж. У него будет лишний день, чтобы постепенно включиться в работу.

– Давайте я съезжу туда, – предложил он.

– Дело было поручено мне, – сказала Анн-Бритт. – Цветочный находится в другой части города.

Совещание закончилось. Валландер сходил за курткой, они сели в его машину и поехали в сторону центра.

– Как вы съездили? – спросила Анн-Бритт, когда машина остановилась на светофоре у больницы.

– Видел Сикстинскую Капеллу, – ответил Валландер, не отрывая глаз от мокрого лобового стекла. – У отца целую неделю было хорошее настроение.

– Похоже, поездка удалась, – сказала она.

Включился зеленый, и они поехали дальше. Анн-Бритт показывала дорогу – Валландер плохо знал этот район.

– А как здесь дела? – спросил Валландер.

– Что может измениться за неделю? Пока все спокойно.

– Как новый шеф?

– Она в Стокгольме. Утрясает вопросы финансирования, нас опять хотят сокращать. Похоже, она ничего. Во всяком случае, не хуже Бьёрка.

Валландер удивленно взглянул на нее:

– Вот уж не думал, что тебе нравился Бьёрк.

– Он хотел, как лучше. Чего еще можно требовать от человека?

– Ничего, – сказал Валландер. – Абсолютно ничего.

На пересечении Вестра Вальгатан и Потмакар они остановились. Цветочный магазин назывался «Цимбия». Вывеска с этим названием раскачивалась на ветру. Они не сразу вышли из машины. Анн-Бритт протянула Валландеру папку, в которую были вложены несколько листков бумаги. Пока он проглядывал их, она рассказывала:

– Владельца зовут Ёста Рунфельдт. В настоящее время он в отъезде. В пятницу около девяти часов утра продавщица вошла в магазин и увидела, что окно в задней части дома разбито. Осколки валялись и на земле, и внутри помещения. На полу она обнаружила пятна крови. Но ничего украдено не было: на ночь выручку не оставляли. В три минуты десятого продавщица позвонила в полицию. Я приехала в самом начале одиннадцатого: все было так, как рассказала она. Разбитое окно, пятно крови на полу, ничего не украдено. В общем, история довольно странная.

Валландер задумался.

– А цветы все на месте? – спросил он.

– По словам продавщицы, да.

– Она что, точно помнит, сколько цветов у нее стоит в каждой вазе?

Валландер вернул Анн-Бритт папку.

– Можно спросить у нее самой, – сказала Анн-Бритт. – Магазин работает.

О приходе посетителей здесь по старинке сообщал колокольчик. Запахи в магазине напомнили Валландеру ароматы римских садов. Покупателей не было. Из задней комнаты вышла женщина лет пятидесяти и кивнула им, как старым знакомым.

– Я привела с собой коллегу, – сказала Анн-Бритт Хёглунд.

Валландер поздоровался.

– Я читала о вас в газетах, – сказала продавщица.

– Ругали, наверное, как всегда, – пошутил Валландер.

– Нет, нет, совсем наоборот, – ответила она.

Из тех бумаг, что Анн-Бритт дала ему прочитать в машине, Валландер помнил, что продавщицу зовут Ванья Андерсон и ей пятьдесят три года.

Валландер стал медленно обходить магазин, по крепко укоренившейся привычке внимательно глядя под ноги. Запахи цветов и влаги продолжали будить в нем воспоминания. Он обошел прилавок и остановился возле наполовину застекленной двери в подсобку. Замазка была совсем свежая. Именно через эту дверь проникли воры или вор, если он был один. Валландер разглядывал пластиковое покрытие пола.

– Вы здесь обнаружили пятна крови? – спросил он.

– Нет, – ответила Анн-Бритт. – В самом магазине.

Валландер удивленно наморщил лоб. Потом между рядами цветов вернулся следом за ней в торговый зал. В самом центре Анн-Бритт остановилась:

– Вот, – сказала она. – Здесь.

– А у разбитого стекла?

– Там нет. Теперь понимаете, почему все это кажется мне странным? Откуда здесь кровь? Почему ее нет там? Если, конечно предположить, что порезался человек, разбивший стекло.

– А что еще мы можем предположить?

– Вот именно. Что еще мы можем предположить?

Валландер снова обошел магазин. Он попытался представить себе ход событий. Кто-то разбил стекло и забрался в магазин. На полу, в самом центре торгового зала остались пятна крови. Украдено ничего не было.

В действиях любого преступника есть определенная логика или закономерность. Если, конечно, он не совершает их в припадке безумия. Это Валландер знал из своего многолетнего опыта. Но чтобы в припадке безумия полезть в цветочный магазин и ничего не украсть?!

Да, тут какая-то неувязка.

– Я полагаю, вы обнаружили капли крови? – спросил Валландер.

К его удивлению Анн-Бритт покачала головой:

– Нет, не капли, маленькую лужицу.

Валландер задумался, но ничего не сказал. Он не знал, что сказать. Потом обратился к продавщице, стоявшей чуть поодаль.

– Значит, ничего не украли?

– Нет, все на месте.

– А цветы?

– Тоже целы, насколько я могу судить.

– Вы что, точно знаете, сколько цветов у вас в магазине?

– Да.

Женщина ответила уверенно, и не задумываясь. Валландер кивнул.

– Как вы предполагаете, кто мог совершить этот взлом?

– Не знаю.

– Если не ошибаюсь, этот магазин принадлежит не вам?

– Хозяина зовут Ёста Рунфельдт. Я работаю здесь продавщицей.

– Я слышал, что хозяин уехал. Вы сообщили ему о случившемся?

– Это невозможно.

Валландер заинтересовался:

– Почему невозможно?

– Он уехал «охотиться» за орхидеями.

Валландер не сразу понял ее.

– Расскажите подробнее. Что значит «охотиться за орхидеями»?

– Ёста – страстный любитель и знаток орхидей, – начала рассказ Ванья Андерсон. – Он ездит по миру, изучает разные виды орхидей и пишет о них книгу. Сейчас, например, Ёста отправился в Африку. Куда точно, не знаю. Знаю только, что домой он возвращается в следующую среду.

Валландер кивнул:

– Значит, тогда мы сможем с ним поговорить. Пусть Рунфельдт позвонит нам, когда вернется.

Ванья Андерсон пообещала выполнить его просьбу. В магазине появился покупатель. Анн-Бритт и Валландер вышли на улицу, дождь лил, не переставая. Они сели в машину. Но Валландер не включал зажигание:

– Можно, конечно, предположить, что вор ошибся, – сказал он. – Разбил не то окно. Ведь по соседству с цветочным находится компьютерный салон.

– А лужа крови?

Валландер пожал плечами:

– Вор мог не заметить, что порезался. Он стоял посреди магазина и оглядывался кругом, а кровь потихоньку капала с руки. Если капли падают в одно место, там, в конце концов, образуется лужица.

Анн-Бритт кивнула. Валландер завел мотор.

– Дело для страховой компании, – сказал он. – Ничего серьезного.

Под дождем они вернулись в полицейский участок.

Это было в одиннадцать часов.

В понедельник, двадцать шестого сентября 1994 года.

Валландер все реже вспоминал о Риме, да и сама поездка стала казаться ему просто приятным сном.