Текст книги "Голодная (ЛП)"

Автор книги: Х. А. Суэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

– Похоже, что вас обоих сегодня постигла неудача, не так ли? – произнесла Бетта с грустной улыбкой. – Я бы с радостью помогла вам, вы же знаете, но я не могу.

Мы переглянулись: – Почему?

– Вы не смотрели новости в последнее время? – спросила она.

– Только чуть-чуть на заправке, – ответил он. – У нас нет Гизмо.

Не задумываясь, я сунула руку в мешочек, чтобы убедиться, что мой спящий аппарат все ещё отключен и на месте. Так и было.

– Шлагбаумы не работают, – объяснила нам Бетта. – Новости повсюду. Сначала они отключили их, с тех пор как... – в зеркале я видела, как её глаза метнулась к Бэзилу. – В любом случае, возле тюрьмы, где они держат Ану и её последователей, началось что-то вроде митинга.

– Ты тоже знаешь про Ану? – спросила я, подпрыгнув, от чего моя лодыжка тут же резко заболела. Я села ровно и сделала несколько глубоких вдохов.

– Разумеется, я знаю, – ответила она, – Я же не свалилась с луны. Каждый раз, когда ты смотришь на экран, появляется сообщение «Освободите Ану!», в котором тебя призывают идти к тюрьме, если тебе не безразлична свобода личности.

Я сжала руку Бэзила: – Это невероятно!

Я забросала Бетту вопросами: – Сколько людей сейчас там? Какова реакция Единого Мира? Протестующие выдвинули какие-нибудь требования?

Бетта бросила на меня раздражённый взгляд через плечо. – Я не в курсе. Смотри сама. – Она вытащила старый, разбитый Гизмо, и я вскрикнула от восторга.

– Что ты делаешь? – спросил Бэзил, потянувшись за ним.

– Просто проверяю новости. – Я отпихнула его локтем и начала просматривать заголовки, ища подтверждения рассказу Бетты, что было единственным способом отвлечь меня от ноющей лодыжки.

Пока Бетта и Бэзил выдвигали предположения, как это всё могло произойти, я склонилась над экраном и быстро взломала операционную систему, чтобы можно было отключить локатор и найти ВПН. Их было несколько, так что я с лёгкостью зашла в чат Динозавров. Я искала среди ников AnonyGal, уверенная в том, что она – причина всему, но не могла найти её нигде. Я вернулась к изначальному призыву к действию, который разместила вчера, что, казалось, случилось давным-давно. Там было огромное количество откликов. Динозавры восстали. Они откликнулись на сообщение и призывали всех программистов поднять все силы на то, чтобы добраться до наиболее популярных сайтов Единого Мира.

– Это восхитительно! – я не могла сдержать улыбку. – Нам нужно найти способ вернуться, чтобы мы могли присоединиться к ним!

– Это будет не так уж просто, – ответила Бетта. – Я думаю, Единый Мир боится, что люди начнут пробираться из Внешнего Круга и поднимут бунт. – Они с Бэзилом переглянулись, затем быстро отвели взгляды. – Я могу провезти вас внутрь, но вам нужно найти другой способ выбраться оттуда. Ситуация становится значительно глубже, чем задница Ахимсы ДюБуа.

– Ого! – воскликнула я в шоке, и не смогла сдержать смех. – Я никогда не слышала чтобы кто-нибудь оскорблял Ахимсу подобным образом.

– Народ оскорбляет её всё время, – ответил Бэзил.

– Не там, откуда я, – я пыталась удержаться от смеха, но не могла. – По крайней мере на настолько точно.

– Ты её знаешь? – спросил Бэзил.

– К несчастью да, – признала я, что отбило у меня охоту к веселью. – И я уверена, что она в ярости. – Я вспомнила, как она злобно смотрела на меня с экрана в нашей семейной гостиной, убеждая мою маму отправить меня в реабилитационный центр и требуя, чтобы я выдала Бэзила. Поделом ей. Она должна понять, что не может просто так запирать любого, кто ей не нравится. Я вернулась к Гизмо и разместила сообщение от имени HectorProtector, благодаря Бетте.

Призываю всех Аналогов и Динозавров! Вы уже заставили Единый Мир испугаться. Шлагбаумы закрыты, и Внутренний Круг защищён от проникновения людей из Внешнего Круга. Но не позволяйте этому остановить вас! Если вы находитесь во Внешнем Круге идите к шлагбаумам. Бейте по воротам. Требуйте прохода! Если вы во Внутреннем Круге, присоединяйтесь к протестам. Не останавливайтесь, пока не освободят Ану!

Я добавила символ Шпицбергена в конце, затем отключила операционную систему и вернула Бетте её Гизмо. Я сидела и улыбалась при мысли о том, что Ахимсе придётся признать, что она ошибалась. Вообще-то, я бы с удовольствием поприсутствовала при этом. Я смотрела в окно на стену, которая отделяла нас от того, что происходит внутри. – Может быть, мы могли бы перелезть, – предложила я.

– Очень сомневаюсь, – сказал Бэзил, указывая на мою ногу и его руку.

– Перво-наперво, вам обоим нужен врач, – сказала Бетта. – Даже я вижу.

– И что же нам теперь делать? – спросила я.

– Не беспокойтесь, – произнесла она. – Я знаю, куда ехать.

* * *

Что-то гложет меня изнутри, поднимаясь от низа живота, разливаясь по грудной клетке. Когда я наклоняюсь вперёд, то могу смотреть прямо сквозь зияющую дыру в кишечнике на твёрдую и пыльную землю под ногами. Мне нужно затянуть чем-то пустоту, в которую превратился мой живот, чтобы предотвратить вытекание. Я огляделась вокруг в поисках чего-нибудь, что я могла бы положить туда. Что-нибудь поосновательнее. Я беру в руки окровавленную разодранную одежду. Грязный вязаный чехол, цвета волос моей бабушки. Туфлю. Я пытаюсь пристроить их к этой пустоте, но всё проваливается сквозь неё и остаётся валяться на пыльной земле. Я достала свой Гизмо. Разблокировала его. Он начал увеличиваться. Я попыталась закрыть им дыру в своём животе, но он стал слишком большим. Что-то пузырьками поднималось из этой пустоты в рот. Попробую это на вкус. Зажала между зубами. Горько. Я застонала.

– С тобой всё в порядке? – спросил кто-то.

Я проснулась и обнаружила, что лежу на кровати, мои руки и ноги широко раскинуты, как будто я упала с высоты. Справа и слева от меня стоят ряды диагностических столов наподобие тех, какие были в офисе у дедушки Питера, когда я была маленькая. На них лежат люди в крови и повязках, кто-то тяжело дышит, несколько человек плачут, сжавшись в комок. Свисают мешки капельниц, пищат мониторы. Откуда-то издалека я слышу чей-то крик боли. Мой желудок сжимается, и я чувствую слабость. Я никогда не видела так много больных людей. Я подумала, что, может быть, случилась какая-то катастрофа.

– Ты стонала, – произнёс мужчина рядом со мной.

Я повернула голову и приподнялась на локтях, пытаясь сосредоточиться на его словах. Одна сторона его лица была опухшей и бесцветной, и он держался за рёбра, когда двигался.

– Что произошло? – спросила у самой себя, но ответил мужчина.

– Не знаю, что насчёт тебя, но я неудачно прыгнул. Чёртовы землееды. Кто-нибудь должен разобраться с ними. Блуждают по улицам, как дикие животные. – Он поморщился, когда сместил свой вес.

Женщина в голубой шуршащей униформе ходила, насвистывая, но, увидев меня сидящей, остановилась. – Ты проснулась! – Она была высокой, крепко сбитой с широкими плечами. Её волосы были собраны в пучок на затылке, состоящий из сотни тоненьких косичек. Её кожа была такой же тёмной, как у дедушки Питера. Внезапно я почувствовала, что очень сильно соскучилась по нему.

– Где я? – спрашиваю, всё ещё ощущая туман в голове.

– В клинике, – отвечает она и медленно проводит своим Гизмо вдоль меня, чтобы проверить мои жизненные показатели. – Хммм, – она изучает экран. – Питалась ли ты в последнее время? – я молча уставилась на неё, потому что всё ещё не могу разогнать туман в голове. С полки позади меня она берёт бутылочку со светло-жёлтой базовой формулой синтамила. – Выпей, – приказывает она. Без колебаний я с радостью проглотила жидкость, не останавливаясь, даже чтобы перевести дыхание, что заставило её засмеяться. – Хочешь ещё?

Я киваю.

Она берёт ещё одну бутылочку с полки, откручивает крышку и наблюдает за тем, как я опустошаю и её. Перевожу дыхание и говорю: – Спасибо.

– Как долго это длится? – спрашивает она, натягивая стерильные перчатки.

– Я не знаю, – бормочу я.

– Тогда достаточно долго, – отвечает она. – Я думаю, что обезболивающие ослабили тебя. Давай-ка посмотрим, что у тебя с ногой.

Прошедшие часы медленно всплывали в моей памяти. Бетта решила, что для нас будет безопасной клиника подальше от Внутреннего Круга, так что она отвезла нас в посёлок, где вырос Бэзил, и высадила недалеко от этого места. Врачи быстро подхватили Бэзила, очистили его рану и пересадили кожный трансплантат, пока доктор давал мне обезболивающее и занимался моей лодыжкой, заверив нас, что всё лечение конфиденциально. В какой-то момент я потеряла сознание от голода и боли.

– Где Бэ... хм, мой друг? – спросила я. – Тот, который с раненой рукой?

– Он тоже о тебе спрашивал, – ответила она. – Вы сможете встретиться в зале ожидания, когда я с тобой закончу. – Она подняла мою ногу. Серебристые леггинсы болтались там, где их разрезали, чтобы освободить место для воздушной подушки, которая ритмично сжималась и разжималась вокруг моей лодыжки. – Чувствуешь боль?

Я покачала головой.

– Хорошо, – сказала она, это всего лишь растяжение. Мы ввели мышечные волокна с кортикостероидами, что достаточно быстро должно облегчить отек и начать восстановление ткани. – Она поднялась и вздёрнула подбородок. – А сейчас, не хочешь ли ты рассказать мне, что действительно произошло с вами обоими? Потому что ты и твой друг не выглядите как люди, попавшие в автокатастрофу. На самом деле, он выглядит как человек, которого подстрелили.

– У этих чертовых землеедов теперь есть оружие? – спросил мужчина рядом со мной.

– Кто такие землееды? – спросила я, представив каких-то ужасных мутантов, бродящих по этому месту, так далеко от Внутреннего Круга.

– Те, кто жрёт грязь, – прорычал он. – Разве ты не знаешь, что они добрались сюда. Нам нужно прогнать их.

Медсестра вздохнула: – Гарви, ты ведь точно не знаешь, что именно они тебя избили.

– А кто ещё? – пропыхтел он.

– Может те, кому ты должен деньги? – спросила она, что заставило Гарви заткнуться. Она посмотрела на меня и слегка закатила глаза. – В любом случае, эти бедные люди настолько спятили от голода, чтобы могли бы причинить вред кому-нибудь.

– Они голодны? – спросила я, попытавшись придать своему выражению удивлённый вид.

Она печально покачала головой: – Они продолжают приходить сюда, с полными животами странных вещей. Грязь это ещё не самое худшее из возможных. Я не знаю, что могу сделать ещё, кроме как дать им немного синтамила и отослать их. – Она вздыхает и смотрит на меня. – Так ты собираешься рассказать мне, что произошло? – Я крепко сжимаю губы. – Ладно, – говорит она, – Тебе нужно будет прийти завтра...

– Но у меня нет денег, – вырывается у меня, и впервые в жизни я чувствую стыд оттого, что мне придется быть в долгу из-за чьей-то щедрости. Короткую секунду я думаю о том, чтобы достать свой Гизмо и открыть доступ к информации о моей страховке, но риск быть пойманной слишком велик.

– Они не нужны, – с улыбкой произносит она. – Это бесплатная и анонимная клиника.

– Разве такое возможно? – недоверчиво спрашиваю я.

– У нас есть меценат. – Она снимает стерильные перчатки и начинает насвистывать знакомую мелодию.

Не волнуйся ни о чём.

Все неприятности проходят.

– Три маленькие птички! – вырывается у меня.

Она перестаёт насвистывать и улыбается. – Ты права.

Она указывает на табличку над дверью. Три маленькие упитанные голубые птички сидят на ветке и поют, слова ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО написаны курсивом под ними

– Дедушка Питер? – начинаю было я, но быстро замолкаю.

– Кто? – спрашивает она.

– Ничего, – отговариваюсь я, но я уверена, что знаю, кто стоит за всем этим. – Не обращайте внимания, – тихо говорю я, переполненная тоской по дому. – Мои мысли всё ещё путаются.

– Действие лекарства скоро пройдёт, – заверяет она. – Я принесу тебе болеутоляющее, когда оно закончится.

Когда она уходит, женщина наискосок от меня снимает кислородную маску и спрашивает, – Эй, Гарви, ты видел эти новости? – она указывает на экран, висящий на дальней стене. Звук еле слышен, но я вижу повтор обращения моих родителей перед нашим домом и сжимаюсь.

Гарви кивает: – Оно сегодня повсюду. Какую-то богатенькую девчонку похитили повстанцы. Её мамочка и папочка предлагают за неё деньги, – говорит он с фырканьем.

Я поверить не могу что Бэзил был прав. Они предложили вознаграждение за меня.

Женщина снова надевает маску на лицо и смеётся. – Они могли бы предложить и больше. Ты видел кто её родители?

– Я бы взял их деньги, – говорит Гарви. – Они предлагают ещё сверх суммы тому, кто выдаст парня, похитившего её.

– Ещё десять штук, но они говорят, что он опасен, – отвечает женщина, и я чуть не начинаю протестовать.

– Но они же не говорят, что он им нужен живым? – Спрашивает Гарви.

Мой желудок сжимается.

– Сомневаюсь, – говорит женщина. – Зачем им сохранять ему жизнь, если они получат обратно свою малышку.

Я снова чуть не застонала. Гарви посмотрел на меня своим здоровым глазом. – Тебе больно, милая? – Он потянулся, чтобы прикоснуться к моей руке, и я вздрогнула. – Сестра вернётся с твоими обезболивающими через секунду. – Затем он наклонился чуть ближе. – Но если этого недостаточно, я могу достать кое-что получше. Доставит тебя прямо на луну, крошка.

– Нет, спасибо, – бормочу я, и, усаживаясь на край стола, пытаюсь всунуть ногу в туфлю Язи. У меня не получается.

– А ну-ка! – вернувшаяся сестра спешит ко мне. – Что ты собираешься делать?

– Мне нужно идти, – отвечаю я ей.

– Без этого ты не сможешь. – Она протягивает пластырь. – Это уменьшит боль на следующие сорок восемь часов. – Она начинает стягивать рукав моего свитера.

Я уворачиваюсь. – На нем есть датчик местоположения?

– Нет, – отвечает она, снова берясь за рукав. – Зачем ему там быть?

– Вы уверены?

– Да, абсолютно. Он ни к чему не подсоединён. – Она смотрит мне в глаза. – Эта клиника частная, бесплатная и конфиденциальная. Ты понимаешь, что это значит?

Я бросаю ещё один взгляд на голубых птичек. – Ладно, – говорю я и опускаю рукав, чтобы она могла прилепить пластырь к моему плечу.

– Тебе не следует напрягать ногу следующие несколько дней, чтобы она правильно восстановилась. – Она берёт костыли, прислонённые к стене позади меня. – И нам нужно увидеть тебя завтра, чтобы сделать ещё одну инъекцию, поняла?

– Я поняла, – сказала я, не намереваясь возвращаться. – Спасибо, что вы так хорошо обо мне позаботились.

– Не за что, – ответила она с доброй улыбкой.

* * *

Мне удалось ослабить Язину обувь настолько, что я смогла втиснуть в неё свои опухшие ноги, затем найти Бэзила в зале ожидания среди множества людей, в отчаянии сидящих в креслах, надеясь попасть к врачам и сёстрам. Он выглядел даже бледнее, чем я помнила. – Ты как? спросила я.

– Пуля прошла навылет. Кость не задета. – Он поднял профессионально забинтованную руку.

– Нам нужно идти. – Я проковыляла мимо него на костылях.

– Я же говорил тебе, что они предложат вознаграждение. – Он кивнул в сторону гигантского экрана на стене, где снова было видео с моими родителями.

– Давай просто уберёмся отсюда, – сказала я и пожалела об этом, когда мы прошли через двойные двери и оказались на улице среди густого едкого смога, воняющего, как грязные мокрые носки. Мои глаза защипало, в горле запершило. Я начала хрипеть и кашлять. – Боже милостивый, что здесь произошло? – Я помахала рукой перед лицом, но тяжёлый, оранжевого цвета воздух даже не шелохнулся.

– Ветер сменил направление. – Бэзил вытащил из кармана голубой платок и зубами разорвал его на части. Он протянул мне половину, и я обвязала его вокруг лица, следуя его примеру. – Правда это не слишком помогает, – произнес он сквозь ткань, – но всё же лучше чем ничего.

Мир вокруг нас, казалось, лежал в руинах. Вдоль улицы целые фасады зданий превратились в кучи щебня, выставив интерьер на всеобщее обозрение, как в кукольных домиках. Некоторые находчивые обитатели прикрыли дыры чёрным брезентом, покрывшимися ржавчиной металлическими листами и полуистлевшими одеялами, болтающимися на ветру.

– Что это за звуки? – спросила я о шуме который издавала какая-то машина, звучавшая так, будто она была на последнем издыхании.

– Генераторы, – ответил Бэзил, Лаборатории Возобновляемых Источников Энергии Единого мира сюда ещё не добрались, так что мы сжигаем всё, что можно, чтобы обеспечить поступление электричества. – Он указал на провода над головой, похожие на спутанные волосы. – Когда в мусоросжигатель попадает что-то мерзкое и ветер меняется, как результат получаем отвратительную вонь.

Люди, проходящие мимо нас, смотрели себе под ноги, так как смог раздражал глаза. Группа кашляющих детей гонялась друг за дружкой, лазая по какому-то огромному колесу из выгоревшего красного металла, лежащему на боку в грязи. Между двумя полуразвалившимися зданиями группа мужчин и женщин передавала по кругу кудзары и бутылочки, наполненные жидкостью, которая была слишком прозрачной для синтамила. Они наблюдали за нами, когда мы проходили мимо. Они походили на жуткое сборище, с татуировками на лицах и злыми глазами

– Как я понимаю, незнакомцы редко сюда забредают.

– Да уж, туризм здесь не слишком развит, – пробормотал Бэзил, не сводя глаз с наблюдающей за нами толпы.

– Кто это?

– Наёмники, – ответил он. От этого слова у меня по спине поползли мурашки.

Мы свернули за угол на грязную дорогу, которая вела вдоль ручья с мутной водой, вдоль больших куч мусора и грязи и того, что выглядело как накренившийся от гнили старый мост. На противоположном берегу высилось нечто огромное скелетоподобное, протянувшее свои отростки к небу.

– Боже мой. – Я остановилась и показала пальцем. – Это что... дерево?

– То, что от него осталось, – ответил Бэзил. – Когда я был маленьким, а река была полноводной, иногда на нём даже были листья. Но сейчас вода здесь есть только во время ливней, и тогда этот ручей превращается в стремительный поток. Я видел, как он полностью смывает дома, а потом снова пересыхает.

Ветер переменился, унося за собой наиболее едкий воздух и открывая вид на убогие импровизированные лачуги, занимающие большую часть открытого поля позади дерева.

– Что это? – спросила я.

Бэзил посмотрел туда, куда я показывала. – Это? – смущённо спросил он. – раньше это было футбольным полем возле старой школы. Когда я был ребёнком, мы там всё время играли.

– Выглядит так, будто теперь здесь живут люди.

– Но здесь нет электричества. И, скорее всего, воды. – Он отвернулся, пожимая плечами.

После того, как я проковыляла на своих костылях ещё минут десять, мы подошли к домикам, стоящим на извилистой улице вдоль высохшего русла. Большая часть из них была в лучшем состоянии, чем те, что мы видели в городе, в них все четыре стены были на месте, но Бэзил двинулся в сторону одного из самых странных зданий. Крыша с одной стороны покосилась, а большая часть окон была разбита или вынута. Всевозможные предметы были собраны в странные статуи, громоздящиеся во дворе перед входом. Старые экраны от телевизоров и компьютерные мониторы были сложены в виде лестницы, ведущей в никуда. От лёгкого ветерка ярко раскрашенные циркулярные пилы и бестелесные лопасти вертолета, прикреплённые к металлическому столбу кружились, а старые столовые приборы – вилки, ножи, ложки и чашки танцевали и звенели на хрупких ветвях ещё одного мёртвого дерева. Куда бы я ни посмотрела, я видела, как люди и животные наблюдают за нами сверкающими глазами и улыбаются сжатыми губами. Самое печальное, что большинство из этих творений рассыпалось в прах, покрыв землю осколками прошлого, которым я не могла дать правильное название. Единственным объектом, который выглядел рабочим, была высокая мельница, пристроенная к трубе, торчащей из земли.

– Что это такое? – спросила я.

– Ветронасосный агрегат, – объяснил мне Бэзил. – Тебе нравится?

– Каким образом он может качать воду из воздуха? – спросила я.

Он покачал головой: – Это не Водяная Мельница, это насос. Видишь трубу, она идет вниз до грунтовых вод и тянет воду наверх. Затем я провёл трубу, которая подаёт воду из бака в дом.

– Постой, – прервала я его. – Это ты её сконструировал?

Он кивнул.

– Ты построил все эти штуки? – я обвела рукой странные скульптуры.

– Нет, – ответил он, слегка сконфужено. – Это работа моего папы.

– Ох, – произнесла я. – А что насчёт этого? – я указала на заржавевший голубой автомобиль с разномастными колёсами, стоящий возле входной двери.

– Это машина моей мамы, – сказал Бэзил, смущаясь всё больше.

– Так это дом твоего детства? – уточнила я.

– Ага, – ответил он. – Довольно плачевно, не правда ли?

– Ох, Бэзил, – пробормотала я, чувствуя себя слегка неуютно. – Я всегда знала, что моя семья богата из-за значимости работы моих родителей, но я и понятия не имела, что люди могут жить в таких условиях. Я думала, что все отличия в моделях Разумобилей и автоматизации домов, но это... – Я не смогла закончить фразу, потому что готова была заплакать.

– Теперь ты понимаешь, насколько важна Ана для таких людей как мы?

В этот самый момент меня ударило осознание, такое же ужасное, как и оранжевый воздух, который поразил меня полчаса назад. Дело не в том, что я смогу доказать моей маме и Ахимсе, что они не правы. И не в том, чтобы Единый Мир позволил таким людям, как Ана, говорить о еде. Было ещё кое-что, происходящее в мире, и я почувствовала настоящий страх. Что-то более страшное, чем когда нас обстреляли, или мы бежали от Пико и Айрис, потому что реальность во Внешнем Круге не временная. И люди, наполнившие Внутренний Круг, протестующие против ареста Аны хотят большего, чем просто её освобождения. Им нужны их жизни.

Я чувствовала себя неразумным младенцем, который не понимал всего происходящего. Я чувствовала себя непосвящённой. И беспокоило даже то, что я поняла впервые в жизни, что справедливость для людей, живущих здесь, может иметь другое значение, чем для людей моего круга. – Безил, – начала было говорить я, но не смогла закончить. Как я могла сказать ему, что беспокоюсь о своих близких сейчас, когда они назначили цену за его голову?

– Слушай, – он сжал моё плечо. – Это всё ошеломляет, я знаю. И мы оба устали. Нам нужно отдохнуть и дать себе несколько дней на восстановление.

– Здесь? – спросила я, обводя взглядом развалины и разрушения. Затем я притормозила, пытаясь выглядеть менее испуганной, чем на самом деле. – Прости меня. Я уверена, что всё не так плохо, как выглядит.

– Нет. – Здоровой рукой он взялся за ручку входной двери. – Всё гораздо хуже.

* * *

– Мама, – позвал Бэзил, когда мы вошли. – Мам, это Эли. – Мы осторожно прошли по тёмной захламлённой комнате на звук, исходящий от телевизора в задней части дома. Внутри помещения висел тяжёлый, спёртый из-за дыма кудзара воздух. Мне захотелось выйти наружу и вдохнуть свежего воздуха.

– Она ведь не узнает тебя, – прошептала я Бэзилу.

– Я не уверен, что она смогла бы меня узнать, даже если бы я выглядел как обычно. – Прошептал он в ответ.

– Всё не может быть настолько плохо.

– Хочешь поспорить?

Когда мы нашли его мать, она лежала, растянувшись поперёк грязного оранжевого дивана, одна рука свисала на пол рядом с пустыми бутылочками синтамила. Кожа на её лице с впалыми щеками была серого цвета. Тёмные волосы с седыми прядями закрывали лицо. Экран громко орал и мигал, но она не обращала на него ни малейшего внимания.

– Она что...? – У меня перехватило дыхание.

– Жива? – Безил закончил моё предложение бесстрастным тоном. Он нашел пульт и вручную уменьшил звук. – Не узнаем, пока не проверим. – Он пробрался через завалы, присел перед ней на корточки, и уставился на неё, как будто рассматривал что-то смутно знакомое. – Мам. – Он потряс её костлявое плечо. – Мам, проснись. – Он потряс сильнее. – Эй, мам. Элис! – позвал он, тряся ещё сильнее.

– Какого чёрта! – закричала она, проснувшись, и начала отбиваться руками и ногами. – Кто ты такой? Что тебе нужно? – Она засунула руку под подушку, лихорадочно ища что-то.

– Это Эли, – прокричал Бэзил, отшатнувшись от неё. – Твой сын.

– Ты не выглядишь как Эли. – Женщина неуверенно прищурилась и вытащила из-под подушки нож. Я отскочила в сторону и затаила дыхание.

– Что бы тебе ни казалось, – произнёс он, подняв руки вверх, – Это я.

Она наморщила лоб. – Кто тогда она? – она ножом указала в мою сторону.

– Друг, – объяснил он ей. – Нам нужно где-нибудь пережить пару ночей.

– Откуда мне знать, что вы те за кого себя выдаете? – спросила она его.

Он вздохнул с таким видом, как будто не раз участвовал в подобной сцене. – Элайа Робб Минтнер. Родился двадцать девятого марта. Семнадцать лет. Сын Элис Джейн МакХилл и Роберта "Малыша" Минтнера. Младший брат Арол Джеймс Минтнер, родившегося третьего июля, умершего двенадцать лет назад восемнадцатого сентября. У меня есть родимое пятно на заднице в форме носка и шрам на голени, который я получил в шесть лет в результате падения.

Внезапно женщина разрыдалась. Она всхлипывала так, как будто только что потеряла всё на свете. Бэзил повернул голову в мою сторону, закатил глаза и одними губами прошептал: – Прости. – Я была слишком ошеломлена, чтобы произнести хоть слово.

– Может быть, ты хочешь закурить, ма? Подать тебе кудзар? – Он поискал упаковку на захламленном столике рядом с диваном.

– Да, – пробормотала она сквозь рыдания. – Подай мне сигарету, милый. Это уймёт мои нервы. – Она протянула трясущуюся руку. Бэзил откопал помятую пачку, вытащил кудзар, прикурил и глубоко затянулся, прежде чем передать ей. Она сделала глубокую затяжку, сбила пепел и шумно выдохнула. Как будто следуя знакомому ритуалу, он зажёг ещё одну. – Как насчёт того, чтобы отложить нож? – спросил он, затем протянул ей второй кудзар, а она тем временем смахнула первый окурок на коврик.

– Ты и понятия не имеешь, что значит жить здесь, – произнесла она всё ещё дрожащим голосом. – Мне нужно защищать себя. Особенно сейчас, когда эти чертовы землееды живут на футбольном поле.

Бэзил нахмурился. – Кто они?

– Кто их знает? – она вытерла глаза тыльной стороной ладони и села чуть ровнее. – Зачем ты вернулся? – спросила она с сопением. – И что это за девушка? Не похоже, что она из здешних краёв.

– Просто проходил мимо. Захотел проверить как у тебя дела.

Она притворно улыбнулась, как будто бы не поверила его словам. – Ладно, – произнесла она, затягиваясь кудзаром, словно это была спасительная соломинка. Она положила нож обратно под диванную подушку. – Рибальду она не понравится.

– Рибальд? – переспросил Бэзил, подняв брови.

Его мама прикусила щёку изнутри, привычка, которую я заметила и у Бэзила, когда он нервничал. – Мой друг.

– А где папа?

– Откуда мне знать? – взорвалась его мать. – Опять в тюрьме, наверное. Он просто притягивает неприятности. – Она перевела взгляд на меня. – Откуда ты? Что с твоей ногой? – Она посмотрела на Бэзила. – А твоя рука? Ты дрался или ещё чего?

– Мы познакомились на собрании. – Ответила я ей. – И у нас была небольшая авария на мотоцикле по дороге сюда.

– Встреча, да? Так вы все связаны с политикой? Боретесь за правое дело? – Она рассекла рукой воздух. – Хотите изменить систему? Вам недостаточно что я потеряла сына из-за этого? —Выплюнув последние слова, она горько засмеялась. – Вы два идиота! Вы закончите тюрьмой или ещё чем похуже. В точности, как твой папаша! – прокричала она Бэзилу. – Не мог удержаться ни на одной работе. Занимался демагогией и заставлял страдать всех окружающих. Ты видел, что случилось с твоим бедным братом, который хотел во всем походить на отца? И ради чего? За что? – Она ударила рукой по дивану. – Если ты последуешь за ним, то станешь таким же. Ничтожеством.

Бэзил выпрямился, и смотрел мимо неё, пока она поносила его. Я перенесла вес на здоровую ногу и начала было говорить, – Он не..., – но Бэзил схватил меня за запястье и покачал головой.

– Это ни к чему не приведёт, – прошептал он.

Я глубоко вдохнула и проглотила слова, которые хотела сказать в его защиту.

Она запрокинула голову на диванные подушки. – Моя голова меня убивает. У тебя есть что-нибудь?

– Ты же прекрасно знаешь, что нет, – ответил он.

Сузив глаза, она пристально наблюдала за ним, словно готовясь к ещё одной тираде, но затем её лицо прояснилось, и она рассмеялась. – Что ж, тогда ты точно мой мальчик. Ты никогда ничего мне не давал.

Он проигнорировал её выпад и пнул ногой пустую бутылочку. – Ты ела что-нибудь в последнее время?

Она пожала плечами: – Может быть.

– А ещё есть? – осторожно спросил он.

Она сердито на него посмотрела: – Возьми свою собственную.

У меня перехватило дыхание, но Бэзила, казалось, её недоброжелательность никак не задела.

– Зачем? – спросил он с тихим смехом. – Чтобы дать тебе возможность сказать то, что ты всегда говоришь?

– Только не начинай снова, – процедила она, затягиваясь очередным кудзаром, зажатым в зубах. – Это всё твой отец...

– Давай просто не будем об этом, – оборвал он её, протянув здоровую руку. – Мы задержимся здесь на несколько дней, потом пойдём дальше. – Он посмотрел на меня и кивнул в сторону двери. Я последовала за ним в сторону выхода.

– Мне нужно поговорить об этом с Рибальдом, – произнесла она нам вдогонку. – Именно он оплачивает все счета здесь.

Бэзил остановился и сжался, затем посмотрел на неё через плечо. – Так ты хочешь от меня денег?

Его мама языком слизнула с губ осыпавшийся с кудзу пепел. – Даже после того, как твоего отца арестовали, было сложно сводить концы с концами.

– Отлично, – сказал он и прошагал обратно. Он протянул ей несколько купюр из своего кармана. – Этого должно хватить. Позаботься о том, чтобы никто не узнал, что мы здесь.

Она сделала очередную затяжку, прищурившись, наблюдая за кольцами дыма. – У тебя неприятности?

Прежде чем ответить, он вытащил ещё одну купюру и выразительно помахал у неё перед глазами, и произнес: – Нет.

Она взяла купюру у него из рук: – Рада, что ты вернулся домой, сынок.

* * *

Бэзил провёл меня через лабиринт беспорядочно загромождённых комнат в другой конец дома. Сквозь заднюю дверь я увидела ещё несколько разваливающихся скульптур и грязь. Вокруг нас громоздились колченогие стулья, матрасные пружины, разбитые лампы и ещё много всякой всячины из прошлых времён. Одежда свисала из открытых ящиков высоких металлических шкафов. Я увидела как минимум три стиральные машины и около десятка древних разобранных компьютеров, сваленных в углу.

– Что они делают со всем этим хламом?

– По большей части ничего, – Он провёл пальцем по пыльной поверхности старого пианино, которое напомнило мне о фотографии времён второго класса, когда я потеряла большую часть своих зубов. – Мой папа мнит себя художником, но, по правде говоря, он просто барахольщик, а единственное, что он может создать, это проблемы.