Текст книги "Голодная (ЛП)"

Автор книги: Х. А. Суэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Она стаскивает свои ярко-розовые наушники:

– Когда-нибудь тебя поймают и наложат огромный штраф.

– Ой, перепугалась, – отвечаю я.

– Смейся, пока можешь. Но я слышала, что какого-то парня поймали за взломом Арены Развлечений, а его родители не смогли заплатить штраф. Теперь он в тюрьме.

– Ваша честь, я не сделала ничего плохого, всего лишь постаралась помочь людям пообщаться в реальном времени, – говорю я в свою воображаемую защиту, указывая на людей, отвлекшихся от экранов и обсуждающих случившееся. Я знаю, что хаос продлится всего несколько минут, потом охрана удалит моё произведение. Но к этому времени меня уже не будет.

– Ты же не думаешь, что будет классно, если твоя семья не сможет заплатить штраф и тебя запрут, – говорит Язя.

– Но сначала им нужно будет поймать меня. И удачи им в этом.

На экране Язи я вижу, что охрана смогла остановить видео на собаке в момент прыжка, с высунутым языком, абсолютно счастливой, и это заставляет меня смеяться.

– Кажется, они перехитрили тебя, – говорит Язя, когда собака сменяется вращающим разноцветным колесом в центре уже чёрного экрана.

–Не так уж и быстро они справились,

Вокруг нас люди снова натягивают свои наушники и возвращаются к своей виртуальной жизни, что даёт мне сигнал убираться отсюда.

– Ты уже уходишь? – спрашивает Язя, когда я встаю.

– Я собираюсь немного исследовать окрестности, – говорю я, когда в моём желудке раздается урчание. Я прижимаю руки к животу, чтобы приглушить вырывающиеся звуки, которые эхом отскакивают от металла.

Язя в недоумении моргает: – Это была ты?

– Ты о чем? – спрашиваю я, надеясь, что выгляжу невинно.

– Этот шум. Он от тебя? Или эта штука не в порядке? – Она указывает на свои наушники.

– Я ничего не слышала, – вру я, но мои щёки вспыхивают. Я забываю о том, что значит попасться за взлом. Худшее, что я могу представить, это когда все оборачиваются чтобы найти урода, который хрипит и воет, как какое-нибудь вымершее морское чудовище, вернувшееся к жизни. Но, кажется, Язя не слишком обеспокоена звуками, потому что она уже занята тем, чтобы вернуть жизнь своему любимцу. Прошедшие несколько недель научили меня, что в этой ситуации помогает только побег до того, как желудок снова начнёт действовать.

– Удачно повеселиться в аду, – желаю я ей.

– Тебе тоже, – отвечает она и машет рукой на прощание.

* * *

Мне нравится исследовать маленькие заброшенные участки города, где нет камер и экранов. Нет круглосуточных новостей и рекламы. Нету даже шума мельниц, нарушающего тишину. Я смотрю на юг и представляю, как это было, когда люди ходили по улицам с животными на поводках и останавливались у кафе что-нибудь выпить. Я смотрю на чёрные пыльные окна, надеясь найти старый заброшенный магазин, заваленный вещами, которые я могу потрогать. В основном подобные места разграблены, но иногда я натыкаюсь на что-нибудь странным образом сохранившееся. Как тогда, когда я нашла лавку под названием «Гончарный Сарай», в котором не было глиняной посуды или фигурок животных, но зато были пыльные диваны, распадающиеся корзины и сгнившие деревянные стулья. Я была расстроена, потому что хотела найти древнюю кружку, похожую на старую зелёную керамическую чашку, которую бабушка хранит возле кровати. Она привыкла пить из неё что-то под названием кофе, как часть её утренней привычки, – бессмысленный ритуал, как сказала бы моя мама.

Раньше в магазинах можно было подержать вещи в руках. Сравнить цвета и размеры вещичек от какого-нибудь оптимиста, который должен был угадать, чего могут захотеть другие люди, вместо того, чтобы выяснять, чего они хотят, прежде чем создавать что-нибудь. Каким забавным и беспорядочным должен был быть этот мир. Моя мама назвала бы его расточительным. Вот что привело ко всем бедам. Расточительство и неэффективность.

Я свернула за угол, пошла вниз по узкой улочке, зажатой между высокими зданиями, сделанными из металла и стекла, которому каким-то образом удалось пережить все бомбардировки. Бабушка рассказывала, что когда-то было небезопасно бродить ночью в одиночестве. Я думала, что она имела в виду военное время, но она сказала, что и в мирное время тоже. Дикие животные? – спросила я, представив клыкастых созданий, рыскающих по улицам в поисках еды. В ответ на это она рассмеялась. Только не в городах, сказала она. Большие животные быстро вымерли. Крысы продержались дольше. Что-то, что называют тараканами, до сих пор бегает по самым тёмным закоулкам.

Наибольшую проблему составляли другие люди. Обычно им нужны были деньги, объяснила она, но иногда и другие вещи. Секс. Или насилие. Для защиты правительство заставило людей платить полиции, которая искала преступников на улицах, а также должны были быть написаны законы, поддерживающие порядок. Кроме насилия или мошенничества тебя могли арестовать и за другие преступления, например за продажу наркотиков или парковку в неположенном месте. Что было не так с людьми? – спросила я бабушку, когда она мне это рассказала. Она задумалась, прежде чем ответить. Потом просто покачала головой и сказала: – Просто такова человеческая природа.

Я свернула ещё за один угол, на улочку даже меньше предыдущей, между старыми кирпичными зданиями, которую мой папа назвал бы переулком. Здесь не было больших витрин, одни двери, которые сейчас были распахнуты, и старые лестницы, которые назывались пожарными, зигзагами спускались с крыш вниз. Возможно, в этих квартирах жили люди, и летом, когда они открывали окна, можно было слышать разговоры, смех, крики и плач. Можно было унюхать, что готовят другие, и увидеть белье, которое они сушат. Это было бы огромное скопище людей, как сказала бы моя мама, кишащее микробами. Однажды в Древностях я нашла старую картинку с изображением кошки, сидящей на мусорной урне в аллее, и мяукающей под полной луной. Какой-то человек разозлился, потому что кошка прервала его сон, и он бросил в неё ботинок из раскрытого окна. Тогда, наверное, это было забавно.

Я понятия не имела, куда я иду, но совершенно не хотела возвращаться назад к Язе. Я с большим удовольствием поброжу в одиночестве, следуя за внутренними желаниями, исходящими из того же места, откуда раздается урчащий звук. Как будто что-то притягивает меня какой-то невидимой нитью. Однажды я нашла заброшенный дом, когда бродила по ничейной территории в South Loop. Очень большое пространство было отведено для еды. Место, где они готовили, со всеми объёмными приспособлениями и шкафчиками, полными тарелок. Для того чтобы есть, была отведена целая отдельная комната. Не говоря уже об уборных. Какой же примитивной казалась эта большая круглая чаша. Ничего общего с сегодняшними элегантными писсуарами. Я краснела от одной мысли, что здесь нужно было сидеть, выдавливая из себя свои внутренности. Бабушка говорила мне, что самое сложное после прививок было то, что больше не нужно использовать туалет. Долгое время её телу казалось, что нужно очиститься, но, естественно, оно не могло. Отходов больше не было. Эффективность прежде всего.

Переулок закончился развилкой. Я посмотрела по сторонам. На всём протяжении цемент, кирпич и металл. Давно забытые указатели висели на ржавых болтах – «ХИМЧИСТКА СВОНА», «ИНСТРУМЕНТЫ ФРИДМАНА», «МАГАЗИН КОВРОВ». Дорога влево манила сильнее, я пошла туда, радуясь возможности идти дальше. Я замедлила шаг и подняла голову. В воздухе что-то было. Запах. Вначале он был еле различим. Я подумала, что рядом может быть парк голограмм, но запах исходил не от искусственных деревьев или цветов. Я принюхалась и позволила своему носу вести себя.

Запах становился сильнее. Я увидела серебристый свет, пробивающийся из-под двери по правой стороне улицы. Я не думала, что здесь может кто-нибудь жить, и, разумеется, нет никаких торговых точек. Над дверью я заметила выцветшую красную надпись «АРОМАТЫ». Я предположила, что это могла быть лаборатория или производство, но почему так далеко от промышленного центра? Я на цыпочках подобралась к двери, которая была слегка приоткрыта. Сейчас запах полностью окутывал меня. Он был сложным с лёгкой цветочной примесью (похожий на неуловимый аромат, который я почувствовала во сне), слоистый густой запах, который потянул меня вперед. Я хотела приблизиться, найти его источник, оказаться настолько близко, чтобы можно было испить его. Желание было таким сильным, что я скользнула пальцами в приоткрытую дверь, потянула и открыла её. Свет опалил меня, когда я вошла. Затем мой желудок издал самый безумный, громкий и ужасный шум, который я когда-либо слышала. Он рычал, выл, урчал как гигантская воронка, всасывающая внутрь всё, что только возможно. Я сжалась, схватившись за живот, чтобы остановить это.

Я услышала грохот и какой-то скрежет. – Здесь кто-нибудь есть? – позвала я, до смерти испуганная тем, что меня мог кто-нибудь услышать. Я всмотрелась в то, что приняла за лабораторию. В центре стоял длинный стол из нержавеющей стали, который отделял меня от парня примерно моего возраста, запутавшегося в ножках перевёрнутого табурета. Я готова была провалиться. Я была смущена сильнее, чем когда-либо в жизни. Я буквально ошеломила этого парня своей ненормальностью.

– Прости, сказала я. – Не хотела испугать тебя.

Он выпутался из стула, поднялся на ноги и почти присел за столом, будто готовясь к нападению – Я увидела свет, и ещё здесь был этот запах и....

– Чего ты хочешь? – прорычал он. Его глаза были такие же темные, как и волосы, а одежда была зелёного и коричневого цвета, как у дерева.

– Ничего, правда, я просто гуляла....

На столе между нами я увидела книги, настоящие книги с бумажными страницами. Некоторые были раскрыты как веер. Другие сложены стопками по четыре-пять штук.

– С тобой кто-нибудь есть? – спросил он, все ещё подозрительно осматривая меня и сжимая кулаки.

– Никого. – Отвечаю я, и только теперь чувствую страх. Могут ли ещё сохраниться опасные люди, о которых мне рассказывала бабушка? Я сунула руку в карман к своему Гизмо.

– Что ты делаешь? – спросил он.

Я вытащила свой Гизмо, чтобы он знал, что я могу вызвать помощь.

– Не смей! – закричал он, указывая на Гизмо в моей руке. Затем его голос смягчился. – Пожалуйста.

– Тогда прекрати орать на меня! – ответила я.

Он запустил руку в свои спутанные волосы, отчего они мягкими завитками упали вокруг его ушей. – Ты просто удивила меня, вот и всё.

Затем он несколько секунд изучал меня.

– Что ты здесь делаешь? Чего ты хочешь?

– Я шла по запаху, – начала объяснять я. – Пахнет так здорово, что мне необходимо было найти источник. – Расстроенная, я подняла голову, но затем, я увидела, что он выглядит расслабившимся, и мне стало любопытно. – Что ты здесь делаешь? Что это за запах? Кто ты?

Он облизнул губы, как будто нервничал, потом ответил: – Меня зовут Бэзил.

– Бэзил? – я не смогла удержаться от смешка. – Бэзил, а дальше?

Он убрал волосы с глаз, и сказал: – Просто Бэзил. А тебя?

– Та...– начала было я, но потом решила поиграть в его игру и произнесла, – Эппл.

– Эппл? – Он приподнял брови. – Эппл, а дальше как?

– Просто Эппл, – сказала я с легкой улыбкой, и, думаю, что он почти хотел улыбнуться в ответ.

Я посмотрела на стопку книг между нами и увидела изображения еды. Некоторые из них я узнала, например зелёные, красные и жёлтые фрукты и овощи из старых детских книжек, насыщенный сочный коричневый цвет приготовленного мяса из старых рекламных объявлений в Древностях и фото пышных золотистых буханок хлеба, похожих на те, что бабушка показывала мне, когда я была маленькой. Внезапно мой рот наполнился слюной, а желудок взбунтовался, как та кошка на картинке в парке. Я почти была готова к тому, что Бэзил бросит в меня ботинком. Расстроенная, я прижала руки ко рту, чтобы остановить шум, поднимающейся изнутри, но Бэзил подошёл ко мне и коснулся руки. Мы уставились друг на друга, и я задрожала, когда он прошептал: – Ты тоже?

* * *

Мы с Бэзилом сидели рядом за столом. Между нами была стопка книг и жужжащее устройство, подключенное через катушку с тонкими витками к квадратным металлическим шкафам, стоящим у стены.

– Значит я такая не одна? – спросила я, чувствуя что-то вроде облегчения, которое могли чувствовать выжившие, выходящие из бункеров после бомбардировок во время войн.

Он кивнул.

– Как давно это случилось с тобой?

– Достаточно, – всё, что он сказал.

– И есть ещё такие?

И снова кивок.

Я пытаюсь осознать то, что где-то ещё могут ходить люди с таким же урчащим желудком, как у меня. Мне интересно, где они, кто они, и что они делают, когда это с ними происходит. Но самый главный для меня вопрос это почему.

– Моя мама исследователь, – говорю я ему. – Она говорит, что возможно, мой метаболизм изменился. – Я приподнимаю край рубашки сзади. – Она сейчас собирает мои показатели.

Он морщится, когда я показываю ему пластырь.

– Я бы никогда не позволил прилепить ко мне эту штуку, – говорит он, а я заверяю его, что это совсем не больно – Я не это имел в виду. Тебе не должна себя чувствовать аномальной, как будто изменить нужно именно тебя. – Он выглядит раздражённым.

Я опускаю свою рубашку.

– Но должно же быть какое-нибудь объяснение. Разве тебе не хочется его узнать?

– Я знаю ответ, – говорит он.

– Правда знаешь? – Я наклоняюсь ближе, ожидая сенсации.

– Так происходит просто потому, что мы люди,

– Ах, это, – говорю я, не впечатлённая услышанным. Я беру со стола забавную маленькую машинку. Она квадратной формы с перекладинами и чем-то вроде сканера на дне, но не видно никакого экрана. – Что это?

Бэзил отбирает её у меня и ставит на колени, убирая с глаз. – Просто вещь.

Я подвигаю книгу ближе. – Где ты всё это достал? – Я листаю тяжёлые блестящие страницы. Тут не только картинки с изображением еды, большинство из которой я никогда раньше не видела, здесь есть инструкции, как её приготовить. – Пол стакана измельченного лука, – читаю я. – Один зубчик чеснока, один зелёный перец. – Я смеюсь. – Похоже на какое-то волшебное зелье.

Бэзил протягивает руку и захлопывает книгу.

– Эй, – протестую я. – Я же рассматривала её.

Он складывает все книги и отодвигает подальше от меня. – Слушай, – нервничая, говорит он. – Тебе лучше уйти отсюда подальше. Разве тебя не будут искать? – Он указывает мне за спину. – Они могут искать тебя.

Я прикасаюсь к пластырю через одежду: – У него нет радара. И я отправила свой Гизмо спать. Я ненавижу, когда люди всё время знают, где я нахожусь. Это посягательство на мою личную свободу.

Неожиданно он начинает смеяться.

– Тебе это кажется смешным? – спрашиваю я.

– Ну, вообще-то да, – отвечает он. – Ты только что юридическую отмазку Единого Мира и повернула против них самих.

– В корпорации тоже люди! – Я цитирую любимое оправдание ЕМ. – Большинство людей не понимают этого. – Я робко улыбаюсь, думая, что он тоже может тайно быть членом Динозавров.

– Большинство людей глупы, – отвечает он.

Мы улыбаемся друг другу, но я отвожу взгляд и вытаскиваю книгу из стопки, чтобы удержаться от прикосновения к нему, что, я чувствую, я собиралась сделать. Это заставляет меня нервничать.

– Это то, что ты делаешь, когда твоё тело издает эти звуки? – Я открываю книгу и пялюсь на страницы. – Ты смотришь на это? Это помогает?

Бэзил наклоняет голову и отводит глаза. Но затем он снова поднимает на меня взгляд сквозь мягкие завитки, спадающие на лоб. – Иногда от этого только хуже.

– Тогда зачем...

– Как давно это происходит с тобой? – Спрашивает он.

– Несколько недель. Может больше. – Теперь моя очередь смущаться. – Становится хуже, – еле слышно шепчу я.

– Со мной это происходит намного дольше, – произносит он.

– Может быть, тебе нужно отрегулировать твою формулу синтамила

Мгновение он смотрит на меня, трясёт головой и переспрашивает: – Отрегулировать? – как будто это что-то невероятное.

– Да, они могут переделать твою формулу, чтобы оптимизировать...

– Поверь мне, – говорит он отворачиваясь. – Я видел, что они делают с такими как мы, и речь идет отнюдь не об оптимизации формул. Сначала тебя таскают по разным специалистам, каждый из которых утверждает, что знает, в чём проблема, но ничего не срабатывает. Затем они говорят, что причина в твоём мозгу. Они запирают тебя. Пичкают лекарствами. Заставляют тебя думать, что ты ненормальный. Но мы не ненормальные. – Он смотрит на меня, защищаясь. – Чувствовать голод – самая нормальная вещь в мире.

Меня передергивает при слове голод, самом нелюбимом моей мамой слове в английском языке.

– Но иногда...– Бэзил продолжает с почти диким выражением в глазах. – Иногда всё настолько плохо, что мне необходимо что-то сделать. Я просто не могу сдержаться.

Он аккуратно вытаскивает маленькую машинку и открывает одну из книг, отличающуюся от остальных. Помимо изображений еды, здесь, под каждой картинкой на странице находится старомодный штрих-код. Он осторожно переворачивает страницы, пока не находит двухмерную фотографию высокой круглой штуки. Она похожа на замысловатую белую шляпу украшенную розовыми и фиолетовыми цветами и завитушками.

– Это торт, – объясняет он. – Люди ели его, когда праздновали чей-нибудь день рождения. – Он проводит машинкой по коду. Устройство шумит и трещит, затем из планки наверху медленно выходит едва уловимый аромат. Мне нужно принюхаться несколько раз, чтобы уловить его. Но в запахе есть что-то ещё. Что-то более глубокое, сложное. У меня нет в запасе слов для этого, но от этого у меня текут слюнки.

– Это невероятно! – восклицаю и выхватываю у него книгу. – Что тут у тебя ещё есть?

Я перелистываю страницы, пока не нахожу что-то округлое, коричневое и похожее на птицу. – Это жареный цыпленок? – Он кивает, и я тяну руку за машинкой. – Ну, давай, – умоляю я, – пожалуйста.

Он сдаётся и протягивает её мне. Я, как он, медленно сканирую код, потом, когда появляется запах, закрываю глаза. – Боже мой, – стону я. – Он солёный, похожий на искусственное море в Парке Отдыха Единого Мира, – произношу я. – И пахнет дымом, кажется? Как будто его жарили на огне. – Я делаю глубокий вдох. – И ещё здесь есть цитрусы и травы. И что-то ещё.

Я снова неуверенно принюхиваюсь.

– Не знаю, как это называется, но оно заставляет меня вспомнить о бабушкиных объятиях. Как запах её теплой шеи, когда мне грустно.

Я открываю глаза и вижу, как Бэзил наблюдает за мной с широкой улыбкой, полностью изменившей его лицо. Вместо нахмуренных бровей и буравящего взгляда из-под тёмных волос – широко открытые сияющие глаза и ослепительная улыбка. У меня глубоко в животе зарождается новое ощущение. Похоже на быструю езду с горки на моём Разумобиле. Я слегка смущена.

– Хочешь понюхать кое-что, что ещё лучше этого? – спрашивает он, и я нетерпеливо киваю, пока он переворачивает страницы. – Это называется шоколадный брауни.

Он проводит сканером под фотографией плоского коричневого прямоугольника.

Я закрываю глаза и делаю вдох. – Бог ты мой! – произношу я и придвигаю лицо ближе к машинке.

– Я знаю, говорит он.

Я придвигаюсь ещё ближе, вдыхая изумительный аромат, пытаясь найти слова, чтобы описать то, что происходит с моим носом, ртом, под ложечкой, но не нахожу. Сравнить не с чем, просто желание сказать, что хочу больше. Он начинает исчезать, и я тянусь вперёд, чтобы собрать все остатки аромата. Я наклоняюсь всё ближе и ближе, пока мы с Бэзилом не сталкиваемся лбами. Мы оба отстраняемся, потирая лбы и нервно смеясь. Он протягивает руку, прикасается к моей голове.

– Ты в порядке?

От его прикосновения у меня шевелятся маленькие волоски на шее.

– Да, – тихо произношу я, кусая губу. – Я в порядке. А ты?

Он убирает руку, и кажется что его пальцы дрожат: – Всё отлично.

– Это было невероятно. – Говорю я. – Скажи ещё раз, как это называется?

– Брауни. Это из шоколада.

– Моя бабушка рассказывала мне про шоколад. – С восхищением говорю я. – Она говорила, он был не похож ни на что другое.

– Всё с шоколадом, что я нюхал, похоже на взрыв мозга.

Я переворачиваю аппарат, чтобы попытаться изучить, как он может работать. – Где ты взял эту штуку?

– Я сам её сделал, – говорит он.

– У меня отвисает челюсть. – Ты её сделал? – Он кивает. – Как?

– Тебе правда это интересно?

Я нетерпеливо киваю.

– Бэзил поднимается и открывает дверцу одной из металлических кабинок смонтированных возле стены. Внутри находятся сотни маленьких перевёрнутых бутылочек, по десять штук в высоту, удерживаемых с помощью металлических зажимов. От каждой бутылочки идут трубки к набору больших шлангов, которые в свою очередь соединяются с катушкой, выходящей из верхушки кабинки и подсоединенной к приспособлению на столе.

– Я думаю, что здесь была продуктовая лаборатория. – Объясняет он мне. – Во всех этих бутылочках находятся смеси запахов и ароматизаторы, которые они использовали, чтобы создавать новые запахи и вкусы.

Я становлюсь возле него, чтобы лучше рассмотреть этикетки на каждой бутылочке: диацетил[3]3
  Жирный запах сливочного масла и сметаны


[Закрыть], бензальдегид[4]4
  Запах миндаля горького


[Закрыть], лимонен[5]5
  Цитрусовый запах


[Закрыть], этилванилин[6]6
  Его запах близок к запаху ванилина, но в 3-4 раза интенсивнее


[Закрыть] этилмальтол[7]7
  Сладко-фруктовым запах


[Закрыть].

– Но откуда ты знаешь, как что должно пахнуть?

– Я нашёл что-то, называющееся «База СуперАроматов Древностей», которая рассказала мне точное количество каждого компонента для создания определённого аромата, например шоколада. Затем собрал все эти старые поваренные книги с рецептами и изображениями блюд, создал этот сканер и....

– Ага, поняла! – перебила я, держа сканер на ладони. – Ты создал штрих-код для каждой картинки, которая говорит аппарату, какого компонента и сколько нужно выпустить в шланг.

– Точно! – Отвечает он. – Так что мне нужно просто провести сканером над кодом и аппарат смешает запахи.

– Потрясающе!

– Не совсем. Скорее всего, большинство запахов неправильные. Много о чём мне пришлось догадываться самому.

– Бэзил, я серьёзно. Это самая крутая вещь, которую я когда-либо видела. Люди будут биться за неё. Это круче, чем всё, что можно делать на Арене Развлечений или в PlugIn! Люди могут прийти сюда и вместе создать невероятное меню.

– Нет, – говорит он и захлопывает дверцу кабинки. – Это не для всех. – Он отключает аппарат и начинает собирать книги на столе.

– Но почему? – Я собираю остальные книги и иду за ним через дверь в другом конце лаборатории.

Бэзил игнорирует мой вопрос, пока возится с маленьким ключом, чтобы открыть шкафчик. Затем вынимает аппарат из кармана и запирает его в ящике. Когда всё убрано, он опирается о стойку и, скрестив руки, смотрит на меня мрачным, угрюмым взглядом, который я видела раньше.

– Ты правда забрела сюда случайно?

– Разумеется. А как ещё можно попасть сюда. Не похоже, чтобы это место было на карте.

Какое-то время он изучает меня, затем качает головой: – Наверное, я идиот, но я верю тебе.

– Хорошо, – отвечаю я, – Потому что я не лгу. Кстати, кем ты меня считаешь?

Он откусил заусениц на большом пальце: – Не знаю, но не думаю, что ты Аналог. А?

– Ана– кто? Что-то вроде Динозавров?

– Что такое Динозавр?

– Не обращай внимания, – я разочарована.

– Слушай, существует группа таких, как мы...– Он поворачивается и открывает ещё один ящик, вытаскивает что-то, выглядящее, как настоящий лист бумаги и старый деревянный графитовый карандаш. – Если ты хочешь больше узнать о том, что мы делаем....

По моей коже пробегает дрожь возбуждения от возможности встретить больше людей, таких же, как мы.

Он что-то пишет и даёт мне.

– Это настоящее? Я бережно потираю гладкую поверхность большим и указательным пальцами.

– Прочти.

Я смотрю на слова, написанные на бумаге.

Аналоги

Пятница

18:00

1601 Южный Холстед

– Что это значит? – спрашиваю я.

– Информация о встрече.

– Но где это?

– Вот адрес.

– Я понятия не имею где это. – Говорю я. – Какой это район?

– Тебе нужно двигаться в западном направлении.

– Может мы просто соединим наши Гизмо? – Я достаю свой.

– У меня его нет.

Я чуть не выронила листок: – Что ты имеешь в виду? Как это? У всех есть Гизмо.

Он поднимает бровь: – Не у всех.

Как будто в знак протеста мой Гизмо пищит и мы оба подпрыгиваем.

– Прости, это, наверное, моя подруга. – Я нащупываю вязаный чехол у себя на боку, проклиная Язю за то, что она нас прервала, но когда я достаю Гизмо, то вижу, что сообщение от мамы.

Ты где? Не могу найти тебя на камерах и твои жизненные показатели находятся вне нормы. Объявись немедленно!

– Дерьмо! – вырывается у меня, в то время, как в голове: Прогулка закончена. – Мне нужно идти. – Говорю я ему и вспыхиваю от разочарования в своём голосе.

– Эй, стой, – говорит Бэзил. Он хватает листок. – Ты не можешь взять это с собой.

– Почему нет? – я тяну бумагу к себе. – Ты сам мне его дал.

Он тянет сильнее: – Кто ты на самом деле? Кто послал тебя?

Я дёргаю и мы оба отступаем, держа по половинке листка. – О нет! – Я смотрю на разорванный листок и чувствую, что готова заплакать. – Мы порвали его!

Он видит, как я расстроена и кладет руку мне на плечо. – Все в порядке, не плачь. – По моему телу опять проходит странная дрожь. – Но я должен это забрать.

– Тогда почему ты дал это мне? – спрашиваю я, все ещё стискивая свою половинку.

Он на мгновение задумывается. – Потому что я хотел... ну... Я думал, что ты, может быть...– он замолкает и я вижу, как краска ползёт вверх по его шее. Он протягивает мне другую половинку. – Ты должна это прочитать и запомнить, затем уничтожь его.

Я смеюсь. – Ты шутишь?

Он качает головой, и я понимаю, что он говорит всерьёз.

– Ладно, – говорю я, разглаживаю половинки на столе и соединяю их вместе, чтобы можно было прочитать ещё раз. Затем достаю свой Гизмо, чтобы дать Астрид информацию, но Бэзил протягивает руку и останавливает меня.

– Нет, – говорит он. – Ты должна запомнить. Только так.

– Никто не сможет запомнить столько информации.

– Когда-то люди запоминали целые книги, карты, важные даты, телефонные номера всех членов семьи и друзей, много чего ещё, – настаивает он.

– Когда?

– Когда им это было нужно.

Я пялюсь на лист бумаги, перечитывая строчки снова и снова, чтобы соединить их вместе у себя в мозгу.

– Запомнила?

– Думаю, да.

– Если это важно, ты запомнишь, – говорит он.

Я читаю ещё раз. – Хорошо, – неуверенно говорю я.

Он складывает обе половинки и рвёт их на мелкие кусочки.

– Эй! – вскрикиваю я.

– Это единственный вариант. – Он рвёт ещё и ещё, пока не остаются малюсенькие клочки, затем он открывает крышку ведра с мутной водой и бросает туда кусочки. – Не волнуйся, – говорит он, – Потом я из этого снова сделаю новый листок.

– Ты можешь такое? – Изумлённо спрашиваю я.

– Это была обычная переработка. – Он выводит меня из комнаты, выключая за нами свет.

Когда мы выходим в первую комнату, мой Гизмо снова пищит с сообщением от мамы, которая требует сказать, где я нахожусь.

– Прости, – говорю я. – Мне лучше идти, а то мама пошлёт Разумобиль на мои поиски.

Я берусь за дверную ручку, но затем оглядываюсь на Бэзила: – Ты же там будешь? На встрече?

Он кивает: – Ты придешь?

Мои щёки становятся горячими, я делаю глубокий вдох.

– Да, увидимся там! – я поворачиваюсь и выбегаю на ночной воздух.

* * *

Минуту или две я слепо бежала, огибая углы и проскакивая пустые улицы. Я понятия не имела, зачем я бегу. Я же никуда не спешила и не была в опасности. Но встреча с Бэзилом и осознание того, что есть ещё люди такие же, как я, заставили себя чувствовать так хорошо, что мне необходимо было двигаться. Как будто каждый мускул в моём теле напрягся и был готов к взрыву, поднимающему меня в воздух, пока я не окажусь над городом, наблюдая за всеми, кто находится внизу. Привет! Привет! буду кричать я. Смотрите на меняаааа! И кувыркаться в воздухе. Мои ноги стучали по дороге в такт сердцу, колотящемуся у меня в груди. У меня кружилась голова, адреналин пульсировал и бросал меня вперёд, пока я не задохнулась и не привалилась в изнеможении к стене старого здания. Я восстановила дыхание и начала искать что-нибудь знакомое, но я заблудилась. И всё равно мне было хорошо, потому что неважно, как я выберусь отсюда, я знала, что я была не одна.

Я представила, как я брожу по этому лабиринту улиц и снова натыкаюсь на Бэзила. Его лицо всплыло у меня в голове и моё сердце бешено забилось. Я громко засмеялась, и мой смех эхом зазвучал в старых стенах. Услышит ли Бэзил? Будет ли он знать, что это я? От всех этих безумных мыслей моё лицо покраснело, и я прижалась щекой к холодному металлу стены.

Мой Гизмо запищал, и я подпрыгнула. Всего лишь ещё одно сообщение от моей мамы, требующей, чтобы я шла прямо домой, потому что мой пульс заметно ускорился, и я использую слишком много кислорода. Ни за что в жизни не буду ей звонить. Меньше всего я сейчас хотела отвечать на её вопросы. Я выключила свой локатор, отсоединила Астрид от машины и послала короткое сообщение, что скоро буду дома.

Я чувствовала себя абсолютно другим человеком, идя обратно в PlugIn. Сможет ли мама увидеть эту перемену на моём лице, или в моём голосе, прочитать её по моим жизненным показателям? Насколько очевидными являются признаки того, что произошло что-то интересное? Что я встретила человека, который хоть и отличается так сильно от кого бы то ни было, но я знаю, что он такой же, как я? И что мне понравилось с ним разговаривать. И это не было неудобно или странно. Несмотря на то, что мы провели вместе почти час, у нас всё ещё есть так много сказать друг другу! У меня в голове роилась куча вопросов, которые я хотела бы задать Бэзилу. Например, откуда он, сколько ему лет, состоит ли он в ICM, читал ли он хоть какую-нибудь книгу, не связанную с едой, почему у него нет Гизмо и ещё тысяча вопросов про Аналогов и встречу. Я не переставала думать о том, как он выглядит. Как вспыхивают его глаза, когда он злится, и как мерцают, когда он счастлив. Как меняется его рот из твердой жесткой линии в мягкую кривоватую улыбку. Как будто его лицо загрузили в мой мозг, и картинка сохранилась у меня на внутренней стороне век. Каждый раз, когда я моргаю, я вижу его лицо.

Мне интересно, не такое ли чувство испытывают люди, когда они находят динамические межличностные связи в Фонд Размножения. Несмотря на то, что мне только 17. Найти человека, в которого можно влюбиться вне Фонда, без помощи алгоритмов и аватарок… Такое случается только в фантазиях, где двое людей настолько похожи, что их желание быть вместе пробивается сквозь гормональный барьер, созданный чтобы спасти нас от самих себя и контролировать рождаемость. Это называется романтикой, и до сегодняшнего дня я думала, что это полнейшая чушь.

Теперь я не была в этом так уверена. Должно быть, судьба привела меня в «АРОМАТЫ» в ночь, когда Бэзил смешивал запахи. И видимо, это рок позволил нам сидеть рядом, смотреть друг другу в глаза, коснуться пальцами кожи друг друга. Может где-то он думает о том же самом. И, если это так, быть может, это то, что Фонд Размножения называет воссозданием со всеми своими алгоритмическими совпадениями и синтетическими стимуляторами гормонов? Об этом говорит моя бабушка, когда говорит о любви. Мою кожу покалывает при мысли об этом.